 |
|
Прислушиваясь к своему телу, заботясь о нем, мы сможем использовать его эффективнее. И тогда вместо того, чтобы день за днем ждать чудес, мы сможем творить их.
Итак, теперь поговорим о чудесах.
В «Курсе чудес»[4] сказано, что чудеса не различаются по степени сложности. Ибо для Бога ничто не сложно. Возможно все — причем не только возможно, но и легко.
Однако при том, что чудеса не различаются по степени сложности, они различаются по типу и масштабу. Есть большие чудеса и маленькие. Одни из них совершаются быстро, другие требуют некоторого времени. Одни чудеса легко объяснимы, другие — нет.
Не все чудеса сводятся к исцелению. Фред Рут был исцелен, но это не повод для кого бы то ни было гадать, почему с его любимым человеком не произошло «чудо» и тот умер. Даже смерть человека может быть чудом, хотя это не всегда то чудо, которого мы желали бы.
Я определяю чудо как «именно то, что нужно, именно так, как нужно, именно тогда, когда нужно». Прекрасным примером тут может служить история смерти мистера Колсона старшего, описанная в конце первой главы этой книги. Другой, менее драматичный, но не менее выразительный пример — рассказ о водителе, подобравшем Дэвида Дэниэла с островка посреди оживленной дорожной развязки в Нью-Йорке.
Всякий раз, моля о чуде для себя или для кого-то другого, я черпаю силу и успокоение в том, что «оставляю на усмотрение Бога», какую именно форму обретет чудо. Я говорю:
«Вот чего я хочу, Боже, но только если это пойдет во благо всем, кого это касается. Пожалуйста, Боже, пусть восторжествует высшее благо. Для всех. Как Ты того хочешь. Аминь».
Я обращаюсь к этой молитве вот уже двадцать пять лет, и нахожу в ней огромнейшее утешение. Загадываю желание и «отпускаю его с Богом».
Я уже говорил выше: чем лучше мы осознаем, что чудеса в нашей жизни происходят каждый день, тем больший опыт чудес приобретаем. Но все равно мы не замечаем многие из них, не признаем в них чуда, поскольку не видим в этих событиях ничего «чудесного».
Часто чудесно не само событие, но время, когда оно происходит. Легко объяснимое событие может оказаться необычно тем, когда оно случилось. И мы склонны называть его не чудом, а синхронизацией.
Или чудесно не событие и не то, когда, но как оно произошло. Бывает, что самые обычные события складываются в какой-нибудь неожиданный узор, достойный пера Сервантеса, и все вместе приводя к совершенно невероятному результату. И мы склонны называть это не чудом, но невероятным стечением обстоятельств (serendipity).
Иногда и само событие нашей жизни вполне объяснимо, и ни время, ни обстоятельства, при которых оно произошло, не вызывают удивления. Однако нас ошеломляет сам факт, что такое вообще произошло в нашей жизни. Однако и этомы склонны называть скорее не чудом, но удачей.
Многие люди готовы давать Божьему чуду любые названия, только не «Божье чудо», поскольку либо не верят в Бога, либо — в чудеса, либо — в то, что чудеса могут происходить с ними. Люди склонны не замечать то, во что они не верят. Ибо верить — значит видеть. Иначе и быть не может.
И именно по этой причине вы можете не видеть даже себя — Кто Вы Действительно Есть. Вы не замечаете свое Я и не знаете, что вы — чудо. Однако это именно так. Вы — вершащееся чудо. Ибо вы себя еще далеко не закончили, и Бог тоже вас не закончил.
Именно это и постиг Фред Рут за те недели, пока ждал смерти. У Богa на него были другие планы, и чего Он только не испробовал, чтобы пробудить Фреда. Он даже надоумил Анну носить Фреду книги и заводить с ним духовные беседы. Но Фред просто не слушал. И тогда Бог сказал: «Ла-а-адно, давай-ка посмотрим, чем еще мы можем привлечь внимание этого человека».
Вселенная посылает подобные призывы к пробуждению многим из нас. Но, как я уже говорил, мы обычно готовы называть их как угодно, лишь бы скрыть от себя истинную суть.
Психологическими аберрациями.
Паранормальными переживаниями.
Полетом воображения.
Как угодно.
А на самом деле — это чудеса.
Но неужели такое бывает?
Неужели люди действительно могут увидеть перед собой световой шар, ощутить пронизывающие их энергетические лучи, услышать нежные голоса, рассказывающие о великих истинах?
Неужели люди и вправду могут пережить чудесное исцеление, или внезапно ощутить полное Единство со Вселенной, или на самом деле побеседовать с Богом?
Да.
БЕЗЗВУЧНЫЙ ГОЛОС
После публикации «Бесед с Богом» люди то и дело спрашивали меня:
— Почему ты? Почему Бог выбрал именно тебя?
Если бы даже я считал, сколько раз отвечал на этот вопрос, то все равно бы давно уже сбился со счета:
— Бог не выбирал меня. Бог выбрал каждого. Бог говорит с каждым из нас, всегда. Дело не в том, с кем говорит Бог. Дело в том, кто слушает.
Бог тем или иным способом обращается к каждому из нас много раз в день. Бог не знает стыда, и он использует для общения с нами любые средства.
Слова песни, услышанной вами по радио.
Мимолетное замечание приятеля, которого вы «случайно» встретили на улице.
Статья в журнале месячной давности, прочитанная вами в парикмахерской.
И — да! — голос, обращающийся непосредственно к вам.
Но нужно слушать. Нужно осознавать, что Бог общается непосредственно с вами. Это не надежда. Не желание. Не молитва. Это реальность. Бог обращается к вам в Моменты Благодати. Но если вы не осознаете этого, то просто переживаете такие моменты, даже lie замечая, чти они были в вашей жизни.
Я подчеркиваю это снова и снова, ибо хочу, чтобы вы настроились на свое духовное Я. Хочу, чтобы вы открыли глаза и уши. Хочу, чтобы пробудили свои чувства. Хочу, чтобы вы «пришли в чувство» и почувствовали Бога! Ибо Божьи послания приходят к вам постоянно.
Вам нужны еще примеры? 11ужны дополнительные доказательства? Прочтите следующий рассказ. Он — о Даге Фербуше, живущем неподалеку от Атланты, штат Джорджия.
Даг с женой давно хотели переехать в свой дом, и вот их мечта сбылась. Последние выходные он посвятил установке противопожарной системы — хотел закончить ее до зимних дождей.
Ему нравилась эта работа — копать землю, укладывать дерн. Под ногти набивалась грязь, и даже это приятно разнообразило рутину консультанта по технологиям, которому почти целые дни приходилось проводить перед экраном компьютера.
Итак, Даг, согнувшись, работал лопатой. Сентябрьское солнце пригревало спину.
— Я сбегаю в супермаркет, — крикнула жена. — Тебе что-нибудь купить?
— Нет, солнышко, спасибо, — прокричал Даг в ответ.
— О'кей! Скоро буду.
Даг усмехнулся: «И ничего-то в целом мире мне уже не нужно».
У него уже было почти все, что он мог пожелать. Будь он в силах сейчас изменить что-то в мире, Даг оставил бы все как есть. Жизнь прекрасна. Прекрасно все: солнце, согревающее его плечи, стук и скрежет лопаты, вонзающейся в землю, птицы, льющие трели с вершины персикового дерева в глубине сада. Даг копал, и в мышцах его пела радость труда. Между лопаток стекал пот.
— Даг.
Голос прозвучал настойчиво, но он его не узнал. Почти похож... беззвучный голос.
Даг огляделся. Двор был пуст. Может быть, жена? Наверное, она. Вероятно, забыла что-то и позвала его с дороги. А когда он не ответил, пошла за забытой вещью сама.
Да, так и есть.
Вонзив лопату в земляной холмик, Даг выбрался из канавы и пошел к дому. Никого пет. И машины жены нет в гараже.
«Хм, наверное, я перегрелся на солнышке», — подумал он, возвращаясь к своей канаве.
— Даг!
В этот раз голос звучал настойчивее.
— Разыщи Гэл!
Даг так и застыл на месте. «А это что такое? Я отчетливо слышал этот голос, — сказал он себе. — Но откуда он доносился? И почему он говорил о Гэл?»
Утро его дочь провела с друзьями на катке, а когда вернулась, сразу же пошла в свою комнату. В последнее время она вела себя как-то замкнуто, но и Даг был настолько занят своими делами, что едва ли пытался с нею поговорить. «В конце концов ей уже тринадцать, — улыбнулся он про себя. — У нее должны быть настроения».
И тут его объял ужас: что-то не так. Зачем его звал этот голос? Зачем велел ему разыскать Гэл?
Все эти мысли промелькнули в голове Дага за считанные секунды. Он резко развернулся и помчался в дом, даже не сняв перепачканные грязью ботинки. Перескакивая через ступеньки, он поднялся к комнате Гэл.
Дверь, как обычно, была заперта. Здесь находилась Святая Святых. Даг понимал и уважал право Гэл на личную территорию. Но сейчас что-то было не так. Отчего-то ему было тревожно.
— Гэл? — он постучался.
Тишина.
Теперь он постучался громче.
— Гэл, ты там? Что-то случилось? Никакого ответа.
— Гэл, открой дверь!
— Оставь: оставь меня в покое... папа, — донесся слабый приглушенный голос.
Ну вот, уже лучше. Хоть отозвалась. Но что-то не давало Дагу уйти.
— Гэл, открой дверь. Сейчас же.
Он немного подождал. «Придется выламывать», — подумал он, но тут щелкнул замок.
Едва приоткрыв дверь, Гэл повернулась, побежала к кровати, юркнула под одеяло и укрылась с головой. Ее тело сотрясалось в беззвучных рыданиях.
— Что такое, малышка? — спросил Даг, направляясь к дочери. — С тобой что-то случилось?
— Оставь меня, папа, — снова пробормотала девочка.
Глаза Дага ошеломленно обшарили комнату, и тут он увидел на пододеяльнике кровь. Только одно пятно, но он его заметил и коснулся пальцем. Кровь еще не засохла.
— Гэл, поговори со мной. Ты поранилась? Девочка не отвечала.
— Гэл, пожалуйста, скажи мне, что случилось? Откуда у тебя на постели кровь?
Дочка приоткрыла лицо. Ее глаза были красные и припухшие: как и запястья. Она пыталась вскрыть себе вены.
— Гэл, девочка моя, ну что же ты наделала?
Даг думал, что сойдет с ума. Он схватил ее за руки, чтобы рассмотреть их получше. Очевидно, большого вреда она себе не причинила. Порезы были неглубокие, и тем не менее они кровоточили. Даг побежал в ванную за полотенцами.
— Зачем ты это, Гэл? — спросил он через плечо. — Что с тобой случилось?
Теперь она уже не сдерживала рыдания.
— Папа, прости меня, но я так больше не могу!
— Как? Как ты не можешь?
— Люди очень жестоки ко мне. Меня все ненавидят.
— О Гэл... — перебил ее Даг, возвращаясь к ее постели с полотенцами, — это неправда.
— Папа, пожалуйста. Ты не знаешь. У меня нет друзей. А единственная девочка, которая мне нравится, очень жестока ко мне. Сегодня она меня любит, а завтра — ненавидит и обсуждает за спиной.
Отец осторожно вытирал с рук дочери кровь теплым влажным полотенцем.
— Сегодня на катке она такое сказала... Нет, я так больше не могу... На прошлой неделе она пригласила меня на свой день рождения. Как я была рада! А сегодня она при всех сказала, что передумала... сказала, чтобы я не приходила. Мне захотелось умереть.
— Но Гэл, все не настолько плохо. У тебя будут друзья. Будет много дней рождения. Ты хорошая и красивая. Многие люди захотят с тобой дружить, — уговаривал свою дочь Даг. — Пожалуйста. Ну ведь ты же не веришь, что жизнь недостойна того, чтобы жить. А как же мы — я и мама? Мы-то тебя любим. Очень.
Тут хлопнула входная дверь.
— Ребята! Я пришла. Идите-ка посмотрите, что я купила, — весело позвалаих из прихожей жена Дага. — Эй! Да куда же вы все подевались?
— А вот и мама. Давай поговорим с ней, ладно? Ей тоже захочется узнать, что с тобой происходит, — Даг перевязал раны Гэл полотенцами. — Надо съездить наложить тебе швы, детеныш. Пошли.
Гэл встала и окунула ноги в туфли, кое-как придерживая окровавленные полотенца. Даг смотрел на грязные следы своих ботинок на розовом ковре. Потом потряс головой, отгоняя неуместные мысли. «Нашел о чем беспокоиться», — упрекнул он себя и, облегченно вздохнув, поднял глаза в благодарственной молитве. Взгляд отца упал на маленькие серебристые звездочки, которые Гэл наклеила на потолок, и мысли понесли его куда-то прочь, прочь...
«Тот голос, — думал он, — это был голос Бога». Даг знал это абсолютно точно. Голос оторвал его от работы и спас жизнь дочери. Он и думать не хотел, что могло бы случиться, если бы он не пришел к ней вовремя. Даг понимал, что ей нужна была помощь, и он просто обязан был предоставить ее ей.
Следующие недели были очень сложными — бесконечные беседы с врачами и консультантами, слезы, слезы. Однако закончилось все прекрасно. Гэл сумела справиться с депрессией и вернуть себе волю к жизни. Девочка почувствовала, что ее по-настоящему любят в семье, а вскоре появились и друзья, — как оно всегда бывает со временем. Гэл поняла, что отчаянные моменты в жизни не всегда требуют отчаянных мер.
Врачи определили у Гэл глубокую депрессию. Не получи девочка своевременного лечения, она нашла бы способ свести счеты с жизнью, — Даг в этом уверен. Но у Бога были другие планы, и теперь Гэл — прекрасная цветущая восемнадцатилетняя девушка. Она изучает в колледже океанографию.
А Даг? Он испытывает глубокую благодарность. И осознает, — совершенно отчетливо осознает, — что Бог говорит с людьми напрямую.
Большинство людей верят в обратное. Наше общество приучило нас отрицать, что Бог может напрямую общаться с обычными людьми (любопытно, что то же самое утверждают и большинство религий). Нам говорят, что Бог действительно беседовал с некоторыми представителями человечества, но это было весьма редко, и обращался он не к простым людям. Эти обращения Бога называются откровениями,и нам говорят, что они были даны лишь совершенно особым людям при совершенно особых обстоятельствах.
Иногда эти «особые» люди, пережившие подобный опыт (или кто-то, кто слышал о них), записывали содержание откровений, и такие записи назвали Священными Писаниями. Если же подобные записи были сделаны «обычными людьми», то эти тексты называли ересью.
Вдобавок, чем ближе подобный опыт к настоящему времени, тем больше вероятность, что его объявят иллюзорным или галлюцинаторным. Чем дальше он в прошлом, тем охотнее люди его чтят.
Джордж Бернард Шоу говорил: «Все великие истины начинаются как ереси».
Живя в современной культуре тотального отрицания, мы должны не отрицать опыт своей души, разума и тела, но утверждать его. Громко и отчетливо, чтобы слышали все. И это не всегда легко.
В продолжение многих лет всякий раз, когда какой-то опыт моей души, разума и тела (хотя тогда все эти три составляющие еще толком не знали, что такое опыт) шел вразрез с привитыми мне представлениями об истине, я просто отрицал такой опыт.
Так поступают многие.
До тех пор, пока у них остается хоть какая-то возможность. До тех пор, пока свидетельство не становится настолько очевидным, настолько глубоким и пугающим, что отрицать его уже невозможно.
Билл Колсон и не думал отрицать свой опыт. Наоборот, во время поминальной службы по его отцу он прямо в церкви рассказал о своем случае всем собравшимся. И Билл Такер не собирается отрицать свой опыт. А также Дэвид Дэниэл, Фред и Анна Рут, Джерри Рейд и другие «обычные люди», чьи рассказы собраны в этой книге. Они понимают и знают, что в их жизнь приходит Бог, что Он взаимодействует с людьми напрямую. Что Бог даже разговаривает с нами. Думаете, Даг Фербуш сомневается в этом хоть немного?
Могу точно сказать вам: не сомневается. Но важнее всего то, что его опыт не так уж необычен.
Роберт Фридман руководит издательством Hampton Roads, которое представило миру «Беседы с Богом» и опубликовало ту книгу, которую вы держите в руках сейчас. Когда я в первый раз сказал Бобу, что хочу сделать книгу под названием «Моменты Благодати», и объяснил ему, о чем в ней пойдет речь, он сразу же заметил:
— У меня тоже был такой момент в жизни!
— В самом деле? — спросил я.
— Точно. Я прекрасно понимаю, о чем вы говорите.
— Так расскажите мне об этом. Что произошло?
— Мне было шестнадцать, — начал Боб, — и я только что научился водить машину. Я жил тогда в Портсмуте, штат Виргиния.
— Угу.
«И вот однажды я ехал по небольшой улочке, и мне нужно было пересечь широкую автостраду в четыре полосы. Вдоль дороги вплоть до самого перекрестка стояли заборы, и автостраду практически не было видно. Но какое это имеет значение, если там стоит светофор, так ведь?
Загорелся зеленый свет, значит, можно ехать. Ну вот, загорается зеленый, я уже нажимаю на газ, и вдруг какой-то голос произносит у меня в голове: «Стоп!». Да, именно так, просто «Стоп!». В машине никого нет, а я совершенно отчетливо слышу голос, который говорит мне «Стоп!».
Ну, я и нажал на тормоз. Чисто автоматическая реакция. Я даже ни о чем не успел подумать. Просто нажал на тормоз. А тут этот парень... эта машина мчится прямо на красный свет! Он едет слева, и я его не видел, пока он не выехал на перекресток, а он мчит со скоростью пятьдесят миль в час* — просто летит.
Если бы я тогда не нажал на тормоз, он ударился бы прямо в мою дверцу. Парень действительно мчался во всю прыть, и я в той ситуации — мертвец. Я ничуть не сомневаюсь, что погиб бы прямо на месте.
А теперь скажите мне, что это был за голос? Это был ангел? Мой ангел-хранитель? Проводник? Бог? Я не знаю, я даже не думаю, что тут есть какая-то разница. То есть это все — проявления Бога, правильно? Но одно знаю точно: я слышал этот голос. Всего одно слово, и оно спасло мне жизнь».
— Ого! — воскликнул я. — И если бы не тот Момент Благодати в вашей жизни, то не было бы и этих «Моментов Благодати», — я имею в виду книгу. Кто еще ее опубликовал бы? И кто опубликовал бы «Беседы с Богом»?
— Уж во всяком случае не я...
— Так что, думаю, у Бога были по поводу вас кое-какие планы.
— Думаю, у Него были планы по поводу нас обоих.
И вот «Моменты Благодати» перед вами. Думаю, каждый может рассказать по меньшей мере одну историю о Божественном Вмешательстве в его жизнь. И я не вижу в этом ничего удивительного. Я рассказал Бобу, почему решил сделать эту книгу: я хочу показать миру, что в моем опыте, описанном в «Беседах с Богом», ничего необычного нег. Необычно лишь то, что я решил выйти на публику, что я захотел говорить об этом. И еще немного необычно, что мои беседы были достаточно долгими и я успел записать их. Но сам опыт, — опыт прямою общения с Богом, — вещь очень и очень обычная.
Если когда-нибудь попадете в Индианаполис, штат Индиана, спросите об этом у Каролины Лефлер. Вот что она нам поведала...
БОГ ТОЖЕ ПОЕТ ?
Мам, не волнуйся о папе, — сказал мой пятилетний ребенок, глядя мне прямо в глаза. — Все будет хорошо.
Я, конечно же, удивилась. Отвозя Эрика в школу, я как раз думала о своем бракоразводном процессе. Я-то уже смирилась с тем, что наш брак подошел к концу. Единственное, о чем я по-настоящему беспокоилась, — как это повлияет на Эрика.
Отец и сын любили друг друга. Я всячески пыталась защитить мальчика от жестокой новости о том, что его папа больше с нами жить не будет, но Эрик был слишком умен и чувствителен, чтобы не понять правды.
После того как отец все-таки ушел, Эрик стал носить свою куртку с капюшоном задом наперед и при всякой возможности закрывал лицо. Я просила его, просто умоляла не делать этого, но безрезультатно. Мальчишка продолжал прятаться. Однако сегодня, похоже, он оправился от потрясения достаточно, чтобы попытаться утешить меня.
— Спасибо, родной мой. Ты прав. Все будет хорошо.
Я вновь удивилась способности Эрика читать мои мысли. Этот ребенок с самого начала обладал сильнейшей интуицией. Нередко в самые неожиданные моменты он схватывал глубочайшие мои мысли — словно мы общались телепатически. Мы с ним часто играли в игру «подумай меня домой».
Когда готов обед и пора звать Эрика со двора, я мысленно направляю ему свой зов. Эрик безошибочно вскоре появляется в дверях и вполне буднично говорит:
— Ну вот, мам, я пришел.
Он всегда очень отличался от большинства детей. Позже, когда настала пора отдавать мальчика в школу, я заметила, что одноклассники его, видимо, не понимают и он чувствует некоторое отчуждение. В результате у Эрика появился свои собственный очень богатый мир фантазии. Нередко он без предупреждения уходил в свой воображаемый мир и погружался туда настолько полно, что утрачивал всякую связь с реальностью. Фактически, фантазии превращались для него в реальность.
Однажды, — ему тогда было лет восемь, — Эрику надоел урок, и он ушел в свой мир. Мальчик представил себе, что он — тигр, охотящийся в джунглях. Тихо и медленно пробираясь среди густых зеленых зарослей, он заметил обезьянку, выискивающую что-то в траве. В один прыжок Эрик настиг добычу.
— Эрик! Что ты делаешь? — донесся до него визг учительницы. Мальчишка тут же вернулся в реальность. Он сидел на полу классной комнаты и грыз деревянную ножку парты! Эрик стал пристыжено извиняться перед учительницей. Позже он сказал мне, что даже не мог найти слов, чтобы объяснить свое поведение. Тем более что мальчику казалось, будто к тому времени учительница все равно уже оставила всякие попытки понять его.
Я всегда знала, что воображаемый мир Эрика был для него не только местом укрытия и источником неспособности «приноровиться» к другим детям, но и симптомом особой чувствительности к обычным горестям и бедам детства. Он был очень уязвим, его ранили многие вещи, которые с других детей стекали как с гуся вода.
Однажды, — Эрику тогда недавно исполнилось десять лет, а в школе начинались каникулы, — эта его черта проявилась в своей самой опасной форме. Он предложил своему однокласснику (кажется, по фамилии Джексон) во что-то сыграть.
— Не-а. Я буду играть с ребятами в футбол. Хочешь, пошли с нами?
Об этом Эрику не хотелось даже и думать. В прошлый раз во время игры ему в глаз попал мяч, и он пришел домой с синяком.
— Ну уж нет, — ответил Эрик.
— Я буду играть в футбол, — сказал Джейсон. — А ты как знаешь.
Эрик увидел в этих словах какую-то обидную окончательность. Должно быть, он сразу же пришел к выводу, что раз Джейсон не хочет с ним играть, значит, он его не любит, а отсюда родилась мысль, что его вообще никто не любит.
Если мальчик думал именно так, то я понимаю, почему он дошел до отчаяния. Эрик нашел во дворе брошенную кем-то скакалку и, ни секунды не раздумывая, взобрался на трехфутовый забор, обвязал один конец веревки вокруг столба, другой — вокруг шеи и прыгнул.
К счастью, дежурившая на площадке учительница увидела, что делает мальчишка, на полсекунды раньше, чем все это закончилось. Она бросилась к Эрику, подхватила его и позвала другого учителя, чтобы тот развязал веревку на шее у моего сына.
Сам Эрик особенно не поранился, но напугал всех до смерти. Меня тут же вызвали в школу. Я сидела рядом с сыном в кабинете директора, и по моим щекам лились слезы.
— Малыш, зачем ты это сделал? — спрашивала я. — Ты же знаешь, обо всем, что тебя волнует, можно поговорить со мной, и мы как-нибудь все уладим. Я люблю тебя. Папа тебя любит. Бог тебя любит.
— Но в школе меня никто не любит, мама! — горестно выкрикнул Эрик.
Я обняла сына. Как же ему помочь? Я была в отчаянии.
Обсудив этот случай со школьным психологом, я решила не уделять ему особого внимания. И учителя, и психолог считали, что лучше всего в подобных ситуациях реагировать на случившееся как можно сдержаннее. Я решила просто попытаться как-то помочь сыну справиться с болью от того, что отец больше не живет с нами.
К сожалению, у меня на это не оказалось времени. Всего два дня спустя Эрик снова попытался повеситься. На этот раз в стенном шкафу для одежды. И тогда я приняла трудное решение: отвезти сына в психиатрическую лечебницу. Другого выхода я не видела.
Мы ехали по широкому проспекту к больнице, и я беззвучно рыдала: «Я не могу оставить своего ребенка в этом страшном заведении. Ему всего десять лет!» Я даже не знала, достаточно ли хорошо Эрик понимает, что ему сейчас придется жить там, вдали не только от отца, но и от всего, что он любит: от дома, который был его небесами, его убежищем.
— Мам, не волнуйся. Со мной все будет в порядке. Да и ты сможешь навещать меня.
Он снова прочел мои мысли. «Как ребенок с такой интуицией может быть настолько озабочен?» — спросила я себя горестно.
Взявшись за руки, мы с Эриком прошлись вслед за медсестрой по клинике. Ничего страшного: больница как больница. Но все-таки — больница. Поговорили с врачом и медсестрами, распаковали его вещи, крепко обнялись на прощанье и сказали друг другу «до свидания». Теперь мне не позволено будет видеть Эрика целую неделю. Я думала, что просто не перенесу этой разлуки с моим мальчиком. Я так ему нужна, ему будет так одиноко. «Почему так вышло?» — не давала я себе покоя.
Совершенно обезумев от горя, я машинально вела автомобиль по улицам города. В последние дни мне приходилось глубоко таить свои чувства. Конечно, перед Эриком я пыталась выглядеть сильной, но теперь уже не от кого было прятать слезы, и я наконец смогла расплакаться.
Мой разум кричал: «Почему так вышло? Кто мне поможет?.. Кто меня поддержит? Я одна, совершенно одна!» Как мне хотелось просто упасть на руль и плакать!
Я припарковала машину и побрела в свой опустевший дом. Началось время одиночества. Не раздеваясь, я рухнула на кровать и завернулась в покрывало. Так и лежала в коконе, всхлипывая и желая лишь одного: чтобы кто-то меня обнял и успокоил. И тут я услышала голос: «Ты не одна, Кэрол».
Я вскочила и оглянулась. В комнате никого не было.
«Я с тобой».
Вот опять. Голос из ниоткуда. Однако на этот раз не было ни испуга, ни тревоги. Меня объяло изумительное ощущение покоя. И вдруг я поняла, что знаю, кто говорил со мной.
Ничего.
— Да-а-а-а, — пробормотала наконец Глэдис, — так я и думала.
Она с отвращением привстала и включила телевизор. И побледнела. Ноги стали как резиновые. Не веря своим глазам, женщина снова откинулась на спинку кресла. На весь экран красовались два огромных — огромнейших — слова:
О, Бог.
По телевизору начался фильм Джона Денвер-Джорджа Бернса, и как раз в тот момент, когда Глэдис нажала кнопку, на экране высветилось его название. Вы и представить себе не можете, что творилось в тот момент в ее голове.
Позже она посмеивалась надо всем этим, и письмо ее написано в весьма ироничном тоне. Но с тех пор она больше не сомневается в существовании (и присутствии) Бога.
Итак, вы видите, что Бог являет Себя нам во множестве форм. И не все они «Божественны». Небесные послания не всегда приходят к нам в небесных конвертиках или с небесными переживаниями, — как мы обычно их себе представляем. Они могут прозвучать под напористую музыку тяжелого рока. Или прийти с титрами фильма двадцатилетней давности. Или, как ни странно, в широко популярных книгах.
Божественные послания редко приходят к нам под аккомпанемент арф, редко их приносят ангелы. Редко. Но не сказал бы, что этого не бывает никогда...