Главная | Обратная связь

Глава 9. Об амодааьности смысла 3 страница

Цели трудовой деятельности, социальные паттерны отноше­ний могут быть поняты человеком только в случае, если он уже обладает сознанием. Никакая собственно человеческая, трудовая (что, по сути, является тавтологией, ибо невозможно представить даже самых умных антропоидов в процессе трудовой деятельнос­ти, которая мотивирована, регулируется посредством воли, пред­полагает ожидаемые цели, имеет свою стратегию и тактику, которая необходимым образом вписана в более широкий жизнен­ный контекст особи) деятельность не может быть организована вне пространства социальной коммуникации. Только сформиро­ванное индивидуальное сознание способно отражать требования других людей. Именно благодаря сознанию человек понимает свои социальные функции и раскрывает свои роли в системе со­циальной коммуникации. Традиции, моральные императивы, общественные интересы, социальные нормы, образцы приемле­мого поведения и общения усваиваются только в силу того, что человек является носителем сознания, субъектом познания и ос­мысленной деятельности. Социальное не причина, а эффект су­ществования сознания. Само социальное предполагает в качестве своего условия опыт сознания, сознания с его когнитивными механизмами, позволяющими отражать социальные процессы и самоопределяться в социальном пространстве. Сознательная де­ятельность — деятельность по определению осмысленная, поэто-

2 А. Агафонов

Часть I. Методология научно-психологического исследования сознания

 

му осмысленность социальным образованиям могут придать толь­ко люди с достаточно развитым сознанием. В уже упомянутой работе указывается, что если «в самом начале истории человече­ства, еще не имеющие сознания люди уже умудрялись каким-то образом вступать в социальные отношения, беседовать между собой и т. п.... все равно остается загадочным, зачем этим, и так уже общающимся между собой людям, потребовалась способ­ность нечто осознавать» (Аллахвердов В. М., 1998. С. 98). На са­мом деле, зачем?

Согласно еще одной точки зрения на проблему происхожде­ния сознания, сознание (душа, дух) является венцом божествен­ного творения, эманацией Божественной души в мир. Бог (Абсо­лют, Логос, Мировая Душа) есть источник разумности человека, демиург его внутреннего мира. Понятно, что такой взгляд на при­роду возникновения сознания не требует логического обоснова­ния, так как по своей сути является иррациональным. Правда, это не означает, что подобные мнения не имеют какой-либо цен­ности (этической, эстетической или, например, для кого-то эв­ристической), но доказать или опровергнуть справедливость ут­верждений, опирающихся на религиозные или теологические основания, средствами логики невозможно. Поэтому не стоит искать черную кошку в темной комнате, тем более когда не име­ешь рациональных оснований допускать, что она там есть.

По моему мнению, отношения человека с Богом (что, соб­ственно, и составляет сущность религии), не могут являться пред­метом позитивного знания. В силу этого возможны разного рода допущения, которые в той или иной степени несут в себе ирра­циональное начало. Одно такое допущение является общеизвес­тным и в рамках христианской традиции принято в качестве од­ного из важнейших догматов. Речь идет о сотворении мира и о сотворении человека Богом. В это можно верить. Но если воз­можно верить в канонические истории церкви, то возможно ве­рить и в то, что не согласуется с учением церкви, так как возмож­ность веры не определяет предмет веры, иначе бы абсолютно все верили в одно и то же. На самом деле мы наблюдаем обратную картину: кто-то верит в Бога, кто-то верит в себя, а кто-то верит, что не верит ни во что.

Будучи свободным, каждый человек волен выбирать (хотя могут быть разные основания этого выбора, разный жизненный путь, ведущий к этому выбору, различные условия выбора), в ка-

Глава 2. Загадка происхождения сознания

 

ком мире ему жить: с Богом или без Бога. Не имеет значения, какая философская школа повесила бы свою этикетку на выска­занное мнение, с позиции психологии важно одно: как чувству­ет, представляет, мыслит человек в своем собственном мире, мире, в котором Бог может рождаться только силой веры самого чело­века. Каждый человек, возводя здание своего мира, находится в процессе непрекращающегося становления. То, что сегодня не­возможно, совершится завтра. Поэтому событие рождения Бога может случиться в жизни каждого. И по этой же причине легко потерять Бога в себе, так как его существование держится на ду­ховном усилии человека. В течение жизни отмирают чувства, мысли, надежды, обиды... Может умереть и Бог.

При обсуждении проблемы возникновения сознания в антро­погенезе, безусловно, мы сталкиваемся с исключительно серьез­ной эпистемологической проблемой. В настоящее время являет­ся вполне признанным, что человеческая история, то есть история развития не просто чисто биологического вида, а, как указывает Б. Ф. Поршнев «специфическая история» восхождения челове­чества, началась 1,5—2 миллиона лет назад. Люди со всей полно­той человеческой специфики появились 40—35 тысяч лет тому назад, а окончательное оформление вида Homo Sapiens произо­шло 25-20 тысяч лет тому назад (Поршнев Б. Ф., 1974). (Тем са­мым, фактически не менее 1,5 миллионов лет, по мнению пале­онтологов, длился подготовительный период, во время которого формировались предпосылки возникновения сознания.)

Почему же и как возникло сознание? Для чего это стало необ­ходимым (ведь все, что обнаруживает себя в потоке жизни, явля­ется необходимым)? Это такие вопросы, которые пытается раз­решить само сознание. Здесь сознание вопрошающего человека пытается найти источник себя или, иначе, пытается понять себя в отношении причины себя, то есть вскрыть самопричину. Но возможность такого поиска, существуя в каждый момент созна­тельной жизни, есть вместе с тем возможность самого сознания. В этом, на мой взгляд, и состоит принципиальная сложность вы­явления умопостигаемых причин рождения сознания. Сознание возможно в возможности сознания, и в актуальном состоянии смысловое содержание сознания нерасторжимо связано с возмож­ностью своего присутствия. Стремление понять происхождение -сознания есть не что иное, как стремление определить возмож­ность возможного сознания, ведь возможность должна быть воз-

Часть I. Методология научно-психологического исследования сознания

 

можной или невозможной. А если она возможна, а она, безуслов­но, возможна, так как факт присутствия сознания в эгоцентри­ческой системе неопровержим, тогда любые интенции понима­ния возможности возможности ориентируют на поиск первичных, предельно исходных причин происхождения. Но, как уже было сказано, эти первичные причины заложены в качестве возможности сознания в каждый момент сознательного настоя­щего. Таким образом оказывается, что сознание в вопросе о возд можности своей возможности возвращается к самому себе и тог­да вопрос о происхождении сознания трансформируется в вопрос/ о самом сознании, о том, каким образом оно есть, когда оно есть/ Похожие идеи высказывал А. М. Пятигорский, отмечая, что мы не знаем, что такое сознание как таковое, и исходим из того, «что ничего, подобного сознанию, нет». И в этом смысле, указывает Пятигорский, сознание — не единственный феномен, который не может быть «объектом непосредственного знания». «Смерть, по-видимому, не может быть описана. Она не может быть описа­на в силу того тривиального обстоятельства, что для ее описания надо быть живым, а, будучи живым, описать свою смерть невоз­можно». Аналогичное явление Пятигорский усматривает в онто­генезе языка, считая, что практически невозможно осознать, как человек за первые 3-4 года жизни осваивает языковую стихию: «...практически получается так, что наступает время, когда он уже овладел элементами языка, и все попытки детерминировать "си­туацию овладения языком" какой-то начальной, исходной ситу­ацией, кажутся... абсолютно неплодотворными» (Пятигор­ский A.M., 1997. С. 67).

Иначе говоря, когда язык есть, он уже есть, когда смерть на­ступила, она уже наступила; до этого момента говорить о явле­нии в терминах вероятного существования или, как я уже выше упоминал, в терминах возможности возможности, едва ли будет рациональным. Когда сознание есть, оно есть как возможность осознания себя; возможность этой возможности должна суще­ствовать во временном отношении раньше, а следовательно, a priori сознательному опыту. Однако сознание не способно осоз- нать то, что предшествует опыту сознания, то, что не являлось ) содержанием сознания. Не «я мыслю, следовательно, существую» («я осознаю, следовательно, существую»), а в силу чего «я мыс­лю, следовательно, существую» (в силу чего «я осознаю, следова­тельно, существую»), могло бы служить исходным базовым по-

Глава 2. Загадка происхождения сознания

 

стулатом эпистемологии. Однако это было бы нелепо, так как в основаниях может быть заложено только нечто несомненное, обладающее достоверностью (замечу: не конвенциональностью, а достоверностью). На мой взгляд, все_теории сознания, какого бы толка они ни были должны начинаться с признания того факта, что сознание есть уже нечто существующее, не пытаясь искать генетические корни сознания за пределами сознания.) Надо принять сознание за наличествующее актуально знание, даже если это знание не осознается самим носителем сознания. И в про­странстве этого знания нет смыслового содержания, относяще­гося к знанию о том, каковы причины самих знаний. Эти знания находятся по «ту сторону сознания». Дано ли нам выйти за пре­дустановленные границы? Возможно ли это? И если «да», то к чему это приведет? Если сознание способно, оставаясь сверхза­гадочным феноменом, формулировать сложнейшие проблемы, в том числе и фундаментальную проблему собственного проис­хождения, может быть, когда-то будут найдены соответствующие масштабу поставленных проблем сложнейшие (а возможно, на­оборот, исключительно простые) решения. Однако не стоит осо­бенно обольщаться: такие решения, которые, например, позво­лили бы разгадать тайну возникновения сознания, не могут быть выработаны коллективно — единственно благодаря личным уси­лиям отдельных носителей сознания. Станет ли такое знание по­нятным социальному сообществу, в частности, сообществу научному, предугадать невозможно. Так или иначе, у явления дол­жна быть причина. Это настолько же очевидно, как и то, что в настоящее время причины происхождения сознания нам не дано знать. Вместе с тем сознание живет пониманием, и если нечто осоз­нано в качестве необходимости понимания, это не может не на­правлять ход сознательной жизни. Есть ли надежда поймать не­уловимое — рожденное на заре человечества сознание? Загадка...

Глава 3

О ЗАКОНАХ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ СОЗНАНИЯ

Прежде чем сформулировать понимание сути психологичес­кого закона, его видов и границ применимости, я хотел бы сразу обозначить авторскую позицию, а затем постараться обосновать и конкретизировать ее. Положение, на котором я настаиваю, та­ково: открытие законов в психологии не только является принци­пиально возможным, но и должно расцениваться как обязательное условие роста психологического знания, важнейший показатель раз­вития психологии как опытной науки.

Несмотря на кажущуюся тривиальность этого соображения, следует отметить, что в научной психологии проблема законосо­образных объяснений психологической эмпирики фактически не поставлена и, следовательно, не обсуждаются пути ее решения. И для начала важно очертить эту проблему.

Вспомним историю. Начиная с середины XIX века усилиями физиологов Г. Гельмгольца, Э.Вебера, Э.Пфлюгера, Ф.Дондер-са, психофизиков Г.Т.Фехнера и С.Стивенса, постепенно фор­мировалась основа «новой области знания». Именно так В. Вундт представлял в середине 70-х годов XIX века «физиологическую психологию». (Напомню, что термин «физиологическая психо­логия» был синонимом «экспериментальной психологии».) Все первые исследователи в психологии были ориентированы на естествознание. Именно с опорой на методологию естественных наук строилась психология как самостоятельное научное направ­ление. Строгость естественно-научной методологии, использо­вание математического аппарата при выводе психофизических зависимостей, которые позже получили статус первых формали­зованных законов психологии, — все это, вопреки известному утверждению И. Канта о том, что психология никогда не станет истинной наукой, вселяло надежду. Успехи психофизиологии ор-

Глава 3. О законах функционирования сознания

 

ганов чувств, психофизики, исследований психомоторной актив­ности человека давали основания считать, что психология как строгая наука возможна. Именно на этом довундтовском, подго­товительном этапе формирования психологии как естественной науки были созданы предпосылки ее институализации, оформ­ления в самостоятельную сферу научного знания о психической организации человека. Вундт — и в этом его главная и несомнен­ная заслуга как организатора научной психологии — объединил усилия исследователей и предложил метод изучения сознания — интроспективный эксперимент. Известно, что именно метод есть конституирующее начало для научного сообщества. Метод — это норма, регулятор научных исследований, поэтому можно уверен­но утверждать, что профессиональное психологическое сообще­ство сложилось благодаря Вундту. Подчеркну, что независимость психология получила не благодаря гуманитарной традиции, сло­жившейся в философии, а как раз вопреки прочно укоренивше­муся мнению, что человека, который сравним по своей сложнос­ти со Вселенной, нельзя изучать как явление физического мира, то есть строгими естественно-научными методами. Правда, скеп­тики заявляли: для таких «аномалий» действительного мира, ка­кими представляются сознание, воля, свобода человека нет реле­вантных процедур эмпирического исследования. Потому, мол, знание о человеке по сути своей является гуманитарным, то есть принципиально не проверяемым в независимом эксперименте. Еще раз отметим, что если бы в XIX веке сохранилось инерцион­ное действие такой позиции, то психологическое знание продол­жало бы циркулировать в лоне философии. И трудно не согла­ситься с М.Г.Ярошевским, который отметил, что «свои "сертификаты" на независимость психология черпала, во-первых, в математике, во-вторых, в эксперименте», хотя «веками "обите­лью" психологии считалась философия» (Ярошевский М. Г., 1996. С. 120). Таким образом, с момента возникновения и, пожалуй, до 1900 года (когда выходят в свет «Толкование сновидений» 3. Фрей­да и первый том «Психологии народов» В. Вундта), то есть в на­чальный этап развития психологической науки, она была исклю­чительно опытной, «чистой» наукой. Чтобы не уходить в сторону, я не буду давать оценки последующему ходу развития психоло­гии. Скажу лишь, что контрреволюция, совершенная Фрейдом, и затем полная тривиализация психологического знания, произо­шедшая в теории бихевиоризма, не могли не изменить облик пси-

Часть I. Методология научно-психологического исследования сознания

 

хологии: она перестала существовать как наука с понятным, од­нородным предметом изучения и ясной методологией.

Парадокс состоит не в том, что психология с начала XX века уже и гуманитарная наука, и поэтому в методологическом смысле она не отличается от истории, музыковедения или теории и ис­тории изобразительных искусств. Мне кажется парадоксальным, что при требовании, которое, по крайней мере, уже в течение не­скольких последних десятилетий явно или негласно принимает­ся научным сообществом, а именно, требовании эмпирической проверки рациональных положений, психология рассматривается как наука гуманитарная. Сложившаяся практика представления результатов научно-психологических исследований показывает, что выполнение того или иного научного проекта предполагает проведение эмпирического исследования, а лучше собственно экспериментального исследования. Научные журналы по психо­логии, как правило, содержат описание результатов тех или иных эмпирических исследований. Но ведь экспериментальные иссле­дования могут проводиться только в опытных науках! На мой взгляд, впервые в отечественной психологии этот парадокс осоз­нал В. М. Аллахвердов (2000). Остается лишь констатировать: де-факто психология является естественной наукой, хотя де-юре проходит по ведомству наук гуманитарных.

Результаты любых экспериментальных исследований есть эм­пирические факты, которые должны получать объяснение посред­ством законов. Особо замечу: не законы нужно объяснять, так как законы открываются, а не придумываются, а объяснять эмпири­ку действием законов. Почему существуют те или иные законы — этот вопрос находится за пределами рационального знания. А вот почему эмпирический факт необходимым образом обнаружива­ет себя — это понять можно только если мы законосообразуем эмпирические эффекты. На уровне разрозненных эмпирических проявлений нет никаких законов. Этим объясняется вся слож­ность выявления законных оснований в гуманитарной науке. По мнению авторитетного специалиста по теории объяснения К. Гем-пеля: «...большинству объяснений, предлагаемых в истории или социологии, не удается включить явные утверждения о предпо­лагаемых ими общих закономерностях» (Гемпель К., 1998). К. Поп-пер, который не нуждается в представлении, в свою очередь, отмечает, что «в истории... есть множество тривиальных универ­сальных законов, которые мы принимаем без доказательства. Эти

Глава 3. О законах функционирования сознания

 

законы практически не представляют никакого интереса и абсо­лютно не способны внести порядок в предмет исследования» (ПопперК, 1992. С. 305).

Уникальный объект исследования — будь то литературный или музыкальный текст, этическая система, определенное культурное событие — случаен. Случайное же, как известно, является анти­тезой закономерного. В рамках гуманитарной психологии не от­крыто никаких законов, так как эмпирический субъект с прису­щей ему уникальностью явление историческое, то есть случайное. Поэтому естественно-научная психология не изучает природу персонификации эмпирического субъекта. Для него нет эмпи­рически целесообразных законов.

Закон, хотя и обнаруживается реальным ученым, не является порождением его субъективной воли. Смысл закона инвариан­тен относительно познавательных сил, действующих в сфере на­учного знания, хотя форма закона, его логико-грамматическое представление произвольно.

Законы в психологии не могут быть установлены по отноше­нию к реальным объектам изучения, а лишь в отношении к идеа­лизированным объектам. Идеализированный объект существует только в рамках теории, поэтому логические конструкции, гипо­тезы, законы, все то, что составляет онтологию теоретического знания, приложимы только по отношению к нему. Представле­ние, например, памяти в качестве идеального объекта, предпо­лагает, что функционирование памяти (а законы описывают ло­гику функционирования) законопослушно. Описание логики работы идеализированных объектов очищено от допущений о случайном вмешательстве побочных влияний, которые неустра­нимы в эмпирических условиях. При установлении закона мы не должны слышать эмпирический шум. Законы позволяют нам уви­деть явление в рафинированном виде, то есть в виде, заведомо невозможном в действительности. Но если мы не понимаем че­рез закон, мы ничего не понимаем в реальности, хотя повторюсь, законы устанавливаются не по отношению к реальным явлениям.

Идеализации, принятые в науке, требуют четко разграничи­вать теоретические и эмпирические понятия. Теоретические по­нятия включаются в логические описания предмета изучения, в формулировку законов. Сказанное не означает, что такие эмпи­рические понятия, как восприятие, запоминание или действие не могут использоваться при построении теорий. Но теоретиче-

Часть I. Методология научно-психологического исследования сознания

 

ский вес они получают только в случае установления определен­ной сферы применения тех законов, которыми объясняются явления, описываемые этими понятиями. И в этом случае они переходят в разряд теоретических. В любом случае, научно-пси­хологическое понятие можно определить, только указав, как оно входит в ту или иную логически выстраиваемую закономерность. Закон можно понимать как идентичное в явлениях. Было бы целесообразно выделить некоторые основания для условной клас­сификации законов.

1. Способ вывода (установления):

• дедуктивные;
• индуктивные.

Классическим примером дедуктивного способа вывода явля­ется закон всемирного тяготения Ньютона. На мой взгляд, исто­рия этого открытия — лучшая иллюстрация прогностического по­тенциала дедукции. В 1666 г. в письме к астроному Галлею Ньютон сообщил, что обнаружил закон, управляющий падением тел и дви­жением планет. Однако, применив свою формулу к движению Луны, Ньютон вынужден был признать, что по предлагаемой фор­муле местонахождение Луны должно быть не там, где фиксирова­ли его астрономы. Только через 16(!) лет Ньютон узнает, что значе­ние радиуса Земли, которым он пользовался, было неверным. Повторно сделав вычисления и получив совпадение своей форму­лы и измерений астрономов, Ньютон убеждается в достоверности открытого закона. Через несколько лет, многократно убедившись, что ошибки нет, он решается обнародовать свое открытие.

Аналогично в психологии открывает закон Г. Т. Фехнер, кото­рый сначала вывел логарифмическую зависимость между силой раздражителя и интенсивностью ощущения, и уже затем она была экспериментально подтверждена. А в ходе психофизических эк­спериментов была установлена и сфера применяемости основ­ного психофизического закона: средние значения интенсивнос­ти раздражителя.

Открытия, совершенные с помощью дедуктивного метода, наиболее надежны и точны. Дедуктивные законы лучше позво­ляют предсказывать новые факты.

Индуктивные законы являются эмпирическими обобщения­ми. Они позволяют «собрать» опытные данные под единый обра­зец объяснения. Большинство законов в психологии носят ин-

Глава 3. О законах функционирования сознания

 

дуктивный характер (закон Джеймса, закон Хика, закон Ланге, закон разрыва шаблона (в редакции Аллахвердрва), закон «хоро­шей формы» и т. д.).

2. Степень формализации:

· формализованные («жесткие»),

· качественные («мягкие»).

Формализованные законы выражаются математическим язы­ком, качественные, напротив, не предусматривают использова­ние математического аппарата.

Диапазон объяснительных возможностей:

· частные,

· общие

Частные законы охватывают в объяснении только определен­ную область эмпирики. Например, все известные психофизиче­ские законы являются частными, поскольку относятся к сенсор­ной сфере, к тому же только к одному из свойств ощущения, а именно к интенсивности. Общие законы регулируют деятель­ность сознания безотносительно к специфике формы активно­сти сознания. Думаю, что именно это имел в виду К. Левин, раз­деляя законы, описывающие фенотические процессы и процессы кондиционно-генетические (Левин К., 2001).

Доказательство закона в психологии возможно как на основа­нии статистической частоты одинаковых (частный закон) или подобных (общий закон) эмпирических фактов, так и на основа­нии результатов одного-единственного эксперимента. Правда, в последнем случае закон должен объяснять и случаи опровер­жения. К.Левин, анализируя различные по своей природе про­цессы, описываемые законами, фактически приходит к выводу, что один-единственный эксперимент дает право основывать до­казательство закона. Автор теории поля писал: «... Эксперимен­татор может и должен набраться мужества опираться при уста­новлении закона не на большее, а на малое число случаев и переложить ответственность за случаи из повседневной жизни на постоянное присутствие определенных дополнительных условий, которые не относятся к "сути дела", а являются выражением ис-торико-географической констелляции (то есть совокупностью побочных факторов. — А. А.) в самом широком смысле этого сло­ва» (Левин К., 2001. С. 125).

Глава 4

ПРОБЛЕМЫ ПСИХОЛОГИИ СОЗНАНИЯ КАК ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АНОМАЛИИ

Сознание парадоксально. Сущность сознания и его явление в мире на протяжении многовековой истории мысли волновали умы лучших представителей человечества. Религиозный, философский и научный опыт прошлого хранит образцы тончайшей интуиции, глубокого анализа, смелых, а порой и мужественных прозрений относительно загадочной природы феномена человеческого созна­ния. При этом несомненный прирост человекознания не только не увеличивает доли нашего понимания, но, сколь странным это ни покажется, расширяет горизонты нашего незнания. Происхож­дение сознания, его присутствие в мире всегда будут окутаны при­тягательной, пленительной таинственностью. «Границ души не отыскать, по какому бы пути ты ни пошел: столь глубока ее мера», — говорил еще Гераклит Эфесский. Какое бы знание о со­знании мы ни имели, оно всегда оказывается неполным. И хотя в системе наук психология заняла свое достойное место, ограничен­ность средств и целей научного психологического исследования всякий раз обнаруживает себя в перспективе более широкого рас­смотрения проблемы человека. Тем не менее неизлечимая зависи­мость от такого рода познания, радость путешествия в неизведан­ный мир, притяжение открывшейся бездны потаенного и вместе с тем тщетность всякого желания иметь твердую почву под ногами, иллюзорность познавательной силы, смехотворно-примитивное оснащение средствами опытного изучения создают колоссальное напряжение в поле познавательного поиска. В этом — «блеск и нищета» психологии. В этом — вызов всем тем, чье служение пси­хологии становится жизненным выбором. Как здесь не вспомнить Ф. М. Достоевского, считавшего, что человек — это великая тай­на, и если ты посвятил свою жизнь раскрытию этой тайны, то счи­тай, что жизнь твоя прожита не зря.

Глава 4. Проблемы психологии сознания как теоретические аномалии

 

Банальность утверждений о том, что познание человека без­гранично и что цель — установление окончательного и исчерпы­вающего знания о человеке — является принципиально недости­жимой прежде всего в силу специфики природы познания, на самом деле в ракурсе парадоксального видения воспринимается не как нечто очевидное и потому не требующее доказательств, а, скорее, как некое недоразумение, как аномалия самого сознания. Ведь познавательная деятельность, в том числе ориентированная на изучение устройства и функционирования сознания, не мо­жет не иметь определенной конечной цели. Именно виртуальная цель организует пространство познавательного поиска. Цель вместе с тем выступает и граничным условием нашего мышле­ния, то есть конституирует активность субъекта как целеустрем­ленной системы. Цель выстраивает «функциональную систему» (П.К.Анохин). Если нет цели, лишен смысла и сам процесс по­знания, так как бессмысленно заниматься поиском, когда не зна­ешь, что и где искать. С другой стороны, если бы мы априори имели представление о том, что должно стать эффектом реализо­ванного процесса познания, последнее, по определению, не мог­ло бы существовать, так как энтропия проблемного поля есть не­обходимое условие желаемого порядка понимания, негэнтропии кристаллизованного в смыслах знания. Мне видится единствен­ная точка, в которой размыкается порочный круг указанной па­радоксальности: познание не имеет цели за пределами себя. Цель имманентно содержится в самом процессе познания. Принци­пиальная невозможность иметь истинное знание о природе со­знания тем самым ни в коей степени не обесценивает познава-тельные усилия. Цель находится «по эту сторону познания» и достигается в каждый момент включенности субъекта в позна­вательную деятельность. Поэтому психический аппарат челове­ка следует рассматривать как идеальную систему, эволюционно предназначенную для познания.

Если с точки зрения разрешающей способности нашего мыш­ления правомерно ставить вопрос об эволюционном смысле че­ловеческих форм отражения, о смысле возникновения сознания, то наиболее приемлемым вариантом ответа на этот вопрос мне видится следующее утверждение: познание является результатом того эволюционного сдвига, который породил психические фор-мы жизни. Человеческое познание как эволюционное новообра зование есть модус существования сознания. Вне познаватель-

Часть I. Методология научно-психологического исследования сознания

 

ной активности человек как носитель сознания существовать не может. Психические процессы строятся из материала, получен­ного в ходе познавательной активности, и поэтому психика как модель действительного мира является уникальной формой пред­ставления реального в идеальном, объективного в субъективном, конечного в бесконечном. Психическое прежде всего имеет гно­сеологический статус. Человек_связан с миром неразрывными нитями познания. Целью и смыслом познания является сама че-ловеческая жизнь. Думается, не случайно в современных учеб-никах по психологии соответствующие разделы, посвященные феноменологии психических процессов, озаглавлены «познава­тельные процессы», так как психическая активность по своей сути организована как активность познавательная.

Аномалии — это продукты теоретической мысли. Только в со­знании ученого, который проблематизирует тот или иной фраг­мент реальности, рождаются аномалии. Для того чтобы возникла аномалия, недостаточно наличия самого объекта изучения, необ­ходима способность субъекта воспринимать его определенным образом. То есть, в терминах Д. Н. Узнадзе, продукты психической активности (читай: познавательной активности), определяются или, скорее, «до-определяются» (М. К. Мамардашвили) установ­кой, предваряющей познавательные интенции. Готовность пони-