Главная | Обратная связь

ИСТОРИЧЕСКИЕ КОРНИ НАШЕГО ЭКОЛОГИЧЕСКОГО КРИЗИСА

ПАНТЕИЗМ ЕСТЕСТВЕННАЯ РЕЛИГИЯ ЛЮДЕЙ.

Книга 4.2 Взгляд на Библию.

Эффекты Библии.

Линн Уайт-мл.

ИСТОРИЧЕСКИЕ КОРНИ НАШЕГО ЭКОЛОГИЧЕСКОГО КРИЗИСА

Все виды жизни меняют среду своего обитания. Особенно характерен пример кораллового полипа. Он создал огромные подводные миры, чтобы жить самому и дать место тысячам видов других растений и животных. И человек, как только расселился на Земле, тоже стал сильно влиять на свое окружение. Вспомним, что во всем Древнем мире люди, охотясь на животных, выжигали большие лесные массивы, и на их месте образовались крупные луга и пастбища. Существует вполне правдоподобная гипотеза, которая уже почти доказана, что таким путем в эпоху^с.188плейстоцена на большей части земного шара были истреблены крупные млекопитающие. Не менее 6 тыс. лет назад человеческий труд воздвиг дамбы Нижнего Нила, тогда как болотистые африканские джунгли создала сама природа без помощи человека. Асуанская плотина, затопившая около 5 тыс. кв. миль, знаменует собой лишь поздний этап давно уже начавшегося процесса. А террасирование, ирригация, сверхэксплуатация пастбищ — все это делалось издавна и в самых разных районах. Древние римляне вырубали леса, чтобы строить корабли для войны с Карфагеном, то же самое делали и крестоносцы, оснащая флот для достижения своих странных целей,— и в результате основательно менялась экология затрагиваемых регионов. Французский ландшафт — это в основном открытые поля на севере и рощи на юге и западе. На основе этого наблюдения М. Блок развернул классическое исследование средневековой сельскохозяйственной практики. Перемены в деятельности человека часто сказываются на состоянии «внечеловеческой» природы независимо от наших желаний и воли. Было замечено, к примеру, что распространение автомобилей в городах повлекло исчезновение огромных стай воробьев, которые прежде питались на улицах конским навозом.

История экологических изменений все еще пребывает в таком зачаточном состоянии, что мы мало знаем, что же в действительности происходило в прошлом и с какими результатами. Мы еще как-то способны представить себе простые случаи вроде чрезмерного энтузиазма охотников, практически истребивших всех зубров в Европе к 1627 году. Однако по более сложным вопросам часто просто невозможно найти достоверную информацию. В течение тысячи лет или более фризы и голландцы упорно отодвигали границу Северного моря, и в наше время этот процесс достиг своей кульминации в работах по осушению Зюйдер-Зее. А сколько при этом погибло животных и птиц, рыб и растений? Не оказалось ли, что занятые своей эпической битвой с Нептуном голландцы настолько мало заботились об экологии, что от этого пострадало и качество жизни человека в Нидерландах? Я не смог найти подтверждение тому, что подобные вопросы ставились, а уж тем более решались.

При нынешнем состоянии экологических исследований мы не способны точно установить, где и когда человек осуществил решающие изменения в жизни природы ^с.189, какой вклад он внес в формирование нынешней ситуации Ясно лишь, что именно люди сыграли здесь главную роль. И в последней трети XXвека мы столкнулись страшно обостряющейся проблемой, как избежать ответного экологического удара. В историческом же плане особое внимание привлекает эпоха, когда у ряда европейских народов начали развиваться естественные науки, претендовавшие на понимание природы вещей. Важен также и многовековой процесс накопления технического знания и мастерства, который шел иногда быстро, а иногда и медленно. Оба эти процесса шли независимо до тех пор, пока около четырех поколений назад в Западной Европе и Северной Америке между наукой и техникой не был заключен брачный союз: соединились теоретический и эмпирический подходы к нашему природному окружению. Бэконова вера в то, что научное знание дает техническую власть над природой, обрела практическую значимость едва ли не раньше 1850 года. Лишь в химической промышленности это произошло еще в XVIII веке. Принятие Бэконовой веры в качестве нормального руководящего принципа в практической деятельности нужно считать величайшим событием в истории человечества после создания агрокультуры, а может быть, и во всей нечеловеческой земной истории.

Как только это произошло, почти сразу же появилось и новое понятие экологии; и в самом деле, в английский язык оно было введено в 1873 году. Спустя менее столетия после возникновения новой ситуации воздействие человеческого рода на окружение настолько усилилось, что его результат стал другим и по своей сути. К примеру, в начале XIV века выстрелили первые пушки, и это имело экологические последствия — обезлесение и эрозию, потому что в горы и леса были посланы рабочие для добывания в большом количестве поташа, серы, железной руды и древесного угля. Нынешние водородные бомбы уже совсем иные: если они будут использованы на войне, скорее всего, изменится генетическая основа всей жизни на Земле. В 1285 году в Лондоне возникли первые проблемы со смогом из-за сжигания битумных углей, но они не идут ни в какое сравнение с тем, что нынешнее сжигание горючего грозит изменить химическую основу глобальной атмосферы в целом, и мы лишь кое-что начали понимать, какими могут стать последствия. Демографический взрыв и раковая опухоль бесплановой урбанизации породили ^с.190свалки мусора и объемы сточных вод поистине геологических масштабов, и, разумеется, никакая другая живая тварь на Земле, кроме человека, не смогла бы столь быстро осквернить свое гнездо.

Призывы к действию звучали уже много раз: в основном они выражали негативную реакцию на существующее положение дел или же ориентировались на принятие слишком частных, паллиативных мер, которые не годятся на что-либо большее, чем быть отдельными пунктами каких-то программ. Предлагали запретить бомбу (это, безусловно, невозможно из-за имперских соображений и обоснованной фобии населения развитых стран) снести рекламные сооружения (причинить ущерб бизнесу в масштабе государства), дать индийцам контрацептивы и убедить их начать есть мясо священных коров (но коровы, для индийцев священные). Конечно, самое простое — это прекратить всякое подозрительное изменение; несколько лучше — романтизировать прошлое — скажем, безобразные бензоколонки оформить на манер коттеджей Анны Хэтеуэй или трактиров в покинутых городах на Дальнем Западе. С позиций «сохраним жизнь дикой природы» будут упорно защищаться предложения «глубоко заморозить» существующее экологическое состояние — так уже было в случаях с Сан-Джими-ньяно или с Хай-Сьеррой и др. Но с экологическим кризисом наших дней не справится, ни атавистическое умонастроение, ни попытка представлять все в приятном и привлекательном виде.

Что же мы должны делать? Этого пока еще никто не знает. Нам нужно обратиться к вещам фундаментальным, ибо, если мы ограничимся неглубокими и недальновидными решениями, мы будем получать лишь новые и новые ответные удары природы с все более усугубляющимися последствиями, которые сведут на нет успешность таких решений.

Мы должны начать со своего мышления и обрести ясность понимания, а для этого нужно дать глубокий исторический анализ всего, что легло в основание современной науки и техники. Наука всегда была аристократична, спекулятивна и интеллектуальна, техника же на ранг ниже — эмпирична и ориентирована на практическое действие. К середине XIX века они совершенно неожиданно соединились, не без помощи происшедших ранее демократических революций: понизив социальные барьеры, они побудили создать функциональное единство мысли и руки. Наш экологический кризис—это результат становления совершенно новой демократической культуры. Сможет ли демократизированный мир выжить вопреки ^с.191всему, что он сам же и породил? Скорее всего, не сможет, если мы не переосмыслим свои собственные догмы.