Главная | Обратная связь

К ВОПРОСУ О СОДЕРЖАНИИ ПРИНЦИПА СУБЪЕКТИВНОГО ВМЕНЕНИЯ

УГОЛОВНОЕ

 

ПРАВО

Тимур САБИТОВ, // Уголовное право-2009-4

доцент Института ФСБ России (г. Новосибирск), кандидат юридических наук

К ВОПРОСУ О СОДЕРЖАНИИ ПРИНЦИПА СУБЪЕКТИВНОГО ВМЕНЕНИЯ

В

опрос о содержании принципа субъек­тивного вменения в уголовно-правовой науке относится к разряду дискуссионных. Определения этого принципа в Уголовном кодексе РФ не дается, как не давалось его и в уголовных кодексах советского периода. Это обстоятельство порождает различное отражение его содержания в литературе.

Отдельные юристы принцип субъектив­ного вменения отождествляют с принципом вины¹. Однако уже в первом приближении видно, что понятие «вина» не совпадает по объему с понятием «субъективное вмене­ние». По верному, на наш взгляд, мнению Р.И. Михеева, вина — это лишь один из эле­ментов субъективного вменения, в которое ученый включал три таких элемента: а) вме­няемость как субъективную предпосылку уголовной ответственности; б) вину как субъективное основание уголовной ответ­ственности; в) саму ответственность как средство внешнего контроля и внешней ре­гуляции деятельности личности². Но следу­ет заметить, что содержание субъективно­го вменения будет неполным, если включать в него вину, рассматриваемую лишь в плос­кости состава преступления, т. е. как психи­ческое отношение лица к совершенному им общественно опасному деянию и наступив­шим общественно опасным последствиям (ст. 25, 26 УК), и, следовательно, только как субъективное основание уголовной ответ­ственности (ст. 8 УК).

Вина — всего лишь один из признаков состава преступления, но учету при квали­фикации преступления также подлежат и иные признаки субъективной стороны (мо­тив, цель, эмоциональное состояние субъек­та) , а также осознание лицом других объек­тивных признаков преступления помимо де­яния и его последствий. Поэтому полагаем, что при определении содержания субъек­тивного вменения следует оперировать бо­лее широкой категорией, чем вина.

Это обстоятельство учел В.А. Якушин в предлагаемом им определении принципа субъективного вменения, под которым автор понимает «основополагающее начало, зак­репляющее основные философские, нрав­ственно-этические, социально-правовые по­ложения, в соответствии с которыми право­вая доктрина и законодательство формиру­ются и строятся таким образом, что юриди­ческая оценка совершаемых лицом деяний и применение правовых мер воздействия за него допускаются лишь тогда, когда имею­щие правовое значение обстоятельства дея­ния охватывались сознанием лица, его совер­шившего, и были предусмотрены законом»³.

Достоинством данного определения яв­ляется то, что в нем речь идет не только о психическом отношении субъекта к совер­шенному им общественно опасному деянию и наступившим общественно опасным по­следствиям. Оно охватывает психическое отношение субъекта и к другим обстоятель-

¹ См., например: Злобин ГЛ., Никифоров Б.С. Умысел и его формы. М., 1972. С. 3; Иванов Н.Г. Прин­
цип субъективного вменения и его реализация в УК // Государство и право. 1999. № 10. С. 52 — 58; Ма-
кашвили В.Г. Принцип вины в советском уголовном законодательстве // Актуальные вопросы совре­
менного уголовного права, криминологии и уголовного процесса. Тбилиси, 1986. С. 67 — 78; Уголовное
право России: В 2 т. Т. 1: Общая часть / Под ред. А.Н. Игнатова, Ю.А. Красикова. М., 1999. С. 11; Уголовное
право Российской Федерации. Общая часть / Под ред. Б.В. Здравомыслова. М., 1996. С. 18; Уголовный за­
кон. Опыт теоретического моделирования / Отв. ред. В.Н. Кудрявцев и С.Г. Келина. М, 1987. С. 24.

² См.: Михеев Р.И. Уголовная политика и проблемы субъективного вменения // Проблемы советской
уголовной политики. Владивосток, 1985. С. 76 — 77.

³ Якушин В.А. Субъективное вменение и его значение в уголовном праве. Тольятти, 1998. С. 16.

4/2009

УГОЛОВНОЕ

 

ПРАВО

 

ствам совершенного преступления, напри­мер к признакам потерпевшего, предмету преступления, способу совершения преступ­ления, квалифицирующим признакам и т. д. Следовательно, предлагаемое В.А. Якуши­ным определение по своему содержанию шире принципа вины (ст. 5 УК). Вместе с тем смысл данного определения не выходит за рамки виновной ответственности, берущей свою основу из понимания преступления как виновно совершенного деяния (ч. 1 ст. 14 УК). Преступление — это не только противоправ­ное деяние, т. е. деяние, образующее состав преступления и, следовательно, предполага­ющее наличие вины (ст. 25, 26 УК). Как го­ворится в ч. 1 ст. 14 УК, это еще и виновно совершенное деяние, т. е. деяние, для при­знания которого преступным необходимо установление психического отношения лица к совершенному им преступлению в целом, а не только к таким признакам его состава, как деяние и последствия. Отсюда и следует необходимость установления при квалификации совершенного лицом пре­ступления осознания им и других юридичес­ки значимых обстоятельств.

Исходя из этой предпосылки, можно вы­делить принцип виновной ответственности, суть которого в том, что применение к лицу мер уголовно-правового воздействия возмож­но только при наличии его вины в отношении общественно опасного деяния и наступивших общественно опасных последствий, а также при осознании им всех других имеющих юри­дическое значение обстоятельств содеянно­го. Следовательно, принцип субъективного вменения в понимании его В.А. Якушиным ничем не отличается от принципа виновной ответственности.

Соответственно, возникает вопрос: в чем же тогда заключается специфика принципа субъективного вменения? Попытка выявить такую специфику осуществлена рядом уче­ных. По мнению К.Ф. Тихонова, «если ис­ходить из того, что объективное вменение есть ответственность за объективно причи­ненный вред, без учета субъективных мо­ментов этого причинения, и противопола­гать ему вменение субъективное, то вполне логично сделать вывод, что под субъектив­ным вменением имеется в виду ответствен-ность за сами преступные намерения («пре-

ступные мысли») без учета их объективного выражения. В такой вполне возможной и до­статочно логичной интерпретации субъек­тивное вменение представляется столь же недопустимым, как и вменение объектив­ное»⁴. С позиции автора иное понимание субъективного вменения означает бессмыс­ленность его противопоставления объектив­ному вменению. Аналогичную точку зре­ния имеет В.Д. Филимонов. На его взгляд, субъективное вменение — это ответствен­ность за не совершенное лицом обществен­но опасное деяние и за не причиненные им общественно опасные последствия⁵. Исходя из этого, автор предлагает запретить на за­конодательном уровне как объективное, так и субъективное вменение.

Полагаем, что К.Ф. Тихонов и В.Д. Фи­лимонов наметили ту область научных поис­ков, не замечать и обойти которую просто недопустимо, потому что недопустимо игно­рировать факт закрепления в УК определе­ния объективного вменения. В соответствии с ч. 2 ст. 5 УК под объективным вменени­ем понимается уголовная ответственность за невиновное причинение вреда. Логи­чески из этого следует, что субъективное вменение — это ответственность за пове­дение, субъективные признаки, предус­мотренные УК, в котором присутствуют, но некоторые объективные признаки от­сутствуют. «Гипертрофия» субъективных обстоятельств при квалификации уголов­но-правового деяния — вот в чем специфи­ка принципа субъективного вменения. И, следуя этой же логике, субъективное вме­нение, как и объективное, действительно должно быть запрещено.

Вместе с тем реальность дает основание усомниться в этом. Во-первых, законода­тель, запрещая объективное вменение, не выражает своего отношения к субъектив­ному вменению, из чего не следует его пря­мой запрет. Во-вторых, анализ судебной практики позволяет прийти к выводу о том, что субъективное вменение представляет собой реально действующий принцип, ле­жащий в основе ряда правил квалификации уголовно-правовых деяний. Субъективное вменение — это принцип, в соответствии с которым квалификация уголовно-правово­го деяния определяется в первую очередь

⁴ Тихонов К.Ф. Понятие вменения в вину по советскому уголовному праву // Личность преступника
и уголовная ответственность: Межвуз. науч. сб. Вып. 1. Саратов: Изд-во Саратовск. ун-та, 1979. С. 39.

⁵ См.: Филимонов В.Д. Принципы уголовного права. М., 2002. С. 40.

4/2W»

УГОЛОВНОЕ

 

ПРАВО

 

исходя из осознания обстоятельств этого деяния совершившим его лицом. Можно выделить два реализующих принципа субъективного вменения правила, которые используются в судебной практике и выте­кают из постановлений Пленума Верховно­го Суда РФ. Условно назовем их правила­ми восполнения и поглощения.

Правило первое: субъективные призна­ки восполняют отсутствующие объектив­ные признаки (правило восполнения). Суть правила восполнения состоит в том, что ква­лификация совершенного лицом уголовно-правового деяния, в котором отсутствуют некоторые объективные признаки, предус­мотренные статьей (частью, пунктом статьи) УК, по этой статье (части, пункту статьи) возможна только тогда, когда это лицо осоз­навало наличие этих признаков.

По-видимому, именно этот подход к квали­фикации преступлений имели в виду К.Ф. Ти­хонов и В.Д. Филимонов, когда писали об уголовной ответственности за несовершен­ное деяние и ненаступившие последствия. Схожая идея применялась судами Англии в XIV —XVII вв. при квалификации неокон­ченных преступлений. Принцип voluntas reputabitur pro facto (воля принимается вме­сто деяния) позволял приравнивать преступ­ную волю, воплотившуюся в неоконченном посягательстве, во исполнение которого уже учинено некоторое «явное действие», к окон­ченному преступлению и назначить за поку­шение на преступление наказание, предус­мотренное за оконченное преступление⁶.

Непосредственно с этим правилом мож­но связать практику квалификации преступ­лений при наличии субъективной ошибки. Например, согласно п. 13 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 12 марта 2002 г. № 5 «О судебной практике по делам о хищении, вымогательстве и незаконном обороте оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств», если лицо похитило непригодные к функциональному использованию огнестрельное оружие, ком­плектующие детали к нему, боеприпасы, взрывчатые вещества или взрывные устрой­ства, заблуждаясь относительно их качества и полагая, что они исправны, содеянное сле-

дует квалифицировать как покушение на хищение огнестрельного оружия, комплек­тующих деталей к нему, боеприпасов, взрыв­чатых веществ или взрывных устройств⁷. Согласно другому постановлению Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2006 г. № 14 «О судебной практике по делам о преступ­лениях, связанных с наркотическими сред­ствами, психотропными, сильнодействую­щими и ядовитыми веществами», действия лица, сбывающего с корыстной целью под видом наркотических средств, психотроп­ных веществ или их аналогов, сильнодейству­ющих или ядовитых веществ какие-либо иные средства или вещества, следует рас­сматривать как мошенничество. В этих слу­чаях покупатели при наличии предусмотрен­ных законом оснований могут нести ответ­ственность за покушение на незаконное при­обретение наркотических средств, психо­тропных веществ или их аналогов в крупном или особо крупном размере, а также сильно­действующих или ядовитых веществ⁸.

Очевидно, что в приведенных примерах лицо приобретает не тот предмет, который оно желает получить, поэтому в содеянном отсутствует такой объективный признак, как предмет преступления, предусмотрен­ный ст. 226, 228 или 234 УК. «Гипертрофия» субъективного фактора, проявившаяся в данном случае в восполнении направленно­стью умысла субъекта отсутствующих при­знаков предмета преступления, все же по­зволяет привлечь лицо к уголовной ответ­ственности по соответствующей статье УК. Таким образом, квалификация преступле­ния при наличии фактической ошибки в его предмете или объекте подчинена принципу субъективного вменения и позволяет при­влекать к уголовной ответственности за об­щественно опасное деяние, в котором отсут­ствуют некоторые объективные признаки.

Заметим, что квалификация содеянно­го по статье Особенной части УК со ссыл­кой на ч. 3 ст. 30 УК в данном случае выг­лядит весьма условной. Установленные за­коном объективные признаки покушения на преступление предполагают соверше­ние действий (бездействия), «непосред­ственно направленных на совершение

⁶ См.: Есаков ГЛ. Покушение как разновидность неоконченного преступления в английском уголов­
ном праве // Lex russica. 2005. № 2. С. 377.

⁷ Сборник постановлений пленумов Верховного Суда Российской Федерации по уголовным делам /
Сост. С.Г. Ласточкина, Н.Н. Хохлова. М., 2006. С. 265.

⁸ Бюллетень Верховного Суда РФ. 2006. № 8.

ШУ

УГОЛОВНОЕ

 

ПРАВО

 

преступления». При буквальном толкова­нии это означает, что лицо объективно со­вершает именно то преступление, призна­ки которого описаны в соответствующей статье Особенной части УК, однако по причинам, не зависящим от его воли, дан­ное преступление не было доведено до конца. Следовательно, если лицо не совер­шает то преступление, которое указано в Особенной части УК, а выполняет иное деяние, будь то приобретение негодного оружия или вещества лишь внешне похо­жего на наркотическое средство, то при­менить ч. 3 ст. 30 УК нельзя. Поэтому на практике применяется распространитель­ное толкование соответствующих норм права, в результате которого совершение деяния, отличного от тех, признаки кото­рых указаны в статье Особенной части УК, при направленности на них умысла квали­фицируется как покушение на преступле­ние, предусмотренное этой статьей.

Налицо пробел в уголовном законе, суть которого в том, что в российском УК отсут­ствуют нормы, исходящие из принципа субъективного вменения и регламентирую­щие ответственность при наличии субъек­тивной ошибки. Считаем, что необходимо изложить правила квалификации таких пре­ступлений в УК (например, в ст. 28¹), тем более что по данному вопросу имеется по­ложительный опыт зарубежных государств. Например, в УК Республики Корея вопросам фактической и юридической ошибок субъек­та посвящены отдельные статьи (соответ­ственно ст. 15 и 16)⁹. В §16 УК ФРГ говорится об ошибках в фактических обстоятельствах деяния, а в §17 — об ошибках в запрете¹⁰. В УК Испании (ст. 14 книги первой) регламен­тируются вопросы ответственности при ошибках в действии и ошибках относитель­но противоправности деяния¹¹.

Реализующее принцип субъективного вменения правило восполнения учитывает­ся при квалификации не только неокончен­ных преступлений. Иногда оно кладется в основу квалификации преступления как оконченного, выступая «многофункцио­нальным» инструментом уголовно-правовой

политики. При этом данное правило не пред­писывает конкретных вариантов квалифи­кации, в связи с чем возникает противоре­чивая практика его реализации.

Так, в обзоре судебной практики за IV квартал 2000 г. Верховный Суд РФ указал: «Получение должностным лицом части за­ранее обусловленной суммы взятки счита­ется оконченным преступлением. Т., имея умысел на получение взятки в сумме 30 тыс. рублей, получил половину оговоренной сум­мы — 15 тыс. рублей, а вторую часть присво­ил посредник передачи данной взятки. Суд квалифицировал действия Т. по п. «г» ч. 4 ст. 290 УК РФ. Протест в порядке надзора о переквалифика-ции действий Т. с п. «г» ч. 4 ст. 290 УК РФ на ч. 1 ст. 290 УК РФ и ч. 3 ст. 30, ч. 1 ст. 290 УК РФ рассмотрен Прези­диумом Верховного Суда РФ и оставлен без удовлетворения»¹². Таким образом, несмот­ря на то, что взятка в крупном размере Т. фактически не получена, Верховный Суд, руководствуясь принципом субъективного вменения, квалифицировал данное преступ­ление как оконченное.

Этот же принцип был положен в основу и другого приговора Верховного Суда РФ, но квалификация содеянного выглядит иначе. Судебная коллегия Верховного Суда пере­квалифицировала действия П. с пп. «в», «г» ч. 4 ст. 290 УК на ч. 2 ст. 290 УК РФ и ч. 3 ст. 30, п. «г» ч. 4 ст. 290 УК, обосновав свое решение тем, что П. «лишь покушался на по­лучение взятки от этого лица и намеревался в общей сложности за прекращение одного (уголовного. — Т.С.) дела получить взятку в крупном размере — 35 млн. рублей»¹³.

Критика непоследовательности Верхов­ного Суда в решении подобных вопросов, высказанная на страницах юридической литературы¹⁴, выглядит настолько обосно­ванной, насколько очевидна противоречи­вость этих решений. По нашему мнению, при недостижении лицом преступного ре­зультата по независящим от него причинам квалификация содеянного должна произво­диться единообразно — по правилам, выра­ботанным уголовно-правовой наукой, пре­дусматривающим ответственность за поку-

⁹ См.: Уголовный кодекс Республики Корея. СПб., 2004. С. 47 — 48.

¹⁰ См.: Уголовный кодекс ФРГ. М, 2000. С. 16.

" См.: Уголовный кодекс Испании. М., 1998. С. 15.

¹² См.: Бюллетень Верховного Суда РФ. 2001. № 8. С. 18.

¹³ Бюллетень Верховного Суда РФ. 1999. № 5. С. И - 12.

¹⁴ См.: Волженкин Б.В. Служебные преступления. М., 2000. С. 238-239.

Van»

УГОЛОВНОЕ

 

ПРАВО

 

шение на то преступление, на которое был направлен умысел субъекта¹⁵.

Поэтому, на наш взгляд, правильное разъяснение дано в п. 13 упомянутого выше постановления Пленума Верховно­го Суда РФ от 15 июня 2006 г. № 14, в кото­ром указано, что в случае, когда лицо, имея умысел на сбыт наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов в крупном или особо крупном размере, со­вершило такие действия в несколько при­емов, реализовав лишь часть имеющихся у него указанных средств или веществ, не образующую крупный или особо крупный размер, все содеянное им подлежит квали­фикации по ч. 3 ст. 30 УК РФ и соответству­ющей части ст. 228¹ УК РФ¹⁶.

Правило восполнения положено в осно­ву квалификации не только отдельных пре­ступлений, но и других уголовно наказуе­мых деяний. Сказанное относится, напри­мер, к квалификации мнимой обороны, разъяснения по вопросам которой содер­жатся в постановлении Пленума Верховно­го Суда СССР от 16 августа 1984 г. № 14 «О применении судами законодательства, обес­печивающего право на необходимую оборо­ну от общественно опасных посягательств». В п. 13 этого постановления говорится, что суды должны различать состояние необхо­димой обороны и так называемой мнимой обороны, когда отсутствует реальное обще­ственно опасное посягательство и лицо лишь ошибочно предполагает его наличие. В тех случаях, когда обстановка происшествия давала основание полагать, что совершает­ся реальное посягательство, и лицо, приме­няющее средство защиты, не сознавало и не могло сознавать ошибочность своего пред­положения, его действия следует рассматри­вать как совершенные в состоянии необхо­димой обороны¹⁷.

В случае причинения вреда при мнимой обороне норма, исключающая преступность деяния (ст. 37 УК), не может быть примене­на ввиду отсутствия такого объективного признака необходимой обороны, как реаль­ное общественно опасное посягательство. Этот вред не признается преступным лишь

благодаря тому, что субъективное представ­ление о реальности посягательства лица, находящегося в состоянии мнимой оборо­ны, восполняет отсутствующее посягатель­ство. Вместе с тем нельзя не заметить, что такая уголовно-правовая оценка действий лица явно противоречит принципу законно­сти и является применением закона по ана­логии. Аналогия как способ восполнения пробелов в законе согласно ч. 2 ст. 3 УК не­допустима, поэтому правила квалификации мнимой обороны в скорейшем времени сле­дует закрепить в УК, изложив их, например, в ст. 37'. Подобные правила предусмотрены в ст. 37 УК Республики Беларусь, озаглавлен­ной «Ошибка в наличии обстоятельств, ис­ключающих преступность деяния»:

«1. Если лицо вследствие заблуждения считало, что находится в состоянии необхо­димой обороны или крайней необходимос­ти либо осуществляет задержание лица, со­вершившего преступление, но по обстоя­тельствам дела не должно было и не могло сознавать отсутствие обстоятельств, исклю­чающих преступность деяния, его действия оцениваются соответственно по правилам статей 34, 35 и 36 настоящего Кодекса.

2. Если в сложившейся обстановке лицо должно было и могло предвидеть отсутствие обстоятельств, исключающих преступность деяния, оно подлежит ответственности за причинение вреда по неосторожности»¹⁸.

Считаем, что эти нормы могли бы лечь в основу содержания ст. 37¹ УК РФ.

Суть правила поглощения состоит в сле­дующем: лицо не отвечает за фактически совершенное деяние, содержащее все объективные признаки, предусмотренные статьей (частью, пунктом статьи) УК, если они не охватывались его сознанием.

Так, согласно п. 2 постановления Плену­ма Верховного Суда РФ «О судебной прак­тике по делам о краже, грабеже и разбое», как тайное хищение чужого имущества (кража) следует квалифицировать действия лица, совершившего незаконное изъятие имущества в отсутствие собственника или иного владельца этого имущества, или по­сторонних лиц либо хотя и в их присутствии,

¹⁵ См.: Волженкин Б.В. Указ. соч. С. 239; Горелик А.С. Конкуренция уголовно-правовых норм. Красно­
ярск, 1998. С. 75-76.

¹⁶ См.: Бюллетень Верховного Суда РФ. 2006. № 8.

¹⁷ См.: Сборник постановлений пленумов Верховного Суда Российской Федерации (СССР, РСФСР)
по уголовным делам. М., 2001. С. 125— 126.

¹⁸ Уголовный кодекс Республики Беларусь. Минск, 2007. С. 29.

W»

УГОЛОВНОЕ

 

ПРАВО

но незаметно для них. В тех случаях, когда указанные лица видели, что совершается хищение, однако виновный, исходя из ок­ружающей обстановки, полагал, что дей­ствует тайно, содеянное также является тайным хищением чужого имущества. В данном случае осознание виновным тайно­го способа совершения хищения и желание действовать именно таким способом пре­допределяет квалификацию содеянного как тайное хищение, несмотря на то, что объективно имеет место открытое хищение чужого имущества. На правиле поглощения основана квали­фикация и единых продолжаемых преступ­лений. Внешне поведение лица, совершаю­щего единое продолжаемое преступление, свидетельствует о совершении им несколь­ких однородных преступлений, но это лицо несет ответственность только за одно пре­ступление. Примером может служить п. 16 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 февраля 2000 г. № 6 «О судебной практике по делам о взяточничестве и ком­мерческом подкупе», согласно которому «... если взятка в крупном размере полу­чена частями, но эти действия представ-

ляли собой эпизоды одного продолжаемо­го преступления, содеянное должно ква­лифицироваться как получение взятки в крупном размере»¹⁹.

Как показали результаты проведенного нами исследования, принцип субъективного вменения не имеет ничего общего с уголов­ной ответственностью лишь за преступные намерения, поскольку предполагает совер­шение деяния, признаки которого предус­мотрены в УК. Анализируемый принцип не противоречит принципам вины и виновной ответственности, но имеет свою специфику. Она заключается в наделении субъективных признаков в процессе квалификации уголов­но-правового поведения приоритетом перед объективными признаками. На практике принцип субъективного вменения получил широкое применение, реализуясь в рассмот­ренных выше правилах восполнения и погло­щения. Исходя из вышесказанного, такое понимание исследуемого принципа не влечет необходимости его запрета на законодатель­ном уровне. Более того, представляется це­лесообразным проведение дальнейших науч­ных исследований, связанных с принципом субъективного вменения.

Пристатейный библиографический список

1. Волженкин Б.В. Служебные преступления. — М., 2000.

2. Горелик А. С. Конкуренция уголовно-правовых норм. — Красноярск, 1998.

3. Есаков Г.А. Покушение как разновидность неоконченного преступления в английском уголовном праве // Lex russica. — 2005. — № 2.

4. Злобин Г.А., Никифоров Б.С. Умысел и его формы. — М., 1972.

5. Иванов Н.Г. Принцип субъективного вменения и его реализация в УК // Государство и право. — 1999. - № 10.

6. Макашвили В.Г. Принцип вины в советском уголовном законодательстве // Актуальные вопросы современного уголовного права, криминологии и уголовного процесса. — Тбилиси, 1986.

7. Михеев Р.И. Уголовная политика и проблемы субъективного вменения // Проблемы советской уголовной политики. — Владивосток, 1985.

8. Тихонов К.Ф. Понятие вменения в вину по советскому уголовному праву // Личность преступника и уголовная ответственность: Межвузовский научный сборник. Вып. 1. — Саратов: Издательство Сара­товского университета, 1979.

9. Уголовное право России. — В 2 т. — Т. 1. Общая часть / Под ред. А.Н. Игнатова, Ю.А. Красикова. — М., 1999.

 

10. Уголовное право Российской Федерации. Общая часть / Под ред. Б.В. Здравомыслова. — М., 1996.

11. Уголовный закон. Опыт теоретического моделирования / Отв. ред. В.Н. Кудрявцев и С.Г. Келина. - М., 1987.

12. Филимонов В.Д. Принципы уголовного права. — М., 2002.

13. Якушин В.А. Субъективное вменение и его значение в уголовном праве. — Тольятти, 1998.

³ Бюллетень Верховного Суда РФ. 2000. № 4.

V

«