Здавалка
Главная | Обратная связь

Административное право.



Важнейшую часть правового строя рицурё составляли урегулирован­ные законом взаимоотношения государственной власти и управ­ляющих. Права и обязанности лиц, привлеченных к админист­ративной деятельности за счет и в интересах госу­дарства, регламентировались в отношении содержания служеб­ных обязанностей, порядка прохождения службы, выплат государст­венного жалованья, полагающихся льгот и привилегий.

Государственная администрация, следуя китайским образцам, строилась по системе должностных рангов. Ранги далеко не всегда соответствовали собственно должности, содержанию служебной дея­тельности. «От министра и до писца – это посты, от первого класса принцев крови и до начального ранга – это ранги. Ранги бывают благородные и неблагородные, посты – высокие и низкие. Благо­родные занимают высокие посты, неблагородные назначаются на низкие должности. Посты и ранги соответствуют друг другу. Каж­дый из рангов имеет степени, разряды и ступени»*. Законы заклю­чали в себе (кн. 2-5) исчерпывающий, по-видимому, перечень служб и постов государственной и дворцовой администрации (в 1-м классе числился единственно старший государственный министр, в низшем, начальном младшем ранге – писцы управлений водоснабжения, придворный красильщик и т. д.).

* Комментарий «Ре-но гиге» (IX в.) к законам Тайхо.

 

От наличия того или другого ранга зависели возможность и пра­во занять ту или другую должность. Высшие пять рангов присваива­лись только указом императора, с восьмого (низшего) ранга и вы­ше - с доклада Государственного совета, в т. н. начальные ранги производил Государственный совет собственным решением. Допу­скалось занятие не одного, а двух постов, в этом случае один счи­тался основным. Запрещалась служба близких родственников в од­ном учреждении.

Законы регламентировали и содержание служебных обязанно­стей, в том числе степень своего рода строгости соблюдений этих обязанностей: для высших она была максимальной, включая критерии этические, для низших – была чисто формальной и связывалась только с состоянием порученной по должности сферы управления. Например, старшему министру, «как наставнику Сы­на Неба», полагалось быть «примером для всего света, держать страну на путях морали и приводить в гармонию отрицательное и положительное...» Если такого человека нет, то пост этот ос­тавлять незанятым. Писцы же должны были только снимать ко­пии с документов, записывать и содержать в порядке офици­альные документы.

Соответствие должности, назначение на другую должность, при­своение высшего ранга зависело от результатов аттестации чинов­ников. Ее проводили регулярно, в ряде случаев ежегодно. Составлял аттестационное представление начальник управления или ведомст­ва, включая в него обязательно «сведения о хорошем поведении, за­слугах и провинностях». Начальник же нес персональную ответст­венность за возможные искажения: это был минус в его аттестацию. Аттестуемые чиновники распределялись по девяти классам: в вы­сший разряд включались те, кто обладал несколькими достоинства­ми (в основном этического плана) помимо исправного знания служ­бы, в низший, 9-й, – те, кто «допускает лесть, обман, алчность». Последних надлежало увольнять со службы – но только по резуль­татам испытаний. Для начальной деятельности устанавливались эк­замены: по литературоведению, философии, канцелярскому делу, праву – соответственно будущему делу. На экзаменах по праву кандидат должен был «хорошо уяснить содержание десяти статей рицуре и отвечать на вопросы без колебания и задержки». «Если же экзаменующийся в общем знает основы права, но еще глубоко не овладел сущностью, считать его невыдержавшим».

От аттестации зависело продвижение чиновников, в том числе самое жизненно важное – из провинции в столицу. Пропорцио­нально рангам чиновники получали жалованье. Законы регламенти­ровали точные размеры государственных выдач – шелком, холстом, мотыгами. За упущения по службе жалованье задерживалось или могло быть конфисковано.

Административное право Японии едва ли не впервые узаконило обязательный отпуск чиновников. Он был еженедельным, ежегодным и специальным. Еженедельно полагалось отдыхать один день из шести. Кроме того, предоставлялся месяц для по­левых работ (два раза в год по 15 дней). Были особые отпуска по траурным обстоятельствам – в 1 месяц. В скорбных случаях государство выдавало чиновникам также вспомоществование на похороны и траур. Траур по родителям был, видимо, значитель­ным по длительности: в этих случаях чиновников предписывалось увольнять от должности.

Службу можно было начинать с 21 года. Чиновникам даже вме­нялось в обязанность представлять своих сыновей в этом возрасте для испытаний или аттестации. Чиновничество, таким образом, объ­ективно превращалось в полузамкнутое сословие со своими статусом и льготами.

 

Судопроизводство.

Администрация была в Древней Япо­нии тесно связана с юстицией. На са­мом высшем уровне и на уровне местном судопроизводство осущест­вляли одни и те же учреждения. Однако существовали и специаль­ные юридические ведомства.

Все судебные дела первоначально должны были передаваться в низшие органы власти: «в административный орган по месту основ­ной приписки» (т. е., по-видимому, налогообложения). Допускалось подавать жалобу и в ближайшее административное управление. За­тем при наличии оснований и с «письменным изложением недоволь­ства» истца или ответчика дело можно было передавать на обжало­вание выше по инстанции. Конечным пунктом судопроизводства могло стать рассмотрение дела в Государственном совете. Только после неудовлетворительного решения в Совете можно было апел­лировать к императору.

Императорсчитался высшей судебной властью, однако непосред­ственным судьей он не являлся. От его имени это производил Госу­дарственный совет. Императору принадлежало право помилования и амнистии, утверждения смертных приговоров, приема апелляций на неудовлетворительные по содержанию решения Государственного совета.

Реально важнейшим специализированным судопроизводствен­ным органом было министерство юстиции, или «наказаний» (гебусё). Оно состояло из трех специализированных ведомств: централь­ного управления, управления штрафов и управления тюрем (всего чиновников насчитывалось до 270). Министерству подчинялись су­дебные чиновники в составе городских (столичных) управлений и провинциальных администраций. Здесь в равной степени и почти в одинаковой процедуре разбирались жалобы по гражданским и уго­ловным делам. Из компетенции министерских судов были изъяты только дела знати и чиновников выше пятого ранга; их судили в придворном ведомстве.

Административные ведомства и расследовали дела, и выносили решения. Однако следствие и суд (по уголовным делам), по-види­мому, были разделены друг от друга: в штатах министерства упо­минались раздельно судьи и следователи. Решения по делам требо­валось выносить строго по месту возбуждения дела. Исполнение приговора производилось по-разному, в зависимости от важности преступления и тяжести наказания: более тяжелые преступления полагалось рассматривать вторично в более высоких инстанциях (в провинции, в столице) и там приводить приговор. В случае смерт­ных приговоров утверждение его императором и Государственным советом затребовалось даже трижды. Местом исполнения смертной казни определялся городской базар. Чинам выше седьмого ранга, царевичам разрешалось в замену смерной казни прибегнуть к са­моубийству.

Многократная перепроверка материалов дела составляла сущ­ность и предварительного расследования. Оно начиналось либо с заявления, либо с доноса. Первейшим действием следователя был арест – и обвиняемого, и обвинителя; задерживали и доносчика. После первой проверки и установления истины невиновного отпу­скали. Во-первых, следователя обязывали оценить заявление по пя­ти аспектам: как арестованный говорит, как слушает, каково выра­жение лица и т. п. Во-вторых, должны быть правильно оценены улики. В случае противоречий, подозрительности обстоятельств предписывалось применять пытку к подследственному – довольно примитивную (битье палками). Пытку можно было повторять тро­екратно с интервалами в 20 дней. Правила законов допускали, что арестованный и умрет в процессе дознания. Об этом эпически-спо­койно предписывалось «доложить начальству». По незначительным преступлениям следствие шло сокращенным порядком, по обвине­ниям в мятеже предусматривалось какое-то особое разыскание.

Одной из важнейших особенностей древнего судопроизводства было требование строгой подзаконности судебных реше­ний: чиновникам предписывалось «придерживаться официального текста уголовных и гражданских законов».

Еще одной, чисто японской особенностью древнего судопроизвод­ства было требование доноса о преступлении от всех якобы знав­ших о нем. Касалось это прежде всего родственников жертвы, а так­же и виноватого. Вероятно, таким образом в общей форме стимули­ровалось моральное осуждение нарушителя законов и правил, столь важное для конфуцианства и для буддизма. (Родст­венников жертвы обязывали доносить еще и потому, чтобы обеспе­чить исполнение государственного закона, а не сделки с возможным преступником.) Родственник, который знал о преступлении, но спу­стя месяц не донес о нем, подвергался также наказанию, хотя и не­сколько ниже подлинного преступника. Вместе с тем младшие род­ственники и слуги, рабы виновного были освобождены от обязанности доносить. Так древний закон находил компромисс между госу­дарственным правом и семейной моралью. Впрочем, при соверше­нии самых тяжких преступлений – государственных – доносить вменялось в моральный долг (уже иначе понимаемый) всем, вклю­чая рабов.

 

Уголовное право.

Сложное сочетание требований морали и закона было характерно и для уго­ловного права. Вполне очевидно, что уголовной ответственности подлежали греховные действия (в развитие древних кон­фуцианских и других религиозных предписаний о восьми смертных и пяти малых грехах). Однако воспринятое в законах понимание греховности было переиначено: наиболее тяжкими объявлялись по­сягательства не на семейные и даже не религиозные устои, а на священное место власти.

Следуя религиозно-этической традиции, рицу выделяли 8 тяж­ких преступлений из всех прочих (полная систематика преступле­ний древнего права неизвестна, так как большая часть именно уго­ловных законов не сохранилась). В их число входили (1) мятеж или заговор против императорского дома, (2) разрушение или заго­вор с таковой целью императорских могил, дворцов, храмов, (3) го­сударственная измена, в т. ч. переход на сторону неприятеля или убийство членов царствующего дома; (4) «великое убийство», т. е. убийство своих родственников, множественное убийство в семье, связанное с нарушением религиозных заповедей; и др. Обычное убийство, кражи, разбой, ограбления и т. п. – все это было отнесе­но к группе прочих преступлений.

Разделение преступлений на два больших класса было важно не столько для назначения основного наказания (это почти не регули­ровалось законами и находилось на усмотрении суда), сколько для последствий его исполнения. По тяжким преступлениям не приме­нялась амнистия преступников, весьма распространенная по другим делам. Различны были требования к сопутствующему наказанию – конфискации имущества.

Законы держались строгой системы из 5 видов наказаний: 1) смертная казнь, 2) ссылка, 3) каторга, 4) битье палками и 5) плеть­ми. Тюремное заключение, о котором много говорилось в законах и которое детально регламентировалось (вплоть до того, что можно и чего нельзя иметь заключенным и что их «должно снабжать одеж­дой, питанием, циновками, врачами, лекарствами» за счет конфи­скаций), применялось только как промежуточная мера на время следствия, обжалования и т. п. Смертная казнь применя­лась главным образом в виде повешения или обезглавливания. Од­нако позднее в обиход вошли более диковинные ее виды: сварива­ние, отпиливание головы, сожжение, распятие, замуровывание. Специфическими японскими видами были сажание на деревянную лошадь, под которой разводили огонь, и многочетвертование (когда приговоренному в 1-й день рубили палец, во 2-й – другой, и только на 13-й – голову). Ссылка считалась одним из самых тяжелых наказаний, она была сопряжена с принудительными работами. В за­висимости от тяжести преступления ссылка была в более или менее отдаленные от родных мест поселения, куда препровождали «по эта­пу». Она могла быть срочной и бессрочной. Ссыльные питались за свой счет, и только в случае большой бедности семье или ее отда­ленности выдавалось казенное пропитание. Ссылка по режиму ви­димо, не различалась от каторги, поскольку осужденные обязаны были работать. Телесные наказания различались в зави­симости от толщины применяемых бамбуковых палок: битье розга­ми или тонкими палками; при следственной пытке применялись палки наибольшей толщины. В случае ссылки или каторги, кроме того, как дополнительное телесное наказание применялось заковы­вание в кандалы и шейные деревянные колодки.

Одним из своеобразных институтов уголовного права был выкуп наказания. По усмотрению провинциальных начальников любое из наказаний можно было выкупить (неясно только, можно ли было выкупить наказания за 8 тяжких преступлений): смертную казнь в течение 80 дней, наказание плетьми – 30 дней. В любом случае, правда, следовало возместить причененный преступлением ущерб. Ущерб казенному имуществу компенсировался даже в случае, если само преступление подлежало амнистии.

Помимо основных, законы предписывали применять и дополни­тельные наказания. Одним из существенных была конфискацияимущества, причем в зависимости от важности преступления то учитывались, то нет интересы родственников. Конфискации подле­жали даже земельные наделы. Однако наделы, предоставленные за служебные или воинские заслуги, можно было конфисковывать лишь при совершении первых трех самых тяжких преступлений, на­градные наделы – только за восемь тяжких преступлений. Другими дополнительными наказаниями, особенно для чиновников, были ис­ключения из семейных списков, лишение постов, лишение рангов или государственной награды.

Ответственность за преступления была неравнозначной и носила сословный характер. Шесть категорий знати и ученых (от родственников царя до «великих талантов») пользовались снисхож­дениями. В случае малозначительных преступлений предписывалось прощать монахов (если наказание соответствовало году каторжных работ). Если же преступление буддийских монахов было более зна­чительным, то его расстригали. В случае еще менее значительных преступлений монахам телесные наказания заменялись епитимьей (из расчета 10 дней «дел, угодных Будде» за 10 палок). Наказания за тяжкие преступления, помимо прочего, приводили к исключению преступника из общины, что в тех примитивных условиях жизни было едва ли не наиболее тяжким последствием, особенно для семьи преступника. Таким образом формирующаяся государственная власть стремилась гарантировать соблюдение установленных поряд­ков и подчинение.

 







©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.