Главная | Обратная связь

Появление избыточного продукта и личных богатств повели к тому, что институт главенства стал испытывать воздействие также и имущественных факторов.

Развитие индивидуальной собственности, в свою очередь, вызвало к жизни новый вид экономических отношений, названный американской исследовательницей К. Дю Буа «престижной экономикой». Престижная экономика существовала только в системе избыточного продукта и проявлялась главным образом в обмене дарами, или в дарообмене.

С появлением более или менее регулярного избыточного продукта остро встал вопрос о стимулах дальнейшего развития производства. Как мы уже видели, один из способов решения этой проблемы состоял в том, что работник стал получать в свое распоряжение весь продукт, который он создал своим трудом. Однако хотя в этом случае человек свою первоначальную долю получал по труду, но получал ее только в распоряжение, но не в собственность. Собственником созданного им продукта по-прежнему оставался коллектив.

Это находило выражение прежде всего в его обязанности делиться продуктом с остальными членами общины. Человек делился продуктом с другими членами коллектива, те в свою очередь также делились с ним созданным продуктом. В результате доля продукта, которую он получал в пользование (потребительная доля) могла отличаться от той, что он первоначально получал в свое распоряжение (распорядительной доли). Если распорядительную долю он получал по труду, то потребительную - в конечном счете по потребностям.

Люди, имевшие престиж, всегда составляли меньшинство в коллективе. И большинство относилось к ним амбивалентно. С одной стороны, ими восхищались, их уважали, а с другой - им завидовали. Как сообщают этнографы, слишком энергичного охотника или собирателя могли высоко ценить, но только до определенного предела, за которым начинали действовать чувства зависти и обиды. Удачливого охотника могли обвинить в неправильном распределении добычи и скупости. В результате после серии удачных охот и распределений охотник мог на время прекратить свою деятельность, чтобы дать и другим мужчинам шанс проявить себя.

Применять власть по отношению к членам коллектива совету или лидеру по-прежнему приходилось не так уж часто. Семейные и внесемейные механизмы социализации продолжали надежно обеспечивать соблюдение индивидами установленных порядков. Конфликты имели не столько внутригрупповой, сколько межгрупповой характер. И с разветвлением сегментарной организации они, естественно, учащались. Как и раньше, в общинно-родовых нормах главенствовало групповое начало, однако в новых условиях его понимание зависело от степени консолидированности втянутых в конфликт групп. Экономические процессы на стадии позднепервобытной общины и возросшая консолидированность близкородтвенных групп по отношению к другим звеньям сегментарной организации повели к заметному переосмыслению прежних норм.

Вследствие относительной обеспеченности средствами существования и роста народонаселения позднеродовые общины, разрастаясь, часто делились на крупные коллективы ближайших родственников по материнской линии — так называемые материнские домовые общины, или материнские семьи. У ирокезов эти домовые общины — «овачиры» — насчитывали несколько десятков, а иногда и более сотни сородичей, живших в одном «длинном доме». Члены овачиры совместно пользовались выделенной им родовой землей и вели общее хозяйство. Совместным было и потребление: по словам Моргана, добыча охоты и продукты земледелия отдавались в общее пользование и все продовольствие складывалось в общий запас.

С развитием родового строя еще более возросла хозяйственная и общественная роль женщины. Установление прочной оседлости, потребовавшей заготовки большого копичества пищевых припасов, сосудов для их хранения, топлива и т. п., существенно повысило значение ведшегося женщинами домашнего хозяйства. В том же направлении действовало распространение мотыжного земледелия, также составлявшего преимущественно женскую область производства. «Без женщин, — говорили ирокезы автору одной из миссионерских реляций,— мы вели бы жалкое существование, так как в нашей стране именно женщины сеют, сажают, взращивают зерно и овощи и готовят пищу для мужчин и детей». Увеличение хозяйственной роли женщины
сделало распространенным явлением матрилокальное, точнее уксорилокальное, брачное поселение, что, в свою очередь, послужило крупным фактором усиления ее влияния в родовой общине. Действительно, при уксорилокальном поселении именно женщины, братья и сыновья которых жили преимущественно в селении своих жен, оказывались реальными коллективными собственниками принадлежавших роду основных средств производства, подлинными владелицами родовых земель, родовых запасов, родовых жилищ. В этих условиях женщины стали занимать уже не только равное с мужчинами, но и преобладающее положение. «Коммунистическое домашнее хозяйство, — отмечал Энгельс, — в котором все женщины или большинство их принадлежит к одному и тому же роду, тогда как мужчины принадлежат к различным родам, служит реальной основой того повсеместно распространенного в первобытную эпоху господства женщины, открытие которого составляет третью заслугу Бахофена».

Духовная культура

Развитие математических знаний привело к появлению первых счетных приспособлений — вначале связок соломы или кучек камней, а затем особых бирок или шнуров с узелками или нанизанными на них раковинами. Такие приспособления описаны у многих племен Америки, Африки и Океании; существовали они и в первобытной Европе: слово «калькуляция» происходит от латинского calculus — камешек. Развитие топографических и географических знаний привело к созданию первых карт — обозначения маршрутов, нанесенных на кору, дерево или кожу. Получила дальнейшее развитие пиктография, с помощью которой теперь делались подчас довольно сложные записи. Такие записи известны, в частности, у североамериканских индейцев, народностей Северной Сибири, у племен Тропической Африки, меланезийцев, у микронезийцев. Существовали целые пиктографические хроники, например знаменитая «Валам олум» («Красная запись») индейцев-делаваров, изобразивших 1В4 рисунками на древесной коре все свои исторические предания — от начала мироздания до появления в стране европейских колонизаторов. У некоторых племен из счетных шнуров развились своеобразные эквиваленты пиктографии, передававшие мысль формой, цветом и расположением узелков («узелковое письмо») или раковин («вампум» североамериканских индейцев).

В изобразительном искусстве поздненеолитических и энеолитических племен в основном продолжался начавшийся ранее переход к условной манере исполнения. Произведения этого времени отражают стремление к нарочитой упрощенности, изображению взамен целого какой-либо его характерной части, нередко к значительной стилизации. Очень широко распространилось декоративное направление в изобразительном искусстве, т. е. украшение всех предметов обихода, в особенности одежды, оружия и утвари, художественной росписью, резьбой, вышивкой, аппликацией и т.п.

Известно немало условных изображений эпохи палеолита и реалистических эпохи неолита, но все же можно сказать, что изобразительное искусство палеолита чаще было реалистичным, а неолита — чаще условным. Чем объясняется этот поворот в стиле изобразительной деятельности человека? Одни исследователи связывают его с изменением материала, например, с тем, что люди от росписи стен пещер перешли к украшению керамики, другие — с развитием абстрактного мышления, третьи — с развитием религиозных представлений, требовавших умышленного отклонения изображений от сходства с земными оригиналами. Согласно еще одной точке зрения, поворот в первобытном искусстве был связан с тем, что с переходом от охотничьего хозяйства к земледелию и скотоводству интерес к зверю стал ослабевать, а интерес к человеку еще только зарождался. Все эти моменты могли сыграть свою роль, но в целом вопрос еще недостаточно изучен и остается открытым .

 

 

 

Эволюционировала и усложнилась религия. По мере накопления знаний о своей собственной и внешней природе первобытное человечество все меньше отождествляло себя с последней, все больше осознавало свою зависимость от неведомых ему, представлявшихся сверхъестественными добрых и злых сил. В связи с этим старые представления о дуалистическом разделении предметов и явлений природы вылились в представления о извечной борьбе доброго и злого начал. Силы зла старались умилостивить, противостоящим им добрым силам стали поклоняться как постоянным защитникам и покровителям рода. Содержание тотемизма изменилось: тотемические «родственники» и «предки» сделались объектом религиозного культа. В то же время с развитием родового строя и анимизма стала зарождаться вера в помогающих роду духов его умерших прародителей. Зооморфные прародители стали вытесняться антропоморфными; тотемизм продолжал сохраняться в пережитках (например, в тотемных названиях и эмблемах родов), но не как система верований. На той же анимистической основе начал складываться культ природы, олицетворявшейся в образах всевозможных духов животного и растительного мира, земных и небесных сил. С возникновением земледелия начал складываться культ возделываемых растений и тех сил природы, от которых зависело их произрастание, особенно Солнца и Земли. Ирокезы, например, почитали духов маиса, тыквы и бобов, называя их «тремя сестрами», «нашей жизнью» или «нашими кормилицами» и представляя их в образе трех женщин в одежде из листьев соответствующих растений. Четыре из шести праздников ирокезов были связаны с земледелием: это были праздники нового года, посева, зеленого зерна и урожая. Солнце обычно мыслилось как оплодотворяющее мужское качало, Земля — как оплодотворяемое женское, причем цикличность благотворного воздействия Солнца породила представление о нем как об умирающем и воскресающем духе плодородия. Начала складываться магическая практика укрепления силы Солнца, усиления плодородия Земли, вызывания дождя и т. п.