Главная | Обратная связь

Особое мнение судьи Николау

Обстоятельства, при которых дело Зайцева было передано другому судье, во время процесса, проводимого Заявителем, действительно рождают озабоченность. Эта озабоченность не проистекает непосредственно из высказываний Заявителя в СМИ относительно того, что произошло, поскольку её версия была оспорена, и по этой причине не может рассматриваться как предпочтительная в настоящем контексте. Источником этой озабоченности скорее является содержание отчёта о результатах служебного расследования, которое было проведено по факту жалобы Заявителя в отношении этих обстоятельств.

Необходимо отметить, что после 23 июля 2003 г., когда это дело было поручено другому судье, Заявитель участвовала в качестве судьи в нескольких других уголовных делах до конца октября 2003 г., когда, по её просьбе, она была отстранена от работы в суде, поскольку была кандидатом на всеобщих выборах 7 декабря 2003 г. в Государственную Думу РФ. Заявитель дала интервью, содержавшие оспоренные высказывания с выпадами против национальной судебной системы, только в начале декабря 2003, в контексте предвыборной кампании и более чем через четыре месяца после передачи дела Зайцева; а жалобу в Высшую квалификационную коллегию судей на то, что председатель Мосгорсуда незаконно оказывала давление на неё с целью помешать ей осуществлять обязанности судьи должным образом, она подала в день двух своих последних интервью, 4 декабря 2003 г. Таким образом, была существенная задержка, но я готов признать, что из этого не обязательно следуют какие-либо далеко идущие выводы.

Далее, следует заметить, что в соответствии со статьёй 6.2 Уголовно-процессуального кодекса РФ, председатели судов помимо судебных, выполняют ещё и административные функции. Т. е. они отвечают за организацию работы суда и распределение дел между судьями. Эти обязанности регламентируются статьёй 242 того же кодекса, в котором ясно говорится о том, что принципиально следует принимать как должное, а именно то, что дело должно рассматриваться одним и тем же судьёй, если только он или она не окажутся неспособны принимать участие в слушании. По-видимому, в данном случае, осуществляя свои полномочия, указанные в статье 6.2, председатель Мосгорсуда изъяла дело из производства Заявителя. Изначально, это было сделано под предлогом того, что, если бы дело осталось в руках Заявителя, то это привело бы к неприемлемой задержке. Однако позднее объяснение было изменено. В отчёте, подготовленном судьёй, проводившим проверку, было сказано, что основания, на которые опиралась председатель суда, заключались, по сути, в том, что Заявитель: «была неспособна вести судебное слушание, её процессуальные действия были непоследовательны, [она действовала] в нарушение принципа состязательности и равенства сторон, она высказывала своё правовое мнение о ещё незаконченном уголовном процессе и делала попытки получить консультации у председателя суда по данному делу, а также в виду наличия конфиденциальных сообщений соответствующих органов председателю Мосгорсуда в отношении судьи Кудешкиной, в связи с рассмотрением дела Зайцева и других уголовных дел».

Было продемонстрировано, что, истолковывая вышеупомянутую статью 6.2, национальные суды не признали, что председатели судов обладают такими огромными полномочиями при административном рассмотрении того, что явно является процессуальными вопросами судебного характера; и было бы очень удивительно, если бы они признали. Но наиболее тревожным моментом была опора на «... конфиденциальные отчёты соответствующих органов председателю Мосгорсуда относительно судьи Кудешкиной...» как основание для отстранения судьи от этого дела. Судья, проводивший расследование, видимо, и не подумал о том, что такие основания рождали какие-либо вопросы, равно как он не усмотрел какой-либо связи между ними и изложением событий Заявителя, которое, в определённой степени, подтверждалось письменными утверждениями народных заседателей и секретаря суда, по крайней мере, в отношении того, как разворачивались события. Его вывод о недостаточности доказательств в поддержку обвинения Заявителя, основанный только на том, что их отрицал человек, в адрес которого они были направлены, нельзя расценивать как удовлетворительный. Наконец, нет оснований считать, что соответствующие органы власти рассматривали какой-либо из этих вопросов при принятии решения отклонить жалобу.

Учитывая такое общее положение вещей, и в свете содержания заключения о служебной проверке, который оставил простор различным сценариям, право Заявителя на свободу выражения мнения приобретает особенную значимость. Такова моя оценка. И хотя мне кажется, что судье, более чем кому-либо, следует воздерживаться от публичных выступлений в период, либо пока дело ещё находится в производстве – как в данном случае – либо до подачи жалобы в соответствующую инстанцию и предоставления времени на ответ – чего Заявитель не сделала – я по-прежнему не отвергаю возможности принять точку зрения, которой как мы видим, придерживалось большинство состава Суда о том, что судья сохраняла право на публичное выступление немедленно, вследствие предположительно исключительных обстоятельств.

Важнейший аспект этого дела, однако, заключается в том, что высказывания Заявителя не ограничивались только процессом над Зайцевым. Заявитель высказывалась прямо и недвусмысленно о существовании проблемы гораздо большего масштаба в национальной судебной системе. Ссылаясь на свой долгий опыт работы в Мосгорсуде, она категорично заявила, что сомневается в существовании независимых судов в Москве. Она утверждала, не приводя никаких уточнений или конкретных примеров, что московские суды, как при рассмотрении гражданских, так и уголовных дел, системaтически используются как инструмент сведения политических, коммерческих или личных счетов; она говорила о грубых манипуляциях судьями, возмутительных скандалах и широко распространенной коррупции в московских судах; и она сделала вывод, что если все судьи будут молчать об этом, в стране уже в самое ближайшее время может просто наступить «судебный беспредел». Для меня очевидно, что из её высказываний следует, что она могла привести конкретные примеры, которые были бы подтверждением того, что она описывала в отношении масштаба проблемы. Однако она не приложила никаких усилий для создания фактологического основания до того, как высказывать оценочные суждения о степени и серьёзности ситуации, которую она обобщила, сказав, что «никто не может быть застрахован и уверен в том, что его дело, любое, будь то гражданское, административное или уголовное, будет разрешено по закону, а не в угоду кому-либо». Эти чрезвычайно резкие слова исходили от судьи, и они не должны были прозвучать, если судья не была в состоянии обосновать их, хотя бы в какой-то степени.

Постановление Суда в основном основывается на деле Зайцева в то время, как высказываниям Заявителя о более масштабной проблеме (созданной, по её мнению, массой других случаев подобных делу Зайцева, которое было лишь одним из примеров), на мой взгляд, не было уделено достаточно внимания. В сущности, она настаивала на том, что такие проявления были широко распространены и носили систематический характер, что и сформировало основание для её заключения о том, что обычный гражданин не мог надеяться добиться справедливости в судах Москвы. Далее, в отношении общего тона ссылок на высказывания Заявителя в принятом большинством постановлении, я не могу согласиться с тем, что известные высказывания главным образом состояли из оценочных суждений, не требовавших доказательств, хотя и знаю о гибкости практики Суда в этой связи.

Если, действительно, Заявителю были известны факты помимо тех, что относились к делу Зайцева, о значительной коррумпированности судов и принуждению судей к закулисным договорённостям, Заявитель, высказывая обвинения, должна была сообщить более конкретные сведения. На деле же она заклеймила каждого судью, работающего в московских судах или как добровольного пособника, или как беспомощную жертву прогнившей судебной системы, забыв о тех судьях, которые, как она сама, могли претендовать на безупречную репутацию. Вкратце, она осудила всех судей без разбора, тем самым, разрушая всю судебную систему. Один лишь инцидент в деле Зайцева, не даёт основания для таких далеко идущих выводов.

Следует иметь в виду, что сказанное судьёй публично может возыметь значительный эффект, поскольку люди естественно склонны воспринимать взгляды судьи как сбалансированные и выверенные; в то время как, например, считается, что журналист, который воспринимается как страж общественных интересов, иногда может позволить себе провокацию или преувеличение. Во время, когда были сделаны оспоренные высказывания, судебные полномочия Заявителя уже были приостановлены, чтобы дать ей возможность провести свою политическую кампанию. Следовательно, она могла высказываться более свободно. Однако она по-прежнему оставалась судьёй. Она была по-прежнему связана положениями закона «О статусе судей в РФ» и должна была иметь в виду Кодекс судейской этики, невзирая на его правовой статус. Поэтому она была обязана высказываться сдержанно. Вместо этого, она пошла на неприемлемые крайности. Поэтому, по моему мнению, национальные органы власти были вправе прийти к такому заключению, к которому они пришли, а именно, что «действия судьи Кудешкиной опорочили честь и достоинство судьи, дискредитировали авторитет правосудия [и] нанесли значительный ущерб престижу профессии судьи, являясь, таким образом, дисциплинарным правонарушением». Далее, при таких обстоятельствах, дисциплинарное наказание, наложенное на Заявителя, не было, на мой взгляд, несоразмерным.

И последнее. Заявитель жаловалась на процессуальное нарушение при судебном пересмотре её жалобы, которое, с моей точки зрения, ни к чему не сводилось. Пусть и с некоторой задержкой, один из судей Верховного Суда указал ей на то, что правила о юрисдикции запрещали передачу функции судебного пересмотра её дела из Мосгорсуда в другой суд. Так или иначе, участие Мосгорсуда не могло оказать решающее влияние на исход разбирательств в целом, учитывая, что выводы по существу дела и окончательный пересмотр меры наказания были сделаны органами, чья беспристрастность сомнений не вызывала.

10. В понедельник 30 июня 2003 г. оба народных заседателя заявили с ходатайства о самоотводе по данному делу.

9. В июне 2003 г. суд в составе Заявителя в качестве судьи и двух народных заседателей, г-жи И. и г-жи Д. начали рассмотрение этого дела. Во время слушания 26 июня 2003 г. суд предоставил прокурору возможность представить доказательства в пользу обвинения. Тот заявил, что суд не обеспечил явку свидетелей обвинения и заявил протест в отношении порядка ведения процесса. На следующий день, в пятницу 27 июня 2003 г., он заявил отвод Заявителю в качестве судьи на основании предвзятости, которую она якобы продемонстрировала при допросе одного из потерпевших. Другие участники процесса, включая упомянутого потерпевшего, возражали против удовлетворения отвода. В тот же день народные заседатели отклонили отвод, вслед за чем, прокурор заявил отвод обоим народным заседателям. Участники процесса не согласились с отводом, и он был отклонён. В тот же день, прокурор заявил новый отвод народным заседателям на основании их предвзятости, также отклонённый Заявителем в тот же день.