 |
|
Вмешательство сионизма
Итак, в 1942 г. в СССР был создан Еврейский антифашистский комитет с понятной целью – сплотить евреев всего мира для борьбы с фашизмом и вокруг коммунистической идеи. Однако уже в 1946 г. МГБ послало в ЦК аналитическую записку о работе ЕАК с предложением этот комитет упразднить.
Сегодня, когда членов этого комитета выдают за невинные жертвы сталинизма, тщательно муссируется версия, что причины, по которым злобные сталинцы ополчились на ЕАК, были в том, что, дескать, в 1943 г. председатель этого комитета актер С. Михоэлс с рядом членов ЕАК предложили Правительству СССР создать в Крыму Еврейскую социалистическую республику. И якобы это так страшно разозлило сталинцев, что они всех бедных евреев незаконно осудили и расстреляли. Думаю, многие, кто интересуется историей, именно только одну эту версию и слышали.
Однако, думаю, что такое предложение (если бы оно в самом деле было) могло всех сталинцев только развеселить. Еврейскую республику, конечно, можно было провозгласить, но где же для нее найти евреев? Ведь республика – это не музыканты с писателями и учеными-халтурщиками, а миллионы рабочих и крестьян, которые и держат на своей шее этих самых музыкантов и ученых. Их-то где ЕАК собирался брать? Тогда у всех в памяти был еще жив опыт создания даже не республики, а всего-навсего Еврейской автономной области. Выбрали прекрасные земли, с прекрасным климатом (даже рис можно выращивать), вложили огромные деньги в создание промышленности и сельского хозяйства. А что толку?
Был такой анекдот. В Биробиджан приходит постановление ЦК об организации колхозов. Через день в ЦК идет рапорт: колхозы повсеместно организованы, высылайте колхозников. Я долго думал, что это просто шутка, высмеивающая стремление еврейских жидов устроиться на руководящих должностях. Но оказывается, в этом анекдоте очень много истины.
Создав Еврейскую автономную область, Советский Союз вынужден был добавить к импорту машин, механизмов и технологий с Запада еще и импорт евреев. Область была создана в 1928 г. и к 1937 г. в ней планировалось проживание 150 тыс. евреев,213 но за 8 лет, несмотря на огромные капвложения СССР, число евреев в ней достигло аж 14 тысяч из 50 тыс. всего населения… за счет переселенцев из Польши и Румынии. В 1936 г. предполагалось сделать значительный демографический рывок, хотя уже более скромный, – увеличить число евреев сразу на 10 тыс. Разумеется, с помощью Польши и Румынии.248 (Обратите внимание, сегодня вы не найдете в России еврея, у которого бы не было родственников в Израиле, и не найдете еврея с родственниками в Биробиджане, в нашей славной Еврейской автономной области).
Однако из этих скромных планов довести численность евреев Еврейской автономной области до 24 тыс. в 1936 г. тоже ничего не получилось. В апреле 1940 г. депутат Верховного Совета СССР от этой области Лишнянская слезно просила у председателя Совнаркома Молотова: "В последние годы почти приостановлено переселение трудящихся евреев в Еврейскую Автономную область. Сейчас в Еврейской Автономной области проживает не больше 20 тыс. евреев. В 1939 г. было намечено переселение 250 еврейских семей, однако ни один человек не приехал. Для того, чтобы Еврейская Автономная область вышла на одну ступень с другими областями, просьба к Вам, товарищ Молотов, чтобы усилить переселение трудящихся евреев, и под руководством партии и правительства наша область превратится в республику. Особенная нехватка сил ощущается в колхозах области и промысловой кооперации".249
Но к 1940 г. все деньги шли на покупку оружия, покупать за границей "трудящихся евреев", видимо, денег не было. Да и, сами понимаете, товар этот очень дефицитный.
Так что создать из евреев республику хотел не ЕАК, а депутат Лишнянская, и задолго до ЕАК в правительство СССР поступали подобные идеи. Но что толку от этих идей, если нет "трудящихся евреев"?
Сионисты уже 150 лет ищут подходящих евреев – заселить Палестину. И что толку? Швейцария или скандинавские страны имеют численность населения, сравнимую с Израилем, но они финансово самостоятельны и, кстати, потому, что весь мир знает швейцарскую точную механику или автомобили "Вольво". А кто что слышал о продукции израильских ученых, конструкторов, инженеров и рабочих? А ведь Израилю уже более 50 лет! И все это время он сидит на дотациях США, читай – на шее всего мира.
На самом деле "трудящийся еврей", который не "устраивается" на шее коренного населения, не испытывает на себе никакого антисемитизма, ему нет необходимости куда-то переезжать, чтобы изображать еврея в еврейском государстве и подставлять свою шею под скопище еврейских жидов.
Так что, как говорят в Одессе, не смешите меня с вашим Крымом! Зачем евреям еще одна республика, когда у них она уже есть и по рубежам ее как раз проходит Московская кольцевая дорога? Но вернемся к серьезным вопросам.
На самом деле МГБ предлагало упразднить ЕАК не из-за Крыма, а потому, что Комитет вместо коммунистической пропаганды вел националистическую, отделял евреев от остальных граждан СССР и норовил стать их представителем. Короче, ЕАК был обвинен в жидовстве – в том, что он с помощью мирового еврейства озабочен проблемами "устройства" еврейских жидов в странах их пребывания. Но в ЦК это предупреждение МГБ либо сочли сгущением красок, либо ЕАК был еще зачем-то нужен.
В начале 1948 г. под колесами грузового автомобиля погиб председатель ЕАК С. Михоэлс. В 90-х гг. эта трагедия была представлена так, как будто Михоэлса убило МГБ, но фальшивка эта такая глупая, что ее противно исследовать, хотя и придется.
В декабре 1947 г. за антисоветскую деятельность арестовываются два члена ЕАК, а 26 марта 1948 г. МГБ СССР снова предложил ЦК ВКП(б) упразднить ЕАК по тем же самым причинам, но опять ЦК ВКП(б) игнорировал угрозу, исходящую из сплочения еврейских жидов вокруг одного центра. Слишком уж верило ЦК в то, что члены ЕАК это коммунисты высшей пробы (Лозовский – председатель ЕАК – был членом ЦК).250
14 мая 1948 г. был провозглашен Израиль. ЦК ВКП(б) в отношении ЕАК и на это не прореагировал.
3 сентября 1948 г. в Москву прибыло посольство Израиля во главе с Голдой Меир.
Как и Троцкий, Голда Меир написала воспоминания и, как и Троцкий, назвала их скромно: "Моя жизнь". Но если Троцкий всю свою жизнь играл роль коммунистического вождя, то Голда Меир не играла, а была сионисткой, убежденной в правоте своего дела до кончиков ногтей. Она жила в киббуце, т.е. в сельской коммуне, не имела личного имущества, занималась сельскохозяйственным трудом. Вообще-то, если бы не беспринципность и исключительная жестокость, то пионеры Израиля заслуживали всяческого уважения за свою истовость.
Если мы именно так взглянем на Голду Меир, то поймем, что ей было глубоко плевать на еврейских жидов Советского Союза. Они ей, сионистке, были еще более ненавистны, чем местным "антисемитам". Ей нужны были евреи-сионисты, храбрые, мужественные, трудолюбивые, способные развести сады в пустынях Палестины, способные годами жить в палатках во имя Израиля.
Но именно такие евреи нужны были и Советскому Союзу, но только не сионисты, а коммунисты. И таким евреям и в СССР была везде дорога – на кой овощ им этот Израиль?
У Голды Меир задача была очень непростая, но приемы сионизм уже наработал. Они просты. Первое – нужно вызвать вспышку ненависти к евреям у коренных жителей страны. Тогда евреи от обиды выедут в Израиль, а жиды из страха и на всякий случай будут помогать Израилю деньгами, чтобы в случае чего туда смыться. По отношению к Советскому Союзу проблема у Голды Меир облегчалась тем, что ей местные еврейские жиды были совершенно бесполезны – денег с них получить было невозможно. Они для нее были мусором. Евреи-сионисты немедленно также не были нужны – в это время Израиль был переполнен переселенцами, не хватало даже палаток. Следовательно, миссия Голды была простой – вызвать вспышку неприязни к евреям в обществе, создать советским евреям условия дискомфорта.
И Голда выполнила свою миссию блестяще, причем, не исключено, попользовалась жидами ЕАК "втемную". Думаю, что она "купила" их на еврейском расизме и на их наглости и уверенности в безнаказанности.
То, что я написал выше, Голда Меир, безусловно, не пишет. О том, о чем я пишу, не говорят. Но Голда в мемуарах, к счастью, ударилась в другую крайность: она вообще не пишет о том, о чем обязана была бы написать. То есть ее замыслы и поступки легко раскрываются по умолчанию.
Вот, скажем, она пишет, что, вручив верительные грамоты, она ни с одним советским евреем не встречалась, а только лишь по субботам ходила в синагогу, где слушала службу в одном и том же обществе из двух сотен стариков. Эта сионистка, ставшая впоследствии премьер-министром Израиля, приехала в страну с самой большой численностью евреев и вот так и сидела, ковыряя в носу?! И я в это должен поверить?
Второе. Первые, с кем Голда обязана была встретиться (кроме МИДа, естественно), были члены ЕАК. Ведь этот комитет и был предназначен для контактов с зарубежными евреями, его газета распространялась и в СССР, и во всем мире. Но Голда пишет о чем угодно – о том, как она на базар ходила, как еду на посольство в номере готовила, но о ЕАК ни слова! Смешно, но вот она (я несколько забегу вперед) пишет о "репрессиях" советского правительства против еврейских организаций уже после ее провокации: "Еврейский театр в Москве закрыли. Еврейскую газету "Эйникайт" закрыли. Еврейское издательство "Эмес" закрыли". И все. О том, что был распущен ЕАК, она молчит. А ведь газета "Эйникайт" была органом ЕАК, именно она распространялась во всем мире. И ее не закрыли, она прекратила существование в связи с упразднением учредителя. Про газету пишет, а про сам ЕАК молчит!! Знает кошка, чье мясо съела! – говаривают у нас в таких случаях.
Произошло вот что. Видимо, ЦК ВКП(б) обеспокоился деятельностью Голды, и в "Правде" выступает Илья Эренбург со статьей, безусловно, оскорбляющей Голду. Она вспоминает ее так:
"Несколько дней спустя наступил праздник Рош-ха-Шана – еврейский Новый год. Мне говорили, что по большим праздникам в синагогу приходит гораздо больше народу, чем просто по субботам, и я решила, что на новогоднюю службу посольство опять явится в полном составе. Перед праздником, однако, в "Правде" появилась большая статья Ильи Эренбурга, известного советского журналиста и апологета, который сам был евреем. Если бы не Сталин, набожно писал Эренбург, то никакого еврейского государства не было бы и в помине. Но, объяснял он, "во избежание недоразумений": государство Израиль не имеет никакого отношения к евреям Советского Союза, где нет еврейского вопроса и где в еврейском государстве нужды не ощущается. Государство Израиль необходимо для евреев капиталистических стран, где процветает антисемитизм. И вообще, несуществует такого понятия – "еврейский народ". Это смешно, так же, как если бы кто-нибудь заявил, что люди с рыжими волосами или с определенной формой носа должны считаться одним народом".
Заметьте – это была официальная доктрина СССР, конституционная доктрина – все народы СССР братья настолько, что люди всех национальностей – один народ, у которых один дом – СССР.
"Эту статью прочла не только я, но и все евреи Москвы. И так же как я, поскольку они привыкли читать между строк, они поняли, что их предупреждают: от нас надо держаться подальше. Тысячи евреев сознательно и отважно решили дать свой ответ на это мрачное предостережение – и этот ответ, который я видела своими глазами, поразил и потряс меня в то время и вдохновляет меня и теперь. Все подробности того, что произошло в тот новогодний день, я помню так живо, как если бы это было сегодня, и волнуюсь, вспоминая, ничуть не меньше, чем тогда.
В тот день, как мы и собирались, мы отправились в синагогу. Все мы – мужчины, женщины, дети – оделись в лучшие платья, как полагается евреям на еврейские праздники. Но улица перед синагогой была неузнаваема. Она была забита народом. Тут были люди всех поколений: и офицеры Красной армии, и солдаты, и подростки, и младенцы на руках у родителей. Обычно по праздникам в синагогу приходило примерно сто-двести человек – тут же нас ожидала пятидесятитысячная толпа. В первую минуту я не могла понять, что происходит, и даже – кто они такие. Но потом я поняла. Они пришли – добрые, храбрые евреи – пришли, чтобы быть с нами, пришли продемонстрировать свое чувство принадлежности и отпраздновать создание государства Израиль",251 – пишет Голда Меир.
Тут Голда завирается, – в начале октября 1948 г. у государства Израиль еще не было никакого юбилея, чтобы его праздновать. 50 тыс. сионистов и еврейских жидов хором плюнули в лицо остальным народам СССР, заявив, что эти народы – всего лишь три года назад отдавшие 9 млн. сыновей и за их, евреев, жизнь, – теперь им не братья. Они, евреи, сами по себе, их родина – Израиль. Какие ответные чувства должна была вызвать у советских людей эта демонстрация в ответ на заявленный И. Эренбургом советский "символ веры"? Еврейские жиды в своем расизме об этом не думают, их просто не волнуют чувства других народов.
Но ведь Голда отлично понимала, какие чувства у израильтян могла бы вызвать демонстрация еврейских жидов в Тель-Авиве, с целью доказать, что в Израиле эти жиды живут только потому, что тут жрачки много, но если что случится, то они не евреи, а советские граждане и поэтому чихнут на Израиль и сбегут в Советский Союз. Я вспоминаю, как во время арабо-израильской войны 1967 г. вернувшийся с фронта израильский солдат тяжело ранил кинжалом генерального секретаря компартии Израиля за то, что компартия выступила против этой агрессии Израиля. Предварительно этот солдат послал генсеку открытку с угрозой. "Комсомольская правда" дала фото открытки. Открытка была на русском языке и начиналась словами: "Ты, жид пархатый…"
Будьте уверены – Голда Меир отлично понимала, сколько миллионов советских граждан, включая и евреев, узнав об этой демонстрации, в гневе выплюнут: "Жиды пархатые!" Причем, эта демонстрация была повторена и через 10 дней – в еврейский праздник Судного дня. Обнаглев, еврейские жиды, вместе с сионистски настроенными евреями, нагло демонстрировали свое презрение к СССР.
Но, думаю, что в Правительстве СССР ошарашены были совсем иным. Кто организовал? Ведь Голда молчит о том, что 50 тыс. евреев съехались со всего СССР, даже из далекого сибирского Новокузнецка,95 а в то время для этого требовалась организация с исключительными возможностями.
Такой пример. В 1957 г. Президиум ЦК попробовал отстранить от власти Хрущева – Первого секретаря ЦК КПСС, фактического диктатора страны. Спасением Хрущева был созыв ЦК в течение суток. Членов ЦК в то время было всего 125 человек, из которых многие жили в Москве. Гражданская авиация уже была, с билетами у членов ЦК проблем не было, правительственная связь работала. Тем не менее потребовалось вмешательство министра обороны Жукова, чтобы свезти членов ЦК в Москву военно-транспортной авиацией, иначе не успевали.
А в 1948 г. поездки по стране еще были проблемой, даже по железной дороге. В это время, к примеру, действовал указ, по которому за проезд в товарных поездах давали год лагерей, а пассажирских поездов было очень мало. И тем не менее ведь по чьему-то указанию тысячи, если не десятки тысяч евреев получили отпуск или фиктивный больничный лист, им купили билеты, организовали их размещение в Москве. Какая-то организация сумела сделать то, что и Президиуму ЦК не всегда было под силу.
В том, что эта организация была антисоветской и контрреволюционной, сомнений не было, достаточно было взглянуть на начало части 1, главы 1 "Контрреволюционные преступления". Статья 581 гласила: "Контрреволюционным признается всякое действие, направленное к свержению, подрыву или ослаблению… национальных завоеваний пролетарской революции".52
Еврейские расисты были не единственными националистами той поры в СССР. Опираясь на гитлеровских пособников, действовали банды националистов Западной Украины, Литвы, Прибалтики. Постоянные стычки были на границе с Турцией. Но эти националисты понимали, что по законам СССР они преступники, и действовали в подполье. Так нагло, как евреи, на голову Советской власти еще никто не садился.
Тем не менее в ответных действиях правительство особой спешки не видело. Через полтора месяца (20 ноября 1948 г.) был упразднен ЕАК. Понятно было, что все эти демонстрации – дело его рук.
Кстати, это косвенно подтверждает и Голда Меир тем, что молчит о ЕАК. Тут надо учесть, что в 1952 г. верхушку Еврейского антифашистского комитета судили. В 1955 г. осужденных реабилитировали, в 1989 г. комиссия Политбюро рассмотрела это дело, но сообщила только общие слова, даже статьи УК, по которым они были осуждены, не назвала. Но ведь Голда Меир не знала, когда писала мемуары, что это дело будет храниться в такой тайне, а потом сфальсифицируется. Поэтому соврать о своих отношениях с ЕАК она не могла – а вдруг в СССР опубликуют признания его членов? Вот она и вынуждена делать вид, что никогда о нем не слышала…
Хотя мы и сильно отвлекаемся, но, видимо, стоит довести тему ЕАК до конца, чтобы еще раз показать, до какого маразма дошел т.н. "советский суд" во времена Хрущева.
В начале 1949 г. был исключен из партии и арестован ряд членов ЕАК, их дело было закончено и передано в суд только в 1952 г. Предварительно показания преступников, все материалы дела рассматривались на Политбюро, член Политбюро Шкирятов, как я уже писал, выезжал в тюрьму и лично, один на один переговорил с каждым обвиняемым. Все они подтвердили Шкирятову свою виновность и не жаловались на то, что свои признания сделали под пытками или принуждением. И только убедившись в вине верхушки ЕАК, Политбюро дало согласие прокуратуре передать дело военной коллегии Верховного суда.197
Суд под председательством генерала Чепцова рассматривал дело 15 человек открыто (поскольку никто не жалуется, что суд был закрытым) с 8 мая по 18 июля – 72 дня! (Я бы не сказал, что к подсудимым отнеслись невнимательно). Более того, суд был "без участия сторон". Это предполагало, что на процессе не присутствуют ни прокурор, ни адвокаты. Но реально это означало только отсутствие прокурора, а значит подсудимых на процессе никто не обвинял! Их обвиняли ранее сделанные признания, от которых они вполне могли отказаться. Напомню, что никакие ранее сделанные признания и показания по советскому закону не являются доказательствами, если эти признания не повторяют в суде. А что касается адвокатов, то на суде "без участия сторон" они были в воле подсудимых – если подсудимый хотел, то адвоката ему назначали.58
И вот суд приговаривает 14 из 15 человек к расстрелу. Проходит три года, наступила эра Хрущева и расцвет реабилитанса. Пришла пора объявить невинными овечками и преступников ЕАК. И здесь является, по моему мнению, ярчайший пример подлости отечественных послесталинских судей.
Председатель военной коллегии Верховного суда А.А. Чепцов вдруг пишет в ЦК и военному министру Г.К. Жукову объяснение, в котором утверждает, что все осужденные им лично после 72-дневного суда преступники по делу ЕАК – невиновны!
Тут вот что нужно учесть. Если бы Чепцов при вынесении приговора был убежден, что они виновны, а потом бы вскрылось, что они невиновны, то он совершил ошибку. Это плохо, но это не преступление. А Чепцов в объяснении утверждал, что в момент вынесения приговора он якобы знал, что они невиновны, но все равно их убил! (Надеюсь, вы понимаете, что то, что он убил их руками палача, значения не имеет). То есть Чепцов сам признался в совершении преступления "Заведомо неправосудный приговор", и мерзавцу полагалось 10 лет тюрьмы.
Но такое полагалось при Сталине, а начиная с Хрущева нашему "правосудию" именно мерзавцы-судьи и нужны были. Чем больше судья подлец, тем больше у него было шансов стать членом Верховного суда, достаточно оценить дела Верховного суда нынешней России. Мерзавцев судей уже берегли, поэтому Чепцову за это преступление ничего не сделали.
Наоборот, тут же другие мерзавцы из того же Верховного суда состряпали приговор, оправдывающий всех осужденных по делу ЕАК так как якобы "признания обвиняемых на следствии получены незаконным путем".250 Но не сообщается, во-первых, какой же закон "незаконным путем" нарушили следователи. Во-вторых, при чем тут их признания на следствии? Ведь они признались на открытом суде!
Теперь читателям, надеюсь, будет более понятно, почему в литературе так скупо цитируются материалы уголовных дел (протоколы суда, к примеру). Все эти "невинные жертвы сталинизма", реабилитированные Верховным судом (или большинство из них), – это самые отъявленные преступники, и подонки Верховного суда это знают.
Возможно, некоторые читатели уже мною недовольны: расследуем убийство Берия и Сталина, начали говорить о необходимости устранения партии от власти, переключились на жидов, потом на евреев и никак не можем эту тему закончить. Ну так ведь это такое дело, что в нем все тщательно скрыто и изолгано. Чтобы найти факт, нужно понять, что это факт. А для понимания факта необходимо привлечь все предвходящие обстоятельства и понять сначала их. Да, роль еврейских жидов в этом деле не больше роли жидов других национальностей. Но Голда Меир их спровоцировала на активные действия и, хотя сами действия еврейских жидов для нашего расследования особого значения не имеют, но нам важна реакция на них людей из верхушки власти СССР. По этой реакции можно судить об ожидовлении государственного аппарата и, следовательно, о степени угрозы СССР как государству.
Но закончим с ЕАК и судьей Чепцовым. Итак, судья вполне мог, если считал подсудимых невиновными, оправдать их. При Сталине никто и ничего бы ему не сделал, поскольку такие случаи были. Но Чепцов их всех осудил, а в объяснении в 1955 г. он написал, что ходил к Маленкову, к министру МГБ Игнатьеву и его заму Рюмину с просьбой не судить, а вернуть дело на доследование. Однако что именно Чепцов имел в виду под словами "доследование", он не объясняет. Дело в том, что такой возврат в подавляющем числе дел означает, что подсудимые виновны, но фактов их вины следствие нашло слишком мало для приговора. Обычно это так, и некий А. Ваксберг даже восхищается храбростью судьи Чепцова, "не побоявшегося пойти к министру ГБ".197
В 1989 г. Комитет партийного контроля, анализируя это дело, привел показания помощника замминистра ГБ Рюмина – Гришаева. И тот показал, что Чепцов ходил к Игнатьеву не потому, что считал дело ЕАК сомнительным, а потому "что арестованные не разоблачены и корни преступлений не вскрыты".250 То есть Чепцов в 1952 г. считал, что если подсудимых расстрелять, то тогда невозможно будет выявить настоящих руководителей заговора и именно поэтому требовал от Игнатьева дорасследовать дело ЕАК. Но Игнатьев, будущий убийца Сталина, решил спрятать концы этого дела в воду или, вернее, в смертном приговоре.
Ведь, откровенно говоря, если отбросить визг сионизированной прессы, то реальные репрессии против сионистских антисоветских организаций никак не соответствуют масштабам репрессий против, скажем, украинских националистов или литовских, и совершенно не равны реакции граждан СССР на еврейский расизм. Так, скажем, в дни смерти Сталина МГБ информировало ЦК, что в народе в смерти Сталина открыто винят евреев. И несмотря на это во всем СССР с 1948 г. по 1952 г., кроме упомянутого дела, было осуждено всего 110 сионистских активистов, из которых 10 – к высшей мере. Сравните эти цифры с цифрами борьбы с украинскими националистами. С 1944 г. по 1952 г. в западных областях Украины было убито 153 тыс. членов ОУН, арестовано 134 тыс., и навечно выслано из Украины 203 тыс.74
Иными словами, у правоохранительных органов той поры все получалось со всеми национальностями, но как только они приближались к передовому отряду советских жидов – к сионистам или еврейским жидам, их "заклинивало".
Видите ли, гражданин – это человек, который служит государству и находится под его защитой. И находится он под защитой именно потому, что служит сам и служат все. Жид служит только сам себе. Он разваливает государство. И если органы государства парализуются жидами, то для государства это очень плохой симптом.
И такие симптомы стали появляться на всех уровнях власти.
Берия и МГБ
Рассмотрим, как в послевоенные годы при столкновении с делами евреев тормозился такой, казалось бы, мощный аппарат, как Министерство госбезопасности.
Напомню, что перед самой войной Народный комиссариат внутренних дел, объединявший в себе все виды розыскной деятельности, разведку и контрразведку, начали разделять на три ведомства. Из НКВД выделились органы, ведущие контрразведку в армии, сначала они назывались особыми отделами (с подчинением наркому обороны), в ходе войны им дали название "Смерть шпионам!", или сокращенно "Смерш". Милиция, пограничники, внутренние войска, лагеря и связанные с ними производства остались в ведении НКВД. Разведка, контрразведка и следствие по делам о государственных преступлениях планировалось перевести в наркомат госбезопасности, но война затормозила это разделение, и оно фактически произошло только в 1943 г. Берия руководил НКВД, убитый по его "делу" в 1953 г. Меркулов – НКГБ, и "Смершем" руководил В.С. Абакумов.
После войны Берия избирается членом Политбюро, возглавляет атомный проект и его освобождают от должности наркома ВД. В это время от должности наркома ГБ освобождается и Меркулов.
Теперь уже не в наркоматах, а в министерствах должность Берия занимает Круглов, а должность Меркулова – Абакумов.
Неизвестно отношение Берия к Абакумову (тот был его бывшим подчиненным), но, судя по дальнейшему, назначение Абакумова на должность министра МГБ не было инициативой Лаврентия Павловича, поскольку практически немедленно между первым заместителем Предсовмина Берия и министром МГБ начались трения. Большими они быть не могли, так как Берия за силовые структуры страны не отвечал, а разведку и контрразведку по атомному проекту вели отделы МГБ под его непосредственным руководством.
Тем не менее историки собрали такие примечательные факты. Берия, помимо того, что был маршалом СССР, был и последним, кто имел персональное звание народного комиссара госбезопасности, которое тоже соответствовало маршальскому. Поэтому в здании МГБ ему полагался кабинет. Но Абакумов распорядился убрать из кабинета Берия секретаря, а в кабинете прекратить делать уборку. Разумеется, Берия перестал приезжать в этот кабинет и когда, после его убийства, в этот кабинет зашли, чтобы сделать обыск, то нашли его весь заросшим паутиной. Вот такая со стороны Абакумова мелкая, но характерная пакость.194
Когда после убийства Берия Абакумова обвинили в том, что он тоже член "банды Берия", то возмущенный Абакумов пытался напомнить всем, что они с Берия были врагами до такой степени, что Берия даже ни разу не пригласил его на свои застолья, которые с грузинским радушием он устраивал для своих товарищей по правительству и ЦК.70
Те историки, кто подробнее вникает в дела Берия и Абакумова, единодушно отмечают эту вражду, но затрудняются дать версию ее причин. Действительно, для Абакумова Берия был хотя и посторонний, но очень высокий начальник. Ну зачем на пустом месте нужно было с ним враждовать? Даже с точки зрения карьеры самого Абакумова, ведь его на должность ставило Политбюро, а Берия в марте 1946 г. повысили в партийной должности, и он стал одним из 11 членов этого органа. Зачем нужно было Абакумову иметь в Политбюро человека, враждебно к себе настроенного?
Думаю, тут дело вот в чем. Между партийными и хозяйственными работниками СССР существовал скрытый антагонизм, который очень трудно было заметить из-за необходимости подчинения хозяйственников партийцам. Но этот антагонизм был тем больше, чем больше партиец был партийцем, т.е. формальным болтуном, сторонящимся дела, и чем больше хозяйственник был хозяйственником, т.е. чем больше он был предан делу. Образный пример. Хозяйственнику поручили построить дом в очень тяжелых условиях, а партийцу "осуществлять руководящую роль партии" в этом строительстве. Пока хозяйственник решает тысячи проблем, связанных со стройкой, партиец пишет на него докладные записки в ЦК о том, что хозяйственник плохо работает. Пишет не из врожденной пакостности, а на всякий случай: вдруг хозяйственник дом не построит, и тогда партиец заявит: а я же предупреждал! Отсюда и проистекает неприязнь, которую порой трудно скрыть.
Я уже показал выше, что такая неприязнь существовала между Берия и Председателем Госплана Вознесенским по меньшей мере в 1941 г., когда Берия стремился обеспечить страну углем, а Вознесенский стремился обеспечить себе спокойную жизнь с нерастраченными резервами. Вознесенский свою карьеру начал делать в Ленинграде, оттуда же в Москву после окончания войны прибыли 1-й и 2-й секретари Ленинградского обкома – Жданов и Кузнецов. (Жданов умер в 1948 г., а Вознесенский с Кузнецовым осуждены по одному "ленинградскому делу").
Бывший после Жданова первый секретарь Ленинградского обкома А.А. Кузнецов становится секретарем ЦК ВКП(б), курирующим, как сказали бы сегодня, "силовые министерства". И Абакумов был назначен министром МГБ именно по его предложению. То, что Абакумов был тесно связан с "ленинградцами", подтверждается вопросами, которые ставило следствие перед ним после ареста. Его, в частности, обвинили, что это не МГБ под руководством Абакумова вскрыло "ленинградское дело",70 а сами партийные органы под руководством Маленкова. А МГБ начало исполнять свои обязанности вынужденно, после того, как в ЦК уже стало все известно.
То, что Берия как и любой хозяйственник, смотрел на "партейцев" как на бездельников, было бы еще полбеды. Но он не только смотрел, он еще и пытался заставить их работать, что воспринималось ими как преступление. На июльском 1953 г. Пленуме ЦК не успел выступить бывший помощник Сталина А.Н. Поскребышев, но он передал в ЦК текст своего выступления о "преступлениях" Берия. Самое страшное из них было такое: "По его инициативе была введена такая практика, когда в решениях Совета Министров записывались пункты, обязывающие партийные организации выполнять те или иные поручения Совета Министров. Такие поручения, принимаемые помимо ЦК, ослабляют руководящую роль партии".74
Таким образом, Абакумова не приглашали на застолья к хозяйственникам Берия по той причине, что у Абакумова была своя компания "партейцев" из Ленинграда. И чтобы понравиться своей компании, он и испортил отношения с Берия. Судоплатов утверждает, что почти сразу после назначения Абакумова министром МГБ он предпринял меры, чтобы собрать компромат, достаточный для заведения уголовного дела на Берия. Авторитет Берия в органах ГБ упал до такой степени, что его личный телохранитель полковник Саркисов явился к Абакумову с предложением "стучать" на своего шефа.194
Абакумов
Как министр В.С. Абакумов, надо думать, обладал соответствующими знаниями и квалификацией, но не получив в детстве формального образования, он наверняка испытывал комплекс неполноценности, особенно в случаях, когда ему требовалось сталкиваться с "культурным" обществом. А сталкиваться с этим обществом ему, судя по всему, очень хотелось. Говорят, что развратнику на могильном камне выбивают эпитафию: "Покойник любил жизнь". Судя по всему, и Абакумов очень "любил жизнь" во всех ее проявлениях – и в семье, и вне семьи. Накануне ареста он как раз развелся с прежней женой и женился на новой, а следователи по его уголовному делу составили список его любовниц, отдельно вычленив евреек, что немудрено – "культурное" общество послевоенной Москвы во многом состояло из евреев. Ввиду этой своей тяги к жизни министр МГБ очень нуждался в "культурном" обществе и, естественно, боялся быть им отвергнутым. Мне хотелось бы, чтобы вы это отметили, иначе будет трудно понять стойкость Абакумова во время допросов.
Поскольку Абакумов ожидовлялся или по натуре уже был жидом, то у него, естественно, была и огромная тяга к барахлу в бессмысленном для человека количестве. Оставив имевшуюся у него 5-комнатную квартиру брошенной жене, он приказал оборудовать себе новую в 300 м2. МГБ на это потратило 800 тыс. руб. и выселило из отводимых под квартиру Абакумова помещений 16 семей числом 48 человек. Уже в этой квартире при аресте у Абакумова изъяли 1260 м различных тканей, 23 пары часов (8 – золотых) и т.д., и т.п., включая уже упомянутые мною ранее 100 пар обуви, чемодан подтяжек, 65 пар запонок.70
Еще раз вернусь к теме бессмысленной алчности жидов. Вероятно, она, как хвост у павлина, предназначена пускать пыль в глаза другим жидам и вызывать у них по этому поводу восхищение. Наверняка Абакумов восхищался, когда 10 января 1948 г. докладывал Сталину результаты негласного обыска, сделанного МГБ на даче у маршала Жукова:
"В ночь с 8 на 9 января с. г. был произведен негласный обыск на даче Жукова, находящейся в поселке Рублево, под Москвой.
В результате обыска обнаружено, что две комнаты дачи превращены в склад, где хранится огромное количество различного рода товаров и ценностей.
Например:
шерстяных тканей, шелка, парчи, панбархата и других материалов – всего свыше 4000 метров;
мехов – собольих, обезьяньих, лисьих, котиковых, каракульчовых, каракулевых – всего 323 шкуры; шевро высшего качества – 35 кож;
дорогостоящих ковров и гобеленов больших размеров, вывезенных из Потсдамского и др. дворцов и домов Германии – всего 44 штуки, часть которых разложена и развешена по комнатам, а остальные лежат на складе.
Особенно обращает на себя внимание больших размеров ковер, разложенный в одной из комнат дачи;
ценных картин классической живописи больших размеров в художественных рамках – всего 55 штук, развешенных по комнатам дачи и частично хранящихся на складе;
дорогостоящих сервизов столовой и чайной посуды (фарфор с художественной отделкой, хрусталь) – 7 больших ящиков;
серебряных гарнитуров столовых и чайных приборов – 2 ящика;
аккордеонов с богатой художественной отделкой – 8 штук;
уникальных охотничьих ружей фирмы Голанд-Голанд и других – всего 20 штук.
Это имущество хранится в 51 сундуке и чемодане, а также лежит навалом.
Кроме того, во всех комнатах дачи, на окнах, этажерках, столиках и тумбочках расставлены в большом количестве бронзовые и фарфоровые вазы и статуэтки художественной работы, а также всякого рода безделушки иностранного происхождения.
Заслуживает внимания заявление работников, проводивших обыск, о том, что дача Жукова представляет собой, по существу, антикварный магазин или музей, обвешанный внутри различными дорогостоящими художественными картинами, причем их так много, что 4 картины висят даже на кухне. Дело дошло до того, что в спальне Жукова над кроватью висит огромная картина с изображением двух обнаженных женщин.
Есть настолько ценные картины, которые никак не подходят к квартире, а должны быть переданы в государственный фонд и находиться в музее.
Свыше двух десятков больших ковров покрывают полы почти всех комнат.
Вся обстановка, начиная от мебели, ковров, посуды, украшений и кончая занавесками на окнах – заграничная, главным образом немецкая. На даче буквально нет ни одной вещи советского происхождения, за исключением дорожек, лежащих при входе в дачу.
На даче нет ни одной советской книги, но зато в книжных шкафах стоит большое количество книг в прекрасных переплетах с золотым тиснением, исключительно на немецком языке".186
Вот представляете, ни у кого из жидов в Москве нет столько книг в переплетах с золотым тиснением, а у Жукова есть!
Желая понравиться "культурному" обществу Москвы, Абакумов попадал к нему в зависимость. А у жидов свои законы, а не советские. Конкретно – в этом обществе нет худшей клички нежели "антисемит", "антисемитов" это общество отвергает. Абакумову волей-неволей пришлось лавировать между жидовскими законами и советскими. И он, в конце концов, долавировался.
Дальнейшие факты я беру из уже упомянутой книги К. Столярова "Палачи и жертвы",70 опуская его домыслы по отношению к ним.
Летом 1951 г. подполковник Рюмин, следователь МГБ, не вытерпел и написал заявление начальнику Абакумова – Маленкову. Рюмину не понравились "еврейские" странности Абакумова и в частности: вопреки закону протоколы допросов евреев, по указанию Абакумова, не велись, делались только заметки, а потом полковник Шварцман, еврей по национальности, по этим заметкам писал протокол для отсылки в Политбюро на ознакомление. Причем преступные моменты в показаниях сглаживались.
Был арестован профессор Этингер, лечивший членов правительства, дело которого вел Рюмин, но Абакумов запретил разрабатывать его на предмет возможного терроризма. Это как понять? Более того, придя однажды на службу и требуя из внутренней тюрьмы Этингера к себе на допрос, Рюмин вдруг узнает, что по приказу Абакумова Этингер переведен в тюрьму в Лефортово, а там спешно умер.
И, наконец, МГБ получило данные о создании группкой еврейской молодежи антисоветской организации "СДР", постановившей убить Маленкова за антисемитизм. Но Абакумов запретил ее трогать!
Думаю, что любой, взглянув на эти факты, немедленно задастся вопросом – а что случилось? Этим вопросом задалось и Политбюро, в результате Абакумов 12 июля 1951 г. был арестован вместе со Шварцманом и рядом других работников МГБ, и прокуратура начала их расспрашивать по поводу этого странного поведения.
Абакумов, естественно, оправдывался, но его оправдания могут убедить только Столярова. От Шварцмана, фальсифицировавшего протоколы допросов, Абакумов отрекся, а тот немедленно "закосил" под сумасшедшего.
По поводу Этингера Абакумов отвечал так:
"Руководство 2-го управления доложило мне, что Этингер является враждебно настроенным. Я поручил подготовить записку в ЦК. В записке были изложены данные, которые убедительно доказывали, что Этингер – большая сволочь. Это было в первой половине 1950 г., месяца не помню. Но санкции на арест мы не получили... А после того как сверху спустили санкцию, я попросил доставить Этингера ко мне, так как знал, что он активный еврейский националист, резко антисоветски настроенный человек. "Говорите правду, не кривите душой", – предложил я Этингеру. На поставленные мною вопросы он сразу же ответил, что его арестовали напрасно, что евреев у нас притесняют. Когда я стал нажимать на него, Этингер сказал, что он честный человек, лечил ответственных людей. Назвал фамилию Селивановского, моего заместителя, а затем Щербакова. Тогда я заявил, что ему придется рассказать, как он залечил Щербакова. Тут он стал обстоятельно доказывать, что Щербаков был очень больным, обреченным человеком...
В процессе допроса я понял, что ничего, совершенно ничего, связанного с террором, здесь нет. А дальше мне докладывали, что чего-то нового, заслуживающего внимания, Этингер не дает".
Однако к этому времени следователи прокуратуры выяснили, что Абакумов врет, поскольку заместитель начальника Следственной части по особо важным делам Лихачев на допросе в прокуратуре показал, что незадолго до перевода в Лефортово Этингер дал показания об умышленном неправильном лечении Щербакова, что и повлекло его перевод в Лефортово и спешную смерть.
Несколько более подробно о Щербакове.
Надо сказать, что в партийной иерархии после членов Политбюро и секретарей ЦК наиболее важными считались не должности первых секретарей республиканских компартий, а должности первого секретаря Московского горкома. Четыре года до 1938 г. эту должность занимал Хрущев, а затем его вдруг перевели исполняющим обязанности первого секретаря ЦК на Украину, а вместо него назначили очень молодого (37 лет) А.С. Щербакова. Это вызвало ненависть Хрущева к Щербакову и впоследствии Никита Сергеевич обильно хаял Александра Сергеевича, уверяя, что тот горький пьяница, характер у него "ядовитый, змеиный" и умер он, дескать, от пьянства. На самом деле пить Щербакову было недосуг, поскольку во время войны Сталин его нагрузил работой, как мало кого грузил. Если за всю войну Хрущев так и не понадобился в центральных органах власти, оставаясь членом военных советов фронтов, то Щербаков руководил не только Москвой, но и Московской областью, был заместителем Сталина в наркомате обороны, политическим комиссаром всей Красной Армии и руководителем органов военной пропаганды. Пьянствовать при такой загрузке да еще и работая рядом со Сталиным было немыслимо.
Щербаков не снискал любви "советской интеллигенции" вот по каким причинам. С началом войны лучшие представители всех национальностей СССР отказывались от "брони", т.е. от освобождения от призыва, и шли на фронт. Их должности немедленно заполняли еврейские жиды, о которых говорили, что они воюют на "ташкентском фронте". А у еврейских жидов есть свойство: обосновавшись где-либо, они немедленно начинают тащить к себе соотечественников, давя и увольняя всех остальных. Сложилось положение, которое "интернационализмом" уже никак нельзя было назвать даже условно. Вот, к примеру, строки из справки 1942 г. Управления агитации и пропаганды, касающиеся положения в московской филармонии:
"…Всеми делами вершит делец, не имеющий никакого отношения к музыке, беспартийный Локшин – еврей, и группа его приближенных администраторов-евреев: Гинзбург, Векслер, Арканов и др. …В результате из штата филармонии были отчислены почти все русские: лауреаты международных конкурсов – Брюшков, Козолупова, Емельянова; талантливые исполнители и вокалисты – Сахаров, Королев, Выспрева, Ярославцев, Ельчанинова и др. В штате же филармонии остались почти все евреи: Фихтенгольц, Лиза Гилельс, Гольдштейн, Флиер, Эмиль Гилельс, Тамаркина, Зак, М. Гринберг, Ямпольский и др.".95
Такое положение было везде – в науке, образовании, кино, журналистике. Если в центральной прессе "интернационализм" еще так-сяк поддерживался за счет принятия евреями русских псевдонимов, то, скажем, в малоизвестной англоязычной "Moscow News" редакция состояла из 1 русского, 1 армянина и 23 евреев. Терпеть этот разгул еврейского расизма было немыслимо, это было бы оскорблением всех остальных народов СССР. И борьбу с еврейским расизмом возглавил А.С. Щербаков. Поэтому любить его еврейским жидам было не за что. К концу войны Щербаков начал жаловаться на боли в сердце, его положили в больницу, но 9 мая лечащие врачи вдруг отменили ему постельный режим, он поехал в Москву смотреть салют и на следующий день после Победы – 10 мая 1945 г. – умер.
Консультировал его лечение упомянутый профессор Этингер, еврей и, по словам Абакумова, "большая сволочь". Абакумов прекрасно знал, что до войны врачи – "большие сволочи" залечили Горького, Куйбышева и других примерно таким же способом – назначая неправильное лечение. Тогда в связи с чем Абакумов не давал следователю проверять версию о терроризме врачей против Щербакова?
По поводу террористической организации "СДР" Абакумов показал нечто настолько невразумительное, что Столяров прервал цитирование и пересказал показания Абакумова своими словами:
"Слуцкий, Гуревич и остальные члены группы "СДР", объяснил Абакумов, являлись учащимися 9-10 классов или же студентами-первокурсниками, им было по 15-17 лет, они в основном дети репрессированных, способные только на болтовню. Однажды кто-то кому-то сказал, что хорошо бы убить Маленкова, раз он такой ярый антисемит, вот и все. Серьезных террористических намерений у них не было и не могло быть".
Вот так – не может быть, потому что не может быть никогда! И этот ответ идет на фоне сионистских терактов во всем мире! И, между прочим, даже не работнику спецслужб известно, что терроризм – это удел молодых.
Сравним. В это же время, в которое получены данные о "СДР", Абакумов арестовывает группу советских генералов, героев войны, Героев Советского Союза, которые сидят на пенсии в свои еще молодые годы и от недовольства своим положением ведут между собой организационные переговоры о том, что хорошо бы Сталина заменить на Жукова. Ни о каком терроре никто из этих генералов и словом не обмолвился. Тем не менее Абакумов организовал следствие, нашел доказательства, и суд приговорил этих генералов, славян по национальности, к расстрелу.
Пример о еще более юных арестантах. Весной 1943 г. вскрывается подпольная организация фашистского толка среди детей кремлевских жителей. "Фюрером" ее был сын наркома авиапромышленности Шахурина, членами организации два сына члена Политбюро Микояна, сын генерал-майора Хмельницкого и т.д. Детки изучали "Майн Кампф", имели и оружие. Организация была открыта, когда "фюрер" от несчастной любви застрелил свою школьную пассию и застрелился сам. Было членам этой организации по 13-15 лет. Тем не менее все были арестованы (уголовная ответственность наступала в то время с 12 лет), полгода провели в тюрьме, а затем были сосланы в Сибирь и Среднюю Азию. Кроме В. Микояна, который отпросился к братьям на фронт (два старших сына Микояна были летчиками).195
Что же мы видим? Абакумов установил в МГБ порядки, при которых за преступление, за которое наказывают и русских, и армян, евреев даже не трогают! Это почему же?
Другой версии у следователя не было – Абакумов является либо центром, либо важным звеном какой-то сионистской подпольной организации, но не хочет признаться и выдать всех сообщников. Что это за организация, насколько она сильна – все это было неясно. И Абакумову делают исключение – его начинают бить. В данном случае я в это верю, поэтому немного о пытках.
Пытки в НКВД (МГБ)
Если принимать за чистую монету все книги и мемуары о тех временах о НКВД, а потом о МГБ, то у некритичного читателя сложится впечатление, что тогда всех, кто попадал в эти органы, с самого порога начинали бить и мучить с одной-единственной целью – чтобы бедные жертвы оговорили себя в преступлениях, за которые полагается расстрел. И бедные жертвы все как один охотно оговаривали себя. (Под пытками, разумеется). Причем пытали невиновных следователи НКВД по личному приказу Сталина и Берия. Такая вот история страшного тоталитарного режима.
Правда, если присмотреться, то окажется, что сведения о пытках поступают из двух очень заинтересованных источников. Во-первых, от осужденных, которые не только оговорили себя (что морально еще как-то можно простить), но и других людей, которых из-за этого оговора тоже осудили. То есть, этим преступникам, из-за показаний которых погибли, возможно, и невиновные люди, ничего не остается делать, как утверждать, что показания они дали, не выдержав пыток.
Вот, к примеру, осенью 1941 г. НКВД вскрыло в Ленинграде среди тамошних ученых антисоветскую организацию "Комитет общественного спасения", под которым, сами понимаете, подразумевалась сдача Ленинграда немцам. Было осуждено 32 человека, из которых 5 расстреляно и 10 умерли в заключении, но те, по показаниям которых действовали следователи и осуждал трибунал, остались живы. В 1956 г. они, естественно, превратились в жертвы сталинизма, которых заставили якобы оклеветать товарищей силой. Профессор Страхович в 1956 г. сообщил на очной ставке со своим бывшим следователем: "Мне было подчеркнуто, что в зависимости от того, что названные лица занимаются антисоветской деятельностью, будет решена моя судьба, т.е. буду я жить или меня расстреляют. По требованию Альтшуллера и присутствующих при этом Кружкова и Подчасова я подписал заведомо ложное показание, оговорив ни в чем не виновных ученых, назвав около 20 фамилий".252 Так кто здесь больше виноват: следователь Альтшуллер или этот Страхович?
Что было особенно страшно для морали общества, так это то, что подобной реабилитацией мерзавцев в умы советского обывателя вдалбливалась законность жидовской морали: "Сдохни сегодня ты, чтобы я мог сдохнуть завтра".
Во-вторых, сведения о пытках поступают от продажных писак и историков, которые на воплях об этих пытках сделали (да и сегодня делают) себе карьеру и деньги.
Никто не задается вопросом – а была ли вообще необходимость пытать тогдашних подозреваемых? Ведь речь идет о жидах – о тех, у кого нет ни малейших общественных целей или идей, нет того, во имя чего стоит выдерживать пытки. Речь идет о тех, кто во имя своего минимального благополучия сам оклевещет любого. Разве Страховича пытали? Или, к примеру, даже К. Столяров утверждает, что Рюмин и пальцем не тронул некоего работника МГБ Маклярского, а лишь применил обычную у следователей формулу, что если подследственный не раскается, то пусть пеняет на себя. И как пишет Столяров: "После столь задушевной беседы Маклярский подписал фантастический по содержанию протокол допроса, оговорив своего давнишнего приятеля, писателя Льва Романовича Шейнина, который длительное время работал в органах прокуратуры, имел звание государственного советника юстиции 2-го класса и уже несколько месяцев содержался во Внутренней тюрьме на Лубянке как активный участник заговора еврейских буржуазных националистов".
Приятель тоже не молчал, ведь и у него были приятели. Столяров продолжает: "На предыдущих допросах многоопытный Шейнин держался расчетливо, в мелочах кое-где уступал следователям, признавал, например, участие в антисоветских разговорчиках с товарищами по перу, приводил националистические высказывания братьев Тур и Крона, перечисляя евреев, препятствовавших дальнейшему неуклонному подъему советской литературы и искусства, называл прозаика Василия Гроссмана и драматургов Финна и Прута, но наличие заговора и, главное, свою в нем ведущую роль отрицал с неизменной решительностью".
И заметьте, ведь никто не заявил о своей невиновности, как это сделал Абакумов. Всем было что рассказать следователю безо всяких пыток и особого давления. И безо всякой жалости к тем, на кого они давали свои показания.
Был некто Л.А. Самутин, во время войны он изменил Родине, служил у немцев, был выдан нам датчанами, получил 10 лет, отсидел, после отсидки хорошо устроился, помогал Солженицыну, пока не разобрался в том, что тот пишет. В конце жизни написал, по сути, критику солженицынских писаний. Эти работы Самутина начали в 1989 г. печатать в "Военно-историческом журнале", но перестройщики очень быстро спохватились и полностью работа Самутина так и не увидела свет. "ВИЖ"253 успел напечатать размышления Самутина об описании всяческих пыток в "Архипелаге ГУЛАГе" Солженицына. Причем Самутин пишет о своем личном опыте. Итак, датчане передали его в руки "Смерш".
"Мы все ждали, – пишет Самутин, – "пыточного следствия", не сомневались, что нас будут избивать не только следователи, но и специально обученные и натренированные дюжие молодцы с засученными рукавами. Но опять "не угадали": не было ни пыток, ни дюжих молодцов с волосатыми руками. Из пятерых моих товарищей по беде ни один не возвращался из кабинета следователя избитым и растерзанным, никого ни разу не втащили в камеру надзиратели в бессознательном состоянии, как ожидали мы, начитавшись за эти годы на страницах немецких пропагандистских материалов рассказов о следствии в советских тюрьмах.
Спустя четверть века, листая рукопись "Архипелага", я снова увижу описание "пыточного следствия", да еще в тех же самых словах и красках, которые помнятся мне еще с того, немецко-военного времени. Это картины, сошедшие почти в неизменном виде с гитлеровских газетных статей и страниц пропагандистских брошюр. Теперь они заняли десятки страниц "Архипелага", книги, которая претендует наисключительность, объективность и безупречность информации
Из-за водянистости, отсутствия строгой организации материала и умения автора затуманивать сознание читателя, играя на его чувствах, при первом чтении проскакивает как-то незамеченным одно очевидное несоответствие. Красочно и драматично рисуя картины "пыточного следствия" над другими, дошедшие до Солженицына в пересказах, он затем на доброй сотне страниц будет рассказывать не столько о самом себе в роли подследственного, сколько о том, в какой обстановке протекала жизнь в следственной тюрьме: как заключенные читали книги, играли в шахматы, вели исторические, философские и литературные диспуты. И как-то не сразу придет мне в голову несоответствие картин фантастических пыток с воспоминаниями самого автора о его благополучном пребывании в камере.
Итак, пыток перенести не привелось ни автору "Архипелага ГУЛАГ" Солженицыну, ни его соседям по тюрьме в Москве, ни мне с товарищами в подвале контрразведки 5-й ударной армии на территории Германии. И в то же время у меня нет оснований утверждать, что мое следствие шло гладко и без неприятностей. Уже первый допрос следователь начал с мата и угроз. Я отказался говорить в таком "ключе" и, несмотря на усилившийся крик, устоял. Меня отправили вниз, я был уверен – на избиение, но привели "домой", то есть в ту же камеру. Два дня не вызывали, потом вызвали снова, все началось на тех же нотах, и результат был тот же. Следователь позвонил по телефону, пришел майор, как потом оказалось, начальник отдела. Посмотрев на меня сухими, недобрыми глазами и выслушав претензии и жалобы следователя, он спросил: "Почему не даете старшему лейтенанту возможности работать? Почему отказываетесь давать показания? Ведь все равно мы знаем, кто вы такой, и все, что нам еще нужно, узнаем. Не от вас, так другими путями".
Я объяснил, что не отказываюсь от показаний и готов давать их, но протестую против оскорблений и угроз. Честно говоря, я ожидал, что майор бросит мне: "А чего еще ты, сволочь, заслуживаешь? Ждешь, что с тобой тут нянчиться будут?" Но он еще раз сухо взглянул на меня и сделал какой-то знак следователю. Тот ткнул рукой под стол – нажал кнопку вызова конвоира. Тут же открылась дверь, и меня увели.
Опять не вызывали несколько дней, а когда вызвали, привели в другой кабинет и меня встретил другой человек с капитанскими погонами. Предложил сесть на "позорную табуретку" – так мы называли привинченную табуретку у входа, на которую усаживают подследственного во время допроса, потом сказал:
– Я капитан Галицкий, ваш следователь, надеюсь, что мы с вами сработаемся. Это не только в моих, но и в ваших интересах.
И далее повел свое следствие в формах, вполне приемлемых. Я стал давать показания, тем более что с первого же дня нашего общения капитан усадил меня за отдельный столик, дал чистые листы бумаги и предложил писать так называемые "собственноручные показания". Лишь потом, когда показания он стал переводить на язык следственных протоколов, я понял, что этот человек "мягко стелет, да жестко спать". Галицкий умело поворачивал мои признания в сторону, нужную ему и отягчавшую мое положение. Но делал это в форме, которая, тем не менее, не вызывала у меня чувства ущемленной справедливости, так как все-таки ведь я был действительно преступник, что уж там говорить. Но беседовал капитан со мной на человеческом языке, стараясь добираться только до фактической сути событий, не пытался давать фактам и действиям собственной эмоционально окрашенной оценки. Иногда, желая, очевидно, дать мне, да и себе тоже, возможность отдохнуть, Галицкий заводил и разговоры общего характера. Во время одного я спросил, почему не слышу от него никаких ругательных и оскорбительных оценок моего поведения во время войны, моей измены и службы у немцев. Он ответил:
– Это не входит в круг моих обязанностей. Мое дело – добыть от вас сведения фактического характера, максимально точные и подтвержденные. А как я сам отношусь ко всему вашему поведению – это мое личное дело, к следствию не касающееся. Конечно, вы понимаете, одобрять ваше поведение и восхищаться им у меня оснований нет, но, повторяю, это к следствию не относится...
Время пребывания в следственных подвалах растянулось на четыре месяца из-за продления следствия. Я боролся изо всех своих силенок, сопротивлялся усилиям следователей "намотать" мне как можно больше. Так как я скупо рассказывал о себе, а других материалов у следствия было мало, то следователи и старались, по обычаям того времени, приписать мне такие действия и навалить на меня такие грехи, которые я не совершал. В спорах и возне вокруг не подписываемых протоколов мне удалось скрыть целый год службы у немцев, вся моя "эпопея" у Гиля в его дружине осталась неизвестной. Не могу сказать, какое имело бы последствие в то время разоблачение еще и этого этапа моей "деятельности", изменило бы оно ход дела или все осталось бы в том же виде. Тут можно предполагать в равной степени и то и другое. Тем не менее, весь свой лагерный срок до Указа об амнистии в сентябре 1955 г. я прожил в постоянном, страхе, что этот мой обман вскроется и меня потащат к новой ответственности".
Как видите, НКВД не применяло пыток даже в делах совершенно определенных негодяев, но если эти негодяи в ходе следствия не выдавали и не сажали в тюрьму своих товарищей, как это сделал Солженицын, то у них впоследствии не было необходимости клеветать и утверждать, что их пытали.
Значит ли это, что в НКВД и МГБ не пытали подследственных ни при каких случаях и никогда? Нет, конечно, все зависело от обстоятельств. Представьте, что ваш полк окружен противником минными полями, вы берете пленного, а он, зная, проход в этих полях, молчит. Вы что же, будете смотреть на него, как на чудо морское, а полк пошлете на эти минные поля на гибель? В этом случае вы моральный урод и предатель.
Так было и в НКВД, и в МГБ. Если велика была угроза стране, а не следователям, от задержки в получении истины, то наверняка пытали, а если спешка не требовалась, то подследственных не трогали, как не тронули даже обнаглевшего Самутина.
А на дело Абакумова, видимо, смотрели всерьез. Ведь МГБ – это достаточно хорошо вооруженная организация, кроме того, защищенная законами и документами. Кто не подчинится человеку, предъявившему удостоверение сотрудника МГБ? Поэтому вскрыть заговор в МГБ требовалось как можно быстрее.
И, судя по всему, Абакумова начали бить. Тот же Столяров привел ряд документов об этом и, судя по всему, не фальшивых. Но что интересно – документы, подтверждающие, что Абакумова и арестованных с ним работников МГБ на допросах били, подтверждают и обратное – что других арестованных били чрезвычайно редко. Поскольку, во-первых, бить Абакумова начали только после указания Политбюро. Во-вторых, организация этого битья потребовала от МГБ определенных усилий, т.е. для МГБ это была необычная работа. Столяров по этому поводу пишет:
"А вот не менее компетентное свидетельство бывшего начальника Внутренней тюрьмы МГБ подполковника Миронова (протокол допроса от 4 декабря 1953 г.):
"...меня вызвал заместитель министра полковник Рюмин и предложил подобрать двух надежных и физически сильных сотрудников... для выполнения важных оперативных заданий. На другой день я вместе с отобранными сотрудниками Кунишниковым и Беловым зашел к Рюмину, который разъяснил, что важное оперативное задание состоит в том, что мы, по указанию его, Рюмина, будем применять меры физического воздействия к арестованным. За это он пообещал в будущем предоставлять нам путевки в дом отдыха, денежное пособие и присвоить внеочередные воинские звания. В нашем присутствии Рюмин вызвал одного из сотрудников Следчасти по особо важным делам и предложил собрать и передать нам резиновые палки, что и было выполнено... В Лефортовской тюрьме мы разместились в кабинете No. 29 и по указанию Рюмина подвергли избиению арестованных Абакумова, Бровермана, Шварцмана, Белкина и других..."
Простите, но если сосчитать всех, кто плачет, что он признался и оклеветал других только потому, что его били в МГБ, и это количество разделить на штат Лефортовской тюрьмы, то мы получим количество внеочередных воинских званий, которые в этой тюрьме полагались бы каждому вертухаю. Боюсь, что у них были бы такие звания, что генералиссимус Сталин вынужден был бы им честь отдавать первым.
То есть вопреки воплям "невинных жертв сталинизма", били в МГБ чрезвычайно редко, поскольку, как видим из дела Абакумова, это для самих сотрудников МГБ было из ряда вон выходящим событием, за которое полагались и внеочередные воинские звания, и путевки на курорт.