 |
|
От Петра до Павла: гонки на карусели. 23 страница
На самом деле, с учетом столкновений передовых отрядов, Мукденская битва прдолжалась даже три недели - но что такое три недели по сравнению с длительностью сражений Первой Мировой войны!
Наступление и только наступление - таким был девиз всех без исключения военных теоретиков. Оборона рассматривалась как исключительно временная мера, необходимая, например, для прикрытия каких-нибудь направлений в начальный период войны - пока не полностью развернуты собственные войска .
Немцкое командование рассчитывало в шесть, максимум - в восемь недель полностью покончить с Францией, а затем для завершения победоносной войны с Россией ему требовалось по плану всего два, три, максимум - четыре месяца. В любом варианте военные действия, стартовав в начале августа 1914 года, должны были победно завершиться с наступлением следующей зимы.
Не больше времени отводили себе на разгром Германии и ее союзников и штабы держав Антанты. Англичане и вовсе не собирались всерьез воевать на суше. Заранее подготовив экспедиционный корпус (семь дивизий и одну бригаду) и отправив его в августе 1914 года во Францию, они больше не имели сухопутных войск в метрополии и не планировали их создавать, полагая, что это все равно невозможно до момента скорого завершения войны.
Единодушие в этом вопросе военного руководства противоположных воюющих сторон выглядело бы фантастически комичным, если бы все это на деле не вылилось в трагедии сотен миллионов людей и неисчислимого количества их родившихся и неродившихся потомков. Короли оказались голыми (вновь вспомним А.В.Карташева!), и это было совсем не смешно!..
Предвидел ли кто-нибудь истинную продолжительность грядущей мировой катастрофы?
Да, такая возможность тоже учитывалась: сведущие военные специалисты должны считаться со всеми теоретически возможными вариантами! Поэтому и подобная перспектива была рассмотрена в 1910-1911 гг. (как чисто академическое допущение) одним из российских стратегов, генералом Н.П.Михневичем, но из проведенного анализа не следовало ничего тревожного, поскольку "время является лучшим союзником" российских вооруженных сил, огромные пространства обеспечат России возможность ведения продолжительных военных действий и позволят менее болезненно, чем противникам, выдержать бедствия будущей войны, "как бы долго она ни затянулась и каких бы жертв ни потребовала".
Совсем близкую к печальной реальности оценку продолжительности военных действий высказал уже прямо накануне начала войны британский военный атташе в Петербурге полковник А.Нокс: война может "затянуться на шесть лет, а возможно и больше".
Знамением времени было то, что почти никто из российских экономистов и политиков тогда не пожелал обратить внимания на подобные разглагольствования бравых вояк, а если и обратили - то нисколько не обеспокоились. П.Н.Милюков, например, придерживался той же позиции, что и Михневич: России легче справиться с трудностями сухопутной войны, чем противникам. Никаких расчетов при этом не делали, ограничиваясь, по-видимому, взглядом на карту полушарий - руководить по глобусу стало модным (по недостоверным слухам) только в следующую мировую войну!..
Значительно печальнее, что до сих пор такое же поверхностное отношение к проблемам России в Первой Мировой войне встречается у казалось бы серьезных специалистов - правда, по совершенно иным разделам военной истории:
"Затяжная война прежде всего гибельна для Германии. Это у Германии нет природных ресурсов для войны. Это у Германии небольшая территория, которая при технике того времени не могла прокормить такое количество населения. Это Германия оказалась в клещах, это ей выпало воевать на два фронта. Все великие немцы считали такую ситуацию гибельной. Достаточно посмотреть на карту: Германия отрезана от всего мира и окружена со всех сторон. А подвоз морем блокирован британским флотом. Не надо было никаких битв и операций - ноги Германии подкосились бы сами собой. Понимая это, германский кайзер 12 декабря 1916 года обратился к русскому царю с предложением о заключении мира.
Для России в тот момент /.../ война была не проиграна". В этом заявлении В.Суворова справедливо только одно: фактическое признание, что воевать и тем более наступать не имело ни малейшего смысла.
Осознали ли военные специалисты хотя бы позже, в какой именно тупик зашла военная стратегия? Для наиболее квалифицированных это стало вполне очевидным уже в первые месяцы сражений - примеров их откровенных признаний более чем достаточно.
Но подобная откровенность была не более чем брюзжанием под нос: слишком страшной была истина, заключавшаяся в невозможности достичь военной победы; она противоречила всем прежним представлениям, вошедшим в плоть и кровь профессионального генералитета и офицерства.
Это был подлинный крах всей идеологии милитаризма. Для его осознания помимо ума нужна была исключительная честность мышления, а публичное признание этой горькой истины требовало такой силы гражданского мужества, какой не нашлось практически ни у кого из вояк. Единственное исключение - военный министр Временного правительства А.И.Верховский, заплативший за свою решимость изгнанием из правительства и осмеянный современниками. Британский посол в России Дж. Бьюкенен, например, так записал в своем дневнике: "Верховский /.../, по-видимому, окончательно потерял голову и заявил, что Россия должна немедленно заключить мир".
Еще хуже, чем военные, вели себя профессиональные политики, привыкшие полагаться на военную силу как на последний и решающий аргумент политических споров.
Ситуация оказалась слишком нестандартной, чтобы историческая и политическая эрудиция, какой обладали, например, П.Н.Милюков или А.И.Гучков, могла компенсировать невысокий уровень их мышления. О дилетантах типа А.И.Терещенко или А.Ф.Керенского и говорить не приходится: их зарубежные коллеги могли водить их за нос сколько угодно...
Упомянутая попытка Верховского объяснить политическому активу России бессмысленность дальнейших усилий продолжения военных действий вызвала буквально поросячий визг негодования у тогдашнего главы российского МИД Терещенко. Последнего тут же поддержал Керенский и фактически уволил Верховского (самого энергичного и решительного генерала в 1917 году!) прямо накануне большевистского переворота!
Естественно, невозможность выиграть войну не стала предметом обсуждений ни внутри высшей военной среды, ни между военными и политиками - ни в России, ни за границей, и ни в 1914-1918 гг., ни позже.
Тем более от чего-либо подобного постарались оградить широкую публику. Даже термин "война на истощение" - как главный стратегический принцип борьбы - получил право на гражданство только в годы Второй Мировой войны, бывшей в гораздо большей степени обыкновенной войной, чем просто войной на истощение, как Первая.
Но чем дольше война продолжалась, тем больших жертв требовала от участников. Время шло, и конечные результаты войны приобретали все большую и большую ценность - тем более, что объективно исход носил явно ничейный характер.
Не слишком большие территориальные захваты (как в Европе, так и в колониях), происшедшие к концу 1916 - началу 1917 года, в целом взаимно компенсировались и позволяли вернуться после переговоров к прежним, довоенным границам.
Спорными оставались только судьбы Польши, юго-западных славян, Эльзаса и Лотарингии и всего прочего, что и было предметом споров еще до начала войны и что все равно имело смысл решать чисто договорным путем. Это, в конце концов, и было сделано, хотя и не скоро, да и не окончательно: в Косово по-прежнему стреляют!..
Самым естественным было бы приступить к мирным переговорам - к этому еще в сентябре 1914 года призывало правительство Германии, бывшее, вопреки легенде, созданной пропагандой его противников, наименьшим среди виновников начала войны. Раньше всех Вильгельм II и его приближенные поняли и то, к какому результату должна привести Германию война на истощение.
Но уже осенью 1914 года жертвой мирных переговоров могли стать почти все правительства: возмущенные народы были вправе предъявить к ним обоснованные претензии за величайшую политическую глупость и безответственность!
К тому же, в сентябре 1914 года, по мнению правительств главных противников Германии - Великобритании и России, война по существу даже не начиналась: еще не был разгромлен германский флот, а Константинополь - "богатейшая добыча всей войны" (по выражению меморандума британского МИД в марте 1915 года) - по-прежнему пребывал в руках Турции, все никак не желавшей вступать в войну.
Мало того: в течение всего августа 1914 года Турция пыталась вести переговоры о своем вступлении в войну на стороне... России! Все эти попытки были российской стороной спущены на тормозах: не имея Турцию противником, невозможно отобрать у нее столицу и проливы!..
Понятно, что в 1914 году это оставалось дипломатическим секретом, но очень характерно, что советская историография послесталинских времен взяла под защиту прежнюю российскую дипломатию, делая упор на коварство и лживость турецких политиков!
Единственным спасением для тогдашних правительств было продолжение обещаний своим народам невозможной, но так необходимой (не народам, а правительствам!) победы. От суда их могла спасти только общеупотребительная формула: победителей не судят!
И война была обречена продолжаться, доведя число только убитых к осени 1918 года более чем до 7,5млн.; из них почти треть пришлась на Россию. Такие потери заведомо превышают суммарную численноть убитых во всех европейских войнах предшествующего тысячелетия!
Это стало величайшим политическим преступлением ХХ века, поскольку все последовавшие естественно вытекали из ситуации, в которую все глубже и глубже погружалось человечество.
Неудивительно, что близкая военная победа, которой на самом деле не могло быть, фигурирует в качестве вполне возможной реальности во всех мемуарах тогдашних политиков и всех научных и пропагандистских трудах последующих историков - вплоть до наших дней.
Победители 1945 года, безоговорочно выиграв очередной тур войны, начатой еще в 1914 году, постарались и сумели стереть в памяти людей столь болезненный вопрос о виновниках начала и беспрецедентной затяжки Первой Мировой войны.
Но если Первую Мировую войну невозможно было выиграть военным путем, то чем же она должна была завершиться?
Естественно, экономическим крахом, поскольку все возраставшие военные усилия и приносимые жертвы приводили к ухудшению экономической ситуации.
О масштабах создавшегося напряжения свидетельствуют такие цифры: в России, начиная с довоенных призывов, к концу 1917 года было набрано в армию более 19 млн. человек - это была самая большая армия за всю прошедшую историю человечества. И, тем не менее, с учетом общей численности населения, Россия была далеко не самой мобилизованной среди основных участников мировой бойни.
В России в армию и флот призвали 10,5 % общей численности населения страны (считая стариков, женщин и детей), в Англии (где долго сохранялся принцип добровольности призыва) - 10,8 %, в Италии - 15,5 %, во Франции - 17,2 %, в Австро-Венгрии - 17,3 %, а в Германии - даже 19,7 %! В последней, как легко прикинуть, мобилизовали практически всех мужчин, способных носить оружие. Почти вся мужская работа, кроме требующей уникальной квалификации, в германском тылу легла на женщин и военнопленных!
И вся эта масса мобилизованных людей могла только ценой сверхусилий подвинуть линию окопов на пару сотен метров на западноевропейском фронте или на пару сотен километров - на восточноевропейском, где было больше пространства и меньше дорог и применяемой военной техники.
Неудивительно, что дезертирство и уклонение от призыва стали массовым явлением - в России война утратила всякую популярность уже к лету 1915 года. Вот какие оценки приводит С.П.Мельгунов - известный историк и публицист: "Растет дезертирство. Сколько было в действительности таких дезертиров? Никто не знает. Керенский исчисляет их к моменту революции 1200 тысяч; [И.П.]Демидов, на основании данных военной комиссии Государственной Думы, доводит эту цифру до 2 с половиной миллионов. О <<громадном размере>> дезертирства говорит 30 июля [1915 года] в Совете министров ген[ерал А.А.]Поливанов. Дезертиры образуют шайки с атаманами и представляют такую опасность общественному порядку, что министр внутренних дел [князь Н.Б.]Щербатов в заседании Сов[ета] Мин[истров] 6-го августа [1915 года] не ручается за безопасность Царского Села".
Но вечно так продолжаться не могло, и должен был наступить крах. Причем крах должен был наступить не во всех странах одновременно (о чем мечтали в свое время К.Маркс и Ф.Энгельс), а по очереди. И не было проблемы в том, чтобы угадать, в какой последовательности это должно было произойти.
Вот показатели среднедушевого национального дохода основных воевавших стран, за полгода до начала войны, в 1913 году, в английских фунтах стерлингов:
Англия 49,0
Франция 37,0
Германия 30,9
Австро-Венгрия 24,9
Италия 24,3
Россия 8,0
Добавьте к этому Канаду, Австралию, множество британских и французских колоний с их безграничными людскими ресурсами, а затем и колоссальный экономический потенциал США, с весны 1917 года усиливший экономику Англии, Франции и Италии, но в весьма малой степени помогший России - ввиду сложности транспортной связи и заметного охлаждения западных союзников к материальной помощи государству, увязшему в трясине революции.
Поскольку вся война распадалась на два основных и практически не связанных театра военных действий, то и ее исход был строго предопределен: сначала должна была пасть Россия, затем - Германия с Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией (других союзников у Германии не было), а оставшиеся имели формальное право объявить себя победителями, что и произошло.
Заговоры и интриги, приведшие к созреванию политического кризиса и началу войны, развивались не один год, и в первую половину 1914 года ее неизбежность (ничего общего не имевшая с теорией неизбежности войн при империализме!) не составляла секрета в информированных политических кругах. Исход же войны тоже был тогда ясен трезвомыслящим людям, не опьяненным политическими амбициями, а, наоборот, строившим четкие планы, чтобы воспользоваться грядущей ситуацией.
Лидер Партии социалистов-революционеров В.М.Чернов свидетельствует, что в январе 1914 года в Париже, в зале Географического общества, Ю.Пилсудский сделал доклад, в котором сообщил, что в ближайшем будущем произойдет столкновение между Россией и Австро-Венгрией из-за Балкан, которое приведет к общеевропейской войне. В этой войне Россия потерпит поражение, а затем потерпят поражение и Германия с Австро-Венгрией от соединенных сил Англии, Франции и США, вступление в войну которых Пилсудский гарантировал. Из этого вытекал изложенный им план завоевания независимости Польши: на первом этапе войны поляки выступают на стороне Германии против России, на втором этапе - на стороне западных союзников против Германии.
План этот, как всем известно, был четко реализован и привел к полному успеху (хотя после двух фаз, предусмотренных Пилсудским, наступила и третья - война с воспрянувшей Советской Россией, в которой Польша едва вновь не утратила только что обретенную независимость; опять же, как известно, мытарства Польши и после этого продолжались почти до конца ХХ века).
Чернов, к его чести, отказался от конкретных предложений поляков к сотрудничеству в рамках этого плана (хотя в 1917 году противники справа обвиняли его именно в пораженческих настроениях), но, не к чести для его проницательности, Чернов даже позже считал предвидения Пилсудского случайным выигрышем в лотерее...
У англичан были великолепные перспективы пересидеть побоище - в войне на истощение очередь их поражения должна была подойти последней. Если бы не германские подводные лодки (важнейшая роль которых до войны не предвиделась, да и было их поначалу ничтожное количество!), то жизнь вообще была бы комфортной! Вот к Великобритании и подходит идеально "совет" В.Суворова ничего не делать, а просто ждать, когда у Германии подкосятся ноги. И это прекрасно понимали ведущие британские политики.
Так бы они и действовали, но необходимо было поддерживать и у союзников иллюзию возможной победы - иначе они прекратят борьбу и разрушат сложившуюся коллизию, неминуемо ведущую к победе Великобритании. Необходимо было по возможности сохранить все фронты, осуществляющие экономическую блокаду Германии, которые одновременно фактически обеспечивали и экономическую блокаду России.
Это оказалось заранее непредвиденной, но невероятно благоприятной ситуацией для англичан: оба главных довоенных конкурента Британской империи одновременно шли к экономическому краху и поражению - чем не блестящая перспектива?!
Недаром по Европе к 1917 году стала ходить популярная "шутка", что Англия готова вести борьбу до последнего... русского солдата! Неважно, что эта шуточка скорее всего была придумана германскими пропагандистами - от этого она не становится менее справедливой. Но, чтобы российских солдат продолжали гнать в бой - для этого необходимо было поддерживать иллюзию искреннего стремления самой Англии к военной победе! Поэтому приходилось гнать на бойню и англичан, а заодно и французов, итальянцев и всех прочих!..
У французов, отдавших немцам чуть ни треть собственной метрополии (вместо желанного возвращения Эльзаса и Лотарингии!), не было никаких степеней свободы для собственного выбора: им оставалось слушаться англичан и ждать общей победы.
Замысел англичан вполне удался, и победу они получили. Досталась она им, однако, слишком дорогой ценой: в результате Первой Мировой войны мир настолько изменился и пошел в дальнейшем таким путем, что наивные мечтания англичан об устранении конкурентов, отравлявших до войны их существование, даже исполнившись, утратили всякий разумный смысл. В мире ХХ века, созданного Великой войной, места для Британской империи просто не осталось!
Но до этого, конечно, в 1914-1918 гг. было еще далеко.
Совершенно определенную позицию заняло и германское правительство: мир и только мир хоть в какой-то степени сохранял могущество Германии, достигнутое к началу Великой войны. Отсюда и непрерывные попытки к его заключению, неоднократно возобновляемые, начиная с сентября 1914 года. Отсюда и безуспешные попытки привлечь на свою сторону Россию, которую также неминуемо ждал крах в случае продолжения войны, причем еще раньше, чем Германию.
Весьма печально, что уроки Первой Мировой войны не были извлечены вовремя: ведь ситуация в 1945-1991 гг. чрезвычайно напоминала ту, что сложилась в 1914-1918 гг. - исход противоборства решался не непосредственно военными действиями, а итогом соревнования экономик. Вновь, как и раньше, слабейшей стороной оказалась Россия (хотя и под другим названием), что все мы теперь и расхлебываем.
Экономические бедствия в России начались еще в конце 1913 года, причем по инициативе вполне конкретного и определенного человека - экс-премьера графа С.Ю.Витте. Находясь в отставке и тяжело переживая это состояние, он изыскивал все мыслимые и немыслимые возможности для возвращения в состав действующего правительства. Он не придумал ничего более подходящего, чем затеять политическую интригу против тогдашнего премьера и министра финансов, своего прежнего многолетнего соратника и сотрудника В.Н.Коковцова.
Витте вменил Коковцову в вину то, что последний строит благополучие государства и укрепляет бюджет главным образом за счет доходов от государственной винной монополии, т.е., по существу, спаивая народ.
Зерно истины в этом обвинении было, ибо в 1907-1913 гг., когда Россия переживала период бурнейшего экономического роста (в том числе благодаря и чрезвычайно грамотной финансовой политике Коковцова), поступления от винной монополии дошли до четверти доходной части всего государственного бюджета.
Заметим, однако, что в этом не было ничего принципиально нового. Например, в России, разоренной Крымской войной, еще сильнее налегли на продажу водки, доведя доходы от этого в 1858 году до 33 %, а в 1860 году - даже до 46 % годовых поступлений в государственную казну!
Тем не менее, Витте удалось опорочить Коковцова в глазах Николая II, вдохновить усилия всех его недоброжелателей, и в январе 1914 года Коковцов был уволен в отставку. Самому Витте это, как оказалось, ничего не дало. Однако увольнение Коковцова сыграло решающую роль для России: из правительства был удален самый твердый и, по существу, единственный к этому времени противник возникновения общеевропейской войны; главный поборник мира - П.А.Столыпин - погиб еще в сентябре 1911 года.
С уходом Коковцова начались меры по сокращению продажи водки, что уже в первую половину 1914 года уменьшило поступления в бюджет - пока, правда, в незначительных размерах.
Зато 22 августа 1914 года, в самом начале войны, Николай II принял единоличное решение о введении полного "сухого закона" (вторым столь же мудрым отечественным политиком ХХ века стал, как известно, М.С.Горбачев - результаты получились аналогичными!). Войну, которую с 1914 года называли в русской печати и Второй Отечественной, и Великой Отечественной, и Священной, надлежало вести, по мнению царя, трезвой нации. Поскольку победу ожидалось отмечать через какие-нибудь несколько месяцев, большой беды в этом воздержании не предвиделось.
Однако победа не пришла, а конец войны отдалился на непредсказуемый срок.
Государство, которое в военных условиях должно было не сокращать, а увеличивать расходы, столкнулось с проблемой потребности в денежной массе. Вот тут-то и начало играть роль то, что доходы одновременно не только не увеличились, но и резко сократились - за счет прекращения доходов от винной монополии.
Первоначально это не грозило большими бедствиями, поскольку накануне войны, благодаря усилиям того же Коковцова, Россия накопила гигантский золотой запас, намного превышавший золотой запас в любой иной стране.
Строго говоря, первоначальное увеличение денежной массы еще не было инфляцией. Она пришла позже - спустя немногим более полугода с начала войны, но затем нарастала со все большим ускорением.
Результатом введения "сухого закона" было и нарушение баланса товарооборота между городом и деревней.
Сельские жители производили продовольствие, в российских условиях - прежде всего хлеб, и обменивали его на промышленные товары, среди которых государственная водка занимала первое место. Теперь стимул для продажи зерна резко уменьшился, а никаких других способов для заготовки продовольствия царская Россия не имела!
Крестьяне должны были увеличить и собственное потребление зерна: закон - законом, но пьянство - не только вредная привычка, но, начиная с некоторой индивидуальной фазы, и наркотическая потребность - с этим также пришлось остро столкнуться в эпоху Горбачева! Крестьяне, следовательно, должны были гнать самогон, а на это тогда использовалось, в основном, то же хлебное зерно.
Мало того, создалась массовая подпольная индустрия: хлеб, перегнанный в вино, стоил много дороже хлеба в чистом виде!
Другим фактором, разрушавшим товарооборот между городом и деревней, стала мобилизация промышленности.
К началу 1917 года порядка трех четвертей всех промышленных рабочих работало на войну. Военное производство достигло таких масштабов, что запасов оружия и боеприпасов хватило, как известно, еще на добрых пять лет злейшей Гражданской войны - при почти полном параличе промышленности после 1917 года! Объем товаров, требуемых сельским жителям, сократился и по этой причине.
Ударило по товарообмену и фактическое установление экономической блокады России: были перерезаны традиционные торговые пути через Балтийское и Черное моря и полностью закрыты вся западная и закавказская сухопутные границы. С портами, свободными для продолжения торговли - Архангельском и Владивостоком - центр России связывался единственными одноколейными железнодорожными линиями. Архангельск, кроме того, замерзал на зиму, а железнодорожную колею к незамерзающему Мурманску построили только к 1917 году. В море же транспортные суда встречались вражескими подводными лодками.
Итогом стало почти полное прекращение международной торговли мирными товарами - причем и экспорта, и импорта.
До войны же, оказывается, даже подавляющее большинство самого распространенного сельскохозяйственного инструмента - обычных ручных кос! - ввозилось из Австро-Венгрии; понятно, наладить достаточное их производство в условиях мобилизации промышленности оказалось нереальным.
С начала 1915 года стали возникать перебои транспорта, все более переходившие в знаменитую железнодорожную разруху, окончательно разразившуюся уже в послереволюционное время. Оказалось, что и это бедствие было заранее рассчитанным, причем исходя исключительно из благих целей.
Военные перевозки были тщательно спланированы, а планы эти прекрасно выполнены. Было рассчитано, например, что в результате жестокой эксплуатации большая часть паровозов выйдет из строя к концу первого полугодия войны, что и произошло.
До начала войны такой план не вызывал никаких тревог: никто же не ждал, что война продлится дольше! После победоносной войны поверженные противники или благодарные союзники, конечно же, должны были с легкостью восполнить российские потери!
Перебои транспорта стали резко сказываться на доставке товаров, тем более что на военное снабжение постоянно обращали главные заботы.
Следствием всего перечисленного стал неудержимый рост цен.
Казалось бы, больше должны были расти цены на промышленные товары, производство которых резко упало; продовольствия же хватало, поскольку с лета 1914 года прекратился его экспорт и запасы возросли (до этого времени Россия занимала первое место в мире по экспорту зерновых, вывозя треть общего объема мировой хлебной торговли в весовом исчислении). Но рыночные законы не подчиняются такой примитивной логике; в большей степени росли цены на то, что имело больший спрос.
К тому же и продовольствие, которого в 1914-1916 гг. в России был избыток, имелось отнюдь не там, где в нем была наибольшая нужда: его еще нужно было перевезти. Здесь-то и сказался в первую очередь перевод транспорта с мирных грузов на военные: в июле 1914 года было перевезено только 72% объема хлебных перевозок июля 1913 года, в августе 1914 - 35% объема августа 1913 года (столь значительное падение объясняется и внезапным прекращением экспорта через западную границу), в сентябре - соответственно 47%. И позже объемы хлебных перевозок ни разу не превысили 60% нормы мирного времени.
Человек может лишний месяц походить в изношенной одежде или обуви, а вот прожить месяц без еды еще никому не удавалось! И цены на продовольствие полезли в первую очередь. Если к весне 1915 года общий прирост цен составил 25% от уровня 1913 года, то цены на муку и хлебные товары поднялись уже на 40-50%.
В условиях общей инфляции средняя зарплата рабочих Петрограда выросла к октябрю 1916 года в 2 раза по сравнению с довоенным временем, а цены на продукты питания там же - в 4 раза.
Осенью 1915 года от хлебных перебоев страдало население уже большинства городов России.
Определенную гарантию снабжения давала карточная система. И в Первую, и во Вторую мировые войны к ней прибегали во всех воюющих европейских государствах. Исключением не было и царское правительство, но в Петрограде и в Москве ее в феврале 1917 года еще не было, хотя она успешно функционировала совсем недалеко - в Пскове.
Принципиально было принято решение о введении карточек и в столицах, и как раз в феврале это стало предметом пересудов и слухов. До этого правительство пыталось сделать хорошую мину при плохой игре: создавало иллюзию вполне нормальной и не затронутой военными бедами жизни хотя бы в столицах - типично российский вариант показухи!
Постепенно сложился порочный круг: производители зерна почувствовали, что задержки в его продаже ведут к повышению цен, опережающему рост цен на остальные товары. Следовательно, чем позже продашь хлеб, тем больше выиграешь. Все новые и новые задержки в поставке хлеба давали селянам и торговцам-посредникам все большую и большую выгоду!
Выгоднее всего было вести дело к голоду в городах. Противовесом этому стремлению было только гражданское чувство долга, которое вступало в противоречие с элементарной жаждой наживы. Но чувство долга оказалось не безграничным, и городское население было бы обречено, если бы не прибегло в ответ к методам внеэкономического принуждения.
Россия выползла из этой ситуации только весной 1918 года, когда в деревни были посланы продотряды, приступившие к реквизициям. Найденная "палочка-выручалочка" оказалась с двумя концами: в 1921-1922 гг. вымерло от голода порядка десяти миллионов дочиста ограбленных к тому времени сельских жителей.
Вскоре Россия снова попала в почти аналогичную ситуацию, и после перебоев в хлебном снабжении 1928-1929 гг. крестьян попросту коллективизировали, лишив права собственности на продукты их труда; непосредственным результатом стал голод уже 1932-1933 гг.