 |
|
Глава 2: Кто же видел, как он умер?
Кто убил петуха Робина?
«Я» - ответил воробей.
«Луком и стрелой своей,
Я убил петуха Робина».
Кто же видел, как он умер?
«Я» - тут муха отвечала.
«Глазками сама видала,
Видела я, как он умер».[6]
Мужчина зачарованно смотрел на золотую монету, которую ему дал Инукаши.
«Она настоящая» - прошептал Инукаши, глядя на профиль мужчины с тонким выдающимся вперед подбородком. Он специально понизил голос, чтобы тот звучал как можно более угрожающе.
«Это настоящий золотой... да?» - Адамово яблоко мужчины дергалось вверх и вниз.
«Смотри, сколько влезет. Как ни глянь, а это монета настоящая».
«Д-да... ты прав, она настоящая».
«Она твоя». В это раз Инукаши говорил немного быстрее, будто выталкивая слова на собеседника. У мужчины задрожал подбородок.
«Моя?».
«Ага. Твоя. Я дам ее тебе».
«Что? Но – ах – целый золотой, такая куча денег-».
«Конечно, я же не говорю, что это просто так. Я не благодетель, чтобы деньги раздавать. Ты получишь ее в качестве платы за работу. Ну как?».
«Работы?».
Мужчина перевел взгляд с золотого на Инукаши. Его глаза были круглыми, как у напуганного зверька. В них мелькнула тень подозрения.
Вот оно.
Инукаши сжал кулаки.
Это критический момент. Я не дам этому парню времени подумать. Я не позволю подозрениям закрасться в его мысли. Я помашу перед ним золотом и подразню его. Это золото, парень, золото. Не так уж часто оно ему на глаза попадается. Не говоря уже о том, что он жаждет денег, они нужны ему... хотя я даже не знаю, кто мог бы не жаждать денег, разве что кто-то при смерти.
Надо просто помахать перед носом человека объектом его самых страстных желаний. Надо заманить его хитрыми словами. Так он окажется загнанным в угол и не сможет сбежать. Надо делать это умело и продуманно. Инукаши просто повторял действия Нэдзуми. Он столько раз со мной это проделывал, что прямо тошнит уже.
Хех.
Ему казалось, что он слышит, как усмехается Нэдзуми. Он даже видел его ироничную улыбку.
Видишь, ты можешь делать это так, как я тебя учил. Хороший мальчик. Награду получишь позже.
Заткнись, Нэдзуми. Чтоб ты знал, я это проворачиваю, не чтобы тебе помочь. Это ради золотых слитков. Я пересекаю этот опасный мост, чтобы заполучить золотые слитки.
Он потряс головой, чтобы развеять иллюзию.
Засранец, прекрати вот так выскакивать в моей голове.
«Работа... что это значит?».
«Работа есть работа. Я прошу тебя выполнить работу. За один золотой».
Инукаши бойко прищелкнул пальцами. Мужчина моргнул. Тень подозрения в его глазах сгустилась.
Мужчину звали Гетсуяку. Он работал уборщиком в Исправительном Учреждении. Инукаши был с ним знаком. Уже много времени прошло с тех пор, как Инукаши впервые начал получать порцию отходов и объедков из Учреждения от Гетсуяку. Конечно, это была подпольная передача, контрабанда. Примерно раз в три дня, Инукаши получал партию объедков и мусора и передавал Гетсуяку соответствующую оплату. Обычно это была пара медяков. Если находилось что-то достойное – серебряная монета.
Но они, наверное, впервые так много разговаривали друг с другом. Обычно они обменивались парой слов вроде: «Вот» - «Спасибо. Ну, твоя плата» - «Верно». Они даже не считали это разговором и никогда не встречались взглядами. Так было всегда.
Гетсуяку занимался сбором и уничтожением отходов Исправительного Учреждения, а так же заправлял роботами-уборщиками. Он проводил целый день в одиночестве, управлял машинами, сидя в маленькой комнате, прилегающей к месту сбора мусора и печи для его сжигания.
«Когда я здесь, я молчу целый день. Я никого не вижу, ни с кем не говорю. Здесь действительно одиноко. Иногда я даже не знаю, человек ли я до сих пор или тоже превратился в машину». Однажды – редкий случай – Гетсуяку излил на него поток жалоб. Инукаши отвечал ему небрежно. Тяжело, наверное, кивал он, но его мысленные ответы были полны сарказма.
Хватит вести себя, как ребенок.
Комната управления уничтожением объедков и прочего мусора находилась в самой дальней части Исправительного Учреждения. Весь мусор собирался здесь. Машины сортировали его и относили в мусоросжигательную печь; машины устанавляли температуру сожжения и убирали пепел. Почти весь процесс был полностью автоматизирован. Гетсуяку оставалось лишь включать машины и следить за ними. Одного человека для этого вполне хватало. Конечно, одиноко, когда не с кем поговорить на работе. И что? Ты не умрешь, если промолчишь целый день.
Попробуй пожить жизнью, в которой ты настолько голоден, что только о еде и можешь думать. Попробуй полизать булыжники на дороге, пытаясь приглушить голод. Одиночество? Это просто роскошная игрушка для людей, которым нет нужды волноваться о том, как набить желудок.
Но Инукаши говорил это только мысленно. Вслух же он изображал жалость, говоря вещи вроде «тяжело, наверное». Гетсуяку был важным торговым партнером. Ничего хорошего не выйдет, если оказаться у него на плохом счету.
Хотя сортировка, сжигание и чистка печи выполнялись автоматически, этап, предшествующий сортировке, требовал участия человека. Мусор с места сбора надо было перенести на ленту конвейера. Почему-то, этот этап не был автоматизирован. Гетсуяку должен был сам управлять небольшим краном, чтобы поднять мусор на конвейер. Иногда ему даже приходилось использовать такой устаревший инструмент, как лопата, чтобы собрать все вручную. На этом этапе он быстро отделял от мусора продукты или одежду, которая еще выглядела ноской, и прятал их. Инукаши многое у него покупал: так и работала система. Инукаши продавал свой товар торговцам едой и поношенной одеждой, вполне прилично зарабатывая.
Для Инукаши, необходимость физического труда перед автоматическим процессом стала просто манной небесной. Благодаря этому он оказался в деле.
На рабочем месте Гетсуяку не было ни камер наблюдения, ни системы безопасности. В случае чего Гетсуяку должен был сам нажимать на кнопку тревоги в углу панели управления.
«Не кажется мне, что они придут на помощь, даже если я ее нажму» - Инукаши вспомнил, как Гетсуяку бормотал это себе под нос, глядя на красную кнопку.
Хотя сотрудников Учреждения от главных ворот до их рабочих мест развозили на автобусе, Инукаши слышал, что Гетсуяку был единственным, кто ютился в старом маленьком автомобиле.
«Такое отношение заставляет меня стыдиться себя. Я уже всю гордость растерял».
Это была еще одна из его жалоб. В последнее время Гетсуяку начал ныть заметно чаще.
Гордость? Хах, сначала одиночество, а теперь гордость? Так ты вытаскиваешь красивые игрушки одну за другой, чтобы покрасоваться? Блин, мог бы, по крайней мере, говорить о том, что наполнит мой желудок.
Эти замечания, конечно, звучали только в его мыслях.
Его не заботила гордость или одиночество Гетсуяку. Важным было то, что только это место было свободно от системы наблюдения, опутавшей своей паутиной все Исправительное Учреждение. Так же только это место было напрямую связано и с Западным Кварталом, и с Номером 6 без всяких барьеров. Инукаши прекрасно понимал, почему Нэдзуми обратил свой взор сюда. Но попасть отсюда в Исправительное Учреждение было невозможно. Проход, ведущий в основное здание был заблокирован двойными дверями, устроенными так, что со стороны Гетсуяку их было невозможно открыть.
Кто бы ни конструировал основное здание, он превратил его в подобие подземелья, где и вторжение, и побег были невероятно сложными; наверное, этот парень столько жизненных сил вложил в работу, что на систему утилизации его уже не хватило. Или, возможно, он просто не подумал о людях, занимающихся мусором. Даже в Бюро Безопасности, которое управляло Исправительным Учреждением, наврядли кого-то из чиновников заботили условия труда Гетсуяку. Если во время работы случится несчастный случай и Гетсуяки получит опасную для жизни травму, не было даже и одной тысячной шанса, что двери Учреждения откроются и ему доставят лекарства. Двери останутся закрытыми, Гетсуяку бросят умирать.
Странно, если подумать.
Даже по их короткой беседе Инукаши видел, что Гетсуяку – честный и добродушный человек. Но и у Гетсуяки во взгляде порой мелькала искорка презрения или превосходства, когда он смотрел на Инукаши, жителя Западного Квартала.
Я все равно выше его.
Я могу есть досыта.
Я не замерзну до смерти зимой.
Я гражданин Номера 6.
Поэтому я выше.
Забавная история.
Люди делили других людей на классы. Те, на кого смотрели сверху вниз и третировали, поворачивались и сами смотрели свысока и третировали других. Это не общественное устройство сделало их такими; люди сами, по собственной воле установили такой порядок в своих сердцах.
Гетсуяки, к которому высшие классы Номера 6 относились хуже, чем к машине, который ныл и даже жаловался из-за этого, демонстрировал превосходство над Инукаши, ибо тот жил в закоулке Западного Квартала. Он снисходил до него.
Забавная история. И странная.
Иногда Инукаши казалось, что люди – еще более глупые животные, чем собаки. У собак тоже имелся общественный порядок, но построен он был на их силе. Собаки не делили себя на ранги в зависимости от родословной, состояния шерсти или места рождения.
Людей совсем не тревожило, что они делают то, чем даже собаки не занимаются. Люди – какие глупые-
Мы все одинаковые.
Ему неожиданно вспомнился голос. Он ясно звенел глубоко у него в ушах. Это не был Нэдзуми. Голос Нэдзуми тоже был четким, но не таким мягким.
Сион...
Странный избалованный мальчик с белыми волосами. Не говоря уже о том, что он – разыскиваемый преступник в бегах. Особо опасный преступник. Нельзя просто проснуться однажды и решить им стать. Вгоняет в дрожь, честно. Но, с другой стороны, он оказался болваном с большой буквы «Б»... это сбивает с толку. Он просто чудик.
Но однажды он сказал это.
Они такие же люди, как мы, Инукаши.
А затем я спросил его.
Ты и я - одинаковые?
Ага.
А жители Номера 6 – такие же люди, как мы? Ответ прозвучал ясно, без тени сомнения.
Да.
Сион. Он был странным, весьма и весьма.
Эй, Сион. Разве у тебя внутри нет ощущения иерархии? Ты совсем не проводишь линий между группами людей? Неужели ты никогда не испытываешь презрения к другим людям и тебе не становится от этого лучше?
Сион, как люди, неужели мы все равны?
«Что значит... работа?» - спросил его хриплый голос. Инукаши, глубоко погруженному в мысли, понадобилось время, чтобы ответить.
«Э?».
«Работа за золотой... что мне надо делать?».
«О! Верно». Он определенно проглотил приманку легче, чем я думал. Наверное, этому старику и правда деньги нужны.
«Прими к сведенью, опасной работой я не занимаюсь» - быстро произнес Гетсуяку. «У меня ребенок весной родится. Мне и в будущем надо продолжать работать и прилично зарабатывать. Я при любых обстоятельствах откажусь от работы, опасной для жизни».
Понятно. Ладно, ладно. Не хочешь подвергать себя опасности. Но тебе все равно отчаянно нужны деньги, ты почти на все готов. Понятненько.
Инукаши прищурился и позволил своим губам расплыться в легкой улыбке. Это выражение он позаимствовал у Нэдзуми. Если хочешь заманить кого-то, улыбайся ему так же нежно. По возможности, так красиво, что у человека дыхание перехватит...
Черта с два я смогу это провернуть. Я не актер. Я не могу так легко очаровывать людей, как Нэдзуми.
Он все равно попытался улыбнуться. А потом... что потом, Нэдзуми?
Он ощутил, как скачет его сердце. Оно готово было вырваться из груди. В ушах стучало. Его ладони, сжатые в кулаки, вспотели. Пот тек по спине. В горле пересохло, язык напоминал наждачную бумагу.
Инукаши понял, что нервничает чуть ли не на гране безумия.
Он понял, что должен заманить этого мужчину в ловушку, используя любой доступный ему метод. Любой ценой он должен был заставить его делать то, что нужно Инукаши. Он должен его вынудить. Если он оплошает, путь к отступлению Сиона и Нэдзуми окажется практически перекрытым. Он больше никогда не сможет их увидеть.
Они с самого начала ввязались в рискованную затею. Их шансы на побег из Исправительного Учреждения были меньше одного процента. А эта парочка все равно взялась за дело. Он решил, что им хватило глупости. Всем дуракам дураки. Вполне логично, что дураки погибнут. Они пожнут то, что посеяли.
Знаю, так оно и есть, знаю. Но-
Но я все равно хочу, чтобы они вернулись. Я понимаю, что снова хочу их увидеть. Да, конечно, я и на золотые слитки глаз положил. Гора золота ослепила меня. Но и их я хочу увидеть. Я хочу снова услышать своими ушами сарказм и смех Нэдзуми, неловкую манеру речи Сиона.
«О, ты вернулся».
«Да. Говорил же тебе, что вернусь. Я обещаний на ветер не бросаю».
«Кхем, хватит из себя крутого корчить. Значит, мне теперь опять придется вечно твою болтовню слушать? Блин, не могу дождаться».
«Инукаши, прости, что заставили волноваться».
«Волноваться? Хах, Сион, ты еще не проснулся? Я ни капли не волновался-».
«Ты ведь волновался за нас, да?».
«Идиот».
Такого диалога с ними он жаждал. Он хотел поговорить с ними. Я...Я действительно на полном серьезе молюсь, чтобы эти парни выжили и вернулись назад живыми. Я не стану молиться Богу. Я не буду цепляться за него. Я буду молиться и просить себя. Я сделаю все, чтобы заставит себя справиться. Я не сдамся... Я буду верить в себя и ребят.
Разве не в этом суть молитвы, Нэдзуми?
Гетсуяки увидел улыбку Инукаши и дернул подбородком. Значит, все пошло не так гладко, как у Нэдзуми. Попробуй, догадайся. Наверное, получилось неловко. И это вызвало у Гетсуяку тревогу.
Инукаши прочистил горло и поджал губы.
«Здорово же. Поздравляю. Не волнуйся. Я не собираюсь просить о таком идиотизме как жертвовать жизнью в обмен на плату. Это легкая работа. Очень легкая. Но сделать ее можешь только ты. Поэтому она стоит один золотой».
«Легкая, но стоит один золотой» - подозрительно повторил Гетсуяку.
«Говорю же, это только тебе по силам. У меня нет выбора, приходиться тебя просить, Гетсуяку-сан. В самом деле. Только ты это можешь. И я знаю, что у тебя получится».
Лицо Гетсуяку слегка расслабилось.
Только ты это можешь.
И я знаю, что у тебя получится.
Надо пощекотать его гордость. Нежно опутать его словами. Это, без сомнения, потешит его побитое и зудящее самоуважение.
«Я тебя умоляю. Работай со мной, Гетсуяку-сан».
«Это не так просто... что, говоришь, мне надо сделать?».
«Мне надо, чтобы у роботов-уборщиков крыша поехала».
«А?».
«Ты ведь и роботами-уборщиками заведуешь, а не только утилизацией мусора?».
«Ах – ну, да. Хотя все управление сводится к нажатию кнопки на выключенном роботе. Роботы сами начинают двигаться и приступают к уборке. Мне только раз в месяц их настраивать надо».
«Когда следующая настройка?».
«Через неделю».
«А нельзя ее завтра провести?».
«Завтра? Завтра Святой Праздник».
«Так и есть, да? В Номере 6 это выходной день».
«Это – это выходной, а значит, большинства работников не будет... в том числе, и меня».
«У тебя выходного нет» - ответил Инукаши. «Ты сам говорил. Выходных у тебя только три дня в месяц, и даже Святой Праздник в них не входит. Ты как-то жаловался на это».
«Ну- Н-но-».
«Это должно быть несложно. Ты скажешь, что заметил какие-то странности в их движениях и провел проверку на неделю раньше. Вот и все».
«Нет, так нельзя-».
«Ты можешь это сделать. У тебя должно было быть множество похожих случаев в прошлом».
Сион как-то рассказывал ему: «На самом деле, роботам-уборщикам приходится совершать куда более сложные движения, чем можно подумать. Если они как Иппо и остальные – (здесь у Инукаши невольно вырвался вопрос, кто такой Иппо. Его поразило, что это имя робота. Вероятно, так его назвал мертвый коллега Сиона. Он сказал назвать их Иппо, Нихо и Сампо. Один-шаг, Два-шага и Три-шага. Хах, не могу поверить, как благодушным был этот парень. Ему показалось забавным, что этот болван называл роботов по именам с такой же любовью, как и мышей) – и им надо просто чистить парк, то движения роботам приходится выполнять относительно простые, ибо сортировать мусор не надо. Но они работают в здании, к тому же не в обычном хозяйстве: надо собирать мусор из различных секций вместе. Одних простых движений тут не хватит. Виды мусора и степень его загрязненности зависит от секции, из которой он поступил, так что я уверен, механизмы будут весьма сложными».
«Это значит, роботам необходим тщательный уход. И нельзя пользоваться ими при поломке».
Помнится, это сказал Нэдзуми. А Сион кивнул.
«Судя по моему опыту, я уверен, что у них достаточно проблем. У роботов расстраивается функция сортировки или движения становятся вялыми, или еще чего».
«Понятно».
Тогда Нэдзуми расплылся в своей легкой улыбке и посмотрел на меня. Этот взгляд мне не понравился. Он был многозначительным и немного соблазнительным. Ничего хорошего не выходит, когда он так смотрит. Я быстро прервал зрительный контакт. Хотя было уже поздно.
Тогда я не до конца понял значение этого взгляда. Теперь я знаю. «Инукаши, это твой шанс блеснуть. Это главная роль. Сыграй хорошо».
Знаю. Просто смотри, Нэдзуми. Я проверну все так хорошо, что это затмит твою показуху».
«Я слышал, роботы-уборщики часто ломаются. Я не прав?».
Гетсуяку нахмурил брови. Он ответил неохотно: «Ну, это случается не так часто».
«Так как на счет ускорить день проверки, хм? Это вполне обычное явление».
«Ну, то есть... не то, чтобы я не мог, но...».
Инукаши пришлось сдерживать себя, чтобы не расхохотаться. Этот парень слишком уж правдив.
Ему показалось забавным, что Гетсуяку не может уклониться от прямых ответов, хотя должен настороженно относиться к Инукаши. Но сейчас не время было смеяться, и терять концентрацию тоже не стоило. Инукаши сжал челюсти. Он должен переманить этого мужчину на свою сторону, даже если придется воспользоваться его прямолинейным и честным характером.
«Не то, чтобы ты не мог, значит, ты можешь, да, Гетсуяку-сан?».
«Устроить проверку раньше строка не... ну, это не невозможно. Но что значит «крыша у роботов поехала»?».
«Вот что. Мне надо, чтобы их немного перестроил, пусть они занимаются противоположными уборке вещами».
«Противоположными?».
«Пусть выбрасывают наружу накопленный мусор. И мне надо, чтобы ты добавил в мусор это».
Инукаши достал склянку с небольшой капсулой внутри и показал ему.
«Что это?».
«Ничего опасного, можешь расслабиться. Она просто высвобождает запах. Не особо сильный, кстати. Капсула начинает таить при контакте с воздухом. Хотя и очень медленно».
«Зачем мне подсовывать это? Не говоря уж об изрыгании роботами мусора».
«Это розыгрыш». Инукаши пожал плечами и захихикал. Хотя ему это вовсе не казалось смешным Все его тело покрывал пот. Он был не в настроении смеяться.
Но ему пришлось. Он улыбнулся Гетсуяку улыбкой мелкого проказника, замышляющего шутку. Гетсуяку не смеялся. По его лицу было видно, что он не поверил словам Инукаши.
Блин, вот тебе и укоренившиеся подозрения. Да он просто трус какой-то.
«Если робот начнет плеваться мусором и испускать запах, начнется суматоха. Я ведь не ошибся, да?» - все равно продолжил Инукаши.
Гетсуяку кивнул. Его пальцы все еще сжимали золотую монету.
«На счет суматохи ты не ошибся. Эти парни внутри, не считая заключенных, всегда работают в удобных и чистых комнатах. Они, наверное, и не пачкались никогда. Ага – уверен, они в жизни к мусору не прикасались».
«Правда? Никто не думает о том, насколько важна и тяжела твоя работа. Так почему бы не подшутить над ними. Робот уборщик сходит с ума и начинает всюду разбрасывать мусор. Эти парни поднимут шум и что они сделают в первую очередь-?».
«Прикажут мне остановить робота».
«Именно. И ты это сделаешь. Тогда – тогда тебя, наверное, позовут внутрь здания».
«Починить робота? Ммм, ну, думаю, да».
«И все подчистить. Тебе прикажут убрать разбросанный мусор. Никто больше уборкой не занимается. Тебя вызовут. И их откроют».
«Что?».
«Двери. Двери, которые с твоей стороны не открыть, распахнутся для тебя. Ты пройдешь через них со своим старым уборочным оборудованием. В то же время капсула начнет таять и распространять запах. Если она будет таять плохо, наступи на нее слегка. Так будет эффективнее, ага» - пробормотал Инукаши себе под нос. «И, ох, можешь не беспокоиться. Как я и сказал, она пахнет не так уж плохо. Обоняние придет в смятение, но уровень опасности нулевой. Мой нос, наверное, так привык к такому, что даже не заметит. Но этим парням в их тепленьких гнездышках придется тяжело. Суматоха станет еще сильнее. Тогда ты притворишься, что спешно убираешь мусор, и-».
А теперь самое главное.
Инукаши понизил голос и зашептал Гетсуяку на ухо.
Одно, два слова.
У Гетсуяку все тело напряглось. Его рот приоткрылся, показались белые, крепкие на вид зубы.
«Я... Я абсолютно точно не могу этого сделать».
«Почему нет? Это легко. Думаю, лопатой и то сложнее пользоваться».
«А если кто-нибудь узнает? Меня уволят – нет, еще хуже, наверное. Меня арестует Бюро Безопасности и... о, нет, не надо» - простонал он. «От одной мысли я мурашками от страха покрываюсь. Нет, спасибо. Это значит «нет». Иди домой, Инукаши. Это я тебе возвращаю».
Гетсуяку кинул ему назад золотую монету. Она была настоящей и слегка блестела. Инукаши скривил губы в улыбке. Ему показалось, что в этот раз она получилась лучше прошлой.
«Возвращаешь, понятно. Материальные блага совсем не искушают?».
«Моя жизнь важнее материальных благ».
Инукаши осторожно положил свою загорелую руку на ладонь Гетсуяку.
«Ооо-» - у Гетсуяку перехватило дыхание. Золотая монета в его руке превратилась в две. «Эй, Инукаши, я не-».
«Еще одна». Он положил третью золотую монету на ладонь мужчины. «Три золотых. Ну так как?».
«Почему – почему ты – предлагаешь так много...».
«Работа, о которой я прошу, того стоит. Если все пройдет хорошо, я дам тебе в три больше в качестве компенсации».
«Инукаши, что ты замышляешь? Это ведь не просто старый прикол, да? Быть такого не может. И где ты взял столько денег?».
«Вопросы здесь неуместны. Это я спрашиваю – берешься или нет? На самом деле, отказаться ты уже не можешь».
«П-почему нет? Я откажусь. Смотри: я не возьму монеты» - упрямо произнес Гетсуяку.
«Не получится. Ты продал мне информацию. Забыл уже?». Инукаши облизал верхнюю губу. Они была сухой и шершавой. Сердцебиение в груди успокоилось. Глядя, как кровь отхлынула от лица Гетсуяку, Инукаши улыбнулся шире.
Я в порядке. Я спокоен. Я не стану паниковать и портить последний штрих. Я в норме.
«Ты сказал мне на днях, где в Исправительном Учреждении проходит электрическая проводка».
«Это был – ну... это был лишь общий пересказ того, что я знаю».
«Но ты все равно рассказал мне. Нет, ты продал это мне. Кажется, за две серебряных монеты. Ты продал мне информацию о своем рабочем месте за две серебряные монеты. Если это всплывет, тебя ждет нечто похуже увольнения, будет-».
«М-мне нужны были деньги!» - запротестовал Гетсуяку. «У меня жена приболела, надо было ее к врачам сводить».
«Ага. Ты хороший парень, семейный человек. Но, думаешь, начальство устроит такая причина? Я продал информацию за серебряные монеты жителю Западного Квартала, чтобы накормить семью. Простите. Что ребята из Бюро Безопасности сделают, если услышат такое признание? Похлопают по спине со словами «тяжело тебе, наверное, пришлось»? Да нет. Такого никогда не случится, сам знаешь. Даже ты понимаешь свое положение и насколько опасно Бюро Безопасности, верно? Оооо, оно ужасно. От одной мысли о нем мурашками покрываюсь».
Инукаши потер свои голые руки. Лицо Гетсуяку стало еще более бесцветным и безжизненным, он походил на грустную карикатуру, нарисованную на листе бумаги.
«Т-ты меня шантажируешь?».
«Я просто сказал тебе правду. Бесплатно».
Гетсуяку издал сдавленный всхлип. Инукаши слегка потрепал его по плечу.
«Ничего, старик. Никакая опасность тебе не грозит. Я это гарантирую. Подумай об этом: до сих пор ты усердно трудился. Ты – законно зарегистрированный горожанин. Кто станет подозревать тебя? Никто. Потому что никто не обращает на тебя внимания. Никто не смотрит за тобой».
«Но камеры наблюдения-».
«Если будешь подозрительно дергаться, тебя поймают. Но если будешь двигаться естественно и незаметно, обдурит камеру – раз плюнуть. Машины могут передавать четкую картинку, но они не способны угадать, что у тебя на уме. В любом случае, это не меняет того факта, что одной ногой ты уже в деле».
Инукаши положил золотые обратно на ладонь мужчины и закрыл ее.
«Ты ведь выполнишь для меня работу, да, Гетсуяку-сан?».
«Ух... только один раз. Только в этот раз».
«Благодарю» - любезно произнес Инукаши. «Значит, завтра. Прямо перед концом твоей смены».
«Верно... а ты правда отдашь мне остальное золото?».
«Вот в чем разница между людьми и собаками. Мы не врем. Если мы дали обещание, мы его выполним».
«Но – а?».
«Что?».
«Ты не слышал детский плач?».
«Детский? Я ничего не слышал».
«Готов поклясться, я слышал-».
«Может, тебе просто показалось. У тебя ведь скоро малыш родиться? Поэтому вой ветра тебе плач ребенка и напомнил. Но, смотри, я прав: когда родится ребенок, тебе еще больше денег потребуется. Ему нужна будет теплая постель и питательное молоко».
Гетсуяку шевельнул губами, будто собираясь что-то сказать. Вместо этого, он быстро закрыл дверь аппаратной без единого слова.
Инукаши оказался отрезанным от света, лившегося из комнаты, его окутала тьма. У ног свистел морозный ночной воздух.
Фуф. Он глубоко вздохнул. Даже в такую холодную погоду все его тело покрывал пот. В плечах чувствовалась тяжесть, вероятно из-за напряженных мышц.
Фуф. Теперь он специально выдохнул. Когда он снова вдохнул, холодный воздух скользнул глубоко внутри груди и свернулся там.
Все хорошо прошло? Смог ли как следует обеспечить им подстраховку?
Не уверен, что получилось.
Гетсуяку, этот трусливый и добросердечный человек, будет, вероятно, волноваться. Он может засомневаться. Он, наверное, будет мямлить до последнего момента, не в силах принять решение.
Что мне делать? Что я должен делать? Продолжать? Отменить все? О, что мне делать. Что мне делать.
Какое решение примет Гетсуяку в последний момент? Поведет себя так, как надеется Инукаши? Он не был в этом уверен.
Людские умы напоминают конец тонкой ветки.
Ветер так легко может их раскачать.
Думаю, мне остается только верить.
Не в Гетсуяку. Он должен был верить в собственную удачу. Лицо Сиона возникло перед его мысленным взором. И профиль Нэдзуми тоже.
Думаю, мне стоит просто поверить в них.
Он быстро шел сквозь темноту. Рядом с корзиной с объедками шевельнулась тень. Он услышал всхлипы.
«Хватит его до слез доводить» - сказал Инукаши, резко прищелкнув языком. Он скривился. «Что за нянька из тебя? Заботься о нем нормально. Хотя бы постарайся, чтобы он так не выл, старик, я тебя умоляю».
«Это мне плакать хочется» - парировал держащий ребенка Рикига, тоже прищелкнув языком. Вероятно, он тоже хмурился. Инукаши в окружавшей мужчину темноте просто не мог разглядеть его лица.
«Смотри, Сионн. Твоя мама вернулась. Здорово же».
«Кого это ты мамой назвал?».
«Какая разница? Я-то точно не мама. Вот». Он протянул Инукаши ребенка, завернутого в мягкое одеяло. Одеяло принес Рикига. Инукаши ощутил тепло и вес мальчика в своих руках. Ребенок показался немного тяжелее.
Может ли такое быть? Да нет. Показалось, наверное.
Подобранный на развалинах малыш кормился собачьим молоком, размахивал ручками и ножками, часто смеялся и постоянно кричал. У него были большие живые глаза и пухлые щеки.
«Мама». Малыш протянул ручки к Инукаши. Он выглядел так, будто искал, скучал или просил чего-то.
«Видишь, он зовет тебя Мама» - сказал Рикига. «Он скучал по мамочке».
«Он, наверное, не мог вынести твоего перегара, старик. Оо, вот, вот. Бедняжка. Отстойно, наверное, было, Сионн».
«Ну и?».
«Хм?».
«Как все прошло?».
«Не знаю. Я сделал все, что мог. То, что сказал мне Нэдзуми».
Рикига фыркнул.
«Ив, хах. Какой наглый ублюдок. Его бросили в Исправительное Учреждение, а ему все равно хватает наглости отдавать нам приказы. Да кем он себя возомнил?».
«Нэдзуми – это Нэдзуми, старик. Он никем себя не «возомнил». К тому же, их туда не бросали. Они прошли через ворота по собственной воли».
«Врата Ада».
«Эй, старик».
«Что?».
«Ты думаешь, они вернутся?».
«Когда они прошли сквозь Врата Ада? Невозможно. Для этого нужно чудо».
«Я слышал, творить чудеса довольно просто. Нэдзуми как-то говорил».
«Ив – мошенник. Правды в его словах кот наплакал. Знаешь, Инукаши, я – я правда хочу, чтобы Сион все-таки вернулся».
«А как же Нэдзуми?».
«На Ива мне наплевать. Я не против не видеть его до конца жизни. На самом деле, не видеть его – величайшее счастье для меня. Как минимум, радужные перспективы. Хмпф».
Инукаши мысленно рассмеялся. Рикига был в ужасном настроении. Он находил это забавным. Он знал причину, и это веселило его еще больше.
«Тсукио». Инукаши понизил голос и позвал мышку по имени. Сион и ей имя дал. Гамлет, Крават, Тсукио... это было странно. Когда он узнал их имена, то начал различать их, хотя раньше для него они были «просто мышами».
Это определенно было странно.
Писк.
Черная мышь вылезла из-под живота такой же черной собаки, вытянувшейся на земле.
«Сообщение для твоего хозяина: я сделал то, что ты мне сказал. Завтра вечером все начнется».
Писк.
«Я буду молиться, чтобы ты невредимым достиг своего хозяина, Тсукио».
Писк-писк-писк!
Мышка быстро исчезла в темноте.
«Он знает, где Ив?».
«Полагаю, да».
«Он понимает, что ты говоришь?».
«Он и тебя, старик, наверное, понимает. Пока ты трезв, он поймет, что ты пытаешься сказать».
«Почему? Он же просто мышь».
«Он не просто мышь. Обычные мыши не понимают человеческую речь. Эти мышки неестественно умны. Они понимают слова и намеренья, которые мы в них вкладываем. Неудивительно, что Нэдзуми так ими дорожит».
«Почему они не относятся к обычным мышам?».
«А мне-то почем знать?».
«Это микророботы?».
«Нет. Абсолютно нормальные живые существа. Просто у них есть интеллект. Сион, знаешь ли, даже читал мышам. Какого-то классика по имени Как-его-там. Готов поспорить, ты никого из классиков раньше не читал, а, старик?».
«Классиков по имени Как-его-там я точно не читал» - ответил Рикига с сарказмом. «Так откуда у этих мышей разум?».
«Сказал же, не знаю. Это ведь все-таки Нэдзуми. Мне бы не показалось странным, если бы они оказались диковинкой».
«Конечно, это странно. Где Ив взял этих мышей?».
«Старикан».
«Что?».
«Чего ты так к ним прицепился? Что, пытаешься узнать, сможешь ли маленько заработать с помощью этих мышек?».
«Нет, конечно» - сердито произнес Рикига. «Стал бы я что-то делать с мышами Ива. Я бы их и пальцем не тронул, даже если бы у них в зубах золотые монеты были».
Инукаши слабо верилось, что Рикига дал бы уйти мышке с золотой монетой в зубах, но он просто пожал плечами в ответ и ничего не сказал.
Мыши, понимающие человеческую речь...
Одна из этих мышек доставила Инукаши письмо. Оно было от Нэдзуми. Слова были нацарапаны тонкой ручкой.
(Инукаши: я приказал отправить это письмо тебе после Охоты. Зная моих мышей, они точно доставят его тебе.)
Письмо начиналось без всяких формальностей и сезонных приветствий и написано было довольно сухо.
Он даже нормальные письма писать не умеет? Или считает меня недостойным приветствия? Если да, ну, это грубо.
Тем не менее, письмо от Нэдзуми было неожиданным и необычным, и его взгляд был прикован к посланию даже во время жалоб. Он прочитал и зарычал.
Письмо содержало детальные указания оставшимся в Западном Квартале. Только дочитав послание Инукаши наконец-то понял весь смысл того многозначительного и соблазнительного взгляда Нэдзуми.
Понятно. Так вот чего ты от меня хочешь. Какое трогательное любовное письмо ты написал.
Этот парень просто дрянь. Ничего нового.
Он глубоко вдохнул. О должен был решить: смять письмо и притвориться, что никогда его не видел или выполнить указания Нэдзуми.
Короткий миг колебания настал и прошел. Инукаши аккуратно сложил письмо и вздохнул.
Кроме инструкций для Инукаши, там были и детальные приказы для Рикиги. В этом и крылся источник недовольства Рикиги.
«Засранец считает, что может мне приказывать. Проклятье,такое чувство, что мной на расстоянии управляет презренная крыса. Просто бесит».
«Тогда проигнорируешь письмо?».
«Я просто не могу этого сделать. На кону жизнь Сиона».
«На кону еще и гора золотых слитков».
«Именно».
Любовь и жадность. Именно эти два состояния лучше всего заставляли людей шевелиться. Судя по количеству жалоб, поступающих от Рикиги, он пришел в движение на удивление плавно и эффективно. Он принес микробомбы. Вероятно, он давно уже приготовил их про запас.
Он сказал, что потратил огромное количество денег. Но если он заполучат эти золотые слитки, жертва была небольшой.
И Инукаши, и Рикига выполнили половину приказов Нэдзуми. Теперь оставалась вторая половина. Настал критический момент.
«Мы точно знаем, что Тсукио и остальные на нашей стороне. Разве сейчас этого не достаточно для душевного спокойствия?» - озвучил Инукаши свое искреннее мнение. Человек это, собака или маленькая мышь – если он не враг, то это уже повод для благодарности. Инукаши хотелось, чтобы Рикига тревожился из-за этих «странностей» и «загадок» потом, когда они не будут в такой трудной ситуации.
Уже, наверное, лет сто понятно, что Нэдзуми – тот, кого ты просто не можешь раскусить старик.
«Абах, абах, абах» - оживленно пролепетал Сионн.
«Поздравь нас, Сионн». Инукаши поднял крошечное тело вверх к ночному небу, где сияли звезды. «Отпразднуй за нас. За наше настоящее и будущее».
«Бабхух». Сион неожиданно вытянул ручки, завернутые в рваную ткань. Он потянулся вверх, будто указывая на что-то.
«Что?». Инукаши поднял взгляд и увидел золотой город. Святой Город Номер 6, сияющий, разрывающий чернильную тьму.
Крошечные пальцы Сионна указывали точно на золотой свет.
«Это Номер 6. Что такое? Он тебе приглянулся?».
Сионн не улыбался. Но он и не плакал. Его глаза с фиолетовой искрой были широко распахнуты, он просто пристально смотрел на Номер 6.
Глава 3: Причина.
Когда люди создали государственные посты,
Разве не было причиной этому
Желание избавиться от опасностей
И создать яркий и спокойный мир?
Но народ страдает от невзгод, а чиновники купаются в богатствах.
На всей земле, никто из граждан
Не может излить свое горе.
Потому они и берутся за кисти, доверяя его песне. [7]
Сафу закричала.
Это я?
Почему, почему, почему...
«Сафу, ты проснулась? Доброе утро. Как самочувствие? Ах, вижу, твое когнитивное восприятие вернулось в норму. Прекрасно».
Это я?
Нет, это не я.
Это не я.
«О чем ты говоришь? Смотри. Ты прекрасна. И не просто прекрасна – да, скоро у тебя будет и красота, и сила. И бессмертие. Великолепно, правда?».
Нет Нет.
Помогите.
Верните меня назад.
Сделайте меня той, кем я была.
«Сафу. Тебе нельзя перевозбуждаться. Больно ведь, так? Да, когда твои эмоции на взводе, это вызывает боль. Головные боли. Так что, спокойно. Успокойся. Успокойся и подумай о надлежащим для тебя состоянии. Да... хорошая девочка. Я тебе помогу. Да, успокойся...».
Сион...
Где Сион?
«Забудь о нем. Ты переродилась. Забудь о обо всем из прошлого. Обо всем. Тебе больше не нужны ни люди, ни имена, ни воспоминания, Сафу».
Я не хочу забывать.
Я не могу забыть.
Я... не забуду.
«Знаешь, Сафу, завтра фестиваль. Празднование дня рождения этого города. Праздничный фестиваль. Называется «Святой Праздник». Уверен, ты знаешь о нем. Ты ведь, все-таки, бывшая горожанка».
Сион.
Сион, где ты?
«Фестивали – сплошная глупость. Все шумят без толку и даже не понимают, что именно празднуют. Глупцы, правда? Хотя, если бы они ими не были, возникли бы проблемы. Ха-ха-ха... Настоящие Святые сейчас здесь. Ты и я. Выпьем, Сафу? Вино будешь?».
Я не забуду.
Я не забуду тебя.
Я никогда не смогу тебя забыть.
«Сафу, почему ты излучаешь печаль? Я планирую преподнести тебе чудесный подарок, знаешь ли. Скоро. Я сделаю из тебя создание, которым все будут восхищаться».
Я буду помнить тебя.
Потому что это мое сердце.
Я не... забуду.
«Что за проблемы. Не думал, что ты окажешься таким капризным ребенком. Я слегка разочарован, Сафу. Ну, хорошо. Скоро ты увидишь высоты моего великодушия. Тогда ты падешь ниц и испытаешь ко мне благодарность. Видишь, Сафу? О, да, это имя нам больше не нужно. Отбросим его. Все-таки тебя ждет новое будущее. Видишь? Разве мысль об этом тебя не радует?».
Я не отброшу свою душу.
Я не потеряю воспоминания.
Мои чувства у меня не украдут.
Сион,
Где...
«Давай. Подойди сюда».
* * *
Сион закончил говорить. Он вспомнил, по мере возможностей, все детали событий за последние несколько лет, начиная ненастной ночью, когда он встретил Нэдзуми, и заканчивая сегодняшним днем. Он знал, сколько бы он ни говорил, всю историю все равно охватить не получится. Он не был уверен, что сможет точно пересказать все, что так потрясло его. Но все равно рассказал. Выдернув ростки бесчисленных эмоций, которые начали прорастать в его душе, в меру своих способностей, он спокойно и объективно поведал о собственном опыте, о том, что видел, слышал, о картинах, открывшихся его взору, и звуках, достигших его барабанных перепонок. По крайней мере, он попытался.
Но под конец его голос все равно задрожал. Он не смог побороть мольбу, закравшуюся в его интонации.
Я так слаб. Так бессилен. Мне не хватает силы даже собственные эмоции подавить.
Сион сжал кулаки.
Ты знал, Сион, ты давно уже это знаешь. Тебе пришлось сталкиваться с тем, насколько ты слаб, снова и снова до прихода сюда. Какой смысл бояться собственного невежества и бессилия теперь? Можешь стыдиться, но не бояться. Если дрогнешь, то уже не сможешь двигаться дальше. Ты так далеко зашел. Ты не можешь повернуть. Ты не настолько слаб.
Сион глубоко вдохнул и продолжил говорить.
«Я хочу помочь Сафу. Я сделаю все, чтобы вытащить ее. За этим я сюда и пришел. Нэдзуми привел меня сюда. Я понятия не имею, где находится это место и как я попаду из него в Исправительное Учреждение. Но, несмотря ни на что, я должен это сделать. В этом я уверен. И... Это я втянул Нэдзуми. Нэдзуми рисковал ради меня... и это тоже правда».
Старейшина хранил молчание. Их окутывала тишина. Она так давила на них, что Сиону казалось, будто у него кости трещат.
Нэдзуми рядом с ним нагнулся. Он поднял рубашку, соскользнувшие с руки Сиона незаметно для него, и протянул ее назад.
«Спасибо».
Хех.
Нэдзуми усмехнулся.
«Ваши манеры не покидают Вас даже в такой ситуации, молодой господин? Может, добавить к этому прозвищу «надменный мальчишка с завышенным самомнением», пока ты ему соответствуешь».
«Я? С завышенным самомнением?».
«Ага. Я не ради тебя сюда пришел. Не льстите себе так сильно, молодой господин».
Не успел Сион ответить, как Нэдзуми уже отвернулся. Его ничего не выражающий профиль игнорировал слова и взгляды Сиона.
«Роу». Старик не ответил Нэдзуми. Он все еще сидел без движения, закрыв глаза. Казалось, он то ли медитирует, то ли молится мысленно.
«Роу, в истории Сиона лжи нет. Все это правда. В Номере 6 были случаи появления ос-паразитов. Сион выжил. Но большинство не сумели бы. Все они странно умирают-». Тут Нэдзуми закрыл рот и посмотрел на Сиона. В его глазах плескалась, пусть и слабая, тень сомнения.
«Роу? Ты меня слушаешь?».
Старейшина слегка кивнул. «Да. Твой голос хорошо звучит и очень ясно достигает ушей слушателя».
«А сердца твоего он достиг?».
«Конечно».
«Тогда я хочу, чтобы ты мне ответил. Чтобы ты рассказал».
«О судьбе Номера 6?».
«Нет, об этом мне не за чем кого-то спрашивать. Я знаю, что с ним случится: уничтожение и вымирание. Я буду тем, кто нажмет на спусковой рычаг».
«Тогда... что же ты хочешь спросить?».
«Что из себя на самом деле представляют осы-паразиты?».
Сион тихо вскрикнул. Он посмотрел на профиль Нэдзуми широко распахнутыми глазами, а затем перевел взгляд на старейшину.
«Хочешь, чтобы я открыл правду об осах-паразитах?» - спросил старик.
«Да».
«Почему... ты спрашиваешь это у меня?».
«Потому что ты знаешь» - ответил Нэдзуми. «Я это чувствую. Я все время думал: возможно, просто возможно... ты знаешь большую часть того, что я хочу узнать». Нэдзуми вздохнул. Жесткие углы его профиля ничего не выражали, из-за тени сомнения лицо потемнело еще больше.
«Ты знаешь, ибо раньше ты сам был гражданином Номера 6... нет, создателем. Я не прав?».
В этот раз с губ Сиона не слетело ни звука. У него перехватило дыхание.
Создатель? Этот старик?
«Я что-то сказал неверно? Роу».
Старейшина не ответил. Нэдзуми посмотрел вверх. Там была лишь мглистая тьма. Но Нэдзуми быстро заморгал, будто слепо всматриваясь во что-то. Затем он поднял руку своим обычным изящным движением.
«Вот». Он держал квадратный кусочек бумаги между пальцами. Нэдзуми протянул его старейшине. Это была фотография, старая, напечатанная на особой фотобумаге.
«Она была у старого алкоголика. Твоя мама тоже здесь есть» - сказал он Сиону. «Я позаимствовал ее из его документов».
«О, эта...». Это было одна из фотографий, лежавших вперемешку с содержимым папок. Они рассыпались по полу, когда они в прошлый раз приходили к Рикиге по указаниям в записке Каран. На фото была его мать и ее друзья пару десятилетий назад. Он вспомнил слова Рикиги, бывшего журналиста, о том, что он сделал этот снимок во время своего последнего визита в Номер 6.
В те дни Номер 6 еще не был таким закрытым. Не было закона, требовавшего разрешения города на вход или выход из него, в отличие от нынешних времен, когда без разрешения вход был запрещен независимо от обстоятельств. Особые ворота и стены тоже еще не были достроены. Рикига говорил, что тогда попасть в Номер 6 и путешествовать по окрестностям были относительно легко.
«Молодая женщина в центре – мать Сиона. Ее зовут Каран».
«Каран».
«Ты ведь знаешь ее, да? Ты с ней на фотографии. Или забыл уже?».
«С ней? Этот мужчина, с моей мамой?» - Сион был удивлен. Он знал, что у него рот раскрылся. Он уставился во все глаза на беловолосого старейшину. Он знал, каким наглым был этот взгляд, но не мог отвести его.
Он знает мою мать? Только подумать, этот мужчина, поселившийся в подземных пещерах, мужчина, которого остальные называют «старейшина», был связан с Каран. Это было просто невероятно.
Невероятно, как такое?.. На миг удивление так сильно поразило его, что он ощутил покалывание в глубине мозга.
С момента встречи с Нэдзуми границы его мира сломались. Мир, в котором он жил раньше, рухнул. Всюду подстерегали сюрпризы. Вещи в которые он верил, в которых никогда не сомневался, переворачивались, показывая изнанку. Он много, много раз пережил понимание, от которого замирало сердце.
Удивление, страх, ошеломленное молчание, недоумение и боль. Он испытал столько эмоций и ощущений. Но ему так же пришлось столкнуться с тем, каким невежей он был до встречи с Нэдзуми, как он жил ничего не зная и не пытаясь узнать.
Вот почему было больно. Так больно, что он задыхался от боли. Но все равно – он поклялся, не колеблясь, удивляться и недоумевать.
Сион, по-своему, надеялся узреть истину о себе и мире, в котором жил. Он так же решил смотреть сквозь все это. Он, не колеблясь, позволял удивить или сбить себя с толку; наоборот, каждый раз, когда его удивляли и огорошивали, ему казалось, что спадает очередной слой и новая грань мира открывается его взору. Он даже получал новый опыт.
Но в этот раз он был просто поражен. Сион с открытым ртом смотрел на старика. Нэдзуми пальцем коснулся его губ. Почему у него вечно пальцы такие холодные? Чувство, далекое от удивления или недоумения замаячило на краю сознания Сиона. Нэдзуми тихо прищелкнул языком.
«Рот закрой. У тебя на лице сейчас неправдоподобно идиотское выражение».
«Не может быть...» - прошептал Сион. «Это просто невероятно... Нэдзуми, что происходит? Как моя мама с этим связана? Этот мужчина и моя мать знакомы... что это значит?».
«А мне почем знать?» - ответил Нэдзуми. «Я спрашиваю именно потому, что не знаю. Посмотри на фото алкоголика: рядом с твоей матерью стоит-». Нэдзуми сглотнул. «Это Роу».
Фото выскользнуло из пальцев старейшины. Оно закружилось в воздухе подобно цветочному лепестку.
«Я тоже был удивлен, когда увидел фотографию» - сказал Нэдзуми. «Наверное, у меня на лице было похожее выражение, хотя, может, и не такое идиотское, как у тебя».
Нэдзуми подобрал фотографию и протянул ее Сиону. Сион наклонился вперед и прищурился. Снимок был довольно старым. Несколько молодых мужчин и женщин стояли перед серым зданием. Каран стояла в середине. У нее были длинные волосы, она застенчиво улыбалась. Ее улыбка все равно излучала женственность. Справа от нее стоял высокий мужчина с длинным лицом и нежным взглядом. В одной руке он сжимал лабораторный халат. Даже по старой фотографии Сион видел, что его глаза лучились глубоким интеллектом.
Мой крестный. Нэдзуми указал на этого мужчину и произнес эти слова. Это мой крестный.
Сион опустился на колени перед старейшиной.
«Пожалуйста, расскажите мне». Его голос был скрипучим. В горле болезненно пересохло. «Пожалуйста, расскажите мне правду. Это все, о чем я прошу».
Торс старика слегка шевельнулся. Это напомнило Сиону волну серебристой ржи. Его белые волосы, тускло сияющие при свете свечей, выглядели почти в точности, как колосья.
«Знать правду и спасти друга: ты думаешь, это связано, Сион?». Сион в ответ медленно покачал головой.
«Я не знаю» - честно сказал он. Он и правда не знал.
Он должен был делать все, чтобы спасти Сафу хоть на минуту, на секунду быстрее. Но что ему было нужно? Необходимо ли ему было знать правду об осах-паразитах, отношениях его матери со старейшиной и будущем Номера 6... так ли срочно ему надо было узнать это? Ответа у Сиона не было.
Он хотел знать. Отчаянно жаждал. Но самым важным сейчас было спасти Сафу – так ведь?
«Я не знаю... Может, правда и спасение Сафу совершенно не связаны. Но...».
«Но?».
«Но от меня – или, точнее, нас – нас, жителей Номера 6, в том числе и меня, все это время скрывали правду. Мы жили, не зная настоящего лица реальности, ее истинного воплощения».
«Вы просто не пытались узнать» - заметил без всяких эмоций Нэдзуми. «Если бы вы присмотрелись, то увидели бы. Если бы искали правду – нашли бы ее. Но вы этого не делали. Вы опьянели от своего заблуждения о достатке и впали в блаженную лень. Вы не пытались разглядеть за ней реальность. Ваша глупость позволила Номеру 6 стать тем монстром, в которого он превратился сейчас».
«Уверен, ты прав» - вздохнул Сион. Нэдзуми был прав. Но знаешь что, Нэдзуми? Пока я жил с тобой, я сумел прикоснуться к прорастающим колосьям истины. Я прикоснулся к ней собственными руками. Это была моя отправная точка. И сама истина.
Я начал там, и теперь я здесь.
«Похищение Сафу и появление ос-паразитов... превращение Номера 6 в монстра – все это случилось из-за того, что мы все время отводили взгляды от правды. Мы совершили тяжкое преступление; я сознаю это. Но поэтому я хочу знать. Я хочу увидеть истинную форму мира, своими собственными глазами-».
Сион закусил губу. Нет, едва не произнес он вслух. Это было неверно. Не то, чтобы он солгал старейшине. Но он приукрасил свои слова. Сожаление и отказ от прошлого не были единственной причиной его желания знать истину.
Любопытство. Нет, это было не обычное чувство, а глубоко укоренившееся желание. Оно бродило кругами глубоко внутри у него в груди.
Это была интрига, не поддающаяся его воображению. Интерес к неизвестному. И более того... это было ожидание того, что он получит кусочек знания, связанного с Нэдзуми.
То, что ему показал Нэдзуми, было лишь небольшая частью. Фактически, у Нэдзуми было множество обличий, сквозь которые Сион не способен был видеть. И он это чувствовал, болезненно, везде, всегда.
Откуда ты пришел?
Где ты родился?
Как ты жил до нашей встречи той ненастной ночью?
О чем ты думал, во что верил, что отвергал в своей жизни до того момента?
А еще ты так и не выполнил обещание назвать мне свое настоящее имя.
Его душа места себе не находила. Она изнывала от желания знать, и ради себя самого, а не кого-то другого. Но он притворился. Притворился другом, невинным юношей, желающим узнать истину.
Устремления его сердца и его слова расходились. Какими красивыми и разумные были слетающие с его губ слова. Красивыми и разумными до такой степени, что звучали фальшиво. Его собственные слова предали его сердце.
Он с силой закусил губу.
Я только так могу выражаться?
Почему я не могу говорить как Нэдзуми? Я могу использовать лишь пустые, поверхностные слова. Почему я вечно притворяюсь? Зачем я вообще говорю, если даже не готов явить истинного себя?
Хоть я и жил месяцами рядом с ним...
Он, не подумав, перевел взгляд на Нэдзуми. Он не мог не заметить, что слова Сиона приукрашены, но на лице Нэдзуми не было видно ни капли пренебрежения, отвращения или жалости. Он слегка опустил подбородок и смотрел в темную пустоту.
Нэдзуми никогда не играл словами.
Сафу была такой же.
Подобно молнии в ночном небе в его мозгу вспыхнула мысль. Сафу никогда не манипулировала своими словами. По крайней мере, все, что она говорила Сиону, было правдиво. Он бесчисленное количество раз слышал ее прямые и честные слова.
Он понял, что должен стыдиться себя. И перед Нэдзуми, и перед Сафу ему должно быть стыдно.
«Я... хочу знать» - он с трудом выдавливал из себя каждое слово. «Слишком многого я не знаю. Поэтому... я хочу узнать. Вот».
Тело старейшины снова всколыхнулось. «Ты не станешь счастливым лишь потому, что будешь знать. В итоге, ты будешь думать, что лучше бы и не узнавал ничего. Возможно, именно такая реальность ждет тебя, Сион».
«Я к этому готов». Он, скорее, будет страдать от знания, чем прибывать в счастливом неведенье. Он предпочитал боль и тяжесть правды фальшивому счастью. С этим он и будет двигаться вперед. Он не мог полагаться на иллюзию, не способную даже стать опорой.
Сион сжал кулак на груди. Он признал свои чувства.
Не было никаких сомнений. Мои чувства здесь, внутри меня. Я больше не обманываю.
«Я готов. По крайней мере, мне кажется, что я подготовился. Хотя – не могу сказать наверняка, что не буду сожалеть об этом... Наверное, много раз еще пожалею... но мне кажется, это будет лучше, чем ничего не знать. Так мне кажется... вот, ах, я...». Когда он пытался говорить его искренне, его язык не хотел работать. Слова отказывались звучать так же гладко, как несколько мгновений назад.
Искренние слова оказались тяжелыми.
Они несли в себе вес убеждений, эмоций и честности говорящего.
Старейшина неожиданно улыбнулся. По крайней мере, Сиону так показалось. Старик позволил секундной улыбке исчезнуть и медленно опустил веки. Он молчал.
«Роу, почему ты молчишь?» - грубо спросил нетерпеливый Нэдзуми. «Роу!».
«Элиуриас». Губы старейшины шевельнулись, с них слетел легкий, как бриз, шепот. Сиону это слово было непонятно.
«Элиуриас?». Нэдзуми нахмурил брови. Видимо, он тоже не понял.
«Это имя».
«Чье?».
«Ее».
«Ее?».
«Нэдзуми, твои глаза».
«А?».
«Закрой свои глаза. Сион, ты тоже».
Сион и Нэдзуми переглянулись. Голос старика был низким и спокойным, в нем не было и намека на приказ. Но они все равно подчинились. Сиону казалось, что он медленно двигается в нежном течении реки, несущем его к морю. Он закрыл глаза.
«Элиуриас» - снова прошептал старейшина. «Она была великой правительницей. Она была редким созданием».
Элиуриас...
Нэдзуми рядом с Сионом втянул воздух.
«Когда я оглядываюсь назад, мне все это кажется делами далекого прошлого» - продолжил старик. «Было время, когда эта земля... да, на этой земле еще не было стен. Вместо стен здесь были густые зеленые леса. Озера, болота и луга. Множество вещей были связаны и поддерживали гармонию. Рай... возможно, это был последний островок рая на планете. Рай, избежавший разрушения человечеством. Страна чудес. Место, способное питать жизнь и победить смерть. Она обитала здесь. Она и правда существовала. Это я нашел ее».
Голос старейшины стал еще ниже.
«Ах, нет... слишком высокомерно говорить об этом так. Я не находил ее. Я ее встретил. Мы встретились случайно... будто нас Бог вместе свел. Элиуриас – она была великой правительницей. Она бы и до сих пор ей осталась. Она все еще правит».
«Элиуриас». Сион произнес это имя себе под нос, повторяя за старейшиной. Элиуриас. Для его слуха и языка слово было незнакомым. Он не мог представить, какой внешностью или голосом обладает человек с таким именем. Тем более, «великая правительница»... Сион недоверчиво склонил голову. Это звучало слишком грандиозно, слишком фальшиво. Он ощутил господство. Здесь в прошлом было королевство? Так, как сейчас в этих землях заправляет Номер 6, раньше ими управляла правительница по имени Элиуриас...
«Она», сказал старейшина. Значит, королева. Рай, управляемый королевой? Похоже на дешевый спектакль. Мне с трудом в это верится.
Воздух слегка шевельнулся. Он услышал хриплый стон. Когда Сион поднял веки, первым ему на глаза попался Нэдзуми, закрывавший лицо руками. У него подкашивались колени.
«Нэдзуми!». Нэдзуми упал на протянутые руки Сиона. Сион ощутил тяжесть и жар его тела. Сквозь пальцы Нэдзуми послышался низкий стон. Это оно. То же, что и в прошлый раз.
Они говорили об осах-паразитах в подвальной комнате. Беседа как раз перешла от стихийных вирусов к загадке ос-паразитов, когда Нэдзуми неожиданно свалился.
Они пили горячую воду. Сион помнил, как кружка Нэдзуми выскользнула из его рук и ударилась о стопку книг, прежде чем покатиться по полу.
«Нэдзуми – расслабься. Ты меня слышишь?». Сион опустился на колени, поддерживая тело товарища руками. Все то же самое, что и в прошлый раз, причин для паники нет. Нэдзуми в тот раз вполне оправился. Если сейчас все то же самое...
«Ой!». Пальцы с силой впились в руку Сиона. Нэдзуми дышал тяжело, его грудь поднималась и опускалась. Дрожь в его пальцах вызвала у Сиона еще большую тревогу.
«Воды» - выдавил Сион, оглядываясь кругом. Никто не шевельнулся. «Пожалуйста, дайте воды. Кто-нибудь».
«Он умрет?» - спросил голос позади него. Голос был спокойным и холодным. Он принадлежал Сасори, мужчине цвета песка. Он оказался прямо за ними незаметно для Сиона.
«Он умрет? Тогда незачем приносить воду». В тон Сасори закралось презрение. «Незачем давать что-то умирающему. Более того, он – тот, кто ушел. Незачем. Совсем».
Сион повернулся. Он посмотрел на мужчину, завершившему разговор такими резкими словами. Незачем.
«Принесите ее» - скомандовал Сион. Насколько он помнил, он никогда никому не отдавал приказов в такой деспотичной манере. Но фраза не показалась ему непривычной.
«Принесите мне воды. Быстро».
Сасори тревожно шевельнулся. Уголки его расширенных глаз дернулись. Одинокая капля пота скатилась по виску.
«Вот». Ему протянули деревянную чашку. Она была наполовину наполнена водой. Маленький, худой ребенок протягивал ее, будто это было подношение. «Мама сказала мне – возьмите».
«Спасибо». Сион взял у него чашку. Ребенок крутанулся и убежал назад во тьму.
Писк-писк.
Маленькая мышка забралась на плечо Сиону. Она смотрела на его руки, подергивая носом.
«Нэдзуми... выпей это». Поддерживая тело Нэдзуми одной рукой, Сион медленно влил воду ему в рот. Горло Нэдзуми дернулось. Он сделал глоток.
«Нэдзуми, ты меня слышишь?».
Его веки поднялись, из-под них выглянули серые глаза. Сион подумал, что они прекрасны. Они были цвета предрассветного неба. Поглощенный свет, в то же время и мягко испускаемый.
Они были прекрасны, как утреннее небо.
Светлеющее по утрам небо было связано с жизненной надеждой. Это сияние и по сей день подбадривало людей, решивших жить или хотя бы пытаться жить. Поэтому оно было прекрасно.
Красота этих глаз подарила мне столько надежды.
Сион прищелкнул языком. Идиот, не время восхищаться им.
«-Сион».
«Ты очнулся? Медленно выпей воду – вот – всю. Теперь глубоко вдохни».
Нэдзуми послушно следовал указаниям. Он осушил чашу, глубоко вдохнул и выдохнул.
«Ты в порядке?».
«Более-менее».
«Голова не болит? Тошнота, сердцебиение-».
«Десять».
«А?».
«Три плюс семь будет десять. И раз я уж начал, двадцать один».
«О... трижды семь». Так Нэдзуми запомнил вопросы, которые Сион задавал, когда тот очнулся в прошлый раз. Сион подавил смешок. Да, реальность была жестока. Последние несколько часов были наполнены человеческим отчаянием, смертью и криками. Они были окрашены ужасом, ничтожностью и сильным сожалением. Но были и согревающие сердце моменты, от которого у него учащался пульс и поднималось настроение. Воспоминания о Нэдзуми всегда были такими. Они дарили его сердцу волнение и теплоту.
Воспоминания?
Сион выпрямил спину и вложил больше силы в руки. Почему я подумал «воспоминания, будто он – кто-то из прошлого? Нэдзуми на руках у Сиона забормотал.
«Я слышал ветер».
«Ветер?».
«Ветер пел. Я слышал его песню». Нэдзуми поднялся. «Я уже слышал ее раньше. Но в это раз она была... четче. Такая нежная мелодия...».
«Что это была за песня?».
«Она...».
«Можешь спеть?».
«Я? Хм... ну. Интересно, смогу ли».
«Дай послушать».
Нэдзуми моргнул, его губы шевельнулись. Полилась песня с ритмичной мелодией.
Ветер душу похищает, люди сердце забирают.
О, земля, ветер и дождь. О, небеса, о, свет.
Оставьте все на месте.
Оставьте все на месте и
Живите здесь.
О душа, сердце мое, о любовь, мои истинные чувства.
Вернитесь домой, сюда,
И останьтесь.
Мышка замерла на плече Сиона. Она перестала шевелится и будто приросла к месту, затаив дыхание. Люди вокруг сделали то же самое. Люди, укрытые темнотой, зачарованно застыли. Их глаза были закрыты, а тела – полностью поглощены песней. Все замерло. Казалось, даже время остановилось. Голос Нэдзуми, его песня, будто впитались в них, окутали их, раскачали и вызвали ощущение того, что их тела и души парят.
Ветер душу похищает, люди сердце забирают.
Но я здесь останусь
Чтобы петь
Прошу,
Донесите мою песню.
Прошу,
Примите мою песню.
Песня закончилось и кто-то осторожно вздохнул. Он был не одинок. Тут и там во тьме звучали тихие вздохи. Нэдзуми медленно покачал головой.
«Такое чувство, будто я слышал ее раньше. Будто я слушал ее снова и снова когда-то давно. Кто-то научил меня ей».
Сион поднял голову и обратился к сидящему старцу.
«Эта песня как-то связана с Элиуриас?».
«Ты так думаешь, дитя?».
«Да». Как только он выпалил ответ, он почувствовал уверенность. Нэдзуми и Элиуриас были связаны. Старейшина прищурился, его взгляд блуждал в пространстве.
«Давно я ее не слышал. Я был убежден, что она исчезла из этих земель. Понятно – значит, еще остался кто-то, способный петь».
«Поет ветер». Нэдзуми вытер свои влажные губы тыльной стороной ладони. «Или ветер доносит чье-то пение. И я... слышу его. Я начал его слышать».
Старик кивнул. «С каких пор?».
«Совсем недавно. Да – незадолго до Охоты. Это третий раз. Когда это случается, мое сознание уплывает, это как помутнение какое-то... и появляется зеленый пейзаж... и тогда...».
Взгляд Нэдзуми обратился на Сиона. Его взгляд дрогнул. Сион вспомнил ту дождливую ночь, когда они с Нэдзуми встретились. Мальчик появился перед ним, промокший и залитый кровью. Он был таким хрупким, что Сиону казалось, будто он упадет от одного прикосновения. Привлеченный этой хрупкостью и яркими, такими необычными глазами, Сион протянул руку.
«Я обработаю твою рану» - эти слова слетели с его губ без тени сомнения, без колебаний. Он почувствовал, что должен что-то сделать. Ему казалось, что защитить этого мальчика – его долг. Он никогда больше не ощущал такого желания взять кого-то под крыло, ни до того случая, ни после.
Острый, яркий момент. Момент, оставивший след в его жизни. Каждый раз, когда Сион вспоминал о нем, его сердце билось быстрее.
Хрупкость, пробудившая в Сионе желание защищать – та самая хрупкость, от которой не осталось и следа при их воссоединении через четыре года – она снова вернулась в эти глаза.
Его сердце начало биться быстрее.
«Я не знаю» - продолжил Нэдзуми. «Я был еще юн и пробирался сквозь траву. И я видел... небо».
«Верно».
«Ярко-голубое небо. Это был прекрасный цвет. И жужжание крыльев... и песня. Не знаю, мужской это был голос или женский. Странный голос. Он звучал подобно ветру, летел над равнинами, стелился у земли или обрушивался с неба. Я... Я просто стоял там... слушал эту песню...».
Песня ветра, стелящаяся по земле и льющаяся сверху. Возможно...
«Может, это была песня-подношение?» - сказал Сион почти инстинктивно. Вспыхнувшая в голове идея воплотилась в слова и слетела с его губ. «Песня – подношение Элиуриас... восхваляющая или задабрив