Главная | Обратная связь

Ожидаемые плюсы приватизации

Экономические

Психологические

- Повышение эффективности предприятий, поскольку в большинстве стран частные предприятия действуют успешнее и прибыльнее, чем государственные; - Сокращение государственных расходов на приватизированные предприятия; - Получение дохода от продажи гос. собственности, пополнение гос. бюджета; - Повышение качества и снижение стоимости единицы продукции; - Расширение числа активных участников экономической жизни общества (через акционированную собственность); - Сокращение бюрократического и политического вмешательства в деятельность предприятий

- Рождение и (или) укрепление чувства хозяина; - развитие самостоятельности и инициативы у работников и менеджеров; - повышение материальной заинтересованности в деятельности предприятия; - забота о статусе и имидже приватизированного предприятия; - усиление индивидуального контроля за успешностью деятельности управленцев и организаторов производства;

В Британии приватизация получила название «народного капитализма». В манифесте консервативной партии говорится: «Мы намерены сделать каждого гражданина страны акционером. Подобно машинам, телевизорам, стиральным машинам и отпуску за границей, акции перестанут быть привилегией меньшинства и станут доступными для многих» [55, с.182].

Демократические государства Западной Европы также стремятся стать нациями акционеров. Во Франции, например, число частных держателей акций утроилось с конца 1986 г., когда была приватизирована первая государственная компания – фирма по производству стекла «Сен – Гоблен». На Парижской бирже на долю частных акционеров приходится 80 % общей стоимости сделок (весьма значительная цифра). За последние три года в частный сектор перешло 138 компаний общим объемом капитала в 20,4 млрд. дол. И с общим числом занятых в 300 тыс. человек. Продажа коммерческого банка «Париба» привлекла ошеломляющее количество инвесторов – 3,81 млн.

Вполне резонно, что такого рода «плюсы» (в разных их количествах и качествах) ожидали и отечественные организаторы приватизации. Сбылись ли данные надежды, а если не сбылись, то почему - на этот вопрос важно получить ответ любому гражданину, интересующемуся развитием отношений российского человека к частной собственности.

Сделанное выше признание о том, что приватизация больше носит организационно – политический характер, естественно предполагает и признание того, что в ней прежде всего заинтересованы определенные социальные группы расслаивавшегося «советского общества», когда-то считавшегося однородным и стабильным. По крайней мере эта мысль господствовала в «социалистической» общественной науке, которая «делила» общество лишь на рабочих (пролетариат), колхозное крестьянство и интеллигенцию. Но уже в 40-50 годах на Западе существовало немало концепций о реальных стратах в «едином советском народе».

В частности, представляет интерес анализ многомерной социальной структуры советского общества 40-50-х годов, данный американским социологом А. Инкельсом. Он рассматривал ее как пирамиду из девяти страт (социальных слоев).

На вершине находится правящая элита (партийно-государственная номенклатура, высшие военные чины). На втором месте – высший слой интеллигенции (видные деятели литературы и искусства, ученые). Обладая значительными привилегиями, они не имели тех властных полномочий, которыми располагал высший слой.

Достаточно высокое третье место отводилось «аристократии рабочего класса». Это наиболее авторитетный «высший управленческий персонал крупных предприятий, стахановцы, «маяки», ударники пятилеток и т.д. Этот слой также имел большие привилегии и высокий престиж в обществе. Именно он олицетворял «декоративную» демократию: его представители были депутатами Верховных Советов страны и республик, членами ЦК КПСС (но не были включены в партийную номенклатуру), входили в руководящие органы иных организаций.

Далее следовал основной отряд интеллигенции (управленцы среднего звена, руководители небольших предприятий, научные и научно-педагогические работники, офицеры и т.д.).

Пятое место занимали «белые воротнички» (мелкие управленцы среднего звена, не имевшие, как правило, высшего образования).

Шестое – «преуспевающие крестьяне», работавшие в передовых колхозах, где создавались особые условия труда. С целью формирования «образцово-показательных» хозяйств им выделялись дополнительные государственные финансовые и материально-технические ресурсы, что позволяло обеспечить более высокую производительность труда и уровень жизни.

На седьмом месте находились рабочие средней и низкой квалификации. Численный состав этой группы был достаточно велик.

Восьмое место занимали «беднейшие слои крестьянства» (а такие составляли большинство). И, наконец, на самом низу социальной лестницы находились заключенные, которые были лишены практически всяких прав. Данный слой был весьма значительным и составлял несколько миллионов человек.

В целом, надо признать, что у автора названной и некоторых других аналогичных концепций были веские причины для подобной стратификации. К тому же они руководствовались близкими и понятными для Запада критериями стратификации, выделенными разными учеными, в том числе русским автором – эмигрантом Питиримом Сорокиным.

Близкое к приведенному расслоение в современном обществе в тех или иных инвариантах просуществовало до перестроечного времени, т.е. до конца 80-х годов ХХ в. По структуре своей оно вряд ли изменилось и в более поздний период. Правда, содержание стратификации стало несколько иным: на смену партийной номенклатуре в верхушку социальной пирамиды «ворвались» олигархи и «новые русские». «Авторитеты» из когда-то деклассированного слоя заключенных сумели установить свою нишу в довольно-таки высоком по социальному статусу криминальном бизнесе и, соответственно, внедриться во властные структуры. Многие учителя, врачи, работники учреждений, бывшие «стахановцы» и «ударники коммунистического труда» стали полунищими «трудягами» или пенсионерами, объективно скатились вниз социальной лестницы, но субъективно не могут и не хотят признать это.

Организаторы приватизации не могли не понимать, что в борьбе за собственность будут иметь одинаковые шансы, активность и напористость далеко не все из перечисленных страт. Более того, они уже в конце 80-х годов хорошо представляли и заявляли, что «предстоящие преобразования будут очень тяжелыми, что они не будут приняты большими группами населения, что возникнет серьезное социальное напряжение» [64, с.27]. Данное признание косвенно говорит и о том, что возможность возникновения класса собственников, как об этом усиленно говорили заинтересованные в приватизации лица, была призрачной, эфемерной, поскольку для этого не было соответствующей базы. При минимальной доле от общественного пирога, при психологии «мелкого винтика» да ещё при максимальной бюрократизации хозяйственных отношений вряд ли в одночасье можно было бы стать собственником. Это было ещё одной важной причиной неприемлемости идей приватизации для большинства населения.

Чтобы «вытащить» и выиграть приватизацию не нужно было уповать на сознательность и заинтересованность «народа», а необходимо искать и находить именно те «локомотивы», которые не остановятся перед любыми трудностями, не побоятся еще недавно святых слов «справедливость и равенство в распределении», то есть, как мы говорили выше, проявят свои «захватнические» склонности

Из всех перечисленных выше страт реальными «бойцовскими» потенциалами в «надвигающейся» приватизации располагали:

1. Руководство, менеджеры крупных и средних предприятий и часть их работников («хозяйственники», а на западный манер – «инсайдеры»), которые могли более эффективно осуществлять приватизацию на местах, поскольку все материальные, финансовые и административные возможности были в их руках. (В то же время данной категории лиц не всегда хватало управленческих знаний и навыков для эффективного владения производственными мощностями и акционированная собственность, особенно на привлекательных предприятиях, переходила к внешним акционерам).

2. Работники партийных органов, министерств, ведомств, государственныхструктур власти в центре и регионах, т.е. лица, у которых была информация об условиях и объемах приватизации, возможности «влиять» на «приватизационные» нормативно – правовые акты и определенного давления на хозяйственников.

3. Лица из легальных коммерческих структур (в основном, бывшие партийные, профсоюзные и комсомольские работники), имевшие некоторый опыт «работы» с собственностью – первые кооперативы, банки в эпоху перестройки.

4. Теневые дельцы, организаторы «теневой экономики» вкупе (а нередко и в одном лице) с криминальными авторитетами, получившие возможность через взятки, подкуп и давление «оберегать» свой нелегальный бизнес, получать прибыли и даже влиять на власти.

5. Пятым, не истинным, а формальным, наиболее многочисленным «субъектом» приватизации были «простые люди» – работники приватизируемых предприятий, а также интеллигенция, не имеющая возможности приватизировать государственные школы, больницы, дома культуры, университеты и другие вузы, НИИ и еще многие - многие нужные человеку учреждения. Отсутствие средств у людей последней категории, их «на минимуме» экономическая просвещенность и слабое понимание сложных социальных проблем, их противоречивое отношение к сути совершаемых действий, сделали их неподготовленными для защиты своих интересов. В то же время они были весьма нужны для других категорий участниками приватизации. По приведенной выше типологии собственников большинство таких людей, особенно в начале процесса приватизации были «несведущими«, «профанами», и не могли адекватно реагировать на экономическую ситуацию. Их многочисленные приватизационные (ваучерные) «роднички», «ручейки», небольшие источники стали просто «подпиткой» немногих «речек» и уж совсем незначительного количества «рек».

Наиболее значимы весовыми категориями «в борьбе за собственность» активной «захватнической» психологией обладали первые две группы: руководство предприятий – инсайдеры и работники государственных органов власти. Названные силы и обеспечили проведение приватизации, в самом своем истоке в основном стихийной, т.е. по сути, в большинстве случаев лишь предопределившей разворовывание общенародной собственности. Данный процесс принимал самые разнообразные формы. Но, в целом, на начальном этапе действовали две основные схемы захвата государственной собственности.

По первой схеме имущество госпредприятия просто переписывалось как составная часть имущества вновь создаваемого акционерного общества или передавалось «дочерним» фирмам. В социально – психологическом плане интересно здесь признание «главного приватизатора» страны А. Чубайса: «Экспорт, всякий прибыльный бизнес – все это, как правило, контролировали «дочки», высасывая и опустошая материнское предприятие. Стоит ли говорить, что количество «дочек», обычно соответствовало количеству близких родственников директора» [64, с.31]. (Кстати, это ещё одно подтверждение нашей типологии «захватчиков собственности»).

Вряд ли стоит не учитывать в таких ситуациях также роль земляческих, этнических и некоторых других связей.

Вторая схема также предполагала примитивную, упрощенную операцию: гос. имущество становилось частной собственностью в результате проведения хозяйственной номенклатурой (при прямом попустительстве и с «частичным» участием государственных чиновников и «партократии») «аренды с выкупом». При этом зачастую стоимость выкупаемых объектов занижалась, а интеллектуальная составляющая вообще не оценивалась. В данном случае составлялся договор об аренде предприятия какой–то фирмой, а затем эта фирма выкупала все хозяйственные объекты. И опять–таки здесь срабатывал психологический фактор: все осуществлялось по правилам, установленным представителям вышеназванных элит. (На основной массе «рядовых» промышленных предприятий инсайдерский профиль собственности сохранялся на протяжении всего пореформенного периода. Так, по данным Российского экономического барометра» (РЭБ), инсайдеры до сих пор остаются самой крупной категорией собственников, на долю которой приходится почти половина акций обследованных предприятий. Коммерсант, 22 февраля 2006 г.)

Можно и нужно подчеркнуть одну важную психологическую особенность приватизации: она была более близка людям, не очень-то отягощенным нравственными принципами или положительным отношением к законам. Чтобы не быть многословными сошлемся на следующее красноречивое признание тех, кто стоял в истоках данного явления: «Суть спонтанной приватизации можно сформулировать двумя фразами: если ты наглый, смелый, решительный и много чего хочешь, ты получишь все. Если ты не очень наглый и не очень решительный – сиди и молчи «в тряпочку» [64, с.33].

Спонтанная, или иначе называемая в народе, «дикая» приватизация, осуществляемая людьми подобного рода из числа всех представленных выше страт, приводила к плачевным для государства результатам, в том числе и к резкому расширению люмпенского слоя населения, росту числа бродяг и т.д., с присущим им психологическим настроем.

На втором этапе приватизации с появлением специального органа – Гос. имущества России была сделана попытка (или просто ее демонстрация) приблизить приватизацию к народу, в правовом и моральном отношении «освятить» ее. Это было еще сделано и по прагматическим причинам – массовая приватизация прошла, а в доход человечества поступили «смешные» суммы против ожидаемых.

Чтобы поднять правовую лигитимность разгосударствления собственности, было продумано ее юридическое основание. Считалось, что основными правовыми принципами приватизации, затрагивающими интересы каждого гражданина России, стали: публичность ограничений, равенство прав участников приватизации, правовой автоматизм.

Публичность ограничений проявлялась прежде всего в том, что делались максимально гласными конкретные требования и условия приватизации. Например, если государству было невыгодно отдавать на реализацию те или иные объекты, информация о них должна быть ясно сформулирована и объявлена для всеобщего сведения. То же самое должно быть сделано и по тем объектам, которые приватизируются лишь на определенных условиях.

Равенство прав участников: все граждане должны иметь одинаковое право на участие в приватизации. Такие права должны иметь и частные компании – они принадлежат тем же гражданам. Чтобы обеспечить реализацию этого принципа, нужно было ввести в практику минимум два момента. Во–первых, для равенства доступа граждан все объекты приватизации должны были продаваться на открытых публичных торгах (аукционах и конкурсах), независимо от того, кем подана заявка на приватизацию. Во-вторых, для того, чтобы уравнять права на участие в приватизации, но и реальные возможности граждан, государство должно было передать им какие-то специальные средства, целенаправленно используемые только для приобретения собственности. И эта сторона вопроса нашла свое развитие в идеологии чековой приватизации, отражающей идеологию «равенства и справедливости».

Правовой автоматизм – это возможность каждого гражданина и каждой компании беспрепятственно осуществлять предоставленное им законом право участвовать в приватизации, возможность властных структур что–либо разрешать или запрещать максимально ограничивается. Но правовой автоматизм во многих случаях не действовал, хотя бы по двум известным причинам: а) политические аспекты приватизации шли впереди правового оформления процесса; б) правовая база приватизации была явно неполной: например, наблюдались случаи, когда Госимущество не регистрировало свои акты в Министерстве имущества, а значит, они являлись незаконными.

Несмотря на принципы правового равенства и публичность, организаторам приватизации было понятно, что самую главную партию, как и в стихийной приватизации, сыграют непосредственные государственные «владельцы» собственности. В связи с этим по ходу приватизации осуществлялись разные шаги по увеличению их заинтересованности. Так были проработаны льготы предприятиям и их руководителям по приватизации по трем вариантам.

Первоначальный вариант:

· 25% привилегированных (без права голоса) акций приватизируемого предприятия бесплатно распространялись среди работников;

· члены коллектива имели право приобрести еще 10% обыкновенных (голосующих) акций за деньги, но с 30% скидкой от их номинальной стоимости;

· руководству предприятий отдавалось дополнительно 5% акций, но уже без скидок, по номинальной стоимости.

Второй вариант:

· под контроль работников предприятия уходил 51% голосующих акций – контрольный пакет;

· акции выпускаются отдельными работниками в свою собственность по цене в 1,7 раза превышающей номинальную, каждый работник распоряжался своими акциями самостоятельно.

Третий вариант:

· на предприятиях средних (но не крупных) размеров руководство получало право выкупить 40% акций по очень низким ценам;

· определялось условие, что руководители имели право выкупать свой пакет только в том случае, если они обещали, что сумеют избежать банкротства (последняя оговорка сократила количество претендентов на третий вариант до 2% предприятий среднего размера: сказалась психологическая боязнь возможности банкротства).

Но даже используя некоторые преимущества многовариантности процесса приватизации предприятий, на многих из них организаторы не смогли достигнуть реальных плюсов – экономических и психологических, о которых мы говорили выше.

В механизмах приватизации была заложена максимальная заинтересованность чиновников в ее конечных результатах. К примеру, существовало положение, согласно которому фонды имущества должны были финансироваться только за счет отчислений от приватизации. Здесь вырисовывалась норма: чем дороже фонд имущества продали конкретные предприятия, их оборудование и т.п., тем больше его работники получают заработной платы и различных премий.

Но одним сотрудникам фондов имущества вряд ли можно было бы справиться с поставленными задачами. Кроме того, они хорошо понимали психологию своих коллег из других структур исполнительной вертикали: чтобы не возникало лишних, муссируемых СМИ, трений - нужно делиться. Эти две причины обусловили необходимость обеспечить аналогичную заинтересованность и для коллег из других органов государственной власти. Именно поэтому Гос. имуществу разрешили поощрять служащих разных рангов из административных структур за содействие в приватизации за счет отчислений от продажи приватизируемых объектов. Сегодня защищается мнение, что масштабы коррупции в системе органов приватизации были значительно меньше, чем в любых других органах государственной власти именно потому, что существовала такая система стимулов [64, с.47]. В действительности об этом «за давностью» трудно судить, да и вряд ли можно гарантировать, что «малая» коррумпированность чиновничества Госимущества была фактом по всем городам и весям России.

Многие работники государственных органов власти в периоде спонтанной приватизации зачастую играли роль «статистов» происходящего «захвата собственности», фиктивной аренды и т.п. Иногда некоторые госслужащие через своих родственников, «однокашников» и т.п. также прорывались в число «удачников» – совладельцев, соарендаторов или акционеров некоторых будущих объектов приватизации.

Положение несколько изменялось с появлением структур Госимущества в центре и на местах. Основной задачей этой структуры государства считалась защита государственных интересов в приватизации некогда общенародных предприятий. Новый орган постарался ввести спонтанный процесс в организованное русло. Для решения этой задачи стали эффективно использоваться правовые и административные механизмы (особенно последние). В итоге работы данных органов, по мнению их руководителей, не столько экономическая, сколько политическая выгода: главное, «что сделать удалось: бескровно уйти от величайшей опасности тех лет – стихийной приватизации [там же, с.34].

Достигнутые результаты работы названной властной структуры в немалой степени зависят от системы стимулирования ее служащих.

В одном из своих «признаний» один из организаторов «приватизации» по-российски отмечал: «Да, нас обвиняют в том, что мы «раздали фантики», которые вообще ничего не стоят». Или вариант: «раздали фантики», а их скупили богатые». Но фантики фантиками, а вот сейчас в России появляются регионы, в которых эти фантики, оказывается, чего – то стоят… А в случае спонтанной приватизации даже не было попыток раздавать эти самые фантики» [64, с.32].

Молодой читатель может не понять, о каких «фантиках» идет речь, каким конкретно содержанием наполнено их распределение. Напомним, что речь идет о приватизационных чеках, которые стали официальной квинтэссенцией «народной» приватизации. Суть их «раздачи» состояла, по мнению организаторов, в следующем:

· любому гражданину России, включая младенцев и детей, давалась возможность за «символическую» плату – 25 рублей получить приватизационный чек номинальной стоимостью в 10000 рублей;

· каждый гражданин имел право продать свой чек без ограничений;

· он также мог участвовать в чековых аукционах, где чеки обменивались на акции приватизированных предприятий;

· одним из вариантов использования чека было вложение его в чековые инвестиционные фонды;

· рабочие приватизируемых предприятий могли использовать чек для покупки акций своего предприятия в ходе закрытой подписки.

Приватизационные чеки и процедуры работы с ними были введены в действие указом Президента России в августе 1992 года. Чеки выдавались с октября 1992 по февраль 1993 г. За эти 5 месяцев чеки получили 144 миллиона граждан России, почти 97% всего населения. Для некоторых из них чековая приватизация стала реальным шагом к работающей частной собственности. Но все же для громадного большинства чеки оказались мимолетной «бумажкой», принесшей моментное удовлетворение каких – либо сиюминутных потребностей и желаний (порой «в лице» 1-2-х бутылок водки). Главная задумка организаторов приватизации – появление социальных групп и слоев, кровно заинтересованных в частной собственности, готовых защищать ее от любого рода нападений, была выполнена. Выполнена в самые сжатые сроки при всех лицемерных вздохах о предполагаемых и возможных негативных последствиях. Напомним еще одно чистосердечное признание одного из главных организаторов приватизации, напрочь противоречащее его высказыванию, приведенному в начале данного параграфа: «Мне не нравилось, что задачу такой фантастической степени сложности, как разгосударствление собственности в гигантском государстве, предлагается решить таким простеньким приемом – печатанием и раздачей бумажек. Если задача сверхсложна, а техника ее решения совершенно проста, доказывал я, где - то обязательно возникнут дикие диспропорции. Ваучеры невозможно будет реализовать с одинаковой доходностью, в результате совершенно неизбежно возникнет чудовищное неравенство разных групп населения» [там же, с.21].

Что касается сугубо экономических результатов приватизации, то их небольшую долю («вершина айсберга») можно представить в массе конкретных результатов, которые можно перечислять до бесконечности. Приведем для примера результаты акционирования, в рамках которого было приватизировано две трети предприятий народнохозяйственного комплекса (около 126,8 тыс. предприятий). В результате передачи госсобственности номенклатуре, банкам (за скупленные у населения за бесценок ваучеры, кредит, даром) государство получило 3-5 млрд. долл. В то же время в Англии приватизация всего лишь 3% госпредприятий принесла казне 100 млрд. долл. Летом 1997 г. рыночная стоимость подлежащих приватизации активов (по оценке экспертов) составляла не менее 1 квадриллиона рублей. А они составляли лишь около 30 тыс. предприятий.

В начале 2005 года в некоторых российских СМИ были опубликованы данные доклада председателя Счётной палаты С.Степашина об итогах российской приватизации 1993-2003 годов. Весьма показательна таблица о некоторых финансовых результатах приватизации за эти годы (см. табл. 8).

Таблица 8

Выполнение бюджетного задания по доходам приватизации в 1993-2003 годах

Годы	Бюджетное задание (млрд.деноминир.руб.)	Факт.поступления (млрд.деноминир.руб.)	Выполнение (%)
	54,0	66,2	122,6
	1244,9	116,0	9,3
	8,8	4,77	9,3
	12,4	0,83	6,7
	4,2	18,78	447,6
	8,1	15,3	188,9
	Не устанавливалось	8,51	-
	21,0	31,29	149,0
	20,0	9,8	49,0
	35,0	13,2	37,7
	88,8	90,09	101,5
Итого	1497,2	374,8	25,1

Таблица ярко демонстрирует, что финансовая эффективность приватизации оказалась весьма низкой [«Коммерсант», 18.01.2005г.].

В начале параграфа мы приводили таблицу, показывающую ожидаемые социально-производственные плюсы приватизации. Как видно из практики, эти ожидания осуществились частично и незначительно. Попытаемся также обобщить реальные минусы – экономические и психологические, которые стали органичными последствиями процесса приватизации (см. табл. 9).

Таблица 9

Минусы в реальном осуществлении приватизации

Экономические

Психологические

-прекращение производственной деятельности многих приватизированных предприятий -сокращение числа занятых на приватизированных предприятиях -продажа предприятий по «бросовым» ценам и отсюда отсутствие планируемых прибылей в казну государства -увеличение безработицы (появление массовой скрытой безработицы) -деквалификация значительной части персонала предприятий

-рождение и (или) укрепление чувства социальной несправедливости в результате неэффективной и незаконной приватизации -возникновение и развитие чувства зависти к лицам, сумевшим «захватить» собственность -явные и скрытые (для окружающих) желания пересмотреть результаты приватизации, своеобразные чувства необходимости реванша -мотивированные «несправедливостью» попытки и реальные факты саботажа эффективного труда на приватизированных предприятиях -рост негативного отношения к властным структурам, спровоцировавшим и организовавшим неэффективную и несправедливую приватизацию

 

Сравнивая две приведенные таблицы, естественно задаешься вопросом: «Стоила ли овчинка выделки?». Но на него вряд ли сегодня можно дать до конца объективный ответ, ведь в любом случае он будет обязательно зависеть от тех «дивидендов», которые «отвечающий» получил от процесса приватизации. Приватизация, расслоившая российское общество, предполагает столько же обобщенных вариантов ответов о своих существе и эффективности, сколько реальных страт образовалось в этом обществе. Если же касаться оценки пользы приватизации для отдельных индивидов, то такие варианты реально могут быть бесчисленными.