Главная | Обратная связь

Психические расстройства

Особо стоит вопрос о психических отклонениях выдающихся творцов их. Еще Платон полагал, что творчество - это бред, даруемый человеку богами. Немецкий философ Артур Шопенгауэр на этот счет заметил, что, «гениальность редко встречается в союзе с преобладающей разумностью; напротив, гениальные индивидуумы часто подвержены сильным аффектам и неразумным страстям.

Одним из первых в новейшей истории, кто подробно стал исследовать связь творчества и психической ненормальности, был итальянский невропатолог Чезаре Ломброзо. В своей книге “Гений и помешательство”, вышедшей в конце 19-го века, он приводит большое количество фактов из биографий знаменитых писателей, художников, музыкантов, политиков, ученых о странностях их привычек, характеров и поступков. О гениальных людях и помешанных можно сказать, по утверждению, Ломброзо, что и те, и другие всю жизнь остаются одинокими, холодными и равнодушными к обязанностям семьянина и члена общества.

По мнению Ломброзо между помешанным во время припадка и гениальным человеком, обдумывающим свой произведения, существует полнейшее сходство. В его списках гениев было много эпилептиков, меланхоликов, экс­центричных личностей, самоубийц, наркоманов и алкоголиков. Так, 3 наиболее великих полководца прошлого - Ал. Македонский, Юлий Цезарь и Наполеон Бона­парт страдали эпилепсией. Среди крупных писателей эпилептиками были Достоев­ский, Петрарка, Мольер, Флобер.

По мнению некоторых исследователей гений – не только личность эпитимного склада, но носитель рецессивного гена шизофрении. Один ген не вызывает патологии, но в ряде случаев может привести к развитию выдающихся способностей. Доказательство тому - наличие шизофреников среди родственников выдающихся людей. Так, сын Эйнштейна, родственники Декарта, Паскаля, Ньютона, Фарадея, Дарвина, Платона, Канта, Ницше страдали шизофре­нией. Это были в основном люди науки.

Люди, достигшие высот в искусстве чаще страдают маниакально-депрессив­ным психозом. Среди представителей творческих профессий им чаще страдают по­эты, затем музыканты, художники, скульпторы и архитекторы.

Одна из особенностей гениев - наличие в их духовной сфере сильных противоречий. Так, Руссо воспевал в своих произведениях деревню, но сам предпочитал жить в городе. Он писал трогательные трактаты о правильном воспитании детей, но своих собственных детей отдавал в приют. Гениям не свойственна усидчивость. Они любят много путешествовать. Большое значение они придают снам и часто в них находят свои новые идеи. У многих у них, как отметил Ломброзо, были большие черепа неправильной формы и отклонения в половой сфере.

Существенная черта художественных и научных гениев - чередование состояний экстатического возбуждения и упадка сил. В этом проявляется циркулярный, или, как его еще называют врачи-психиатры, маниакально-депрессивный психоз, при котором настроение колеблется от крайне положительного до крайне отрицательного. Такие чередования приливов энергии и упадка сил исследователи находили у Пушкина, Чайковского, Вагнера, Шиллера. Кант считал меланхолию свойством глубоких натур. Душевными заболеваниями были отмечены в истории науки Декарт, Паскаль, Ньютон, Дарвин, Ницше, Джеймс, много других.

Ф.М. Достоевский почти всю жизнь страдал от такого серьёзного психического расстройства, как эпилепсия. По мнению немецкого писателя Томаса Манна гений Достоевского теснейшим образом был связан с этой болезнью и ею окрашен. И как бы она ни угрожала его духовным силам, “его психологическое ясновидение, его знание душевного мира преступника, того, что апокалипсис называет “сатанинскими глубинами”, и прежде всего его способность создать ощущение некой таинственной вины, которая является фоном существования его порой чудовищных персонажей, - что всё это непосредственным образом связано с его недугом”. [79]/Манн Т. Собр. соч в 10 т. М., 1961. с. 333/

Для Ф.М. Достоевского одним из самых сильнейших активаторов творчества являлась игра в карты, вернее то эмоциональное состояние, в котором он оказывался после крупного проигрыша. Только после того, как Достоевский проигрывал всё, что у него было, после закладывания всего своего имущества, мучающее его чувство вины и самонаказания были удовлетворены, его писательский труд, по воспоминаниям его жены, расцветал в полной мере.

И даже если художник имеет вполне сохранную психику, в его поведении всегда можно найти некоторые странности и причуды поведения.

Так, много странностей современники отмечали и находили в личности Гоголя, который писал про самого себя: «Во мне заключалось собрание всех возможных гадостей, каждой понемногу, и притом в таком множестве, в каком я еще не встречал доселе ни в одном человеке». И далее Гоголь добавляет, что большую часть своих пороков и слабостей он передавал свом героям и таким образом избавлялся от них навсегда.

В 1832 году, уже будучи автором «Вечеров на хуторе близ Диканьки», Гоголь приехал в Москву – и в своих документах сделал маленькую подчистку: вместо коллежский регистратор ( один из самых мелких чинов) написал «коллежский асессор» ( штаб-офицерский чин, которым так гордится Ковалев в гоголевском рассказе «Нос». Это было сделано для того, чтобы под таким чином быть напечатанным в списке приехавших, публиковавшемся в то время в «Московских ведомостях». Это весьма похоже на Хлестакова. В 1833 году он уверял Пушкина, что три года назад, ему, безвестному молодому человеку предлагали должность профессора на кафедре Московского университета. Это немного похоже на Ноздрева, который уверял Чичикова, что мог поймать зайца за задние ноги.

Н. Гоголь, (как, между прочим, и Моцарт), был так же отчаянный сквернослов. Основным содержанием его разговоров были анекдоты, по воспоминаниям современников почти всегда довольно непристойные, которые он не стеснялся рассказывать при дамах. Переписка Гоголя пестрит непечатными и грубыми выражениями сексуального свойства. При всём при этом Гоголь был довольно нелюдим. Если ему приходилось ехать в дилижансе, он, чтобы не разговаривать с попутчиками, отворачивался к окну и делал вид, что спит. Спал же Гоголь, только сидя. Началось это с того, что однажды, заболев малярией (дело было в Италии) тело его сильно охладилось, и присутствующие решили, что он умер. С тех пор, опасаясь как бы его снова не приняли за мертвого, он проводил ночь, сидя в кресле. Когда наступало утро, Гоголь взбивал и разметывал свою постель, чтобы служанка, прибиравшая комнату, не могла ничего заподозрить. Страх быть погребенным заживо преследовал Гоголя всю жизнь. [80]