Главная | Обратная связь

Государственного университета

относятся к трехлетнему возрасту, когда он уже умел читать и писать по-английски и когда отец начал препо­давать ему древнегреческий. Время обучения английскому он просто не запомнил — в столь раннем возрасте это про­исходило. (Дачиная с двенадцати лет мальчик перешел в основном на самообразование — в объеме, значительно превышавшем любые университетские курсы того време­ни. К четырнадцати годам это был блестящий, необычай­но широко эрудированный юноша, обладавший глубокими

познаниями в таких областях, как история₂__математика^

логика, философия и политическая экономия^ Кроме того, он владел древними и новыми языками (древнегреческим, латынью, французским, немецким), был начитан в древ­ней и новой литературе. Некоторая разбросанность и не­систематический характер, уклон в сторону так называе­мого классического образования (древние языки и т. д.) искупались тем, что эти знания были добыты самостоя­тельным трудом и усвоены критически.

Какую же роль сыграло своеобразное домашнее вос­питание в формировании такого выдающегося ученого, каким стал Милль-сын впоследствии? Сам Милль прида­вал особенностям своего воспитания решающее значение. Он с осуждением писал о том экстенсивном и позднем обучении, которое является уделом большинства его сверстников. Будучи человеком чрезвычайно скромным, никогда не переоценивавшим своих достижений, он тем не менее считал, что к четырнадцати годам обогнал своих сверстников в объеме познаний на четверть века! ¹⁴ Зна­комясь с объемом и уровнем его детских занятий, нельзя сказать, что он преувеличил дистанцию разрыва. Сомне­ние вызывает другое. Никакие десятилетия не позволили бы уму обыкновенному освоить те знания, которые за счи­танные годы впитал ум гениального ребенкаДТакие интен­сивные занятия в столь раннем возрасте имели и свою печальную сторону. С грустью отмечал Милль в зрелые годы: «Я никогда не был ребенком, никогда не играл в крикет; лучше было бы, если бы природа шла своим

путем»^

Впрочем, менее всего соответствует действительности представление о Милле как о далеком от жизни, замучен­ном умственными занятиями книжнике. С детских лет и

¹⁴ А. В a i п. John Stuart Mill: A Critisism. London, 1882, p. 21.

буквально до последних дней жизни он избрал свой спо­соб сочетания умственных и физических занятий: длитель­ные пешие прогулки и походы по живописным английским лугам, по горам Южной Франции, во время которых обду-мувались и обсуждались его лучшие замыслы(_Кргда Мил-лю было тринадцать лет, отец изложил ему во время ряда пеших прогулок только что вышедшие в свет «Начала по­литической экономии и налогового обложения» Д. Рикардо? Это знакомство состоялось очень кстати; (в_скором времени молодой Милль уехал на год во Францию, где ему пред­ставился случай познакомиться со многими выдающимися учеными того времешТ} Во Франции он жил в семье брата английского философа Бентама. Эта семья много путеше­ствовала. шру^{г ее} интересов лежал в сфере общественной жизни и общественно-политической мысли Франции. Это обстоятельство позволило Миллю встретиться со сторонни­ками французского философа и социалиста Сен-Симона, с известным экономистом Ж. Б. Сэеш Перемены, связан­ные с путешествиями, позволили несколько отвлечь Милля от того сурового режима занятий, который стал для него привычным с ранних детских лет. Обычно он ежедневно занимался по 9—10 часов. История сменялась логикой, логика математикой, математика языками. Дневник, нача­тый во Франции, показывает, что первые недели проходили в столь же неукоснительном режиме ¹⁵. Поражает объем прочитанного, глубина критических замечаний по ходу чтения. Уже в четырнадцать лет Милль был способен ост­ро подмечать ошибки изложения, несовершенство логи­ческого построения доказательств. Но в дальнейшем светский образ жизни семьи Бентамов, переезды с места на место ломают этот изнурительный ритм занятий, что, безусловно, благотворно повлияло на будущее физическое и духовное здоровье Милля.

Однако по- отношению к своим собеседникам Милль выступает как зрелый ум, поражая их глубиной и широ­той познаний. Эти беседы завершали определенный этап воспитания юноши, готовили его к той практической со­циальной деятельности^ в которую ему в скором времени предстояло окунуться. (Вернувшись в Англию, Милль по­селился в Лондоне и в скором времени приобщился к по-

¹⁵ A. Bain. John Stuart Mill: A Critisism, p. 13—23.

9*

² 19

/

литической деятельности своей страны] Англия 20-х годов прошлого столетия давала богатую пищу для размышле­ний впечатлительной натуре молодого человека. Ужасаю­щая бедность трудящихся слоев населения, скученность и антисанитария лондонских трущоб, вид бедных рабочих семей, в которых, как правило, было не менее десяти де­тей, — вот впечатления, вынесенные Миллем из его про­гулок по Лондону. В сознании современного человека Англия того времени ассоциируется с романами Ч. Дик­кенса. Вспоминая его описания лондонских трущоб, не­вольно представляешь себе молодого Милля, размышляю-нщш о возможных путях искоренения социального зла.

JC непосредственностью молодости семнадцатилетний Милль занялся пропагандой ограничения рождаемости среди трудящихся женщин^ Он раздавал составленные им самим листовки, в которых содержались рецепты созна­тельного ограничения размера семьи. В Англии того вре­мени откровенный разговор на тему ограничения рождае­мости был столь вызывающим нарушением благопристой­ности, что Милль даже попал на несколько дней под

арест.

После бурного эпизода с пропагандой ограничения рождаемости ПИилль в скором времени с помощью отца занял место скромного чиновника Ост-Индской компании, где его отец к тому времени занимал видное положение. В это же время он приобщился к деятельности политиче­ского кружка молодых, радикально настроенных интел­лигентов, издававших свой собственный журнал «Вест­минстер ревыо». Этот кружок не был удовлетворен сло­жившейся к тому времени в Англии двухпартийной борьбой тори и вигов, прежде всего потому, что не видел в ней перспектив для осуществления более широких по­литических реформ. Злободневные политические лозунги Англии того времени были направлены против так назы­ваемых «гнилых углов» — обезлюдевших избирательных округов, за счет которых тори получали места в парламен­те, — а также против «хлебных законов», обрекавших трудящихся на дороговизну продовольствия.

радикальный кружок, в который вступил Милль, стре­мился к большему: к подлинному расширению народного представительства в парламентер По существу, его дея­тельность составляла ядро будущего движения за всеоб­щее избирательное право. (К кружку примыкали Д. Рикар-

до и Джеймс Милль. Его идейным вдохновителем был философ и проповедник Иеремия Бентам.7 Этот человек был основателем утилитаризма — нравственно-философ­ского учения, которое впитало в себя многие идеи англий­ских рационалистов и французских просветителей.

И. Бентам разработал принцип «наибольшего счастья для наибольшего числа людей», который он положил в основу нравственного разграничения между добром и злом. По его мысли, общество должно быть построено таким образом, чтобы чувство долга — понимаемого как соци­альный долг индивидуума перед обществом—и стремление к собственной выгоде не вступали в конфликт друг по от­ношению к другу. Одним из выводов его системы было требование представительного правительства, которое, вы­ражая интересы большинства граждан, разрабатывало бы нравственный кодекс, обязательный для всех. Бентам также впервые предпринял попытку своеобразной анато­мии понятия «счастье», рассмотрев его как сложный пси­хологический объект, характеризующийся длительностью, интенсивностью, близостью или отдаленностью во време­ни, вероятностью и т. д.

Известно, что К. Маркс высмеивал нравственное уче­ние И. Бентама, рассматривая его как квинтэссенцию бур­жуазного «здравомыслия» ^1б. Однако политические выво­ды Бентама в пользу расширения избирательного права, безусловно, находились в русле прогрессивного буржуаз­ного реформизма своего времени.

Характер политической направленности философии Бентама больше всего вдохновлял молодых радикалов на деятельность, поскольку сообщал ей конкретную социаль­ную цель: борьбу за избирательную реформу. Но осозна­ние этой цели шло чрезвычайно медленно, наталкиваясь на укоренившиеся предрассудки социальной среды, из ко­торой вышли участники радикального кружка. Насколько сильны были эти предрассудки, можно судить по тому, что один из идейных вождей этого движения, Милль-старший, в своем «Эссе о правительстве» («Essay on Government», 1820) решительно вычеркнул женщин из состава буду-

«Ни никакую эпоху, ни в какой стране не было еще филосо­фа... который с таким самодовольством вещал бы обыденнейшие оанальности»,—писал К. Маркс о Бентаме.—К. Маркс и Ф. Эн­гельс. Соч., т. 23, с. 623.

тцих избирателей. Так же он поступил и с большей частью

рабочего класса.

По его мысли, избирательный корпус должен состоять из самостоятельных граждан: чиновников, буржуа, ремес­ленников, квалифицированных рабочих — отцов семейств старше сорока лет. Консервативный английский полити­ческий деятель Маколей в своем критическом обзоре этого 'сочинения не замедлил подметить его внутреннюю непо­следовательность и противоречия. Критика Маколея про­извела глубокое впечатление на молодого Дж. С. Милля, поскольку она обнажала слабость идейных позиций их движения. Отсутствие глубокой теоретической базы вос­полнялось в нем спорными нравственными установками, которые выдавались за знание законов человеческой при­роды. Помимо того что сочинение отца вызвало несогла­сие сына в политическом плане, поскольку он уже тогда значительно шире смотрел на задачи избирательной ре­формы, оно обнажило перед ним пороки философии ути­литаризма, основанной на соединении эмпирического под­хода к действительности с «вечными» нравственными

нормами.

Эмпиризм восходил к традиции английской философии, связанной с именами Бэкона, Локка и Юма. Будучи пере­несена на сферу нравственной жизни, эта традиция в утилитаризме Бентама достигла степени логического аб­сурда. Человек, согласно представлениям утилитаристов, рассматривался как своеобразная вычислительная маши­на, строго рассчитывающая «издержки» и «удовольствия» от всякого своего поступка ¹⁷.

Джон Милль никогда окончательно не порывал с фи­лософией утилитаризма, поскольку соображения всеобщего человеческого «блага» с юных лет и до конца жизни за­нимали центральное место в его мировоззрении. Но узкая трактовка этого вопроса в сочинениях Бентама стала для него совершенно неприемлемой. [Крушение авторитета учителей, к которым относился и его отец, вызвало в ду­ше двадцатилетнего юноши ощущение тягостной пустоты. К этому еще добавился ряд обстоятельств личного поряд­ка. Он чувствовал, что все больше превращается в своего

¹⁷ Автор «Аписы в стране чудес» Льюис Кэрролл, подшучивая над принципами утилитаризма, заставляет свою героиню размыпг-лять над тем, послужит ли удовольствие от сплетенного венка до~ ^статочной наградой за хлопоты, связанные с собиранием ромашек.

рода «рассуждающую машину»] Он также чувствовал, что и окружающие все больше воспринимают его как эруди­рованного, но сухого логика и полемиста, готового даже поэзию, музыку, литературу разложить на составные эле­менты. Трагедия его воспитания, лишившая его живых жизненных впечатлений, тяготела над ним подобно npo*

клятшо.

(Все это соединилось вместе, приведя двадцатилетнего Милля в состояние тяжелого душевного кризиса, поста­вившего молодого человека на грань полной психической катастрофы^_Вспоминая этот период, Милль писал в своей «Автобиографии»: «Я был в подавленном душевном со­стоянии... состоянии, в котором, как мне кажется, обычно пребывают методисты, когда их впервые постигает «созна­ние греха». В этом душевном состоянии мне захотелось задать самому себе вопрос: «Предположим, что все цели твоей жизни осуществлены, что все изменения в учреж­дениях и воззрениях, которых ты добиваешься, могут быть реализованы в это самое мгновение: доставит ли это тебе полную радость и счастье?» И неумолимая совесть от­четливо сказала: «Нет!»,Сердце во мне оборвалось, и осно­вание, на котором покоилась моя жизнь, рухнуло» ¹⁸.

'уПуть Дж. С. Милля к душевному выздоровлению был продолжителен и труден. Впоследствии сам он считал, что главную роль на этом пути сыграло проснувшееся в нем чувство сострадания к ближним} По-видимому, в той конструкции всеобщего человеческого счастья, которую возвел в своей душе молодой Милль, не хватало простого чувства участия к человеку. Вместе с пробуждением этого чувства пришел и бескорыстный интерес к поэзии, музы­ке. ^Одновременно происходит решительный поворот в на­правлении философских интересов. Милль обращается к немецкой философии. Здесь его глубоко интересует систе­ма Иммануила Канта) Этот интерес был реакцией на эмпиризм английской школы. Его привлекает мысль Кан­та о фундаментальной закономерности всего сущего: как физического, так и нравственного мира. Впоследствии: учение Канта о трансцендентности объективного мира и об интуитивном постижении этого мира своеобразным об­разом преломилось в философии научного познания, раз-

¹⁸ J. S. Mill. Autobiography. Ed. by J. Stillinger. Boston, 1969,

P. 80-81.

работанной Миллем. Соотношение между фундаменталь­ными и эмпирическими законами науки, данное в этой •философии, еще несет на себе следы кантианского подхо­да, но одновременно разрушает непроходимую стену меж­ду «вещью в себе» и «вещью для нас».

\К этим же годам относится встреча и оживленная пе­реписка Милля с видным последователем учения Сен-Симо­на д'Эйшталем. Это было первое серьезное обсуждение проектов социалистического переустройства общества^ впоследствии Милль неоднократно возвращался к этой те­ме.[К двадцатипятилетнему возрасту можно отнести завер­шающий этап формирования основных особенностей миро­воззрения Милля. Свой основной девиз Милль заимствовал у Гёте — многосторонность- Он относил этот девиз не только к широте и многообразию познаний, но и к разви­тию самой личности.

Жизненная позиция Дж. С. Милля оформилась в основ­ных чертах в десятилетие, последовавшее за описанным душевным кризисом. В этот период, в возрасте между двадцатью и тридцатью годами, в его жизни произошли события, завершившие тот процесс, который начался ду­шевным кризисом и пересмотром утилитаристского нрав­ственного идеала. В ряду этих событий\важное место заняло посещение Франции в период революции 1830 г. Впечатление от этого посещения нашло свое выражение в серии статей под характерным названием «Дух време­ни» («The Spirit of the Age», 183 l).j Революционные со­бытия во Франции 1830 г., завершившиеся свержением короля Карла X, явились первой ласточкой, знаменовав­шей грядущую череду революционных потрясений после длительного периода реакции, порожденной последствия­ми Великой французской революции. Под воздействием этих событий Милль разрабатывает свою философию ис­тории, в которой черты необходимости, взаимосвязи от­дельных исторических событий занимают центральное место. Эта, по сути дела, эволюционная концепция исто­рического процесса противостояла учителям Милля из лагеря утилитаристов, включая его отца, которые склон­ны были рассматривать историю как набор случайных, зачастую нелепых событий, в которые интеллектуальная элита призвана внести порядок, приведя человечество к Просвещенному Парламентаризму в духе английского прогрессивного идеала. Недаром один из последователей

 

Бентама заявил: «Счастлива та нация, у которой нет ис­тории» ¹⁹. Напротив, Милль полагал, что всякий истори­ческий этап развития общества содержит в себе не толька урок на будущее, но и несет определенное положительное содержание в процессе прогрессивного восхождения чело­вечества. Рабство, средневековье, абсолютизм — необхо­димые звенья такого восхождения. На этом пути челове­чество постоянно претерпевает смену органических и пе­реходных фаз развития. Именно в очередной переходной фазе оказалось европейское общество, по мнению Милля, в 30-е годы XIX в. В этот период, не отказываясь от попыток осмысления генеральных тенденций историческо­го развития, не следует пренебрегать возможностью даже небольшого продвижения по пути прогресса. По мысли Милля, развитие общей социологии не должно застревать в бесплодных спорах и мешать практическому социально­му действию, коль скоро такое действие назрело.

Эти размышления были тесно привязаны к развитию-событий в самой Англии. Начало 30-х годов было време­нем бурных рабочих выступлений, восстаний крестьян-арендаторов, смены правительственных кабинетов. Было очевидно, что тори не могли далее править страной. При­шедшие им на смену виги провели в 1832 г. через парла­мент «Билль об избирательной реформе». Говорить о-значительной победе революционных сил не приходилось. Этот закон был явным компромиссом между буржуазией и дворянством. Ни рабочие, ни женщины не получили из­бирательных прав. Не был даже осуществлен умеренный проект избирательной реформы Милля-отца, поскольку наиболее населенные промышленные округа не получили пропорционального представительства. Но к этому време­ни Дж. С. Милль уже был достаточно умудрен житей­ским опытом, чтобы не ждать непредвиденных и крутых перемен на том пути эволюционного развития, который он считал желательным для Англии.

Ш публицистической деятельности Милля в 30-е годы проявляется тенденция противопоставлять различные идеологические течения, иногда противоположные, с тем чтобы из этого столкновения извлечь некий положитель­ный результат} В двух биографических очерках его вид-

^Е- August. John Stuart Mill. A Mind at Large. New York,

иых современников — Бентама и Кольриджа — проти­вопоставлялись «разумный эгоизм» бентамовского толка и традиционализм известного поэта и философа Кольриджа. Попытка рассмотреть законы разумной организации чело­веческого общества в контексте исторических традиций своей страны и сообразовывать свои политические про­граммы с силой этих исторических традиций — вот, соб­ственно, тот конкретный философский и социальный опыт, который Милль извлек из столкновения Бентама и Коль­риджа. Здесь как нельзя лучше проявилась та особенность методологии Милля, которую К. Маркс назвал «синкре­тизмом», т. е. сплавом, составленным из разнородных оснований. Вопрос состоит в том, насколько органичным был этот сплав, насколько в нем преобладали черты един­ства над чертами простой эклектики.

В той открытости, с которой Милль относился к раз­личным философским и идейным традициям, существова­ла своя избирательность. Его увлечение консервативным радикализмом — историком Карлейлем, философом Коль-риджем — было данью интересу к английской истории и английской традиции. В дальнейшем он решительно разо­шелся с этим идейным течением, имевшим откровенно реакционный политический оттенок. Зато ^постоянным и всевозрастающим был его интерес к социализму во всех тех проявлениях, которые были ему доступны (марксист­ское учение пришло в Англию, когда Миллю было уже за шестьдесят).] Будучи последовательным защитником самой широкойЛтредставительной демократии, Милль од­новременно извлек чрезвычайно важный для себя урок из особенностей развития США. Большое впечатление произвела на него книга французского историка де Ток-вилля «Демократия в Америке» (A. de Tocqueville. La democratie en Amerique, 1835). Милль рано осознал опасность «тирании большинства», когда оно направляет­ся злой политической волей. Поэтому в его позднейших сочинениях, посвященных философии политической дея­тельности, в частности в трактате «О представительном правительстве» («Considerations on Representative Govern­ment», 1861), особое внимание наряду с защитой прин­ципа представительной демократии уделено гарантии прав всякого рода политических меньшинств: по расовому, по­ловому, возрастному, этническому и другим признакам. Фигура Милля, со всеми ее противоречиями, стоит у ис-

токов идеологии буржуазного реформизма — идейного те­чения, вобравшего в себя наиболее умеренные и осторож­ные силы буржуазии, объединенные в середине прошлого-столетия непримиримым классовым антагонизмом евро­пейского общества.

[Крушение утилитаристского идеала, увлечение поэзией. и музыкой, интерес к происхождению эстетического и этического идеала — все это было связано с;одним собы­тием в жизни Милля, определившим всю его последую­щую биографию, а во многом и развитие его мировоззре­ния. В 1830 г. он познакомился с женщиной, которой, впоследствии, через двадцать лет, предстояло стать его женой. Это была Гарриет, Тэйлор, жена состоятельного буржуа, мать двоих детей. Она интересовалась ради­кальными политическими идеями, и ее дом стал местом встреч для Милля и его друзей.

Духовное общение этих двух людей сообщило, по сви­детельству Милля, новый стимул и новое качество всей: его последующей деятельности. Более того, Милль утверж­дает, что от Г. Тэйлор непосредственно исходили наибо­лее глубокие идеи его сочинений в области логики, фи­лософии, политической экономии и т. д. К этому утверж­дению, высказанному Миллем на склоне лет в его «Автобиографии», необходимо отнестись с определенной, осторожностью. Г. Тэйлор обладала блестящим умом, не­обычайно живым характером, глубоко эмоциональной на­турой. Под ее влиянием Милль стал буквально апостолом знаменитого суфражистского движения, прокатившегося во второй половине XIX столетия по Европе, Россини Америке.

(Мысли Дж. С. Милля относительно необходимости гар­моничного сочетания артистического и логического, или интуитивного и рационального, начал во всех областях деятельности прослеживаются во многих сочинениях, на­чиная с 40-х годов"Д°. Милль считал, что наука и искус­ство, как две взаимодействующие сферы духовной дея­тельности, необходимо дополняют друг друга] При этом за каждой из этих сфер закрепляются свои специфиче­ские задачи. Наука, будучи выражением рационального,

²⁰ Основные работы Дж. С. Милля, где раскрываются эти во­просы: «Система логики...» («The System of logic...», 1843), «Утшда-тарианизм» («Utilitarianism», 1863).

анализирующего начала человеческой психики, способна лишь на частичное освоение и объяснение действитель­ности. Поэтому в области практической деятельности, где как перед человеком, так и перед обществом возникает вопрос цели, наука сама в себе не содержит ответа на этот вопрос. Всякая практическая задача есть интеграль­ная цель деятельности, зависящая от такого понимании действительности, которое неизбежно включает в себя не­кий аналитически неразложимый остаток. Всякий пере­ход от науки к практической деятельности, от исследова­ния к постановке практической цели есть, пользуясь гегелевской терминологией, прыжок из царства необходи­мости в царство свободы и как таковой не может быть осуществлен методами науки. Практическая деятельность как в личном, так и в общественном плане выходя за рамки собственно науки, есть область искусства, пони­маемого в самом широком значении, т. е. область, связан­ная со способностью к интуитивной интегральной оценке действительности²¹. Наука может дать лишь способы ре­шения практических задач, которыми пользуется искусст­во, проверяя соответствие этих способов поставленным

целям.

Всякая практическая деятельность человека начинает­ся с постановки цели, но конечным основанием всякой цели служит достижение блага, т. е. определенного удов­летворительного результата. Однако то, что для одних представляется удовлетворительным результатом, для других может быть величайшим злом. Тем самым Милль приходит к обоснованию моральной стороны всякой практической деятельности. Этическая проблема, таким образом, состоит в нахождении критериев общественного блага. Вся деятельность Милля в конечном счете направ­лялась поисками этического идеала, критерия различе­ния добра и зла в конкретно-историческом социальном аспекте. Его первоначальное разочарование в утилита­ризме отнюдь не прекратило эти поиски, а, наоборот, при­дало им новую энергию.

Дж. С. Милль рано осознал, что применительно к об­ществу решающий вопрос состоит в том, что есть общее благо, является ли оно суммой индивидуальных благ либо

²¹ Английское слово «art» означает одновременно «искусство» и «мастерство».

же напротив, индивидуальные блага есть лишь аспект единого, сознательно предпринятого социального дейст­вия. При решении проблемы общественного блага он пы­тался сочетать личностный подход с обобщенно-социаль­ным подходом. Иными словами, его мысль в отношении общественного блага развивалась в сугубо этическом рус­ле, лишь временами достигая уровня рекомендаций в об­ласти социальной политики.

Важность учитывать интересы разного рода мень­шинств при решении задач достижения наибольшего об­щественного блага (о чем мы уже упоминали), разнока-чественность различных благ и разное их значение для разных людей, что ведет к невозможности суммирования их и создания однозначного количественного выражения суммы благ, — вот лишь некоторые проблемы, с которы­ми столкнулся Милль при разработке своей этической

концепции.

К примеру, что значит лозунг утилитаристов «Наи­большее счастье для наибольшего числа людей», если учесть разнокачественный и несопоставимый характер разных видов «счастья», или «удовлетворения». Ведь с точки зрения этого лозунга футбольный матч следует яв­но предпочесть симфоническому концерту, поскольку пер­вый приносит значительно более острое удовлетворение большему числу людей, чем второй. С другой стороны, может ли вообще «удовлетворение» или «удовольствие» входить в качестве ингредиента в понятие общего блага? Ведь сугубо «человеческое» в человеке стремится не к «удовольствию», а к духовному совершенствованию, к из­вестной полноте жизни. Критикуя традиционный утили­таризм с этой стороны, Милль афористически пишет: «Лучше быть неудовлетворенным человеком, чем удов­летворенной свиньей» ²². Отмечая все эти пункты критиче­ского осмысления этических проблем, необходимо ясно отдавать себе отчет в том, что изыскания Милля в облас­ти этики пролегали по очень узкому и опасному маршру­ту, ограниченному, с одной стороны, трясиной интуити­визма, а с другой — плоской равниной утилитаризма. Критикуя последний, Милль не отказывался от категории «общественное благо», как отражающей социальную дей-

²² J. S. Mill. Utilitarianism, On Liberty and Considerations on Representative Government. Ed. by H. B. Acton. London, 1972, p. 9.

ствительность, как имеющей реальное значение в качестве руководства к социальному действию. Однако эта катего­рия перестает у него быть результатом наивного арифме­тического подсчета, а предстает в виде сложного, истори­чески подвижного идеала, постижение которого требует методов как искусства, так и науки.

В отстаивании своей позиции относительно объектив­ного характера категории «общественное благо» Мшшю, как это ни парадоксально, больше всего приходилось опа­саться самого себя. Критика утилитаристского идеала относительно возможности подсчитать общее благо откры­ла дорогу разного рода интуитивистским и религиозным концепциям целей исторического процесса (так же, как в области политической экономии отступление от класси­ческой теории трудовой стоимости, как будет показано ниже, открыло дорогу «маржиналистской революции»).

На своем жизненном пути Дж. С. Милль отдал дань увлечения и историку Карлейлю с его теорией героев и толпы, и традиционалисту Кольриджу, и проповедникам идеалов доброй старой Англии поэтам Уордсворту и Тен-нисону. Но в то же время он решительно боролся с идео­логией консерватизма и реакции, отрицавшей самое право на существование за понятиями «общее благо», «общая польза». Столь же решительно боролся он и с религиоз­ными философами, стремившимися перенести проблему «добра и зла» в сферы «миров иных»АНе стремясь упрос­тить отношение Милля к религии — ггоно было достаточ­но сложным, о чем свидетельствует одно из последних его сочинений «Три эссе о религии» (1873), — следует под­черкнуть его твердое убеждение в том, что борьба за бла­го человечества в этом мире составляет достойную цель деятельности моралиста, философа и политического акти­виста. Это убеждение послужило для Милля твердой ос­новой его собственной научной и политической деятель­ности, снискавшей ему репутацию одного из основателей буржуазного реформизма, решительного противника кон­серватизма и реакции.^

\ Период между 1836 и 1848 годами оказался, пожалуй, самым плодотворным для научной, теоретической дея­тельности Милля^В этот период временно затихли страс­ти вокруг избирательной реформы, столь возбуждавшие ранее политическую активность Милля. С другой стороны, еще не разразилась революционная буря в Европе, за-

ставившая Милля вновь обратиться к решению злободнев­ных социальных проблем.

Служба в Ост-Индской компании оставляла время для научных занятий, и Милль со свойственной ему исклю­чительной интеллектуальной энергией полностью восполь­зовался этими возможностями. Одновременно он отнюдь не пренебрегал своими обязанностями чиновника, прини­мая активное участие в решении разных вопросов, свя­занных с английским управлением Индией. Известно, что при разработке проекта реформы образования для Индии он решительно возражал против перевода всей системы образования на английский язык.

^За эти годы Милль написал и опубликовал два своих наиболее фундаментальных произведения: «Система ло­гики» и «Основы политической экономии»? К написанию «Системы логики» он, можно сказать, готовился всю жизнь. Еще детские годы были посвящены штудированию курсов логики. В юности Милль непосредственно столк­нулся со спорами вокруг проблемы эмпирической либо априорной природы общих понятий. Развитие эмпириче­ской школы в европейской философии XVIII в. предшест­вовало бурному расцвету экспериментального естество­знания и в известном смысле подготовило этот расцвет. В области логики эмпирическая школа отвергала метод дедукции, считая его схоластикой, не имеющей отноше­ния к науке. Напомним, что дедуктивная логика состоит в построении силлогизмов, состоящих из большой посыл­ки (тезы), малой посылки (антитезы) и вывода (синте­за) . (Например: все люди смертны; Петр — человек; Петр смертен.) Со времен Аристотеля развитие логики сво­дилось к построению и анализу разных типов силлогиз­мов. Наибольшей «тонкости» эта наука достигла во вре­мена средневековых схоластов, но тогда же она наиболее далеко ушла от каких бы то ни было практических задач. Выступая против метода силлогизмов, эмпирическая шко­ла возражала прежде всего против того, что начало вся­кого научного знания в рамках данного метода постули­руется в виде «большой посылки», т. е. вводится априор­но. «Эмпирики» утверждали, что в «большой посылке» силлогизма содержится либо интуитивная истина (в част­ности, не подлежащее обсуждению религиозное открове­ние, что и являлось отправным пунктом для схоластов), либо некая очевидность, в скрытой форме служащая

обобщением «малой посылки» силлогизма. Но в послед­нем случае дедукция лишь прикрывает индукцию, т. е. обобщение суммы фактов, данных нам наблюдением или экспериментом. Таким способом «эмпирики» пытались от­рицать значение априорных положений даже для таких наук, как геометрия и арифметика, считая, что и в этих науках исходные понятия суть не что иное, как обобще­ние множества наблюдений. В области логики эмпириче­ская школа добилась определенных успехов, разрабатывая правила индукции, т. е. правила обобщения частных по­ложений.

Тем временем в образовании господствовала традици­онная дедуктивная логика. Кроме того, распространение эмпирической школы вызвало реакцию со стороны «ин­туитивистов», утверждавших, что основные истины как физического, так и психического мира даны нам «от бога» и постигаются нами интуитивно, a priori. Основную точ­ку опоры «интуитивисты» находили в философии Канта, доказывавшей априорный характер исходных положений как естественных, так и моральных наук.

При написании своей «Логики» Милль поставил перед собой задачу известного обобщения и сплава двух упо­мянутых школ логического анализа. «Система логики» открывается изложением отношения языка к понятиям (первая книга) и традиционных законов дедукции, сфор­мулированных еще Аристотелем (вторая книга). Однако третья книга этого капитального труда представляет фрон­тальную атаку против применения априорных положений в науке. Этим Милль не хочет отрицать продуктивность применения дедукции. Он стремится лишь ограничить этот принцип, найти ему подходящее место в процессе научного познания, в процессе установления фактов, их доказа­тельства (проверки) и последующего обобщения. Согла­сие относительно наиболее фундаментальных, общих по­ложений в любой науке, утверждает Милль, достигается не в начале развития науки, а в ее завершающей стадии, когда накоплен огромный эмпирический материал и до­стигнуты многие частные обобщения. Он писал: «Истины, которые в конечном счете принимаются в качестве пер­вых принципов любой науки, в действительности являют­ся последними результатами философского анализа, осно­ванного на элементарных понятиях, с которыми данная наука хорошо знакома; их отношение к науке можно

сравнить не с отношением фундамента к зданию, но с от­ношением корней к своему дереву: они служат одинако­во хорошо, если даже мы их не раскопали и не рассмот-

9 Ч

рели» .

В ходе развития научного знания необходимо созна­вать условность общих положений, их гипотетический ха­рактер и возвращаться к ним по мере накопления экспе­риментального материала. В области экспериментальных наук эти положения в дальнейшем стали общепризнан­ными. Вместе с тем положение Милля, что развитие вся­кой науки не зависит от выбора общих предпосылок и может плодотворно идти по пути эксперимента и накоп­ления частных обобщений, вызвало ожесточенную кри­тику.

Критику дедуктивного метода, проведенную Миллем, нужно оценивать на фоне достигнутого уровня развития естественных наук, где экспериментальный метод все более вытеснял прежние научные теории, основанные на априорных «законах» (теория флогистона, теория эфи­ра) . Поэтому не случайно, что наиболее разработанной частью сочинения Милля явилась его третья книга, трак­тующая законы индукции. В этой книге Милль выступа­ет как подлинный преемник великих естествоиспытателей и философов естественнонаучного знания Ф. Бэкона, Дж. Локка, Д. Юма. Большое влияние в этой области на него оказала также книга его отца Джеймса Милля «Ана­лиз человеческого мышления» («Analysis of the Pheno­mena of Human Mind», 1829). Милль формулирует и ил­люстрирует многочисленными примерами четыре основ­ных закона индукции в качестве методов установления причинной связи между явлениями и обобщения этой свя­зи. Метод сходства состоит в установлении причинной зависимости (посредством повторного эксперимента) меж­ду двумя явлениями, следующими друг за другом, если при этом все другие сопутствующие явления меняются. Метод различия служит проверкой метода сходства: яв­ление Б отсутствует, когда исключается явление А. За­тем следует метод остатков: «Если из явления вычесть ту его часть, которая, как известно из прежних индукций, есть следствие некоторых определенных предыдущих, то-остаток данного явления должен быть следствием осталь-

^л J. S. M i 11. Utilitarianism..., p. 2.

3 Заказ ЛЬ 363 go

ных предыдущих»²⁴. Последний метод, замечает Милль, оказывается чрезвычайно полезным при обнаружении не­известного явления и дальнейшем его исследовании. Так, химический элемент литий был открыт при исследовании фосфатов с избыточным удельным весом. Поскольку удельный вес фосфата был известен из прежних исследо­ваний, то остаточный вес послужил указанием на неиз­вестную причину, которой оказался элемент литий.

Последним является метод сопутствующих изменений: «Всякое явление, изменяющееся определенным образом всякий раз, когда некоторым особым образом изменяется другое явление, есть либо причина, либо следствие этого явления, либо соединено с ним какою-либо причинною связью» ²⁵. Предположим, согласно одному из примеров Милля, что мы желаем установить характер воздействия Луны на Землю. Мы не в состоянии устранить Луну и после этого посмотреть, что произойдет с Землей. Но мы можем сопоставить лунный календарь с графиком прили­вов и отливов. В результате мы придем к заключению, что Луна в целом либо частично есть причина этих явлений. Последний метод Милля тесно связан с получившими в дальнейшем большое распространение в ряде наук спосо­бами регрессионного анализа.

В период работы над своей «Логикой» Милль позна­комился с книгой французского философа Огюста Конта «Курс позитивной философии» («Cours de philosophic po­sitive», 1842). Затем последовала переписка этих людей и их многолетние противоречивые отношения. О. Конт представлял собой тип философа-пророка, считавшего се­бя призванным дать миру новую религию, открыть чело­вечеству глаза на его конечные цели. В его первой книге • содержалось много чрезвычайно метких наблюдений и обобщений относительно истории развития человеческого : знания. Конт много сделал в области классификации наук и обобщения эволюционного характера их развития. Как достоинства, так и недостатки его «Курса» (последую­щие его работы носили значительно более догматический характер) были связаны с применением позитивногоме­тода научного познапия. Суть этого метода заключалась в том, чтобы идти от фактов к обобщению и рассматри­вать эти обобщения не в качестве объективных законо-

²⁴ Д ж. С. Милль. Система логики. М., 1914, с. 361.

²⁵ Там же, с. 365.

мерное? ей, а лишь как относительные вехж_на пути по • знания. Позитивный метод Конта явился в некотором роде логическим завершением односторонности эмпири-ческого направления в философии, в рамках которого раз­вивались естественные науки в предшествующие два сто­летия, начиная с Галилея и Ньютона. Однако если ве­ликим естествоиспытателям были свойственны стихийный материализм и преклонение перед объективными закона-It ми природы, то Конт па место природы ставил нечто без-

гласное и хаотичное.

Однако полное значение Копта раскрывалось в облас­ти общественных наук, чему главным образом и была по­священа его деятельность. Здесь, по его мнению, позитив­ный метод исследования оказывается особенно пригоден. поскольку обычная причинно-следственная связь явлений не может иметь место в человеческом обществе. Люди об­ладают свободной волей, и поэтому их действия не носят столь детерминированного характера, как это имеет мес­то вне человеческого общества, в области живой и нежи­вой природы. Методы частных наблюдений, их обобщение, типизация, количественное измерение должны, по его мысли, занять господствующее положение в новой науке об обществе, которую Конт назвал социологией. Эта нау­ка придет на смену, по мысли Конта, прежним наукам об обществе, прежде всего политической экономии, кото­рая строится на признании общих закономерностей об­щественного развития. Конт ввел в общественные науки понятия социальной статики и социальной динамики. Первое он трактовал как пространственную взаимосвязь социальных явлений, второе — как исторический процесс развития.

При знакомстве со взглядами Конта Милль был пора­жен совпадением в направлении их независимых усилий. Разработка, обобщение и уточнение законов индукции в качестве основы всех экспериментальных наук, предпри­нятые в «Системе логики», во многом совпадали с идея­ми позитивного метода Конта. В обоих случаях вывод со­стоял в том, что всякое знание подтверждается и исчер­пывается опытом. Иными словами, в науке не должно оьггь места

 

, е должно

места для таких положений, которые не были бы

^3B

^И3

римента HTT ' ' ' ^л

ния в Д- Такая постановка проблемы

» вела к глубоким противоречиям, которые Милль час-

экспе-научного зна-

тично осознавал (что видно хотя бы из его попытки рас­смотреть науку и искусство как взаимодополняющие об­ласти человеческой деятельности) .

Поскольку любой опыт не может исчерпать многооб­разия реального мира, то и любое обобщение опыта, не стремящееся выйти за его пределы, в согласии с позитив­ным методом Конта или с последовательно проведенным методом индукции Милля, не может претендовать на зна­чение объективного закона. В результате в философском плане ставится под сомнение сама возможность, основы­ваясь па опыте, ответить на коренные вопросы относи­тельно объективности и познаваемоси! мира. В этом от­ношении теория познания Милля и 1тонта наследует тео­ретические взгляды Д. Юма. В области точных наук стремление изгнать общие понятия либо изобразить их как обобщение личного опыта, например вывести понятие геометрической фигуры или числа из сопоставления ряда наблюдений или экспериментов с конкретными геометри­ческими фигурами и числами, вызвало решительное воз­ражение со стороны ряда видных ученых и историков

науки ²⁶.

Взгляды Конта и Милля легли в основу позитивизма — буржуазного философского течения второй половины XIX в. Вместе с тем нельзя не видеть глубокого разли­чия в самой основе философских воззрений этих двух людей, — различия, приведшего к диаметрально противо­положным социально-политическим позициям. Конту при­надлежит в истории философии наиболее радикальная попытка изгнать категорию объективной закономерности из оценки опытных данных. В этом отношении он довел до логического завершения односторонность эмпирической школы, одновременно распространив ее выводы на об-

щественные пауки.

Совсем иначе следует оценить позиции Милля в фи­лософии научного знания. Его попытки сочетания индук­ции и дедукции в развитии знания, хотя и имели привкус, контовского позитивизма, в целом представляли собой зна­чительно более уравновешенный взгляд на методы науки, отражавший уровень достижений широкого круга естест­венных наук того времени. Кроме того, Милль решитель­но порвал с Контом при оценке методов научного позна-

²⁶ См.: Э. К а с с и р е р. Познание и действительность. СПб, 1912, с. 20—53.

ния человеческого общества. Его широкое знакомство с классической политической экономией, прежде всего с теорией Рикардо, не позволило ему признать правомер­ность изгнания методов дедукции и абстракции в качестве орудий познания закономерностей общественной жизни. Правда, знакомство с Контом натолкнуло его на необхо­димость изучения социального поведения людей в каче­стве самостоятельного раздела обществоведения. Известно, что он стремился к созданию особой науки о социальном характере и поведении человека, которую он называл этологией. Необходимость создания такой науки он усмат­ривал в том, что в обществе поступки людей связаны с побудительными причинами иным способом, чем прояв­ляется причинно-следственная зависимость в природе. При оценке социального поведения людей Милль в полной мере осознал и поставил проблему выбора. Если всякий социальный поступок человека, рассуждал он, мы можем оценить с точки зрения породившей его социальной при­чины, то такая ретроспективная оценка пе означает воз­можности определенного (детерминированного) определе­ния или предсказания поступка на основе той же самой причины. Всякая причина, проходя через волю и созна­ние человека, определяет лишь спектр выбора. Такая по­становка вопроса привела Милля к решительному возра­жению против детерминистской теории социального характера, связанной в тот период с именем социалиста-утописта Р. Оуэна, согласно которой индивидуальный ха­рактер человека целиком определяется социальной средой. В этом же контексте Миллем был поставлен вопрос об индивидуальной ответственности человека за свое соци­альное поведение.

Но если Милль решительно выступал против механи­стического детерминизма при рассмотрении формирования человеческого характера в обществе, то не менее реши­тельно он возражал «интуитивистам», выводившим харак­тер из природных свойств человека. По мнению этой шко­лы, женщины по природе зависимы, ирландцы по приро­де ленивы, негры по природе интеллектуально отсталы. Однако, возражал Милль, то, что выступает на поверх­ности как отражение природных свойств различных со­циальных страт, на деле есть результат неравных условий, ^ оторые они были поставлены ходом исторического рэз-

Интерес к изучению социальной действительности, ко­торый всегда находился на первом плане в деятельности Милля, заставил его продолжить работу над «Системой логики» и написать дополнительную книгу, которая во­шла в окончательный текст труда под названием «О лот­ке в моральных науках». В этой части поставлен вопрос о> методах научного познания общества. Поскольку экспе­риментальный метод, который имел решающее значение в естественных науках, может иметь в общественных нау­ках лишь ограниченную сферу применения, то на место эксперимента Милль ставит метод конкретной дедукции. Суть его состоит в том, чтобы выдвигать в качество общих постулатов в сфере социальных наук обобщение примеров социального поведения ²⁷. Поскольку такое обобщение не может в силу особого характера общественной деятельно­сти претендовать на характер точного закона, то его сле­дует рассматривать как указатель тенденцийсоциального движения. В помощь этому методу Милль привлекает так называемый исторический метод, или метод обратной де­дукции. Из истории, по мнению Милля, можно извлечь эмпирические законы. Соединение этих законов с закона­ми человеческого поведение по методу дедукции может служить целям создания науки о социальной динамике, т. е. о развитии общества.

Последняя книга «Системы логики» Дж. С. Милля оказалась наиболее неоконченной с точки зрения степени решения поставленных в ней проблем, поскольку она вы­шла далеко за пределы традиционной логики и коснулась широких мировоззренческих вопросов. В частности, здесь был подробно рассмотрен вопрос об ограниченности науч­ных методов в познании действительности, в практической и общественной деятельности человека. Здесь же было намечено дальнейшее расхождение со взглядами Конта на задачи и цели социального развития, получившее более полное выражение в книге Дж. С. Милля «О. Конт и по­зитивизм» («August Comte and Positivism», 1865). Взгляды Конта на задачи социального прогресса и на будущую организацию общества, поначалу будучи развитием взгля­дов Сен-Симона, выросли в теорию элитарного общест­венного устройства, в котором господствующее положе-

²⁷ Нельзя, в частности, не усмотреть связь этого положения с концепцией «homo economicus».

ние займет духовная и научная элита. Милль, соглашаясь тем что формирование морального кодекса должно ис­ходить от просвещенных людей, считал, что доверить управление обществом любой организованной духовной элите означало бы подвергнуть общество невыносимому духовному деспотизму. Ничто не могло быть более дале­ким от политических идеалов Милля, состоявших во? все­мерном развитии децентрализма и парламентской демо­кратии. Безусловно, в своем мировоззрении Милль при­давал большое значение общественной роли просвещен­ных, образованных слоев, питая иллюзии относительно возможности исправления нравов, в том числе и социаль­ных пороков, посредством воздействия одного просвеще­ния. Но эти идеи, развитые наиболее полно в книге «О свободе» («On Liberty», 1859), были далеки от мертво­рожденной схемы элитарного общества Конта, согласно которой аристократия духа должна запять положение гос­подствующего класса. В плане политической деятельности этот идеал означал борьбу за создание равных условий всеобщего образования. «Идея интеллектуальной аристо­кратии, когда все остальные пребывают в невежестве, совершенно не соответствует моим устремлениям», — пи­сал он своему сотруднику и будущему биографу А. Бей-ну²⁸. Выступая против подавления свободы духа и против «тирании большинства», угрозу которой в условиях бур­жуазной демократии он остро осознавал, Милль одновре­менно призывал к тому, чтобы общество заботилось о со­здании равных начальныхвозможностей для всех своих членов. В экономической области он выступал за ограни­чение права наследования, считая, что результаты пред­приимчивости родителей не должны переходить по наслед­ству их детям.

После необычайно напряженного десятилетия 40-х го­дов, проведенного почти исключительно за письменным столом,,50-е годы представляются в биографии Милля временем раздумий, оценки того, что сделано, подготовки к заключительному, чрезвычайно напряженному и дея­тельному этапу жизнЗ. В 1851 г. судьбы Джона Милля и арриет Тэйлор скрепились наконец узами формального нейТ л^П°^{Сле того как в 1849 г}- скончался муж послед-

)• '-'Упруги много путешествовали, проводя большую

^T.m>:_E.August.Op.cit.,p.l56.

часть времени на юге Франции и в Швейцарии. В эти го­ды под влиянием жены окончательно оформились соци­ально-политические взгляды Милл>Ц В продолжительных разговорах этих двух людей намечались и темы последую­щих произведений Милля, разрабатывались их основные идеи. Многое из написанного в эти годы подвергалось дальнейшему обсуждению, выжидая часа для публикации. 1858 г. внес значительный перелом в этот жизненный уклад. В этом году умирает его жена. Тяжелую потерю друга и единомышленника, его alter ego, Милль перенес благодаря твердой решимости довести до конца все заду-J манное и в значительной мере разработанное совместной Уже W1859 г. выходит его сочинение «О свободе» с по-Г священней Гарриет Тэйлор и с указанием в тексте, чтс| основные идеи этого произведения принадлежат ей) СоЗ держание его состоит во всестороннем обсуждении вопро-1 са о границах взаимоотношений государства и личности. Обсуждая правовые и моральные аспекты этой проблемы, Милль приходит к выводу, что государство имеет право ограничивать свободу личности лишь постольку, посколь-j ку эта свобода сопряжена с ущербом для других. Чрез-1 вычайно подробное обсуждение всех аспектов защиты прав личности и прав самых разных меньшинств в уело виях «представительной» буржуазной демократии сделало эту книгу влиятельной в продолжение многих десятп-j летий. 1

Публикация <4) свободе» стала для Милля своего роде этапом к тому, чтобы вновь, после многолетнего переры­ва, тесно связать воедино политическую, публицистиче-1 скую и научную деятельность. Оставив работу государ­ственного чиновника в Ост-Индской компании, Милль по­лучает право открыто включиться в политическую борьбу. в частности выставить свою кандидатуру в парламент (государственные чиновники были лишены этого права). Q3ce острые политические коллизии викторианской Англии 60-х годов проходили при непосредственном его участии. Его политическая деятельность в парламенте служила поводом к написанию статей и брошкга и получала даль­нейшее обоснование и обобщение в более серьезных поли­тических, философских и социальных трудах. Многочис­ленные выступления Милля в парламенте и вне его по самым злободневным политическим вопросам становилист! достоянием общественности, поскольку к тому времени oflj

•40

уже пользовался репутацией признанного метра в области ониальных наук и философии. Среди его многочислен­ных политических выступлений этого времени отметим такие как борьба за права местного и негритянского на­селения Британской Вест-Индии, кампания за привлече­ние к суду губернатора о. Ямайка, зверски расправивше­гося с восставшими сельскохозяйственными рабочими, кампания за объявление Гайд-парка в Лондоне местом свободных политических собраний и другие. Более мно­голетний характер носила его деятельность против поме­щичьего землевладения в Ирландии, за предоставление крестьянам помещичьих земель или закрепление их за крестьянами на условиях долговременной аренды. Реак­ционная печать обвинила Милля в «коммунизме», в про­паганде лозунга Прудона «Собственность — это кража!». Но за выступлениями Милля против системы лендлор-дизма стояли многолетние изыскания политэконома, убеж­денного в том, что лишь предоставление земли в собст­венность тем, кто ее обрабатывает, поможет решить про­блему нищеты ирландской деревни, заставит крестьян заботиться о поддержании и умножении плодородия зем­ли и о сознательном ограничении размера семьи. Много­численное потомство нищих ирландских коттеров (кре­стьяне — мелкие арендаторы, вынужденные возобновлять свою аренду ежегодно) заполняло детские приюты Анг­лии, составляя резерв бродяжничества и преступности.

Однако наиболее прочное место в политической дея­тельности Милля по-прежнему занимали вопросы расши­рения представительной демократии и избирательной ре­формы. В 1867 г. острое соперничество между двумя ос­новными политическими партиями Англии позволило провести через парламент закон об избирательной рефор­ме, значительно расширявший избирательные права на­селения Англии и положивший в основу выборов в ниж­нюю палату парламента принцип строго пропорциональ­ного представительства. Впервые в число избирателей была включена большая часть рабочего класса. Милль активно содействовал продвижению и принятию этой ре-Формы. Вместе с тем его внимание было привлечено к о стоятельству, которое он считал важнейшим и глубо-гаипцщ пороком реформы, — к тому, что женщины, ^ ^к и прежде, были лишены избирательных прав. Он ус-Тивал в этом факте тесную связь с общим граждан-

ским и правовым положением женщин даже в просве­щенных и развитых странах.

[ТГлодом многолетних размышлений Дж. С. Милля над женским вопросом была книга «Угнетение женщин» («The Subjection of Women», 1869J/ за короткий срок пере­веденная на основные европейские языки и вызвавшая огромный интерес и бурную дискуссию во всем мире. Книга Милля была хорошо известна и в России. Вспоми­ная образ Веры Павловны из романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?», не следует забывать, что Н. Г. Чернышев­ский был прекрасно знаком с творчеством Милля, буду­чи его давним (с конца 50-х годов) переводчиком и кри­тиком. В кругах «мужского истэблишмента» того време­ни книга Милля и возникшее в то время широкое суфражистское движение за равноправие женщин во всех областях вызвали крайне отрицательную и гневную реак­цию. Нескончаемое число памфлетов, карикатур и паскви­лей обрушилось на это движение и па Милля как его идеолога. Во всем этом Милля больше всего беспокоило то, что многие передовые люди проявили полное непони­мание важности движения за гражданские права женщин. В этом он усматривал свидетельство глубоко укоренив­шегося социального предрассудка. Движение обвиняли в том, что оно ставит целью разрушить семью, лишить женщину всех тех качеств, которые делают ее привлека­тельной и ценной в обществе. За представительницами его закрепилась презрительная кличка «синий чулок»; и действительно, простая и строгая одежда «суфражисток» как бы бросала вызвов привычному кокетству «слабого пола». Конечно, в этой первой волне широкого движения за женское равноправие были, как и в любом другом ши­роком общественном движении, свои крайности. Но вы­ступление против движения за женское равноправие де­лало акцент не на крайностях, а на самом праве женщин на самостоятельную деятельность.

В позиции Дж. С. Милля как одного из признанных идеологов этого движения не было ничего такого, что призывало бы женщин к обязательному соперничеству с мужчинами во всех областях общественной и профессио­нальной деятельности. В своем подходе к проблемам жен-j ского равноправия, как и в других случаях, он подчерки-1 вал необходимость создания равных начальных условий] для мужчин и женщин. Между тем такие условия совер-

пенно отсутствовали в Англии и в других просвещенных транах. В области юридических отношений женщина са­ма по себе не могла выступать как правомочное лицо. Ее имуЩ^{ественные}1 семейные, гражданские и иные права регулировались через посредство отцов и мужей. Нера­венство в области образования и политической жизни лишь завершало собой более всестороннее и глубокое не­равенство женщины как личности. Милля возмущала гражданская и чисто человеческая беззащитность женщин во многих семейных и общественных конфликтах. Он также считал, что, если создать соответствующие социаль­ные условия, женщины смогут внести огромный вклад в дело всестороннего общественного прогресса. «...Принцип, регулирующий существующие социальные отношения между двуг.: т полами — юридическое подчинение одного пола другому, — неверен сам по себе и составляет в на­стоящее время одно из главных препятствий для даль­нейшею прогресса; его следует заменить принципом со­вершенного равенства, не признающим власть и привиле­гии на одной стороне и бесправие — на другой» ²⁹.

Многое в движении за равноправие женщин XIX в. представляется теперь наивным. Но для своего времени это была чрезвычайно актуальная и болезненная социаль­ная проблема. И в наши дни подъем движения за рав­ноправие женщин на Западе свидетельствует о том, как много еще в этой области скрыто явного и неявного не­равенства и угнетения.

\ Самые последние годы жизни Милль провел в своем имении во Франции, продолжая работать над рукопися­ми, часть из которых была опубликована уже после его смерти. Умер он в мае 1873 г. после короткой болезни, простудившись во время одной из своих продолжитель­ных прогулок^

Приступая к созданию фундаментального сочинения в области политической экономии, Дж. С. Милль уже имел за плечами «Очерки относительно некоторых нерешенных проблем политической экономии» («Essays on some Unsett-lf£_Questions of Political Economy», 1843)³⁰. Однако на

²⁹ J. S. Mil 1. The Subjection of Women. London, 1869 (Цит. по: E- August. Op.cit.,p.2li).

«Те ^Шенно эти «Очерки...» подверглись критическому разбору в _отс р^иях прибавочной стоимости» К. Маркса. Критикуя Милля за

упления от теории стоимости классической школы, К. Маркс

этот раз он поставил перед собой более сложную задачу систематического изложения предмета, включая ряд тео­ретических приложений для социальной философии и практические выводы для всех сфер общественной жизни. Время создания этого произведения в сильнейшей степе­ни ускоряло работу Милля над «Основами политической экономии», придавая ей характер политической злободнев­ности. Социальная обстановка 40-х годов уже предвещала революционные бури 1848 г. «Рабочий вопрос» повсюду/ выдвигался на передний план, хотя мало кто опознавал его как узловую проблему предстоящей социальной исто­рии европейского капитализма. В Англии после нескольких неурожайных лет до предела обострились социальные от­ношения в деревне. Задача более справедливого распре­деления земельной собственности подталкивалась кресть­янскими бунтами, массовым отъездом эмигрантов за границу. Из России доносились первые отголоски массо­вого крестьянского движения за отмену крепостничества. Восстания в колониях поставили под вопрос «цивилиза­торскую» миссию европейцев. Повсюду видимые проявле­ния социальной несправедливости, эксплуатации и бед­ности трудящихся масс ставили перед наиболее либераль­но настроенной частью европейской интеллигенции вопрос о дальнейших судьбах капиталистического общественно-экономического устройства.

В своем политико-экономическом трактате Дж. С. Милль хотел наметить пути как экономического, так и социального развития европейского общества, со­здать теоретическую основу для программы социальных реформ. Этим сознанием социальной ангажированности и можно, вероятно, объяснить ту энергию, с которой Милль выполнил поставленную перед собой задачу, на­писав свои фундаментальные «Основы...» за полтора го­да! Знаменательно и совпадение даты выхода этой книги, ставшей на долгие годы теоретическим фундаментом про­граммы либеральных реформ, с публикацией «Манифеста Коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса, про­возгласившего призыв к социалистической революции.

считает, что в ряде мест Милль поднимается над своими учителя­ми, особенно там, где «капитал правильно рассматривается как производственное отношение».—К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т, 26, ч. III, с. 244.

Характеристика собственно научного содержания «Ос­нов...» наталкивается на определенные трудности, посколь­ку нигде в марксистской литературе такая задача в це­лостном виде прежде не ставилась. Правда, в России у Милля были пристрастные и глубокие критики, в первую очередь Н. Г. Чернышевский. О Милле писали и такие видные русские экономисты, как О. И. Остроградский, М. И. Туган-Барановский и др.³¹.

В ортодоксальной экономической теории на Западе от­ношение к Миллю постоянно менялось. В XIX в. его рассматривали как автора наиболее авторитетного учеб­ника политической экономии, довершившего дело строи­тельства здания «классической» политической экономии, начатое А. Смитом и Д. Рикардо. В XX в. фигура Милля-экономиста как бы отступает в тень, и крупнейший ис­торик экономической мысли И. Шумпетер рассматривает его как систематизатора и классификатора классического направления, прежде всего научной школы, связанной с именем Д. Рикардо ³². С этим мнением решительно спорят видные западные экономисты Дж. Стиглер и Л. Роббинс, которые подчеркивают научную оригинальность Милля в решении ряда проблем, в первую очередь связанных с теорией стоимости ³³. Эту оригинальность они усматрива­ют в том, что Милль, сам того не сознавая, подорвал ло­гические основания теории трудовой стоимости классиков и тем самым проложил дорогу «маржипалистскоп рево-иии» в буржуазной политической экономии. Дж. Кейнс критикует Милля за то, что он решает проблему экономи­ческого равновесия в духе Сэя ³⁴. Роббинс возражает ему, считая, что Милль вполне сознавал проблему «недостаточ­ности эффективного спроса», только не всегда последова­тельно ее формулировал ³⁵.

О.

.И. Остроградский. Предисловие к кн.: Д ж. С, Милль. Основания политической экономии. Киев—Харьков, 1896; М. И. Туга н-Б а р а л о в с к и и. Д ж. С. Милль. Его жизнь и уче~ но-литоратурная деятельность. СПб., 1892.

, , ,/• A. Schumpeter. History of Economic Analysis and Met­hod. New York, 1954.

т« ^³ *' '• Sti gler. Essays in the History of Economics. Chicago— London, 1955; L. Robbins. The Evolution of Modern Economic-i heory. London, 1973.

м ,i(V7o ' ^' Кейнс. Общая теория занятости, процента и денег. ^Lvl-, ia/о, с. 72—75.

³⁵ L. R о Ь b i n s. Op. cit, p. 122—123.

Нас не должны смущать эти разногласия. Новому прочтению книги Милля глазами советского читателя спо­собствует ряд проницательных замечаний К. Маркса, который неоднократно обращался к экономическим сочине­ниям Милля³⁶. Задача систематизации и классификации также не может рассматриваться как чисто механи­ческое соединение основных теоретических разработок классической школы. Сама по себе систематизация в от­ношении достаточно развитых научных идей, теорий, фак­тов несет на себе печать открытия, что наилучшим обра­зом было доказано систематизацией химических элемен­тов, приведшей к открытию Периодической таблицы Менделеева.

Здание, построенное Дж. С. Миллем из «кирпичей» своих великих предшественников и скрепленное им зако­нами логики, требует целостного охвата, выявляющего его основные элементы.

Композиция «Основ политической экономии» содейст­вует уяснению логической структуры этого произведения. Три первые книги посвящены соответственно производ­ству, распределению и обмену. Они представляют как бы три последовательные ступени конкретизации закономер­ностей капиталистической экономики: от наиболее общих, связанных с производством богатства, через промежуточ­ные, связанные с собственностью на элементы производ­ства, к заключительным, связанным с процессом обмена, в ходе которого устанавливаются цены и реализуются до­ходы основных социальных классов — капиталистов, зем­левладельцев, рабочих и крестьян. В своей совокупности эти книги представляют собой очерк статики капитали­стического производства. Напротив, четвертая книга спе­циально посвящена рассмотрению влияния прогресса на производство и распределение. Эта книга содержит пер­вое последовательное изложение взглядов классической школы на проблему экономического роста и пределов роста. И наконец, заключительная, пятая книга рассмат­ривает уже ставший традиционным для классической школы вопрос о роли государства (правительства) в эко­номике.

Таким образом, сочинение Дж. С. Милля представляет

³⁶ См., например: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, с. 624.

пример построения целого согласно правилам дедукции — от общего через особенное к частному, — развитым в-формальной логике. В чем же сказывается здесь опыт Милля-эмпирика, Милля — социального философа? Влия­ние этого