Главная | Обратная связь

ПРИЗЫВ К ОТКРЫТОСТИ

Путь неведомого можно видимо представить как путь открытости опыту. Это — не путь мрачного отречения или холодного стоицизма, а путь свободного вопрошания ^c.68 и, в конечном счете, радостного приятия мира. Что же он означает на практике?

Путь открытости предполагает открытость сомнениям, тревоге, чувству вины и отчаяния, но речь идет не о склонности к мазохизму у иных из нас, а об одинаковой готовности приветствовать как комедию, так и трагедию, как рождение, так и смерть.

Это означает открытость любым приходящим мыслям, какими бы капризными они ни казались. Может ли Бог так же страдать и быть таким же конечным, как и мы? Богохульство? Да, но, как сказал Камю, каждое богохульство может оказаться соучастием в святости.

Это означает отчетливое осознание всех своих инстинктов, чувств, импульсов и желаний – как они проявляются – без необходимости выражать их открыто (то, чему я учился с трудом).

Это означает открытость символам искусства, мифов, воображения, фантазий и сновидений, которые могут дать религиозный опыт, а не патологические страдания.

Это означает открытость сигналам из сферы трансцендентного, священного, где бы они ни появлялись, и не в последнюю очередь нуминозному духу тех мест, которые веками служили для поклонения: тому, что можно почувствовать у древних каменных менгиров Филитозы, у храмов огнепоклонников Персеполиса, у красных иссеченных ветром каменных храмов Петры, у лабиринтов римских катакомб, у великого буддийского храма Боробудур ХI века или темных часовен в долинах Уэллса.

Открытость распространяется на восприятие во всех его мельчайших деталях – на вес, форму, цвет и текстуру дерева, камня и плода, на движение воды, на восприятие кошки во всей её «кошачьести», на все оттенки запахов и звуков, на весь дословесный детский опыт, который сохраняется в нас. (Быть может, мы должны стать «как дитя» в своей способности удивляться, а не в своей недостижимой невинности.)

В понятии пантеизма, мы должны радоваться разнообразию естества, а не извращаться в гнусности демонстраций праведности.

Это означает видеть вещи такими, какие они суть сами по себе, как настаивают буддисты. Любое проявление жизни есть чудо, но такое же чудо и существование любого неодушевленного предмета.

Это означает открытость любви к другим, но не мягкое или сентиментальное потакание их желаниям, а ожидание, что они также обретут подлинность собственных Я ^с.69.

Я рассуждаю, быть может, несколько идиосинкразически о глубоко личных вопросах, которые могут показаться отстоящими на целые световые годы от тех настоятельных проблем, с которыми мы сталкиваемся сегодня. Но я убежден в их решающем значении в глобальных перспективах. Я не думаю, что существуют какие-либо серьезные проблемы, которые, в конечном счете, не бросали бы вызова самой нашей способности к любви. Любовь — лучшая и, в конечном счете, единственно достоверная мотивация, она мощна и динамична, в ней — тайна моральной силы. На самых вершинах она представляется нераздельной. Если мы по-настоящему любим что-либо, будь то музыка, растения, горы или простые люди, мы будем любить все. И эта полнота любви предполагает, что мы преодолели эгоизм. Озабоченность ложным Я должна уступить место любви к Я подлинному, а без этого наши новые неслыханные разрушительные силы рано или поздно уничтожат весь наш род.

Еще раз следует сказать: наш путь лежит, прежде всего, через открытое принятие всего себя, через любовь к себе, во всей своей цельности — как к своей темной, подавленной, так и светлой стороне.

Нам особенно трудно бывает признаться в том, что часто мы как несправедливы, так и враждебны по отношению к себе, что подавляем в себе как раз все особенно тонкое и обещающее. Даже если темная сторона нашего Я содержит в себе много зла, ее все равно следует любить. Сам наш язык служит тому доказательством, слова «цельный», «исцелять», «целебный» происходят от одного корня. Целое означает исцеленное. Достичь целостности — значит стать самим собой, обрести полноту индивидуации, что позволит, по опыту многих, вступить в контакт с реальностью высшего порядка, со сферой священного. В поисках своего собственного Я мы приходим к основанию всего сущего. У Н. Кузанского Бог говорил человеку: «Стань самим собой, и Я стану тобой». Эта поразительная идея способна вселять надежды.

Истинный пантеист, не боится быть естественным, всегда старается быть искренним. Если человек естественен, он выражает собой волю Бога.

Опыт подтверждает, как чувство собственной обнаженности помогает раскрыть себя перед другими. Оно позволяет сочувствию, прежде скрытому, преодолеть разделяющие нас границы. Как стало очевидно в последнее время в Северной Ирландии, жестокая гражданская война заставила протестантов и католиков осознать, в конце концов, свою общую человеческую природу. Это ^с.70придает новый смысл древнему парадоксу, что теряя, мы можем обрести, что умирая для себя, можем достичь более полной жизни. Смерть также может знаменовать новую жизнь, подобно змее, теряющей старую кожу, или цветку, умирающему среди семян, набухающих к новому лету. Разрушение и хаос способны оказаться глашатаями сотворения.