Главная | Обратная связь

Искусство как язык культуры

Искусство как структурный элемент человеческой культуры является ее универсальным языком, языком всеобщим, функционирующим во всем социальном времени и во всем социальном пространстве.

А. Н. Илиади утверждал, что достаточно представить хотя бы один из бесчисленных шедевров искусства, чтобы уяснить, какую актуальную значимость сохраняют они для современности, поскольку являются прежде всего памятниками (часто единственными), которые в подчеркнуто эмоциональной форме свидетельствуют о жизнедеятельности прошлых эпох, о социальных процессах и событиях из жизни тех поколений, при которых они были созданы. Поэтому по ним во всей возможной многогранности и воссоздается потомками культура прошлых эпох в единстве ее материальной и духовной сторон. Даже тогда, когда от этой эпохи сохранились свидетельства историков и научные трактаты, политические и религиозные доктрины, кодексы нравственности и морали, объединить все это в целостность, изоморфную к жизнедеятельности, казалось бы, безвозвратно прошедшей эпохи, может искусство и только искусство. Происходит это потому, что искусство доносит до нас не просто сведения о фактах истории, событиях и научных открытиях. Шедевры искусства несут через века значение и смысл жизни, каким он представлялся человеку той эпохи не только в общеродовом плане, но и в личностном переживании значимости, и в смысле своей жизнедеятельности, своей борьбы за надежды и идеал, из чего выкристаллизовываются в конечном счете мысли, чаяния, переживания и борьба за будущее или против него тех или иных людей, сословий, классов, народов, государств.

«Значимость искусства как универсального языка человеческой культуры, – делал справедливый вывод А. Н. Илиади, – закреплена в художественно–образной структуре его конструкций, делающих его в наиболее полной степени из всех языковых систем, известных человечеству (естественных языков, языков науки), доступными для воспитания человечества в целом, причем не только вне этнических или государственных границ данной эпохи, но и в последующие века. Тем самым устанавливается своеобразный диалог между различными поколениями, актуализирующий опыт протекшей жизнедеятельности и создающий возможность дальнейшего «рывка» в социальное будущее с плацдарма этого актуализированного опыта».^[355]

Таким образом, искусство как универсальный язык культуры есть, с одной стороны, воспроизведение этой культуры в ее специфических системах, т. е. воспроизведение конкретно–исторического образа жизни людей различных эпох и этнических регионов, а с другой – утверждение и развитие отражаемого образа жизни, отражаемой культуры. Это сложный механизм диалектики культуры и искусства, образа жизни и его художественной равнодействующей.

Искусство, являясь универсальным языком культуры, особой знаковой системой, использует различные знаки. Но знаки именно художественные.

Знак художественный – термин, обозначающий реальность не в чисто предметном бытии искусства, а скорее в его функционировании.

В силу этого исходной становится не проблема знака как такового, а проблема вычленения знакового многообразия, проявляющегося прежде всего в социальном бытии – потреблении, восприятии искусства. Элемент художественной формы, будь то мелодический оборот, архитектурная деталь или обособленно рассматриваемое изображение отдельного предмета в живописи, имеет четыре свойства знака:

1) он обладает значением;

2) информирует нас о чем–то отличном от него;

3) употребляется для передачи информации (хотя и не обычной, а окрашенной эмоционально–эстетическим отношением автора к репрезентируемому);

4) функционирует в знаковой ситуации (пока произведение не воспринято нами, оно не существует для нас как явление искусства). Поэтому такой элемент как будто бы можно назвать художественным знаком.

Но еще четыре свойства отличают этот художественный знак от обычного. Каждое средство в искусстве весьма многозначно, в то время как знак единичен и устойчив по значению. Многозначность каждого из выразительных средств искусства имеет двоякую природу. Его различные значения зависят, с одной стороны, от ситуации и контекста, в которых оно применено (Е. Басин называет такую полисемию «речевой»), а с другой – от его истолкования воспринимающими индивидами («языковая полисемия»). Оба вида полисемии не являются целиком произвольными. Как пишет Басин, произведения искусства всегда воспринимаются не только глазом индивида, но и через него глазами «общественного субъекта» – общества. Вот почему «языковое» значение произведений искусства во многом определяется обществом и относительно не зависит от индивида. Таким образом, в искусстве, помимо «речевого» значения и «речевой» полисемии имеется языковое значение – относительно устойчивое социальное и общезначимое.^[356] Тем не менее многозначность выразительных средств искусства остается неоспоримым фактом. Как в музыке, так и в живописи, да и в любом виде искусства, знак не может быть однозначным. Содержание (значение, которое вкладывает в него автор) прочитывается адресатом не всегда полностью адекватно. Иногда содержание это может быть даже более полным, нежели задумывал сам автор. Часто же содержание, которое извлекает воспринимающий, уже того, которое имел в виду художник. Специфика музыки заключена в том, что большое значение при восприятии имеет исполнение. Хорошо известны случаи, когда первое исполнение решало судьбу произведения. И даже тогда, когда мы смотрим лишь нотный текст, мы невольно выступаем в качестве интерпретатора. (Впрочем, и при восприятии живописного холста мы являемся определенным образом его интерпретатором.) Не случайно для композитора так важно исполнение его произведений. Второе отличие художественного знака состоит в том, что он не может быть выделен из данного контекста и без изменений использован в другом контексте, как это характерно для обычного знака. Наконец, самые главные отличия – это большая самостоятельная роль формы художественного знака и ее иное соотношение с содержанием, чем у обычных знаков. У них в большинстве случаев материальная форма произвольна по отношению к значению. В искусстве же даже при небольшом изменении формы изменяется и содержание. Нам не безразлично, например, в каком регистре, каким инструментом, в каком темпе исполняется та или иная мелодия, не говоря уже об изменении в ней хотя бы одного–двух звуков. Точно так же без ущерба для содержания нельзя переставить слова в стихах, изменив тем самым ритм, или заменить какое–либо слово его синонимом. Одна из причин невозможности получить полное представление о живописном полотне по репродукции заключается в изменении, даже при высоком уровне техники, всех элементов формы, цвета, фактуры и т. д. Вот почему понятие «знак художественный» может применяться лишь как метафорическое.

Поскольку нас интересует характер соответствия художественных знаков формам реальных предметов, из всех существующих многочисленных классификаций знаков мы берем ту, которая основана на разделении знаков по их типу соотношения с денотатами (ее впервые предложил Ч. Пирс). И хотя сегодня семиотика далеко ушла от теории Пирса и часто весьма критична по отношению к ней, такого рода классификация знаков может помочь во многом объяснить специфику художественных знаков. С этой точки зрения знаки делятся на три группы:

1) знаки–изображения (иконические знаки);

2) знаки–признаки (симптомы, индексы, индикаторы);

3) условные знаки (знаки–символы).

По аналогии с этим и среди художественных знаков можно выделить три основных типа: художественные изображения, которые будут близки классическим знакам–изображениям, художественные «выразительные приемы» (включая интонационные знаки) и художественные «символические средства». Термин «символ» многозначен и в разных сферах имеет различный смысл. Поэтому следует учитывать, что здесь он употребляется лишь в одном из многих смыслов, а именно как обозначение элементов художественной формы, которые аналогичны условному знаку и которые должны быть сопоставлены с типами знаков вне искусства. Однако, прежде чем провести такое сопоставление, надо сделать существенную оговорку. Следует подчеркнуть исключительную приблизительность, условность предложенного разделения художественных знаков, вытекающую из многозначности и многофункциональности каждого из них. Конкретное художественное средство, примененное в том или ином произведении искусства, характеризуется одновременно и с изобразительной, и с выразительной, и с символической (условно–знаковой) сторон. Художественное изображение и художественное символическое средство одновременно всегда являются в какой–то мере и выразительными приемами, поскольку эмоциональная выразительность есть неотъемлемое, обязательное качество всякого искусства и «пропитывает» собою насквозь всю ткань художественного произведения. Выразительный прием и символическое средство зачастую (хотя и не всегда, не во всех видах искусства) обладают хотя бы некоторыми признаками изображения. Наконец, изображения и выразительные приемы обязательно содержат черты условности, что сближает их с символическими средствами. Поэтому точнее говорить о совместном существовании трех типов художественных знаков.

По отношению к языку искусства и понятие знаковой системы может быть применено лишь частично.

Художественный язык имеет три свойства знаковой системы: связь существующих «знаков» и введение новых на основе правил, зависимость значения «знака» от его места в системе. Но другие свойства обычной знаковой системы ему не присущи. «Словарь» средств, применяемых в данном виде искусства, невозможно составить по нескольким причинам, и в частности, из–за того, что художник почти не использует уже готовые средства, созданные другими, а создает новые средства по образцу существовавших ранее. Следовательно, язык каждого вида искусства – это набор не готовых «знаков» («слов»), а лишь определенных типовых форм, от которых отталкивается автор при создании собственного языка, состоящего во многом из новых оригинальных элементов. При отсутствии таких элементов творчество художника воспринимается как банальное по языку, эпигонское, не имеющее самостоятельной ценности, хотя не раз возникали проекты создания словаря художественного языка, например, музыки на основе привязки его к естественному языку.

Еще одно отличие художественного языка от знаковой системы состоит в невозможности перевода созданных на его основе текстов на другой художественный язык. Здесь имеются в виду не общеизвестные случаи создания новых, самостоятельных произведений в одном виде искусства на основе образов другого вида (программное музыкальное произведение на сюжет стихотворения или картины, театральная инсценировка или киноэкранизация романа и т. п.), а именно переводы, целиком равнозначные оригиналу, способные его заменить.

Высказанное положение не опровергается общеизвестным фактом существования полноценных переводов с одного языка на другой в литературе. Дело в том, что при переводе прозы художественный язык (как система образных средств) вообще не меняется; иным становится лишь материал (вербальный язык). В поэзии же перевод становится уже видом самостоятельного творчества, так как при переходе к другому вербальному языку часть образных средств оригинала неизбежно видоизменяется. Впрочем, это относится и ко многим прозаическим произведениям, отмеченным высокой степенью поэтичности.

В разных видах искусства разные знаки могут иметь сходное содержание, и, наоборот, сходные знаки могут выражать разное содержание: искусство живописи и музыки – разные знаковые системы. Н. Н. Пунин по этому поводу писал:

То, что сказано однажды и именно данным языком, невозможно повторить, переведя на другой язык, – это закон для всего художественного творчества.^[357]

Об этом же говорит и М. М. Бахтин. Правда, связывая невозможность перевода с одного языка искусства на другой с проблемой текста, Бахтин пишет:

…За каждым текстом стоит система языка. В тексте ей соответствует все повторенное и воспроизведенное и повторимое и воспроизводимое, все, что может быть дано вне данного текста (данность). Но одновременно каждый текст (как высказывание) является чем–то индивидуальным, единственным и неповторимым, и в этом весь смысл его (его замысел, ради чего он создан)… Всякая система знаков (то есть всякий язык), на какой узкий коллектив ни опиралась бы ее условность, принципиально всегда может быть расшифрована, то есть переведена на другие знаковые системы (другие языки). Но текст (в отличие от языка как системы средств) никогда не может быть переведен до конца.^[358]

Опираясь на работы Ю. Г. Кона, Ю. М. Лотмана, А. Н. Сохора, П. Флоренского, М. Гаспарова и других, можно утверждать: искусство в целом и его отдельные виды, вернее сказать, их художественные языки – явления, аналогичные знаковым системам, но отнюдь не тождественные им. Искусство – это знаковая система особого рода, язык особого рода.

Все вышеизложенное помогает понять, как проявляют себя черты знаковости в искусстве.