Главная | Обратная связь

Михаила Александровича Романова я также совершенно не знаю.

Протокол допроса

Июня 1918 г.

Дополнительно допрошенная в качестве обвиняемой, Вера Ивановна КУЛЕШЬ на предложенные ей, Кулешь, вопросы ответила:

1/ Какого происхождения, в чем и где и при каких обстоятельствах проходило ее детство и юность.- С детства на столько /так!/ помню и слышала от прочих, что я живу с пятимесячного возраста приемной дочерью у Антониды Александровны КУЛЕШЬ с ее супругом, жившим при моем детстве вместе с женой и расшедшейся лет восемь назад Александром Данилович КУЛЕШЬ.

2/ С какого времени началь помнит свое детство и как проходило оно. Я Кулешь, начинаю помнить свое детство лет с пяти, и первым, что мне помниться, это семейные неурядицы и частовременные экцесы /так!/, происходившие между моими приемными родителями, а именно: я помню надо мной всевозможное издевательство со стороны моего пруемного /так!/ отца, а тем более одной из прислуг, оказавшейся его сожительницей, которая после всяких издевательств, вырезала мне у глаз ресницы.

3/ Какое помнит происхождение и фамилию, живя как указано с детства с супругами Кулешь, я думала, что я их родная дочь и когда посторонние люди, прислуга и прочие мне говорили, что я княжна, или принцеса, то я слухам этим все время не верила и не придавала им ни какого значения, а понимала эти звания или ввеличие или в надсмешку. Когда же я стала поступать в училище то по книгам действительно оказалось мое имя Булгаковской Верой Ивановой, под каковой фамилией и проходила свое учение, после предварительной подготовки на дому я поступила в Виленский Дворянский Институт, где училась два года по окончании которых родители перевели меня Свенцанскую Мариинскую прогимназию. Там проучилась я один год не перейдя во второй класс оставшись на второй год, меня перевезли родители в гор. Вильно, в Виленскую частную гимназию Виноградовой, где проучилась также один год, этот год уже был в начале войны, почему я была вынуждена забросить свое учение, в виду изменившихся обстоятельств и ушла на питательный пункт волонтеркой, где бабушка моя была заведующей питательным пунктом, София Сергеевна Зеланд. По случаю охвата Виленской губернии военного положения мы были вынуждены выехать из Вильно и уехать в гор. Владимир где и поселились у родственницы Кулешь, начальницы Александровского приюта, Надежды Дмитриеы /так!/ Изъединой. Прожив в городе с мамой самое непродолжительное время мы уехали в деревню Высоково, где мама поступила учительницей, а я жила при ней без всякой должности. В детстве я жила очень богато, у нас было два дома, поместье, много прислуги, а также все родственники моих родителей были очень богатые.

Из Высокого мама отправила меня в город Иваново-Вознесенск, где отдала в знакомый дом для подготовки в учебное заведение, через два месяца маму перевели в другое место в Юрьевский уезд в село Маймор, откуда она приехала за мной в Иваново-Вознесенск и увезла меня в Майиор /так!/. Прожив в Майморе приблизительно месяца 4-е я уехала тайком от матери в гор. Александров, Владимирской губ. по собственному усмотрению, желая испытать свободную жизнь и поступила в практикантки для прохождения курса и получения права учительницы.

4/ На вопрос сговаривали ли кто Кулешь на поездку она ответила отрицательно, прибавляя отчего ,,Боже сохрани, считая себя слишком самостоятельной, чтобы поддаваться чужому влиянию”. В Александрове прожив два месяца я уехала на фронт, с офицером 545 Актырского полка Михаилом Ерофеевым по его приглашению, на фронте я была только три недели, в виду того, Ярофеев /так!/ стал меня ревновать к другим офицерам, находящихся в нашей землянке, по выезде с фронта в гор. Полоцк, я обратилась в указанную милицию с просьбой выдать мне документы для отъезда на родину. Получив нужное я поехала домой. На фронте я была вольноопределяющим под фамилией Елисей Заолов.

5/ На вопрос откуда у Вас такое получилось звание, Кулешь объяснила, что это лично моя инициатива, я сама при записи меня в вольноопределяющие объявила, что меня зовут Елисей Заалов /так!/, в споминание двух любимых мною офицеров, фамилии которых одного Елисеев, а другого Заалов. По выезде из Полоцка в форме вольноопределяющего я остановилась в Москве где пробыла два три дня без особенных перемен, затем поехала домой к своей матери Антониде Кулешь. Приехав в Маймор я поселтлась /так!/ у мамы. Через месяц мы с мамой поехали в гор. Юрьево-Польский, прожив сдесь /так!/ четыре месяца, я также тайком от мамы уехала в Тифлис по собственному желанию, при чем об этой поездке ни кто не знал и никто не сговаривал, поехала только по тому что хотела испытать жизнь и пользовать хорошим климатом. Поездка была мною намечена к своей подруге по Мариинской прогимназии к Анне Массальской, которая была там актрисса цирка /название которого я забыла, деньги на дорогу я брала у мамы, без ее ведома/. Приехав в Тифлис я устроилась у Массальской на квартире и жила не имея никакого определенного занятия, прожив сдесь два месяца заболела и уехала домой к маме Ант. Кулешь, она же в это время служила в пяти верстах от гор. Юрьева-Польского в селе Бавленах. Пробыв сдесь у матери до марта месяца я уехала в 10-12 марта от мамы также тайком в Гор. Камышлов Пермской губ. но по дороге остановилась в Перми по случаю предложения мне некоего грузина Цвирашвили, торговца шелковыми материями, проживающего в гостинице ,,Боярский двор” который обещал дать мне место службы в земстве, или управе. Остановившись в гостинице ,,Боярский двор” я прожила сдесь в отдельном номере один день, а потом нашла квартиру, как указано Кунгурская ул. д. 5 кв. 1 комнату в квартире некоего полковника Егорова. Поступив на квартиру я ожидала место обещанное мне Цхвирашвили. Пробыв на квартире Егорова дня два, я пошла в Первый участок милиции, где явилась к Барандохину с просьбой выдать мне паспорт или какой нибудь вид на жительство. По предъявленному мной удостоверению личности с фотографической карточкой, Барандохин приказал выдать. Через несколько дней я послала ему визитную карточку, в которой просила придти его ко мне на квартиру, на мою просьбу он пришел ко мне в первый день Пасхи, т. е. 22-го апреля с/стиля или 5-го мая нового стиля, приглашала его без всякой цели, желая с ним познакомиться в виду моего пристрастия к нему при первой встрече, т. е. при просьбе у него паспорта. Просидев у меня часа три мы вместе с ним пошли к нему в гостиницу Урал, где проживал в то время Барандохин. У Барандохина я пробыла сутки двои или трои, только урывками посещая свою квартиру, после этого мы разошлись с ним в дружеских отношениях, которые продолжались у нас до дня моего ареста, который произошел в квартире Барандохина при следующих обстоятельствах-

В субботу на страстной неделе я сдесь в П-ерми на неизвестной мне улице увидала одного знакомого офицера Ярофеева, в сопровождении неизвестного мне офицера, которые пригласили меня к себе по прошлому знакомству Ярофеева, в ответ на их приглашение я сказала, что я не пойду, приходите лучше ко мне на Пасхе. На другой день утром часа в четыре они пришли в сопровождении неизвестной мне барышни в полупьяном виде и принесли с собой вина, название которого я не знаю, вино было принесено в корзине в количестве 8-ми бутылок, разговор был весьма веселый, мы много шутили, смеялись и во время этого разговора мною была сказана следующая фраза: ,,Я всесильна, могу поднять весь город на ноги”, на эту фразу все засмеялись, этот смех задел мое самолюбие и я стала доказывать, что это для меня возможно /неразб./, в это время незнакомый мне офицер предложил пари в сто /100/ руб. я согласилась и решили встретиться через неделю у меня в комнате в 6 часов вечера. Потолковав еще кой о чем они ушли, а я легла спать.

Проснувшись часов в 9 утра я встала и через несколько минут пришел Барандохин с которым как указано выше мы проразговаривали часа три и ушли к нему в гостиницу Урал, откуда мы ездили с ним на его вторую квартиру, нанимаемую у неизвестного мне молодого человека лет восемнадцати, где Барандохин представил меня как сестру, приехавшую из Костромы. Из рекомендации вышеуказанного молодого человека я узнала его только имя ,,Митя” фамилия и отчество его мне по настоящее время неизвестны. Просидев сдесь часа два мы с Барандохиным и Митей пошли в гостиницу Урал. На пятый день Пасхи я вспомнил о пари с офицерами, взяв книгу ,,Похождения княжны Таракановой” и по этой книге я составила план выигрыша пари, надеясь на благополучный исход. По прочтении книги я пошла в Исполнительный Комитет и застала там Башкирова, которого приняла за Борчанинова, что было выявлено при очной ставке в арестном доме, и обратилась к нему со словами ,,Что мне нужно переговорить с Вами по секрету, при этом находились сдесь неизвестные мне люди, между которых я знала только одного Барандохина. На мое обращение к Башкирову он сейчас же вышел и я сказала ему ,,Что сейчас же необходимо ехать на пристань и арестовать княжну Голицину с ее слугой, имеющим переписку к Михаилу Романову от Татьяны Романовой. Башкиров пригласив с собой неизвестного мне человека и представив его мне Начальником Бюро и мы втроем поехали на пристань “Русь”. Приехав на вышеуказанное место они пошли на пристань, а я уехала в совет, где вела беседу с секретарем, от которого узнала что спутник, неизвестный человек есть Начальник Бюро контр-разведки Ануфриев. Спустя некоторое время вернулся Башкиров и на вопрос мой как дела, он сказал ,,все благополучно” и спросил мой адрес, обещая известить вскоре, записав мой адрес, я ушла домой. Спустя некоторое время я пошла к Барандохину, где вела загадочный разговор, называя себя героиней и политической деятельницей, предлагала ему свою поддержку, в политической карьере, говорила о грозящей ему опасности в падении престижа и убедив его на несколько дней спрятаться, дабы избежать ареста, на что он ответил, хорошо я спрячусь у товарищей, хотя ни чего не понимаю кто и за что хотит отомстить мне. После этого с ним разговора, я ушла к Мите и сказала ему, что Барандохину грозит опасность, от которой может его спасти только его помощь, которую Вы можете сделать при помощи письма. На это он ответил ,,Чтобы выручить Вашего брата я готов на все”, затем он взял перо, конверт и бумагу и начал писать диктованное мною письмо /находящееся сдесь вместе с конвертом, все это было мною вымышлено ради выигрыша пари с поднятием города на ноги/.

Шутовский шифр написанный в заключении письма был написан моей рукой смысл которого я сама не знаю и не понимаю. Закончив это письмо я взяла его и ушла домой. Видя, что город по настоящее время моей выдумкой не встревожен и жизнь идет обыкновенно, я поехала в Чрезвычайный Комитет и заявила дежурному члену о приезде княжны Голициной с перепиской и прочее, он вызвал Малкова и Воробцова и вместе с ними я поехала во все Пермские гостиницы и номера с проверкой о новоприбывших, обыскав све /так!/ гостиницы и конечно ни чего не найдя они возвратились в Чрезвычайный Комитет, а я пошла к Барандохину, где я ему рассказала всю историю от начала до конца, говоря, что пари я выиграла и всех оставила дураками, при этом мы долго с ним смеялись над недогадливостью власти как то: Исполнительного Комитета и Чрезвычайного Комитета при этом я сказала, что вот дураки, которые послушали меня и взбеленили весь город, он же Барандохин поддерживал мои взгляды и сказал ,,да действительно неумные” в смехе и рассказе я положила ему на стол канцелярский пакет со следующей надписью: ,,Михаилу Александровичу Романову в собственные руки, секретно, немедленно на углах обоих сторон пакета была была /так!/ приложена сургучная печать с оттиском козлика и собачки снятой с прес-папье принадлежащего Мите, во время этого разговора в комнату застучали, Барандохин поспешил открыть дверь я же в это время спряталась под одеяло стоящей в комнате кровати.

В комнату зашли Малков с Воробцовым и стали разговаривать с Барандохиным, думая, что я сплю, но Барандохин сказал им, что она не спит, они умолкли и попросили меня встать, на их просьбу я попросила их выйти из комнаты, что они и исполнили. Когда они вышли я закрыла за ними дверь на замок и налив стакан обыкновенной питьевой воды из стоящего на столе графина, открывая двери начала ее пить, Барандохин выхватил стакан и бросил его на пол, так что стакан разбился, я села в кресло и смеялась. Вы арестованы, княжна Голицина, идемте с нами, шутя и смеясь сказал Малков, а я еще больше расхохоталась, думая, что они шутят. ,,Ну бери ее скорее, говорит Малков Воробцову, нет бери ты, я ее боюсь, так продолжалось несколько минут, затем Малков видя бесполезность спора обратился к Барандохину со следующими словами ,,Миша, ты обещаешь к 10-ти часам утра доставить ее нам. Барандохин на это ответил ,,Я против ее бессилен берите сами”. Затем Барандохин стал грубо убеждать меня следовать за ними, я видя что и Барандохин против меня взволновалась схватила лежащий на столе Барандохинский кортик и со словами, и ты против меня изменник, я тебя убью и бросилась на него с кортиком, Малков и Воробцев /так!/ выхватили из карманов револьверы и направили на меня. Видя Барандохина под их защитой я направила кортик себе в грудь, при чем сильно разрезала себе фуфайку /вязаную рубашку/, видя это Барандохин закричал ,,успокойся я тебя не отдам ни в каком случае, только отдай кортик”, но я долго не отдавала и он стал умолять от своего имени, и я отдала только по его личной просьбе. Взяв у меня кортик он сказал: ,,Теперь берите ее” и отошел в сторону без всякого предложения со стороны Воробцова и Малкова я одела шляпу и последовала за ними, на ходу сказав Барандохину: ,,Ты еще вспомнишь меня, хотя я люблю, и прщаю /так!/ поступок, называемый подлостью”. Выйдя в подъезд я, Малков и Воробцов с веселым смехом и шутками сели на ожидаемого их извозчика и поехали. Во время езды я положила руку в карман с целью вынуть записку мою к Барандохину, написанную на кануне и объясняющую пари, Малков же видя это соскочил с извозчика и побежал по тротуару. Воробцов же с револьвером в руке соскочил на подножку пролетки и застыл в недоумении и страхе, я же спокойно вынула из кармана записку, положила ее в рот и погрызла, затем выплюнула. Видя все это они со смехом возвратились на извозчика и продолжая шутить привезли меня в Чрезвычайный Комитет, где посадили меня в роскошную комнату и шутя продолжали разговаривать. Так продолжалось до прихода неизвестного мне человека, оказавшегося Начальником Чрезвычайного Комитета, который по приходе сразу же начал прислушиваться к нашему разговору и уловил мою фразу: ,,Как легко Вас околпачить, шутку вы приняли за политический заговор, я еще Вас не так проведу, эх Вы”. Тогда Начальник сказал: ,,Товарищи, что Вы слушаете, ее отправить в тюрьму, Малков пишите сопроводительную записку”. На это Малков ответил: ,,Я не могу, ведь я люблю Вас Верочка”, тот плюнул, ушел и написал сам и через несколько минут под шутки и поклоны присутствующих, я с двумя конвоирами уходила из Чрезвычайного Комитета. По приходе в арестный дом меня посадили в одиночную камору /так!/, где начала я нервничать и как говорят разбила стекла и ела их. С приходом Комиссара мест заключения Меньщикова в сопровождении врача все изменилось. Врач велел немедленно отправить в больницу, на что Комиссар Золотилов ответил: ,,Это очень важная политическая преступница и мы не имеем права без Чрезвычайного Комитета распоряжаться ею”. Меньщиков велел прислать арестованную уголовную женщину ухаживать за мною, что и было исполнено, затем прислал мне чаю, сахару и печенья. Затем сказал Комиссару Золотилову: ,,Я возьму ее к себе пить чай”, на что Комиссар Золотилов категорически отказал, на что Меньщиков раздраженно хлопнул дверьми и ушел из камеры. Дня через три, четыре меня повели в Чрезвычайный Комитет и на все их вопросы я отвечала им дерзостями или молчанием и опрос мой был без результатен. Зделала /так!/ все это из за злобы и желание отомстить Барандохину за его молчание о моей глупой затее, которая ему была известна, которую он мог своевременно, не предавая ей такого громадного значения. После этого я была обратно отправлена и по дороге побежала от конвоиров, сопровождавших меня, они бросились за мной и один из них выстрелил два раза в воздух. Я в это время подскользнулась и упала, они же догнали и взяли меня и пошли в арестный дом. Просидев сдесь дня два три, я решила повеситься, что и сделала, но старший надзиратель Вяткин своевременно пришел в камеру и вынул меня из петли в бессознательном состоянии. Второй же раз меня водили на допрос в Чрезвычайный Комитет в шесть часов вечера, спустя дней 6-9 после первого допроса. В это время в Чрезвычайном Комитете ни кого не было и конвоиры сдали дежурному, часа через два пришли члены, но допрашивать меня не могли, в виду того, что Воробцов, ведущий мое дело из за головной боли отказался приехать, на это ему предложили меня прислать к нему на квартиру, но я воспротивилась, тогда он отдал распоряжение оставить меня в канцелярии Комитета до утра, где я и провела ночь. Часов в 9-10 утра он пришел в комитет и объявил мне, что дело передано в Революционный Трибунал и отправил вторично в Арестный дом.

К вышеизложенному добавляю, что я приехала в Пермь с мальчиком лет шести, который мною был отправлен обратно во вторник на страстной неделе, мальчик этот наш приемыш не имеющий родителей и мы не знаем по настоящее время откуда он и его полное звание.

(На вопрос была ли когда в Королевских номерах зачем и кто там делала /неразб./ Кулеш отвечала) в Королевских номерах я была приблизительно на четвертый день Пасхи к секретарю Михаила Александровича Романова /фамилию которого я не знаю/ приходила я передать привет от его знакомых.

Швейцара Михаила Александровича я не знаю и не знала и ничего с ним общева /так!/ не имею.