ГЛАВА II ПРОДОЛЖЕНИЕ ТОЙ ЖЕ ТЕМЫ
§ 1. Далее необходимо рассмотреть, каково содержание идеи частной собственности и какими соображениями следовало бы ограничить применение этого принципа. Сведенный к основной .своей сути, институт собственности заключается в -признании за каждым человеком права на исключительное распоряжение предметами, которые этот человек, мужчина или женщина, создал собственным трудам или получил, либо в дар, либо по справедливому соглашению, без применения силы или обмана, 'от людей, создавших эту вещь. Основой всего является право работающего па то, что он сам произвел. Следовательно, пропив института собственности в том виде, в каком он 'существует ныне, могут быть выдвинуты возражения, что он признает за индивидуумами права собственности на вещи, ими не созданные. Могут, например, сказать, что рабочие на фабрике своим трудом и своими навыками создают всю продукцию; однако же :закон, вместо того чтобы отдать им продукт, предоставляет им только условленную заработную плату и передает продукт некоему лицу, которое всего лишь предоставило капитал, не внеся, возможно, никакого вклада в сам процесс производства, хотя бы в форме надзора. Ответ на это возражение состоит в том, что труд на фабрике является всего-навсего одним из условий, которые необходимо объединить для производства товара. Работу нельзя выполнять ни без материалов и оборудования, ни без сделанного заранее запаса средств к существованию для снабжения рабочих во время производства. Все эти вещи являются плодами предшествующего труда. Если бы рабочие имели эти вещи, им не было бы необходимости делить продукт с кем-нибудь; но, поскольку этих вещей у рабочих нет, им следует отдать некоторый эквивалент тем людям, которые располагают этими вещами, — как за предшествующий труд, так и за бережливость, благодаря которой продукт этого предшествующего труда не был растрачен на потакание слабостям, но сохранен для производительного использования. Капитал может и не быть результатом труда и бережливости его нынешнего владельца и в большинстве случаев не является таковым; но он создан трудом и бережливостью какого-то предшествующего лица, которое действительно могло быть лишено капитала несправедливым образом', но по нынешним временам, скорее всего, передало свои права на капитал его нынешнему владельцу посредством дара или добровольного договора; и каждый из последовательно сменявших друг друга владельцев капитала, вплоть до его нынешнего владельца2, должен был обладать по крайней мере воздержанием. Если скажут (и вполне справедливо), что люди, унаследовавшие сбережения других, получили преимущество, которого они, возможно, никоим образом не заслуживают, перед теми трудолюбивыми людьми, предшественники которых ничего им не оставили, то я не только соглашусь с этим, но буду решительно утверждать, что это незаслуженное преимущество следовало бы ограничить настолько, насколько такое ограничение будет совместимо со справедливостью по отношению к людям, которые считают себя способными распорядиться своими сбережениями, передав их своим потомкам. Но если правда состоит втом, что рабочиенаходятся в невыгодном положении по сравнению с теми, чьи предшественники сделали сбережения, то такой же правдой является и то, что это положение рабочих намного лучше того, в котором они оказались бы, если бы предшественники капиталистов не сделали сбережений. Рабочие участвуют в преимуществе, обеспеченном предшествующим накоплением, хотя и не в равном с наследниками размере. Условия сотрудничества между нынешним живым трудом и плодами прошлых трудов и экономии являются предметом урегулирования между двумя сторонами. Каждая из сторон необходима другой. Капиталисты не в состоянии делать что-либо без рабочих, как [Это было внесено в 3-е издание (1852 г.). Первоначальный текст был таков: «Труд и воздержание какого-то предшествующего лица, которое передало посредством дара или соглашения свои права нынешнему капиталисту».] [Это и два следующих предложения были внесены в 3-е издание.] и рабочие без капитала 3. Если .рабочие конкурируют друг с другом за возможность получить работу, то капиталисты со своей стороны конкурируют друг с другом за рабочую сллу в соответствии с полным объемомимеющегося в стране переменного капитала4. О конкуренции часто говорят как о непременной причине нужды и деградации рабочего класса, как будто высокие заработки не являются точно таким же продуктом конкуренции, как и низкие заработки. Вознаграждение труда обусловлено законом конкуренции в Соединенных Штатах в такой же мере, как и в Ирландии, причем в гораздо большей мере, нежели в Англии. Таким образом, право собственности включает в себя свободу приобретения по соглашению. Право каждого на произведенное им предполагает право на предметы, произведенные другими, если эти 'предметы получены по добровольному согласию других людей, поскольку эти другие люди должны уступить продукты своего труда либо по своей доброй воле, либо обмелять их на нечто, что они считают эквивалентом продуктам своего труда, и препятствовать им в этом — значит ограничивать их трава собственности на продукт своего труда. 3 [Здесь в 3-м издании был опущен следующий отрывок первоначального текста: «Могут сказать, что. они встречаются не на равных условиях: капиталист, как богатый, может воспользоваться затруднениями рабочего и продиктовать какие ему будут угодны условия. Несомненно, он мог бы поступить так, будь он единственным капиталистом. Капиталисты сообща могли бы поступить так, если бы они не были столь многочисленны для того, чтобы объединиться и действовать как единое целое. Но при современном положении вещей они не располагают таким преимуществом. Там, где объединение невозможно, условия соглашения зависят от конкуренции, т. е. от количества капитала, обеспеченного коллективной воздеря{анностъю общества и сопоставляемого с числом рабочих».] 4 [Следующие два предложения, до слова «Ирландия», во 2-м издании (1849 г.) заменили следующий отрывок первоначального текста: «Объединенное управление со стороны государства не заставит капитал пойти дальше или предложить рабочим более благоприятные условия труда до тех пор, пока либо не принудит общество в целом к более жесткой экономии, либо не установит более жесткие ограничения численности трудящегося населения. Невозможно увеличить частное, приходящееся на долю каждого-рабочего, не увеличив делимое или не уменьшив делитель». В 3-м издании во вставленный вместо приведенного отрывок были внесены слова «в гораздо... Англии».] 36* § 2. Прежде чем приступить к рассмотрению вещей, которые принцип частной собственности не включает в себя следует особо оговорить еще одну вещь, охватываемую этим принципом, — то, что право собственности на некоторый предмет по истечении определенного времени должно предоставляться в силу давности владения им. В соответствии с основополагающей идеей собственности поистине ничто, приобретенное посредством насилия или мошенничества или распределенное в неведении об уже существующем у какого-либо иного лица праве собственности на распределяемый предмет, не должно рассматриваться как собственность, но в интересах безопасности законных владельцев необходимо, чтобы им не досаждали обвинениями в несправедливом приобретении тогда, когда по прошествии времени свидетели приобретения неизбежным образом погибают или исчезают из виду и уже нельзя выяснить подлинный характер сделки. Право на владение некоторой вещью, неоспариваемое в юридическом порядке в течение умеренного числа лет, должно стать полным правам, каким оно и является в соответствии с законами всех стран. Даже в тех случаях, когда какая-то вещь была приобретена неправедным образом, лишение, возможно Ъопа fide (по доброй воле, без злого умысла), владельцев обладания ею поколение спустя да результате возобновления права, которое долгое 'время пребывало в забвении, было бы, вообще говоря, большей несправедливостью и почти всегда приносило бы больший вред и отдельным лицам, и обществу в целом, чем если бы случившуюся несправедливость оставили неисправленной. То, что право, искони справедливое, должно быть аннулировано простым истечением времени, может показаться жестоким; но существует время, по истечении которого (говоря даже об отдельном случае, безотносительно к общему воздействию на безопасность владения) восстановление забытых прав было бы еще большей несправедливостью. Несправедливости, случающиеся между людьми, подобны землетрясениям и другим природным бедствиям в том, что чем дольше они остаются неисправленными, тем значительнее становятся препятствия к их исправлению, препятствия, возникшие в результате последующего роста того, что было вырвано с корнем или вывернуто наружу. Ни в .одном деле, хотя бы самом простом и ясном, люди не руководствуются соображением о том, что ныне следует сделать нечто потому, что это было впору сделать 60 лет назад. Вряд ли стоит отмечать, что эти причины невмешательства в совершенные давно акты несправедливости не могут быть приложены к несправедливым системам или учреждениям, поскольку дурной закон или дурная практика составляют не единичный и совершенный в отдаленном прошлом плохой акт, но обусловливают постоянное повторение дурных актов, пока такой закон или такая практика продолжают действовать. Таковы основные черты частной собственности. Теперь следует рассмотреть, в какой степени формы существования этого института в различных состояниях общества, включая нынешнее, являются необходимыми следствиями его основного принципа или продиктованы теми причинами, на которых этот институт основан. § 3. Собственность не подразумевает ничего, кроме права каждого человека, мужчины или женщины, на свои способности,на то, что он может произвести с их помощью, и на что бы то ни было, что ему удастся выручить за произведенные им товары путем честного обмена; а вместе с этим правом и право каждого отдавать, если он того пожелает, свою собственность любому другому лицу, и право этого другого лица принимать продукт чужого труда и пользоваться им. Из этого следует, таким образом, что, хотя право завещать или делать посмертный дар составляет часть идеи частной собственности, право наследования в отличие от права оставления наследства не входит в понятие частной собственности. То, что собственность людей, не распорядившихся ею при своей жизни, переходит к их детям и, если таковых нет, к ближайшим родственникам, может быть правильным или неправильным порядком, но не является следствием принципа частной собственности.Хотя решение таких вопросов связано со множеством соображений, отличных от соображений политической экономии, выдвижение на суд мыслящей публики того мнения по (Этим вопросам, которое более всего импонирует уму автора, не противоречит замыслу этой работы. Не следует извлекать какую-либо презумпцию в пользу существующих по этому вопросу идей из их древности. В ранние века собственность умершего переходила к его детям it ближайшим родственникам столь естественным и очевидным образом, что едва ли можно придумать какой-либо иной, способный конкурировать с ним порядок. Во-neipsbix, дети и родственники умершего обычно находились тут же; все они являлись владельцами наследства, и если они не имели на это никаких иных прав, то по крайней мере имели право первого захвата, столь важное на ранних этапах развития общества. Во-вторых, они уже были некоторым образом совместными владельцами собственности умершего еще при его жизни. Если это была собственность на землю, то обычно государство даровало ее скорее семье, чем отдельному человеку, если собственность состояла из скота и движимого имущества, то ее, вероятно, приобретали и безусловно охраняли и защищали объединенными усилиями все члены семьи, способные по возрасту трудиться или сражаться. Исключительная личная собственность в современном смысле этого понятия едва ли существовала в представлениях того времени, и когда глава рода умирал, то после него действительно не оставалось ничего, кроме его доли при разделе, перешедшей к тому члену рода, который унаследовал его власть. Распорядиться собственностью иначе значило бы разрушить маленькое сообщество, объединенное представлениями, интересами и привычками, рассеять его членов по свету. Эти соображения, хотя и осознанные скорее чувством, нежели умом, оказали столь огромное воздействие на мышление людей, что породили идею о прирожденном, неотъемлемом праве детей на владения их предков — праве, опровергнуть которое человечество оказалось не в силах. В обществе, находившемся в состоянии дикости, право оставлять наследство редко пользовалось признанием; ярким доказательством этому, даже если б не было других, служит то, что понятие собственности было совершенно иным, чем в настоящее время *. Но феодальная семья, последняя историческая форма патриархальной жизни, давно исчезла, и ныне ячейкой общества является не семья или клан, состоящие из всех
* [1862 г.] Отличные примеры этому и многим сходным моментам можно найти в серьезном труде: Maine. Ancient Law and its Relation to Modern Ideas. считающихся потомками одного предка людей, а индивидуум или, самое большее, пара индивидуумов вместе с их не освободившимися от родительской опеки детьми. Ныне собственность является неотъемлемым правом не семей, а индивидуумов; дети, вырастая, не участвуют в занятиях или состоянии .родителей, а -если даже я участвуют в денежных операциях родителей, то делают это ради удовольствия отца или матери, не пользуясь правом голоса в отношении владения и управления всем состоянием, но обычно получая в исключительное пользование некоторую его часть; и по крайней мере в Англии родители вправе (за исключением тех случаев, когда препятствием тому являются законы, закрепляющие порядок наследования земли без права отчуждения или передачи всего имения семьи старшему в роду) лишить наследства даже собственных детей и передать свое состояние посторонним лицам. Более дальние родственники, как правило, почти так же отдалены от семьи, как если б они вообще никоим образом не были с нею связаны. Единственным правом, которым, как считается, они пользуются по отношению к своим более состоятельным родичам, является право на предпочтение, caeteris paribus (при прочих равных условиях), при получении выгодных должностей и на некоторую помощь в случае крайней необходимости. Столь существенное изменение в общественном устройстве необходимым образом создает значительное различие в основаниях, на которых должно зиждиться распоряжение собственностью по праву наследования. Основаниями, которыми современные авторы обычно оправдывают передачу собственности лица, не оставившего завещания, являются, во-первых, предположение о том, что закон, распорядившись с собственностью такого лица надобным образом, с большей вероятностью совершает то, что сделал бы сам умерший владелец собственности, когда бы позаботился при жизни выразить свою волю; и, вочвто-рых, предположение о тяготах, которые постигнут тех, кто, живя вместе с родителями и пользуясь их состоятельностью, будет лишен наслаждений богатством и низвергнут в нищету и лишения. Оба эти аргумента не лишены убедительности. Несомненно, закон должен исполнить по отношению к детям и иждивенцам человека, который умер, не оставив наследства, все, что сделал бы во наполнение своих обязанно- стей родителя или покровителя5 умерший, насколько то может быть известно кому-либо, кроме него самого. Но поскольку закон не может выносить решения на основании притязаний отдельных лиц, но должен руководствоваться общими правилами, необходимо рассмотреть далее, какими эти правила должны быть. Прежде всего мы можем заметить, что никто не обязан оставлять материальное обеспечение лицам, приходящимся родственниками по боковым линиям, если для того нет особых, касающихся конкретного человека оснований. Ныне никто и не ожидает этого, за исключением случаев, когда нет прямых наследников, да и в таких случаях не ожидали бы, если положения закона, касающиеся собственности, владелец которой умер, не оставив завещания, не порождали таких надежд. Следовательно, я не вижу никаких оснований, согласно которым наследование собственности умершего лицами, приходящимися ему родственниками по боковым линиям, вообще должно существовать. Вентам давным-давно выдвинул предложение (и другие высокие авторитеты согласны с этим мнением) о том, чтобы в случае отсутствия завещания и наследников по нисходящей или восходящей прямой линии родства собственность умершего переходила к государству как выморочное имущество. Маловероятно, чтобы это предложение оспаривали постольку, поскольку оно касается более дальних степеней родства по боковым линиям. Не многие станут утверждать, что существует какая-то веская причина, по которой сбережения какого-нибудь бездетного скряги должны после его смерти (как случается сплошь и рядом) пойти на обогащение дальнего родственника, никогда не видавшего умершего, возможно, никогда не считавшего себя его родственником, если это родство не сулило известной выгоды, и имеющего на это состояние не больше морального права, чем совершенно посторонний умершему человек. Но суть этого довода от- 5 [Публикуемая далее часть этого абзаца заменила в 3-м изда^ нии (1852 г.) следующий первоначальный текст: «Но по случай-. ности, или небрежности, или по более скверным причинам не сделал. Возможно ли посредством государственного управляющего состояниями лиц, не оставивших завещаний, установить конкрет-. ные потребности и осуществить справедливость в конкретных слу-. чаях — это довольно сложный вопрос, вдаваться в который я воз-. Держиваюсь. Я лишь рассмотрю то, что можно было бы с лучшими основаниями установить в качестве общего правила».] 24 Заказ № 363 носится ко всем родственникам по боковым линиям в одинаковой мере, даже к самым близким. Родственники по боковым линиям не имеют каких-либо реальных прав, кроме тех, на какие могли бы с равным основанием ссылаться и неродственники; и в том, и в другом случае, если существуют действительные права на наследство, то соответствующим способом учета этих прав является посмертный дарб. Права детей иного рода: эти права реальны и неотъемлемы. Вешаюсь, однако, заметить, что даже эти права не всегда правильно понимают — то, что положено детям, в одних отношениях недооценивают, в других, как мне представляется, преувеличивают. Одной из главнейших обязанностей, заключающейся в том, что родители не должны производить детей на свет, если не могут содержать их в достатке, пока они малы, и воспитать их так, чтобы у них была возможность обеспечивать себя, когда они вырастут, на практике пренебрегают, а в теории от нее отделываются постыдным для человеческого ума образом. Вместе с тем, если родитель обладает собственностью, то права его детей на эту собственность являются, как мне кажется, предметом заблуждения противоположного свойства. Какое бы состояние ни получил по наследству или тем более ни (Приобрел родитель, я не могу согласиться с тем, что он несет по отношению к своим детям обязанность сделать их без каких-либо усилий с их стороны богатыми только потому, что они его дети. Я не согласился бы с этим даже в том случае, если бы унаследованное таким образом состояние всегда и несомненно шло на пользу самим детям. Но это в высшей степени сомнительно. Это зависит от характера человека. Не предполагая крайностей, можно утверждать, что в большинстве случаев в интересах не только общественного блага, но и частных лиц была бы передача по наследству 6 [Начиная с 3-го издания (1852 г.) опускается следующей фрагмент первоначального текста: «Если какие-либо близкие родственники умершего и известные как таковые пребывают в нужде, им можно было бы выделить при распределении государством имущества человека, не оставившего завещания, пожертвование или маленькую пенсию. Это было бы справедливостью или великодушием, каких они не испытывают при современных законах, поскольку по современным законам все отходит к ближайшим родственникам по боковой линии, как бы не велика была нужда более дальних родичей».] детям не большого, а умеренного обеспечения. Многие рас-;удительные родители сознавали справедливость этого утверждения, ставшего общим местом в сочинениях древних и новейших моралистов, и действовали бы в соответствии с ним гораздо чаще, если бы не позволяли себе в большей мере сообразовываться с тем, что другие люди считают полезным для их детей, нежели с тем, что действительно полезно их детям. Обязанностиродителей по отношению к детям — это обязанности, неразрывно связанные с фактом порождения человеческого существа. Родитель обязан перед обществом прилагать усилия к тому, чтобы сделать своего ребенка хорошим и полезным членом общества, а перед своими детьми — дать им в той мере, в какой это зависит от него, такое образование и такие орудия и средства, какие позволят им вступить в жизнь с хорошими шансами достичь преуспеяния собственным трудом. На это имеет право каждый ребенок; и я не могу согласиться с тем, что он, как ребенок, имеет право на большее. Можно привести пример, в котором эти обязательства выступают в подлинном свете, без каких-либо скрывающих или запутывающих их суть внешних обстоятельств; это пример с незаконнорожденным ребенком. Принято считать, что отец должен предоставить своему незаконнорожденному ребенку такое обеспечение, какое позволило бы этому ребенку вести вполне хорошую в целом и общем жизнь. Я придерживаюсь мнения, что никакому ребенку, просто как ребенку, не полагается нечто большее, чем то, что признано положенным незаконнорожденному ребенку, и что ни один ребенок, получивший такое обеспечение, не имеет каких-либо поводов для недовольства, кроме несбывшихся ожи^ Дании, если остальная часть родительскою состояния предназначается на общественные нужды или в пользу лиц, которых родитель предпочел вознаградить. Вообще говоря, для того чтобы предоставить детям ту справедливую возможность на хорошую жизнь, на которую они имеют право, их не следует с малолетства воспитывать в привычках к роскоши, на удовлетворение которых они не будут иметь средств в дальнейшей жизни. Это опять-таки является обязанностью, часто и вопиющим образом нарушаемой лицами, которые имеют доходы, ограниченные определенными сроками, и оставляют в наследство незначительную собственность. Если дети бог'атых 24* родителей сжились, что с их стороны естественно, с привычками, соответствующими расходам, которые позволяют себе их родители, то родители, в общем, обязаны дать им более крупное обеспечение, чем было бы достаточно для детей, воспитанных иначе. Я говорю «в общем» потому, что даже здесь существует еще одна сторона вопроса. Вполне возможно отстаивать предположение о том, что для сильной натуры, которой придется пробивать себе дорогу в стесненных обстоятельствах, раннее познание некоторых ощущений и реальностей богатства является преимуществом — как для формирования характера, так и для счастья бытия. Но допустим, что дети, воспитанные в привычке к роскоши, получить которую они в дальнейшем едва ли смогут, имеют .справедливое основание для жалоб, и что их притязания являются, таким образом, обоснованием для получения обеспечения, в какой-то мере обус-> ловлен'ного характером данного им воспитания; однако это такое притязание, которое особенно часто подвержено тенденции выходить за пределы его разумных границ. Данный случай — это как раз случай младших детей из семей аристократии и землевладельческого джентри, основная часть состояния у которых переходит к старшему сыну. Прочие сыновья, обычно многочисленные, воспитываются в тех же привычках к роскоши, что и будущий наследник, и получают в качестве доли младшего брата, в общем, то, что и диктует суть дела, а именно обеспечение, которого достаточно для того, чтобы они сами, но не их жена или дети могли поддерживать привычный образ жизни. Действительно, ни для одного мужчины то, что он должен собственным трудом добыть средства для вступления в брак и содержания семьи, не является поводом для недовольства. Таким образом, я полагаю, что в том случае, когда единственными принимаемыми в расчет соображениями являются, говоря коротко, справедливость дела и подлинные интересы отдельных лиц и общества, предоставление младшим детям обеспечения, такого, какое признают достаточным для незаконнорожденных детей, составляет все, что родители обязаны сделать по отношению к своим детям, и соответственно все, что должно сделать государство по отношению к детям тех людей, которые умерли, не оставив завещаний. Я считаю, что избыток (средств, если такой имеется, можно по справедливости обратить на обтоптанные нужды. Не следует, однако, думать, будто бы я советую родителям никогда не делать для детей больше того, чем то, на что дети имеют моральное право-просто как дети. Сделать для детей гораздо больше в некоторых случаях настоятельно необходимо, во многих случаях похвально и во всех случаях допустимо. Средства к этому, впрочем, предоставляет право завещания. Не дети, а родители должны иметь право оказывать знаки любви, вознаграждать услуги и жертвы и даровать свои богатства в соответствии со своими предпочтениями или собственными суждениями о том, как следует распорядиться своим состоянием. § 4. Должно ли само право завещания быть подчинено" ограничению — это вопрос, имеющий в конечном счете-огромную важность. В отличие от наследования cib intestate* (без завещания), право дарения является одним из атрибутов собственности; собственность на какую-либо вещь без права ее владельца дарить ее, посмертно или прижизненно, по своему усмотрению нельзя считать полной, и все доводы, говорящие в пользу существования частной собственности, говорят pro tanto (соответственно) и &•• пользу этого расширения ее. Но собственность — всего лишь средство для достижения цели, не сама цель. Подобно всем прочим вытекающим из собственности правам, В' даже в большей степени, чем большинство таких прав, право завещания может осуществляться образом, противоречащим постоянным интересам человеческого рода. Так происходит тогда, когда завещатель, не довольствуясь завещанием имения лицу А, предписывает, чтобы после-смерти А имение перешло к его старшему сыну, к сыну этого сына и так далее, всегда в таком порядке. Несомненно, что иногда люди, в 'надежде обеспечить семью навечно, трудятся ради приобретения состояния с большей энергией; но вред, наносимый обществу такими владениями на вечные времена, перевешивает ценность этого побуждения к труду, а для людей, имеющих возможность составить крупные состояния, побуждения к труду и без того достаточно сильны. Сходное злоупотребление правом дарения имеет место и в том случае, когда человек, который совершает похвальный поступок, оставляя собственность на общественные нужды, пытается навечно предписать детали применения этой собственности; когда, осно- вывая, например, учебное заведение, он на веки вечные предписывает, какие науки следует в нем преподавать. Поскольку невозможно, .чтобы кто-либо ведал, какие теории будут заслуживать изучения спустя века после его смерти, закон не должен придавать силу подобным распоряжениям собственностью .иначе, чем подчинив эти распоряжения постоянным пересмотрам (по истечении определенных периодов), осуществляемым соответствующим органом. Существуют очевидные ограничения. Но даже элементарнейшее осуществление права завещания, заключающееся в определении лица, к которому перейдет собственность завещателя сразу после его смерти, всегда считалось одной из тех привидений, которые следовало бы ограничить или модифицировать в соответствии с представлениями о целесообразности. Вводившиеся до настоящего времени ограничения почти всецело были в интересах детей. В Англии это право в принципе не ограничено, и почти единственное препятствие ему возникает из распоряжения прежнего собственника, вследствие которого лицо, являющееся в данный момент держателем состояния, не может завещать своего имущества, так как владеет им лишь пожизненно, а следовательно — ему нечего завещать. Согласно римскому праву, на котором главным образом основывается гражданское законодательство стран континентальной Европы, первоначально завещание не разрешалось вовсе, и даже после того, как оно было допущено, предусматривалосьвыделение в обязательном порядке legitima portio (законной доли) для каждого ребенка; и подобный закон все еще действует у некоторых континентальных народов. Согласно действующему после революции французскому праву, родитель может распорядиться по своему усмотрению лишь частью своего имущества, равной доле одного ребенка, причем доли всех детей равны. Это закрепление, как можно назвать такой порядок, основной части собственностиза детьми, вместе взятыми, представляется мне столь же малооправданным, как и закрепление всей собственности за одним ребенком, хотя установленный во Франции порядок не оскорбляет идею .справедливости столь же непосредственно. Я не могу согласиться с тем 7, что родители должны быть при- 7 [Так начиная с 3-го издания (1852 г.). Первоначальный текст был таков: «Вызывает сомнение, должны ли...» и т. д.] яуждаемы к тому, чтобы оставлять своим детям даже то обеспечение, на которое, по моему убеждению, последние, как дети, имеют моральное право. Детей можно лишить этого права вследствие того, что они, в общем, недостойны ело яши по причине их особенно дурного поведения по отношению к родителям; дети могут иметь иные средства к существованию или планы на будущее; данное моральное право детей может быть полностью удовлетворено тем, что сделано для них ранее посредством предоставления им образования и продвижения их в жизни, или, наконец, другие люди могут иметь права более высокого порядка, нежели права детей 8. Во французском праве крайнее ограничение права завещания было принято в качестве демократической меры для того, чтобы разрушить право первородства и противодействовать присущей наследуемой собственности тенденции концентрироваться крупными массами. В теории я согласен с тем, что эти цели в высшей степени желательны; но думаю, что используемые для их достижения средства не самые разумные. Если бы я создавал свод законов, руководствуясь тем, что представляется мне, в сущности, наилучшим, не принимая во внимание реальные мнения и чувства, то предпочел бы ввести ограничения не на то, что люди могут дарить, а на то, что следовало бы дозволять людям получать в дар или по наследству. Каждому человеку следовало бы предоставить право распоряжаться всей своей собственностью по своей воле; но не бросать всю свою собственность щедрой рукой на обогащение какого-то одного лица сверх определенного максимума, который надобно установить на уровне, достаточно высоком для того, чтобы предоставить средства для обеспечения благосостояния и независимости. Имуществен-ные неравенства, (возникающие вследствие неодинаковых свойств человеческой натуры, таких, как трудолюбие, бережливость, упорство, талант и даже до известной степени 8 [В 3-м издании здесь был опущен следующий отрывок первоначального текста: «Но как бы то ни было с простым обеспечением, я считаю, что справедливость и целесообразность всецело против того, чтобы кто-то был принуждаем делать нечто сверх этого. То, что кто-то с детства уверен в том, что унаследует крупное состояние независимо от доброй воли и любви другого человека, является, если только не действуют весьма благотворные влияния иного рода, почти фатальным моментом в образовании этого человека».] удача, неотъемлемы от принципа частной собственности, л если мы принимаем этот принцип, то должны мириться и с этими его последствиями; но я не вижу ничего предосудительного в установлении предела тому, что любой человек может обрести просто по милости других, без какого-либо применения своих способностей, и в предъявлении к такому человеку требования трудиться ради получения большего доступа к богатству, если он того желает *. Не думаю, чтобы степень ограничения, которую наложат на право завещания, была бы обременительна для любого завещателя, знающего подлинную ценность крупного состояния, ценность, заключающуюся в удовольствиях и благах, которые можно купить на эти средства; даже при самой преувеличенной оценке этих удовольствий и благ каждому должно быть очевидно, что разница в счастье, испытываемом обладателем состояния, которое обеспечивает умеренную независимость в средствах, и обладателем состояния, в пять рае более крупного, незначительна по сравнению с наслаждением, которое можно было бы дать, и постоянными выгодами, которые можно было бы распространить, распорядившись с четырьмя пятыми этого крупного состояния каким-то иным образом. Действительно, до тех пор пока на практике преобладает мнение о том, что самое лучшее, что можно сделать для любимых существ, — это осыпать их до пресыщения теми, в сущности, бесполезными вещами, на которые по боль-•шей части тратятся крупные состояния, в принятии подобного закона было бы мало пользы, даже если бы удалось добиться его принятия, поскольку если существует такая склонность, то найдется и сила обходить этот закон. * [1865 г.] В том случае, если капитал используется его владельцем в каких-нибудь производственных операциях, имеются веские основания сохранить за ним право передавать все занятые фактически в одном предприятии капиталы одному лицу. То, что он будет иметь возможность передать предприятие под контроль того из своих наследников, кого считает наиболее способным управлять этим предприятием хорошо и эффективно, есть благо; и тем самым будет устранена необходимость (часто возникающая •и вызывающая неудобства в условиях французского права) ликвидировать промышленное или коммерческое предприятие по смерти его главы. Подобным же образом следует разрешить собственнику, передающему одному из своих наследников моральное бремя содержать родовое имение, парк или угодья для игр, даровать вместе с этим и такую сумму имущества, какая необходима для приличного выполнения этого. Закон будет бесполезен до тех пор, пока не будет энер-гично поддержан общественным мнением, что (судя по прочной приверженности общественного мнения во Франции к закону о принудительном разделе наследства) весьма возможно в некоторых состояниях общества и при некоторых системах правления, как бы ни противоречило такой возможности современное положение в Англии. Если бы данное ограничение удалось осуществить практически, это принесло бы огромную пользу. Богатство, которое нельзя было применять для сверхобогащения9 немногих, пошло бы либо на общественно полезные цели, либо же, переходя к частным лицам, распределилось бы среди большего числа людей. По мере того как те огромные состояния, которые никому не нужны для каких-то личных целей, кроме тщеславия или вредного могущества, будут становиться все мадочисленнее, произойдет огромное увеличение числа лиц, не стесненных в средствах, обладающих благами досуга и всеми теми подлинными наслаждениями, какие дает богатство, исключая наслаждение тщеславием; появится класс, который будет гораздо более полезным образом, нежели ныне, оказывать обществу те услуги, каких народ, имеющий пользующиеся досугом классы, вправе ждать от них — либо от их непосредственных трудов, либо от тона, который они задают чувствам и вкусам общественности. Большая доля накоплений, образовавшихся в результате успешного труда, также будет, вероятно, передана на общественные нужды, либо посредством прямого завещания государству, либо посредством пожертвований в пользу учреждений, как уже и происходит в значительной мере в Соединенных Штатах, где идеи и практика, касающиеся наследования, выглядят необычайно рациональными и благотворными *. 9 [Приставка «сверх» была внесена в 3-м издании (1852 г.).] * «Щедрые завещания и пожертвования на общественные це-ли, как на нужды благотворительности, так и на нужды образования, составляют поразительную черту новейшей истории Соединенных Штатов и Новой Англии в особенности. У богатых капиталистов вошло в обычай оставлять по завещанию часть своего состояния в качестве пожертвований в пользу общественных учреждений, некоторые богатые люди и при жизни делают огромные денежные пожертвования на те же цели. Здесь нет обязательного закона о равном разделе собственности между детьми, как во Франции, а с другой стороны, нет и обычая передачи всего семейного состояния старшему сыну, или права первородства, как-в Англии, так что люди богатые могут свободно делить свои
§ 5. Следующим моментом, который надлежит рассмотреть, является вопрос о том, пршюяшмы ли основания, на которых покоится институт собственности, ко всем вещам, на которые в настоящее время признано право исключительной собственности, и если это не так, то какими иными доводами оправдано это .признание. Поскольку основополагающий принцип собственности заключается s предоставлении всем гарантии на обладание тем, что создано их трудами и накоплено благодаря их .бережливости, этот принцип нельзя приложить к тому, что не является продуктом труда — ik необработанной субстанции земли. Если бы производительная сила земли была всецело определена природой и ни в коей мере не трудом или если бы имелись средства выяснять, что и насколько обусловлено каждым фактором, то допустить, чтобы отдельные лица завладели дарам природы и монополизировали его, не только означало бы сделать пустое, ненужное дело, но и было бы верхом несправедливости. Землепользование в сельском хозяйстве действительно по необходимости должно быть исключительным. В продолжение определенного времени человеку, который вспахал и засеял поле, должно позволить и собрать урожай; но земля может поступать в пользование лишь на один год, как это было у древних германцев; или можно периодически осуществлять ее передел, по мере роста населения; или, наконец, государство может выступать в роли единственного землевладельца, а земледельцы могли быть арендаторами, держащими «вой угодья на основании срочного или бессрочного договора. Но хотя земля и не является продуктом труда, большинство ее ценных качеств являются таковыми. Труд есть богатства между родственниками и обществом; учредить майорат здесь невозможно, и родители часто имеют счастье видеть задолго до своей смерти, что все их дети хорошо обеспечены и независимы. Я видел список завещаний и пожертвований, сделанных в течение последних 30 лет в пользу религиозных, благотворительных и литературных учреждений в одном лишь штате Массачусетс, и эти пожертвования составляли не менее 6 млн. долл., или более 1 млн. ф. ст.» —Lye 11. Travels in America, vol. I, p. 263. [1852 г.] В Англии, любой человек, имеющий каких-нибудь близких родственников, завещая на общественные или благотворительные цели нечто большее, чем пустячные посмертные дары, делает это с риском, что после смерти будет объявлен присяжными сумасшедшим или по крайней мере что его состояние будет растрачено на тяжбы с целью уничтожить завещание. не только необходимое условие использования земли как орудия производства, но почни столь же необходим для ее преображения. Значительный труд часто требуется с самого начала для расчистки земли под угодья. Во многих случаях, даже когда земля расчищена, производительность ее является всецело следствием труда и искусства. Бедфордская равнина производила мало сельскохозяйственной продукции или даже ничего до тех лор, пока не была осушена. Ирландские болота мало что могут произвести, за исключением топлива, до тех пор, пока и с ними не сделают того же. Во Фландрии, в округе Базе труд настолько облагородил одну из самых неплодороднейших почв в мире, подобную по своему составу пескам Гудвина, что эти земли стали одними из наиболее урожайных в Европе. Земледелие нуждается также в постройках и изгородях, которые всецело являются продуктами труда. Плоды этого труда нельзя пожать в короткие сроки. Труд и затраты приходится совершать немедленно, выгоды же от них распространяются на многие годы, возможно на все будущее. Человек, в настоящее время владеющий землей, не станет прилагать этого труда и делать вложения, если выгода от них пойдет не ему, а другим, посторонним людям. Если он осуществляет такие улучшения, то должен иметь достаточно времени в будущем, чтобы извлечь из них прибыль, и ни в каком другом случае он не питает такой уверенности в том, что всегда будет иметь достаточное для этого время, как в том, когда его аренда является вечной *. * «То, что придавало человеку смекалку и упорство в труде, что заставляло его направлять все свои усилия к цели, полезной для человеческого рода, была мысль о вечном владении. Земли, нанесенные реками по течению, всегда самые плодородные, но в то же время им постоянно грозит опасность наводнения или они бывают испорчены болотами. Под гарантией вечного владения предприняли длительные и тяжкие труды, чтобы осушить болота, воздвигнуть дамбы против наводнений, распределить по ирригационным каналам благотворные воды на те поля, которые та же вода обрекла на бесплодие. Полагаясь на ту же самую гарантию, человек, не довольствуясь более ежегодными продуктами земли, выявил среди дикой растительности те многолетние растения, кустарники и деревья, которые могли быть ему полезны, улучшил их посредством культивирования, изменил, можно сказать, самое их естество и размножил их. Есть плоды, доведение которых до их нынешнего совершенства потребовало столетий культивирования, другие же были вывезены из отдаленнейших районов. Для того чтобы обновлять почву, делать ее более плодо- § 6. Существуют причины, составляющие с экономической точки зрения оправдание собственности на землю. Можно заметить, что они имеют силу лишь постольку, поскольку собственник земли улучшает ее. Как только землевладелец в любой стране перестает, в общем, улучшать землю, у политическойэкономии не находится слов в защиту земельной собственности в том виде, в каком она •существует. Ни одной здравой теорией частной собственности никогда не предполагалось, что собственник земли должен просто пользоваться ею, как синекурой. В Великобритании землевладелец зачастую улучшает землю. Но нельзя оказать, чтобы английские землевладельцы в целом были таковы. А в большинстве случаев английский землевладелец предоставляет право обработки земли • на таких условиях [1848 г.], которые не позволяют делать улучшения и любому другому. В южной части острова, где обычно не .заключают договоров об аренде, едва ли можно делать постоянные улучшения иначе, чем на капитал землевладельца; соответственно юг Англии по сравнению с ее северной частью и южной частью Шотландии все еще является крайне отсталым в смысле сельскохозяйственных улучшений. Истина состоит в том, что любое общее улучшение земли землевладельцами едва ли совместимо с законом или обычаем первородства. Когда земля целиком отходит к одному наследнику, она переходит к нему обыкновеннобез всяких денежных средств, которые позволили бы ему улучшить ее, ибо личная собственность расходится на обеспечение младших детей, да и сама земля зачастую тяжко обременена долгами по той же самой причине. Поэтому лишь малая часть земле- •родной посредством перемешивания ее частиц и соприкосновения с воздухом, люди вскрыли вспашкой землю на большую глубину; они закрепили на склонах холмов почву, которая могла бы сползти вниз, и покрыли лик страны растительностью, повсюду богатой и полезной для рода человеческого. Среди их трудов есть такие, плоды которых будут пожаты лишь через 10 или 20 лет, есть и такие, которые будут еще приносить пользу потомкам спустя несколько веков. Все действуют сообща, увеличивая производительную силу природы, обеспечивая человечество неизмеримо более богатым доходом, доходом, значительную часть которого потребляют те, кто не имеет доли в собственности на землю, но кто не обрел бы средств к существованию, если бы не то присвоение земли, по которому они на первый взгляд были лишены прав на .нее».— Sis mon di. Etude sur 1'Economie Politique, Troisieme Es-:sai. De la Richesse Territoriale. владельцев располагает средствами для проведения дорогостоящих улучшений, если только остальные не осуществляют их на деньги, взятые в долг, увеличивая тем самым заклады, которыми в большинстве случаев земля уже была обременена к тому времени, как они вступили во владение ею. Но положение владельца, обремененного большими закладными имения, столь непрочно, бережливость столь неприятна человеку, видимое состояние которого во много раз превышает его реальные доходы, а колебания ренты и цен, поглощающие только часть его дохода, представляются столь грозными тому, кто может назвать своим собственным очень немногое, кроме этой части дохода, что не удивительно, если лишь немногие землевладельцы оказываются в состоянии принести немедленные жертвы ради будущей прибыли. Даже если бы они вообще имели к тому сильную склонность, только те люди могут сделать это благоразумно, кто серьезно изучил принципы научного ведения сельского хозяйства, а крупные землевладельцы редко изучают что-либо серьезно. По крайней мере они могли бы дать фермерам побуждения к совершению того, что сами они не хотят или не могут сделать; но, даже заключая договоры об аренде, землевладельцы связывают своих арендаторов соглашениями, основанными на обычаях устаревшего и отвергнутого земледелия, что вызывает в Англии общее недовольство [1848 г.]; тогда как большинство из них, вообще отказывая в заключении договоров об аренде и не предоставляя фермеру никакой гарантии на сохранение арендуемого участка в течение срока более длительного, чем один сельскохозяйственный сезон, включая жатву, держат землю в состоянии, немногим более благоприятствующем улучшению, чем во времена наших варварских предков, которые ...immetata quibus jugera liberas Fruges et Cererum ferunt, Nee cultura placet longior annua. (...из земель, не разделенных, свободно собирали Плоды и Церере приносили их, Те, что угодно было дать земледелию в течение года.) Таким образом, земельная собственность в Англии очень далека от того, чтобы полностью удовлетворять условия, которые делают земельную собственность экономически оправданной.Но если эти условия недостаточно исполнены даже в Англии, то в Ирландии они [1$48 г.]не выполнены вовсе. За отдельными исключениями (некоторые из них весьма похвальны), владельцы ирландских поместий ничего не делают для земли, кроме того, что выкачивают из нее ее продукт. То, что так язвительно было сказано в ходе дискуссий об «особом бремени» — что величайшим «бременем земли» являются землевладельцы, — в буквальном смысле справедливо по отношению к ним. Ничего не возвращая земле, они поглощают весь ее продукт, за исключением того картофеля, который положительно необходим жителям, чтобы не умереть с голоду; а когда у них появляется какой-нибудь проект улучшения, то предварительным -к его осуществлению шагом обычно является лишение людей даже этой жалкой малости, низведение их до нищеты, если не до голодной смерти *. Когда земельная собственность ставит себя в такое положение, ее уже нельзя защищать и настает время для установления нового порядка землевладения. Когда говорят о «неприкосновенности собственности», следует всегда помнить, что земельной собственности не свойственнатакая же неприкосновенность, как другим видам собственности. Земля не создана человеком. Она изначальное достояние всех людей. Ее присвоение всецело является вопросом общей целесообразности. В тех случаях, когда частная собственность на землю нецелесообразна, она несправедлива 10. Отлучение от того, что произведено другими людьми, ни для кого не является лишением, ибо люда не обязаны производить что-либо в пользу другого лица, которое, не получая доли в том, чего не существовало бы вовсе, если бы не труд других людей, ничего ие теряет. Но родиться на свет и обнаружить, что все дары природы уже присвоены друлими и вновь пришед- * [1862 г.]. Я настоятельно прошу читателя помнить о том, что этот абзац был написан 15 лет назад. Столь удивительны происходящие в наше время изменения и нравственные, и экономические, что за ними невозможно поспеть, не переписывая посто-янно работу, подобную этой. [В издании 1865 г. — «18 лет», в из-дании 1871 г. — «более 20 лет назад».] 10 [Это и предыдущее предложение в 3-м издании (1852 г.) заменили следующий первоначальный текст: «Существуют общественные причины для ее присвоения. Но если бы эти причины утратили свою силу, этот предмет стал бы несправедливым».] шим не осталось места, — это уже является определенной весправедливостыо. Для того чтобы примирить людей, которые некогда уже допустили в свое соанание мысль о том что они, как люди, обладают любыми моральными правами, с этим положением вещей, всегда будет необходимо убеждать их в том, что исключительное присвоение является благом для всего человечества, включая и их самих. Но это то, в чем нельзя было бы убедить ни одного здравомыслящего человека, если бы отношения между землевладельцем и земледельцем повсеместно были таковы, как в Ирландии. Даже те, кто с наибольшим упорством отстаивает права земельной собственности, сознают ее качественное отличие от соботв'енности других видов; и там, где основная масса членов общества лишена доли в собственности на землю и земельная собственность превратилась в исключительный атрибут меньшинства, люди обычно пытаются примирить ее, хотя бы в теории, со своим чувством справедливости, стараясь придать ей обязанности и возводя ее в статус либо моральной, либо юридической власти. Но если государство вправе рассматривать владельцев земли как должностных лиц общества, то, делая лишь один шаг далее, можно сказать, что государство вправе и избавляться от них. Право землевладельцев на землю всецело подчинено общей политике государства. Принцип собственности не предоставляет землевладельцам никакого иного права на землю, кроме права на компенсацию за любую часть их земельной собственности, какой государство может лишить их во имя своих интересов. На это землевладельцы имеют неотъемлемое право. Землевладельцы и владельцы какой бы то ни было собственности, признанной государством в качестве таковой, должны иметь гарантию в том, что не будут лишены своей собственности, не получив за нее ее денежной стоимости или ежегодного дохода, равного тому, какой они извлекали из этой своей собственности. Это причитается им в силу тех общих принципов, на которых покоится собственность. Если земля была приобретена на средства, полученные благодаря труду и воздержанию нынешних землевладельцев или их предков, компенсация причитается им на этом основании; даже если земля была приобретена иначе, компенсация все же причитается им на основании права давности. Для достижения цели, которая принесет пользу всему сообществу, никогда и не может быть необходимым принесение в жертву какой-то одной части этого сообщества. В тех .случаях, когда подлежащее отчуждению имущество является предметом какой-нибудь исключительной привязанности со стороны его собственника., компенсация должна быть больше, нежели простой денежный ее эквивалент. Но, соблюдая это условие, государство вправе поступать с земельной собственностью так, как того могут требовать интересы общества, вплоть до совершения, если этого потребуют общественные интересы, со всей земельной собственностью того, что делают с ее частью во всех тех слу^ чаях, когда принимают закон о прокладке железной дороги или новой улицы ". Общество слишком сильно за-: интересовано в должном возделывании земли и в условиях, связанных с владением землею, чтобы оставлять эти вопросы на усмотрение класса лиц, именуемых землевладельцами, в тех случаях, когда они показывают, что недостойны /такого доверия. Законодательная власть, которая могла бы, еети пожелала, превратить все сословие землевладельцев во владельцев государственных процентных бумаг или лиц, получающих пенсии, могла бы, a fortiori (тем более) коммутировать средние доходы ирландских землевладельцев в фиксированный налог за аренду и возвести арендаторов в статус собственников, при непременном условии 12, что полная рыночная стоимость земли будет выплачена землевладельцам в том случае, если они предпочтут такую выплату предложенному выше варианту компенсации. Нам еще представится возможность рассмотреть разнообразные формы земельной собственности и землевла-дешия, преимущества и недостатки каждой из них; в дан- 11 [В 3-м издании (1852 г.) был опущен следующий отрывок первоначального текста: «Я не утверждаю, будто бы случаи, в которых бы пригодилась для серьезного рассмотрения столь радикальная мера, могли встречаться часто. Но даже если государству никогда не придется на деле воспользоваться этой крайней своей прерогативой, ее тем не менее следует утвердить, поскольку принцип, дозволяющий большее, дозволяет и меньшее, и хотя бы никогда не появилось необходимости сделать все, что санкционировано этим принципом, сделать меньше, чем все, может быть не только целесообразно, но зачастую целесообразно в весьма высокой степени».] 12 [Вводное предложение («...без чего эти акты будут ничем не лучше грабежа») было опущено в 3-м издании (1852 г.).] ной главе мы сосредоточиваем внимание на самом праве собственности на землю, на основаниях, оправдывающих земельную собственность, и (как на естественных последствиях этих оснований) на условиях, которыми следовало бы ограничить право собственности на землю. То, что понятие собственности на землю следовало бы толковать в узком смысле и что во всех вызывающих сомнение случаях баланс должен складываться не в пользу собственника земли, представляется мне почти аксиомой. Совершенно противоположным образом обстоит дело с движимой собственностью и со всеми вещами, являющимися продуктом труда: владелец таких вещей должен обладать абсолютным правам на пользование ими и на исключительную собственность на них, кроме тех случаев, когда это право причиняет реальный вред другим; но в случае с собствен->* ностью на землю ни одному человеку не следовало бы предоставлять какого-либо исключительного права, если способность этого человека производить положительное благо нельзя доказать. Пользоваться дозволением вообще на какое-либо исключительное право в отношении части общего наследия тогда, когда есть другие, не имеющие вовсе никакой его части, — это уже привилегия. Никакое количество движимого имущества, которое человек может приобрести собственным прудом, не мешает другим приобрести такое же количество движимости теми же самыми средствами; в силу самой природы земельной собственности любой землевладелец отлучает других от пользования принадлежащей ему землей. Привилегию, или монополию, можно опра!вдывать только как необходимое зло; в тех случаях, когда она доведена до такого состояния, при котором из нее не проистекает компенсирующее благо, она становится несправедливостью. Исключительное право на землю с целью ее возделывания не предполагает еще исключительного права проходить по этой земле, и никакое подобное право не должно признаваться, разве что в степени, необходимой для того, чтобы защитить урожай от ущерба и личную жизнь владельца от вторжений. Поэтому попытка двух герцогов закрыть доступ в некоторые части шотландского нагорья [1848 г.] и лишить всех остальных людей многих квадратных миль гористой местности, ради того чтобы не тревожить диких животных, является злоупотреблением, так как она переходит законные праницы права земельной Заказ № 363 собственности. В тех .случаях, ноща земля не првдвазна-чается для возделывания, нельзя привести ни одного веского довода в пользу того, чтобы она вообще являлась частной собстшешшостью; и если кому-либо дозволено называть землю своею, то такому человеку следует знать, что он владеет землей с молчаливого согласия обществами на предполагаемом условии, что его ^владеайПГ землей, поскольку оно не приносит, вероятно, остальным членам общества никакой пользы, по крайней мере и не лишит их известной выгоды, которую они смогли бы извлечь из этой земли, не будь она присвоена. Даже если речь идет о возделываемой землю, то и тогда человек, которому закон дозволяет владеть тысячами акров земли в качестве только ему принадлежащей доли, хотя он всего лишь один из миллионов людей, не имеет права думать, будто бы все это дано ему затем, чтобы он пользовался или злоупотреблял этой землей, поступал с нею так, как если бы это не касалось никого, кроме него самого. Рента и прибыли, которые он может получить от этой земли, находятся в его полном распоряжении; но что касается земли, то во воем, что он делает с лею, и во всем, что воздерживается с нею делать, он морально обязан сообразовывать свои интересы и прихоти с общественной пользой, а во всех тех случаях, когда это необходимо, его следовало бы и принуждать к этому в законодательном порядке. Человечество в целом потпрежнему сохраняет свое изначальное право на почву той планеты, которую оно населяет, в такой мере, в какой это право совместимо с целями, ради которых человечество поступилось остальным. § 7. Помимо собственности на продукт труда и собственности на землю, есть другие вещи, являющиеся или являвшиеся субъектами права собственное ли, хотя на них права собственности не должны распространяться вовсе. Но поскольку цивилизованный мир, в общем, составил мнение по этим вопросам, здесь нет необходимости останавливаться на них подробно. Прежде всего это собственность на человеческие существа. Почти излишне замечать, что этот институт не может иметь места в любом обществе, выдвигающем хоть какие-то притязания на то, что оно основано на справедливости или товариществе между людьми. Но хотя это учреждение и несправедливо, все-таки в тех случаях, когда государство ясным образом уза-' копило его, ,и на протяжении жизни нескольких поколений людей покушали, продавали и наследовали с санкции закона, уничтожить эту собственность, не дав за нее полной ?•• компенсации, — значит совершить другую несправедливость. Этого зла удалось избежать при осуществлении в 1833 г. великой меры_ справедливости, меры, являющейся как одним из добродётельнейших, так и одним из самых благотворнейших в практическом отношении деяний из всех, когда-либо свершенных каким-либо народом коллективно. Другими примерами собственности, которую не следовало бы учреждать, являются права собственности на общественные должности; так, например, на судебные должности, продававшиеся при старом режиме во Франции, или наследственные права юрисдикции, которые в странах, не вполне вышедших из феодализма, передаются наследнику вместе с землей. В Англии примерами такого рода являются право собственности на офицерские патенты в армии [1848 г.] и право жаловать церковные приходы, назначать приходских священников. Иногда создают собственность на право облагать население налогами — например, при предоставлении монополии или другой исключительной привилегии. Более всего эти злоупотребления распространены в полуварварских странах, но встречаются и в самых цивилизованных. Во Франции есть [1848 г.] некоторые важные ремесленные и профессиональные группы, в том числе нотариусы, поверенные, печатники и (до недавнего времени) 13 пекари и мясники, численность которых ограничена законом. Патент или привилегия, (предоставляемая человеку, который входит в разрешенное законом число занимающихся той или иной профессией, обусловливает высокую рыночную цену на его услуги. Если дело обстоит таким образом, то при уничтожении данной привилегии отказать в компенсации было бы, вероятно, несправедливо. Есть другие случаи, в которых решение вопроса о компенсации вызывает большие сомнения. В этих случаях его решение зависит от того, что при даганых конкретных обстоятельствах следует считать достаточным основанием для признания права 1ВНОСТИ и было ли юридическое признание, которого удостоилось это злоупотребление, достаточным для превращения этого злоупотребления в институт или же это [Это дополнение внесено в 5-е издание (1862 г.).] 25* признание было равносильно только временному разрешению. Было бы абсурдно требовать компенсации за убытки, понесенные вследствие изменений в таможенных тарифах, которые, как всем известно, меняются из года в год, или за монополии, подобные тем, какие Тюдоры даровали отдельным лицам — за милости, которые оказаны деспотической властью и которые оказавшая их власть была вправе и в состоянии отменить в любой момент. Но довольно об институте собственности — предмете, рассмотреть который было необходимо в целях политической экономии, но при рассмотрении которого мы не могли ограничиться только экономическими соображениями. Теперь нам предстоит выяснить, на основе каких принципов и с какими результатами осуществляется распределение продукта земли и труда при отношениях, которые этот институт устанавливает между различными членами общества. ГЛАВА III ©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.
|