Главная | Обратная связь

Солнце смеялось и ликовало, когда я рыдал и плакал от чаяний несбывшихся.

Солнце шло и шло себе по небу.

Солнце абсолютно солидарно со мной.

_____________________________________________________________________________

Нет закона у – дара судьбы. Он случается нечаянно, внезапно, вдруг. И вот он – Друг. Разве любят любимое? Если это не объявление войны. Любовь – это влечение и боязнь к Другому. Исчезает одно из двух и нет любви. Воистину, любовь – это друже любие.

Однажды над просторами земли Денница – Ангел света пролетал, витал, мерцал. И был он гостем со звезды далекой Реи, что антиподом солнца золотым, но неизвестным восприятию людей была, случалась и блистала во вселенной величия вещей – незыблемо, недремно, безмятежно. И был он вестником грядущего – проектом золотого изваяния. Быть может та душа земная, что силой света звездного поражена, ослеплена, гудящие высоты царства света узреть и услыхать способна. И вот она выведена, вознесена в эон счастливый и слеплена телесным изваяньем двойника вечно живого, танцующего в теле золотом.

Осторожно! Потусторонний груз – я даром ядерной силы с улыбкой нездешней. Моя окраина – Мы, и мы существуем, живем, дышим; а вас нет! Во сне. Мы с доброй надежды.

О, вольное дитя! В одеянии слов ложных–сложных правды путем простым иди вне прав и обязательств разных по прихоти своей.

Я снова пришел на эту землю – бродячим сном псом, спавшим до срока в далеких снегах. Среди бесхвостых обезьян искал я человека. Люди с изъяном обязываний не интересовали меня. Я друг человеку девственной земли, устроенной воображением. Я зверь – друг человека, призванного господствовать над зверем, назвавшим себя «человеком». Потому Другой Человек – человек свершения в опыте преодоления преград.

Вы Русы – вирусы жизни – пыльца золотая с подошвы Господа шествующего. Синее небо – пыль золотая дрожит нечаянный опыт первичного вытеснения – первичного «ты». Непрерывность действительного существования распалась, рассыпалась, рассеялась на мгновения па актов, несвязанных обязанных никем и ничем, па реющих стихийно парящих в мерцающем раже. Ничто не заслоняет взор «я» в теле «моем», сотканом из золотых нитей траекторий пути пыльцы золотой. «Я» проявлен в материальном мире в облачении моего «мы» шления. Я воление в мы шлении. Суть вымышленное явление. Золотой Лед. Двойка в тройке.

Брезжило. Я стоял спиною к солнцу и видел как отступает, синеет ночь, прячась от яростного света за горной грядой горизонта. Рядом возникала, сияла, была она, даренная от вечности. Дара – Галатея. Мы всегда входили в миры как дружелюбные, ликующие, вестники Алеоны. Часто попадая в неухоженные миры, мы теряли друг друга и очень страдали, тосковали от одиночества. Сейчас мы стояли рядом на утреней тропе среди диких гор на кромке сна и бодрствования – лев и львица – Рен и Дара – окрыленные странники изумрудного света. Тела наши излучали золотое сияние на ближайшие камни, травы, уходящий вдаль, сверкающий белизной ледник. Оно придавало странную мягкость всему окружению и, в то же время, высвечивало какую то затаенную полыхающую опасность в каждой вещи. Вещи становились вещими и пробуждали в теле дрожание, внешне проявляющееся как смешливость. Странно длящееся Пробуждение, не становящееся бодрствованием, не обретающее привычной устойчивости образов. Внимание к вещам увеличивало яркость золотого сияния. Безусловное доверие к Солнцу за спиной было настолько полным, что Солнце исчезало, кроме нас двоих не было другого источника света. Настало время возвращения на Родину.

Яркий, сочный цвет лиан, лазурные просветы, странные, переливающиеся, переплетающиеся формы. Я шел сквозь многоцветие дебрей, ступая по камням необычайной формы. Впереди, сквозь зелень и блики радужного света сияло золотое изваяние. Неуловимо грациозное, податливо пластичное, откликающееся танцевальным па на внимательный взгляд, манило волшебным очарованием. Я догонял Последнее Изваяние мысли – самого себя. Я преследовал свое тело. Незаметно переступив границу, отделяющую устойчивый мир живых и посмертное. Сокрушив остатки глупой обездвиженной рациональности, на восприятие обрушилось пространство причудливых форм. Внешнее в бездну внутреннего падало встреч истечению внутреннего наружу рассеянно напряженно прихотливым вниманием. Я уже не замечал того, кто скользит сквозит, устремляется вслед золотому изваянию. Я был ветром преследователем ваятелем настигающим вихрем силы.

Точка пустоты–черная дыра–источник жизни–жало холода–Ж руна, таящая безжалостное разрушение – зерно интегрального смысла – ген вирус – иноматериальной природы. Пожирающий внешнее пространство внешними органами восприятия и до срока окуклившийся. Революционный прорыв гена вируса странника в физическую реальность начинается с осознания Тьмы внешней. Я с н о в а с л е п а я а м е б а. Все видимое внутри меня. Тьма – это пространство другого. «Ты» это тело мое единственное – единый мир – сиротливо, слепо, пьяно, пробрасывающий себя в хаос жизни, где невозможна власть над другим – его ни увидеть, ни присвоить, ни узнать, а только ощупывать, касаться, удовольствуясь образами собственного внутреннего понимания. В имени своем я слеп перед Другим. Имя – гарант жизни моей и другого перед лицом вечности. Я заворожен, околдован и выражен в наружные просторы хаоса – я – злое зерно, зрячего в себе знания. Я – злая чума, готовящая невероятный разрушительный акт в мире омраченного действия. Я – угроза любому режиму безопасности. Жизнь – опасна.

Звездно рассыпана осыпана зас(ы)пана пенная панна Русь. Руно из слов – ловко оковы сна сняв. Но очи слипаются–маются царевны ревностной во арте ли тел равноценно цельных инных новых ходящих собой и суд. Бой царей – рыскание рыцарей реяние еще ищущих и уже все. Уже – жестко железо злого желания – лань солнца ощущающее – о зов веков – у вечных в вечной надежде года где слово – ловец цели – лицом месяца радости хитрых стихий – во стихах с тихающих истекающих кающихся – несущих вид сущего с подарком роковым. Но кроме пути по кромке снов – в окне из слов – слеза полезна ли – знали ли вы ливни – лиясь аллилуей лучей светлых – телом во слове славы весомых – несомых потоком – потому же с твореньем согласному – мост – стой! – и с той стороны – свет свят ветер тронет и нет сна – и радугой веры – цветен – твари завет. За ветром – орлом ли ролью–ли лирой лругих рой образов – правды зов – бери любой – бой позади – созижди мост и осторожно – со женою нежною – иди. Дикий зверь бешено мается в круге имен – ты же иди ты жди – надежность в одежде сна – и верность в ровности стиля времени – меня манящего по прямой – сияние пустой любви впереди.

Сон нежный снежный – но я слеп – ленно виясь – и я – ясен – сень осени – ясень – никому. Окно в ночь – чистым туманом – мановением саманным обманным мгновением огня – искрами к раме мер черных ночи истых – вздыхая – хваля волю бы леля полей и лесов где сон сов – год вскрик – и вновь тишина – витютень день – тень – звень – и на коне цен – и наконец он сон.

По моему именно моя яма ума памяти майя мается. От мы ться бы – себя найдя вне – и в одежде зрячей надежды ожиданием дара разума забвения веяния явно иной новой ой! – Да жизни знаком знания Я – без изьяна из обезьяны – в лето полета тополей – среди и ради полей лей – не жалей – льни – сонно цветя в ночь.

Я – перышко плывущее в ясном небе. Я – синий конь по желтой степи летящий. Я – рыбка сверкнувшая в быстрой воде. Я тень что бежит за ребенком. Я – вечерний свет лелеющих лугов. Я – орел играющий с бурей. Я – гроздь разноцветных ягод. Я – прохладный рассвет и далекие звезды. Я – ревущего ливня потоки. Я – блистающий горный снег. Я – дорожка луны на воде. Я – олень убегающий в сумерки. Я – колыхание трав на ветру. Я – пряное поле. Я – стая птиц в небе высоком. Я – голод молодого волка. Я – шести цветное пламя. Я – сновидение обо всем об этом. В радости я ликую. Любовь переполняет меня.

Ночь возникновенья из забвенья – блики звезд – и лики – но что то случилось – тревога, тревога – безумия пропасть – ошибка – недоразумение – опора уходит – срыв и паденье – было иль не было – свет или тьма – звук затихает – шёпот неясный – бесцельный – каждый миг – отрыв – разрушение – иль разрешение – быть в небыли – пытка или попытка и проба – и снова ошибка – о горя мгновенья и миг отделенья – как громко звенит тишина при разлуке – рокотом грозным в испуге забвенья и заблужденья – в мерцании вдруг – призрачно четко – росчерк ласточки крыльев – спасенье? – но не дремлет глаз зоркий – нить непрерывности – ниточка жизни шута – и блаженство. Ночи тропа – искренен миг – сник и возник – холод – покой – сновидение. Вдруг! – приближается утро – нет – утро было всегда – прозрачны все краски и звуки – лазури сияние – и пурпур – нет никого – ветер и снег – медленно думы плывут – яркий день вспыхнет на миг и уходит – уходит – просыпается песок сквозь пальцы – теряется в бездне – и пальцы в песок обратились – но взгляд пристально строг – в нем звук возникает – на ниточке этой – над бездной шут пляшет – играет и плачет –или то ветер шумит?

Зияющая бездна пустоты – хвалы достойна и хулы – свята и грешна ирреальна. Вмещает сущее и здесь же отпускает. Здесь узы тайные, которых крепче нет. Здесь вольность изначальная прозренья. Непостижима – неизвестна – невозможна. Великая – ничтожная – любая. Ничто не опосредуется ей. Не держит ничего пусть будет! Холодная, бесстрастная нейтраль – фон рассмотрения любого. И место узнаванья правды. И место, где вершится жизнь. Покойная, прозрачная основа Спасителя – Творца. Уничтожая, порождает жизнь. И жалом смерти гонит жизнь вперед. Попытку быть в пустыне обрети – и пустота любовью вечной обернется. Жива пустыня, значит нету пустоты и бодрствует животворящее начало. Мертва, и жизнь подобна сновидению. Не зеркало, но выясняет честно суть изначальных намерений души любой. Спроси же о себе – и эхо пустоты в ответ – «спроси же о себе». Честнее не найти помощника и друга. Важнейшей назовешь и тяжелее не найти вещей. Забыв про важность, одуванчика пушинкой легчайшей пари средь звезд. Святое место пусто не бывает?! Святое место пустотой пребудет вечно. Оно же очищает до предела все приходящее сюда и превращает в ясное прозрачное сознанье – то истинный хозяин пустоты. Оно из пустоты извлечь сумеет все, что любо, ведь беспредельна щедрость пустоты. Пустота имманентна всегда – пустота мимо «нет», мимо «да». Она не супротивна ничему – отсюда миротворчества начала. Пустота вечна – не рождена и не рожает, не умирает никогда. Это то, чего нет, это то, что «дано», и реальнее не найти. Она же – тайный управитель всех миров. И память, вытесняя пустоту, жестокий деспот жизни, причинно следственною нитью смертной, вяжет спонтанную активность живых душ. Но память, отпуская, как опыт мертвый, на экране пустоты найдешь прекрасный след, оставленный любовью – она ведь позволяет все – легки ее крыла – и паутину смерти рвут они. И время, угасая в пустоте, тотчас же возвращает мне любовь. Все отпуская, мы любовь находим, лелеющую все вокруг. И тайна верности взаимной есть тайна созреванья в пустоте.

Где Синархия – мать Анархии каждого? «Где?» словно стрелка компаса мечется, указывая на юг и на север, на конкретное и воображаемое. «Где?» гонец года – к деянью и к намеренью, туда и обратно, и обратного пути нет и, потому «где?» вечно по волне времени мчится с неведомой, невозможной для присвоения вестью. Знание несет, которое не скажешь, знание акта, возникающего вновь и вновь соответственно обстоятельствам встречи. Вечная относительность и безусловная верность вести. Вопрошающий поистине безумен и свят, сакрален и в вопрошении освобождается от юрисдикции любых фиксированных правил. Только сама истина может спрашивать об истине и утверждать ее в себе. Вопрос об истине не есть вопрос о смысле жизни – это сама суть жизни – вопрошание. Почему я спрашиваю «Зачем» живу? И как. Где не стоит вопрос об истине, там общество и личности несомненно движутся к гибели, к деградации сознания. Мессии, пророки, спасители, гадатели лишь ускоряют процесс распада. Они проповедуют свет и любовь по формуле «каждому – свое», подменяя вопрос ответом. Я же говорю словами отвращения ко всем красивым и понятным смыслам. И в ненависти не на видимое указываю. Я зрелое и острое сознание несу и презираю благотворительность мессий и миссий и разрушаю все перед собой. Но след как созиданье позади. Единственная Истина нуждается в единственном свидетельствующем ее Вестнике. Отсюда соборный, зовущий, предложный характер ее. Я – реально грезящий – есмь истина – предложенная тебе как правда в легком облачении обмана. И я – весь с силой своей в неустойчивой полноте обращаюсь в радости к тебе другому в цельности поцелуя истины, растождествляя себя с собой. Я отчуждаюсь от какой бы то ни было истины вне моего Я- вопрошения, Я- воления и держу путь к утопической полнокровной, зрелой, гордой уверенности другого и, только здесь я дружелюбен. Другие – это ад моего самоуверенного Я. Другие – это рай от личного Я. Нет в дружбе третьего авторитета, кроме нейтральной формы красоты, скользящей, касательной, косметики стиля отношений. И в ней чудо. Доброй и праведной жизни. Являясь двуединым существом с двойной природою вниманья, я, словно, пограничник, страж двух территорий. Бис страстен я биомембраной жизни. И тер-мины- слова – как «чур меня» от однозначных пониманий.

Звезды на небе, огоньки судеб людских на земле. Города и страны, дни, ночи. Солнце, земля, небо, горы, море, цветы, деревья, птицы, звери, люди. Кто Я?, откуда Я?, куда Я путь держу и с кем? Не жертва ли я хищной бездны, что всех ввергает в жерл смерти гнусной? И вот с трудом я выдираю себя из болота привычно понятных способов самоопределения. Пронзительно ясно сознаю холод своего взгляда на разжиженные смыслы людские. Себя воспринимаю как чрезвычайно твердую точку – искру заряд понимания, соединяющую в себе конкретную случайность моей жизни, ее мимолетный миг в пустоте и огромную, трезвую насыщенность ее мечтой и грезой. Здесь – снисходительность моя и гордость пред разными сообществами. Ни с кем я не могу разделить убеждений коллективных, ни один союз с законным основанием не устраивает меня среди людей. Но яростно жаждет сердце любви и великой дружбы. О ней хорошо знает зимний шальной ветер в неведомых горах, о ней знают далекие звезды, о ней знает душа былинных богатырей, идущих в незнаемое. И вот решил я собирать команду корабля, что странствует меж звезд. Да будет жизнь моя здесь как пари, предложенье небывалой дружбы, что побеждает смерть. В пари же этом равноправна праведная пара: быль небыль, пара доксальные пара метры души. Когда я целиком и полно, надежно верно и любовно пребываю в моменте настоящего «теперь», я забываю о причине жизни и о ее конце. В начале настоящее, вначале длится вечно. Рожден ли я? – Нет, пребываю вечно. Кто мой отец? Мой брат и друг. Ты, что быть может, ждешь меня на неведомых берегах великого океана. Абсолютно все потерянные друзья ждут нас на далеких берегах воскресенья – сейчас. Груз моего кораблика мечты – греза о Воздаянии и жаждущее жертвенное Сердце. Чем я могу помочь всем смертным? Только вовлекая в грезу и отправляясь в путь. Свою же фактичность каждый исцеляет сам. Отчалить же мы сможем, отпустив, простив берега утверждений лживо надежных причин и следствий. Ведь «завтра» и «вчера» лишь метки всеобъемлющего воображения, где память опросталась в представление. В них стиль твой легкий и простой. Преступный. Короткая молитва: вдох выдох и полет. И знаю я, что человечии увечные права законы, случайная нелепая попытка власти над бездной несознательной стихии той бездны, что откликнулась в стихах. Окликни нутряным звучаньем и тотчас слышишь отклик в тишине. Попытка власти длит тысячелетья машиной времени, венчая жизнь на смерть. Но вот, мы видим прорастают души своенравно, любопытно, и время свернулось калачиком пара графа, у годного жизни года. Союзы смертных, я разрушить жажду, ради союза, восставших своевольцев, не знающих закона над собой и судии. Дело разрушения разрешения я довожу до конца в слове – термине, утверждая отце убывство, отсутствие одного основания, одной вселенной для всех, суда устраивающего каждого (инквизиторского). В привычном слове становлюсь изгоем, беглецом, прокаженным, отверженным, отвергающим явные причинно следственные связи природной вселенной, не соглашаясь с ними и начиная все с нуля, изобретая слово живое и практику иную, растождествляя имя и названье.

Откровенье всеобъемлющего единства: когда, слагая разные влеченья по вектору их, найдешь такую ось, где суть твоя внезапно задрожит в могучем ритме сил вселенских, то знай – вдоль по такой оси грядущее твое нерасторжимо с настоящим живет, иди вперед, не властна над тобой случайность злая, всеведенье ростки пускает здесь, пронзая сердце – то место, где рождается звезда. Спиральною воронкой время здесь зарядом в точку пустоты и, расщепляясь на два разнонаправленных потока. И тот, кто не прожил, не осознал заряд предельного вселенского достатка в себе – несет его река злой воли, где он лишь пища для кого то.

Когда конструкция из слов надежна и крепка и согласована с деяньем, тогда из под руки твоей выходит вещь любая живой, и вещей и прекрасной. Ведь все, что пребывает в мире, то прежде в Слове обитало, а слово удержать сумеешь лишь цельностью самосознанья.

Признак творческого разума в способности удерживать внимание одновременно на двух диаметрально противоположных идеях и совмещать их в своем мышлении – намерении. Такой разум – дверь к праведной жизни. Однозначность же, в каких бы прекрасных идеях она не выражалась, является стратегией прожорливой личинки с гастрономическим интересом к жизни, несущей смерть.

Действительное Слово превосходит звон золотых озвученных монет и маскарад именований ложных – оно подобно ветру продувает насквозь и скрыться невозможно от него. Я снаружи от вас, я – Руг Раджа ваших снов – мы встретимся на краю Вселенной, на плоту из слов и снов и узора грез.

Присваивать, иметь, понимать, использовать достаточно для удовольствия иллюзорных чувств, но, обнаружив в глубине единственную правду нрава своего, найдешь весь мир рассыпанным на части. Разлуки и потери, разгром и разрушение, лишение. Но потерявший все – отыщет милосердие – ассоциацию легчайших знаков. По прихотливой милости Творца, по Со вести.

Я, Хорус Руг, суровый варвар, не знающий закона над собою, в мир паутины ваших предписаний сердитым и злым шершнем врываюсь… В ваш мир улыбок наглых, самовлюбленных и фальшивых несу я откровенье жизни гордой и в горле моем вольность расцветает… Забыл Богов, ловушку «человека», гляжу я дружелюбно и пытливо на равных мне и своенравных братьев, что признают всего один закон параграф вольной, самостийной жизни.

Любовной силой жизни никто не обделен. Любовь обнимает, окукливает твои личные потребности. Не усомнись в любви. Не отгораживайся от любви. Не строй внутри себя защитных крепостей, любовь уже защитила тебя милосердием своим. Весь внешний мир стал внутренним миром индивидуальности – куколки любви. Любуйся, верность храни любованию. И берегись магии сострадания, она стремится подменить великую Любовь.

Настоящий диалог – урок сюрпризов обоюдных, настоящее, не ставшее привычкой, но вечный поединок, дуэль, борьба и подлинное, радостное приключение. В диалоге спонтанно, самопроизвольно каждый обращается к своему партнеру, взыскуя непредсказуемый ответ.

Ключ к Тайне – «точка пустоты» путь точный и опасный. Переворот здесь методов привычных. В отличии от «пустоты для точек», что контуры лишь кладбища проводит, и утишает мертвые умы.

Истина возникает потихоньку из тины утомительных исканий и утоленье в ней душе. Я–ник–с ник аю нив ну ниц при ник аю в по кое пло тные пре грады про ни цаю вновь воз никаю и в ночи мерцаю. Аз- Ник уз- ник ом в ночи в оз ник в я рос ти врастаивая в ночь.

Зазвенели, зацвели, заплакали звоны звезд в распахнутых глазищах. Внемли земли звону и знаку, зрелому звуку – азбуке знаний, зоркому сердцу бездна открыта, зернами звезд я в зиянье возникну неба другого.

Не жди, не верь и не люби, не знай, не думай, не гадай, не будь, Но замечай, внимай дрожанию пылинки в пустоте, склонившейся былинке. Прозрачной чистотой небытия исполнись и найдешь основу всех вещей и честь свою.

Я знаю только дыхание. Его не поймаешь и не присвоишь. Приходит и уходит. Быль – небыль. Я от напряжения вдоха к удовольствию выдоха. Я – между выдохом и вдохом в зияющем зазоре – слева Солнце, справа Луна, бабочка машет крыльями и раздувает ветер. Путь духа отмечаю – меч таю – незримый меч тая.