 |
|
Вкладыш иллюстраций
Дэвид Скотт Мастейн: автобиография в стиле хэви-метал
(Внимание! В переводе присутствует нецензурная лексика)
Авторы: Дейв Мастейн при участии Джо Лейдена
Переводчик: Дмитрий Семёнов (http://vk.com/atheistd; atheistd@gmail.com)
Информационная поддержка: megadeth.ru, metbash.ru, vk.com/megadeth_ru
Оригинал текста: 
Эпиграф
Эта книга посвящается родителям, которым я обещал, что буду хорошо себя вести.
И всем тем, кто утверждал, что не буду…
Иди, иди, иди ко мне, моя маленькая други.
Только я не могу понять всего этого.
Старые дни мертвы, они канули в Лету.
За то, что было совершено мною в прошлом,
Я понес наказание. Я излечился.
-- Алекс, «Заводной Апельсин»
Сожаления, не много их было…
-- Сид Вишес, Sex Pistols
Примечание автора и переводчика
Некоторые имена и идентификационные данные были изменены с целью защитить конфиденциальность отдельных лиц. Фотография на странице 2 сделана Робом Шеем. Все фотографии в книге и вкладки иллюстраций любезно предоставлены данным автором, если не указано иное.
Переводчик оставляет за собой право распространять перевод на электронных ресурсах по своему усмотрению и разрешает копирование перевода сторонними ресурсами только в случае полного сохранения оригинального текста. Ресурсы, к которым обратился автор с просьбой удалить свой перевод, должны незамедлительно это сделать.
Содержание
| Обложка………………………………………………………………………………………………………………... Эпиграф…………………………………………………………………………………………………………………. Примечание автора и переводчика.……………………………………………………………………….. Пролог: С подковой в заднице……………………………………………………………………………….. Глава 1: Дорогой папочка……………………………………………………………………………………….. Глава 2: Травяное безумие……………………………………………………………………………………… Глава 3: Ларс и я, или Во что я себя втягиваю?................................................................ Глава 4: Металлика: быстрая, громкая, неуправляемая………………………………………….. Глава 5: Брошенный Алкоголикой…………………………………………………………………………. Глава 6: Создание совершенного монстра: Мегадэт……………………………………………….. Глава 7: Миссия: разрушить все правила Бога и человека…………………….………………… Глава 8: Близкое знакомство чревато взаимной потерей уважения……………………….. Глава 9: Закат западной цивилизации.………………………………………………………………….. Вкладка иллюстраций…….……………………………………………………………………………………… Глава 10: Странствующий карнавал……………….…………..………………………………………….. Глава 11: Вопреки рекомендациям врача……………………………………………………………….. Глава 12: Прожитые годы………………………………………………………………………………………. Глава 13: Молюсь Господу о спасении своей души………………………………………………….. Глава 14: Внутренние предатели…………………………………………………………………………….. Глава 15: Душа на продажу…………………………………………………………………………………….. Глава 16: Подобный Богу……………………………………………………………………………………….. Глава 17: Мегадэт: возрождение…………………………………………………………………………….. Эпилог: три катера и вертолет……………………..………………………………………………………… Об авторе……………………………………………………………………………………………………………….. Авторские права…………………………………………………………………………………………………….. Об издателе……………………………………………………………………………………………………………. |
Пролог:C подковой в заднице
Фотография Дэниэла Гонзалеса Торисо
Хант, Техас,
январь 2002
Если хотите добраться до самой сути, кажется, это книга - лучший источник из возможных, хотя я буду первым, кто согласится с тем, что суть всегда служила меняющейся целью в моей мрачной и извилистой, спид-металлической версии диккенсовской жизни.
Нищее, мимолетное детство? Да.
Жестокий отец-алкоголик? Да.
Мозговыносящие религиозные сумасшествия (в моем случае крайности Свидетелей Иеговы и Сатанизм)? Да.
Алкоголизм, наркомания, бездомность? Да, да, да.
Душераздирающие профессиональные и музыкальные неудачи? Да.
Реабилитация? Да (семнадцать раз, хотите - верьте, хотите - нет).
Балансирование на краю жизни и смерти? Да, и это тоже.
Джеймс Хэтфилд, который был одним из моих лучших друзей, близкий мне как брат, однажды отметил с некоторым скептицизмом, что должно быть я родился с подковой в заднице. Вот таким счастливым я был. И еще больше я счастлив тому, что до сих пор дышу после стольких звоночков. И должен признать, что в некотором роде он прав. Я был счастливым. Я был одаренным. Но вот какое дело с застрявшей в прямой кишке подковой: она еще и причиняет чертовскую боль. И вы никогда не забудете, что она там находится.
Так что вот он я, проходящий очередной период реабилитации, в местечке под названием Ла Хасиенда, в сердце девственного Техас-Хилл-Кантри. Оно находится всего в двухстах милях или около того от Форт-Уэрт, но разница огромная со всем его животноводческим хозяйством и летним лагерем для соседей. Ты концентрируешься на излечении…на том, чтобы тебе стало лучше. Физически, духовно, эмоционально. Как обычно, я выразил лишь умеренные ожидания и энтузиазм от этого. В конце концов, это не первое мое родео.
Видите ли, я узнал о том, как заливать глаза, о том, как принимать наркотики, как смешивать напитки, и о том, как уложить в постель противоположный пол в обществе Анонимных Алкоголиков в большей степени, чем в любом другом месте на земле. Анонимные Алкоголики, и это справедливо в отношении большинства реабилитационных программ и центров реабилитации, это братство, и как все братья, входящие в состав братства, мы любим обмениваться историями. Это забавная возможность прославить свой опыт: нарко- и алкодиалоги, как они это называют. Одна из тех вещей, которые всегда беспокоили меня больше всего, это непрекращающееся стремление продемонстрировать свое превосходство. Ты рассказываешь свою историю, иногда обнажая свою душу, а парень рядом с тобой ухмыляется и говорит: “Эй, чувак, да я пролил больше, чем ты когда-либо принял”.
“Да неужели?”
“Черт возьми, да”.
“Ну, я принял немало, в таком случае ты должен быть придурком, едва передвигающим ноги”.
По некоторым причинам взаимодействие такого рода никогда мне особо не помогало. Я никогда не чувствовал, что мне становится лучше, или что я становлюсь лучше как человек. Иногда мне становилось еще хуже. По иронии судьбы именно на собрании Анонимных Алкоголиков я впервые узнал о простоте получения обезболивающих через Интернет. В то время у меня не было особой необходимости в обезболивающих, однако одна женщина, рассказывавшая свою историю, упоминала о них, как о хорошем средстве для получения кайфа. Вскоре упаковки стали приходить ко мне домой, и я пробудил еще один наркотический ад. К тому времени я был всемирно известной рок-звездой, основателем, фронтменом, вокалистом, композитором и гитаристом (и де-факто главным руководителем) Мегадэт, одной из самых популярных групп в мире. У меня была жена и двое прекрасных детей, великолепный дом, машины, больше денег, чем я когда-либо мечтал. И я был готов бросить все это. Видите ли, реальность была иной: я был чертовски несчастен - я устал от дороги, споров с членами группы, непомерных требований менеджмента и руководителей звукозаписывающих компаний, одиночества в одурманенной наркотиками жизни. И, как всегда, я был неспособен понять, что то, чем я владел, было намного важнее того, чего у меня не было. Удовольствие от написания песен и возможность играть музыку, поддерживавшие мое существование столько голодных лет, мало-помалу иссякли.
Теперь я просто чувствовал себя опустошенным.
Поэтому я отправился в Хант, штат Техас, надеясь, что на этот раз смена обстановки пойдет мне на пользу. Или не надеясь. Не заботясь ни о чем. Не думая ни о чем, за исключением того, что мне требовалась помощь, чтобы избавиться от болеутоляющих. А что до длительного изменения поведения? Ну, это было не на первом месте в моем списке приоритетов.
А дальше произошло вот что. В самом начале своего пребывания я бродил, пытаясь отдохнуть. Помню, как упал на стул, забросив свою левую руку за спину, пытаясь свернуться калачиком и уснуть. Следующее, что знаю – я просыпаюсь, вытаскивая себя из двадцатиминутной дремы, и когда я пытаюсь встать на ноги, что-то тянет меня назад, как будто я пристегнут к креслу или что-то вроде того. Затем я понимаю, что произошло на самом деле: моя рука застыла, и она до сих пор висит на спинке стула. Я смеюсь и снова пытаюсь поднять свою руку.
Ничего не происходит.
Еще раз.
Опять ничего.
Я повторяю это движение (или попытки движения) еще несколько раз, пока, наконец, не прибегаю к помощи своей правой руки, чтобы поднять свою левую руку со стула. В тот момент, когда я ее отпускаю, она падает набок, бесполезно болтаясь, и я ощущаю покалывание от плеча до кончиков пальцев. После пары минут некоторые ощущения возвращаются к моему плечу, и затем и к части моего предплечья. Но рука остается мертвой, будто полностью обколотая Новокаином. Я продолжаю трясти ее, растирать ее, хлопать по ней, пока она лежит на стуле. Но рука немая. Проходит десять минут. Пятнадцать. Я пытаюсь сжать ее в кулак, но пальцы не слушаются.
Я выбегаю из двери, бегу по коридору. Мое дыхание затруднено, отчасти потому что я под кайфом и нахожусь не в форме, но еще и потому, что до усрачки напуган. Я врываюсь в комнату медицинских сестер, прижимая левую руку правой. Я кричу что-то о том, что заснул и не чувствую руку. Медсестра пытается меня успокоить. Она предполагает, и небезосновательно, что это всего лишь часть процесса выздоровления – беспокойство и дискомфорт - обычное явление в реабилитации. Но на сей раз это не так. Это нечто иное.
Через двадцать четыре часа я буду далеко от Ла Хасиенда, сидя в офисе хирурга-ортопеда, который будет проводить рукой по моим бицепсам и вниз по предплечью, тщательно прослеживая путь нерва и объясняя, что нерв был чудовищно зажат, словно соломинка, прижатая гранью стакана. Когда циркуляция крови нарушена таким образом, объясняет он, нерв повреждается, иногда он просто теряет свою силу и прекращает свою работу.
“Сколько потребуется времени, чтобы ко мне вернулась чувствительность руки?” спрашиваю я.
“У вас около 80% в течение пары месяцев…возможно четырех-шести”.
“А что с остальными 20-ю?”
Он пожимает плечами. Мужчина типичный техасец, весь в движении.
“Тяжело сказать” - говорит он, растягивая слова.
Наступает пауза. Еще раз, нервно, я пытаюсь сжать свои пальцы в кулак, но пальцы не слушаются. Это моя левая рука, та, что бегает по всему грифу. Та рука, которая делает всю тяжелую творческую работу. Манимейкер, как мы говорим в музыкальном бизнесе.
“А как насчет того, чтобы играть на гитаре?” спрашиваю я, не особенно желая услышать его ответ.
Док делает глубокий вдох, и медленно выдыхает. “О...не думаю, что вам стоит на это рассчитывать”.
“До какого времени?”
Он смотрит на меня пристальным взглядом. Прицеливается. Затем попадает в яблочко. “Ну…никогда”.
Вот так все и было. Смертельный выстрел. Я не могу дышать, не могу собраться с мыслями. Но каким-то образом в моем мозгу возникает громкое и ясное сообщение: это конец Мегадэт…
Конец моей карьеры…конец музыки.
Конец жизни в моем понимании.
Глава 1:Дорогой папочка
“Чтобы больше этого дерьма в моем доме не было! Ты понял?”
Моя первая фотография с отцом и сестрой Дебби
Пролистайте стопку школьных фотоальбомов моего детства или юности, и зачастую вы найдете один из тех серых силуэтов или, быть может, большой вопросительный знак или большой алый знак на фотоальбомах, там, где должно располагаться мое фото. Как и многие дети, переходящие из одной школы в другую, из города в город, я часто отсутствовал на занятиях и таким образом стал кем-то вроде фантома, угрюмой, рыжеволосой тайны, как для своих одноклассников, так и для учителей.
Путешествие по стране началось в Ла-Меса, штат Калифорния, летом 1961 года. Именно там я родился, хотя возможно я был задуман в Техасе, где мои родители жили в течение последних стадий своего бурного брака. На самом деле существовали две семьи: моим сестрам Мишель и Сьюзен было восемнадцать и пятнадцать лет соответственно, к тому времени как я появился на свет (я всегда считал их скорее своими тетями, чем сестрами); моей сестре Дебби было три года. Не знаю точно, что случилось спустя все эти годы между двумя группами детей. Я знаю точно, что жизнь развалилась во многих отношениях, и в конце концов моей матери пришлось самой себя обеспечивать, а мой отец стал в некотором роде призрачной фигурой. Исключительно из практической точки зрения Джон Мастейн исчез из моей жизни к тому времени, как мне исполнилось четыре года, когда мои родители окончательно развелись. Отец, насколько я это понимаю, однажды был очень умным и успешным человеком, дружил с головой и руки у него росли откуда нужно, и эти навыки помогли ему достичь позиции руководителя филиала Банка Америки. Оттуда он переехал в корпорацию NCR (National Cash Register), и когда NCR перешла от механической к электрической технологии, папа остался не у дел. Поскольку сфера его деятельности сузилась, то и его доход естественно упал. Я не могу сказать точно, касались ли его неудачи увеличившихся проблем с алкоголем или алкоголь стал причиной его профессиональных неудачи. Ясно было одно: человек, управлявший хозяйством в 1961 году, был не тем человеком, который женился на моей матери. Многое из того, что я знаю об отце, было передано мне в виде страшилок моими старшими сестрами – историй о жестокости и общем безумном характере совершавшихся поступков под пеленой алкоголизма. Я склонен верить, что многие их утверждения не соответствуют действительности. Существуют снимки, кроющиеся в глубине моего сознания, воспоминания о том, как я сидел на колене у отца, смотря телевизор, чувствуя щетину на его щеках, запах алкоголя в его дыхании. У меня нет воспоминаний, чтобы он не пил, знаете, а, например, играл со мной в мяч на заднем дворе, учил меня ездить на велосипеде или что-нибудь в этом роде. Однако не сохранилось у меня и особо жестоких его образов.
Дэвид Скотт Мастейн, родился 13 сентября 1961
Хотя, постойте, есть один – однажды я гулял по улице, играя со своим соседом, и по какой-то причине отец пошел прогуляться по проезжей части, чтобы забрать меня домой. Он был зол, он кричал, хотя я не помню точных слов, которые он использовал. Что-то о том, что я опоздал. Что я хорошо помню, так это вид пассатижей в его руке. Пассатижи похожи на плоскогубцы, только большего размера, и по какой-то причине я думаю, моему отцу показалось, что они были нужны ему, чтобы загнать домой своего четырехлетнего сына. Или, может быть, он работал над чем-то в гараже и забыл отложить их в сторону перед тем, как отправиться на поиски меня. Независимо от причины, пассатижи вскоре отхватывали большой кусочек от раковины моего уха. Помню, как я кричал, а отец, казалось, не замечал этого. Он тащил меня вниз по улице, не ослабевая свою хватку, даже когда я споткнулся и упал, а потом поднялся на ноги, стараясь идти с ним в ногу, надеясь, что мое ухо не выскочит из своего гнезда. (У ушей есть гнезда? Я был маленьким ребенком, откуда мне было знать?)
На протяжении многих лет я защищал имя своего отца от обвинений в насилии, которыми швырялись в него мои сестры. Но должен признать, этот конкретный случай не служит ему оправданием. Он не отражает действий трезвого, любящего папочки, не так ли? Но «трезвый» это важное слово в данном высказывании. Мне лучше знать, чем другим, что люди под влиянием алкоголя способны к невыразимо дурному поведению. Мой отец был алкоголиком; я склонен верить, что алкоголь не делал его злым. Скорее, слабым человеком, который совершал плохие поступки. Но у меня есть и другие воспоминания. Воспоминания о добром человеке, курящим трубку, читающим газету и зовущим меня, чтобы поцеловать его на ночь.
Мой отец, Джон Джефферсон Мастейн
Тем не менее, после развода, мой отец стал монстром. Ну, не в буквальном смысле этого слова, конечно, а в том смысле, что всеми в моей семье он стал считаться тем, кого боялись и презирали. Он даже стал оружием, которое использовали против меня для послушания. Если я плохо себя вел, моя мама кричала: “Прекрати или я отправлю тебя жить к отцу!”
“О, нет! Пожалуйста…нет! Не отправляй меня к отцу!”
Периодически случались примирения, но они никогда не длились долго, и по большей части мы были семьей в движении, постоянно пытавшейся быть на шаг впереди моего отца, который, по-видимому, решил посвятить всю свою жизнь двум вещами: алкоголю и преследованию своей бывшей жены и детей. Опять же, я не могу сказать, было ли это так, но именно в этом виде мне все это демонстрировалось, когда я рос. Мы селились в арендованном доме или квартире, и первое, что мы делали, это спускались к пирсу №1 и брали второсортную бумагу для контактного копирования, чтобы превратить кухонную дыру в нечто более удобоваримое. Некоторое время все было тихо. Я присоединялся к команде Малой лиги, пытался с кем-то подружиться, а затем вдруг мама говорила нам, что отец узнал, где мы живем. Фургон для перевозки мебели появлялся в середине ночи, мы паковали свои скудные пожитки, и словно беглые преступники бежали прочь.
Моя мама работала горничной, и мы жили на ее зарплату наряду с серией талонов на питание и медицинскую помощь и другие формы государственной помощи. И щедрость друзей и родственников. В некоторых случаях я мог бы прожить и с меньшим вмешательством в свою жизнь. Например, как это было в течение короткого промежутка времени, когда мы жили у одной из моих теток, набожной свидетельницы Иеговы. Довольно быстро это занятие стало центром нашей жизни. И поверьте мне, это была не очень хорошая вещь, особенно для маленького мальчика. Внезапно мы стали проводить все наше время со Свидетелями Иеговы: церковь в среду по вечерам и по воскресным утрам, семинары читателей журнала Сторожевой Башни, приглашенные ораторы по выходным, домашнее изучение Библии. Тогда я пошел в школу, и пока все стояли с поднятыми над сердцем руками во время произнесения клятвы верности, мне приходилось спокойно стоять с руками по швам. Когда другие дети пели “С Днем Рождения Тебя” и задували свечи, я стоял молча. Новичку довольно трудно заводить друзей в школе, но если при этом ты еще и урод из общества Свидетелей Иеговы…забудь об этом. Я был изгоем, которого постоянно дразнили и шлепали, и это по правде говоря закалило меня.
Я помню, как однажды пошел на работу со своей мамой, в очень богатый район под названием Остров Линды в Ньюпорт-Бич. Там была небольшая песочная яма рядом с лодочным доком, и группа парней гоняли футбол и играли в игру, которую еще иногда называют “Убей Парня с Мячом”, хотя в политически некорректном мире мальчиков-подростков начала 1970-х она была более известна под названием “Победи педика”. Эти парни были больше меня, и им доставляло большое удовольствие выбивать из меня дерьмо, но мне было все равно, я ничего не боялся. Почему? Возможно, к тому времени я привык к тому, что надо мной издевались в школе, наказаниям теток и дядек, и преследованиям со стороны различных родственников. Я считал почти все это виной Свидетелей Иеговы. Я хочу сказать, иметь свояка или дядю, который шлепает меня, потому что я якобы нарушил некоторые непонятные правила Свидетелей, это чертово безумие. И все это были вещи, происходившие под прикрытием религии – на службе у якобы любящего Бога.
Терпеть не могу котов. Этот, вне всякого сомнения, был на пути
к дробилке для древесных отходов
Какое-то время, по крайней мере, я старался влиться к Свидетелям, хотя с самого начала это напоминало некую гигантскую, многоуровневую маркетинговую схему: ты продаешь книги и журналы, от двери до двери, и чем больше продаешь, тем выше твое звание. Полная херня. Мне было восемь, девять, десять лет, и я желал, чтобы конец света поскорее наступил! По сей день у меня остались душевные травмы, оставленные Свидетелями Иеговы. Я не слишком радуюсь приближению Рождества, потому что мне до сих пор трудно поверить во все, что сопровождает этот праздник (и я говорю как человек, который теперь считает себя христианином). Я хочу. Я люблю своих детей, люблю свою жену, и я хочу с ними праздновать. Но где-то глубоко внутри во мне сидят сомнения и скептицизм; Свидетели все это мне испортили.
Чем вам заняться, если вы одинокий ребенок, мальчик, окруженный женщинами, растущий без отца или человека его заменяющего? Ты занимаешься ерундой, создаешь свою собственную вселенную. Я играл со множеством пластиковых моделей, миниатюрными копиями Джека Демпси и Джина Танни, чье соперничество было воссоздано ночью на полу моей спальни; крошечными американскими солдатами, штурмовавшими пляж в Нормандии и вторгшимися на остров Иводзима. Звучит странно, не так ли? Да, это особый мир, мир в моей голове, был самым безопасным местом, которое можно найти. Я не хочу, чтобы мои слова звучали так, будто я жертва, потому что я никогда себя таковым не считал. Я думаю о себе как о выжившем. Но на самом деле, каждый выживший переживает какое-нибудь дерьмо, и я не был исключением.
Спорт дал мне небольшой проблеск надежды. Боб Уикли, начальник полиции в Стэнтоне, штат Калифорния, был женат на моей сестре Сьюзен. Боб был огромным, спортивным парнем (около шести футов четырех дюймов ростом и две сотни фунтов весом), бывший игрок низшей бейсбольной лиги, и он был некоторое время для меня своего рода героем. Он был также моим первым тренером по бейсболу в низшей лиге. Пасынок Боба, Майк (мой племянник, не кажется странным?) был лучшим подающим команды; я был начинающим принимающим. Я любил бейсбол с самого рождения. Любил надевать униформу, управляя действиями из-за своей пластины, и защищая свою полоску дерна так, будто моя жизнь зависела от этого. Другие дети пытались забить, а я не давал им этого сделать. Я не делал ничего противозаконного, я просто вселял в них божий страх, когда они пытались пройти мимо меня. И я мог ударить по мячу, став лидером лиги по хоумранам в первом сезоне.
Я не хочу сказать, что мне было суждено добиться великих результатов в бейсболе, но думаю, я мог стать спортсменов, если бы того пожелал. К сожалению, в моей жизни не было стабильности, и какими бы внеклассными мероприятиями я бы ни выбрал заниматься, я делал это в значительной степени без посторонней помощи. Некоторое время мы жили вместе с Сьюзен до того, как нас снова не нашел отец, и тогда нам пришлось двигаться дальше самостоятельно, пока у нас не кончились деньги и нас выселили, тогда мы въезжали в дом к Мишель или тете Фриде. Это был беспрерывный цикл. Одно движение за другим, один дом за другим.
Я не был ленивым. На самом деле я был далек от этого. Я занялся работой по ежедневной доставке газет, чтобы платить за свое бейсбольное оборудование и регистрационные сборы, после чего я добавил второй маршрут доставки, так у меня появились дополнительные деньги на еду и все, что мне могло понадобиться. В течение этого периода мы переехали из Гарден Гроув в Коста-Меса; оба моих маршрута по распространению газет находились на территории Коста-Меса, но моя бейсбольная команда находилась в Гарден Гроув. Так что я обычно проводил день на своем велосипеде, доставляя газеты, а затем рулил в Гарден Гроув, на расстоянии около десяти миль, на тренировку по бейсболу. После тренировки я возвращался на велосипеде домой и ложился спать. Конец этого безумия произошел почти под конец сезона, когда наш тренер, исчерпав все варианты подающих в течение одной дерьмовой игры, указал мне на место подающего.
“Но я не подающий” – возразил я.
“Теперь да”.
Я не пытался быть высокомерным уродом или что-то вроде того. Просто я был измучен и не в настроении играть на новой позиции; я не хотел иметь дело с кривой обучения или трудностями, после чего мне приходилось крутить педали всю дорогу до дома в подавленном и разозленном состоянии.
Так я продолжал играть, и мне удалось получить несколько перебежек. И это, как оказалось, была одна из моих последних бейсбольных игр.
Музыка всегда была со мной рядом, иногда в виде фона, иногда выдвигаясь вперед. Мишель вышла замуж за парня по имени Стэн, которого я считал одним из самых клеевых парней в мире. Он тоже был копом (как Боб Уилки), только на мотоцикле и работал на калифорнийский дорожный патруль. Стэн вставал утром, и можно было слышать скрип его кожи, звон его гестаповских ботинок по полу, он садился на свой Харлей, включал зажигание, и от его рева громыхали все окрестности. Разумеется, никто и не думал жаловаться на него. Что им оставалось делать – звонить в полицию? Мне очень нравился Стэн, не только из-за Харлея и того факта, что он был определенно не тем парнем, с кем стоило ссориться, но также потому, что он был действительно достойным человеком с огромной любовью к музыке. Каждый раз, когда я приходил к Стэну домой, его стереосистема ревела, наполняя воздух звуками великих эстрадных певцов 60-х: Фрэнки Вали, Гэри Пукетта, the Righteous Brothers, Энгельберта Хампердинка. Я любил слушать всех этих ребят, и если это вам кажется странным для будущего хэви-метал воина, что ж, подумайте еще раз. Я ни секунды не сомневаюсь в том, что чувство мелодии, наполнившее музыку Мегадэт, берет свое начало из дома Стэна, не считая некоторых других мест.
Даже будучи десятилетним ребенком, я практиковал смущение людей своим взглядом,
как на этом снимке после победы своей команды из низшей лиги
Моя сестра Дебби, к примеру, имела огромную коллекцию пластинок, в основном напичканную поп-звездами того времени: Кэтом Стивенсом, Элтоном Джоном, и, само собой, Битлз. Эта музыка звучала постоянно, впитываясь в мою кожу, и когда мама подарила мне дешевую акустическую гитару в подарок на окончание начальной школы, я не мог дождаться, чтобы начать на ней играть. У Дебби валялись нотные книжки, вскоре я выучил некоторые элементарные последовательности аккордов. Ничего великого, разумеется, но весьма неплохо для того, чтобы песни стали узнаваемыми.
Долгое время Дебби была моим лучшим другом, с которым я проводил большую часть жизни. Она приходила из школы, и мы тусовались вместе, смотрели телевизор, играли музыку (Дебби на фортепиано, а я на гитаре). Мы опирались друг на друга, когда было тяжело; мы также дрались, как это происходит у многих братьев и сестер, и Дебби, как правило, превосходила меня в наших разногласиях. Она могла становиться отвратительным бойцом, когда дело касалось драк, используя все, что попадалось под руку в качестве оружия уничтожения. В конце одного особенно страшного боя, я помню, как она воткнула свои ногти в мое предплечье, отрывая с мясом кожу. Затем она опустошила тюбик Вазелина на мои волосы, и когда я пытался его отчистить, Дебби схватила гитару и разбила ее о мою голову, это была своего рода музыкальная версия линчевания (обмазывание дегтем и обваливание в перьях).
Когда Дебби выросла и начала встречаться с парнями, и в конце концов влюбилась в парня по имени Майк Балли, я остался не у дел. Ей было семнадцать лет, когда они поженились. Я знал даже в то время, что их брак не продлится долго, и разумеется, так и случилось. Каждый, кто встречал Майк и видел его с Дебби, знал, что эти отношения обречены на провал. Какой бы ни была их страсть, когда она быстро испарилась, они остались с неуравновешенным союзом, ожидавшим своего конца. Дебби была сильной и доминирующей; в основном отношениями руководила она, будучи своего рода Большой Мамочкой.
Мой лучший друг и старшая сестра Дебора К. Мастейн
Однако у Майка были положительные качества, особенно для меня как для четырнадцатилетнего начинающего гитариста. С одной стороны, его мама была каким-то образом связана с Джеком Лордом, который в то время был звездой популярного телевизионного шоу под названием Hawaii Five-O. В 1974 году оно не стало намного хуже, чем у Стива МакГарретта, и Майк не чурался упоминать имя этого парня по случаю: “Чувак, шоу МакГарретта похоже на шоу моего троюродного брата или что-то в этом роде!” Не могу сказать, что виню его за это. Я бы поступил так же. В основном же, что мне нравилось в Майке, так это то, что он играл на электрогитаре, и был не прочь поиграть вместе со мной. Правда стоит сказать, его гитара была полным куском дерьма; она называлась Супра, и была смешной с красными солнечными лучами, с тремя звукоснимателями, но выполняла свою роль. На мой все еще безграмотный слух он казался весьма приличным музыкантом.
Младший брат Майка, Марк, также был музыкантом. Он играл на басу в группе с парнем по имени Джон Вурхис (который позже добился успеха с довольно успешной группой Stryper). Марк и Джон услышали, как я играю, и спросили, не хотел ли бы я присоединиться к ним.
“Безусловно” – ответил я. “Есть только одна проблема”.
“Что такое?”
“У меня нет гитары”.
“Нет проблем” – сказал Марк. Он предложил мне взять его акустическую. Я действительно не знал, что делаю. Я лишь знал, что мне нравилось ощущение, когда держишь гитару в руках, создавая музыку, становясь частью…чего-то. Я был умным ребенком, но довольно равнодушным учеником, даже во время учебы в начальной школе. Я попадал в неприятности за то, что валял дурака или не делал домашние задания, и иногда мне приходилось оставаться в школе после уроков. Честно говоря, я находил это несколько неловким. Но я знал в сердце, что был прилежным учеником, особенно если это был предмет, который меня интересовал.
Вроде музыки.
Мне нравилось иметь это секретное оружие, эту связь, когда сидишь вместе с другим музыкантом, и начинаешь говорить, а все остальные за столом тут же обращают на вас внимание, потому что вы говорите на языке, который они даже не понимают, и не надеются понять. Это все равно, что если бы они полагали, что это пустой разговор, хотя это было не так. Это просто…нечто иное. И если вы не играете музыку (в противоположность тому, чтобы просто слушать ее), вы едва ли сможете понять, о чем я говорю. Так что решение присоединиться к группе, я полагаю, по сути, сводилось скорее к идее братства, чем к чему-либо еще.
И противоположному полу, разумеется. В конце концов, когда дело касается рок-н-ролла, это всегда касается противоположного пола.
Однажды днем, когда мне было около тринадцати лет, мы пошли домой к Марку порепетировать. Там было несколько тусовавшихся подростков, включая одного из приятелей Марка, который жил через улицу напротив, и его девушки, которую звали Линда. Когда я зашел в дом, Линда заметила меня. Я не был музыкантом в прямом смысле этого слова, даже по самым высоким стандартам подростка, но я сразу заметил, что Линда обратила на меня внимание. Она зависала со всеми вместе, пока мы немного джеммовали, а потом, увидев, что я был новым соло-гитаристом, она представилась мне. Спустя пару дней она бросила своего парня ради меня. Почему? Не из-за моего внешности или динамичной натуры, а просто потому, что я играл на гитаре. И я вспоминаю, как Линда робко подошла ко мне и взяла мою руку в свои, и я подумал тогда: “Ммм…мне это нравится”.
Брать в руки гитару вследствие притока гормонов - шаблон; кроме того, он по сути верен, это действие так же искренне и честно, как и любая другая муза. И ничего не изменится, даже когда вы из долговязого половозрелого подростка превратитесь во взрослого зрелого мужчину. Это была одна из тех вещей, которые удивляли меня больше всего в музыкальном бизнесе: ты слышишь все это дерьмо о сексе, наркотиках и рок-н-ролле…и отшучиваешься от всего этого. А затем заглядываешь за кулисы, и угадайте что? Это действительно так! Ты едешь в Солт-Лейк-Сити, самую неиспорченную столицу среди самых честных штатов, и обнаруживаешь, что недаром это место рок-звезды называют Солт-Лик-Сити (от англ. lick – лизать). Понимаешь, что эта избитая фраза основана на правде. Это абсолютная правда, и очень скоро ты пытаешься решить, каким из пресловутых быков ты хочешь быть: тем, который полным ходом бежит вниз по холму и трахает первую попавшуюся корову или тем, который неспешно прогуливается у подножия холма и трахает их всех одну за одной.
Дом Марка стал местом вдохновения и экспериментов. Одной из первых песен, что я научился играть, была 'Panic In Detroit' Дэвида Боуи, следом за ‘All The Young Dudes’ группы Mott The Hoople. Один торговец марихуаной, живший вверх по улице, познакомил нас с различной великой музыкой (в большей степени, чем кто-либо): Джонни Уинтер, Эмерсон, Лейк и Палмер, Triumvirate, и, разумеется, Led Zeppelin. Я хочу сказать, если ты играл на гитаре, тебе хотелось стать Джимми Пейджем, так? А если ты пел в рок-н-ролльной группе, тебе хотелось стать Робертом Плантом. Все пытались выучить 'Stairway To Heaven', которую я довольно быстро разучил. Но знаете, на что я действительно подсел? KISS.
Чувак, я реально втянулся в музыку KISS, не только в музыкальном плане, но и в стилистическом. Хотя я и не был поклонником Джина Симмонса; мне больше нравился Эйс Фрейли, потому что он был соло-гитаристом. Мне нравилась вся эта звездность, и, казалось, KISS возвели ее на новый уровень. Так же, как Аксель Роуз заставил людей ненавидеть рок-звезд, Джин Симмонс и Пол Стэнли заставили рок-звезд выглядеть унылыми и страдающими манией величия, что было не так уж плохо, насколько я могу судить. KISS были одной из первых групп, которых я видел живьем, и не могу не заметить, что невообразимое число их поклонниц выглядели как болельщики Dallas Cowboys: они все носили светлые волосы и топы, и казалось, они просто набрасывались на группу. И если группа была вне зоны доступа, тогда этим занимался какой-нибудь парень, оказавшийся рядом с ними в зрительном зале.
Моя любовь к музыке, и особенно мое увлечение потенциальным образом жизни, было скептически воспринято некоторыми членами моей большой семьи. Моя мама, разумеется, была всегда против: с одной стороны я знал, что она любит меня и поддерживает, и хочет видеть меня счастливым и успешным человеком. С другой стороны, не было никакой связи с алкоголизмом и наркоманией и дьявольской музыкой ее сына и принципами Свидетелей Иеговы: они принципиально несовместимы. Аналогично, мой свояк Боб Уилки все больше разочаровывался моим меняющимся интересам. Я нравился ему, когда был игроком в бейсбол или начинающим мастером боевых искусств (некоторое время я брал уроки в YMCA (Young Men’s Christian Association) в Стэнтоне, расположенной прямо через дорогу напротив полицейского управления Боба). Были профессии, которые он мог принять. Но играть в группе? Слушать хэви-метал?
Ни за что.
Однажды, когда мне было почти пятнадцать лет, Боб вернулся домой и обнаружил меня, зависающим у него дома и слушающим альбом Judad Priest «Sad Wings Of Destiny». Он вошел в переднюю дверь, подошел к проигрывателю и убавил звук.
“Что это, черт подери?” – сказал он, размахивая с отвращением конвертом альбома.
“Judas Priest” – ответил я, немного робко.
“Чье это?”
Я пожал плечами. “Это мое”.
При этих словах Боб бросил конверт альбома, сделал два больших шага в моем направлении и ударил меня кулаком в лицо.
“Чтобы больше этого дерьма в моем доме не было! Ты понял?”
Я стоял, оглушенный и потрясенный, держась рукой за щеку и сдерживая слезы.
“Да, сэр”.
А что мне еще оставалось делать? Я слишком уважал Боба, чтобы сопротивляться. Он бы в любом случае надрал мне зад. Я хочу сказать, этот парень был профессиональным спортсменом, и к тому же полицейским! И кроме того, Боб вошел в нашу семью, мою жизнь как хороший парень. Он женился на Сьюзен, усыновил ее сына, и в целом вел себя в старомодной, рыцарской манере. Подобный поступок был совершенно не свойственен его характеру.
Но отступив на кухню, чтобы взять немного льда из морозильника и приложить к своей опухшей челюсти, мне пришлось задаться парой вопросов: “Кто, черт возьми, бьет пятнадцатилетнего парня?”
И еще…
Какого хера он имеет против Judas Priest?
Глава 2: «Травяное безумие»
“Он любит полить мою киску соусом A1 перед тем, как делать мне кунилингус”.
Фотография сделана Гаральдом Ойменом
Мне было тринадцать лет, когда я впервые словил кайф от наркотиков.
В то время мы жили в Гарден Гроув, и друг, живший вниз по улице, познакомил меня с волшебным миром марихуаны. Этот парень был одним из тех находчивых маленьких пиздюков, которые, если бы им удалось направить свою энергию и интеллект в правильное русло, могли бы получить где-нибудь докторскую степень. На самом деле, оказалось, что он хорош главным образом лишь в нахождении способов курить травку.
Однажды мы зависали у него дома после школы, и он предложил пойти покурить травки. Но не тем способом, которые я знал. Вместо того, чтобы скрутить сигаретку с травкой, этот парень зашел к себе в комнату и вернулся с самодельным кальяном для курения марихуаны, сделанным из-под жестяной банки чипсов Pringles!
“Что мне с этим делать?” – спросил я, когда он с гордостью продемонстрировал мне трубку.
Затем он показал, как это действует. Полчаса спустя я шел, шатаясь вниз по улице, красноглазый и хихикающий, полностью обгашенный. Так все и было. Игра началась. Мне понравилось курить марихуану, понравилось те ощущение, которое мне давало ее курение, и тогда я начал с этим экспериментировать. С этого момента я естественно расширил свои пристрастия к алкоголю и другим наркотикам, и вскоре стал пропускать школу, убивая целые дни дома у своих друзей и обсасывая банку Pringles. Мои оценки быстро пошли на убыль, и я начинал понимать, как общение не с теми людьми может привести к плохим решениям, и очень скоро твоя жизнь по спирали выходит из-под контроля. Не то, чтобы мне было не пофиг. Я всего лишь говорю об осознании и о том факте, что как взрослый и как родитель, я могу теперь взглянуть в прошлое и увидеть, с чего все начиналось. Но тебе придется запомнить одну вещь: не было никаких серьезных последствий, ничто из этого для меня не имело значения. Регулярное пребывание под кайфом не сделало мою жизнь заметно хуже. Фактически, это сделало мою жизнь более приемлемой.
Больше, чем что бы то ни было еще (и я полагаю, это справедливо в отношении большинства подростков) я хотел чувствовать себя частью чего-то. Я хотел принадлежать к чему-нибудь. И музыка помогала мне в этом. Как и курение травы. Каждый раз, когда мы переезжали в новый дом, новый город, новую школу, я постигал новый период обучения. Я научился тому, как справляться с этим различными способами, в первую очередь при помощи спорта, затем с помощью музыки и вечеринок, и наконец, освобождению от Свидетелей Иеговы. Не было большего клейма странности, чем быть связанным со Свидетелями Иеговы, и для того, чтобы избежать этого пятна позора, я сознательно вел себя таким образом, который не согласовался с учениями этой церкви. Моя мама, тети и все остальные Свидетели предупреждали меня, что мне суждено гореть в аду, если я не раскаюсь в своих деяниях, но честно говоря, мне было все равно. Я всего лишь хотел убраться от них подальше. Я хотел какое-то подобие нормальной жизни, что бы это ни означало.
Бывали времена, когда я чувствовал себя печальным героем некой сказки. Ну, вы знаете, там, где дети остаются на попечении злой мачехи или отчима, или некого другого опекуна, которому на самом деле глубоко похуй на благополучие детей. И печальные обстоятельства моей жизни казались менее привлекательными, чем уход в какой-нибудь выдуманный мир, в котором все, что мне остается делать, это курить траву, играть музыку, тусоваться с бездельниками-единомышленниками, и время от времени пытаться с кем-нибудь потрахаться. Музыка, в частности, была моим путем спасения, все остальное лишь шло вместе с ней.
Однако, была одна серьезная проблема, связанная с развитием нездорового аппетита к наркотикам и алкоголю.
Денежный поток.
К тому времени, как мне исполнилось пятнадцать, мы переехали в квартиру в местечко под названием Хермоза Виллидж (которая на самом деле расположена не в Хермозе или Хермоза-Бич, а неподалеку от Хантингтон-Бич), через дорогу от колледжа Голден Уэст, куда я в конечном итоге стал ходить на уроки. Когда мы переехали туда, я потерял несколько друзей и вместе с этим легкий доступ к траве, таким образом мне пришлось подумать над тем, как сохранить рост травы, так сказать. В то время трава стоила примерно десять баксов за унцию. Таким образом, не учитывая последствия или моральные дилеммы, я брал в долг десять баксов у своей сестры, покупал унцию травки, и приступал к работе. Я скатывал сорок косячков с марихуаной и быстро развернулся, продав их по 50 центов за штуку. В работе на несколько часов я удвоил свои деньги. Теперь, я был далеким от экономики волшебником, но разбирался в этом. С этого момента я был в бизнесе: низкобюджетный продавец травки, который зарабатывал достаточно денег, чтобы оставаться под кайфом и набить едой свой живот, когда холодильник был пуст, что случалось гораздо чаще, чем вы можете себе представить. Вскоре цена за косячок достигла 75 центов. Затем доллара. После чего мексиканская трава уступила более мощной и дорогой колумбийской, которая в свою очередь уступила таблеткам и тайской. Общество принимало курение травы с возрастающим удовольствием, что было хорошо для моего кошелька и возможно не так уж великолепно для моей головы. Меня это особо не волновало. Я был дома. Все, что мне требовалось, так это немного марихуаны, музыка, и парочка приятелей, с которыми можно потусить вместе.
Помню, как видел фильм «Травяное безумие» в старом Стэнтом Пикче Пэлэс, кинотеатре, находившимся в юрисдикции моего свояка. В 1970-х практически не существовало никаких правил; ты мог пить и курить столько травы, сколько было душе угодно. И когда приходили копы, владелец мог обратиться к зрителям по системе оповещения и сообщить: “Дамы и господа, чтобы не нарушать технику пожарной безопасности, пожалуйста, немедленно погасите все курительные вещества”. Затем запускались вентиляторы и очищали дым в помещении, и когда копы уходили, все снова закуривали. Какое великолепное место! Я там еще видел «Приключения кота Фрица», и «Grimme Shelter». У меня была маленькая двухдолларовая трубка и мешочек травы, и я сидел часами в конце зала, смотря фильмы. Это была моя культура. Моя жизнь.
Мама естественно ничего этого не одобряла, и я не могу сказать, что виню ее в этом. Не раз и не два я собирался уйти из дома, чтобы потусоваться с приятелями или поиграть музыку, и мне приходилось предупреждать маму о возможности доставки посылки.
“Эээ..мама?”
“Да?”
“Вполне вероятно, что этот чувак придет около трех. Он заберет пакет. Он находится в моей комнате. Просто отдай его ему. И скажи, что я прошу за него 25 баксов”.
Мама смотрела на меня, как на сумасшедшего.
“Что в этом пакете, Дэвид?”
“Неважно, мам. Просто отдай его ему. Не о чем беспокоиться. Все клёво”.
Довольно примечательно, что она смирилась с этим. По крайней мере, на некоторое время. Думаю, трудно не любить своих детей, даже если они делают вашу жизнь несчастной. В конце концов, с мамы было довольно. Не в силах увязать мое поведение со своими собственными религиозными убеждениями (и, несомненно, опасаясь того дня, когда копы сломают нашу дверь и арестуют всех нас за незаконный оборот наркотиков), мама съехала с квартиры. Меня не пригласили последовать за ней. Мне было 15 лет, и фактически остался сам по себе. Освобожденный от родительской опеки несовершеннолетний подросток.
К счастью, два парня, которые управляли жилым комплексом, были моими постоянными клиентами. Поэтому, если у меня было мало денег, когда подходило время платить за квартиру, все, что мне требовалось, так это заключить с ними сделку. Несколько косячков здесь и там обычно решали данный вопрос, оставив всех счастливыми и под кайфом. К тому времени, я больше не был просто любителем в этой сфере; в моем распоряжении было достаточно значительное количество травы. И у меня не было с этим никаких проблем. Истина заключается вот в чем: когда ты голодный пятнадцатилетний парень без каких-либо существенных средств дохода и у тебя нет родительской поддержки или надзора, у тебя не слишком много вариантов. Тебе недостаточно лет, чтобы найти настоящую работу, поэтому придется стать более…творческим. Мой предпринимательский дух наполнило отчаяние и осознание того, что если я не продам траву, другим способом заработать деньги мне останется только продать самого себя. Торговать своей задницей. Я знал достаточно детей, которые пошли по этому пути, или по меньшей мере слышал о них, видел, как они работают на улицах и ни за какой хер я бы не позволил этому случиться.
Тем не менее, при определенных условиях я не возражал против обмена секса на наркотики или наркотиков за секс, или как-нибудь еще. Вот, например, девушка по имени Уиллоу, работавшая в музыкальном магазине в Вестминстер Молл. Мы познакомились во время моих частых визитов в магазин, в течение которых я часами бродил по магазину, листывая конверты виниловых пластинок, пытаясь понять, что я хочу послушать дальше, каким бы ни был способ совершенствования моих знаний. Я был травокуром и торговцем марихуаной, но я действительно любил музыку, и хотел стать великолепным гитаристом, у меня просто не было представлений, как этого добиться. В конце концов, я завязал дружбу с Уиллоу, которая была на год или два старше меня, и наша дружба переросла в нечто большее. В обмен на бесплатную травку, Уиллоу бесплатно давала мне пластинки. Мы курили траву и слушали пластинки, занимаясь сексом в моей квартире. Не слишком страшное сотрудничество, учитывая все обстоятельства. В конце концов, именно Уиллоу подарила мне мой первый альбом AC/DC, подарок, долгие годы не перестающий радовать меня, даже спустя немало времени после того, как мы перестали заниматься сексом или даже перестали случайно видеться друг с другом.
Я никогда не питал иллюзий, что я был чем-то большим, чем просто развлечением для Уиллоу, будучи тем, кто разделял ее вкусы в музыке и не возражал менять траву на секс. Но даже в этом возрасте у меня были мало-мальские нормы, которые выплыли на поверхность в интимном разговоре однажды днем после совокупления.
“Знаешь, моему парню нравится, когда я брею волосы на лобке в форме сердечка” – сказала Уиллоу.
“Да, я заметил. Клёво”.
“А знаешь, что еще ему нравится?”
“Что?”
Она наклонилась, и обняв меня, прошептала на ухо. “Он любит полить мою киску соусом A1 перед тем, как сделать мне кунилингус”.
“Эй…”
Так все и случилось. Даже перспективы получения бесконечного множества записей было недостаточно, чтобы стереть из моего мозга неизгладимый образ Уиллоу, ее парня и большой бутылки жидкого A1. Больше мы не занимались сексом.
Когда бизнес снижал обороты и мой живот начинал урчать, передо мной оставалось чрезвычайно мало возможностей. Я не мог вернуться к матери, наши отношения были слишком надломлены, и ее связи со Свидетелями Иеговы исключали принятие моего в большей степени упаднического образа жизни. Спасение, между тем, лежало на севере. Если говорить точнее, в небольшом городке неподалеку от Покателло, штат Айдахо. Моя сестра Мишель переехала туда вместе со Стэном, который помимо того, что был мотополицейским, также был умелым плотником. Когда туристический и сопутствующий бумы на рынке недвижимости ударили по региону, работа для парней вроде Стэна стала в цене; он бросил свой значок и униформу и отправился зарабатывать серьезные деньги. Устав от попыток прокормить себя, и устав от жизни, которую вел дома, я позвонил Мишель и спросил, не могу ли я приехать и пожить у нее какое-то время. Она любезно согласилась, тем не менее, передо мной были поставлены строгие условия.
Во-первых, мне требовалось вернуть свою задницу обратно в школу. Я также согласился устроиться на работу на неполный рабочий день. Мишель помогла мне найти работу уборщика грязной посуды в ресторане, где она работала, в местечке под названием Окс Бау Инн. Мой племянник Стиви (сын Мишель) также работал здесь в качестве помощника официанта, так что это было отчасти семейным делом. Стиви, однако, оказался реальной болью в заднице. Он хотел создать группу, но у него не было денег для покупки необходимого оборудования. Тогда он “позаимствовал” некоторое оборудование у группы, игравшей в Окс Бау. Я не имел ничего общего с этой маленькой авантюрой, но, как и следовало ожидать, стал главным объектом последующего разбирательства.
Хотя это было ничто по сравнению с бедами, которые принес мне Стиви в школе. Еще до того, как я приехал в город, он распространил слухи о скором прибытии своего дяди Дейва, 'мастера кунг-фу из Калифорнии'. Само собой разумеется, что я не был мастером кунг-фу; фактически я вообще не обучался кунг-фу. Я брал уроки по боевым искусствам[1] около трех лет и дошел до точки, когда я мог постоять за себя в бою, если это требовалось. Но я не был обладателем черного пояса или что-то вроде того, и, само собой, не хвастался об этом. Изучение боевых искусств было важной частью моей жизни, в духовном и физическом смысле, и является таковым уже на протяжении почти четырех десятилетий, но тогда я был никем иным как новичком, бравшим уроки для повышения собственной самооценки и воспитания чувства дисциплины в хаотичной жизни.
Стиви смотрел на это иначе, как и все остальные. К тому времени, как дошел туда, пол-школы были готовы подраться со мной просто ради спортивного интереса. В первый же день в новой школе какой-то чувак подошел ко мне рядом с моим шкафчиком и двинул локтем в живот. Я пытался отдышаться, когда он посмотрел на меня и сказал с отвратительной, беззубой улыбкой: “Ты и я, парень? Организуем бой сегодня после школы”.
“Кто ты, черт тебя дери?”
Он не ответил, просто пошел прочь, посмеиваясь, с отрядом дружков.
Оказалось, что его зовут Уилбур. Держу пари, вы не имеете понятия, что он был сыном свиного фермера, что фактически дало ему относительно важное место в этом социальном слое захолустья. У меня не было выхода. Мне нужно было сесть на автобус до дома, и к тому времени, как я поднялся на его борт, все знали, что состоится бой между мастером кунг-фу и свиным фермером. Теперь путь со школы и обратно в сельском Айдахо включал в себя многочисленные пересадки и долгие часы езды на автобусе. Моя встреча с Уилбуром состоялась на одной из таких пересадок, во время ожидания второго автобуса, который должен был отвезти меня в передвижной дом, где жили Стэн и Мишель. Через несколько секунд после выхода из автобуса Уилбур и я обнаружили себя в центре большого, тяжело дышащего круга голодных до крови подростков.
Черт побери, я не хотел, чтобы это случилось.
Уилбур поднял руки, как боец с голыми кулаками, и уверенно улыбнулся.
“Давай, ублюдок” – закричал он. “Ударь меня! Урони меня или что там”.
По какой-то причине, когда я услышал “Ударь меня! Урони меня…”, мне подумалось, что это звучит, как название панковской песни. Спокойствие захлестнуло меня. Все это казалось смешным, как я стою в середине кучи странных, кричащих детей, готовясь вступить в бой с этим огромным сыном свиного фермера из Айдахо. Я подумал, что уехал из Калифорнии, чтобы избегать опасных ситуаций. Как тогда, черт возьми, это произошло?
“Давай, парень! Ты покажешь мне свой удар карате или что?! Кунг-фу педик!”
Ничья. Уилбур не хотел ударять меня первым, потому что был больше; я отказался бить его, потому что сенсей учил меня использовать удары только в целях самозащиты. Так и продолжалось, мы оба неуклюже танцевали, пока не приехал автобус. Мы зашли на его борт без происшествий, и автобус отъехал.
Кризис миновал.
Или я так думал, пока мы не доехали до остановки Уилбура. Выходя из автобуса, он вскинул руку и ударил меня в затылок локтем. Теперь я сразу понял, что облажался, и не потому, что я теперь был вынужден вступить в бой с Уилбуром, скорее из-за того, что я жевал во рту довольно большой кусочек жевательного табака, большая часть которого теперь скользила по моему горлу. Если вы когда-нибудь случайно проглатывали то, что жуете, вы знаете, что случится следом. Через несколько секунд я был выведен из строя; к тому времени, как я попал домой, меня тошнило с ног до головы.
В ответ на это я сделал то, что сделал бы любой в моей ситуации: я наслал на него порчу.
Ну, возможно, не любой, но каждый, чья сестра сильно интересовалась колдовством и черной магией. В самом деле, для меня это было началом очень длительного и тревожного заигрывания с оккультизмом, эффекты которого годами преследовали меня. В то время, как бы то ни было, оккультизм казался просто удобным инструментом, имевшимся в моем распоряжении. Будучи крещеным лютеранином и доведенным до оцепенения Свидетелями Иеговы, к своим годам я был пустым сосудом в том, что касалось религии. Вопреки распространенному мнению, в то время, когда я читал Сатанинскую Библию, я никогда не был фактически сатанистом, вся концепция казалась глупой, если быть откровенным, но я занимался темными искусствами и ни секунды не сомневался, что они затрахали мою голову до практически невообразимой степени.
Я верил в оккультизм, и некоторые говорили: “Как ты можешь верить в оккультизм и практиковать черную магию и не быть при этом сатанистом?” Ну, есть разница. Спроси любого, кто занимается оккультизмом, и тебе скажут, что существует множество различных групп в различных видов магии. И как в любых областях, в оккультизме есть хорошие и плохие стороны.
Я лишь знаю, что и колдовство и Свидетели Иеговы долгие годы причиняли мне боль. Разумеется, это разные вещи. Боль от занятий колдовством остаточная. Боль, полученная от религиозности Свидетелей Иеговы, причинная. Это все равно, что когда говорят: “Эй, ты сидишь на наркоте, значит ваши взаимоотношения дерьмовые”, а ты отвечаешь на это: “Нет, у меня дерьмовые взаимоотношения, именно поэтому я и сижу на наркоте”. В любом случае, ты просто находишься в заднице.
Но в тот день, когда я пытался успокоить свой бушующий живот, колдовство казалось вполне разумным механизмом решения проблем. Поскольку Мишель отказалась дать мне свои книги, я украл у нее парочку; после пары дней изучения, я занялся работой, смастерив куклу из хлебного теста, используя семена мака, чтобы выложить на ней слово У-И-Л-Б-У-Р и связать петлю, сделанную из струны на шее куклы. Затем я прочел проклятье из книги заклинаний. Наконец, в самом конце я взял куклу и с треском отломил одну из ее ног.
Сработало ли это?
Нельзя сказать наверняка, но знаю точно, что через некоторое время Уилбур попал в автомобильную аварию и сломал ногу. Учитывая характер жизни в этой части мира, то, как сильно люди пили и садились за руль, не думая о последствиях, и учитывая, что Уилбур придурком-имбецилом, предполагаю, что нечто подобное неизбежно бы случилось.
А затем снова…
Жутковато, а?
После своего пробела в Айдахо, я вернулся Оранж Каунти и спокойно продолжил преследование рок-н-ролльного образа жизни. Поскольку мне нравились машины и я немного знал о том, как они работают, я устроился на временную работу в авторемонтную мастерскую; это помогло мне поправить свое финансовое положение, пока я не нашел достаточно клиентов, чтобы воскресить свой бизнес по продаже травки. Я ходил в вечернюю школу в надежде получить диплом об окончании средней школы и нашел компаньона в лице девушки по имени Мойра, ставшей моим первым серьезным любовным увлечением.
В музыкальном плане я был губкой, поглощавшей все, до чего могли добраться руки, пытаясь выучить любимые музыкальные фрагменты и подражая любимым гитаристам. Днем я тусовался на пляже со своим лучшим корешем, Майком Джорданом, и парочкой других худощавых друзей североевропейского происхождения, распивая спиртное и стараясь не поджариться на солнце. Ночью мы бродили от квартала к кварталу, от одной пивной вечеринки к другой, иногда устраивая потасовки, но обычно просто выпивая, куря травку или смеясь над любительскими группами, принимаемыми за “увеселительное зрелище”.
Даже худшим из них, тем не менее, удалось сыграть что-то примитивное и достичь незначительного уровня известности, со всеми вытекающими бонусами. Помню, как слышал о парне по имени Пэт Ноулз, гитаристе из нашего района, считавшимся высококлассным музыкантом. Затем я впервые увидел его вживую. Какое разочарование! Этот парень был худощавым маленьким ублюдком, похожим на Питера Пэна, ванильный десерт какой-то. Очень мягкий ребенок. Но Господи…как он играл! А еще был Джон Талл, который был практически полной противоположностью Пэту Ноулзу. Джон был похож на лесоруба с его толстыми руками и шлакоблочным черепом. Знаете, говорят, что у обычного взрослого мужчины лоб имеет ширину четырех пальцев? Так вот, у Джона он был шириной в пять. Может, даже в шесть. У него был черный Лес Пол с тремя звукоснимателями, и он играл песни, как никто из тех, что я видел. Не в местном масштабе, разумеется. И хорошие песни он тоже играл, песни, которые я слушал по радио и на восьмом треке, когда я видел, как он играет, я не мог не быть впечатлен.
Чувак…этот парень реально хорош.
Это была лишь половина. Когда группа завершила выступление, и Джон положил свою гитару, телки преследовали его. И имейте в виду, Мистер Пятипальцевый Лоб не был самым привлекательным парнем в комнате. Но это не имело значения, именно гитара и магия музыки сделали Джона привлекательным для противоположного пола. Я хотел быть похожим на него, и быть таким, как Пэт Ноулз. Только лучше, чем они.
Все началось в возрасте семнадцати лет, с парнем по имени Дейв Хармон, ударником из Хантингтон-Бич, чья домашняя жизнь казалось полной противоположностью моей. Дейв происходил из стабильной семьи, с матерью и отцом, поддерживавшими все, чего он хотел, включая желание стать музыкантом. Они понимали, что я по большему счету был сам по себе, и поэтому сжалились надо мной, открыли свой дом для меня и относились ко мне с добротой и пониманием. Для меня это было все равно, что выиграть лотерею. Я жил своей жизнью, пил низкосортное пиво, ел лапшу быстрого приготовления и макароны с сыром так, словно они выходили из моды. Затем я встретил этого парня с клевыми родителями и холодильником, полным еды.
У Майкла Шенкера (на тот момент он играл в UFO) во вдохновенной позе
на домашнем концерте Panic
Мы с Дейвом начали говорить о том, чтобы играть вместе и возможно создать настоящую группу, такую, чтобы выбила дурь, которую мы видели на местных вечеринках. В качестве гитариста Дейв пригласил своего друга по имени Рик Солис, у которого была прекрасная Gibson Flying V. Как и я, Рик обучался боевым искусствам, поэтому мы сразу нашли общий язык. Рик был также первым начинающим рокером из тех, что я видел, и отчасти был на него похож, он был чем-то средним между Винни Винсентом и Полом Стэнли. Это было не случайно. Рик был одним из парней с врожденным пониманием имиджа - он обожал футболки без рукавов, длинные волосы и странные коллекции ювелирных изделий рок-звезд. У него также был огромный нос и темная кожа, что придавало ему экзотическую средиземноморскую внешность, и он был одним из самых волосатых парней, что я когда-либо встречал. Он сочетал хорошее с плохим - волосяной покров на груди, похожий на шерсть медведя (эй, в 70-х это считалось вершиной мужественности) и сросшиеся брови, простиравшиеся с одной стороны головы до другой.
Рик был первым парнем, из тех, что я встречал, который был полон решимости хорошо играть и стать рок-звездой. Мы обучили друг друга нескольким песням, начиная от 'Fire' Джимми Хендрикса до композиций из каталога Judas Priest и всего остального, что звучало по-нашему мнению интересно. Как и я, Рик все еще развивал свой вкус к музыке. Вскоре он вел себя в манере, которую можно было назвать странной и неприемлемой, что привело не только к его исключению из группы, но, насколько я могу предполагать, к преждевременной смерти (Рик часто ездил, будучи пьяным в хлам, и погиб, разбившись на мотоцикле спустя несколько лет).
После смерти Рика Дейв и я занялись созданием новой группы. Первым к нам присоединился гитарист по имени Том Квеке, мой друг из вечерней школы. Том происходил из семьи с тремя братьями. Старший работал на правительство в сфере национальной безопасности; здоровенный, крепкий парень. О среднем брате я не слишком много слышал, он был белой вороной в семье. Ну и последним братом был Том, который был белой вороной, последовавшей по правильному пути. По крайней мере, пытавшейся. По правде говоря, он был немного посредственным гитаристом, но нам больше и не требовалось, потому что он играл на ритм-гитаре; я взял на себя партии соло.
Следующим в состав вошел Боб Эванс, бас-гитарист, напомнивший персонажа Джуниора из деревенского телешоу Hee Haw. Он был грузный, с короткой стрижкой и челкой, и все время носил комбинезон. Бобби выглядел… как простачок. Но, по правде говоря, он был сообразительным ребенком. Как и его отец, который был опытным звукорежиссером, построившим невероятные звуковые кабинеты для дома. Эти вещи были не просто басовыми кабинетами; они были похожи на басовые корпуса из Королевского Альберт-Холла или что-то вроде того. Мы играли с этим чуваком, и у меня были маленькие кабинеты, а Бобби заводил эти огромные кабинеты в восемь футов высотой и ударял первую басовую ноту “БУАУУУУУУУУ” и выносил всю округу. У Бобби имелись деньги и машина, поэтому, естественно, мы были счастливы иметь его в своей группе.
В тот момент все, что нам было нужно, так это вокалист – я еще не рассмотрел возможность, что я могу сам справиться с микрофоном, и тогда мы нашли одного вокалиста в лице Пэта Волкеса. Пэт был худым и мускулистым, с длинными прямыми волосами, он был похож на певца. Он также был на несколько лет нас старше, немножко более зрелый, чуть умнее в практической стороне создания группы. Мы построили репетиционную студию в гараже Пэта и собирались на репетиции так часто, как это было возможно. Однако у всех у нас была собственная жизнь. Моя крутилась вокруг незаконного оборота веществ. К тому времени я отошел от продажи травы к продаже всего, что попадало в мои руки: гашиш, ЛСД, куаалюд, кокаин.
Я не говорю это с гордостью. Просто именно так все и было. Мне требовались наличные, и это был самый простой и самый эффективный способ их заработать. Более того, следует принять во внимание культурную и политическую обстановку того времени. Говоря об отношениях, конец 70-х был довольно