Главная | Обратная связь

ОТКРЫТИЕ ТРАНСЦЕНДЕНТНОГО

Значительная, быть может, подавляющая часть возрождающейся духовности проявляется вне институализированных религий. Ни одна из этих религий, равно как ни марксизм, ни либеральный гуманизм, не сумели вступить в диалог с поколением, живущим под угрозой уничтожения и развившим острый нюх ко всякого рода патронажу, не подлинности, уклончивости и лжи, включая и красивую ложь. Кажется, немногие из претендующих быть нашими учителями, в том числе и новые голоса с Востока, воспринимают нашу мрачную, даже трагическую ситуацию с подлинной болью или тревогой, близкой к отчаянию. Церковь, не испытывающая никаких мучений, явно потеряла контакты с современной реальностью, и пока она не чувствует всей глубины происходящего, трудно ожидать, чтобы она смогла указать пути к трансцендентному.

Под трансцендентным я понимаю последнюю духовную реальность, которая служит источником всего нашего существования, всей любви, красоты и добра (а в известном смысле, быть может, и всего зла). Трансцендентное — это та последняя истина, которая пребывает по ту ^с.66сторону всех религий и которую ни одна из них не способна охватить целиком.

Я полагаю, что никакое мировоззрение не может претендовать на полноту истины и что все религиозные доктрины в лучшем случае могут служить лишь указанием на то, что мы не в состоянии до конца познать. Именно это лишает доверия все миссионерские устремления и превращает в некоторого рода скандал долгие попытки обратить Азию в христианство. С другой стороны, осознание относительности верований еще не повод для составления теософской амальгамы. Я сомневаюсь в обоснованности и такого подхода. Наша природа видимо ищет единого и связного ряда символов, целостной истории, обычно исходящей из нашей собственной культуры, а не собрания всевозможных, хотя бы и ярких фрагментов.

Существует и средний путь, основанный не только на глубине взаимного уважения между великими религиями, но и между всеми, кто показывает то, что поздний Пауль Тиллих назвал устремленностью к предельному. Быть может, это уважение, это чувство разделенного свидетельства трансцендентного еще сможет стать основой какого-то нового и радикального экуменизма.

По гречески oikoumene означало «весь обитаемый мир», или «человечество». В этом изначальном смысле экуменизм имеет право на безусловный приоритет, как примирение всех разногласий не только между верами и идеологиями, но и между расами, полами, кастами и культурами, как преодоление любовью всех стен, возведенных обособлением и взаимным угнетением.

Когда правые латиноамериканские католики пытают левых католических священников, в особенно драматической форме выступает конфликт между делом коллективного «горизонтального» освобождения и «вертикальной» миссией индивидуального благочестия. Мы все можем разрываться между порывом к действию и к молитве, между звуками горна, призывающего на поле битвы, и колокола, зовущего в святилище. Это еще одна пара постоянно разрывающих нас противоположностей, и то, что мы ищем, это сосуд или миф, который вместил бы в себя страдания нашей разорванности. После одной из моих лекций какая-то женщина сказала мне: «Вы предлагаете нам крест», хотя я и не говорил о религии, но «где тот круг, который заключал бы его в себе?» Я должен был признаться, что не знаю этого, но начал понимать всю ^c.67значительность вопроса: в духовной жизни противоположности могут быть отражены и обозначены только с помощью трансцендирующих символов.

Поиск трансценденции может привести индивида к потере уверенности в себе и готовности следовать странным, даже опасным идеям. Но вера обретает смысл, лишь одолевая сомнения, и это, быть может, придает ей еще большую ценность в современной культуре, где каждый сердечный порыв быстро разъедается кислотой скептицизма. Согласно богатым традициям, уходящим далеко в прошлое к древнему Китаю, считается, что трансцендентное появляется именно на краю пропасти, даже в опыте утраты всех смыслов. Быть может, секуляризм и создает такую пустыню, и она научит нас обрести «путь в неведомое» через ту «черную ночь души», которую слишком легко списывают со счета как депрессию.

«Неведомое» есть нечто большее, чем очищение всех грубых или утонченных понятий, с помощью которых мы пытаемся рассказать о Боге. О нем нужно говорить как о достижении целостности и открытости личности. В этом путешествии в пустоту и одиночество мы начинаем жить полностью там, где нам посчастливилось оказаться, мгновение за мгновением «здесь и теперь». Это подчеркивается и в христианской мистике, и в дзэн-буддизме, и в психотерапии. Парадоксально, что момент познания Бога описывается как момент полного неведения, когда тьма так сгущается, что как бы становится светом, момент, когда все, кроме подлинного Я, остается позади.

Это последнее — главный пункт многих фундаментальных религиозных текстов, где целью ставится открытие себя и овладение собой, а не овладение миром. Но это не означает безразличия к миру, а скорее обращение внутрь себя с тем, чтобы лучше действовать вовне. Американский монах Цистерцианец Томас Мертон показал, как умный и просвещенный человек может быть восприимчив к большим политическим проблемам, не теряя при этом непосредственных контактов с жизнью и духом.