 |
|
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
День Раскрашенной Скульптуры приближался. Резчики закончили свою работу и готовы были представить свои произведения на всеобщее обозрение. Все в Замке было наполнено ожиданием этого события. Так в преддверии этой церемонии было всегда, и так было и сейчас, но теперь самым-самым острым было чувство настороженности - Щуквол мог нанести свой следующий удар в любую минуту, и мысли об этом никому не давали покоя. "Пегое чудовище" за последние восемь дней совершило четыре нападения, убив четырех человек камнями, пущенными с невероятной силой и точностью из рогатки. Эти круглые камни находили либо лежащими рядом с жертвой, у которой была пробита голова, либо застрявшими в черепе. Эти нападения, особо ужасные по своей бессмысленной злобе, ибо среди убитых не было даже часовых и караульных, происходили в столь разных частях Замка, что не давали возможности определить, где же следует вести поиск убийцы. Липкий ужас охватил Горменгаст.
Но не смотря на атмосферу страха, царившую в Замке, приближение церемонии Раскрашенной Скульптуры, которую ничто не могло отменить, возбуждало чувства совсем иного, более приятного свойства. Эту церемонию ожидали прежде всего потому, что ее ежегодная повторяемость внушала чувство уверенности, так было всегда и так будет независимо ни от чего. К традиции тянулись, как ребенок тянется к матери - она придавала чувство стабильности.
Узкий длинный двор, в котором должна была происходить церемония, тщательно вычистили и вымыли - целую неделю здесь раздавалось позвякивание ведер, плеск воды и поскрипывание скребков и щеток. Особенно старательно вычищали южную стену. Накануне церемонии сняли леса у этой стены, на которых целую неделю от зари до зари работали чистильщики, вымывая камни, вычищая пыль из всех стыков, трещин и выбоин. Внизу, на высоте метров двух от земли, вдоль сверкающей чистотой стены шла каменная полка, на которой Резчики должны были выставлять свои произведения; полка была такой ширины, что даже самые большие скульптуры могли легко на ней разместиться. Каменная полка и широкая полоса стены над ней были побелены, а все те растения, которые за год выросли между камней кладки, были либо вырваны, либо обрезаны вровень с камнем.
В этот двор, столь ревностно вычищенный и прибранный, должны были скоро темным, шумным потоком влиться Резчики, несущие свои произведения в руках или на плечах; в тех случаях, когда скульптура была слишком большого размера, Резчикам обычно помогали родственники; рядом с процессией одетых в лохмотья нечесанных Резчиков будут бегать босоногие дети, длинноволосые, немытые; их пронзительные крики и улюлюканье будут протыкать тяжелый воздух словно ударами стилета.
Да, в атмосфере была разлита какая-то давящая тяжесть. Если и происходило какое-либо движение воздуха, то оно казалось навеянным гниющими крыльями огромных умирающих птиц.
Это тягостное состояние атмосферы еще более усугубляло страх вызываемый Щукволом и его безжалостными нападениями, и церемонию Раскрашенной Скульптуры ожидали с особым нетерпением, ибо надеялись что возможность созерцать творения, единственной задачей которых был поиск красоты, явится отдыхом уму и душе.
Однако, несмотря на то что Резчики, используя все свое мастерство и, казалось бы, занимаясь одним делом, творили в своих произведениях красоту, между ними самими отношения никогда не были дружелюбными. Зависть, раздоры меж семействами, древние обиды - все это вспоминалось на ежегодной церемонии, открывались старые раны и наносились новые, красота и враждебность красота и ненависть сосуществовали равно как и красота и старость, красота и уродство; скрюченные годами неблагодарного труда пальцы поддерживали деревянную птицу тончайшей работы и удивительно яркой раскраски, которая взмахнула крылышками, действительно казавшимися сделанными из перьев, а не из дерева.
Вечером накануне церемонии все было готово для ее проведения. Поэт, уже официально назначенный Хранителем Ритуала, сопровождаемый Графиней, совершил обход двора и удостоверился в полной его готовности к церемонии. На следующее утро ворота Внешней Стены были открыты, и процессия Резчиков двинулась ко Двору Резчиков. Им предстояло пройти около трех миль.
По дворам и переходам Замка текла яркая цветная река. Казалось, среди серых камней Горменгаста расцвели тропические цветы. Вспыхивали оттенки красного, сияло золото, плыли холодные пятна голубого, теплые пятна зеленого.
А несли все это буйство цвета серые, угрюмые люди, похожие на нищих и бродяг. К обеду каменная полка во Дворе Резчиков во всю свою длину была уставлена раскрашенной деревянной скульптурой, здесь были изображения животных и птиц, монстры, порожденные фантазией, напоминавшие гигантских насекомых и рептилий, все эти существа были изображены в разных позах, с опущенными и поднятыми головами, поднятыми так гордо, как не может быть поднята ни одна голова существа из плоти и крови.
Все они замерил в ожидании, отбрасывая тени на выбеленную стену. Из всего их огромного числа следовало выбрать три произведения, наиболее оригинальных и совершенных. Эти три лучших произведения будут удостоены помещения в Зале Раскрашенной Скульптуры, а остальные будут тем же вечером сожжены.
Сделать правильный выбор было очень сложно, и это занимало много времени. Резчики, собравшись семейными группками, сидели на корточках или стояли, прислонившись к противоположной стене двора. Они внимательно следили за судьями, медленно перемещающимися от скульптуры к скульптуре. Час проходил за часом, а выбор все еще не был сделан. Тишину нарушали лишь выкрики и плач детей. К вечеру слуги вынесли столы и расставили их тремя длинными параллельными рядами от одного конца двора к другому. На столы поставили миски с густым супом и разложили караваи хлебов. Стало темнеть, а выбор все еще не был сделан. Небо затянуло тучами, и на двор опустилась преждевременная тяжелая темнота. Стало очень душно. Даже дети угомонились, хотя обычно в день Церемонии они бегали и шумели вплоть до полуночи. Теперь же они уселись на каменные плиты двора рядом со своими матерями и погрузились в такое несвойственное им молчание. Самое простое движение казалось утомительным, и пот лил со всех ручьями. Многие поднимали головы и смотрели на грозные тучи, которые тяжелыми черными массами заволакивали небо. Тучи были многослойными и громоздились одна на другую.
Тит, ввиду того, что не достиг еще установленного Законом Замка совершеннолетия, не принимал участия в выборе трех наилучших произведений, однако все же требовалось его формальное одобрение после того, как выбор был сделан. Тит беспокойно бродил вдоль выстроенных на каменной полке произведений скульптуры. Люди при его приближении почтительно расступались. По традиции у него на шее висела тяжелая железная цепь, а ко лбу был привязан камень. Тит устал таскать на себе этот нелепый вес, который с каждой проходящей минутой казался все более тяжелым. Он пару раз видел Фуксию, но потом она затерялась в толпе.
- Наверное, разразится мощная гроза, мой мальчик, - сказал кто-то позади Тита - Клянусь всем, что низвергается потоком, на нас вот-вот обрушится ливень.
Тит повернулся. Перед ним стоял Доктор Хламслив.
- Да, чувствуется приближение грозы, Доктор Слив.
- Не только чувствуется, но и наблюдается, мой юный преследователь злодеев.
Тит задрал голову и посмотрел вверх. В небе творилось нечто невообразимое. Там вздувались облачные массы, которые казалось, двигались не подгоняемые ветром, а сами по себе, подгоняемые недобрыми намерениями.
О, вид у небес был грозен! И с каждой минутой он становился все более устрашающим. Казалось, в небо прямо из ада изливается вся адская черная мерзость. Тит опустил голову и снова посмотрел на Хламслива. Лицо Доктора было залито потом.
- Вы не видели Фуксию? - спросил Хламслив.
- Видел, но потом она куда-то исчезла. Думаю, она где-то здесь в толпе.
Хламслив огляделся по сторонам, его очень острое Адамово яблоко плясало, губы, растянутые в улыбке, обнажали сверкающие зубы, но улыбка была пустой и неестественной.
- Доктор Слив, мне бы хотелось, чтобы вы посмотрели ее... она выглядит ужасно, с ней что-то происходит.
- Я обязательно это сделаю и в самое ближайшее время. В этот момент к Титу подошел посланец от судей - они приглашали Тита одобрить их выбор.
- Идите, идите скорее, - воскликнул Хламслив, но в его голосе не было обычной звонкости. - Спешите, мой юный друг!
- До свидания, Доктор.