Здавалка
Главная | Обратная связь

Глава четырнадцатая 4 страница



– Не могу… – простонал он. – Машина исчезает, и я лежу на земле. В лесу.

Голос доктора стал еще более настойчивым.

– Машина не исчезла, Эван. Фильм у тебя в голове оборвался, вот и все. Но сейчас я склеил пленку и хочу, чтобы ты рассказал Мне про машину. Попытайся восстановить ее в своем сознании. Найди образ машины и заморозь его.

– Она едет… – он издал хрип. – Не могу…

Дрожь Эвана перешла в конвульсии, его спина выгнулась от напряжения.

Редфилд положил руку на его ладонь.

– Не бойся, Эван! Сопротивляйся! Она едет, торопись!

В сознании Эвана мысли кипели в темном омуте впечатлений, звуков, образов и запахов, сливаясь и смешиваясь в хаотичном беспорядке. Машина! Он изо всех сил пытался удержать ее мимолетный образ, такой прозрачный и эфемерный, являвшийся скорее смутной идеей о транспортном средстве вообще, а не о конкретной машине. Он ее видел, но за ней зияла чернота на том самом месте, где должны быть воспоминания.

Эван отчаянно пытался за него зацепиться, но образы разбегались в стороны, как шарики ртути, исчезая в пропасти его сознания. Пустота угрожала полностью поглотить его.

Доктор тихо вскрикнул от удивления, услышав низкий мученический стон, вышедший из груди подростка. Тонкая струйка крови потекла у Эвана из носа. Редфилд резко выпрямился в кресле и заговорил с Эваном встревоженным голосом:

– Слушай меня внимательно, Эван! На счет десять ты проснешься отдохнувшим и будешь помнить все, о чем мы с тобой говорили.

Андреа вскочила с места, услышав стоны сына.

– Что с ним происходит? Прекратите это! – Редфилд резким жестом остановил ее.

– Один. Ты чувствуешь, как просыпаешься. Два. Твои веки становятся легче. Три. Четыре.

Руки Андреа дрожали. Вытащив из сумочки салфетку, она вытерла с лица сына кровь, капавшую на подбородок. Приподняв одно веко, Андреа не увидела его зрачка – только белок закатившегося глаза.

– Пять. Шесть, – продолжал доктор, явно нервничая. – Освеженный и отдохнувший! Семь. Восемь. Проснись, Эван, черт бы те6я побрал!

Подросток внезапно обмяк. Его кожа была липкой на ощупь.

– Эван, проснись! Проснись, пожалуйста! – повторяла Андреа, словно молилась.

– Девять. Десять. Ты проснулся! – прокричал Редфилд. – Открой глаза, черт возьми!

Но Эван не отвечал. Доктор внезапно вспомнил Джейсона Треборна, лежавшего в морге клиники, на чьем лице было такое же выражение. Редфилд бросился к столу, рванул на себя верхний ящик и стал в нем рыться, разбрасывая ручки и бумагу. Его рука наткнулась на пузырек с таблетками, и он, сорвав с него крышку, вытащил маленькую синюю капсулу. Оттолкнув Андреа в сторону, Редфилд разломил капсулу, потом, зажав окровавленные ноздри Эвана. дал ему вдохнуть едкой, вонючей нюхательной соли.

Вдохнув аммиачные пары, Эван поперхнулся и, дернувшись, едва не сбил взрослых с ног.

Он покачнулся на кушетке и рухнул на пол, зажимая одной рукой нос.

– Ч-что случилось? – выдавил он. – Это сработало?

Эван посмотрел на мать и доктора. Их лица были бледны, а в глазах читался испуг.

Редфилд вызвал одну из дежурных сестер, чтобы та отвела Эвана умыться. Андреа хотелось закричать, расплакаться, хотя и Редфилд был изрядно потрясен. Он кашлянул. Запах нашатыря все еще не выветрился.

– Вы… вы сделали только хуже! – зло выкрикнула Андреа. – Что, черт возьми, с ним произошло?

– Я никогда не видел такой реакции, – признал он. – Я лечил пожарных, на глазах которых сгорели заживо друзья, и разорванных шрапнелью ветеранов Вьетнама, но ни у кого из них не было такой реакции. Это экстраординарный случай.

– Он не один из ваших ненормальных, он мой сын! Что мне делать? Я не хочу, чтобы его положили в какую-нибудь психушку, вроде вашей.

– Нет, конечно же нет, – поспешно сказал Редфилд, на миг поддавшись искушению и подумав об Эване как об одном из своих пациентов. – Вы должны понять, что человеческая память – очень хитрая штука. Мы до сих пор точно не знаем механизма ее работы. Я сказал Эвану, что его воспоминания похожи на фильм, но они, скорее, являются голограммой.

Она посмотрела на него непонимающе.

– Ну, как трехмерные картинки. В памяти так много компонентов, и часто мельчайшая деталь может вызвать то или иное воспоминание полностью. Это не просто изображение и звук, но и вкус, прикосновение и даже запах. Вроде парфюма, который напоминает о парне или подружке из прошлого…

– Вы что, хотите сказать, что не сможете ему помочь?

– Я говорю, что мы оба должны попытаться ему помочь. Слушайте, просто поезжайте с Эваном домой и постарайтесь вернуться к обычной для вас жизни. Пусть он ходит в школу, гуляет с друзьями – делает все, чем занимаются тринадцатилетние. Если нам повезет, что-нибудь заставит его вспомнить то, что он в себе подавляет.

Он что-то написал в карте Эвана.

– Ну а пока я назначу вам следующую встречу через пару недель. Хотелось бы посмотреть, как идут у него дела.

Андреа помолчала.

– Эван не станет таким, как Джейсон, – твердо сказала она.

– Я тоже надеюсь на это, – ответил доктор, провожая ее до двери, хотя и не было у него уверенности в том, что Эван не идет по дороге своего отца.

Редфилд все еще раздумывал над произошедшими событиями, когда закончилась смена персонала клиники. Услышав стук в дверь, он поднял голову и увидел доктора Пуласки.

– Харлон? Леонард и я, мы собираемся пойти попить пивка. Сегодня ночь скидок… Редфилд покачал головой.

– В другой раз. Не думаю, что буду хорошей компанией.

Пуласки посмотрела на карту, лежавшую перед ним на столе.

– Что, опять мальчишка Треборн? – Карен сказала мне, что вывезла его отсюда с окровавленным носом сегодня днем. Ты теперь пациентов поколачиваешь?

Редфилд жестом пригласил ее войти в кабинет и вкратце рассказал о случившемся. Доктор Пуласки сделала удивленное лицо.

– Это чертовски занятно и необычно. Такая реакция абсолютно нетипична для пациента с его историей.

– Это ты мне говоришь? – он вздохнул. – Я в тупике, Кейт. Я действительно не знаю, что и думать.

Пуласки задумчиво постучала пальцем по подбородку.

– Знаешь, если бы я ничего о нем не знала, то сказала бы, что Треборн физически не способен вызвать это воспоминание. Я имею в виду – на механическом уровне.

– Вроде тех, у кого была повреждена мозговая ткань? Но у него не было никаких травм головы, и мозг Эвана абсолютно ничем не поврежден.

– Ну я же не утверждала, что в моих словах есть смысл, Харлон, но как бы ты на это ни смотрел, его воспоминание не блокировано и не подавлено. Его просто там нет.

 

></emphasis>

 

Остаток дня Андреа не очень успешно пыталась быть жизнерадостной, натянуто улыбалась, словно в ее жизни все было солнечно и прекрасно. Вечером она подвезла Эвана и Кейли с Томми к кинотеатру-мультиплексу. Отъезжая, она надеялась, что сын не заметил ее слез.

На автостоянке за кинотеатром трое подростков некоторое время стояли молча. Эвану хотелось что-нибудь сказать, но каждое предложение в его голове распадалось на куски. Кейли не смотрела ему в глаза, впрочем, она также избегала взгляда Томми. Последовав за Томми к кинотеатру, Эван еще раз внимательно посмотрел на ее угрюмое, удрученное лицо.

– Так что смотреть будем? «Водный Мир»? – наконец нашел в себе силы спросить Эван.

Томми сплюнул.

– Я не собираюсь платить пять баков за какую-то научно-фантастическую лабуду. Мы пойдем на «Семь». Это про полицейских.

– Нас не пропустят. Там вход детям до шестнадцати запрещен.

– Билетер знает моего отца. Он сказал, что пропустит нас на любой фильм, какой захотим.

– Я не хочу смотреть ничего подобного, – сказала Кейли слабым голосом.

С того дня в лесу брат Кейли стал вести себя еще более агрессивно и властно, постоянно пытаясь вступать в бессмысленные споры и пререкания со своими друзьями.

– Какого хрена ты жалуешься? Там снялся тот милашка, который тебе нравится, как его? – Он ткнул пальцем в Эвана. – А может, тебе нужен другой красавчик, а? Хочешь сидеть на заднем ряду и лизаться с ним?

– Томми, – начал Эван. – Успокойся.

– Что? – Он подошел к ним ближе. – Не говори мне, что делать, Эван. А что касается тебя, – он ткнул Кейли в грудь, – то вытри тоскливое выражение со своей мордашки, пока нас не сцапали. Ты видела, как на нас смотрела мама Эвана?

– Извини, – пробормотала она.

– Да скажет мне кто-нибудь, наконец, что там произошло с этим ящиком? – сердито спросил Эван.

Едва эти слова слетели с его губ, как Томми схватил его за лацканы куртки и прижал к ограде автостоянки. Атака была совершенно неожиданной, и Кейли в ужасе зажала руками рот. Томми быстро посмотрел по сторонам, нет ли кого в пределах слышимости, потом прошипел в лицо Эвану:

– Если ты хоть раз еще об этом заикнешься… – в его словах была неприкрытая злоба. – Ни при мне, ни при Кейли или даже Ленни, мудаке тупом, если он, конечно, снова научится говорить. Понятно?

Эван нервно кивнул. Он никогда прежде не видел Томми таким, со злой искрой в глазах, блеснувшей, как лезвие.

– Никогда, – еще раз выплюнул Томми, тряхнув Эвана, чтобы подчеркнуть серьезность своих слов. – И кроме того, – он кивнул в сторону сестры, – она не хочет говорить об этом, правда, Кейли?

Девочка ничего не ответила.

Томми нагло прошагал через холл к кассам, оставив на некоторое время Эвана и Кейли наедине. Эвана распирало от эмоций. Внезапно ему захотелось сбежать с ней, оставив Саннивейл и всю прошлую жизнь позади. Ему хотелось прижать ее к себе, защитить от всего, но в первую очередь от ее собственного брата.

– Кейли, – тихо позвал он ее. – Ты в порядке? Поговори со мной.

Она хотела что-то сказать, но в этот момент вернулся Томми, хвастливо размахивая билетами.

– Я достал их. Легче легкого. Пошли. Эван и Кейли последовали за ним в зал.

Когда погас свет, Эван, набравшись храбрости, взял ее за руку так, чтобы этого не видел Томми.

– Если я не увижу в этом фильме кучу трупов, то потребую назад свои деньги, – сказал Томми, набив рот попкорном.

></emphasis>

 

Скромный дом Треборнов показался Андреа в два раза больше без Эвана. В такие моменты она остро чувствовала одиночество. Вот уже десять лет она жила вдвоем с сыном, и одно это заставляло ее думать о надвигающейся старости. Сын был для нее единственной компанией. Она встречалась с другими мужчинами после Джейсона, и с некоторыми даже не раз, но, имея на руках ребенка, было непросто найти кого-то, у кого было бы для нее время. К тому же всегда находилась какая-нибудь работа по дому.

Джордж Миллер оставил свои попытки добиться ее расположения; симпатичные ребята из Мерси Сентрал были не из ее лиги, и она вежливо отклонила джентльменские ухаживания доктора Редфилда. С тех пор прошло уже несколько лет.

Андреа посмотрела на свое отражение в темном оконном стекле, заканчивая мыть тарелки, и подумала о том, как жила все эти годы. Постоянный страх перед затмениями Эвана грыз ее. Те несколько лет относительного покоя, когда они думали, что все позади, теперь казались чудесным сном. Андреа знала, что так будет продолжаться до тех пор, пока они не положат этому конец. Для нее было так же важно, как и для Эвана, чтобы у него все было хорошо. Она любила его так сильно, что сердце начинало болеть, когда она думала о том, что сын может закончить как Джейсон, одурманенный лекарствами и медленно гниющий в психушке.

– Только не в мою смену, – сказала она вслух, домыв последнюю тарелку. Выключив воду, она услышала голос телевизионного диктора в другой комнате. Вытерев руки, пошла смотреть новости. Хорошо одетая женщина ровным голосом передавала срочный репортаж. Над ее плечом был встроенный экран, на котором показывали мигалки полицейских машин и самих полицейских, снующих повсюду и ограждавших желтой лентой место преступления.

– На этой неделе мы уже рассказывали вам об ужасном происшествии в Саннивейле. На экране вы видите то, что власти Нью-Йорка назвали «жестоким актом вандализма».

Андреа почувствовала, что в горле у нее пересохло. Что-то очень знакомое было в доме, который показывали в новостях, и ее сознание заработало, пытаясь определить, где она могла его видеть. Картинка теперь была во весь экран, а голос за кадром продолжал говорить:

– Мощный взрыв, потрясший это тихое место, был вызван, как предполагает полиция, небольшим количеством динамита, заложенного в почтовый ящик.

Дом Лизы Халперн, внезапно поняла Андреа и побледнела. В ужасе она пыталась нашарить пульт, чтобы сделать звук тише и заглушить бесстрастный голос репортера.

– Эксперты из офиса Федерального бюро расследования в Нью-Джерси определят тип взрывного устройства, заложенного в почтовый ящик.

Она нашла пульт под диванной подушкой.

– Пока же у полиции нет никаких улик, а что касается подозреваемых…

Ее дрожащие пальцы нашли кнопку выключения телевизора и с силой на нее нажали, обрывая голос женщины на половине фразы.

 

Глава седьмая

 

Сидя в затхлой темноте кинозала, Кейли лихорадочно дрожала. По ногам пробегали судороги. Подошвы ее кроссовок прилипали к полу, потому что кто-то разлил кока-колу под креслом. Впереди нее, развалившись и положив ноги на спинку впереди стоявшего кресла сидел Томми. Он хохотал над эпизодами, которые казались смешными только ему. Немногочисленные зрители бросали на него злые взгляды, но он их или не замечал, или просто игнорировал.

Казалось, его поведение становилось все более наглым и вызывающим, словно ему выло наплевать на то, что о нем подумают. Последствия шалости с почтовым ящиком обнаружили все плохое, что было в нем.

Кейли почувствовала, как рука Эвана легла на её запястье, и ее сердце быстро забилось от волнения. Его прикосновение было успокаивающим. Ей становилось намного лучше, даже когда она просто находилась с ним в одной комнате. По крайней мере, так было раньше. Теперь все изменилось. С того дня в лесу мир Кейли изменился, и не в лучшую сторону. Не то, чтобы ее жизнь была такой уж безоблачной прежде, но с тех пор как Ленни попал в клинику, Кейли очень хотелось, чтобы все вернулось на свои места. Все было бы лучше, чем жизнь в страхе, в постоянном ожидании, когда Томми в очередной раз сорвется.

Эван слегка пожал ее руку, и она посмотрела на него. Он натянуто улыбался, словно пытался быть храбрым и сильным за них обоих. Раньше от этого Кейли сразу стало бы намного лучше, но не сейчас. Сейчас ей казалось, что темнота кинотеатра проникла в ее жизнь, удушающий мрак надвигался на нее со всех сторон.

На большом экране в это время двое полицейских проникли в темную квартиру, и Томми хрюкнул, когда показали труп тучного человека.

– Охренеть! Посмотрите на этого жирного урода! – проревел он, с шумом разрывая пакетик с арахисом в шоколаде. – Нужен подъемник, чтобы ему задницу вытереть!

Кто-то из первых рядов призвал соблюдать тишину, его поддержали еще несколько зрителей, которых не было видно в темноте. Томми высыпал несколько орешков на ладонь и швырнул их в сторону экрана.

– Заткнись, пидор! – крикнул он. – С тобой никто не разговаривает!

В его голосе были вызов и готовность к скандалу.

Эван вздохнул и поерзал в кресле. Ему хотелось убраться отсюда не меньше, чем Кейли, которая почувствовала, что краснеет от отвращения и стыда. На экране Брэд Питт нагнулся над ведром с протухшей рвотой мертвеца и, почувствовав вонь, дернулся назад. От этой сцены у Кейли внутри все свернулось, а рот наполнился едкой желчью. Она выпрыгнула из кресла и бросилась в проход. Выбегая, она услышала, как Томми издал еще один рев удивления.

Она сделала несколько неуверенных шагов по холлу, жадно глотая воздух и еле сдерживая подступившую тошноту. Кейли ощутила чье-то присутствие рядом и почувствовала как твердая, но нежная рука Эвана поддерживает ее.

– Ты в порядке? Это из-за фильма?

Не только… – выдавила Кейли. – Меня немного тошнит.

Сцена в фильме сыграла роль спускового крючка. Кейли балансировала на грани срыва весь день, измотанная страхом и тяжелыми предчувствиями, а фильм просто оказался последней каплей.

Они прошли незамеченными мимо группы старшеклассников, стоявших у буфетной стойки, смеявшихся и подтрунивающих друг над другом. Кейли пришлось сглотнуть горькую слюну, когда она вдохнула теплый воздух, пропахший хот-догами и попкорном. Она хлебнула воды из питьевого фонтанчика и позволила Эвану усадить себя на скамейку. Кейли изучала вытертые узоры ковра – сворачивающуюся кольцами кинопленку, – повторяющиеся снова и снова. Ей хотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила ее, не оставив следов ее существования.

– Прости, Кейли, – сказал Эван, нарушив молчание. – Мне казалось, что если мы все вместе пойдем в кино, то сможем расслабиться, но это была плохая идея.

Она подняла голову и встретилась взглядом с теплыми карими глазами Эвана, о которых так часто мечтала. Она спросила:

– А ты правда не помнишь, что случилось там, в лесу?

В глазах Эвана мелькнула искра досады.

– Нет. Вообще ничего. Просто большой кусок пустоты.

Кейли почувствовала резкий укол зависти и ревности к провалу в его памяти. Ей хотелось также навсегда избавиться от этих жутких, неизгладимых воспоминаний.

– Тебе так повезло. – Она начала всхлипывать. – Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу это…

Эван посмотрел вокруг, не видит ли кто, но подростки были увлечены разговором, болтая и шутя, они понятия не имели, что происходит за их спиной. Он мягко погладил непослушные волосы Кейли.

– Все будет в порядке. Ленни поправится, вот увидишь.

Кейли шмыгнула носом и вздохнула. Ей хотелось сказать, что она беспокоилась вовсе не о Ленни, но не смогла. Эван прикоснулся к ее руке, и Кейли почувствовала резкую боль.

– Ой!

О, п-прости! – заикаясь, извинился Эван.

– Ты что, поранилась там, в лесу?

Кейли закатала рукав и показала ему синяк – огромный, черно-желтый. Эвану приходилось драться в школе, и он знал, что такой синяк может появиться от удара кулаком, а не от обычного ушиба.

– Это не твоя вина, – сказала она, вытирая слезы. – Миссис Кэган позвонила папе и обвинила в том, что случилось с Ленни, нас.

У Эвана заиграли на лице желваки.

– Черт, это твой отец тебя избил? Кейли оттянула ворот майки, показывая ему еще один синяк, в два раза больший, под ключицей.

– Я заслуживаю худшего, – сказала она, и слова Эвана умерли у него на губах. Кейли была наказана за свое преступление, и она знала, что заслужила это, как бы ни утверждало обратное выражение лица Эвана. Она мрачно смотрела в сторону.

– Что ты говоришь, Кейли? – сказал он. – Ты заслуживаешь лучшего брата и отца. Они заставляют тебя чувствовать себя дерьмом. Ты заслуживаешь, чтобы кто-то заботился о тебе.

Как, например, я, подумал он.

Нежность в его голосе заставила Кейли снова посмотреть ему в глаза. Его слова шли прямо из сердца.

– Ты не знаешь, какая ты красивая. Она протянула руку к его лицу, нежно погладив скулу.

Кейли глядела ему в глаза, ища подтверждения истинности его слов, и она была там, на глубине его глаз. Их лица были рядом, они чувствовали на губах дыхание друг друга. Кейли закрыла глаза, полностью отдавшись этому моменту. Внезапно все, чего она боялась, исчезло, и на смену пришло прекрасное и невероятное настоящее.

Но в следующую секунду их поцелуй был разбит, словно тонкий лед, криком Томми, перешедшим в рев:

– Какого хера вы там делаете?

Он стоял у дверей кинозала и смотрел на них поверх группы старшеклассников.

Кейли и Эвана отбросило друг от друга, словно два полярных магнита. Эван попытался найти слова, а Кейли увидела выражение глаз брата. Потрясение, ненависть, боль предательства отразились в его взгляде.

Группа в буфете уставилась на Томми. Некоторые из ребят и девчонок засмеялись над грозным выражением на лице сердитого тринадцатилетнего парнишки. Они думали, что он обращается к ним, а не к Кейли и Эвану.

– Какого хера я делаю? – переспросил он из парней в джинсовой куртке. – Я познаю попкорн. А какого хера ты делаешь?

Томми проигнорировал насмешку и рванулся напролом мимо них, сжав кулаки. Он был в нескольких шагах от Кейли и Эвана, когда, споткнувшись о чью-то ногу, упал лицом в ковер. Подростки расхохотались и замяукали.

– Смотри под ноги! – сказала одна из девушек.

– О, – Джинсовая Куртка сделал фальшиво-заинтересованное лицо и тоном, каким разговаривают с малолетними детьми, нараспев сказал: – Наш малыш упал. Какая досада. Мы сейчас позвоним твоей мамочке.

Томми нарочито медленно поднялся с пола, едва удостоив взглядом девушку, подставившую ему подножку, и посмотрел на Эвана. Кейли увидела в его глазах животную ярость и отчаянное желание излить ее на кого-нибудь.

Эван попытался найти какой-нибудь способ успокоить Томми, но все его оправдания рассыпались в прах.

– Эй, мы просто… Это… Это не то, что ты думаешь… – неубедительно сказал он.

Без предупреждения Томми бросился. Только не на Эвана, а на парня в джинсовой куртке, обрушившись на него с кулаками. Парень был на голову выше брата Кейли, но Томми напал на него внезапно и застал врасплох. Избивая парня, Томми поглядывал Эвана, как бы говоря: «На его месте должен быть ты». Послание было ясным.

Стремительность атаки Томми заставила остальных попятиться, лишь два охранника вносились разнимать дерущихся. Старшеклассник начал отбиваться, но в его ударах отсутствовала координация, и большинство из них не достигало цели, в то время как Томми бил с жестокостью профессионального боксера. Когда его начали оттаскивать, он поначалу сопротивлялся, но потом понял, что со взрослыми тягаться бесполезно.

– Аххх! – у парня в джинсовке вместо лица было опухшее и окровавленное месиво и его голос был густым от боли. – Этот маледький говдюк сломал мде дос!

Когда охранники тащили Томми на выход, он бросил на Эвана еще один полный презрения взгляд, и нездоровая ухмылка перекосила его лицо. Странным образом он одержал над Эваном победу.

– Пошли отсюда, пока они не начали задавать вопросы, – сказал Эван, потянув за собой Кейли. – Выйдем через другой выход.

 

– А как же Томми?

– А что с ним будет? Ты же видела, что произошло. Он как с цепи сорвался. Набросился на парня из-за какой-то ерунды, а если бы этого и не случилось, то могу спорить, что он бы отыгрался на нас с тобой.

– Он мой брат, – настаивала Кейли. – И к тому же, если он расскажет папе о том, что произошло… – ее голос упал.

Эван судорожно сглотнул, когда его глаза метнулись к синяку, скрытому под майкой.

– Ты не можешь снова это ему позволить. Это противозаконно, тебе надо рассказать кому-нибудь…

Ее лицо исказила гримаса страдания.

– Пожалуйста, Эван. Просто отвези меня домой.

Кейли почти поверила в то, что все проблемы исчезнут из ее жизни, если она спрячется от них дома.

В конце концов, он кивнул и выудил из кармана монету.

– Хорошо. Я позвоню маме, чтобы она забрала нас. Если это то, чего ты хочешь.

Она заколебалась.

– Ты могла бы пожить у нас, – сказал Эван в отчаянии. – Моя мама медсестра, и она могла бы осмотреть синяки. Мы могли бы позвонить в полицию…

– Нет. – Она оборвала Эвана одним словом, вложив в него всю накопившуюся усталость. – Я хочу домой, Эван.

Так и не найдя слов, чтобы объяснить то, что он чувствует, Эван пошел к телефонной будке и набрал номер.

– Буду через пять минут.

При других обстоятельствах Эван бы заметил странные нотки в голосе матери, но сейчас он ничего не заподозрил.

Потом они сидели на скамейке, и когда Кейли почувствовала, как рука Эвана осторожно коснулась ее руки, она крепко ее сжала, словно боялась, что это последний раз, когда они так близки.

></emphasis>

 

Ребята сели в подошедшую к выходу из кинотеатра «тойоту». Домой ехали в тягостной тишине. Эван разместился на переднем сиденье, а Кейли забралась назад. Андреа не удивилась, увидев их вдвоем. Эван пробормотал что-то вроде «Томми доберется до дому самостоятельно», что было, в общем-то, недалеко от истины.

«Почему все так усложнилось?» – подумал Эван. Он никак не мог уложить в голове мысль о том, что маленький выбор, вроде то или это, здесь или там, был сделан неправильно, и теперь вся его жизнь летит к черту. Что же произошло тогда, в лесу? Что же такого они сделали? Проблема в том, что воспоминание об этом дне было спрятано за стеной, через которую невозможно было проникнуть, а потому у него не было возможности узнать. Ленни не может отвечать на вопросы, Томми наверняка вцепится ему в глотку, а Кейли… Кейли никогда не откроется ему, пока у нее такой ублюдок отец, который портит ей жизнь.

Эван серьезно подумывал, не рассказать ли матери о синяках на теле Кейли, но даже если он это и сделает, то что с того? Если вмешается полиция, он больше никогда не увидит Кейли. Ее и Томми отправят в интернат или, может, даже отдадут в другую семью, и от мысли о том, что он ее потеряет, у него холодело внутри.

Если бы Эван не был так поглощен своими размышлениями, то заметил бы, что Андреа напряженно молчит и бросает на Кейли странные взгляды в зеркало заднего обзора, пытаясь найти ответы на свои собственные вопросы. Когда она наконец заговорила, то оба подростка чуть не подпрыгнули от неожиданности.

– Ну и как фильм, Кейли? – спросила Андреа без предисловий.

Девушка поколебалась, прежде чем солгать:

– Наверное, хороший. Я не люблю ужастики…

Мать Эвана наблюдала за ней, выдерживая паузу.

– А там не было случайно взрывающихся почтовых ящиков или чего-то вроде этого? – Ее голос был притворно-спокойным.

Эван резко повернул голову, чтобы посмотреть на Кейли, и тут же понял, что таким образом он выдал себя с головой. Девушка согнулась, словно ее ударили. В глазах обоих читалось: «Господи, она знает!»

– В… в каком смысле? – попыталась прикрыть свой промах Кейли, но безуспешно. На ее побледневшем лице без труда можно было заметить виноватое выражение. Андреа резко свернула на обочину и остановила «тойоту». На секунду Эвану показалось, что мать собирается прочесть нотацию, но Андреа молчала. Кейли поняла, что они находились у ее дома. Схватив пальто, она быстро выскочила из машины, не в силах более находиться под прицелом глаз Андреа.

– Спокойной ночи, – в никуда сказала Андреа. Она посмотрела на Эвана, но сын был занят своими мыслями. После продолжительной паузы, которая тянулась почти вечность, Андреа, наконец, переключила скорость и тронулась. Один или два раза Эван набирался духу, чтобы спросить ее, что это значит, но так и не решился.

Когда она снова с ним заговорила, то всего из пары слов он понял две вещи: что она узнала о взрывчатке, заложенной в почтовый ящик Халпернов, и о трагической роли Ленни во всем этом. Два слова, разбили ему сердце.

– Мы переезжаем.

Эван надеялся, что со стороны матери это всего лишь родительское предупреждение, что-то вроде проявления ее раздражения, потрясания кулаками. Обычное дело с родителями, если они чувствуют, что дети отбиваются от рук. Вроде, подожди, вот вырастешь и будешь очень жалеть о том, что сделал.

></emphasis>

 

Но Андреа Треборн не бросала слов на ветер. Она была матерью-одиночкой, и она была двойне строга, чтобы компенсировать отсутствие отца. На следующий день после драки в мультиплексе, которая, к его большому удивлению, не получила пока должной огласки, Эван умолял мать передумать. Он перепробовал все возможные способы, от криков до плача, чтобы упросить остаться.

Она отказалась. Все его доводы и просьбы натыкались на стену холодной и несгибаемой уверенности Андреа в правильности ее выбора, и к концу недели на газоне перед домом красовалась табличка «На продажу», вбитая агентами Саннивейлской риэлтерской компании.

Мать начала упаковывать вещи в картонные коробки, добытые в супермаркете; она уже подобрала новое место жительства в соседнем штате, недалеко от большого города, где ей прежде предлагали работу, но тогда она ее отклонила. Вакансия все еще была открытой, и теперь Андреа приняла предложение, и вот они переезжали, оставляя Саннивейл позади.

Эван сидел на диване – единственной вещи в доме, на которую еще не натянули полиэтиленовый чехол. Пустая комната словно отражала внутреннее состояние Эвана: все то, что было частью его жизни, унесла сила, которую он не мог контролировать. Он словно находился в центре урагана, систематически разрушающего мир вокруг него.

Он услышал, как хлопнула входная дверь, и увидел свою мать, направлявшуюся к машине в ослепительно белой в свете яркого солнца униформе. В ее руке был желтый конверт, сегодня она собиралась подать заявление о переводе.

Эван подождал, пока не затих звук мотора уезжающей «тойоты», потом, вскочив на ноги, схватил с вешалки пальто. Сунув ключи в карман, он захлопнул дверь пустого дома и выбежал на улицу.

 

Глава восьмая

 

Эван сильно рисковал, звоня Миллерам. и был готов бросить трубку, если к телефону подойдет Томми или отец Кейли, но в награду услышал неуверенный голос девушки.

– Кейли, это я. Ты можешь говорить?

– Эван? – Она была удивлена. – Да, конечно. Я одна. Томми ушел еще до завтрака, отец вообще вчера не пришел ночевать. Он гулял со своими приятелями из теннисного клуба. А ты… в порядке?







©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.