 |
|
ПРОБУЖДЕНИЕ РЕЛИГИОЗНОГО ДУХА
Когда несколько лет назад священника спросили, зачем он пошел работать в одну из европейских трущоб, он ответил: «Затем, чтобы молва о Боге не исчезла до конца». Подобно многим, он смотрел на нас, как на живущих с.64в безбожном веке, но все века, включая и наш,— это века веры. Человек есть религиозное животное. Меняются не столько сила или распространение благочестия, сколько объекты поклонения. Умерший или умирающий Бог замещается беспокойными полубогами, такими, как Процветание, Научный прогресс, История, Революция и более мелкими идолами, вроде Машины, Знамени или Манифеста.
Эти секулярные религии в значительной мере способны удовлетворить духовную жажду — жажду смысла цели и преданности идее, но лишь извращенным путем, приводящим к тяжелым последствиям. Необходимо сорвать маску с фальшивых богов — жизненно необходимо для того, чтобы мы проснулись и вновь обрели истинно религиозное измерение жизни. Не обязательно прибегать к специфической системе религиозных верований, в рамках которых многие только вновь погрузились бы в сон. Речь идет о восприятии жизни в ее последних пределах, таких, как конечность, трагедия, комедия и любовь.
Во многих частях мира секулярные религии типа коммунизма или национализма все еще обретают новых сторонников (или завербованных). Но на Западе под надежным щитом построенной на конкуренции безличной культуры прежние верования — и религиозные и секулярные— уже потеряли свою силу. Их утрата или бессилие привели многих к цинизму или отчаянию. Уже полумертвые, они влачат свою жизнь, потерявшую направление и духовное содержание, а под конец — к общему ужасу— жизнь начинает казаться не столько драгоценной, сколько дорогостоящей.
Однако есть и признаки здоровой реакции, особенно в сфере контркультуры. Здесь все больше осознают абсурдность современности в свете таинственного и неизмеримого, все чаще отказываются от того обедненного взгляда на мир и человека, какой породила наука, выступая в роли дурной метафизики. Воскресшая духовная жажда устремляется к тысячам источников, многие из которых кажутся странными и экзотическими. Есть и обманные. Но граница всегда привлекала к себе всякого рода эксцентриков, изгоев и шарлатанов, торгующих волшебными эликсирами.
Объяснив почти все, мы сознаем теперь, что не поняли почти ничего. Прежние высокомерные скептики признаются сегодня во всеобесценивающей пустоте, в чувстве с.65потери святынь, в болезненной отчужденности даже от греха. Иные вновь пытаются говорить о непостижимой ценности любви или поразительных возможностях благодати и искупления.
Многие не удовлетворены традиционным церковным языком и вместе с тем уверены, что наши самые насущные потребности имеют, по существу, религиозный характер. Мы можем начать с тревоги о судьбе поддерживающей жизнь хрупкой оболочки Земли, чтобы, в конце концов, прийти к убеждению, что ее судьба будет зависеть не от техники или экономики, но от наших способностей возродить в себе благоговейное отношение к жизни и чистую творческую радость ради нее самой. Точно так же многие открыли, что в своей конечной индивидуальной изолированности способны держаться, когда мужество покидает их, только на религиозном уровне.
Только здесь можно найти символы, которые утверждают и освещают значимый для нас мир, мир, придающий смысл страданию и злу и открывающий новый источник жизненных сил и новое сокровище свободы.