Главная | Обратная связь

К ЦЕНТРУ «БЕЛОГО ПЯТНА»

ПАМИР-КРЫША МИРА

 

Два пути, ведущие через Памир в сопредельные с ним страны, были издавна известны людям. Один из них, за­падный, проходил вверх по течению реки Пяндж, вдоль западных окраин Памирской горной системы. Путник всту­пал здесь на почти непроходимые узкие тропы, проложен­ные в скалистых стенах над ревущими потоками могучих горных рек.

Большую часть года: зимой и в периоды летнего таяния снегов и речного паводка, эти тропы были вообще недо­ступны.

Другой, восточный, путь вел через Ферганскую долину к северным границам Памира и далее, через высокие пе­ревалы в сердце его восточной части, угрюмой высокогор­ной пустыни...

Этот путь был более доступным, и сотни лет по нему проходили торговые караваны и военные отряды, направ­лявшиеся в Китай и Индию или оттуда в Среднюю Азию.

***

Караваны, путь которых проходил через Памир, поки­дали оживленные города благодатной Ферганы. Эта пло­дороднейшая долина широко раскинулась в верхнем тече­нии многоводной Сыр-дарьи, одной из величайших рек Средней Азии. На многие десятки километров вдоль русла реки, ее притоков и многочисленных оросительных кана­лов, часть которых была сооружена еще в незапамятные времена, тянутся плодовые сады, виноградники и поля. Воды Сыр-дарьи и ее притоков — основной источник жизни для этого населеннейшего района Средней Азии, одного из центров древней культуры. Без искусственного орошения большая часть цветущей Ферганы под паля­щими лучами солнца быстро превратилась бы в пустыню, подобную другим бесплодным пустыням Средней Азии.

Издавна славилась Ферганская долина своими богат­ствами, но только с приходом советской власти она пол­ностью раскрыла свои дары для освобожденного народа.

В наши дни Ферганская долина — один из главнейших центров хлопководства в стране. Советские люди под ру­ководством коммунистической партии ведут здесь неустан­ную борьбу с природой, улучшают ее. Далеко продвину­лось обводнение пустынной центральной части Ферганы, куда не доходят воды притоков Сыр-дарьи. Построенный еще в 1939 г. методами народной стройки Большой Фер­ганский канал им. Сталина позволил превратить тысячи гектаров пустыни в хлопковые поля и сады. На месте древних селений с их саманными постройками возникли современные города, оборудованные по последнему слову техники промышленные предприятия. Мощные машины облегчают теперь труд колхозников, обрабатывающих поля и улучшающих оросительную систему. Зажиточная жизнь пришла в советское время в бывшие нищие киш­лаки.

Истоки Сыр-дарьи и ее притоков лежат в горах, замы­кающих Ферганскую долину с севера, востока и юга. Осо­бенно многоводны притоки Сыр-дарьи, берущие свое на­чало в вечных снегах горных цепей Алайского и Турке­станского хребтов, протянувшихся огромным валом вдоль южной окраины Ферганской долины. Ранним лет­ним утром, когда горы еще не затянуты дымкой дневного зноя, даже издалека можно различить изгибы красно­вато-желтых склонов предгорий, врезы поперечных уще­лий, откуда бегут в долину притоки Сыр-дарьи. Еще выше ослепительно сверкают вечные снега и льды вер­шин, достигающих высоты в 5000-5500 м над уровнем моря.

После долгого и утомительного пути караваны дости­гали перевалов Алайского хребта, к югу от него перед путниками открывалась новая величественная панорама. Внизу ровным пологом расстилается широкая Алайская долина, протянувшаяся вдоль подножия Алайского хребта более чем на 130 километров. По другую сторону долины, над зеленью ее лугов высятся огромные ледяные склоны Заалайского хребта. Белоснежные пирамиды его вершин четко вырисовываются на фоне темно-синего неба. Путникам кажется, что до мощных ледни­ков, сползающих к Алайской долине, и до небольших «холмиков» у языков ледников совсем недалеко. Но это впечатление обманчиво: необычайно чистый горный воз­дух скрадывает расстояние. Пересечь Алайскую долину и достичь ледяных подножий вершин Заалайского хребта караваны могли лишь после почти двухдневного перехода. Караваны часами шли по Алайской долине, переходили через воды мутной Кзыл-су, поднимались вдоль русла одного из ее притоков, но путешественникам казалось, что расстояние до снежных гигантов Заалайского хребта почти не меняется. Лишь медленно увеличивались в раз­мерах предледниковые «холмики»: вблизи они оказыва­лись высокими валами древних ледниковых морен — сви­детелями прежних, еще более мощных оледенений.

Алайская долина в своей более высокой восточной ча­сти лежит на высоте, достигающей 3500 метров. Но вершины Заалайского хребта возвышаются над долиной еще более чем на 3 километра, а снежная пирамида пика Ленина — главной вершины этой горной цепи, дости­гает высоты 7134 м над уровнем моря1. Средняя высота вершин Заалайского хребта намного превышает самые высокие вершины Главного Кавказского хребта и Альп. Снежные массивы пиков Ленина, Дзержинского, Курумды, Ледяного мыса и других гигантов Заалайского хребта составляют северную ограду Памира, этой замечательной горной страны, принадлежащей вместе с Тибетом к самым высоким нагорьям земного шара.

Охватить взглядом панораму многочисленных хребтов и высокогорных долин Памира можно, только находясь высоко над ними. Если подняться, например, на гребень Заалайского хребта вблизи пика Ленина, то с шестикило­метровой высоты откроется вид на сложное сплетение горных цепей, протянувшихся на сотни километров до са­мого горизонта. Далеко за пределами видимости наблю­дателя Памир примыкает своими восточными окраинами к пустыням Северо-западного Китая, на юг от него под­нимаются снежные гиганты хребта Гиндукуш, а на западе отроги памирской горной системы граничат с плодород­ными равнинами. На большом расстоянии нельзя рассмот­реть подробности рельефа и строения сложной системы горных цепей, однако внимательный наблюдатель даже с высоты Заалайского хребта может заметить существен­ное различие между ландшафтами западной и восточной части Памира.

К юго-западу от района пика Ленина до самого гори­зонта тянутся величественные, сильно заснеженные хреб­ты, вытянувшиеся в общем направлении с ВСВ на ЗЮЗ и разделенные между собою глубокими долинами. Над мощными разветвленными ледниками, сползающими огромными массами зеленоватого льда в узкие долины, возвышаются остроконечные пики, достигающие высоты 7000-7500 м над уровнем моря; в тех местах, где широт­ные хребты Западного Памира пересекаются с мери­диональным хребтом Академии наук, образовались слож­ные горные узлы. Западные ветры приносят издалека к этим хребтам большое количество влаги. Она задержи­вается, главным образом, высоким хребтом Академии наук и осаждается в высокогорной зоне зимой и летом, в виде снега. Эти снега являются основой возникновения и питания центров наиболее мощных скоплений фирна и льда Западного Памира. Мощные оледенения дают на­чало многочисленным притокам главных рек горного Тад­жикистана — Пянджа и Вахша, которые образуют Аму-Дарью, орошающую огромные площади плодородных по­лей Таджикской, Узбекской и Туркменской ССР.

Западный Памир, издревле называемый Бадахшаном1, — это страна высочайших хребтов, глубоких ущелий и бурных многоводных рек. В течение многих тысячелетий воды горных потоков Бадахшана пробивали себе путь к зе­леным равнинам. Они прорезали в коренных, первоздан­ных горных породах ущелья, доходящие до 1500-2000 м глубины и создали незабываемый пейзаж. Высокие и крутые склоны хребтов резко вздымаются над речными долинами, где находятся немногочисленные селения — кишлаки самых отдаленных горных районов Таджики­стана. Сурова природа Бадахшана. Большие высоты и холодное дыхание гигантских ледников надолго задержи­вают наступление весны. Только в конце июня стаивают снега в верховьях горных долин, начинают зеленеть и цвести высокогорные луга, на которых летом можно ви­деть многочисленные стада диких горных козлов-кийков. Несмотря на суровые природные условия, с незапамятных времен в долинах Бадахшана селились люди. Обилие воды влекло сюда земледельцев из равнин Средней Азии, где каждый участок орошаемой земли был захвачен фео­далами; горы укрывали коренных жителей страны от за­воевателей. В средней части широтных долин Западного Памира уже становится возможным земледелие2, а в нижней вызревают фрукты: яблоки и абрикосы, большие урожаи сладких ягод дает тутовое дерево. Кишлаки рас­положены здесь обычно на конусах выноса боковых притоков и в широкой части поймы реки. На небольших по­ливных полях трудолюбивые таджики возделывают яч­мень, пшеницу, рожь, бобовые и другие культуры. В ниж­нем течении рек местами зеленеют тугаи — густые за­росли деревьев и кустарников ивы, облепихи и шиповника. Горные ущелья и хребты Западного Памира с давних пор были известны своей непроходимостью. Немногочис­ленные тропы на большем своем протяжении были почти недоступны для вьючных животных. Только опытный и смелый путешественник мог отважиться на путь в глубь ущелий Западного Памира1. Едва заметные тропинки прокладывали жители Бадахшана по незначительным вы­ступам и карнизам горных склонов, нередко высоко над водами бурных рек. На особенно крутых скалистых скло­нах ущелий, не имеющих естественных выступов и углуб­лений, в трещины скал забивались колья. На них накла­дывались жерди или каменные плиты и путешественник продвигался высоко над обрывом, доверяясь ненадежной опоре искусственных карнизов, называемых оврингами. Редко встречались путнику мосты через реки, а в тех ме­стах, где они попадались (это были сооружения из пары тополевых бревен, закрепленные на шатких устоях и не огражденные по краям даже подобием перил), мосты не могли вызвать у непривычного человека желания дове­риться им. Но если в древнем Бадахшане было мало мо­стов, то бадахшанцы славились в Таджикистане как непревзойденные мастера переправ вброд. Там, где менее опытный человек, переправляясь через бурные горные реки, был бы неизбежно снесен потоком воды и погиб, местные жители, вооруженные длинным шестом, переправ­лялись благополучно.

Вьючная тропа на Памире Памирский тракт у начала подъема

к перевалу Талдык

Фото Ф. Соловьева

В местах, где река становилась глубокой и русло ее расширялось так, что переход вброд был уже невозможен, применялся другой способ пере­правы при помощи «гупсар»: овечьей или козлиной шкуры, содранной с туши целиком. Такая шкура выделывалась, а затем надувалась воздухом через тростниковые трубки. Плот, связанный из таких надутых воздухом кожаных мешков, спускался на воду бурной горной реки, и хотя переправа стоила многих усилий, но заканчивалась обычно благополучно. Плот достигал противоположного берега в нескольких километрах ниже по течению.

Если передвижение по долине было нелегким делом, то еще более трудным было сообщение между соседними долинами через немногочисленные горные перевалы. Не­многие смельчаки решались совершать многодневные трудные и опасные переходы среди вечных снегов и льдов высокогорной зоны. Наиболее высокие хребты в верховьях долин Бадахшана долгое время казались для человека совершенно непроходимыми.

...С высоты Заалайского хребта видно, что к востоку от хребта Академии наук формы гор Памира становятся все более плавными, они как бы сглаживаются.

На юго-востоке между цепями округленных вершин, в большой плоской котловине на высоте в 3900 м над уровнем моря, тускло поблескивают темные воды оз. Ка­ра-куль. Это озеро — одно из самых высоких в мире. К югу от него лишь один высокий снежный хребет Муз-кол нарушает однообразие Восточного Памира. Относительно невысокие горные цепи этой части Памира разделены не глубокими, узкими ущельями, а широкими долинами с пологими склонами. Дно долин лежит на огромной вы­соте в 3600-4000 метров. Однако, несмотря на такую высоту, унылый пейзаж Восточного Памира не ожив­ляется значительными ледниками. Склоны хребтов, часто покрытые слоем обломков разрушенной породы, окра­шены в однообразные бурые, желтые и красноватые тона. С высоты кажется, что перед вами лежат складки без­жизненной безводной пустыни, приподнятой силами древ­них горообразовательных процессов на огромную высоту.

Климат Восточного Памира необычайно сух. Гигант­ские хребты, протянувшиеся вдоль его северных и Южных границ, горные цепи Западного Памира и Синь-цзяна на востоке задерживают большую часть влаги, при­носимую воздушными течениями издалека. Годовое коли­чество осадков на Восточном Памире меньше, чем в зной­ной среднеазиатской пустыне Кара-кумы1.

Климат Восточного Памира определяется его громад­ной высотой над уровнем моря. Для него характерна ис­ключительная сухость воздуха. Долины и хребты Восточ­ного Памира расположены на одних широтах с плодород­ными полями Западного Таджикистана, Туркмении, Азер­байджана и Армении, с вечнозелеными побережьями Пелопонесса и Южной Италии. Однако средняя годовая температура этого района такая же, как и в суровом Запо­лярье — ниже 0°. Только в июле, да и то в самых низких долинах Восточного Памира, ночное похолодание не при­носит с собой заморозков2. В середине ясного летнего дня при исключительной прозрачности воздуха ничто не предохраняет путника от палящих лучей южного солнца. Но достаточно небольшому облачку бросить тень, и зной сразу же сменяется холодом. Даже кратковременная не­погода в летние месяцы может сопровождаться снегопа­дами и метелями. Вдоль долин, которые заполнены нано­сами рек и выносами огромных каменистых осыпей, дуют суровые ветры. К концу дня они нередко усиливаются на­столько, что несут с собой песок и даже мелкие камни. Черные смерчи проносятся вдоль склонов долин: особенно часты они в Маркан-су, мрачной «долине смерти».

При сравнении с предгорьями Алайской долины, по­крытыми богатыми горными лугами, Восточный Памир кажется безжизненным. Многие десятки километров можно проехать здесь, не встретив ни травы, ни тем более кустарника. Но растительный мир1 долин Восточного Па­мира хорошо приспособился к суровому климату и выра­ботал ряд защитных свойств и приспособлений. Растения низкорослы, у почвы они лучше защищены от ветров; корневая система их обладает значительной мощностью и своими размерами намного превосходит надземную часть; листья большинства растений очень малы и сильно опу­шены. На склонах долин чаще всего встречается полу­кустарник терескен — замечательное растение засушли­вых высокогорных полупустынь. Его сероватые веточки, собранные в небольшие кустики, едва возвышаются над каменистой сухой почвой. Зато массивные корни терескена, добывающие растению влагу, достигают необы­чайной по сравнению с ветвями длины. В условиях Во­сточного Памира это растение является основным видом топлива. Кроме терескена наиболее часто встречаются остролодка, полынь (полынь Скорнякова) и восточный, ковыль. Нередко можно увидеть подушечники — своеоб­разную форму полукустарничков, свойственную вообще: высокогорным поясам. Эта своеобразная форма растений; вызвана приспособлением к внешним условиям существования. Невзрачный травянистый покров долин Восточного Памира служит прекрасным пастбищем для многочислен­ных кийков и диких горных баранов-архаров, встречаю­щихся на Памире и в некоторых районах Тибета. Великолепные животные с буро-пепельной шерстью и огромными рогами и в наши дни широко распространены в высокогорной зоне Восточного Памира. На поросших травой пока­тых склонах долин в большом количестве водятся сурки.

Особенности климатических условий Восточного Па­мира определили и характер занятий его коренного насе­ления. В отличие от Западного Памира эта часть горной: страны была издавна населена не земледельцами-таджи­ками, а пришедшими сюда с востока скотоводческими киргизскими племенами, разводившими овец, лошадей, ку­тасов — тибетских яков, распространенных также в неко­торых высокогорных районах Центральной Азии. Кута­сы — неприхотливые, хорошо приспособленные к холодам и разреженному воздуху Памирского нагорья животные, они сильны и выносливы при переходах под вьюком, одинаково хорошо передвигаются по глубокому снегу, льду, скалистым осыпям и крутым склонам. Кутас дает киргизам мясо, молоко и шерсть, являясь в то же время незаменимым вьючным животным. Еще совсем недавно, до Великой Октябрьской социалистической революции, немногочисленные кочевые селения киргизов из года в год перемещались по долинным пастбищам Восточного Памира. Когда в высокогорье приходила зима, кочевники спускались со своими стадами яков и баранов на зи­мовку в Алайскую долину и другие ближайшие к Памиру более теплые районы. Но зимовать со стадами можно было и на Памире, сухость климата определяла малоснежность зимы, а следовательно, возможность содер­жать животных на подножном корму.

В наши дни многое изменилось на Восточном Памире. Там, где когда-то была лишь караванная тропа, местами расширенная русскими пограничными частями до колес­ной дороги, теперь проходит первоклассная автомобиль­ная дорога. Большой Памирский тракт соединяет своей 730-километровой трассой город Ош и Хорог, центр Горно-Бадахшанской автономной области Таджикской ССР, в территорию которой входит Памир. Эта дорога играет огромную роль в жизни современного Памира, в долинах которого возникли постоянные населенные пункты. Советский строй создал предпосылки для разви­тия на Восточном Памире земледелия. Работники Памирской биологической станции Академии наук Таджикской ССР блестяще доказали возможность выращивания здесь ряда зерновых, кормовых и огородных культур. Ряд ско­товодческих колхозов уже внедряет эту новую на Памире отрасль сельского хозяйства1.

***

Долгое время загадочный Памир оставался одним из са­мых неисследованных районов земли. Огромная горная страна, лежащая между верховьями двух величайших рек Средней Азии — Сырдарьи и Амударьи — и простирающаяся на несколько сот километров, оставалась для науки подлинным «белым пятном», источником многих догадок, легенд и вымыслов. Даже сведения об этой стране, имев­шиеся у населения припамирских районов, отличались исключительной неполнотой и малой достоверностью. Но и эти знания относились, по сути дела, только к предгорьям Памира, которые посещались иногда смельчаками, с древ­них времен пытавшимися отыскать кратчайшие пути, ведущие из верховий Аму-дарьи на восток.

Караванные пути связывали древние государства Средней Азии с Кашгаром, Яркендом и другими торго­выми центрами Северо-западного Китая. Один из таких путей вел из Ферганской долины в Кашгар через перевал Терек-даван в Ферганском хребте и выводил в бассейн р. Тарим, в Кашгарию. Он был хорошо освоен и наиболее удобен для движения больших торговых караванов. Дру­гой путь, называвшийся «шелковым», связывал земли древнего Согда через Каратегин1 и Алайскую долину с Кашгаром и проходил, таким образом, в непосредствен­ной близости от северных границ Памира. Вдоль южной границы Памира по верховьям древнего Окса — Аму-дарьи — можно было пройти из Средней Азии и с запада от арабских государств и Ирана в Индию и Китай. От­ветвления этой тропы, по-видимому, сворачивали и на Восточный Памир. Описания этого пути, составлен­ные древними и средневековыми путешественниками, дали первые отрывочные сведения о Памире. Одним из таких путешественников был буддийский паломник ки­таец Сюань-Цзан. В 30-х годах VII в. нашей эры он совер­шил путешествие из Китая в Индию, с целью посещения буддийских храмов. Записки, оставленные им, повествуют о том, что при возвращении на родину он посетил Бадах-шан и, после трудного пути в направлении верховий Окса, достиг долины По-ми-ло (р. Памир).

«Тянется она, — писал путешественник, — между двух снеговых хребтов, почему царствует здесь страшная стужа и дуют порывистые ветры. Снег идет и весной и летом. Ветер не унимается ни днем, ни ночью. Почва пропитана солью и густо покрыта мелкой каменистой россыпью. Ни зерновой хлеб, ни плоды произрастать здесь не могут. Деревья и другие растения встречаются редко. Всюду дикая пустыня без всякого следа человеческих жилищ. Посредине долины По-ми-ло лежит большое озеро Драко­нов, на огромной высоте. Воды в нем чисты и прозрачны, как зеркало, глубины неизмеримы... Из западной части озера выходит широкий поток, который устремляется на запад же»1.

Это описание позволяет установить, что Сюань-Цзан на своем пути к Восточному Туркестану поднялся до исто­ков р. Памир, правого притока Пянджа и посетил извест­ное оз. Зор-куль, расположенное на юго-восточной окраине Памирского нагорья. Характерно, что при описа­нии озера Драконов (Зор-куль) Сюань-Цзан сообщает о том, что в глубине его вод «...водятся акулы, драконы, крокодилы и черепахи, а на поверхности их плавают утки, гуси, журавли и т.д. ...». Отдельные правдивые сведения о Памире перемешиваются здесь с причудливыми вымыс­лами, основанными на слухах или рожденных фантазией самого путешественника. Записки Сюань-Цзана долгое время не были известны науке; первый их перевод был опубликован в Европе в 1830 г. До этого в распоряжении географов было единственное описание Памира, записан­ное со слов венецианца Марко Поло, совершившего в се­редине XIII в. свое знаменитое путешествие в Китай, ко двору хана Кублая. Как и Сюань-Цзан, Марко Поло по пути в Восточный Туркестан прошел через территорию Бадахшана. Поднимаясь к верховьям Аму-дарьи, Марко Поло достиг земли Вохан1.

«Покинув ее, едут с горы в гору,— сообщают записи о путешествии Марко Поло, — все в северо-восточном на­правлении и достигают места, где можно думать, что горные вершины делают окрестность высочайшей в мире страной. Между двух гор находится большое озеро, из которого течет по равнине большая речка. Двенадцати­дневный путь ведет по возвышенности, называемой Памер (Памир. — Е.Б.), на продолжении его не встретишь ника­кого жилья, и поэтому заранее должно запастись вам всем нужным. Горы так высоки, что не видно ни одной птицы близ их вершины...»2.

Жители долины верхнего течения Пянджа, р. Памир и их притоков весьма образно называли всю прилегающую высокогорную страну Бами-дуниаг (Бам-и-дуниа), что означает «кровля мира». Некоторые исследователи пола­гают, что из этого наименования произошло и современное название — Памир. По их мнению, из слияния иран­ского слова «бами» (кровля, крыша) с распространенным в этом языке окончанием «ohr» образовалось Бамер (Памер — у Марко Поло). Известный исследователь Сред­ней Азии Н.Л. Корженевский в своей книге «Поездка на Памиры, Вахан и Шугнан» (1906 г.) излагает другую версию происхождения названия Памира. Он сообщает, со слов жителей Вахана, что в Читрале (Северо-западная Индия) население употребляет железные кольца, по ок­ружности которых изображена эмблема смерти и надпись «По-и-мор», что означает «подножие смерти»3.

Сведения, сообщенные о Памире средневековыми путе­шественниками, ограничивались впечатлениями только о его южной и юго-западной окраине, вдоль которых про­ходил древний караванный путь в верховья Аму-дарьи. Последующие столетия, вплоть до второй половины XIX в., не принесли науке новых достоверных сведений о Памире, хотя более отдаленные горные районы Центральной Азии к этому времени были уже в значительной степени иссле­дованы, прежде всего в результате замечательных работ великого русского путешественника и исследователя Н. М. Пржевальского. Предпосылки для начала геогра­фического изучения Памира сложились только к концу XIX в. в результате изменений, происшедших в государ­ственном устройстве Средней Азии после присоединения большей ее части к России.

«В результате завоевания царизмом Средней Азии её народы, в том числе и таджикский народ, непосредственно встретились с «двумя Россиями» (по известному выраже­нию Ленина): с Россией царской — Романовых и их челяди — и с Россией великого русского народа — Рос­сией Белинского и Чернышевского. В этом двоякое значе­ние завоевания.

С одной стороны, царизм в Средней Азии не только не уничтожил существовавших в ней феодальных отношений, но, превратив её в свою колонию, намеренно законсерви­ровал её феодальную отсталость, принеся трудящимся массам таджиков, узбеков и других народов этой страны большие бедствия. Выражение «царская Россия — тюрьма народов» относилось целиком и к народам Средней Азии. Они были подвергнуты двойному гнёту — царизма и мест­ных эксплуататоров.

С другой же стороны, завоевание Средней Азии и присоединение её к огромной стране — России, незави­симо от желания царского правительства и русской бур­жуазии, имело объективно прогрессивно-историческое значение. Средняя Азия после присоединения к России получила возможность приобщиться к передовой куль­туре русского народа. Она была, вместе с тем, спасена от перспективы быть захваченной английским империа­лизмом и превратиться в его колонию»1.

С присоединением Средней Азии к России создались условия для изучения страны и ее богатств. Ученые Рос­сии получили возможность начать исследования самых неизведанных районов Средней Азии, среди которых глав­ное место занимал загадочный Памир, одна из величай­ших горных стран — Крыша мира.

 

 

К ЦЕНТРУ «БЕЛОГО ПЯТНА»

 

Впервые русские путешественники и исследователи проникли к Памиру с севера. К началу семидесятых годов прошлого столетия русским ученым еще почти ничего не было известно о южных окраинах Ферганской долины и местностях, лежащих за их пределами. По рассказам жителей Ферганы, было известно, что за горами лежит обширная Алайская долина, по которой идут пути: на восток — в Кашгар, и на запад — в Каратегин.

В 1871 г. попытку проникнуть в неизведанные области сделал А.П. Федченко. Знаменитый исследователь Сред­ней Азии обследовал Алайский хребет и впервые описал его. Однако важнейшей своей задачей он считал проник­новение на юг, к Памиру. Несмотря на довольна упорное нежелание местных властей, А.П. Федченко удалось до­биться своего. Вместе со своими спутниками: женой О.А. Федченко, препаратором Я.С. Савельевым и кон­воем он достиг перевала Тенгиз-бай (Исфайрам) в Алайском хребте. Перед путешественниками открылась заме­чательная панорама.

«Вид с перевала заставил нас остановиться: перед нами открылась панорама исполинских снеговых гор. Горы эти, впрочем, не все были видны с перевала. Бли­жайшие гряды отчасти закрывали их. Между тем мне хотелось видеть возможно более; перед нами была мест­ность, едва известная по имени Алай, а что лежало за нею, было никому не известно. Хотелось увидеть очертания тех гор, которые тянулись за Алаем»1.

А.П. Федченко спустился с перевала в Алайскую до­лину и сделал ряд чрезвычайно ценных для науки наблю­дений и описаний. Впервые открытый им Заалайский хребет (это название дал Федченко) он совершенно пра­вильно определил как северную границу Памира. Обстоя­тельства не позволили ученому, как он того хотел, про­никнуть в пределы этой горной страны, однако сведения, собранные им, и его географические выводы были боль­шим шагом вперед в деле развития географических пред­ставлений о Памире. А.П. Федченко окончательно опроверг существование фантастического меридиональ­ного хребта Болор, который был предположен известным немецким географом Гумбольдтом и, по его воззрениям, соединял хребты Тянь-шаня с Гималаями. К числу заме­чательных выводов, сделанных А.П. Федченко, относится указание на существование крупного оледенения в вер­ховьях р. Мук-су. Ему же принадлежит первая, в общем близкая к действительности, карта Памира. Трагически погибшему в 1873 г. Федченко не удалось осуществить свою мечту и побывать на Памире, однако эту задачу вскоре решили другие отважные русские ученые.

Присоединение все новых районов Средней Азии за­ставляло русские военные власти предпринимать экспеди­ции для ознакомления с южными окраинами страны, с ме­стностями, прилегавшими к границам с Индией и Афгани­станом. Необходимость отыскать кратчайшие пути к верхнему бассейну Пянджа определила интерес к Памиру. С середины семидесятых годов в эту горную страну отправляются экспедиции под руководством Ионова, Путяты и других русских офицеров. К участию в некоторых из этих военных экспедиций были привлечены ученые. Именно таким образом попал на Памир неутомимый ис­следователь горных районов Средней Азии Н.А. Северцов.

Отряд, с которым ехал ученый, проник на Памир через перевал Кзыл-арт в Заалайском хребте. Следуя древней караванной тропой, путники пересекли пустынную долину Маркан-су, достигли котловины оз. Кара-куль и добра­лись затем до широких долин Мургаба и Аличура, лежа­щих за хребтом Муз-кол. Н.А. Северцов посетил Памир дважды, в 1877 и 1878 гг. В первый раз он достиг оз. Кара-куль, откуда вынужден был вследствие плохой погоды вернуться. Во время второй поездки ученый про­шел значительно дальше, побывал на Ранг-куле, достиг Аличурского хребта и оз. Яшиль-куль. В этих местах Н.А. Северцов был первым из европейцев.

Путешествия Н.А. Северцова были нелегкими... Мед­ленно продвигался его отряд по Памирскому нагорью. Все было непривычно для путников в этой стране. Всад­ники ехали по узким тропам, проложенным киргизами, пригонявшими сюда на лето скот из Алая. Далеко позади осталась знойная Ферганская долина, последние деревья арчи в ущельях Алайского хребта. Кругом расстилалась выжженная солнцем и овеянная холодными ветрами высокогорная пустыня. Дневная жара сменялась ночью морозом. На бивуаках не из чего было разложить костры» едва удавалось сварить пищу на собранном терескене. Люди и лошади страдали от недостатка кислорода. При­выкшие к верховой езде путешественники при ходьбе и резких движениях страдали одышкой, по ночам их мучили головные боли и бессонница. Но каждый десяток кило­метров, пройденных отрядом, открывал перед ученым новые панорамы не виданной ранее страны. Топограф, ехавший с отрядом, наносил на свой планшет первые дан­ные для карты внутренних областей Памира. Отряд дви­гался почти без задержек, и съемка ограничивалась узкой полосой местности, лежащей по долине вдоль пути отряда. Справа и слева поднимались хребты; к западу от оз. Кара-куль, вдали, виднелись цепи снежных гор За­падного Памира. Но путники не углублялись в долины и ущелья, лежащие в стороне от их маршрута. Поэтому на первых картах Памира горные хребты были обозначены приближенно или вовсе не обозначались.

Алайская долина, вдали Заалайский хребет.

Фото Ф. Соловьева.

Большая часть поверхности этих карт оставалась белой, что свидетель­ствовало о почти полной неисследованности территории. Вскоре после этого путешествия мир получил новые сведения о Памире. В 1881 г. Н.А. Северцов опубликовал работу, которая представляла первую попытку системати­ческого описания орографии важнейших районов Памира. Автор выделил два главных типа рельефа этой горной страны. Один из них свойственен Внутреннему Памиру, так называл Н.А. Северцов современный Восточный Памир. Это — высоко поднятые широкие долины, распо­ложенные между относительно невысокими хребтами. Второй тип рельефа характерен для окраин Памира — высокие и узкие хребты, резко вздымающиеся над глубо­кими ущельями. Но высокие хребты поднимались не только на запад от маршрута путешественников. На юго-западной окраине Памира русские ученые и топо­графы также обнаружили несколько хребтов с верши­нами, достигающими 6500-7000 метров. В результате путешествий этого периода было создано первое представление о Восточном и Южном Памире, и внимание исследователей все более обращалось на запад от озера Кара-куль, туда, где высились огромные вечноснежные хребты.

Часть карты Памира, составленной Н.А. Северцовым.

Район ледника Федченко.

 

Впервые за оз. Кара-куль проникла экспедиция капи­тана Путяты. Это было в 1883 г. Участники экспедиции обогнули озеро с юга, переправились через несколько потоков и, миновав урочище Кок-джар, достигли реки Кудары1, текущей на запад. Впоследствии стало известно, что эта река является одной из составляющих Бартанга и, следовательно, впадает в Пяндж. Экспедиция в своём отчете сообщила также собранные у местного насе­ления отрывочные сведения об истоках Кудары. Верховья этой реки находились в широтной долине Танымас, углуб­лявшейся в пределы неизвестной части горной страны.

В 1887 г., во время своей четвертой экспедиции на Па­мир, сюда проник известный путешественник Г.Е. Грумм-Гржимайло. В верхней части широкой долины ученый и его спутники увидели языки нескольких крупных ледни­ков. Первый из них, самый большой, стекал с юго-запада, его верховья исчезали за поворотом боковой долины на юг. Остальные ледники спускались в долину Танымаса с ее южных и северных склонов, а на западе она вовсе замыкалась ледяными массами. Эти ледники сползали со стороны хребтов, расположение которых было совер­шенно неизвестно даже самым бывалым киргизам-охот­никам. Они рассказывали, что никто не отваживался проникнуть в это царство льдов, находящееся среди высо­ких гор. Самое название долины «Танымас» напоминало путешественникам о трудностях1. Участник экспедиции М.Е. Грумм-Гржимайло2 нанес на лист своей маршрутной съемки приблизительное расположение языков ледников. Орография этого района осталась нерасшифрованной.

Почти одновременно с началом исследования Восточ­ного Памира ученые подошли и к северным границам неисследованной области. В 1871 г., спустившись в Алайскую долину, А.П. Федченко провел несколько дней возле устья левого притока Кызыл-су, реки Алтын-дара3. Пять лет спустя, в 1876 г., поднимаясь по долине этой реки, то­пограф Жилин достиг перевала Терс-агар и спустился в область верхнего течения р. Мук-су, левого притока Сурхоба. Жилин не пошел к истокам реки, он ограничился со­ставлением первой карты долины Мук-су вблизи урочища Алтын-Мазар. В 1877 г. к перевалу Терс-агар пришел крупнейший исследователь Туркестана И. В. Мушкетов. Перед путниками открылась незабываемая картина. Километром ниже лежала долина р. Мук-су. Она пред­ставлялась с высоты серой полосой, рассеченной лентами многочисленных речных рукавов. С противоположной стороны долины высились обрывистые склоны огромного хребта, увенчанного тремя величественными снеговыми вершинами, достигающими на глаз не менее чем 6500 м высоты над уровнем моря. Вот как описывал открывшийся перед ним вид на алтын-мазарскне высоты И.В. Мушке­тов: «Огромные осыпи синеватого цвета располагаются сплошными полосами по крутым склонам, что в связи с серебристыми вершинами гор составляет эффектную картину. Все это дикое ущелье со снегами и бурными потоками производит неотразимое впечатление»1.

С южных склонов перевала Терс-агар было видно, что широкая долина реки в своей верхней части поворачивает под прямым углом на юг, за этим поворотом скрывался главный рукав р. Мук-су.

Где находятся ее истоки? Что скрывается за верши­нами алтын-мазарских горных гигантов, на обширной тер­ритории между верховьями Мук-су и южными районами Бадахшана? В то время никто не мог ответить на эти вопросы. Исследователи, расположившиеся на склонах перевала Терс-агар, не подозревали о том, что они нахо­дились в одном дне пути от языка одного из самых боль­ших горнодолинных ледников мира и всего в 30 км по пря­мой от высочайшей вершины страны.

Ряд не зависевших от И.В. Мушкетова причин заста­вил его прервать путешествие. Он повернул назад, не сде­лав попытки спуститься в долину р. Мук-су и пройти к ее истокам. Замечательное открытие предстояло сделать другому русскому исследователю Памира.

***

В начале сентября следующего 1878 г. хмурым утром к перевалу Терс-агар снова поднимался конный отряд, насчитывавший свыше 20 всадников. Вооруженные казаки и джигиты-киргизы сопровождали научную экспедицию, направленную в глубь Памира Туркестанским отделом Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Позади отряда лежал большой путь. Много дней понадобилось экспедиции, чтобы пройти из далекого Самарканда через горные области Бухарского ханства Гиссар и Каратегин и выйти в западную часть Алайской долины.

Во главе всадников, стремившихся достигнуть пере­вала и проникнуть в верховья долины Мук-су, были на­чальник экспедиции В.Ф. Ошанин и его помощники: то­пограф Г.Е. Родионов и составитель гербария М.И. Не-весский.

В.Ф. Ошанин, известный энтомолог, к тому времени уже немало сделал для географического изучения горных районов Бухары. Он исследовал мало известный Карате­гин и, поднявшись по р. Сурхоб, открыл огромный снего­вой хребет, поднимавшийся вдоль ее левого берега. Эта горная цепь была путешественником названа хребтом Петра Первого. В.Ф. Ошанин правильно предположил, что хребет Петра Первого связан с пиками, возвышающи­мися вдоль левого берега р. Мук-су, против кишлака Алтын-Мазар. Он установил также, что долина р. Хингоу, лежащая южнее хребта Петра Первого, слева ограничена другим высоким снеговым хребтом, который он предло­жил назвать Дарвазским. Экспедиция В.Ф. Ошанина направлялась в верховья Мук-су для того, чтобы обсле­довать район, собрать коллекции насекомых и ботаниче­ский гербарий. В.Ф. Ошанин намеревался сделать по­пытку пройти от Мук-су на Восточный Памир в долину р. Мургаб.

Заалайский хребет встретил экспедицию непривет­ливо. Ночью была метель. Снег лежал на склонах до­лины Алтын-дара, почти сплошь закрывая травянистый покров. За перевалом в разрывах облаков виднелись снеговые вершины; это были пики: Сандал, Шильбе и Музджилга. За перевалом начался крутой спуск в до­лину. Внизу, на ровных площадках поймы р. Мук-су, зеле­нела трава. Кусты шиповника, барбариса и ивняка обра­зовывали возле воды небольшие рощицы — первые, уви­денные путешественниками на пути от низовьев Алайской долины. У каменистых склонов расположилось несколько домиков кишлака Алтын-Мазар. Его немногочисленное население состояло из киргизов и нескольких таджиков-золотоискателей, мывших золото поблизости, в песках поймы Мук-су и ее притоков.

11 сентября В.Ф. Ошанин вышел в верховья Мук-су для разведки пути на Восточный Памир. Как показывала карта Жилина, Мук-су образуется после слияния трех рек. Самая правая1 из них, р. Саук-сай, вытекает из ущелья, ведущего на восток. Устье этой реки находится невдалеке от Алтын-Мазара. Вода Саук-сая — мутная и красноватая, это говорит о том, что река берет свое начало из ледников, лежащих где-то в Заалайском хребте. Второй приток Мук-су — прозрачная р. Каинды, ущелье которой ведет в глубь горных цепей по направ­лению на восток-юго-восток. Долина третьего, самого многоводного притока, называемого местным населением р. Сель-су, располагается по отношению к основной до­лине Мук-су под прямым углом и ведет на юг за склоны алтын-мазарских гор. В.Ф. Ошанин рассчитывал пройти к истокам р. Сель-су и только там свернуть на восток в ущелье Балянд-киик, которым, по рассказам местных жителей, можно было пройти к долинам Восточного Памира.

Стояли холодные дни. Таяние ледников уменьшилось, и вода в притоках Мук-су заметно спала. Караван экспе­диции В.Ф. Ошанина без особых затруднений перепра­вился через несколько рукавов Саук-сая и Каинды и по едва заметной тропинке, ведущей вдоль восточного склона долины Сель-су, продвигался на юг. Вскоре В.Ф. Оша­нин сделал неожиданное открытие.

«Мы проехали верст шесть, — писал ученый в своем отчете, — и тогда я разглядел, что поперек долины про­ходит какой-то вал, который нигде не представлял зна­чительного понижения, и я недоумевал, каким образом река не размыла этого, по-видимому ничтожного, препят­ствия. По мере того, как мы подъезжали ближе, на тем­ной поверхности этого вала стали выясняться белые бле­стящие пятна и в одном месте виднелось углубление, похожее на вход в пещеру. Я был сильно заинтересован этим странным образованием и долго не мог понять, что бы это могло быть. Наконец, когда мы приблизились на какие-нибудь полверсты, дело разъяснилось. Перед нами был конец громадного ледника»1.

Все говорило о необычайно больших размерах неизве­стного ледника. Обломки камней разной величины, начи­ная с мелкого щебня и до огромных глыб, покрывали его конец, образуя поверхностную, морену. Там, где ледяные склоны языка были особенно крутыми, видны были обнажения зеленоватого льда, который в некоторых ме­стах образовывал обрывы высотою до 60 метров. Из-под ледника вытекало несколько потоков, дававших начало многоводной р. Сель-су.

Со склонов долины В.Ф. Ошанин видел, что горы, ограничивающие ледник с востока и запада, тянутся по крайней мере на 15 верст и на этом расстоянии не было видно ни одной вершины, замыкающей с юга долину, заполненную ледником. Это позволило исследователю сделать осторожный вывод. Он писал, что судить об истинной длине ледника нельзя, но он не короче 15-20 верст и должен по длине занять одно из первых мест среди ледников Средней Азии. Предпринятая в после­дующие дни попытка проложить путь на Восточный Па­мир не удалась. Караван экспедиции был не в силах прео­долеть трудную и опасную тропу в ущелье Балянд-киик. В.Ф. Ошанин и его спутники вернулись в Алтын-Мазар и посвятили несколько дней ознакомлению с вновь откры­тым ледником. В Алтын-Мазаре выяснилось, что суще­ствование его местным жителям было хорошо известно. Один, из старейших жителей кишлака сообщил, что юно­шей он ходил на ледник для охоты за кийками. Ста­рик рассказал, что поверхность ледника покрыта трещи­нами и продвигаться по нему опасно. Длина ледника, по его словам, достигает 30-40 верст. В верховьях его находится перевал Кашал-аяк, ведущий в долину Ванч-дара2. Через этот перевал уже очень давно никто не хо­дил, да и в прежние времена им пользовались только в крайних случаях.

15 сентября В.Ф. Ошанин с двумя спутниками под­нялся на ледник. По неустойчивым камням правой боко­вой морены ледника ему удалось с большим трудом достичь поверхности языка и выйти затем на первую, са­мую восточную срединную морену. Но здесь он не нашел места Для обзора ледника и ориентирования. Продви­гаться дальше было опасно: никто из исследователей но­вого ледника не имел опыта горовосхождений, и группа повернула обратно. Вспоминая о своем посещении языка ледника, В.Ф. Ошанин впоследствии предупреждал:

«Исследование ледника возможно только для человека сильного, здорового и имеющего значительную опытность в путешествиях по глетчерам и снежным горам»1.

Несоблюдение этих условий, по мнению ученого, было бы равносильно тому же, «что отправиться на тигра без всякого оружия».

Население Алтын-Мазара не имело для ледника опре­деленного названия, киргизы называли его просто Сель, что значит «ледник». Поэтому В.Ф. Ошанин счел возможным назвать его ледником Федченко в память «одного из даровитейших и усерднейших исследователей Средней Азии».

Конец ледника Федченко вскоре был нанесен на карту Памира. У северного края «белого пятна», включавшего необследованные пространства, впервые были обозначены истоки р. Сель-су, язык ледника Федченко и часть его, простирающаяся к югу на 15-20 километров. Открытие нового ледника было крупным вкладом в географию Средней Азии. Было установлено, что в центральной ча­сти необследованной территории Западного Памира нахо­дится мощное оледенение. По предположению исследова­телей, эта ледниковая область смыкалась с истоками пра­вых притоков р. Пяндж. Перед будущими путешествен­никами в результате этого открытия ставилась трудная, но уже вполне определенная задача: исследовать бассейн ледника Федченко. Становилось ясным, что именно здесь следует искать ответ на вопросы о строении запутанного и сложного горного узла, о котором Н.А. Северцов, уже через три года после открытия ледника Федченко, писал:

«...Все нагорье между Вахшем и Пянджем представ­ляется сплошным массивом тесно скученных хребтов, пересеченных почти, отчасти и совсем непроходимыми ущельями. Сколько известно, эти хребты почти сплошь снеговые, их гребни круто понижаются только в непосред­ственной близости Пянджа также и к западу...»1.

Это было почти все, что к тому времени было изве­стно о большом районе, простирающемся к югу и к за­паду от ледника Федченко на протяжении многих десят­ков километров. Недостаток фактических сведений о гео­графии Западного Памира пополнялся всякого рода предположениями, основанными иногда на непроверенных слухах или вымыслах. Памир начал входить в литературу того времени. Сомнительные журналисты «сообщали» о диких горных племенах, живущих в неприступных ущельях Бадахшана и убивающих всех случайных при­шельцев; о затерянных горных селениях, населенных пер­вобытными людьми. За достоверные сведения предлага­лась легенда о том, как жители Дарваза передвигаются по труднопроходимым ущельям своей горной, страны: в таких местах дарвазцы на стенах ущелья якобы подве­шивают на веревках плетеные корзины. Дарвазец садится на крайнюю из ряда корзин, раскачивается над пропастью вдоль стены и, ухватившись за вторую корзину, переса­живается в нее, продвигаясь таким, способом все дальше...

Некоторые догадки о расположении речных долин, хребтов и ледников Западного Памира, основывающиеся в большинстве случаев на сообщениях горцев, впослед­ствии подтвердились. Обращает на себя внимание замеча­тельное предположение об орографии Западного Памира, высказанное в 1885 г. Г.Б. Грумм-Гржимайло, который перед этим безуспешно пытался проникнуть в район «белого пятна» с запада, со стороны Бухары. О горном районе, включающем в себя верховья ледника Федченко, он писал:

«В особенности любопытна северная часть этих наго­рий, любопытна потому, что здесь мы должны предпола­гать громаднейшее поднятие, узел, от которого, как от центра, во все стороны разбегаются громадные кряжи неравной длины.

Этот узел у туземцев носит название Сель-тау, что значит «ледяная гора». С нее то к северу, то к югу и к западу спускаются ледники, о грандиозных размерах которых мы можем судить только приблизительно. Север­ный из них назван В.Ф. Ошаниным ледником Федченко, по-видимому самый длинный из них и находится в полной связи с другим ледником, идущим на запад и, по-види­мому, замкнутым между упомянутой выше Сель-тау и горой Узтерги, что значит в переводе «болит голова», «кружит голова», название, которое прямо указывает на замечательную высоту этой горы. И действительно, ту­земцы уверяли меня, что выше этой горы нет в мире другой... влезть на нее невозможно...

Справа и слева она обрывается в ущелья, по которым стекают две мутных речки. Дараи-мазар и Дараи-сарги... Вот эти речки, сливаясь между собою у кишлака Сангур, и образуют ту могучую реку, которая носит название Хин-гоба-дараи1. Обе они питаются фирном и вдоль них про­легает тропинка на тот ледник, который спускается на запад с Сель-тау...»2.

Г.Е. Грумм-Гржимайло подтвердил факт существова­ния у таджиков сведений о том, что из верховий долины Ванча можно перевалить к р. Сель-су, т.е. в верховья р. Мук-су. По сведениям таджиков, путь этот проходим, но труден, идет ледниками; длина перехода составляет 10 ташей (т.е. около 80 верст).

Значение догадки Г.Е. Грумм-Гржимайло можно оце­нить только при сопоставлении его сведений с современ­ной картой Памира; несмотря на некоторые неточности ему удалось в важнейших чертах правильно наметить отличительные черты орографии верховий ледника Федченко. Можно только сожалеть, что предположения Г.Е. Грумм-Гржимайло и сведения, полученные от мест­ного населения, не получили должной оценки у последую­щих исследователей Памира или просто не были приняты ими во внимание. Если бы не это обстоятельство, то за­дача изучения орографии верховий ледника Федченко была бы разрешена с меньшими усилиями и не отняла бы так много времени у двух поколений географов нашей страны.

Исследование «белого пятна» Западного Памира про­должалось. Но ряд причин препятствовал успешному продолжению разведки, начатой экспедицией В.Ф. Оша­нина. В условиях царской России организация путешествий на Памир была нелегким делом, даже для ученых с крупным именем. Царское правительство равнодушно относилось к задаче географического исследования импе­рии и не считало нужным тратить на это большие сред­ства. Исследования, которые все же были проведены на Памире, оказались возможными благодаря тому, что уче­ные использовали стремление военных властей обследо­вать приграничные районы. Когда для дальнейшего изу­чения горной страны стало необходимым проникновение в глубь горных хребтов, организация экспедиций стала зависеть от скудных средств Географического общества или от щедрости частных благотворителей. Без этого организаторы экспедиций не в состоянии были бы заку­пить лошадей и разнообразное снаряжение, необходимое для походов в глубь Памира.

Изучение Памира не носило систематического и на­правленного характера. Путешественники, прибывавшие сюда, принадлежали к различным областям науки; это были ботаники, геологи, энтомологи и другие специали­сты. Поэтому обще географическое обследование Памира не было их главной целью; они были заняты сбором бота­нических, энтомологических и других материалов и только попутно с этими работами могли обращаться к вопросам общей орографии горных районов Памира. Это замечание в значительной мере относится и к экспедициям таких известных исследователей Памира, как Г.Е. Грумм-Гржимайло, В.Ф. Ошанин, В.И. Липский. Топографы, состав­лявшие первые карты Памира, также не имели достаточ­ного времени и необходимых снаряжения и средств для детальной и точной съемки отдаленных горных районов, да они и не ставили перед собою такой задачи. По этим причинам сведения о районе величайшего оледенения Памира накапливались медленно. Верховья р. Мук-су, после экспедиции В.Ф. Ошанина, не посещались иссле­дователями более двух десятилетий.

Значительным вкладом в дело исследования Западного Памира были экспедиции крупного ботаника В.И. Липского. Он прошел несколько маршрутов, охвативших западную часть хребтов Петра Первого и Дарвазского, открыл и описал ряд ледников. Он же (в 1899 г.) обсле­довал район нижнего течения р. Мук-су1. В 1904 г. начал свои исследования в верхнем течении Мук-су известный географ Н.Л. Корженевский. Он совершил трудное и опасное путешествие пешком вниз по течению Мук-су от Алтын-Мазара до Каратегина. Во время этого похода Н.Л. Корженевский открыл один из величайших ледников хребта Петра Первого и назвал его именем Мушкетова. Н.Л. Корженевский изучал следы древнего оледенения в долине Мук-су и установил, что в леднико­вый период ледник Федченко сливался с ледником до­лины Саук-сая. Общий ледник, длиною около 170 км, заполнял собою всю долину р. Мук-су. Язык этого гиганта кончался вблизи от нынешнего устья реки, там, где рас­положен кишлак Домбрачи. Толщина ледяного покрова возле Алтын-Мазара достигала в те времена 800 м; уро­вень поверхности льда таким образом почти достигал пе­ревала Терс-агар.

В 1909 г. смелую попытку проникнуть в верховья лед­ника Федченко предпринял топограф Н.И. Косиненко.

В начале июня он со своими спутниками прибыл в Алтын-Мазар, намереваясь без промедлений предпри­нять разведку подступов к языку ледника. Воды в Мук-су было много. Местные жители советовали Н.И. Косиненко отложить его путешествие, однако при содействии 70-летнего киргиза Махмед-Кули-бая, отряд благопо­лучно переправился через многочисленные рукава Сель-су и достиг подножия языка ледника Федченко. 7 июля Н.И. Косиненко решил подняться на ледник.

Отряд вышел в поход в полном составе, с Махмед-Кули-баем в качестве проводника. На вьючных лошадей были нагружены запасы продовольствия, дров и теплая одежда. Первая попытка подъема на ледник, предприня­тая по левой боковой морене, не удалась: путь каравану преграждало хаотическое нагромождение обломков скал и неустойчивые осыпи крупных камней.

На следующий день выход на ледник был найден. Отряд с трудом осилил подъем и медленно начал про­двигаться на юг. Всадники были вынуждены спешиться и вести своих лошадей в поводу. Люди с трудом отыски­вали путь между камней морены. На крутых подъемах лошади скользили по льду и падали. Вскоре ноги живот­ных, израненные острым щебнем, обозначали кровавыми следами путь отряда. Передвигаясь от одного моренного вала к другому, Н.И. Косиненко через 7 км от конца ледника достиг чистой поверхности льда. Огромный ледя­ной поток шириною до 4 км уходил далеко на юг. Две гряды вечноснежных вершин возвышались по обеим сто­ронам ледника, прерываясь только в тех местах, где он принимал боковые притоки. Видно было, как вдали, на расстоянии нескольких десятков километров, ледник по­ворачивал влево и скрывался за поворотом ущелья. Лед­ник простирался значительно дальше, чем это предпо­лагал ранее В.Ф. Ошанин.

«...Впереди раскрылась пустынная ледяная поверх­ность», — пишет в отчете о своем путешествии Н.И. Ко­синенко. Жутко было ступать по этой неведомой, никогда не знавшей человеческих следов области, где ожидало нас так много опасностей, свойственных этому царству льда»1.

На 25-километре от языка ледника дорогу путешест­венникам преградила сеть глубоких трещин, рассекавших поверхность ледника на всей его видимой ширине. Голу­боватый лед отвесных стен трещин уходил вниз на десятки метров и терялся во мраке. Отряд был вынужден повер­нуть вправо (по ходу), в глубь бокового притока, впадаю­щего в ледник Федченко с запада. Нижняя часть этого бо­кового ледника была покрыта сплошной мореной. В 7 км выше Н.И. Косиненко достиг его правого края. На склоне за боковой мореной зеленела трава и журчал чистый ру­чей. Здесь был разбит бивуак экспедиции, он стал местом, откуда предпринимались последующие попытки обследования района. Впоследствии Н.И. Косиненко назвал открытый им мощный левый приток ледника Федченко «Бивачным». С места, где был устроен бивуак, путеше­ственникам были видны огромные снеговые вершины, под­нимавшиеся в районе верховий ледника. До этих гор, на глаз, было не менее двух-трех десятков кило­метров.

Изучение района Н.И. Косиненко начал с попытки отыскать легендарный перевал Кашал-аяк, через который лежит путь в верховья р. Ванч. Однако экспедиции не удалось пройти намного дальше вверх по леднику Фед­ченко вблизи его левого края. На следующий день при­ступили к разведке ледника Бивачного. Н.И. Косиненко с двумя спутниками и лошадьми выступил в путь налегке. Сначала группа без особых затруднений продвигалась вдоль правого склона долины. На 4-м км пути от бивуака путешественники неожиданно обнаружили следы пребы­вания человека: перед ними на ровной площадке стоял старательно сложенный тур (высокая каменная пира­мида), которым памирские киргизы и таджики обозна­чают вершины перевалов или наиболее важные точки пути.

Кто были смельчаки, оставившие тур в память о своем пребывании здесь? Что привело их сюда, в глубь мира льдов и скал?

Старый Махамед-Кули-бай был удивлен находкой не меньше начальника экспедиции. Он рассказал, что много лет назад, еще в юности, ему приходилось слышать о по­пытке нескольких таджиков в давние времена пройти че­рез ледники из верховий Мук-су к перевалу, ведущему к долинам Дарваза. Смельчаки не достигли цели и все погибли в пути...

Группа продолжала путь к верховьям ледника. Склоны ущелья становились все круче и на 11-м км пути Н.И. Косиненко был вынужден свернуть со склона и идти по гребню правой боковой морены. С трудом продвину­лись люди вперед еще на несколько километров и в по­исках доступного пути вынуждены были сойти на ледник, но вскоре они остановились перед непреодолимым пре­пятствием. Глубокие потоки талой воды преградили путь. Обойти это препятствие было невозможно, кругом выси­лись ледяные конусы и пирамиды, достигавшие десятиметровой высоты, в толщу льда уходили глубокие тре­щины.

«Повернули на бивак, — писал Косиненко, — хотя вер­стах в 12 впереди виднелось недоступное нам широкое седло между гигантскими горными массивами, завален­ными с этой стороны снегом»1.

Всего несколько часов пешего, хотя и очень трудного, но проходимого пути отделяло группу Н.И. Косиненко от верхней точки видневшегося перед ними перевала. Достигнув его, исследователи вышли бы на северное плечо пика Гармо в хребте, носящем теперь имя Акаде­мии наук, и увидали бы внизу, по ту сторону хребта, лед­ники, дающие начало притокам р. Хингоу. Еще несколько дней напряженной работы и Н.И. Косиненко имел бы возможность разрешить один из самых запутанных во­просов орографии Западного Памира. Но ни начальник экспедиции, ни его спутники не были подготовлены к та­кому походу. Они считали невозможным пуститься на рискованное пешее путешествие в глубь снежных гор и оторваться от своего каравана хотя бы на несколько дней2.

Весьма мало внимания уделял Н.И. Косиненко окру­жающим вершинам, не привлек его и огромный трапе­циевидный массив, снежный купол которого высоко под­нимается над другими пиками. Н.И. Косиненко, подни­маясь по леднику Бивачному, не мог не видеть эту вер­шину, замыкающую ущелье одного из левых притоков ледника. Н.И. Косиненко, как и многие из последующих исследователей, не знал, что перед ним поднимается вы­сочайшая гора не только изучаемого им района и Памира в целом, но и всей страны.

 

***

После короткого отдыха Н.И. Косиненко еще раз по­пытался достигнуть перевала Кашал-аяк. Придерживаясь восточного края ледника Федченко, ему удалось, после 20 км пути, выйти на покрытую снегом ровную часть лед­ника. Здесь пришлось спешиться, лошади проваливались по брюхо в рыхлом снегу. С двумя спутниками Н.И. Ко­синенко пошел по направлению к видневшейся на западе широкой седловине в хребте, поднимавшемся слева от ледника. Идти было трудно, сказывалась большая высота местности, лежавшей уже выше 4500 м над уровнем моря. Из-за одышки и сильного сердцебиения людям приходилось очень часто останавливаться для отдыха. К вечеру путешественники достигли высшей точки седло­вины, дальше к юго-западу начинался крутой спуск в неизвестную долину. Утомленная трудным переходом группа решила расположиться здесь же на ночлег. Би­вуак был устроен на снежном бугре, выступающем оди­ноким островком над широкими снежными полями. Закутавшись в свои полушубки, люди, несмотря на уста­лость, спали урывками. Ночь прошла тревожно. Со скло­нов соседних вершин грохотали каменные обвалы и ла­вины, к утру пошел густой снег. С рассветом руководи­тель отряда еще раз взглянул в сторону спуска на запад. В глубокую котловину вели крутые скалистые и снежные склоны; Н.И. Косиненко казалось, что спуститься по ним человеку не было никакой возможности. Был ли это пере­вал Кашал-аяк? Н.И. Косиненко не мог дать ответа на этот вопрос1.

Этим походом закончилась первая глубокая разведка ледника Федченко. Н.И. Косиненко удалось, несмотря на постигшие его неудачи, проникнуть к центральной части ледника. Его наблюдения позволили достоверно опреде­лить, что ледник Федченко и его притоки составляют вместе мощное оледенение, а в его верховьях располо­жена система огромных снежных горных хребтов.

После обследования ледника Федченко Н.И. Коси­ненко попытался обогнуть весь этот ледниковый район и выйти с юга от него на территорию Горной Бухары2. Повторив попытку В.Ф. Ошанина, он благополучно достиг верховий ущелья Балянд-киик, преодолел пере­вал Тахта-корум и вступил в область широких долин Восточного Памира. Здесь экспедиция повернула на юг.

В поисках кратчайшего пути в долину Язгулема Н.И. Косиненко со своим отрядом посетил верховья Танымаса, но отступил перед трудностями пути по лед­никам, пересеченным глубокими трещинами. Продолжая путь на юго-запад, путешественник по долине р. Кудары достиг Бартанга, справедливо рассчитывая этим путем добраться до Пянджа. Ущелье Бартанга было известно крайне тяжелыми условиями сообщения. Вьючная тропа шла местами у самого течения реки, и летом, в период разлива, путь прерывался. Людям приходилось (каза­лось, без конца) взбираться на кручи, затем снова спу­скаться к воде.

Преодолевая исключительно трудный путь, участники экспедиции прошли большую часть ущелья Бартанга, затем им удалось перевалить на север в долину соседней р. Язгулем, однако продвижение здесь еще более замед­лилось. Узкие тропы ущелья пролегали по незначитель­ным выступам скал и оврингам высоко над бурной рекой. В таких местах приходилось двигаться особенно осто­рожно. На опасных участках тропы лошадей проводили поочередно; кто-либо из людей вел лошадь в поводу, а другой поддерживал ее за хвост, чтобы удержать жи­вотное от падения в пропасть. Очень трудны были пере­ходы по участкам тропы, проложенным по осыпям, и переправы через боковые притоки. Буквально каждый шаг на этом пути требовал больших усилий. Четыре с по­ловиной километра пути между кишлаками Басид и Джафак отряд прошел в течение полутора суток.

Несмотря на эти трудности, Н.И. Косиненко удалось последовательно перевалить на север в долины Ванча, а затем Хингоу и Сурхоба и через Алайскую долину возвратиться в Фергану. Путешествие Й.И. Косиненко до­казало, что ущелья рек Западного Памира, примыкаю­щие с юго-запада к району ледника Федченко, оказались проходимыми.

***

Верховья ледника Федченко все еще оставались непосещенными. Исследователи Памира начали склоняться к мысли, что разгадку и тайну величайшего оледенения следовало искать, двигаясь к нему с запада по долинам рек Дарваза.

Внимание географов начал в особенности привлекать район пика Гармо, вершины, поднимающейся в вер­ховьях одноименной реки, несущей свои воды в главную водную артерию Дарваза — Хингоу. Первыми обратили внимание на эту вершину топографы, занятые съемкой речной долины близ таджикского кишлака Пашимгар. Произведенные ими измерения пика Гармо, сделанные из разных точек долины, говорили о большой высоте пика, доходящей до 6800 м над уровнем моря, и давали основание полагать, что снежный массив вершины своими склонами примыкает к верховьям ледника Федченко. Вы­сказывались и другие соображения: о непосредственной близости пика от снежных гигантов алтын-мазарских гор. Пик Гармо был нанесен на первую карту Дарваза на западной границе белого пятна. Неизвестными оста­вались и западные подходы к неисследованной области, да­же верховье р. Гармо было нанесено на карту ориентиро­вочно, по сведениям, сообщенным жителями Пашимгара.

В. 1913 г. Западный Памир посетила немецкая экспе­диция, имевшая в своем составе опытных альпинистов. Ее участники добрались до верховий р. Гармо и обсле­довали некоторые из близлежащих ледников. Однако сведения о районе пика Гармо, опубликованные экспе­дицией, были настолько скудны, что не давали ничего существенного для решения вопроса об орографии района.

Началась первая мировая война. Несмотря на труд­ности военного времени, Русское Географическое обще­ство решило послать в верховья р. Гармо научную экспе­дицию. Руководство ею было возложено на астронома Я.И. Беляева, его помощником был назначен студент П.И. Беседин, имевший к этому времени немалый экспедиционный опыт1. В июле 1916 г. Я.И. Беляев и П.И. Беседин выехали из Ферганы, прошли через пере­вал Тенгиз-бай в Алайскую долину и спустились вдоль Кызыл-су до Сурхоба2. С вершины перевала Гардани-кафтар в хребте Петра Первого им открылся величест­венный вид на дикие вершины Дарвазского хребта. Прямо под ногами у них блестящей лентой вилась р. Хингоу.

15 июля Я.И. Беляев и П.И. Беседин были уже в кишлаке Пашимгар, невдалеке от устья р. Гармо. Перо­вое впечатление от долины этой все еще таинственной реки принесло путешественникам некоторое разочарова­ние. Вместо ожидаемых недоступных отвесных скал и глу­боких непреодолимых пропастей, исследователи видели перед собою широкую долину и мутный поток с отлогими песчаными берегами. Но Я.И. Беляев все же готовился к трудному походу. Он отказался от мысли пройти к лед­нику с лошадьми. Все грузы экспедиции должны были нести сами исследователи и 12 носильщиков-таджиков. Некоторые из носильщиков знали путь к леднику Гармо, ведь в его районе были лучшие места для охоты на кийков. Таджики были вооружены длинными палками, которыми они пользовались при ходьбе по ледникам. 17 июля отряд Я.И. Беляева отправился вверх по пра­вому берегу долины; часть пути пришлось проделать сквозь густые заросли арчи, ивы, облепихи и березы. 18 июля экспедиция вышла на язык ледника Гармо и продолжала подъем. На следующий день был достигнут первый мощный боковой приток, впадавший в основной ледник слева. Этот ледник был впоследствии назван именем Шокальского. Отсюда в направлении на северо-восток открылся вид на вершину, принятую первона­чально Я.И. Беляевым за один из алтын-мазарских пи­ков. Дальше к востоку была видна, еще более высокая вершина, которая, как казалось начальнику экспедиции,
находилась где-то в окрестностях перевала Кашал-аяк. Одна из этих вершин, по первоначальным предположе­ниям Я.И. Беляева, и была пиком Гармо, нанесенным на первую карту района, составленную русскими топо­графами.

Последующие дни ученый затратил на обследование верховий ледника Гармо, который оказался одним из са­мых значительных ледников Туркестана; длина его по оси составила около 27 километров. 23 июля экспедиция достигла разветвления основного ледника, места слияния его юго-восточного (левого), северного (среднего) и за­падного (правого) рукавов. Здесь над ледником высились склоны красивой пи