 |
|
Аргументы государства-ответчика
65. Государство-ответчик не оспаривало применимость статьи 10 Конвенции в настоящем деле. Оно также признало, что решение о прекращении судебных полномочий Заявителя было вмешательством в её свободу выражения мнения, гарантированную в статье.
66. Однако его представители утверждали, что это вмешательство было оправдано с точки зрения пункта 2 статьи 10 Конвенции, что оно было предписано законом, преследовало законную цель и было «необходимым в демократическом обществе». Соответствующие доводы государства-ответчика можно обобщить следующим образом.
(a) «Предписано законом»
67. С точки зрения государства-ответчика, судейский статус Заявителя был прекращен в соответствии с материально-правовыми и процессуальными законами. Его представители оспаривали аргумент Заявителя о том, что закон «О статусе судей в РФ» был сформулирован нечётко, чтобы стать основанием для дисциплинарного взыскания. Они также утверждали, что Кодекс чести судьи является юридически обязывающим документом с момента своего принятия 21 октября 1993 г. Советом судей РФ после его утверждения на втором Всероссийском съезде судей. Он утратил свою силу только 2 декабря 2004 г., когда был заменён Кодексом судебной этики, принятым Всероссийским съездом судей.
68. В отношении предполагаемой ненадлежащей подсудности Мосгорсуда, государство-ответчик не согласилось с Заявителем, считая, что во время происходивших событий юрисдикция определялась федеральным законом «Об органах судейского сообщества в РФ», в соответствии с которым, суды субъектов РФ были уполномочены рассматривать такие иски. Положение изменилось только 2 февраля 2006 г., когда Конституционный Суд дал толкование коллизионных положений Гражданско-процессуального кодекса. Государство-ответчик указало на то, что Заявитель сама подала свой иск в Мосгорсуд, таким образом, признавая его юрисдикцию. К тому же, в своих обращениях о передаче дела, она не упоминала о ненадлежащей подсудности Мосгорсуда, но лишь о его предполагаемой пристрастности.
(b) Законная цель
69. Государство-ответчик заявило, что оспоренная мера была необходима для «обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия» и «защиты репутации или прав других». Высказывания Заявителя были разрушительны для судебной системы в целом и способствовали распространению «правового нигилизма» среди общественности. К тому же, она распространила порочащие высказывания в отношении руководства Мосгорсуда и не смогла доказать заявленные факты. Интересы правосудия и вовлечённых лиц, занимающих судебные должности, требовали вмешательства Государства и применения санкций к Заявителю.
(c) «Необходимо в демократическом обществе»
70. С точки зрения Правительства, прекращение судебных полномочий Заявителя было соразмерно преследуемой законной цели и, что оно отвечало «острой социальной необходимости». Его представители сослались на практику Европейского Суда, который ранее констатировал, что «в ситуациях, когда на повестке дня стоит право на свободное выражение мнения государственных служащих, «обязанности и ответственность», упоминаемые в пункте 2 статьи10, приобретают особую значимость, которая оправдывает предоставление национальным органам власти определённых рамок усмотрения при определении соразмерности оспоренного вмешательства вышеупомянутой цели» (Правительство сослалось на дело «Фогт пр. Германии» (Vogt v. Germany), 26 сентября 1995 г., § 53, Серия A № 323). С его точки зрения, ограничения на свободу выражения мнения судей имели даже большую важность, чем в случаях с другими госслужащими. Таким образом, Государство должно иметь даже более широкие рамки усмотрения при использовании ограничений на свободу слова судей.
71. Государство-ответчик усматривало два отдельных аспекта в дисциплинарном правонарушении, совершённом Заявителем, каждый из которых был настолько серьёзен, что сам по себе оправдывал наложенную на неё дисциплинарную санкцию.
72. Во-первых, высказывания, касающиеся судей и судебной системы и свидетельствующие о незаконном поведении г-жи Егоровой и других служащих. Однако в своей жалобе на трёх человек в Высшую квалификационную коллегию судей она не представила достаточных доказательств этих фактов. Таким образом, эти обвинения нельзя было рассматривать как добросовестный отзыв или обоснованную критику.
73. Государство-ответчик заявляло, что даже если эти высказывания расценивать как оценочные суждения, они по-прежнему нуждались в каком-либо фактологическом основании и, в любом случае, должны были оставаться в рамках совместимых с высокими моральными стандартами, предъявляемыми к судьям. В настоящем деле, Заявитель зашла дальше, чем было допустимо для госслужащего, а особенно, судьи. Притом, что свобода выражения мнения гарантирована каждому, правила судебной этики накладывают определённые ограничения на занимающих судебные должности. Последние выступают в качестве гарантов принципа верховенства закона, и поэтому было необходимо установить строгие ограничения их поведения, чтобы обеспечить авторитет и беспристрастность правосудия. К тому же, мнение, выраженное судьёй, представляло большую опасность ввести в заблуждение общественность, потому что имеет больший вес, нежели высказывания сторонних людей. Общественность более склонна доверять людям, обладающим профессиональными знаниями о судебной системе, и их взгляды считаются более авторитетными и взвешенными.
74. Второй аспект дисциплинарного проступка Заявителя состоял в том, что она высказалась об уголовном деле в отношении Зайцева, которое во время происходивших событий находилось на рассмотрении в вышестоящей инстанции. Для судьи недопустимо комментировать дело, рассмотрение которого судом ещё не закончилось, поскольку это является посягательством на компетенцию суда, его независимость и беспристрастность.
75. Отвечая Заявителю на то, что заинтересованные лица должны были сами подать иски о защите чести и достоинства, государство-ответчик заявило, что эти люди не испытывали личной неприязни к Заявителю и не были намерены обращаться в суд для защиты каких-либо частных интересов.
76. Далее государство-ответчик утверждало, что Заявитель злоупотребила своим положением судьи для достижения личных целей, а именно для получения новых голосов избирателей за счёт репутации своих коллег и судебных органов. Именно поэтому она высказала свои обвинения только через несколько месяцев после известных событий, во время своей предвыборной кампании.
77. Наконец, государство-ответчик заявило, что выбор дисциплинарной санкции был оправдан, учитывая особые обстоятельства дела. Заявитель продемонстрировала неспособность соответствовать требованиям обязательным для сохранения судебных полномочий, и посему применение меры, допускавшей продолжения её работы в качестве судьи, например, предупреждения, было бы недостаточно. К тому же, никаких дальнейших мер в отношении Заявителя принято не было. В частности Заявителю не было запрещено далее участвовать в общественной дискуссии на эту тему.
78. Учитывая сказанное выше, государство-ответчик сочло, что вмешательство в осуществление Заявителем свободы выражения мнения было «необходимо в демократическом обществе».
B. Оценка Суда
79. В отношении пределов рассмотрения по данному делу, Суд указывает, что обе стороны согласны, что решение о прекращение судейских полномочий Заявителя было следствием её высказываний в СМИ. Ни пригодность Заявителя к государственной службе, ни её профессиональная способность осуществлять судебные полномочия не оспаривались перед национальными органами власти. Таким образом, обжалованная мера, по сути, относилась к свободе выражения мнения, а не к праву занимать государственные должности в судебной системе, право на которое не гарантировано Конвенцией (см. «Харабин пр. Словакии» (Harabin v. Slovakia) (реш.), № 62584/00, 29 июня 2004 г.). Отсюда следует, что статья 10 применима в настоящем деле.
80. Суд считает, что дисциплинарное наказание, наложенное на Заявителя, явилось вмешательством в осуществление права, гарантированного в статье 10 Конвенции. К тому же, наличие вмешательства не было предметом спора между сторонами. Поэтому Суд рассмотрит вопрос о том, было ли оно обосновано с точки зрения пункта 2 статьи 10 Конвенции.