 |
|
Следствие 4.1. Понимание текста сознания происходит только в рамках актуализированных мнемических контекстов.
Любой текст, в том числе и совокупность актуально представленных в сознании смысловых связей, может быть понят (а исходя из Постулата 3 и Следствия 2.2, понимание с необходимостью существует) только при наличии контекстных фоновых допущений. Понимание возникает благодаря активации отношений между содержанием сознания и тем бессознательным смысловым содержанием, которое допускает возможность понимания. По- нять что-либо можно только в том случае, если помнишь о зна-чительно много большем, чем то, что составляет содержание те-кущего сознательного процесса. Осмысленность сознательных актовпредполагает a priori существующие семантические связи в структуре психики. Бессознательное всегда выступает актуальным оформлением сознательного содержания психики в наличный момент времени. При изменении содержания сознания элемен-
ты бессознательного становятся содержанием текущего познавательного процесса, а бывшие элементы текста сознания становятся содержанием памяти. Вследствие этого можно утверждать, что познавательные процессы (в том числе, конечно же, и мышление) всегда опираются на бессознательную основу. Осмысление значения внешней стимуляции, в том числе и вербальной, равно как и смысловоплощение в формах внешней активности, предполагает актуализацию широкого смыслового контекста в сфере бессознательного. Сказанное можно пояснить на нарочито простом, но, думаю, достаточно ярком примере.
Относительность целостности области смысла обусловлена смысловой динамикой, имеющей место в каждый момент психического времени, в силу чего Происходит переорганизация смыслового пространства. Однако это не означает, что психика — калейдоскоп ощущений, образов, эмоций, мыслей. Области смыс-Ла всего множества областей смысла имеют различную степень устойчивости.
Часть II. Смысловая природа сознания
Представим себе самую что ни на есть обыденную ситуацию, которая ежедневно имеет место во время общения покупателя с продавцом. Допустим, вы решили купить урюк. Вы идете на рынок и находите продавца, торгующего урюком. Подойдя к прилавку, вы задаете ему один-единственный вопрос: «Сколько?» «Сколько?» — это то сообщение, которое вами послано. Очевидно (в этом легко убедиться, зайдя на рынок), что продавец понимает, о чем вы его спрашиваете. И, казалось бы, такое понимание, не требующее мыслительных усилий, наступающее непосредственно, не является чем-то таким, что достойно особого внимания, тем более специального анализа. Однако если попытаться понять возможность такого понимания, то нельзя не признать, что продавец, понимая обращенный к нему вопрос, совершает колоссальную когнитивную работу. Адресат осмысляет значение заданного вопроса в актуальный момент времени, в его сознании присутствует смысл того, о чем его спрашивают1. Значение, заключенное в вопросе, осмысляется, исходя из предшествующего опыта понимания. То есть в данной ситуации релевантное понимание предполагает опыт предпонимания. В противном случае релевантное понимание не произошло бы. Осознавая то, о чем спросил покупатель, продавец одновременно с этим помнит (здесь можно было бы сказать — «знает», в данном случае это одно и то же), хотя и не осознает, что:
1) вопрос обращен к нему, а не к соседу по торговому ряду;
2) что покупатель интересуется стоимостью урюка, а не чис
лом прожитых лет продавца;
3) покупатель имеет в виду стоимость одного килограмма урю
ка, а не центнера;
4) покупателя интересует стоимость урюка, выраженная в руб
лях, а не в голландских гульденах;
5) нужно ответить на заданный вопрос, а не, например, спля
сать;
6) покупатель ждет ответа на вопрос;
7) покупатель ждет ответа на вопрос на понятном ему русском
языке, а не, например, на французском;
и так далее, и так далее...
' «Для того чтобы понимание произошло, текст, высказанный или прочитанный на каком-либо языке, должен быть воспринят, а его значения — осмыслены, то есть переведены на собственный язык смыслов» (Зинченко В. П., 1998. С. 67.).
Глава 11. Определения, следствия, комментарии
Все это знание не представлено актуально в сознании, а является тем необходимым контекстом, в котором становится понятной «фигура» смысла, актуально существующая в сознании. Актуализированный бессознательный (мнемический) контекст — это то содержимое памяти, которое определяет работу сознания, но понятно, что само это содержание, как и работа сознания в текущий момент времени, сознанием не осознается. Как мне представляется, Д. Н. Узнадзе говорил нечто подобное, объясняя действие установки.
Вся ранее сознаваемая смысловая информация хранится в бессознательной психике, и в каждый момент времени смысл текста сознания так или иначе понятен для самого же сознания, исходя из содержания множеств неосознаваемых мнемических контекстов. Если сознание «говорит», то о бессознательном нельзя сказать, что оно «молчит». Бессознательное — это, скорее, «говорящее молчание»1.
Помнить — это не что иное, как сохранять смыслы в тех отношениях, через которые они могут быть репрезентированы сознанию. Мы еще очень мало знаем о том, как в сознании представлен бессознательный контекст. Тем не менее анализ деятельности сознания и опытные данные показывают, что содержание памяти (бессознательной психики) не является нейтральным по отношению к явлениям сознания. Сознание всегда работает с опорой на память. Любой эффект реализованной активности сознания возникает только благодаря тому, что существует разрешающая тот или иной эффект понимания способность мне-
мического контекста. Буквально: мнемический контекст опреде-
1 Если доопределить этот странный образ, то было бы точнее сказать, что сознание, заявляя о себе и совершая очередной ход в игре с вселенским мраком бессмысленности, следует правилам, которые определило для себя до момента совершения хода. Эти правила и есть бессознательное, которое всегда напоминает о себе, ограничивая когнитивную свободу сознания. Таким образом, молчаливый бессознательный контекст становится для сознания звучащим разрешением или, наоборот, запрещением понимать что-либо определенным образом. Бессознательное, в некотором смысле, есть разрешающая способность самого сознания. Хотя Ж. Ла-кан исследовал совсем иное бессознательное (наверное, свое), чем то, которое имею в виду я, то трудно отказаться от соблазна привести его мнение для подтверждения собственной позиции. Опять же, повторюсь, его бессознательное говорит совершенно о другом: «Фрейд показывает нам, что в человеческом субъекте существует нечто говорящее, говорящее в полном смысле слова, то есть лгущее — лгущее со знанием дела и вне участия сознания» (Лакан Ж., 1998. С. 257.).
5 А. Агафонов
Часть II. Смысловая природа сознания
ляет характер понимания смысла текста сознания. Эмпирических данных, демонстрирующих это, в психологии довольно много. Но так как эти данные накоплены в разных областях, они не получили единообразного толкования.
Ограничусь описанием лишь тех психологических фактов, которые традиционно не рассматривают как эффекты влияния мнемического контекста на работу сознания. Некоторые из приведенных ниже примеров показывают, что, кроме положительного (прямого) влияния мнемического контекста на деятельность сознания (осознания), имеет место и отрицательное (обратное) влияние, то есть память может последействовать с отрицательным знаком.
11.1. ПЛАЦЕБО КАК ЭФФЕКТ ПРОЯВЛЕНИЯ МНЕМИЧЕСКОГО КОНТЕКСТА
Эффект «плацебо» констатируют в том случае, когда человек знает или верит (в данном случае это одно и то же), что в реальности существует, определенным образом действующий на него фактор, хотя на самом деле действие этого фактора отсутствует. В медицине одним из наиболее признанных определений «плацебо» является следующее утверждение: «Плацебо — любой компонент лечения, который намеренно используется ввиду его неспецифического, психологического или психофизиологического действия или который используют ради его ожидаемого, но неизвестного больному и врачующему, направленного неспецифического влияния на больного, симптом или болезнь» (Shapiro А., 1978. Р. 441). По всей видимости, этот эффект чаще имеет место у гипнабельных лиц, а также у лиц, которые имеют определенные личностные особенности, например низкий уровень интерналь-ности (ГодфруаЖ., 1996. Т. II. С. 192).
Некоторые исследователи отмечают, что независимо от характера терапии — и это при всем многообразии психо- и фар-макотерапевтических подходов — показатели ее успешности различаются незначительно. Поэтому правомерно говорить и о каком-то общем факторе, определяющем эффективность терапевтических сеансов. Нередко высказываются предположения, что эффект плацебо обнаруживается в психотерапевтических подходах с разными парадигматическими установками. Успех лечения во многом определяется тем, насколько пациент верит
Глава 11. Определения, следствия, комментарии
терапевту и насколько терапевт верит в эффективность того, что он делает. Порой и прямо заявляют о том, что вообще психотерапия — одна из форм сильного плацебо ( Wilkins W. V. 52. 1984. Р. 570-573). Иллюстрацией этих мнений могут служить следующие примеры.
Аргумент VI
В Англии только после двухлетней эксплуатации прибора электрошока обнаружили, что он все это время не работал. Неисправность прибора была установлена не в результате наблюдений за больными, а благодаря медицинской сестре, которая обратила внимание, что у больных во время процедуры не происходит обычного в таких случаях движения ушей (См.: Годфруа Ж. Т. II, 1996. С. 191).
Аргумент VII
Каздин и Уилкоксон показали, что больных фобией, которые испытывают непреодолимую боязнь змей, можно вылечить, «заставив их поверить, что на проецируемых на экран "пустых" диапозитивах имеется подпороговое изображение предмета их страхов» (ГодфруаЖ. М., 1996. Т. II. С. 191). Терапевтический эффект усиливается, если пациента знакомить с ложными записями физиологических реакций, которые якобы отражают позитивную динамику его выздоровления (Там же. С. 191).
В работе И.П.Лапина приведены многочисленные эмпирические данные, относящиеся к эффекту плацебо. Вот лишь некоторые из них.
Аргумент VIII
Один из наиболее известных целителей Северной Америки XIX века Квимби признавал, что после назначения множества лекарств, оказавшихся в конечном итоге бесполезными,... он пересмотрел свои взгляды на врачевание и пришел к выводу, что «успех лечения не зависит ни от какого лекарства, а только от веры больного во врача и в лечебное средство» (Цит. по: Лапин И. П., 2000. С. 16).
Аргумент IX
Плацебо и терапия. Когда восьми наркоманам вводили внутривенно плацебо (физиологический раствор), субъективные
Часть II. Смысловая природа сознания
и сердечно-сосудистые эффекты были качественно сходны с теми, что возникали после инфузии 40 мг кокаина. Перед следующей инфузией физиологического раствора пациентов инструктировали, что им вводят плацебо («плацебо с инструкцией»). В этом случае и субъективные ответы, и учащение пульса, и подъем артериального давления были значимо менее выражены, чем перед первой, «слепой», инфузией физиологического раствора. Авторы исследования, на которых ссылается Лапин, расценили разницу между показателями перед «слепой» инфузией и перед «инструктированной» инфузией как свидетельство условно-рефлекторной природы ощущений пациентов и сдвигов в функциях сердечно-сосудистой системы (Лапин И. П., 2000. С. 79-80).
Аргумент X
Лапин описывает характерный случай из собственной практики: «Ко мне неоднократно обращались пожилые люди, иногда в очень преклонном возрасте, бывшие сограждане, уже много лет живущие в США, Израиле, Германии, с просьбой прислать валокордин и корвалол, которые раньше "отлично помогали". Не принималось во внимание, что "раньше" — это двадцать и больше лет тому назад, когда они были намного моложе и здоровее, и им помогали многие лекарства, даже сравнительно "легкие". Старания родных и местных медиков убедить, что сейчас можно применить современные лекарства, которые значительно эффективнее валокордина и корвалола, оказывались тщетными, тем более что новейшие современные препараты действительно не помогали просившим эти два "проверенных и верных" лекарства. Не имели успеха и попытки заменить валокордин комбинациями его действующих начал... Нужны были "старые" валокордин или корвалол. Когда же им доставляли "их" лекарства, они их принимали с большим удовольствием и надеждой на быстрый успех. Оба лекарства продолжали помогать, как было много-много лет тому назад» (Лапин И. П., 2000. С. 24, 25).
Аргумент XI
Специальное исследование (PlevovaL, BolelouckyZ., Bastecky J. Plasebo reaction in neurotics rated with the SCL-90 questionnaire // Activitas Nerv. Super. (Praga). V. 21. N 3.1979. P. 150,151) по изучению эффекта плацебо установило, что при плацебо-терапии дос-
Глава 11. Определения, следствия, комментарии
товерно снижается интенсивность 17 из 90 симптомов: «нервность и внутренняя дрожь», «излишнее беспокойство», «мысли о конце жизни», «ощущение тупика», «отсутствие интереса ко всему», «ощущение непонимания другими», «трудность в принятии решения» и др. Плацебо уменьшало, главным образом, трудности межличностного общения, психастенические расстройства и тревожные симптомы.
Писатель-сатирик Эмиль Кроткий в произведении «Отрывки из ненаписанного» удачно выразил отношение больных к лекарству в зависимости от его названия: «Она признавала лекарства только с латинскими названиями, в русском переводе они на нее не действовали». (Цит. по: Лапин И. П., 2000. С. 23).
Существуют и обратные плацебо-эффекты («ноцебо»). Они связаны с ухудшением самочувствия, обострением заболевания, появлением нежелательных симптомов: тревоги, бессонницы, апатии, головной боли и т. д. (Лапин И. П., 2000. С. 65, 66).
Аргумент XII
Стормс и Нисбетт обнаружили обратный эффект плацебо в исследовании студентов (?!), страдающих от бессонницы. Одной группе испытуемых давали плацебо (сахарную пилюлю), «успокаивающего действия», другим — «возбуждающего действия». «Успокаивающее плацебо» имело обратный эффект. Испытуемые заявляли, что для того чтобы уснуть, им потребовалось приблизительно на 40% времени больше, чем обычно. Почему возникает обратное действие плацебо? Авторы исследования предлагают такое объяснение: обнаружив свое обычное возбуждение, испытуемые, получившие «успокоительное», заключили, что «бессонница сегодня разыгралась еще сильнее, чем обычно, и даже успокаивающее не действует». Отсутствие положительного эффекта они склонны были расценивать как свидетельство своей возрастающей неспособности справиться с бессонницей. «Возбуждающее плацебо» парадоксальным образом успокаивало. Испытуемые гораздо быстрее засыпали, относя свое привычное возбуждение на счет действия пилюли, а не своих проблем; даже приняв возбуждающую таблетку, они не делались более беспокойными, чем обычно. (См.: Росс Л., Нисбетт Р. 1999. С. 376, 377).
В контексте данного рассмотрения эффект плацебо есть результат влияния установленного мнемического контекста, в рам-
Часть II. Смысловая природа сознания
ках которого сознанием осуществляется процедура понимания (оценки, принятия решения о чем-либо и т. д.).
11.2. УСТАНОВКА КАК ЭФФЕКТ ПРОЯВЛЕНИЯ МНЕМИЧЕСКОГО КОНТЕКСТА
Влиянию сформированной установки (мнемического контекста) на эффекты осознания (обнаружения стимула, узнавания, оценивания, принятия решения и т. д.) посвящено большое количество психологических работ. Вот, к примеру, хрестоматийное исследование, которое провели А. и Е. Лачинсы.
Аргумент XIII
Испытуемые должны были решать мыслительные задачи на переливание жидкости с помощью сосудов разного объема. Например, есть два сосуда емкостью 29 л и 3 л. Надо получить 20 л жидкости в одном из сосудов. Правильный ответ будет заключаться в том, чтобы из сосуда в 29 л три раза отлить по 3 л. Когда испытуемым объяснили задание, им были даны 10 задач для выполнения (см. табл. 1).
Таблица 1
| № | Дано | Требуется получить |
| 21, 127, 3 | ||
| 14, 163, 25 | ||
| 18, 43, 10 | ||
| 9,42,6 | ||
| 20, 59, 4 | ||
| 23, 49, 3 | ||
| 15,39,3 | ||
| 28, 76, 3 | ||
| 18, 48, 4 | ||
| 14,36,8 |
Решение первых пяти задач достигается одинаковым образом: из второго объема надо один раз вычесть первый и два раза — третий. Шестая и седьмая задачи могут быть решены тем же способом, но у них есть и более простое решение: 23 — 3 = 20 — для шестой задачи и 15 + 3 = 18 — для седьмой. Восьмая задача не ре-
Глава 11. Определения, следствия, комментарии
щается тем же способом, которым решаются первые пять задач. Для нее возможно только такое решение: 28 — 3 = 25. Девятая и десятая задачи решаются аналогично седьмой и шестой.
Результаты показали, что подавляющее число испытуемых решают шестую и седьмую задачи сложным способом, а с восьмой задачей и вовсе не справляются в отведенное время. Эффект усиливается, если выполнение заданий лимитируется по времени, например, когда испытуемым говорят, что цель эксперимента — оценивание способности быстро решать интеллектуальные задания (Дружинин В. Н., Ушакова Д. В. Когнитивная психология. 2002. С. 202). Это классический пример прямого последействия мнеми-ческого контекста. Примеры прямого действия мнемического контекста можно множить бесконечно. Начиная от сенсорных эффектов которые выражаются в фактах инерции сенсорных впе-
чатлений (послеобразах), эффектах фантомных конечностей, эффектах константности перцепта, ассимилятивных иллюзиях (Д. Узнадзе) и заканчивая социально-психологическими феноменами, например такими, как выученная беспомощность, конформизм или эффект первого впечатления, — везде мы встречаемся с прямым влиянием памяти на деятельность сознания. Само по себе это не удивительно, так как содержимое памяти нам и нужно в качестве опоры понимания. Если человек не встречался со случаями обмана, то, скорее всего, он будет доверять людям.
Особый интерес представляют факты, демонстрирующие обратное последействие мнемического контекста. Обратный эффект плацебо — как раз свидетельство такого влияния. Более впечатляющие данные были получены в серии экспериментальных исследований Д. Узнадзе (Узнадзе Д. Н., 2000. С. 10-30).
Аргумент XIV
Испытуемому предъявляли в левую руку шар с меньшим объемом, в правую руку — с большим. Установочная серия включала в себя 10-15 таких проб. Цель, которую преследовал экспериментатор, проводя установочные опыты, — сформировать у испытуемого активную установку. После тренировочной серии испытуемому давали в руки одинаковые по объему шары с заданием их сравнить. Оказывается, что испытуемый не оценивал эти шары в контрольной пробе как равные. Чаще всего возникала так называемая иллюзия контраста, то есть испытуемому большим казался шар в той руке, в которую в предварительных опытах он
Часть П. Смысловая природа сознания
получал меньший по объему шар. Данный эксперимент проводился без участия зрения.
Аргумент XV
С помощью тахистоскопа испытуемому предъявляли два круга разного диаметра. Один круг, например, тот, который предъявлялся в паре слева, явно больше другого. После 10—15 предъявлений следовал контрольный опыт: испытуемый должен сравнить два равных по диаметру круга. Иллюзия в контрольной пробе возникала всегда, и почти всегда по контрасту. Иными словами, меньший по диаметру круг в тренировочной серии оценивался в критическом опыте, как больший по диаметру.
Аргумент XVI
Испытуемый получал два тактильных раздражителя при помощи специального прибора — барестезиометра: сначала сильный, затем слабый. Такая последовательность повторялась 10—15 раз. В критическом опыте предъявлялись два равных по силе раздражителя. Результаты показали, что давление в первый раз кажется более слабым, чем во второй. В целом по выборке иллюзия контраста составила 46%. Но иногда установка имела прямое действие, то есть возникала иллюзия ассимиляции. Таких иллюзий было 25%.
Аргумент XVII
Испытуемому предъявляли попарно два слуховых раздражителя, первый член пары значительно сильнее по интенсивности, чем второй член. После 10—15 повторений проводился критический опыт: предъявлялись два равных слуховых раздражителя. Испытуемым необходимо было сравнить их между собой. В этом случае общее количество иллюзий составило 76%, из них 19% ассимилятивных и 57% контрастных.
Аргумент XVIII
Испытуемому предъявляли на экране два круга. Сначала круг, который темнее, затем тот, что светлее. Зафиксировав установку в тренировочной серии, экспериментатор в критическом опыте предъявлял два одинаково светлых круга, которые испытуемый должен сравнить по их освещенности. И опять чаще возникает иллюзия контраста (56%), чем иллюзия ассимиляции (17%).
Глава П. Определения, следствия, комментарии
То есть в контрольном опыте первый в паре круг оценивался чаще как более светлый, чем второй круг, а не наоборот.
Аргумент XIX
Испытуемому предъявляли на экране два круга, в одном из которых большее количество точек, чем в другом. В критическом опыте предъявлялись круги, в которых содержалось одинаковое количество точек. Снова чаще возникала иллюзия контраста: испытуемый полагал, что точек больше в том круге, где их в предварительной серии было меньше.
Узнадзе, пытаясь поставить под контроль действие всех возможных факторов, которые могли бы вызвать контрастную иллюзию, разными способами варьировал условия экспериментальной процедуры. Например, проводил установочную серию на правой руке, а критический опыт на левой руке. Или вырабатывал установку на одном глазу, а в контрольном опыте испытуемый оценивал характеристики стимуляции (например, диаметр кругов) другим глазом. Но и при этих условиях контрастная иллюзия имела место. В последнем случае она даже составила 70% от общей выборки. На мой взгляд, особую важность и интерес представляет еще один побочный результат исследований Узнадзе: после фиксации установки в зрительной модальности контрастная иллюзия в критическом опыте возникала в осязательной сфере! Следовательно, сама установка носит амодальный характер и ее действие не зависит от специфики того познавательного контура, в рамках которого происходило ее формирование. Кроме этого, контрастные иллюзии возникали и в тех случаях, когда испытуемые не осознавали факта установочных опытов. Такие опыты проводили с испытуемыми, находящимися в состоянии гипноза. В гипнотическом состоянии после закрепления установки на соотношение объема шаров испытуемых переводили в другую комнату и в постгипнотическом состоянии проводили контрольный опыт: они должны были оценивать одинаковые шары. Даже при постгипнотической амнезии испытуемые совершали ошибки в оценке равных шаров. Тот шар, который в установочной серии был меньше по объему, оценивался в контрольном опыте большим по сравнению с другим шаром в паре. Количество контрастных иллюзий увеличилось и составило 82%. Этот результат показывает, что даже не осознавая факта прошлого воздействия, человек понимает (воспринимает, измеряет, оценива-
Часть II. Смысловая природа сознания
ет), опираясь на содержимое тех мнемических контекстов, которые были ранее сформированы.
Узнадзе породил аномалию, которую сам не смог устранить. В его интерпретации полученных результатов нет ответа на вопрос «Почему возникают контрастные иллюзии?» Контрастные иллюзии показывают своеобразную реверсию мнемического контекста, но почему она происходит, я не готов пока с определенностью сказать.
Следствие 4.2. Если содержание сознания тождественно содержанию мнемического контекста, текст сознания не осознается (эффект неосознаваемого мнемического контекста).
Вспоминая слова, мы, как правило, в процессе воспоминания не осознаем сам факт воспоминания, хотя, естественно, помним, что должны воспроизводить слова, а не приседать или считать дни до наступления выходных.
Эффект неосознаваемого мнемического контекста достаточно сложно обнаружить в эксперименте. Исследования, в которых это удается сделать, —для психологии большая редкость. Примером такого раритета является изящный эксперимент, проведенный В. М. Аллахвердовым.
Аргумент XX
Испытуемые должны были последовательно выполнить двадцать одно задание. Они полагали, что цель проводимого исследования —определение интеллектуальных способностей. Между тем для экспериментатора интерес представляло выполнение двадцать первого задания, которое формулировалось так: «Задание двадцать первое. Воспроизведите все задания, которые Вам предлагались». Оказалось, что содержание двадцать первого задания воспроизводилось на порядок хуже по сравнению с содержанием остальных заданий (Аллахвердов В.М.,1. 1. 2000. G. 366).
Аргумент XXI
Р. Аллейнова (дипломная работа) провела собственное исследование эффекта неосознаваемого мнемического контекста.
Эксперимент проводился в два этапа. На первом этапе в эксперименте приняли участие 100 человек, каждому из которых был
Глава 11. Определения, следствия, комментарии
предложен отрывок из поэмы А. С. Пушкина «Руслан и Людмила» с такой инструкцией:
«Сейчас Вам будет предложено прослушать отрывок текста. Возможно, этот текст покажется Вам знакомым, но мы не проверяем Ваши знания. Самая главная Ваша задача будет заключаться в том, чтобы слушать как можно внимательнее все, что я скажу с самого начала до самого конца, пока я не произнесу слов «Можете приступать!». До этого момента постарайтесь забыть обо всем, просто внимательно слушайте». Инструкция зачитывалась дважды, причем экспериментатор делал особый акцент на фразе: «самая главная Ваша задача будет заключаться в том, чтобы слушать как можно внимательнее все, что я скажу с самого начала до самого конца, пока я не произнесу слов «Можете приступать!» Далее экспериментатором вслух зачитывался текст. Во время чтения участникам эксперимента не разрешалось делать на бумаге какие-либо записи. Текст, который предлагалось прослушать испытуемым, был следующим:
«У лукоморья дуб зеленый; Златая цепь на дубе том: И днем и ночью кот ученый Все ходит по цепи кругом; Идет направо — песнь заводит, Налево — сказку говорит.
Там чудеса: там леший бродит, Русалка на ветвях сидит; Там на неведомых дорожках Следы невиданных зверей; Избушка там на курьих ножках Стоит без окон, без дверей; Там лес и дол видений полны; Там о заре прихлынут волны На брег песчаный и пустой, И тридцать витязей прекрасных Чредой из волн выходят ясных, И с ними дядька их морской; Там королевич мимоходом Пленяет грозного царя; Там в облаках перед народом Через леса, через моря Колдун несет богатыря; В темнице там царевна тужит,
Часть II. Смысловая природа сознания
А бурый волк ей верно служит;
Там ступа с Бабою Ягой
Идет, бредет сама собой;
Там царь Кащей над златом чахнет;
Там русский дух... Там Русью пахнет!
Вам был предложен отрывок из поэмы А. С. Пушкина «Руслан и Людмила». Теперь Вам понадобится бумага. Запишите все собственные имена, клички, названия действующих персонажей, которые были озвучены. Можете приступать!»
После этого испытуемые заполняли свои бланки, в которых указывали запомнившиеся персонажи. Из 16 перечисленных имен участники эксперимента воспроизводили от 5 до 14, причем воспроизведение разных персонажей было неодинаковым.
Сводная таблица выглядела следующим образом:
Таблица 2
| №п/п | Персонажи | Количество воспроизведений (%) |
| Кот ученый | ||
| Леший | ||
| Невиданные звери | ||
| 30 витязей | ||
| Дядька морской | ||
| Королевич | ||
| Грозный царь | ||
| Колдун | ||
| Богатырь | ||
| Царевна | ||
| Бурый волк | ||
| Баба Яга | ||
| Кащей | ||
| Русалка | ||
| Руслан | ||
| Людмила | ||
| А. С. Пушкин |
Из табл. 2 видно, что интересующие нас названия «Руслан» и «Людмила» встречаются в семи самоотчетах, «А. С. Пушкин» в 5-ти самоотчетах из 100, что, как минимум, в 2 раза реже, чем наи-
Глава 11. Определения, следствия, комментарии
меньший по количеству воспроизведений персонаж из общего списка («грозный царь» — 14 из 100). Во избежание возможного влияния исследователя на результаты эксперимент был повторен с использованием «слепого метода». Для этого группе из 13 испытуемых тот же самый текст и инструкцию зачитывал не экспериментатор, разработавший макет исследования, а человек, не знакомый с экспериментальной идеей. Результаты отражены в табл. 3.
Таблица 3
| №п/п | Персонажи | Количество воспроизведений (%) |
| Кот ученый | 100,0 | |
| Леший | 76,9 | |
| Невиданные звери | 15,4 | |
| 30 витязей | 69,2 | |
| Дядька морской | 76,9 | |
| б | Королевич | 23,1 |
| Грозный царь | 30,8 | |
| Колдун | 15,4 | |
| Богатырь | 15,4 | |
| Царевна | 30,8 | |
| Бурый волк | 30,8 | |
| Баба Яга | 23,1 | |
| Кащей | 53,8 | |
| Русалка | 92,3 | |
| Руслан и Людмила | ||
| А. С. Пушкин |
У исследователя возник правомерный вопрос. Что если испытуемые не воспринимают как единый, монолитный текст инструкцию, отрывок из поэмы и слова экспериментатора после отрывка (в которых и упоминались имена «Руслан и Людмила» и «А. С. Пушкин»), в силу чего интересующие нас слова не запоминаются? Для ответа на этот вопрос на втором этапе исследования испытуемым был предложен список из 48 названий, в который, наряду со старыми персонажами, вошли имена известных писателей и сказочных героев из других произведений (Карлсон, Еме-ля, Тургенев, Кот Базилио и т. д.). Для того чтобы «вывести» материал на уровень осознания, испытуемым давалась инструкция
Часть П. Смысловая природа сознания
обнаружить в списке те названия, которые фигурировали в основной экспериментальной серии.
Результаты представлены в табл. 4 (только для слов основной серии).
Таблица 4
| №п/п | Персонажи | Количество воспроизведений (%) |
| Кот ученый | 100,0 | |
| Леший | 4,6 | |
| Невиданные звери | 23,1 | |
| 30 витязей | 76,9 | |
| Дядька морской | 69,2 | |
| Королевич | 30,8 | |
| Грозный царь | 38,5 | |
| Колдун | 38,5 | |
| Богатырь | 30,8 | |
| Царевна | 23,1 | |
| Бурый волк | 30,8 | |
| БабаЯга | 30,8 | |
| Кащей | 53,8 | |
| Русалка | 92,3 | |
| Руслан и Людмила | 76,9 | |
| А. С. Пушкин | 76,9 |
Таким образом, можно с полной уверенностью утверждать, что испытуемые запоминали и продолжали помнить стимульные названия «Руслан», «Людмила», «А. С. Пушкин», но не могли их при выполнении инструкции осознать. Это удавалось только в том случае, если испытуемый переинструктировал себя или приписал словам экспериментатора дополнительный смысл. Например, говорил себе, что «задание не может быть таким примитивным», «в чем-то заключен подвох», «почему экспериментатор делает акцент на словах "Можете приступать!", в этом должен же быть какой-то смысл?» и т. п. Иначе говоря, испытуемый изменял мне-мический контекст, в рамках которого осуществлялось воспроизведение (осознание). Воспроизведение стимульных слов «Руслан», «Людмила», «А. С. Пушкин» происходило, таким образом, в результате растождествления содержания сознания с содержанием контекста памяти.
Глава Л. Определения, следствия, комментарии
Следствие 4.3.Смысла психики вне психики не существует. ^
Поскольку смысл является психическим образованием (Постулат I), то вне психики ничто не может быть смыслом, обладать смыслом, порождать смысл. Смысл — это психический материал.
Итак, структурно-функциональное единство психики описывается через триаду: «смысл — текст — понимание». Таким выбором определяется возможность рассматривать все познавательные процессы, участвующие в репрезентации мира, как формы понимания собственного текста сознания, состоящего из смыслов. Само существование человеческой психики тем самым ста-вится в прямую зависимость от необходимости построения мо-дели мира, то есть иначе, от познавательной деятельности cyбъекта, которая инициирована стремлением к пониманию. Любые продукты познавательной активности (ощущения, перцептивные образы и образы представления, мысль, следы памяти) существуют только в результате соотнесения двух реальностей. Для того чтобы отражение было возможным, должно существовать то, что отражается. В противном случае сознание и психика в целом были бы совсем не нужны, или, если точнее выразиться, существование психики лишалось бы своей функциональной цели. Здесь кроется одна из самых трудноразрешимых проблем психологии познания. Суть ее в следующем.
В психологии по сей день окутана тайной способность психического аппарата отождествлять нетождественное. Как человек опознает знакомые объекты, если среда, в которой эти объекты находятся, непрерывно изменяется, является динамической, равно как и психические состояния у человека в различные моменты времени отличны друг от друга? Что позволяет отождествлять абсолютно разные по своей природе психические явления, как, например, зрительный перцептивный образ и понятие, образ представления и осязательный образ? Такое отождествление происходит всегда через память, но как? Психологи не знают ответа на этот вопрос. Так, например, В. П. Зинченко, считая вслед за Л. М. Век-кером (Веккер Л. МЛ. 1. 1974. С. 16—17), что свободный характер психической активности есть опознавательное свойство человеческой психики, задается вполне резонным вопросом: «Кто гармонизирует взаимодействие свободных систем?» (перцепция, память, мышление и т. д.) и как это происходит, если «каждая... оперирует
Часть И. Смысловая природа сознания
собственным языком?» (Наука о человеке (Интервью с В. П. Зин-ченко) 1989. № 11. С. 23). Уже на уровне восприятия образ по от-
ношению к объекту, характеризуется избыточным числом степе-ней свободы. И парадоксально то, что только в силу этой избыточности возможно адекватное отражение воспринимаемого объекта. Избыточное число степеней свободы образа по отноше-нию к оригиналу, — указывает Зинченко, —представляет собой необходимое условие однозначного восприятия действительности, верного отражения и ее пространственных и предметно-временных форм» (Зинченко Б. Л. 1998. С. 45). (О свободном характере психической активности см.: Зинченко Б. П. 1998. С. 42-60). Пространство языков, которые использует психика, Зинченко сравнивает со столпотворением при строительстве Вавилонской башни. К числу таких языков он относит «языки движений, жестов, операциональных и предметных значений, знаков, символов, схем памяти, вербальные языки (язык), язык внутренней речи, глубинных семантических структур.. .» (Наука о человеке (Интервью с В. П. Зинченко) 1989. № П. С. 23). В последней известной мне работе Зинченко выделяет 12 языков описания реальности, которые использует человек для представления мира и себя в нем (Зинченко Б. П. 1998. С. 65). Важно даже не то, какие именно языки существуют в психике для отображения мира, а то, что их множество, минимум столько, сколько существует познавательных контуров, хотя, если судить по содержанию обобщающих монографий и учебных пособий по психологии, количество познавательных процессов, которое выделяют разные авторы, варьируется в пределах от 4 до 1 1 . Но так или иначе, при наличии множества языков описания реальности, возникает цррблема„сортнесения этих языков, проблема перевода. «Как они "узнают" друг друга, как согласуются разные временные масштабы, в которых они функционируют?» — недоумевает Зинченко. И его смятение, конечно, хорошо понятно.
Еще один весьма нетривиальный вопрос: как мы узнаем, что объект, например, стул, который мы воспринимаем, это именно стул, а не что-то другое? Традиционная классификация свойств перцептивного образа: целостность, константность, предметность и обобщенность — также мало помогает в решении онтологической проблемы, поставленной в плоскости психологии восприятия. Образ является носителем своих свойств, но чем является сам носитель?
Глава 11. Определения, следствия, комментарии
Чтобы представление, восприятие, мышление, любые формы предметной деятельности были «разумны», они с необходимостью должны быть осмысленными. Только благодаря тому, что психическая активность носит осмысленный характер, субъекту позна-ния открывается предметная картина связанных в целостности элементов, а не бессмысленный хаос различных предметов (зрительное восприятие), не какофония звуков (слуховое восприятие) и не бессвязный ассоциативный поток (мышление). Сознательная регуляция жизнедеятельности предполагает знания о том, чем является среда, в которой осуществляется такая регуляция, а также о том, каков возможный результат осуществляемых действий. А такая регуляция и антиципация могут быть поняты только как функций смысла.
Глава 12
ПРОБЛЕМА ПЕРВОНАЧАЛ КАК НЕУСТРАНИМАЯ АНОМАЛИЯ ПСИХОЛОГИИ СОЗНАНИЯ
Для того чтобы психическое отражение было возможным, субъект уже до момента самого отражения должен иметь познавательные ресурсы, то есть владеть механизмами отражения. В свою очередь, как это уже подчеркивалось, сама психическая структура не может мыслиться в отрыве как от своего функционального назначения, так и от того материала, из которого она строится. Смысловое содержание как условие и одновременно результат (психического отражения, таким образом, должно существовать до момента первого познавательного акта. Но вследствие чего это происходит? Ведь психика — это модель окружающего мира, то есть модель, которая возникает только в процессе отражения. И что это за смыслы, возникающие как эффекты отражения до самого отражения?
Правомерна ли сама постановка такой проблемы? И, если «да», на каком пути искать ее решение? Мне представляется единственно разумным предположение, что способность к первоначальному психическому отражению внешней стимуляции является врожденной. Психические смыслы не возникают из ниоткуда. Даже если мы допустим возможность существования в психике недетерминированных явлений, их научное объяснение, в любом случае, строится таким образом, как если бы эти явления имели свою причинность, поскольку наука, главным образом, занимается выявлением каузальных связей. В силу этого недопустимо признание существования исходного психического содержания, возникновение которого ничем не детерминировано. Поэтому вто-ричность смыслов психической сферы следует рассматривать в отношении присущей человеку способности, или, иначе, способа, с помощью которого, по всей видимости, еще в период эмбриогенеза происходят первые смыслопорождающие акты соб-
Глава 12. Проблема первоначал как неустрашимая аномалия
ственно психического отражения. Эта способность является потенциальной до того момента, пока биологическое развитие ребенка не достигает определенной стадии, точно так же, как овладение речью возможно не раньше того, как будут созданы для этого физиологические предпосылки. Конечно же, возникает вопрос: «А чем детерминирована сама способность к смыслопо-рождению?» Если бы мы ответили на этот вопрос, нам бы потребовалось найти детерминанты этой детерминанты и т. д. Это увело бы нас в дурную бесконечность. Поэтому не остается никакой логической альтернативы признанию некоторой врожденной способности осуществлять, пусть еще в исключительно элемен-тарной форме, но уже психическое моделирование среды. Я понимаю, что такое объяснение едва ли может показаться удовлетворительным, однако, приняв любое другое, мы не сможем разрешить парадокс возможного отражения до отражения. Основу, своего рода базовое условие, проявления смыслов психической сферы человека — это «биологические смыслы»1. Это положение не следует понимать так, что психическое смысловое содержание есть следствие биологического развития. Мозг, нервная система и организм в целом есть только необходимое условие, а не причина возникновения способности к смыслопорождению. Но так же как тело не прекращает свое существование с момента возникновения сознания, так и «биологические смыслы не исчезают в процессе психического развития. Поэтому выведение смыслов психической сферы из биологической основы едва ли поможет решить проблему. Человек как носитель сознания не является заложником физиологии своего телесного организма и социологии своего социального окружения. Признание этого положения требует искать детерминанты свободной активности психики внутри самой психики. Тело, как биологический носитель сознания, живет по своим, иным, нежели психика, законам. А исследуя мозг с целью понять природу сознания, мы исследуем всегда только мозг.
Затруднения при объяснении формирования первоначального психического опыта не испытывают только те, кто видит пси-
1 Смысл по определению является психическим продуктом. Понятие «биологический смысл» носит нарочито метафорический характер. Под биосмыслами понимаются природосообразные цели, достижение которых призвано обеспечить выживание и развитие особи.
Часть II. Смысловая природа сознания
хическое продолжением биологического и, тем самым, прибегает к редукционистским трактовкам психических явлений. Принципиальное убеждение автора данной работы: объяснение психических феноменов следует искать исключительно в рамках психологии. В силу этого, как уже говорилось ранее, одним из важнейших требований, определяющих выбор единицы анализа психики, является ее нередуцируемость к физиологическому или социальному плану.
Неудивительно, что именно в рамках когнитивной психологии вопрос: «Что было раньше?» не мог быть снят с обсуждения, так как анализ познавательной деятельности требует выдвижения некоторых исходных предположений о том, с чего, собственно, эта познавательная деятельность начинается. Так, например, Дж. Брунер, испытывая необходимость объяснения генезиса способности к категоризации, считает, что «движение, причинность, намерение, тождество, эквивалентность, время и пространство — суть категории, которым, скорее всего, соответствует нечто первичное в психике новорожденного» (Брунер Дж., 1977. С. 17). Для того чтобы установить даже элементарные причинные отношения, необходимо использовать категорию «тождество». Иначе как мы понимаем, что в процессе взаимодействия два предмета остаются самими собой? Не определяя характер базовых первичных категорий, Брунер, тем не менее, считает их существование доказанным, поскольку образование вторичных категорий, то есть категорий, возникающих в опыте, прежде всего в процессе обучения, было бы тогда вообще невозможно объяснить. Аналогичную точку зрения высказывает и Ж. Пиаже, полагая, что способность к категоризации производна по отношению к еще более первичной способности, то есть способности, делающей возможным первый опыт категоризации (PiagetJ., 1951). Априорные категории — предмет изучения таких исследователей, как Лешли (Lashley К. S., 1938. Р. 45, 445— 471) и Тинберген (Tinbergen N., 1951).
Проанализируем более детально позицию У. Найссера, по мнению которого центральным звеном перцептивного цикла является «схема». «Схема это та часть полного перцептивного цикла (то есть познавательного цикла в полном смысле этого слова. —А. А.), которая является внутренней по отношению к воспринимающему, она модифицируется опытом и тем или иным образом специфична в отношении того, что воспринимается.
Глава 12. Проблема первоначал как неустрашимая аномалия
Схема принимает информацию, как только последняя оказывается на сенсорных поверхностях, и изменяется под влиянием этой информации; схема направляет движение и исследовательскую активность, благодаря которым открывается доступ к новой информации, вызывающей, в свою очередь, дальнейшие изменения схемы» (Найссер У., 1981. С. 73) Вполне естественно, что Найссер вынужден объяснять, как возникает схема, если она служит для приема информации, поступление которой и формирует, и изменяет ее. Трактуя восприятие как «результат взаимодействия схемы и наличной информации», Найссер должен был сделать логически неизбежный вывод: исходная схема существует до момента первого приема информации. Собственно, так он и поступил. Во всяком случае, трудно иначе понять его слова: «...в жизни человека нет такого периода, когда он был бы полностью лишен схем. Новорожденный, открывая глаза, видит мир, бесконечно богатый информацией; он должен быть хотя бы частично готовым к тому, чтобы начать перцептивный цикл и подготовиться к последующей информации» (Найссер У., 1981. С. 82, 83). Но, по всей видимости, Найссера не совсем устраивает его собственное объяснение, или, выражаясь его языком, устраивает «частично». Поэтому он ищет более твердые, более осязаемые основания для объяснения и не без некоторого сожаления вынуждает себя признать, что «даже самые маленькие дети обладают некоторым врожденным перцептивным снаряжением — не только образами чувств (это еще куда ни шло), но и нейронными схемами (курсив мой — А. А.) для управления ими» (Найссер У., 1981. С. 83). Естественно, Найссер не может не понимать, что восприятие, которое он описывает как перцептивный цикл, — это психический процесс, и «схема», по характеристике самого Найссера, является «внутренней», иначе говоря, психической структурой. Поэтому никакие «нейронные схемы» не могут замещать в перцептивном цикле схему, являющуюся структурой психического. «Врожденное перцептивное снаряжение» если и есть, то оно имеет не физиологический, а психический субстрат. И, при всей очевидной сложности понимания происхождения такого врожденного психического оснащения, недопустимо видеть в физиологической основе причину сознательной активности человека. Надо думать, Найссер это хорошо понимал, но предельно сложная проблема происхождения психического в физиологическом побудила Найссе-
Часть П. Смысловая природа сознания
ра искать объяснение, апеллируя к «понятным» «нейронным схемам». Хотя, как мне кажется, он знал об изъяне своих рассуждений. Так, буквально через несколько строк, Найссер пишет: «По моему мнению, младенцам известно, как найти пути познакомиться с тем, что их окружает, а также то, как организовать полученную информацию таким образом, чтобы она помогла им получить ее еще больше. Даже если эти их знания очень ограниченны, однако для начала этого вполне достаточно» (Найссер У., 1981. С. 83). Сказанное как раз и означает, что младенцам еще до момента получения информации из внешнего мира известен способ получения такой информации. Не имея опыта отражения, а значит, соответствующих ситуативным фрагментам мира мнемических контекстов, человекуже: имеетготовый арсенал приемов, позволяющих ему установить взаимодействие со средой. И сама эта_способность к получению необходимой первичной информации» которая затем становится стартовой площадкой для всего дальнейшего психического развития, не приобретается в> опыте, а является врожденной, точно так же, какв биологической сфере являются врожденными многие биологически осмысленные реакции. Нам представляется вполне очевидным и естественным, не требующим ни малейших объяснений тот факт, что новорожденного ребенка не надо обучать дышать, совершать зрачковые реакции, издавать звуки и удовлетворять все свои первичные витальные потребности. В. М. Ал-лахвердов отмечает, что у новорожденного нет времени обучаться тому, как следует принимать пищу, когда «прием пищи связан с автоматической синхронизацией работы мышц и языка» и, если новорожденные «не будут в процессе еды закрывать в нужный момент вход в трахею, то вполне вероятно, что первый же прием пищи окажется для них последним» (Психология, 1998. С. 98). Врожденные, генетически заложенные программы биологического развития необходимы для сохранения внутренней среды организма и для последовательного биологического развития. Традиционно считается, что такие врожденные программы существуют только для развития телесной организации биологической особи, и никогда не допускается возможность существования врожденных, собственно психических, источников развития. Аналогично сформированной способности принимать пищу до первого соответствующего опыта, ребенок имеет в'рожденную способность, позволяющую ему осуществлять пси-
Глава 12. Проблема первоначал как неустрашимая аномалия
хическое отражение, не имея опыта такого отражения. И, до всей видимости, уже эта первая реализованная способность имеет человеческую специфику. В противном случае, было бы трудно объяснить различия в дальнейшем психическом развитии между ребенком и высшими животными, и тем более невероятным покажется факт возникновения у человека в ходе онтогенетического развития сознательных форм психического отражения. Конечно же, в онтогенетическом исследовании мы не можем зафиксировать первые характерные отличия активности ребенка, например, активности антропоидов. Но, во всяком случае, можно заключить, что уже на ранних стадиях развития, в течение первого года жизни, психическое отражение у ребенка имеет отличительные особенности по сравнению с высшими животными. На основании косвенных данных, В. Келлер пришел к выводу о том, что «у ребенка на первый план в качестве определяющего фактора выступает "наивная физика", то есть его наивный опыт, касающийся физических свойств окружающих его объектов и собственного тела», тогда как у обезьян при употреблении орудий в процессе решения предметной задачи доминирует «оптическая структура», то есть структура видимого поля (Цит. по: Выготский Л. С., 1996. С. 397).
Нахождение первоначал не является задачей эмпирического исследования. В опыте мы никогда не можем зафиксировать пер-вопричинные основания. Поэтому, чтобы хоть что-то понимать, необходимо постулировать действие первопричин, не обсуждая их собственный генезис. После допущения их существования мы уже можем строить объяснение изучаемых феноменов.
Вопреки строгости научного языка, очень трудно в научных терминах описать механизм психогенеза. Порой примеры, метафоры, сравнения куда лучше помогают представить себе сущность исследуемого явления. Я во многом разделяю позицию Ю. М. Бородая, который предлагает следующее объяснение возникновения психического в телесном: «Плод в чреве матери — это сама мать. И, тем не менее, ребенок выходит из чрева, он прерывает контакт с питающим материнским телом и набирает в легкие воздух. Криком он возвещает мир о том, что начал дышать сам! Так вот, представим — ребенок родился. Имя его — идеальные представления, психика или душа» (Бородай Ю. М., 1996. С. 42).
Часть II. Смысловая природа сознания
ЛИТЕРАТУРА К ЧАСТИ II
1. Амахвердов В. М. Опыт теоретической психологии. СПб., 1993.
2. АнаньевБ. Г. Теория ощущений. Л., 1961.
3. Бахтин М. М. Человек в мире слова. М., 1995.
4. Бассин Ф. В. Сознание и «бессознательное» //Философские вопросы физио
логии высшей нервной деятельности и психологии. М., 1963.
5. Боринг Э. Г. История интроспекции // История психологии: Тексты. Под ред.
П. Я. 1альперина, А. Н. Ждан. Екатеринбург, 1999.
6. Бородой Ю. М. Эротика — смерть — табу: Трагедия человеческого сознания.
М., 1996.
7. БрунерДж. Психология познания. М., 1977.
8. ВеккерЛ. М. Психические процессы. В 3-х томах. Т. 1. Л., 1974.
9. ВыготскийЛ. С. Педагогическая психология. Под ред. В. В.Давыдова. М., 1996.
10. ВыготскийЛ. С. Мышление и речь. М., 1996.
11. ВыготскийЛ. С, Развитие высших психических функций. М., 1960.
12. ГодфруаЖ. Что такое психология. М., 1996.
13. ЗинченкоВ. П. Психологическая педагогика. Часть I. Живое знание. Самара,
1998.
14. ЗоткинН. В. Смыслополагание в ситуациях неопределенности. Автореферат
канд. психол. наук. М., 2000.
15. Кант И. Сочинения: в 6-ти томах. М., 1963—1966.
16. Лакан Ж. Семинары. Книга I: Работы Фрейда по технике психоанализа. М.,
1998.
17. МикешинаЛ.А., ОпенковМ.Ю. Новые образы познания реальности. М., 1997.
18. Найссер У. Познание и реальность. М., 1981.
19. Наука о человеке (Интервью с В. П. Зинченко) // Вопросы философии. 1989.
№11
20. Патнем X. Введение к книге «Реализм и разум» // Современная философия
науки. М., 1994.
21. Петренко В. Ф. Лекции по психосемантике. Самара, 1997.
22. Психология. Под ред. А. А. Крылова. М., 1998.
23. Пятигорский А. М. Три беседы о метатеории сознания (совместно с М. К. Ма-
мардашвили) // Избранные труды. М., 1996.
24. Рассел Б. Человеческое познание: его сфера и границы. Киев, 1997.
25. СпиркинА. Г. Сознание и самосознание. М., 1972.
26. УитроуДж. Естественная философия времени. М., 1964.
27. Heidegger M. Being and Time. Great Britain. 1983.
28. Lashley K. S. Experimental analysis of instinctive behavior. Psychological Review,
1938.
29. PiagetJ. Play, dreams and imitation in childhood. New York, 1951.
30. Shapiro A. The placebo effect. Principles of Psychopharmacology. N. Y., 1978.
31. Jung C. G. Analytical Psychology: it's Theory and Practice. London, 1976.
32. Wilkins W. Psychotherapy: the powerful placebo // J. of Consulting and Clinical
Psychology.