Главная | Обратная связь

Дорнах, 21 июня 1923 г. ПСС т. 224

В краткой лекции, сегодня пополудни предшествовавшей эврнтмическому представлению, я уже указал на то, что даже по отношению современного человека к праздничным моментам года можно судить, насколько мы впали в материализм. Правда, тогда материалистическое воззрение необходимо понимать гораздо глубже, чем это бывает обычно. Самая опасная характеристика нашего времени не в том, что люди поражены материализмом, гораздо опаснее поверхностность нашего времени. Эта поверхностность существует не только в отношении духовных мировоззрений, но и в отношении самого материализма. Его принимают в поверхностных проявлениях. Так, например, сегодня пополудни я обратил внимание на то, что такие вещи, как настроения, которым люди в древности еще предавались в разные времена года, в эти старые времена выражались также в праздничных мероприятиях. В праздник зимнего солнцеворота, в праздник весны, в праздник Иоаннова дня, в праздник Михаила, в те вполне определенные культовые или проникнутые подобием культа мероприятия вкладывались все-таки различные настроения, которые должны были овладевать человеком, если он сознательно переживал течение года.

Душе человека давалось благодаря этому то, что нынче человеку дается лишь применительно к телу. Мы все еще сопереживаем течение дня. Когда утром золото зари предвещает появление солнца, мы садимся завтракать. Когда солнце стоит высоко, когда оно любовно льет свой свет и тепло на земных людей, у нас наступает время обеда и таким образом все идет далее к ужину. С помощью этих праздничных мероприятий мы в течение дня следуем за дневным ходом солнца, сопереживая в себе самих этот огненный объезд мира солнцем. Утоляя голод и насыщаясь, мы сопереживаем то, что совершает солнце при своем огненном объезде мира. Так что в определенные моменты дня существует и вполне определенное настроение для человеческого физического организма. Завтрак, обед, чай, ужин мы можем назвать праздниками дня. Человеческий физический организм следует здесь за тем, что совершается в отношениях Земли с Космосом.

В древние времена, когда на основе состояний инстинктивного ясновидения душевная жизнь переживалась интенсивнее, подобным образом следовали за течением года. Определенные вещи даже переходили из одной сферы в другую. Вам достаточно только вспомнить то, что еще остается от этих вещей,— пасхальные яйца, гуси святого Мартина и так далее. Здесь низший регион, телесный регион вторгается в душевный регион, который, собственно, должен на душевный лад сопереживать течение года. Ну а материалистическая эпоха высказалась бы, не скажу, что за пасхальные яйца, но за гусей святого Мартина и тому подобное в течение всего года.

Однако в древности не эти вещи имелись в виду, когда речь шла о настоящих праздничных настроениях. Они согласовывались с душевным голодом и душевным насыщением. Душа человека в чем-то ином нуждалась на Рождество, в чем-то ином — на Пасху, на Иоаннов день и праздник Михаила. И то, что содержалось в устройстве торжеств, действительно можно сравнивать с оглядкой на голод, который душа испытывает именно в наступающем отрезке года, и с насыщением души в этом отрезке года.

Итак, можно сказать, что, взирая на дневное движение солнца, мы можем отнести к нему то, что полезно нашему телу; глядя же на годичное движение солнца, мы можем отнести к нему то, что полезно нашей душе.

Если праздники должны будут заново ожить, то это, естественно, должно будет исходить из гораздо более сознательного состояния - из такого пробуждения души, к которому стремится антропософское умонастроение.

Мы не можем так просто исторически возобнови 1ь старые праздники. Мы должны заново обрести их посредством новых познаний и представлений о мире, исходя из нашего собственного душевного существа. Но ведь мы различаем у человека кроме тела и души также и дух!

Вообще уже тогда, когда говорится о душе, современному человеку трудно вызвать определенные представления. Здесь все расплывается в сплошной неопределенности. Дело не только в том, что в XIX веке заговорили о психологии, учении о душе без души. Фриц Маутнер, великий специалист в области критики языка, открыл, что душа - это нечто столь неопределенное, что мы, собственно, никакой души и не знаем; мы знаем только определенные мысли, ощущения, чувства, которые переживаем, но мы не знаем единой души. Поэтому в будущем нам совсем не следовало бы употреблять слово "душа". Нам следовало бы говорить о неопределенном внутреннем беспорядке и говорить не "душа", а "содушие". Так что будущему Клопштоку, когда он будет сочинять "Мессиаду", Фриц Маутнер посоветует говорить не "Воспой, о бессмертная душа, спасение грешных людей...", а "Воспой, о бессмертное содушие, спасение грешных людей...", если в этом учении о содушии вообще есть еще какой-либо смысл! Так что у нас в будущем будет не учение о душе, а учение о содушии!

Тут мы в самом деле должны сказать, что современный человек не знает уже ничего об этой связи своей души с годичным движением солнца. Он стал материалистом и в этом. Он держится за праздничные моменты дня, которые следуют за движением солнца. Праздники справляются скорее по привычке, но не ощущаются живыми. А ведь кроме тела, души, или, согласно Фрицу Маутнеру, содушия, у нас есть еще и дух!

В мировом процессе существуют исторические эпохи. Этим историческим эпохам, простирающимся над течением года и охватывающим столетия, в свою очередь человеческий ДУХ сопутствует, если он их соощущает. Их отлично переживали в древние времена. Тот, кто возвышенным умом умеет правильным образом вникать в то, как в древности люди переносились мыслью в поток времени, знает, как всюду говорили, что на том или ином рубеже эпох объявлялась какая-либо личность, которая вновь открывала миру духовное, проистекающее из Высей. Затем это духовное входило в жизнь, как в физическую жизнь входит солнечный луч. Когда же наступали сумерки и этой эпохи, являлось снова что-то новое.

Эти исторические эпохи так же связаны с духовным развитием человечества, как движение солнца в течение года связано с душевным развитием. Конечно, чтобы опять живым образом начать понимать духовное развитие, необходимо в сознательном духовном познании учиться понимать, каким образом наступают перевороты, метаморфозы в ходе развития человечества. Сегодня люди совсем не хотят замечать наступление этих метаморфоз. Бывают как-либо внешне затронуты их последствиями, однако внутренне люди не хотят останавливаться на переворотах, которые приходят из духовного мира и находят выражение во внешних мировых явлениях.

Следовало бы лишь взглянуть на то, как у детей, у молодых людей в наше время проступают определенное направление мыслей, направление ощущений и чувств, которые были еще чужды прежним поколениям; какие происходят великие перевороты, которые, если посмотреть на соответствующие элементы, вполне можно сравнивать в ходе развития человечества с ходом года. Поэтому следовало бы прислушиваться к тому, что отдельные эпохи провозглашают в качестве своих запросов, следовало бы вслушиваться в то, как наступает новая эпоха и как она требует от человека чего-то иного, чем требовала предыдущая. Но как раз органом восприятия этого люди сегодня располагают в наименьшей мере.

Великие жизненные взаимосвязи могут вставать перед нашей душой, если мы опять-таки из нашего современного сознания надлежащим образом пробьемся к праздничным настроениям, если мы позволим проникнуть в нашу душу, например, настроению Иоаннова дня и если, исходя из этою настроения, мы попытаемся приобрести для нашей души то, что принесет нашему пониманию поощрение, поддержку, так как к нам на помощь приходит космос.

Конечно, современным людям более или менее стали безразличны вещи, связанные с величием мирового развития. Сегодня нет сердец, которым были бы понятны великие мировые взаимосвязи. В этом сказывается проникновение духа мелочности, я бы сказал, проникновение духа микроскопии и атомизирования в явления, которые, если говорить о них так, как я должен здесь это делать, естественно, производят впечатление парадоксов.

Именно в связи с Иоанновым настроением я хотел бы указать на одно явление. Связь будет несколько отдаленной, но я хотел бы указать на него.

Что является более само собой разумеющимся, чем впечатление от роста растений, роста деревьев даже для человека, не имеющего особенно развитого органа восприятия хода года? С наступлением весны вес зеленеет, идет в рост, распускается, происходит переход от листьев к цветам. Этот оживленный рост производит впечатление, будто космос своими солнечными воздействиями призвал Землю открыться Вселенной. Все это наступает ко дню праздника Иоанна.

Затем силы роста и произрастания снова отступают. Тогда мы приближаемся к тому времени, когда Земля сосредоточивает в себе самой силы роста, когда Земля прячется от космоса. Естественно, что под впечатлением от протекания года создается представление, что зиму отличает снежный покров, что растения, так сказать, прячутся всем их существом в почву, лето же отличает появление растений, растущих навстречу космосу. Что может быть естественнее представления — хотя в более глубоком смысле верно как раз обратное,— что растения спят зимой и бодрствуют летом?

Не стану говорить теперь о правильном и неправильном понимании этого сна и бодрствования. Я хочу говорить только о впечатлениях, которые возникают от того, что люди имеют представление, что с летом связано развертывание вегетации, с зимой — отступление, удаление вегетации. У человека все-таки образуется род мироощущения. Он вовлекается в чувство связи с согревающей и сияющей силой солнца, когда эту согревающую и сияющую силу солнца он видит в зеленеющем и цветущем растительном покрове Земли и вовлекается в ощущение, будто по отношению к космосу он становится земным отшельником зимой, когда уже не видно растительного покрова п когда, призывая к внутренней деятельности, снежный покров отделяет Землю от космоса. Короче, чувствуя и ощущая подобным образом, до некоторой степени отрываешься своим земным сознанием от земного бытия и переносишься благодаря этому в великие отношения Вселенной.

Но вот появляется современное научное исследование, которое я не критикую,— то, что я теперь скажу, будет не выговором, а скорее хвалой научному исследованию,— появляется современное научное исследование и пожимает плечами, слыша речь о великих космических взаимосвязях. Почему это, когда деревья начинают распускаться, зеленеть, когда земля покрывается растительным ковром, нужно чувствовать себя возвышенным до божественно сияющей, согревающей силы солнца? Почему нужно ощущать связь этих вырастающих из земли растений со Вселенной? Это мешает. Космические чувства мешают. Обладание такими чувствами отнюдь не согласуется с материалистическим сознанием. Однако растение все-таки есть растение. У растения есть что-то вроде упрямства. Оно цветет только весной, заявляет о своей готовности плодоносить летом. Как все это происходит? Здесь приходится иметь дело не просто с растением, но со всей Вселенной! Чувствуя, ощущая и познавая эти вещи, необходимо иметь дело со всем миром, а не только с растением. Однако ничего подобного не происходит! Когда же все-таки дают себе труд не иметь дела с веществами в распыленной или кристаллической форме, то занимаются структурами атомов, атомным ядром, электромагнитной атмосферой и так далее. То есть стараются иметь дело с чем-то обособленным, а не с тем, что ведет по многим направлениям. Надо уступать растению, необходимо иметь ощущение, которое простирается в космос! И все-таки ужасно, когда люди не могут ограничить свое поле зрения просто отдельным объектом! Ведь это так привычно: при наблюдении с помощью микроскопа все вокруг выглядит изолированно, имеется лишь маленькое поле зрения и все происходит обособленно, в малом. Растение тоже ведь надо уметь рассматривать само по себе, вне его связи с космосом!

И вот, посмотрите, именно в этой области на рубеже Х1Х-ХХ веков исследователям удалось достигнуть кое-чего из ряда вон выходящего. Конечно, тогда уже было вполне определенно известно, что летнее и зимнее состояния отдельных растений можно преодолеть в оранжереях, теплицах и так далее. Однако в целом от представления о том, что растения все-таки нуждаются в зимнем покое, на рубеже Х1Х-ХХ веков отошли еще не слишком далеко. В то время велись дискуссии о том, как обстоит дело с тропическими растениями. Исследователи, которые ничего не хотели знать о связи с космосом, утверждали, что тропические растения растут весь год. Другие, придерживавшиеся еще старых, консервативных взглядов, говорили: "Конечно, думать так, попадая в буйно растущий зеленый мир тропиков, можно только по той причине, что зимнему покою растения предаются здесь в разное время, некоторые из них — в течение всего восьми дней; оттого и не видно, что определенный вид находится в состоянии покоя". Обстоятельные дискуссии велись о том, что происходит с тропическими растениями. Короче, из-за этой связи растительного мира с космосом чувствовалось ужасное неудобство.

В этом отношении интереснейшие, остроумнейшие опыты производились как раз на рубеже Х1Х-ХХ веков; и в самом деле, не только у множества отдельных однолетних растений, но даже и у деревьев, которые гораздо более стойки, удалось сломить их упрямство, их космическое упрямство. Путем создания определенных условий удалось превратить растения, известные за однолетние, в многолетние, то есть удалось преодолеть их зависимость от космических условий. Для большого числа наших лесных деревьев, представленных в умеренном климате, удалось добиться условий, приводящих к тому, что деревья, относительно которых полагали, что им это зимнее время необходимо, что им надо стоять зимой обнаженными и сухими, продолжали оставаться зелеными. Ибо такова была предпосылка известных материалистических интерпретаций. В этом отношении было проделано нечто действительно необычайно изобретательное.

Додумались до того, что стало возможным отучить деревья от связи с космосом, поместив их в закрытое помещение, а почву как следует питая питательными солями. Таким образом, растения, которые иначе ничего не находили в зимнее время, когда почва бедна питательными солями, теперь получали свои питательные соли. При достаточном количестве влаги, тепла, света деревья росли.

Только одно дерево во всей Средней Европе сопротивлялось этой научной любознательности в начале XX века. Это был бук, красный бук. Его донимали со всех сторон, его тоже держали взаперти в закрытом помещении! Его снабжали всеми необходимыми питательными солями, всей необходимой влагой и теплом, но он упрямился, он, несмотря ни на что, требовал своего зимнего покоя. Но он был совсем один.

И вот уже в XX столетии, в 1914 году — я теперь буду говорить не о начале мировой войны, а о другом великом историческом событии — мы имеем нечто грандиозное: чрезвычайно удачливом в этой области исследователю Клебсу удалось отучить и бук от его космического упрямства. Очень просто ему удалось выращивать бук в закрытых помещениях, создавая необходимые для него условия: надлежащее солнечное освещение, которое можно было измерять. И, смотрите-ка, бук не сопротивлялся, он приспособился к тому, чего от него хотели исследователи.

Я говорю не о явлении, которое надо бранить, ибо кто не восхитится таким исследовательским усердием! Кроме того, было бы безумием опровергать эти вещи. Они существуют и они именно таковы. Значит, речь должна идти при этом не об одобрении пли опровержении, а о чем-то ином.

Почему бы где-либо на нейтральной почве не найтись подходящим условиям для выращивания волос в отрыве от человека и животного? Почему нет? Для этого надо только создать подходящие условия. Я, правда, знаю, что уже в наше время многим было бы приятнее, чтобы волосы росли на голове, а не производились внешне при помощи какой-либо культуры. Но можно себе представить, что достижимо и это... Тут, пожалуй, нам не было бы надобности приводить в связь с космосом то, что происходит на Земле.

Можно, разумеется, иметь должное уважение к научному исследованию, однако необходимо заглядывать глубже в эти вещи. Сверх того, что я излагал здесь некоторое время назад об элементах, я сегодня хотел бы сказать следующее.

Необходимо ясно представлять себе, что имеет место, например, следующее. Мы знаем, что когда-то Земля и Солнце составляли одно тело. Это, конечно, было очень давно — в период Сатурна, в период Солнца. Затем произошло краткое повторение этого состояния в земной период. Тем не менее кое-что, относящееся к нему, в Земле осталось. Мы опять извлекаем его сегодня. И мы извлекаем его не только из состояния повторения, происходившего уже в наш земной период, когда сжигаем в наших помещениях каменный уголь, но мы извлекаем его, когда используем электричество. Ибо в те времена, когда после периода Сатурна, в период Солнца, Солнце и Земля были едины, была заложена основа того, что мы имеем электричество на Земле. В электричестве мы имеем силу, издавна связанную с Землей, солнечную силу, скрытую в Земле силу солнца.

Почему бы, если только как следует взяться за дело, даже упрямому буку не согласиться вместо солнечной силы, вливающейся потоками из космоса, пользоваться световой сплои солнца, добытой в форме электричества из Земли?

Однако, внимательно присматриваясь к этим вещам, можно будет заметить, насколько нуждается в углублении все наше познание. Пока еще люди могли думать, что солнечная сила поступает только из космоса, они из непосредственного наблюдения ежегодного роста растений приходили к сознанию своей связи с космосом. В современную эпоху, когда хотят с материалистических позиций отделить от космоса то, в чем столь легко увидеть космическое воздействие, необходимо перед лицом кажущейся самостоятельности растений иметь наук}', которая помнит, что между Землей и Солнцем существовала в древности космическая связь, но в иной форме. Будучи как бы микроскопически ограничены, мы, с одной стороны, тем более нуждаемся в интенсивной широте взгляда, а с другой (и как раз при вхождении в детали) — обнаруживается, насколько необходима нам эта широта взгляда.

Речь вовсе не о том, чтобы на антропософской почве диллетантски возмущаться происходящим прогрессом в исследованиях. Но ввиду того, что в силу своей собственной природы прогресс в исследованиях будет подводить нас все больше и больше к той натуре дождевого червя, о которой я часто здесь говорил, и мы не сможем свободно смотреть в дали пространства, нам необходимо приобретать более широкий взгляд, обширный космически-исторический взгляд, чтобы доводить до сознания взаимосвязь между Землей и Солнцем не только в современном периоде развития Земли, но и в те давно прошедшие времена, которые мы называем периодом Солнца в космическом развитии Земли. Нам нужен везде противоположный полюс. Не в брюзжании на научные исследования нуждаемся мы, а в противоположном им спиритуальном, духовном полюсе. Вот правильная точка зрения, которую нам надлежит иметь. И это, я бы сказал, есть также настроение Иоаннова дня, когда мы это вписываем в душу, когда мы понимаем, что мы должны жить теперь прямо-таки в мироисторическом настроении Иоаннова дня, что мы должны обратить наш взгляд в просторы космоса. Мы нуждаемся в этом. Мы нуждаемся именно в спиритуалыюм отношении к познанию. Сегодня одними разговорами о духовном ничего не достигнешь, это возможно единственно путем действительного проникновения в конкретные явления духовного мира. То, что можно извлечь из космического развития Земли, обращая внимание на развитие Сатурна, Солнца, Луны, Земли и так далее, обладает чрезвычайной важностью для познания, также и в историческом отношении.

Если материалистическая наука столь блестящими исследовательскими результатами обращает наше внимание на то, что даже упрямый бук может быть доведен до того, что станет обходиться без солнечного света и расти при электрическом свете, то нас, если мы не обладаем спиритуальными познаниями, это приведет к тому, что мир для нас раздробится, а наше поле зрения сузится. Вот теперь перед нами стоит бук, электрический свет поддерживает его рост, а мы не ведаем ничего, кроме того, что видим на этом узком поле.

Если же мы оснащены спиритуальными познаниями, то мы скажем уже нечто другое. Тогда мы скажем себе: "Лишая бук нынешнего солнечного света, Клебс должен давать ему в форме электричества древнейший солнечный свет". Тогда взгляд наш не будет узким, напротив, взгляд наш необычайно расширится.

"Подумаешь,— скажут с легкостью люди, больше не желающие знать ничего о душевном протекании года, — один день, как другой: завтрак, обед, чай, ужин; хорошо, конечно, что на Рождество бывает кое-что и получше, но, в сущности, так проходит и весь год день за днем". Они смотрят только на день, то есть на внешнюю материальную жизнь человека. "Подумаешь, космические взаимосвязи! Будем свободны от подобного мировоззрения!

Отдадим себе отчет в том, что даже упрямый бук уже не нуждается в космосе, что нам достаточно, заперев его в темницу, доставлять ему лишь достаточно электрического света, н он будет расти без солнца!'' Нет, он именно не растет без солнца. Нам надо только, делая что-либо подобное, уметь надлежащим образом отыскивать солнце. Но тогда нам надо иметь ясное представление, что существует и нечто иное, существует и иное положение. При более широком взгляде оказывается, что это все-таки разные вещи — позволяем ли мы буку развиваться при космическом свете солнца или мы снабжаем его ариманизованным светом, происходящим из отдаленных эпох. И мы вспоминаем о том, о чем уж часто говорили,— о том, что происходит в поступательном развитии нормально, и о люциферическом, с одной стороны, и ариманическом — с другой.

Имея удовлетворительный взгляд на эти вещи, мы не станем упиваться тем, как изощренно нам удалось преодолеть космическое упрямство бука, но пойдем гораздо дальше. Мы обратимся к сокам букового дерева и исследуем их действие на человеческий организм. Мы исследуем действие на человеческий организм [соков] тех буков, которых мы предоставляем самим себе, и у буков, упрямство которых мы сломили с помощью электрического света, и тогда может быть мы узнаем нечто совсем особенное о целебном воздействии одного бука и другого бука! Здесь нам придется признать духовное!

Но каким образом считаются сегодня с этими вещами? К ним питают достойный удивления исследовательский интерес. Экспериментирующий психолог отправляется в класс, пишет [на доске) всякие слова, которые [ученикам] надо запомнить, проверяет память, вовсю экспериментирует на детях, получает чрезвычайно интересные результаты. Если один раз пробудился интерес к чему-либо, то, естественно, интересными окажутся все вещи в мире, дело лишь в субъективной позиции. Почему коллекционирование марок для кого-нибудь не должно быть интереснее ботанической коллекции? А если это возможно, то почему бы чему-либо в этом роде не происходить и в каких-нибудь других областях? Почему в таком случае у кого-нибудь не должны вызывать интереса мучительные пытки, которым подвергаются дети, когда над ними производится эксперимент? Вопрос, однако, всегда в том, существуют ли при этом более высокие обязательства, оправданно ли вообще экспериментировать подобным образом с детьми определенного возраста. Возникает вопрос, не наносят ли им тогда какого-либо вреда, — и еще один более настоятельный вопрос, не вредит ли это учителям, если вместо того, чтобы требовать от них живого, сердечного отношения [к ученикам], от них требуется интерес к экспериментальной психологии. Вопрос, в действительности, заключается в том, что если подобными исследованиями и ставят себя в правильное отношение к чувственно воспринимаемому миру, то ставят ли тем самым себя в правильное отношение к миру сверхчувственному?

Конечно, некоторые из тех, кто говорит о необходимости объективного научного исследования, могут поднять крик: "Так, значит, он утверждает, будто существуют какие-то духи, которые находят аморальным то, что Клебс побеждает таким образом упрямство бука!" — Мне это и в голову не приходило. Мне это даже не снилось. Все, что делается, пусть делается. Однако необходим противовес этому. И в эпоху, когда освобождаются от космического ощущения по отношению к росту бука, необходимо, чтобы в цивилизации, которая принимает в себя такие вещи, существовало также ощущение того, каким образом в процессе развития человечества происходит духовное продвижение вперед. В такое время, как наше, необходимо чувство эпохи. Не научное исследование хочу ограничить я, но необходимо чувствовать, что ему должно противостоять что-то иное. Ему должно противостоять сердце, открытое всему тому, что к определенному моменту дается как откровение из духовного мира относительно тех или иных вещей. Если разрастается материалистическое направление умов и приводит к ярким и крупным результатам, то как раз те, кто питает интерес к таким результатам, должны были бы питать и интерес к результатам исследований духовного мира.

Но это заключено во внутренней природе христианства. Правильно понятое христианство видит Христову силу, Импульс Христа продолжающим действовать в Существе Христа в земном бытии после Мистерии Голгофы. А это значит, что и тогда, когда настает осень, когда все оголяется и затихает, когда в природе прекращается всякое произрастание, тогда именно замечают ростки духа, чувствуя в обнажающихся деревьях поблескивание и вспыхивание тех духов, которые зимой сопровождают человека.

Но нужно столь же учиться чувствовать, что в эпоху, которая с определенной точки зрения правомерно принимается за постижение деталей, ограничивает взгляд деталями, взгляд должен также падать на великое, всеобъемлющее. Применительно к христианству — это настроение Иоаннова дня. Мы должны понимать чувствами, что настроение Иоаннова дня — это исходный пункт того процесса, на который указано словами: "Ему надлежит расти, а мне умаляться".

Это значит, что впечатление, которое на человека оказывает все, что завоевывается исследованием с помощью внешних чувств, это впечатление должно умаляться. А по мере углубления в чувственно-единичное, должен становиться все явственнее след духовного. Солнце Духа тем более должно светить в сердце человека, чем более убывает действующая в чувственно воспринимаемом мире сила солнца.

Настроение Иоаннова дня нам надо ощущать как вхождение в духовные импульсы и выхождение из чувственных импульсов. Мы должны учиться ощущать настроение Иоаннова дня как нечто такое, в чем веет и ткет, духовно-демонически веет из чувственного в духовное, из духовного в чувственное. И мы с помощью настроения Иоаннова дня должны придавать нашему духу легкую форму, чтобы он не липнул, как смола, к четко оконтуренным идеям, а обретал себя в ткущих, веющих, живых идеях. Мы должны уметь замечать, как загорается чувственное, как угасает чувственное, как в угасающем чувственном загорается духовное. Символ вспыхивания светлячков в Иоанново время мы должны всецело чувствовать чем-то таким, что имеет свое значение и при замирании их свечения.

Светлячки Иоаннова времени года вспыхивают, светлячки Иоаннова времени снова гаснут. Но, угасая, они оставляют в нас жизнь и деятельность духовного в сумерках чувственного. И если всюду в природе мы видим маленькие духовные всплески, как при чувственном восприятии видим вспыхивание и погасание светлячков Иоаннова дня, тогда, если мы это умеем видеть в полном, ясном, чистом сознании, мы найдем и соответствующее нашему времени настроение Иоаннова дня. Мы нуждаемся в этом правильном настроении Иоаннова дня, ибо если только мы не хотим прийти в полный упадок, нам необходимо проходить через нашу эпоху так, чтобы дух учился оживать, пламенея, и чтобы мы учились осмысленно следовать за пламенеющим ожившим духом.

Настроение Иоаннова дня обращено к будущему человечества и Земли. Это уже не старое настроение, замечающее лишь внешнее произрастание и испытывающее радость, если оно может запереть это произрастание в темницу и поместить под электрический свет то, что обычно радуется солнечному свету. Напротив, мы должны учиться распознавать вспыхивание и расцветание Духа, и тогда электрический свет станет для нас менее важным, чем он является в настоящее время. Мы приобретем благодаря этому обостренный взгляд, взгляд Иоаннова времени года, чтобы видеть тот старый солнечный свет, который светит нам, когда мы раскрываем широкий духовный горизонт, не только узкий земной горизонт, но великий горизонт от Сатурна до Вулкана.

Если мы позволим правильно действовать на нас свету, который появится для нас на этом великом горизонте, тогда в этом свете перед нами предстану! все мелочи нашей эпохи, тогда мы пойдем вперед и вверх. Если мы не решимся на это, мы пойдем назад и вниз.

Сегодня речь везде идет о человеческой свободе, о человеческом волении. Сегодня речь идет о самостоятельном выборе между движением вперед и движением назад, между движением вверх и движением вниз.