XIV. ПОСЛЕДНИЙ БЮЛЛЕТЕНЬ
Тем временем Ролан и пятьдесят человек, которые спустились в город и соединились с его отрядом в надежде, что их поддержат, начинали опасаться, что покинуты на произвол судьбы. В самом деле, победные крики, раздававшиеся в ответ на их возгласы, постепенно затихали; грохот стрельбы и канонады слабел и наконец по истечении часа полностью прекратился. Ролану даже показалось, что он слышит в окружающем его шуме, как трубы и барабаны подают сигнал к отступлению. Затем, как было сказано, все звуки смолкли. И тут, как прилив, поднимающийся со всех сторон, на французский отряд отовсюду разом устремились англичане, турки, мамлюки, арнауты, албанцы — одним словом, весь гарнизон численностью в восемь тысяч человек. Ролан тотчас же построил свое крошечное войско в каре, причем одна из его сторон упиралась в дверь мечети, затем приказал пятидесяти солдатам войти в мечеть, таким образом превратив ее в крепость; дав клятву отбиваться от неприятеля, от которого нельзя было ждать пощады, до последнего вздоха, французы стали ждать его со штыками наперевес. Турки, как всегда преисполненные уверенности в своей кавалерии, бросили ее на каре с невиданной яростью, так что, хотя огонь французов, которые дали два залпа, сразил примерно шестьдесят всадников и лошадей, те, кто шел сзади, перебрались через мертвые тела людей и конские трупы как через гору, и натолкнулись на еще дымящиеся стволы с примкнутыми штыками. Но здесь им пришлось остановиться. Солдаты, стоявшие во втором ряду, успели перезарядить свои ружья и стали стрелять в упор. Надо было отступать, но турки не могли преодолеть гору мертвых и раненых тел, пятясь назад, поэтому они стали разбегаться направо и налево. Французы дали два сокрушительных залпа вслед беглецам, и те были убиты. Однако следующая атака турок оказалась еще более неистовой. Завязалась жестокая борьба, подлинный рукопашный бой; турецкие всадники, смело встречая выстрелы в упор и стреляя в ответ, неслись прямо на штыки наших солдат. Другие, видя, что сверкающие на солнце ружейные стволы пугают лошадей, заставляли их пятиться, а затем, поднимая их на дыбы, опрокидывались вместе с животными на штыки. Раненые ползали по земле, подобно змеям, ускользая от выстрелов, и подрезали нашим солдатам подколенные сухожилия. Ролан, вооруженный двуствольным ружьем, как всегда в подобных сражениях, при каждом выстреле убивал одного из командиров неприятеля. Фаро направлял огонь из мечети, и уже не одна рука, поднимавшая саблю для удара, безвольно повисала, пораженная пулей из окна галереи минарета. Ролан, видя, что число его солдат уменьшается, и понимая, что не сможет долго выдерживать такую борьбу, хотя уже три ряда трупов опоясывали как стена его крошечное войско, приказал открыть двери мечети; продолжая сеять смертоносный огонь, он с олимпийским спокойствием пропустил своих солдат вперед и последним вошел за ними. Французы принялись отстреливаться из всех окон мечети, но турки выдвинули вперед пушку и навели ее на дверь. Ролан стоял у окна, и все увидели, как три артиллериста, которые подошли к фитилю запала, упали один за другим. Тогда один из всадников промчался возле пушки во весь опор и выстрелил по запалу прежде, чем кто-либо догадался о его намерении. Пушка прогремела, лошадь с всадником отлетела на десять шагов, но дверь была выбита. Турки трижды устремлялись к выбитой двери, пытаясь проникнуть в мечеть, но их встречал такой шквал огня, что они всякий раз отступали. Придя в бешенство, мусульмане объединяются и бросаются в атаку в четвертый раз; но теперь лишь несколько выстрелов слышатся в ответ на их дикие крики. У маленького войска кончились боеприпасы. Гренадеры встречают неприятеля, выставив вперед штыки. — Друзья, — кричит Ролан, — помните, что вы поклялись умереть, но не сдаваться Джеззару Мяснику, который велел отрубить головы нашим товарищам. — Клянемся! — хором отвечают двести солдат Ролана. — Да здравствует Республика! — восклицает Ролан. — Да здравствует Республика! — подхватывают французы. Каждый из них готовится к смерти, но собирается дорого продать свою жизнь. В это время на пороге появляется группа офицеров во главе с Сиднеем Смитом. Их сабли вложены в ножны. Смит снимает шляпу и показывает жестом, что хочет говорить. Воцаряется тишина. — Господа, — произносит он на превосходном французском языке, — вы храбрецы, и никто не скажет, что у меня на глазах уничтожают людей, которые вели себя как герои. Сдавайтесь; я обещаю сохранить вам жизнь. — Это и много и мало, — отвечает Ролан. — Чего же вы хотите? — Убейте нас всех до одного или отпустите. — Вы многого хотите, господа, — говорит коммодор, — но таким людям, как вы, нельзя ни в чем отказать. Позвольте лишь выделить вам охрану из англичан, которая будет сопровождать вас до городских ворот; иначе ни один из вас не доберется до них живым. Вы согласны? — Да, милорд, — отвечал Ролан, — нам остается лишь поблагодарить вас за любезность. Сидней Смит, оставив двух английских офицеров охранять дверь, вошел в мечеть и пожал Ролану руку. Десять минут спустя прибыл английский конвой. Французские солдаты со штыками на конце ружейных стволов и офицеры с саблями в руках прошли по улице, которая вела к французскому лагерю, провожаемые проклятиями мусульман, завыванием женщин и криками детей. На самодельных носилках из ружей несли десять или двенадцать раненых (среди них был Фаро). Богиня Разума шагала рядом с носилками младшего лейтенанта, сжимая в руке пистолет. Смит и английские солдаты провожали гренадеров, которые колонной прошли перед двумя рядами солдат в красных мундирах; те отдавали им честь до тех пор, пока они не оказались вне пределов досягаемости турецких пуль. А Бонапарт, как было сказано, удалился в свою палатку. Он велел принести ему Плутарха и читал биографию Августа; думая о Ролане и его храбрецах, которых в этот час, вероятно, убивали турки, он бормотал, подобно Августу после сражения в Тевтобургском лесу: «Вар, верни мне мои легионы!» На сей раз ему не у кого было требовать свои легионы: он сам оказался в роли Вара. Внезапно послышался сильный шум и до него донеслись голоса, распевавшие «Марсельезу». Чему они радовались и отчего они пели, эти солдаты, в то время как их генерал плакал от ярости и горя? Бонапарт бросился к выходу из палатки. Первым делом он увидел Ролана, своего адъютанта Рембо и младшего лейтенанта Фаро, прыгавшего на одной ноге, как цапля: другая была пробита пулей. Раненый опирался на плечо Богини Разума. За ними следовали двести солдат, которых Бонапарт считал погибшими. — Ах! Дружище, — сказал он, пожимая руки Ролана, — а я уже не надеялся тебя увидеть, решив, что ты сгорел в этом пекле… Черт возьми, как вам удалось оттуда выбраться? — Рембо вам об этом расскажет, — отвечал Ролан, удрученный тем, что обязан жизнью англичанину. — Я не могу говорить: меня слишком мучит жажда, я должен напиться. Взяв со стола сосуд из пористой глины, в котором вода всегда оставалась холодной, он осушил его залпом, а Бонапарт тем временем отправился к своим солдатам, радуясь их возвращению, тем более что он уже не ожидал когда-либо их увидеть.
©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.
|