 |
|
Последние минуты весны
Сегодня на удивление светлая ночь, но это даже к лучшему.
Я, тихо ступая босыми ногами по мягкому ковру, подхожу к окну и распахиваю его. В лицо ударяет свежий ночной воздух, и я, улыбнувшись, подмигиваю Нине.
— Смотри, — шепчу. — Не урони книжки, видишь вон там?
Она кивает.
— Приступим?
Мы медленно и бесшумно идем к постели Алисы Новиковой, нашей соседке по комнате. Та спит, свернувшись калачиком под одеялом. Забавная она.
Шаг, еще шаг.
О, нет!
Резко поворачиваюсь на источник шума. Ну, конечно!
Нина стоит, замерев на одной ноге, а вокруг разбросаны учебники. Она зажимает себе рот ладонью, чтобы не расхохотаться. Смотрю на нее, выпучив глаза, и кручу пальцем у виска.
Предупреждала же!
Она пожимает плечами, мол, извини, случайно получилось. Вздохнув, грожу ей пальцем и рукой делаю знак, чтоб двигалась дальше.
Перевожу взгляд на Алису — спит.
Ой, господи, Новикова, у тебя на носу чернила! Мне вдруг становится весело-весело.
Эта ночь тебе должна запомниться надолго.
— Эй, — я нехотя открываю глаза и смотрю на часы. — Может не стоит в такую рань кричать.
— А-а-а… зачем вы это сделали?
Я сажусь на кровати и непонимающе смотрю на нарушительницу моего сна.
— Вообще-то, мы старались…
Ну только не плачь, Новикова. Мы же и правда старались, тебе, кстати, идет такая челка…
— Маша, вы… — я так не люблю, когда ты ревешь. — Вы…
И не стоило так сильно хлопать дверью. Я бессильно опускаюсь на подушку и закрываю глаза. Теперь можно поспать, я ведь знаю, что ты можешь часами сидеть в общем душе и плакать.
— Ну все, успокойся… — теперь приходится стоять в одном халате под дверью и уговаривать тебя выйти. Повезло Нинке, что уехала домой на выходные ни свет ни заря. — Ну хочешь, я все исправлю?
— А ты сможешь? — не нужно так на меня смотреть, я же не волшебница, я не знаю, как волосы обратно отращивать.
— Если честно, то нет. Просто умыться хочется, — прислоняюсь к дверному косяку и окидываю взглядом твою ссутулившуюся фигурку.
Ну вот опять. Возьми себя в руки, Алиса…
…Сегодня дождь весь день.
Сыро, пусто, серо и глупо. Не люблю дождь весной.
И ты, Новикова, тоже не любишь дождь. Я вижу, как ты с тоской смотришь на крупные капли на стекле и, отвернувшись, заворачиваешься в одеяло.
С тобой скучно. Ты слишком умная, серьезная, правильная.
Взрослая?
Повзрослевшая.
Улыбаешься чуть меньше, чем нужно. И смотришь так… С укором? Чуть дальше, чем в душу. Как будто знаешь все обо всех. Мне давно снятся твои глаза, Новикова.
Такие зеленые, глубже — изумрудные. И ресницы у тебя длинные и пушистые, оказывается. А мне раньше казалось, что их и нет совсем.
Я засыпаю, наверное. Только сегодня мне будет сниться дождь.
Ты кричишь, Алиса?
Ты плачешь.
Я сонно потираю глаза, и откидываю одеяло. Ты же не будешь против, если я успокою тебя?
Забираюсь к тебе на кровать, ты в слезах вся и шепчешь что-то невнятное.
Обнимаю тебя и глажу по голове. Тебе не приснятся кошмары, пока я рядом. Так-то лучше. Теперь ты дышишь ровно и чему-то улыбаешься. Вряд ли конечно, тебе снится твоя соседка по комнате…
— Маша, проснись.
— Отвяжись… — Новикова, сегодня вообще-то воскресение, если ты помнишь. Прекрати меня будить и иди лучше к себе на кровать, поспи еще пару часов. Хватит тыкать меня под ребра.
— Дай постель застелю, соня, — голос у тебя ласковый и веселый.
— Свою застели, Новикова…
— Это и есть моя! — кажется, ты возмущена… и точно, я же заснула у тебя вчера…
— Ну все, все…
— А чего ты у меня на кровати делала, не хочешь сказать? — на-ча-лось… Давай потом, а?
— Кошмар тебе приснился, — ворчу и закрываю голову подушкой. Зачем, ты стаскиваешь с меня одеяло?! С ума, что ли сошла? Я, по-моему, уже на своей кровати.
— Вставай, Маша! Я завтрак приготовила… — нужен мне твой завтрак.
— Отстань, а?
Не спрашивай меня больше никогда. Ни о чем.
Я ненавижу глупые вопросы, слетающие с твоих правильных губ, Новикова.
— Что мне надеть сегодня? — ты вытащила из шкафа свои немногочисленные вещи. Стоишь и задумчиво оглядываешь синюю рубашку. — Я с Колей иду в кафе.
Почему ты обращаешься ко мне? Нина, кажется, не против была бы тебе помочь. А мне хочется закрыть уши руками и, мотая головой, кричать: «Не слышу тебя, Новикова. Не могу ответить. Не хочу!»
И не говори мне про то, какой «Коля милый». Меня тошнит.
Нина до сих пор его любит, завидует тебе. А я не понимаю! Ни ее, ни тебя.
— Одень вот этот свитер, — показываю рукой на серую вещь. — Тебе этот цвет к лицу.
Отчего ты улыбаешься и благодаришь меня? Я же говорю неправду. Этот свитер ужасен. Но мне невыносимо видеть, как ты наряжаешься для этого придурка.
Прости, Алиса.
Прохладно здесь. Ветрено. Красиво.
Сидеть на крыше, свесив ноги в пустоту — страшно.
На ветру, размазывая слезы — опасно.
Ждать здесь сестру— что-то вроде традиции.
— Маша, что случилось? Ты плачешь?
— Нет, — смотрю, как сестра присаживается рядом, и отвожу взгляд. Анна не боится высоты, в отличие от меня.
— Я слышала, ты рассталась с Денисом… — пожимаю плечами. Не хочу обсуждать это недоразумение.
— Ну да, только это совсем не важно. Правда, — какой может быть в мыслях Денис, если всего час назад тебя, Новикова, целовал Ушаков прямо перед входом в общежитие.
— Ты не переживай, сестренка, все будет хор…
— Ой, не надо, пожалуйста, Ань… — действительно не нужно… и без того паршиво. Ведь все мы знаем, что хорошо уже не будет. Не для меня.
Молчим.
— Маша! — ты осторожно садишься на край кресла, в котором я читаю эссе по философии.
— Я внимательно слушаю.
— Ты как? Держишься? — ну вот, так всегда. Уже и ты знаешь…
— Все отлично! — извини, что резко так. — Как у тебя с Ушак… Колей?
Смущаешься и поправляешь волосы. И когда ты успела стать такой, Новикова?
— У нас все хорошо, спасибо… — внимательно смотришь на меня своими большими глазами. Проницательно. Аж мурашки по коже. — Ты знаешь, не грусти по нему. Ты красивая и добрая девушка…
Замолчи.
— …наверняка, ты много кому нравишься…
Замолчи!
— …и найдется десяток молодых людей, которые захотят…
— Замолчи!! — не выдержала. Сорвалась. — Мне плевать, что они захотят, ясно? — отворачиваюсь и яростно вытираю выступившие слезы.
— И вообще… иди… к своему Ушакову!
Не смотри на меня с обидой и непониманием, как брошенный щенок, Новикова.
Мне-то в сто крат хуже.
Лучи солнца пробиваются сквозь плотную листву и скользят по моему лицу. Я лежу, приподнявшись на локте, и смотрю, как ты отнимаешь у Сергея, лучшего друга твоего парня, какую-то книжку. Он увертывается и кидает ее Коле. Ты направляешься к нему, уверена, что твой обожаемый Ушаков непременно тебе ее отдаст.
Ты недооцениваешь их дружбу, Новикова.
Ты кричишь на друзей, нахмурив брови и размахивая руками.
Коля прячет книжку под рубашку и отрицательно качает головой. А ты что-то пытаешься ему втолковать.
Кажется, сейчас тебе больно, дорогая Алиса.
Я отчетливо слышу, как ты со слезами на глазах бросаешь своему «бывшему» парню, что все кончено. И между вами может быть только дружба.
Поворачиваешься к Сергею и набираешь в легкие воздух. Не знаешь что сказать?
Вертишь головой. В поисках поддержки? Я рядом, милая.
Резко выдыхаешь и бежишь по лестнице на верхний этаж нашего общежития.
А я, встав из кресла и отложив книгу, иду за тобой.
— Эй, Алиса! Постой… — замираешь и испуганно озираешься по сторонам. — Прости меня за недавнее, ладно?
Смотришь на меня, широко открыв глаза, как будто соображая, пытаясь припомнить, о чем я говорю.
— Конечно, Маш. И ты прости, не стоило мне лезть… — моргаешь часто-часто.
Ты заплачешь, Новикова. А я ненавижу твои слезы.
Обнимаю твои дрожащие плечи и шепчу какую-то чушь. Тебе легче?
Осталось лишь два экзамена, и мы можем смело назвать себя пятикурсниками.
Ты странно быстро забыла об Ушакове.
Вы помирились. Но больше не ходите вдвоем гулять, не сидите в одном кресле, тесно прижимаясь, друг к другу. А Николай снова встречается с Ниной.
— Нин, пошли в библиотеку? — я сажусь к подруге на кровать и заглядываю ей через плечо. — Завтра зачет по истории…
— Что я там забыла, Маш? У меня все конспекты есть…
— Ну как хочешь…
Ладно, пойду, найду тебя, Новикова. Ты то, надеюсь, мне поможешь.
Терпеть не могу эк-за-ме-ны.
Сидишь, так старательно заполняешь таблицу. Почерк у тебя убористый, каллиграфический. А я не дружу с датами и событиями прошлых веков.
— Вот, я закончила, — радостно протягиваешь мне конспект. И пальцы у тебя все в чернилах. А знаешь, о чем я думала, пока ты писала?
Обнимаю тебя и целую как бы случайно в уголок губ. По-дружески, благодарно.
— Спасибо, Алиса, — все-таки ты не перестаешь меня удивлять. Ну почему ты странная такая?
— Платоническая любовь — это нормально, Маш... — пристально на меня смотришь. — Я пойду, отнесу на место книги.
Меня бесит твоя улыбка, означающая, что ты знаешь все пре все на свете, Новикова. Но я готова многое отдать за эти несколько секунд.
— Выкинь, жвачку, Маша! — даже не проси. Зря, что ли, я ее покупала?
— Зачем, Алиса? — ты смотришь на пейзаж за окном и накручиваешь на палец уже отросшие за эти два месяца волосы.
— Раздражает, — знаю, не вздыхай так, пожалуйста.
— По-моему ты просто стала какая-то нервная, нет? — насмешливо смотрю на тебя, но не вижу в твоих глазах веселья.
— Я сказать хотела… — ты ведь все понимаешь, Новикова. Все видишь.
— Да? — во взгляде твоем сквозит сожаление.
— Я, помнишь, говорила, что Коля поругался с девушкой? — конечно. Как не помнить. Я Нину утешала битый час.
— И что?
— Мы снова вместе. Я люблю его, знаешь? — не нужно смотреть на меня так виновато. Я это всегда знала. Но принимать не хотела.
— Счастья вам, Новикова, — ты, кажется, думаешь о том, что детство ушло. А ведь оно давно закончилось. Только ты, видимо, пропустила.
— Вот мы и приехали.
Мы вместе выходим из поезда.
Ты целуешь меня в щеку, как бы, прощаясь. И на мгновение дольше, чем нужно, сжимаешь мою ладонь. Ободряюще улыбаешься и идешь к родителям вместе с Колей.
Я смотрю на твой удаляющийся силуэт.
Все закончилось? А у меня впечатление что для меня закончилась моя весна. Странное предчувствие, что это лето без твоего голоса и испачканных ручкой пальцев затянется на неопределенный срок. Только я не буду плакать. И ты не будешь, Новикова.
А жвачку я все-таки выкину...