Главная | Обратная связь

Формування людської мови

Человеческий язык, как это имело место и в отношении материаль­ной культуры, прошел долгий путь развития, и звуки, сопровождающие первые трудовые дей­ствия, еще не могли быть подлинными словами, обозна­чающими отдельные объекты, их качества или производимые с ними действия. Эти звуки вначале еще не существовали самостоятельно, а были вплетены в практи­ческую деятельность. К тому же они непременно сопро­вождались жестами и выразительными интонациями, и понять их значение можно было, лишь зная ту конкрет­ную наглядную ситуацию, в которой они возникли.

Такой «действенный разговор», осуществляемый ру­ками, приводил, однако, как отмечает Тих, к конфликту между двумя функциями руки — действием с предметами и их обозначением, что влекло за собой передачу семан­тической функции голосовым органам. Тем самым было положено начало развитию самостоятельного звукового языка.

Однако врожденные звуки, жесты, мимика сохраняли свое значение начиная с первобытных людей до наших дней, правда, лишь в качестве дополнения к акустичес­ким средствам. Все же длительное время связь этих компо­нентов продолжала оставаться настолько тесной, что один и тот же звуковой комплекс («праслово») мог обозначать, например, и предмет, на который указывала рука, и саму руку, и действие, производимое с этим предметом. Толь­ко после того как звуки языка отделились от практических действий, возникли первые подлинные слова. Эти слова, очевидно, обозначали предметы, и лишь значительно позже появились слова, обозначающие действия и качества.

В ходе отделения языка от непосредственно практичес­кой деятельности словесные значения становятся все бо­лее абстрактными, язык все больше выступает и как средство человеческого мышления, а не только как сред­ство общения. Леонтьев пишет по этому поводу, что «непос­редственная связь языка и речи с трудовой деятельностью людей есть то главнейшее и основное условие, под влия­нием которого они развивались как носители "объекти­вированного" сознательного отражения действительности. Обозначая в трудовом процессе предмет, слово выделяет и обобщает его для индивидуального сознания именно в этом, объективно-общественном его отношении, т.е. как общественный предмет»7. То, что мышление, речь и обще­ственно-трудовая деятельность составляют в своем зарож­дении и развитии единый комплекс, что при этом мышление человека могло развиваться лишь в единстве с общественным сознанием, и составляет основное каче­ственное отличие человеческого мышления от мышления у животных. Деятельность животных и в высших ее формах всецело подчиняется естественным связям и отношениям между предметными компонентами окружающей среды. Деятельность же человека, выросшая из деятельности жи­вотных, претерпела коренные качественные изменения и подчиняется уже не столько природным, сколько об­щественным связям и отношениям. Это общественно-тру­довое содержание и отражают слова, понятия человеческой речи.

* * *

Психика даже высших животных способна отражать лишь пространственно-временные связи и отношения меж­ду предметными компонентами среды, но не глубокие причинно-следственные связи. Психика же человека пря­мо или косвенно отражает также и общественные связи и отношения, деятельность других людей, равно как ее ре­зультаты, и это позволило человеку постигнуть даже недо­ступные наблюдению причинно-следственные связи. На этой основе стало возможным отражение в мозгу человека предметной действительности вне непосредственного от­ношения к ней субъекта, т.е. в сознании человека образ действительности уже не сливается с переживанием субъек­та, а отражаются объективные, устойчивые свойства этой действительности.

Определяя человеческое мышление как общественно обусловленную познавательную деятельность, С.Л.Рубин­штейн подчеркивал, что «мышление, в собственном смысле слова, без языка невозможно. Абстрактное мыш­ление — это языковое, словесное мышление... Человеческое познание есть историческая катего­рия. Оно не сводимо к моментальному акту, в котором знание возникает, чтобы тут же угаснуть. Познание в соб­ственном смысле слова предполагает преемственность при­обретаемых познаний и, значит, возможность их фиксации, осуществляемой посредством слова»8. Животные лишены возможности словесного общения, а тем более словесной фиксации приобретаемых познаний и их передачи потомст­ву с помощью языка. Этим определяется предел мышления животных, равно как их коммуникативных возможностей, и одновременно характеризуется биологическая, чисто приспособительная роль их общения. Ведь для осуществле­ния этой роли не нужны слова, благодаря которым «впер­вые появляются абстрагируемые от вещей идеальные объекты мышления как "теоретической" деятельности и вместе с ними и эта последняя»9.

Итак, мы подошли к тому рубежу, когда на фоне филогенетической общности происхождения четко выри­совывается коренное различие между интеллектом живот­ных и сознанием человека, а тем самым и грань между животным и человеком вообще. Переход через эту грань стал возможен и необходим в результате активного, в корне иного воздействия на природу при осуществлении трудовой деятельности. Осуществляемая с помощью орудий труда, эта деятельность опосредовала отношения ее исполнителя к природе, а это послужило важнейшей предпосылкой для преобразования досознательной психики в сознание.

Элементы опосредованного отношения к природе, к ее предметным компонентам встречаются уже в манипу-ляционной активности обезьян, особенно при компенса­торном манипулировании и в орудийных действиях, а также при демонстрационном манипулировании. Однако, как уже отмечалось, при сложном манипулировании, когда обезьяна воздействует одним объектом на другой, ее внимание направлено лишь на изменения, происходящие в аналоге орудия («первом объекте»), но не в объекте воздействия («втором объекте»). Подлинные же орудийные действия ситуационно обусловлены, и соответственно их познава­тельная ценность предельно ограничена конкретным, чи­сто приспособительным значением этих действий, как об этом свидетельствуют и приведенные раньше примеры. Свое всемерное развитие и полноценное познавательное значе­ние опосредованные действия получают только тогда, когда после слияния компенсаторного манипулирования с ору­дийными действиями внимание переключается на обраба­тываемый («второй») объект, что с необходимостью и происходит при трудовой деятельности. Именно такое и только такое опосредованное отношение к природе позво­лило человеку вскрыть недоступные непосредственному наблюдению существенные, внутренние взаимозависимо­сти и закономерности природы.

Не менее существенным для преобразования досозна-тельной психики в сознание являлось то, что опосредо­ванное отношение к природе формировалось в ходе установления трудовых связей между работающими, через их общение друг с другом при выполнении трудовых опе­раций. Именно таким образом возникала одновременно с сознанием в процессе трудовой деятельности членораздель­ная речь, послужившая средством обусловливания инди­видуального сознания общественным.

Как указывал К. Маркс, сознание людей было первоначально непосредственно вплетено в их материальную деятельность и материальное общение.

О коренном отличии исторического развития че­ловечества от биологической эволюции животных, куль­турного типа развития поведения от биологического Л.С.Выготский писал, что «развитие высших психических функций происходит без изменения биологического типа человека, в то время как изменения биологического типа являются основой эволюционного типа развития. Как из­вестно и как неоднократно указывалось, эта черта составляет и общее отличие исторического развития человека». У человека, продолжает Выготский, «на первый план выс­тупает развитие его искусственных органов -- орудий, а не изменение органов и строения тела»10.

Но именно биологическая эволюция животных, весь ход филогенеза позвоночных, а еще ниже — беспозвоноч­ных создали биологическую основу и предпосылки для этого небывалого в истории органического мира перехода на совершенно новый уровень развития.