Здавалка
Главная | Обратная связь

ГЛАВА II ПРОДОЛЖЕНИЕ ТОЙ ЖЕ ТЕМЫ



§ 1. Далее необходимо рассмотреть, каково содержание идеи частной собственности и какими соображениями следовало бы ограничить применение этого принципа.

Сведенный к основной .своей сути, институт собствен­ности заключается в -признании за каждым человеком права на исключительное распоряжение предметами, ко­торые этот человек, мужчина или женщина, создал собст­венным трудам или получил, либо в дар, либо по справед­ливому соглашению, без применения силы или обмана, 'от людей, создавших эту вещь. Основой всего является право работающего па то, что он сам произвел. Следова­тельно, пропив института собственности в том виде, в каком он 'существует ныне, могут быть выдвинуты возраже­ния, что он признает за индивидуумами права собствен­ности на вещи, ими не созданные. Могут, например, ска­зать, что рабочие на фабрике своим трудом и своими на­выками создают всю продукцию; однако же :закон, вместо того чтобы отдать им продукт, предоставляет им только условленную заработную плату и передает продукт неко­ему лицу, которое всего лишь предоставило капитал, не внеся, возможно, никакого вклада в сам процесс произ­водства, хотя бы в форме надзора. Ответ на это возраже­ние состоит в том, что труд на фабрике является всего-навсего одним из условий, которые необходимо объединить для производства товара. Работу нельзя выполнять ни без материалов и оборудования, ни без сделанного заранее запаса средств к существованию для снабжения рабочих во время производства. Все эти вещи являются плодами предшествующего труда. Если бы рабочие имели эти вещи, им не было бы необходимости делить продукт с кем-ни­будь; но, поскольку этих вещей у рабочих нет, им следует отдать некоторый эквивалент тем людям, которые распо­лагают этими вещами, — как за предшествующий труд, так и за бережливость, благодаря которой продукт этого предшествующего труда не был растрачен на потакание

слабостям, но сохранен для производительного использо­вания. Капитал может и не быть результатом труда и бережливости его нынешнего владельца и в большинстве случаев не является таковым; но он создан трудом и бе­режливостью какого-то предшествующего лица, которое действительно могло быть лишено капитала несправедли­вым образом', но по нынешним временам, скорее всего, передало свои права на капитал его нынешнему владель­цу посредством дара или добровольного договора; и каж­дый из последовательно сменявших друг друга владельцев капитала, вплоть до его нынешнего владельца2, должен был обладать по крайней мере воздержанием. Если скажут (и вполне справедливо), что люди, унаследовав­шие сбережения других, получили преимущество, которого они, возможно, никоим образом не заслуживают, перед теми трудолюбивыми людьми, предшественники которых ничего им не оставили, то я не только соглашусь с этим, но буду решительно утверждать, что это незаслуженное преимущество следовало бы ограничить настолько, на­сколько такое ограничение будет совместимо со справед­ливостью по отношению к людям, которые считают себя способными распорядиться своими сбережениями, пере­дав их своим потомкам. Но если правда состоит втом, что рабочиенаходятся в невыгодном положении по сравне­нию с теми, чьи предшественники сделали сбережения, то такой же правдой является и то, что это положение рабочих намного лучше того, в котором они оказались бы, если бы предшественники капиталистов не сделали сбере­жений. Рабочие участвуют в преимуществе, обеспеченном предшествующим накоплением, хотя и не в равном с на­следниками размере. Условия сотрудничества между ны­нешним живым трудом и плодами прошлых трудов и эко­номии являются предметом урегулирования между двумя сторонами. Каждая из сторон необходима другой. Капи­талисты не в состоянии делать что-либо без рабочих, как

[Это было внесено в 3-е издание (1852 г.). Первоначальный текст был таков: «Труд и воздержание какого-то предшествующего лица, которое передало посредством дара или соглашения свои права нынешнему капиталисту».]

[Это и два следующих предложения были внесены в 3-е из­дание.]

и рабочие без капитала 3. Если .рабочие конкурируют друг с другом за возможность получить работу, то капитали­сты со своей стороны конкурируют друг с другом за ра­бочую сллу в соответствии с полным объемомимеющегося в стране переменного капитала4. О конкуренции часто говорят как о непременной причине нужды и деградации рабочего класса, как будто высокие заработки не явля­ются точно таким же продуктом конкуренции, как и низ­кие заработки. Вознаграждение труда обусловлено зако­ном конкуренции в Соединенных Штатах в такой же мере, как и в Ирландии, причем в гораздо большей мере, нежели в Англии.

Таким образом, право собственности включает в себя свободу приобретения по соглашению. Право каждого на произведенное им предполагает право на предметы, про­изведенные другими, если эти 'предметы получены по добровольному согласию других людей, поскольку эти дру­гие люди должны уступить продукты своего труда либо по своей доброй воле, либо обмелять их на нечто, что они считают эквивалентом продуктам своего труда, и препят­ствовать им в этом — значит ограничивать их трава соб­ственности на продукт своего труда.

3 [Здесь в 3-м издании был опущен следующий отрывок пер­воначального текста: «Могут сказать, что. они встречаются не на равных условиях: капиталист, как богатый, может воспользо­ваться затруднениями рабочего и продиктовать какие ему будут угодны условия. Несомненно, он мог бы поступить так, будь он единственным капиталистом. Капиталисты сообща могли бы по­ступить так, если бы они не были столь многочисленны для того, чтобы объединиться и действовать как единое целое. Но при со­временном положении вещей они не располагают таким преиму­ществом. Там, где объединение невозможно, условия соглашения зависят от конкуренции, т. е. от количества капитала, обеспечен­ного коллективной воздеря{анностъю общества и сопоставляемого с числом рабочих».]

4 [Следующие два предложения, до слова «Ирландия», во 2-м издании (1849 г.) заменили следующий отрывок первоначального текста: «Объединенное управление со стороны государства не заставит капитал пойти дальше или предложить рабочим более благоприятные условия труда до тех пор, пока либо не принудит общество в целом к более жесткой экономии, либо не установит более жесткие ограничения численности трудящегося населения. Невозможно увеличить частное, приходящееся на долю каждого-рабочего, не увеличив делимое или не уменьшив делитель».

В 3-м издании во вставленный вместо приведенного отрывок были внесены слова «в гораздо... Англии».]

36*

§ 2. Прежде чем приступить к рассмотрению вещей, которые принцип частной собственности не включает в себя следует особо оговорить еще одну вещь, охватывае­мую этим принципом, — то, что право собственности на некоторый предмет по истечении определенного времени должно предоставляться в силу давности владения им. В соответствии с основополагающей идеей собственности поистине ничто, приобретенное посредством насилия или мошенничества или распределенное в неведении об уже существующем у какого-либо иного лица праве собствен­ности на распределяемый предмет, не должно рассматри­ваться как собственность, но в интересах безопасности за­конных владельцев необходимо, чтобы им не досаждали обвинениями в несправедливом приобретении тогда, когда по прошествии времени свидетели приобретения неиз­бежным образом погибают или исчезают из виду и уже нельзя выяснить подлинный характер сделки. Право на владение некоторой вещью, неоспариваемое в юридиче­ском порядке в течение умеренного числа лет, должно стать полным правам, каким оно и является в соответствии с законами всех стран. Даже в тех случаях, когда какая-то вещь была приобретена неправедным образом, лишение, возможно Ъопа fide (по доброй воле, без злого умысла), владельцев обладания ею поколение спустя да результате возобновления права, которое долгое 'время пребывало в забвении, было бы, вообще говоря, большей несправедли­востью и почти всегда приносило бы больший вред и от­дельным лицам, и обществу в целом, чем если бы случив­шуюся несправедливость оставили неисправленной. То, что право, искони справедливое, должно быть аннулиро­вано простым истечением времени, может показаться же­стоким; но существует время, по истечении которого (го­воря даже об отдельном случае, безотносительно к общему воздействию на безопасность владения) восстановление за­бытых прав было бы еще большей несправедливостью. Несправедливости, случающиеся между людьми, подобны землетрясениям и другим природным бедствиям в том, что чем дольше они остаются неисправленными, тем значи­тельнее становятся препятствия к их исправлению, пре­пятствия, возникшие в результате последующего роста того, что было вырвано с корнем или вывернуто наружу. Ни в .одном деле, хотя бы самом простом и ясном, люди не руководствуются соображением о том, что ныне следует

сделать нечто потому, что это было впору сделать 60 лет назад. Вряд ли стоит отмечать, что эти причины невмеша­тельства в совершенные давно акты несправедливости не могут быть приложены к несправедливым системам или учреждениям, поскольку дурной закон или дурная практи­ка составляют не единичный и совершенный в отдаленном прошлом плохой акт, но обусловливают постоянное повто­рение дурных актов, пока такой закон или такая практика продолжают действовать.

Таковы основные черты частной собственности. Те­перь следует рассмотреть, в какой степени формы сущест­вования этого института в различных состояниях общест­ва, включая нынешнее, являются необходимыми следст­виями его основного принципа или продиктованы теми причинами, на которых этот институт основан.

§ 3. Собственность не подразумевает ничего, кроме права каждого человека, мужчины или женщины, на свои способности,на то, что он может произвести с их помо­щью, и на что бы то ни было, что ему удастся выручить за произведенные им товары путем честного обмена; а вме­сте с этим правом и право каждого отдавать, если он того пожелает, свою собственность любому другому лицу, и право этого другого лица принимать продукт чужого тру­да и пользоваться им.

Из этого следует, таким образом, что, хотя право за­вещать или делать посмертный дар составляет часть идеи частной собственности, право наследования в отличие от права оставления наследства не входит в понятие частной собственности. То, что собственность людей, не распоря­дившихся ею при своей жизни, переходит к их детям и, если таковых нет, к ближайшим родственникам, может быть правильным или неправильным порядком, но не является следствием принципа частной собственности.Хотя решение таких вопросов связано со множеством со­ображений, отличных от соображений политической эко­номии, выдвижение на суд мыслящей публики того мне­ния по (Этим вопросам, которое более всего импонирует уму автора, не противоречит замыслу этой работы.

Не следует извлекать какую-либо презумпцию в поль­зу существующих по этому вопросу идей из их древности.

В ранние века собственность умершего переходила к его детям it ближайшим родственникам столь естественным и очевидным образом, что едва ли можно придумать какой-либо иной, способный конкурировать с ним порядок. Во-neipsbix, дети и родственники умершего обычно находи­лись тут же; все они являлись владельцами наследства, и если они не имели на это никаких иных прав, то по крайней мере имели право первого захвата, столь важное на ранних этапах развития общества. Во-вторых, они уже были некоторым образом совместными владельцами собст­венности умершего еще при его жизни. Если это была соб­ственность на землю, то обычно государство даровало ее скорее семье, чем отдельному человеку, если собственность состояла из скота и движимого имущества, то ее, вероятно, приобретали и безусловно охраняли и защищали объеди­ненными усилиями все члены семьи, способные по возра­сту трудиться или сражаться. Исключительная личная собственность в современном смысле этого понятия едва ли существовала в представлениях того времени, и когда глава рода умирал, то после него действительно не остава­лось ничего, кроме его доли при разделе, перешедшей к тому члену рода, который унаследовал его власть. Распо­рядиться собственностью иначе значило бы разрушить маленькое сообщество, объединенное представлениями, интересами и привычками, рассеять его членов по свету. Эти соображения, хотя и осознанные скорее чувством, не­жели умом, оказали столь огромное воздействие на мышле­ние людей, что породили идею о прирожденном, неотъем­лемом праве детей на владения их предков — праве, опро­вергнуть которое человечество оказалось не в силах. В об­ществе, находившемся в состоянии дикости, право остав­лять наследство редко пользовалось признанием; ярким доказательством этому, даже если б не было других, слу­жит то, что понятие собственности было совершенно иным, чем в настоящее время *.

Но феодальная семья, последняя историческая форма патриархальной жизни, давно исчезла, и ныне ячейкой общества является не семья или клан, состоящие из всех

 

* [1862 г.] Отличные примеры этому и многим сходным мо­ментам можно найти в серьезном труде: Maine. Ancient Law and its Relation to Modern Ideas.

считающихся потомками одного предка людей, а индиви­дуум или, самое большее, пара индивидуумов вместе с их не освободившимися от родительской опеки детьми. Ныне собственность является неотъемлемым правом не семей, а индивидуумов; дети, вырастая, не участвуют в занятиях или состоянии .родителей, а -если даже я участвуют в де­нежных операциях родителей, то делают это ради удо­вольствия отца или матери, не пользуясь правом голоса в отношении владения и управления всем состоянием, но обычно получая в исключительное пользование некоторую его часть; и по крайней мере в Англии родители вправе (за исключением тех случаев, когда препятствием тому являются законы, закрепляющие порядок наследования земли без права отчуждения или передачи всего имения семьи старшему в роду) лишить наследства даже собст­венных детей и передать свое состояние посторонним ли­цам. Более дальние родственники, как правило, почти так же отдалены от семьи, как если б они вообще никоим об­разом не были с нею связаны. Единственным правом, ко­торым, как считается, они пользуются по отношению к своим более состоятельным родичам, является право на предпочтение, caeteris paribus (при прочих равных усло­виях), при получении выгодных должностей и на неко­торую помощь в случае крайней необходимости.

Столь существенное изменение в общественном устрой­стве необходимым образом создает значительное различие в основаниях, на которых должно зиждиться распоряже­ние собственностью по праву наследования. Основаниями, которыми современные авторы обычно оправдывают передачу собственности лица, не оставившего завещания, являются, во-первых, предположение о том, что закон, распорядившись с собственностью такого лица надобным образом, с большей вероятностью совершает то, что сде­лал бы сам умерший владелец собственности, когда бы позаботился при жизни выразить свою волю; и, вочвто-рых, предположение о тяготах, которые постигнут тех, кто, живя вместе с родителями и пользуясь их состоятельно­стью, будет лишен наслаждений богатством и низвергнут в нищету и лишения.

Оба эти аргумента не лишены убедительности. Несом­ненно, закон должен исполнить по отношению к детям и иждивенцам человека, который умер, не оставив наслед­ства, все, что сделал бы во наполнение своих обязанно-

стей родителя или покровителя5 умерший, насколько то может быть известно кому-либо, кроме него самого. Но поскольку закон не может выносить решения на основа­нии притязаний отдельных лиц, но должен руководство­ваться общими правилами, необходимо рассмотреть далее, какими эти правила должны быть.

Прежде всего мы можем заметить, что никто не обя­зан оставлять материальное обеспечение лицам, приходя­щимся родственниками по боковым линиям, если для того нет особых, касающихся конкретного человека осно­ваний. Ныне никто и не ожидает этого, за исключением случаев, когда нет прямых наследников, да и в таких случаях не ожидали бы, если положения закона, касаю­щиеся собственности, владелец которой умер, не оставив завещания, не порождали таких надежд. Следовательно, я не вижу никаких оснований, согласно которым насле­дование собственности умершего лицами, приходящимися ему родственниками по боковым линиям, вообще должно существовать. Вентам давным-давно выдвинул предложе­ние (и другие высокие авторитеты согласны с этим мне­нием) о том, чтобы в случае отсутствия завещания и на­следников по нисходящей или восходящей прямой линии родства собственность умершего переходила к государству как выморочное имущество. Маловероятно, чтобы это предложение оспаривали постольку, поскольку оно ка­сается более дальних степеней родства по боковым ли­ниям. Не многие станут утверждать, что существует какая-то веская причина, по которой сбережения какого-нибудь бездетного скряги должны после его смерти (как случается сплошь и рядом) пойти на обогащение дальнего родственника, никогда не видавшего умершего, возможно, никогда не считавшего себя его родственником, если это родство не сулило известной выгоды, и имеющего на это состояние не больше морального права, чем совершенно посторонний умершему человек. Но суть этого довода от-

5 [Публикуемая далее часть этого абзаца заменила в 3-м изда^ нии (1852 г.) следующий первоначальный текст: «Но по случай-. ности, или небрежности, или по более скверным причинам не сделал. Возможно ли посредством государственного управляющего состояниями лиц, не оставивших завещаний, установить конкрет-. ные потребности и осуществить справедливость в конкретных слу-. чаях — это довольно сложный вопрос, вдаваться в который я воз-. Держиваюсь. Я лишь рассмотрю то, что можно было бы с лучшими основаниями установить в качестве общего правила».]

24 Заказ № 363

носится ко всем родственникам по боковым линиям в оди­наковой мере, даже к самым близким. Родственники по боковым линиям не имеют каких-либо реальных прав, кроме тех, на какие могли бы с равным основанием ссы­латься и неродственники; и в том, и в другом случае, если существуют действительные права на наследство, то соответствующим способом учета этих прав является по­смертный дарб.

Права детей иного рода: эти права реальны и неотъем­лемы. Вешаюсь, однако, заметить, что даже эти права не всегда правильно понимают — то, что положено детям, в одних отношениях недооценивают, в других, как мне представляется, преувеличивают. Одной из главнейших обязанностей, заключающейся в том, что родители не должны производить детей на свет, если не могут содер­жать их в достатке, пока они малы, и воспитать их так, чтобы у них была возможность обеспечивать себя, когда они вырастут, на практике пренебрегают, а в теории от нее отделываются постыдным для человеческого ума образом. Вместе с тем, если родитель обладает собст­венностью, то права его детей на эту собственность яв­ляются, как мне кажется, предметом заблуждения про­тивоположного свойства. Какое бы состояние ни получил по наследству или тем более ни (Приобрел родитель, я не могу согласиться с тем, что он несет по отношению к своим детям обязанность сделать их без каких-либо уси­лий с их стороны богатыми только потому, что они его дети. Я не согласился бы с этим даже в том случае, если бы унаследованное таким образом состояние всегда и несом­ненно шло на пользу самим детям. Но это в высшей сте­пени сомнительно. Это зависит от характера человека. Не предполагая крайностей, можно утверждать, что в боль­шинстве случаев в интересах не только общественного блага, но и частных лиц была бы передача по наследству

6 [Начиная с 3-го издания (1852 г.) опускается следующей фрагмент первоначального текста: «Если какие-либо близкие род­ственники умершего и известные как таковые пребывают в нуж­де, им можно было бы выделить при распределении государством имущества человека, не оставившего завещания, пожертвование или маленькую пенсию. Это было бы справедливостью или вели­кодушием, каких они не испытывают при современных законах, поскольку по современным законам все отходит к ближайшим родственникам по боковой линии, как бы не велика была нужда более дальних родичей».]

детям не большого, а умеренного обеспечения. Многие рас-;удительные родители сознавали справедливость этого утверждения, ставшего общим местом в сочинениях древ­них и новейших моралистов, и действовали бы в соответ­ствии с ним гораздо чаще, если бы не позволяли себе в большей мере сообразовываться с тем, что другие люди считают полезным для их детей, нежели с тем, что дейст­вительно полезно их детям.

Обязанностиродителей по отношению к детям — это обязанности, неразрывно связанные с фактом порожде­ния человеческого существа. Родитель обязан перед обще­ством прилагать усилия к тому, чтобы сделать своего ребенка хорошим и полезным членом общества, а перед своими детьми — дать им в той мере, в какой это зависит от него, такое образование и такие орудия и средства, ка­кие позволят им вступить в жизнь с хорошими шансами достичь преуспеяния собственным трудом. На это имеет право каждый ребенок; и я не могу согласиться с тем, что он, как ребенок, имеет право на большее. Можно привести пример, в котором эти обязательства выступают в подлин­ном свете, без каких-либо скрывающих или запутывающих их суть внешних обстоятельств; это пример с незакон­норожденным ребенком. Принято считать, что отец дол­жен предоставить своему незаконнорожденному ребенку такое обеспечение, какое позволило бы этому ребенку вести вполне хорошую в целом и общем жизнь. Я придер­живаюсь мнения, что никакому ребенку, просто как ре­бенку, не полагается нечто большее, чем то, что признано положенным незаконнорожденному ребенку, и что ни один ребенок, получивший такое обеспечение, не имеет каких-либо поводов для недовольства, кроме несбывшихся ожи^ Дании, если остальная часть родительскою состояния предназначается на общественные нужды или в пользу лиц, которых родитель предпочел вознаградить.

Вообще говоря, для того чтобы предоставить детям ту справедливую возможность на хорошую жизнь, на кото­рую они имеют право, их не следует с малолетства вос­питывать в привычках к роскоши, на удовлетворение ко­торых они не будут иметь средств в дальнейшей жизни. Это опять-таки является обязанностью, часто и вопиющим образом нарушаемой лицами, которые имеют доходы, ог­раниченные определенными сроками, и оставляют в нас­ледство незначительную собственность. Если дети бог'атых

24*

родителей сжились, что с их стороны естественно, с при­вычками, соответствующими расходам, которые позволяют себе их родители, то родители, в общем, обязаны дать им более крупное обеспечение, чем было бы достаточно для детей, воспитанных иначе. Я говорю «в общем» пото­му, что даже здесь существует еще одна сторона вопроса. Вполне возможно отстаивать предположение о том, что для сильной натуры, которой придется пробивать себе до­рогу в стесненных обстоятельствах, раннее познание неко­торых ощущений и реальностей богатства является преи­муществом — как для формирования характера, так и для счастья бытия. Но допустим, что дети, воспитанные в при­вычке к роскоши, получить которую они в дальнейшем едва ли смогут, имеют .справедливое основание для жалоб, и что их притязания являются, таким образом, обоснова­нием для получения обеспечения, в какой-то мере обус-> ловлен'ного характером данного им воспитания; однако это такое притязание, которое особенно часто подвержено тенденции выходить за пределы его разумных границ. Данный случай — это как раз случай младших детей из семей аристократии и землевладельческого джентри, ос­новная часть состояния у которых переходит к старшему сыну. Прочие сыновья, обычно многочисленные, воспиты­ваются в тех же привычках к роскоши, что и будущий наследник, и получают в качестве доли младшего брата, в общем, то, что и диктует суть дела, а именно обеспечение, которого достаточно для того, чтобы они сами, но не их жена или дети могли поддерживать привычный образ жизни. Действительно, ни для одного мужчины то, что он должен собственным трудом добыть средства для вступле­ния в брак и содержания семьи, не является поводом для недовольства.

Таким образом, я полагаю, что в том случае, когда единственными принимаемыми в расчет соображениями являются, говоря коротко, справедливость дела и подлин­ные интересы отдельных лиц и общества, предоставление младшим детям обеспечения, такого, какое признают до­статочным для незаконнорожденных детей, составляет все, что родители обязаны сделать по отношению к своим де­тям, и соответственно все, что должно сделать государство по отношению к детям тех людей, которые умерли, не оставив завещаний. Я считаю, что избыток (средств, если такой имеется, можно по справедливости обратить на

обтоптанные нужды. Не следует, однако, думать, будто бы я советую родителям никогда не делать для детей больше того, чем то, на что дети имеют моральное право-просто как дети. Сделать для детей гораздо больше в не­которых случаях настоятельно необходимо, во многих слу­чаях похвально и во всех случаях допустимо. Средства к этому, впрочем, предоставляет право завещания. Не де­ти, а родители должны иметь право оказывать знаки любви, вознаграждать услуги и жертвы и даровать свои богатства в соответствии со своими предпочтениями или собственными суждениями о том, как следует распоря­диться своим состоянием.

§ 4. Должно ли само право завещания быть подчинено" ограничению — это вопрос, имеющий в конечном счете-огромную важность. В отличие от наследования cib intestate* (без завещания), право дарения является одним из атри­бутов собственности; собственность на какую-либо вещь без права ее владельца дарить ее, посмертно или прижиз­ненно, по своему усмотрению нельзя считать полной, и все доводы, говорящие в пользу существования частной собственности, говорят pro tanto (соответственно) и &•• пользу этого расширения ее. Но собственность — всего лишь средство для достижения цели, не сама цель. Подоб­но всем прочим вытекающим из собственности правам, В' даже в большей степени, чем большинство таких прав, право завещания может осуществляться образом, проти­воречащим постоянным интересам человеческого рода. Так происходит тогда, когда завещатель, не довольствуясь завещанием имения лицу А, предписывает, чтобы после-смерти А имение перешло к его старшему сыну, к сыну этого сына и так далее, всегда в таком порядке. Несом­ненно, что иногда люди, в 'надежде обеспечить семью на­вечно, трудятся ради приобретения состояния с большей энергией; но вред, наносимый обществу такими владе­ниями на вечные времена, перевешивает ценность этого побуждения к труду, а для людей, имеющих возможность составить крупные состояния, побуждения к труду и без того достаточно сильны. Сходное злоупотребление правом дарения имеет место и в том случае, когда человек, кото­рый совершает похвальный поступок, оставляя собствен­ность на общественные нужды, пытается навечно предпи­сать детали применения этой собственности; когда, осно-

вывая, например, учебное заведение, он на веки вечные предписывает, какие науки следует в нем преподавать. Поскольку невозможно, .чтобы кто-либо ведал, какие тео­рии будут заслуживать изучения спустя века после его смерти, закон не должен придавать силу подобным рас­поряжениям собственностью .иначе, чем подчинив эти распоряжения постоянным пересмотрам (по истечении определенных периодов), осуществляемым соответствую­щим органом.

Существуют очевидные ограничения. Но даже элемен­тарнейшее осуществление права завещания, заключаю­щееся в определении лица, к которому перейдет собствен­ность завещателя сразу после его смерти, всегда считалось одной из тех привидений, которые следовало бы ограни­чить или модифицировать в соответствии с представле­ниями о целесообразности. Вводившиеся до настоящего времени ограничения почти всецело были в интересах детей. В Англии это право в принципе не ограничено, и почти единственное препятствие ему возникает из рас­поряжения прежнего собственника, вследствие которого лицо, являющееся в данный момент держателем состоя­ния, не может завещать своего имущества, так как владеет им лишь пожизненно, а следовательно — ему нечего заве­щать. Согласно римскому праву, на котором главным об­разом основывается гражданское законодательство стран континентальной Европы, первоначально завещание не разрешалось вовсе, и даже после того, как оно было допу­щено, предусматривалосьвыделение в обязательном по­рядке legitima portio (законной доли) для каждого ребен­ка; и подобный закон все еще действует у некоторых континентальных народов. Согласно действующему после революции французскому праву, родитель может распоря­диться по своему усмотрению лишь частью своего иму­щества, равной доле одного ребенка, причем доли всех де­тей равны. Это закрепление, как можно назвать такой порядок, основной части собственностиза детьми, вместе взятыми, представляется мне столь же малооправданным, как и закрепление всей собственности за одним ребенком, хотя установленный во Франции порядок не оскорбляет идею .справедливости столь же непосредственно. Я не могу согласиться с тем 7, что родители должны быть при-

7 [Так начиная с 3-го издания (1852 г.). Первоначальный текст был таков: «Вызывает сомнение, должны ли...» и т. д.]

яуждаемы к тому, чтобы оставлять своим детям даже то обеспечение, на которое, по моему убеждению, последние, как дети, имеют моральное право. Детей можно лишить этого права вследствие того, что они, в общем, недостойны ело яши по причине их особенно дурного поведения по от­ношению к родителям; дети могут иметь иные средства к существованию или планы на будущее; данное мораль­ное право детей может быть полностью удовлетворено тем, что сделано для них ранее посредством предоставле­ния им образования и продвижения их в жизни, или, на­конец, другие люди могут иметь права более высокого порядка, нежели права детей 8.

Во французском праве крайнее ограничение права за­вещания было принято в качестве демократической меры для того, чтобы разрушить право первородства и проти­водействовать присущей наследуемой собственности тен­денции концентрироваться крупными массами. В теории я согласен с тем, что эти цели в высшей степени жела­тельны; но думаю, что используемые для их достижения средства не самые разумные. Если бы я создавал свод за­конов, руководствуясь тем, что представляется мне, в сущ­ности, наилучшим, не принимая во внимание реальные мнения и чувства, то предпочел бы ввести ограничения не на то, что люди могут дарить, а на то, что следовало бы дозволять людям получать в дар или по наследству. Каж­дому человеку следовало бы предоставить право распоря­жаться всей своей собственностью по своей воле; но не бросать всю свою собственность щедрой рукой на обога­щение какого-то одного лица сверх определенного макси­мума, который надобно установить на уровне, достаточно высоком для того, чтобы предоставить средства для обес­печения благосостояния и независимости. Имуществен-ные неравенства, (возникающие вследствие неодинаковых свойств человеческой натуры, таких, как трудолюбие, бе­режливость, упорство, талант и даже до известной степени

8 [В 3-м издании здесь был опущен следующий отрывок пер­воначального текста: «Но как бы то ни было с простым обеспече­нием, я считаю, что справедливость и целесообразность всецело против того, чтобы кто-то был принуждаем делать нечто сверх этого. То, что кто-то с детства уверен в том, что унасле­дует крупное состояние независимо от доброй воли и любви дру­гого человека, является, если только не действуют весьма благо­творные влияния иного рода, почти фатальным моментом в образовании этого человека».]

удача, неотъемлемы от принципа частной собственности, л если мы принимаем этот принцип, то должны мириться и с этими его последствиями; но я не вижу ничего предо­судительного в установлении предела тому, что любой человек может обрести просто по милости других, без ка­кого-либо применения своих способностей, и в предъяв­лении к такому человеку требования трудиться ради получения большего доступа к богатству, если он того же­лает *. Не думаю, чтобы степень ограничения, которую наложат на право завещания, была бы обременительна для любого завещателя, знающего подлинную ценность крупного состояния, ценность, заключающуюся в удоволь­ствиях и благах, которые можно купить на эти средства; даже при самой преувеличенной оценке этих удовольст­вий и благ каждому должно быть очевидно, что разница в счастье, испытываемом обладателем состояния, которое обеспечивает умеренную независимость в средствах, и об­ладателем состояния, в пять рае более крупного, незначи­тельна по сравнению с наслаждением, которое можно было бы дать, и постоянными выгодами, которые можно было бы распространить, распорядившись с четырьмя пя­тыми этого крупного состояния каким-то иным образом. Действительно, до тех пор пока на практике преобладает мнение о том, что самое лучшее, что можно сделать для любимых существ, — это осыпать их до пресыщения теми, в сущности, бесполезными вещами, на которые по боль-•шей части тратятся крупные состояния, в принятии по­добного закона было бы мало пользы, даже если бы уда­лось добиться его принятия, поскольку если существует такая склонность, то найдется и сила обходить этот закон.

* [1865 г.] В том случае, если капитал используется его вла­дельцем в каких-нибудь производственных операциях, имеются веские основания сохранить за ним право передавать все занятые фактически в одном предприятии капиталы одному лицу. То, что он будет иметь возможность передать предприятие под контроль того из своих наследников, кого считает наиболее способным управлять этим предприятием хорошо и эффективно, есть благо; и тем самым будет устранена необходимость (часто возникающая •и вызывающая неудобства в условиях французского права) лик­видировать промышленное или коммерческое предприятие по смерти его главы. Подобным же образом следует разрешить соб­ственнику, передающему одному из своих наследников моральное бремя содержать родовое имение, парк или угодья для игр, да­ровать вместе с этим и такую сумму имущества, какая необхо­дима для приличного выполнения этого.

Закон будет бесполезен до тех пор, пока не будет энер-гично поддержан общественным мнением, что (судя по прочной приверженности общественного мнения во Фран­ции к закону о принудительном разделе наследства) весь­ма возможно в некоторых состояниях общества и при некоторых системах правления, как бы ни противоречило такой возможности современное положение в Англии. Ес­ли бы данное ограничение удалось осуществить практиче­ски, это принесло бы огромную пользу. Богатство, которое нельзя было применять для сверхобогащения9 немногих, пошло бы либо на общественно полезные цели, либо же, переходя к частным лицам, распределилось бы среди боль­шего числа людей. По мере того как те огромные состоя­ния, которые никому не нужны для каких-то личных це­лей, кроме тщеславия или вредного могущества, будут становиться все мадочисленнее, произойдет огромное уве­личение числа лиц, не стесненных в средствах, обладающих благами досуга и всеми теми подлинными наслаждения­ми, какие дает богатство, исключая наслаждение тщесла­вием; появится класс, который будет гораздо более полез­ным образом, нежели ныне, оказывать обществу те услу­ги, каких народ, имеющий пользующиеся досугом классы, вправе ждать от них — либо от их непосредствен­ных трудов, либо от тона, который они задают чувствам и вкусам общественности. Большая доля накоплений, об­разовавшихся в результате успешного труда, также бу­дет, вероятно, передана на общественные нужды, либо посредством прямого завещания государству, либо посред­ством пожертвований в пользу учреждений, как уже и происходит в значительной мере в Соединенных Штатах, где идеи и практика, касающиеся наследования, выгля­дят необычайно рациональными и благотворными *.

9 [Приставка «сверх» была внесена в 3-м издании (1852 г.).] * «Щедрые завещания и пожертвования на общественные це-ли, как на нужды благотворительности, так и на нужды образо­вания, составляют поразительную черту новейшей истории Соеди­ненных Штатов и Новой Англии в особенности. У богатых капи­талистов вошло в обычай оставлять по завещанию часть своего состояния в качестве пожертвований в пользу общественных учреждений, некоторые богатые люди и при жизни делают огром­ные денежные пожертвования на те же цели. Здесь нет обяза­тельного закона о равном разделе собственности между детьми, как во Франции, а с другой стороны, нет и обычая передачи всего семейного состояния старшему сыну, или права первородства, как-в Англии, так что люди богатые могут свободно делить свои

 

§ 5. Следующим моментом, который надлежит рас­смотреть, является вопрос о том, пршюяшмы ли основа­ния, на которых покоится институт собственности, ко всем вещам, на которые в настоящее время признано пра­во исключительной собственности, и если это не так, то какими иными доводами оправдано это .признание.

Поскольку основополагающий принцип собственности заключается s предоставлении всем гарантии на обла­дание тем, что создано их трудами и накоплено благодаря их .бережливости, этот принцип нельзя приложить к тому, что не является продуктом труда — ik необработанной субстанции земли. Если бы производительная сила земли была всецело определена природой и ни в коей мере не трудом или если бы имелись средства выяснять, что и насколько обусловлено каждым фактором, то допустить, чтобы отдельные лица завладели дарам природы и моно­полизировали его, не только означало бы сделать пустое, ненужное дело, но и было бы верхом несправедливости. Землепользование в сельском хозяйстве действительно по необходимости должно быть исключительным. В продол­жение определенного времени человеку, который вспахал и засеял поле, должно позволить и собрать урожай; но земля может поступать в пользование лишь на один год, как это было у древних германцев; или можно периоди­чески осуществлять ее передел, по мере роста населения; или, наконец, государство может выступать в роли един­ственного землевладельца, а земледельцы могли быть арендаторами, держащими «вой угодья на основании срочного или бессрочного договора.

Но хотя земля и не является продуктом труда, боль­шинство ее ценных качеств являются таковыми. Труд есть

богатства между родственниками и обществом; учредить майорат здесь невозможно, и родители часто имеют счастье видеть задолго до своей смерти, что все их дети хорошо обеспечены и незави­симы. Я видел список завещаний и пожертвований, сделанных в течение последних 30 лет в пользу религиозных, благотворитель­ных и литературных учреждений в одном лишь штате Массачу­сетс, и эти пожертвования составляли не менее 6 млн. долл., или более 1 млн. ф. ст.» —Lye 11. Travels in America, vol. I, p. 263.

[1852 г.] В Англии, любой человек, имеющий каких-нибудь близких родственников, завещая на общественные или благотво­рительные цели нечто большее, чем пустячные посмертные дары, делает это с риском, что после смерти будет объявлен присяжны­ми сумасшедшим или по крайней мере что его состояние будет растрачено на тяжбы с целью уничтожить завещание.

не только необходимое условие использования земли как орудия производства, но почни столь же необходим для ее преображения. Значительный труд часто требуется с самого начала для расчистки земли под угодья. Во мно­гих случаях, даже когда земля расчищена, производитель­ность ее является всецело следствием труда и искусства. Бедфордская равнина производила мало сельскохозяйст­венной продукции или даже ничего до тех лор, пока не была осушена. Ирландские болота мало что могут произ­вести, за исключением топлива, до тех пор, пока и с ними не сделают того же. Во Фландрии, в округе Базе труд настолько облагородил одну из самых неплодородней­ших почв в мире, подобную по своему составу пескам Гудвина, что эти земли стали одними из наиболее уро­жайных в Европе. Земледелие нуждается также в построй­ках и изгородях, которые всецело являются продуктами труда. Плоды этого труда нельзя пожать в короткие сро­ки. Труд и затраты приходится совершать немедленно, выгоды же от них распространяются на многие годы, воз­можно на все будущее. Человек, в настоящее время вла­деющий землей, не станет прилагать этого труда и делать вложения, если выгода от них пойдет не ему, а другим, посторонним людям. Если он осуществляет такие улучше­ния, то должен иметь достаточно времени в будущем, что­бы извлечь из них прибыль, и ни в каком другом случае он не питает такой уверенности в том, что всегда будет иметь достаточное для этого время, как в том, когда его аренда является вечной *.

* «То, что придавало человеку смекалку и упорство в труде, что заставляло его направлять все свои усилия к цели, полезной для человеческого рода, была мысль о вечном владении. Земли, нанесенные реками по течению, всегда самые плодородные, но в то же время им постоянно грозит опасность наводнения или они бывают испорчены болотами. Под гарантией вечного владения предприняли длительные и тяжкие труды, чтобы осушить болота, воздвигнуть дамбы против наводнений, распределить по иррига­ционным каналам благотворные воды на те поля, которые та же вода обрекла на бесплодие. Полагаясь на ту же самую гарантию, человек, не довольствуясь более ежегодными продукта­ми земли, выявил среди дикой растительности те многолетние растения, кустарники и деревья, которые могли быть ему полезны, улучшил их посредством культивирования, изменил, можно ска­зать, самое их естество и размножил их. Есть плоды, доведение которых до их нынешнего совершенства потребовало столетий культивирования, другие же были вывезены из отдаленнейших районов. Для того чтобы обновлять почву, делать ее более плодо-

§ 6. Существуют причины, составляющие с экономиче­ской точки зрения оправдание собственности на землю. Можно заметить, что они имеют силу лишь постольку, поскольку собственник земли улучшает ее. Как только землевладелец в любой стране перестает, в общем, улуч­шать землю, у политическойэкономии не находится слов в защиту земельной собственности в том виде, в каком она •существует. Ни одной здравой теорией частной собствен­ности никогда не предполагалось, что собственник земли должен просто пользоваться ею, как синекурой.

В Великобритании землевладелец зачастую улучшает землю. Но нельзя оказать, чтобы английские землевла­дельцы в целом были таковы. А в большинстве случаев английский землевладелец предоставляет право обработ­ки земли • на таких условиях [1848 г.], которые не позво­ляют делать улучшения и любому другому. В южной ча­сти острова, где обычно не .заключают договоров об аренде, едва ли можно делать постоянные улучшения иначе, чем на капитал землевладельца; соответственно юг Англии по сравнению с ее северной частью и южной частью Шотлан­дии все еще является крайне отсталым в смысле сельско­хозяйственных улучшений. Истина состоит в том, что любое общее улучшение земли землевладельцами едва ли совместимо с законом или обычаем первородства. Когда земля целиком отходит к одному наследнику, она перехо­дит к нему обыкновеннобез всяких денежных средств, которые позволили бы ему улучшить ее, ибо личная соб­ственность расходится на обеспечение младших детей, да и сама земля зачастую тяжко обременена долгами по той же самой причине. Поэтому лишь малая часть земле-

•родной посредством перемешивания ее частиц и соприкосновения с воздухом, люди вскрыли вспашкой землю на большую глубину; они закрепили на склонах холмов почву, которая могла бы сползти вниз, и покрыли лик страны растительностью, повсюду богатой и полезной для рода человеческого. Среди их трудов есть такие, плоды которых будут пожаты лишь через 10 или 20 лет, есть и такие, которые будут еще приносить пользу потомкам спустя несколько веков. Все действуют сообща, увеличивая производи­тельную силу природы, обеспечивая человечество неизмеримо бо­лее богатым доходом, доходом, значительную часть которого по­требляют те, кто не имеет доли в собственности на землю, но кто не обрел бы средств к существованию, если бы не то присвоение земли, по которому они на первый взгляд были лишены прав на .нее».— Sis mon di. Etude sur 1'Economie Politique, Troisieme Es-:sai. De la Richesse Territoriale.

владельцев располагает средствами для проведения доро­гостоящих улучшений, если только остальные не осу­ществляют их на деньги, взятые в долг, увеличивая тем самым заклады, которыми в большинстве случаев земля уже была обременена к тому времени, как они вступили во владение ею. Но положение владельца, обремененного большими закладными имения, столь непрочно, береж­ливость столь неприятна человеку, видимое состояние ко­торого во много раз превышает его реальные доходы, а колебания ренты и цен, поглощающие только часть его дохода, представляются столь грозными тому, кто может назвать своим собственным очень немногое, кроме этой части дохода, что не удивительно, если лишь немногие землевладельцы оказываются в состоянии принести не­медленные жертвы ради будущей прибыли. Даже если бы они вообще имели к тому сильную склонность, только те люди могут сделать это благоразумно, кто серьезно изу­чил принципы научного ведения сельского хозяйства, а крупные землевладельцы редко изучают что-либо серь­езно. По крайней мере они могли бы дать фермерам побуж­дения к совершению того, что сами они не хотят или не могут сделать; но, даже заключая договоры об аренде, землевладельцы связывают своих арендаторов соглаше­ниями, основанными на обычаях устаревшего и отверг­нутого земледелия, что вызывает в Англии общее недо­вольство [1848 г.]; тогда как большинство из них, вообще отказывая в заключении договоров об аренде и не предо­ставляя фермеру никакой гарантии на сохранение арен­дуемого участка в течение срока более длительного, чем один сельскохозяйственный сезон, включая жатву, держат землю в состоянии, немногим более благоприятствующем улучшению, чем во времена наших варварских предков, которые

...immetata quibus jugera liberas

Fruges et Cererum ferunt,

Nee cultura placet longior annua.

(...из земель, не разделенных, свободно собирали Плоды и Церере приносили их, Те, что угодно было дать земледелию в течение года.)

Таким образом, земельная собственность в Англии очень далека от того, чтобы полностью удовлетворять

условия, которые делают земельную собственность эконо­мически оправданной.Но если эти условия недостаточно исполнены даже в Англии, то в Ирландии они [1$48 г.]не выполнены вовсе. За отдельными исключениями (не­которые из них весьма похвальны), владельцы ирланд­ских поместий ничего не делают для земли, кроме того, что выкачивают из нее ее продукт. То, что так язвитель­но было сказано в ходе дискуссий об «особом бремени» — что величайшим «бременем земли» являются земле­владельцы, — в буквальном смысле справедливо по отно­шению к ним. Ничего не возвращая земле, они поглощают весь ее продукт, за исключением того картофеля, который положительно необходим жителям, чтобы не умереть с голоду; а когда у них появляется какой-нибудь проект улучшения, то предварительным -к его осуществлению ша­гом обычно является лишение людей даже этой жалкой малости, низведение их до нищеты, если не до голодной смерти *. Когда земельная собственность ставит себя в та­кое положение, ее уже нельзя защищать и настает время для установления нового порядка землевладения.

Когда говорят о «неприкосновенности собственности», следует всегда помнить, что земельной собственности не свойственнатакая же неприкосновенность, как другим ви­дам собственности. Земля не создана человеком. Она из­начальное достояние всех людей. Ее присвоение всецело является вопросом общей целесообразности. В тех слу­чаях, когда частная собственность на землю нецелесооб­разна, она несправедлива 10. Отлучение от того, что произ­ведено другими людьми, ни для кого не является лише­нием, ибо люда не обязаны производить что-либо в пользу другого лица, которое, не получая доли в том, чего не су­ществовало бы вовсе, если бы не труд других людей, ничего ие теряет. Но родиться на свет и обнаружить, что все дары природы уже присвоены друлими и вновь пришед-

* [1862 г.]. Я настоятельно прошу читателя помнить о том, что этот абзац был написан 15 лет назад. Столь удивительны про­исходящие в наше время изменения и нравственные, и экономи­ческие, что за ними невозможно поспеть, не переписывая посто-янно работу, подобную этой. [В издании 1865 г. — «18 лет», в из-дании 1871 г. — «более 20 лет назад».]

10 [Это и предыдущее предложение в 3-м издании (1852 г.) за­менили следующий первоначальный текст: «Существуют общест­венные причины для ее присвоения. Но если бы эти причины утра­тили свою силу, этот предмет стал бы несправедливым».]

шим не осталось места, — это уже является определенной весправедливостыо. Для того чтобы примирить людей, ко­торые некогда уже допустили в свое соанание мысль о том что они, как люди, обладают любыми моральными правами, с этим положением вещей, всегда будет необ­ходимо убеждать их в том, что исключительное присвоение является благом для всего человечества, включая и их са­мих. Но это то, в чем нельзя было бы убедить ни одного здравомыслящего человека, если бы отношения между зем­левладельцем и земледельцем повсеместно были таковы, как в Ирландии.

Даже те, кто с наибольшим упорством отстаивает пра­ва земельной собственности, сознают ее качественное от­личие от соботв'енности других видов; и там, где основная масса членов общества лишена доли в собственности на землю и земельная собственность превратилась в исклю­чительный атрибут меньшинства, люди обычно пытают­ся примирить ее, хотя бы в теории, со своим чувством справедливости, стараясь придать ей обязанности и воз­водя ее в статус либо моральной, либо юридической власти. Но если государство вправе рассматривать вла­дельцев земли как должностных лиц общества, то, делая лишь один шаг далее, можно сказать, что государство вправе и избавляться от них. Право землевладельцев на землю всецело подчинено общей политике государства. Принцип собственности не предоставляет землевладель­цам никакого иного права на землю, кроме права на ком­пенсацию за любую часть их земельной собственности, какой государство может лишить их во имя своих интере­сов. На это землевладельцы имеют неотъемлемое право. Землевладельцы и владельцы какой бы то ни было собст­венности, признанной государством в качестве таковой, должны иметь гарантию в том, что не будут лишены своей собственности, не получив за нее ее денежной стои­мости или ежегодного дохода, равного тому, какой они извлекали из этой своей собственности. Это причитается им в силу тех общих принципов, на которых покоится собственность. Если земля была приобретена на средст­ва, полученные благодаря труду и воздержанию ны­нешних землевладельцев или их предков, компенсация причитается им на этом основании; даже если земля была приобретена иначе, компенсация все же причитается им на основании права давности. Для достижения цели,

которая принесет пользу всему сообществу, никогда и не может быть необходимым принесение в жертву какой-то одной части этого сообщества. В тех .случаях, когда подле­жащее отчуждению имущество является предметом какой-нибудь исключительной привязанности со стороны его соб­ственника., компенсация должна быть больше, нежели простой денежный ее эквивалент. Но, соблюдая это условие, государство вправе поступать с земельной собственностью так, как того могут требовать интересы общества, вплоть до совершения, если этого потребуют общественные интересы, со всей земельной собствен­ностью того, что делают с ее частью во всех тех слу^ чаях, когда принимают закон о прокладке железной дороги или новой улицы ". Общество слишком сильно за-: интересовано в должном возделывании земли и в усло­виях, связанных с владением землею, чтобы оставлять эти вопросы на усмотрение класса лиц, именуемых зем­левладельцами, в тех случаях, когда они показывают, что недостойны /такого доверия. Законодательная власть, ко­торая могла бы, еети пожелала, превратить все сословие землевладельцев во владельцев государственных процент­ных бумаг или лиц, получающих пенсии, могла бы, a for­tiori (тем более) коммутировать средние доходы ирланд­ских землевладельцев в фиксированный налог за аренду и возвести арендаторов в статус собственников, при непре­менном условии 12, что полная рыночная стоимость земли будет выплачена землевладельцам в том случае, если они предпочтут такую выплату предложенному выше вариан­ту компенсации.

Нам еще представится возможность рассмотреть раз­нообразные формы земельной собственности и землевла-дешия, преимущества и недостатки каждой из них; в дан-

11 [В 3-м издании (1852 г.) был опущен следующий отрывок первоначального текста: «Я не утверждаю, будто бы случаи, в ко­торых бы пригодилась для серьезного рассмотрения столь ради­кальная мера, могли встречаться часто. Но даже если государству никогда не придется на деле воспользоваться этой крайней своей прерогативой, ее тем не менее следует утвердить, поскольку прин­цип, дозволяющий большее, дозволяет и меньшее, и хотя бы никог­да не появилось необходимости сделать все, что санкционировано этим принципом, сделать меньше, чем все, может быть не только целесообразно, но зачастую целесообразно в весьма высокой сте­пени».]

12 [Вводное предложение («...без чего эти акты будут ничем не лучше грабежа») было опущено в 3-м издании (1852 г.).]

ной главе мы сосредоточиваем внимание на самом праве собственности на землю, на основаниях, оправдывающих земельную собственность, и (как на естественных послед­ствиях этих оснований) на условиях, которыми следовало бы ограничить право собственности на землю. То, что по­нятие собственности на землю следовало бы толковать в узком смысле и что во всех вызывающих сомнение слу­чаях баланс должен складываться не в пользу собственни­ка земли, представляется мне почти аксиомой. Совершен­но противоположным образом обстоит дело с движимой собственностью и со всеми вещами, являющимися продук­том труда: владелец таких вещей должен обладать абсо­лютным правам на пользование ими и на исключительную собственность на них, кроме тех случаев, когда это право причиняет реальный вред другим; но в случае с собствен->* ностью на землю ни одному человеку не следовало бы предоставлять какого-либо исключительного права, если способность этого человека производить положительное благо нельзя доказать. Пользоваться дозволением вообще на какое-либо исключительное право в отношении части общего наследия тогда, когда есть другие, не имеющие вовсе никакой его части, — это уже привилегия. Никакое количество движимого имущества, которое человек может приобрести собственным прудом, не мешает другим приоб­рести такое же количество движимости теми же самыми средствами; в силу самой природы земельной собствен­ности любой землевладелец отлучает других от пользова­ния принадлежащей ему землей. Привилегию, или моно­полию, можно опра!вдывать только как необходимое зло; в тех случаях, когда она доведена до такого состояния, при котором из нее не проистекает компенсирующее благо, она становится несправедливостью.

Исключительное право на землю с целью ее возделы­вания не предполагает еще исключительного права про­ходить по этой земле, и никакое подобное право не долж­но признаваться, разве что в степени, необходимой для того, чтобы защитить урожай от ущерба и личную жизнь владельца от вторжений. Поэтому попытка двух герцогов закрыть доступ в некоторые части шотландского нагорья [1848 г.] и лишить всех остальных людей многих квадрат­ных миль гористой местности, ради того чтобы не трево­жить диких животных, является злоупотреблением, так как она переходит законные праницы права земельной

Заказ № 363

собственности. В тех .случаях, ноща земля не првдвазна-чается для возделывания, нельзя привести ни одного вес­кого довода в пользу того, чтобы она вообще являлась частной собстшешшостью; и если кому-либо дозволено на­зывать землю своею, то такому человеку следует знать, что он владеет землей с молчаливого согласия обществами на предполагаемом условии, что его ^владеайПГ землей, по­скольку оно не приносит, вероятно, остальным членам общества никакой пользы, по крайней мере и не лишит их известной выгоды, которую они смогли бы извлечь из этой земли, не будь она присвоена. Даже если речь идет о возделываемой землю, то и тогда человек, которому за­кон дозволяет владеть тысячами акров земли в качестве только ему принадлежащей доли, хотя он всего лишь один из миллионов людей, не имеет права думать, будто бы все это дано ему затем, чтобы он пользовался или зло­употреблял этой землей, поступал с нею так, как если бы это не касалось никого, кроме него самого. Рента и при­были, которые он может получить от этой земли, нахо­дятся в его полном распоряжении; но что касается земли, то во воем, что он делает с лею, и во всем, что воздержи­вается с нею делать, он морально обязан сообразовывать свои интересы и прихоти с общественной пользой, а во всех тех случаях, когда это необходимо, его следовало бы и принуждать к этому в законодательном порядке. Челове­чество в целом потпрежнему сохраняет свое изначальное право на почву той планеты, которую оно населяет, в такой мере, в какой это право совместимо с целями, ради кото­рых человечество поступилось остальным.

§ 7. Помимо собственности на продукт труда и собст­венности на землю, есть другие вещи, являющиеся или являвшиеся субъектами права собственное ли, хотя на них права собственности не должны распространяться вовсе. Но поскольку цивилизованный мир, в общем, составил мне­ние по этим вопросам, здесь нет необходимости останав­ливаться на них подробно. Прежде всего это собственность на человеческие существа. Почти излишне замечать, что этот институт не может иметь места в любом обществе, выдвигающем хоть какие-то притязания на то, что оно основано на справедливости или товариществе между людьми. Но хотя это учреждение и несправедливо, все-таки в тех случаях, когда государство ясным образом уза-'

копило его, ,и на протяжении жизни нескольких поколений людей покушали, продавали и наследовали с санкции за­кона, уничтожить эту собственность, не дав за нее полной ?•• компенсации, — значит совершить другую несправедли­вость. Этого зла удалось избежать при осуществлении в 1833 г. великой меры_ справедливости, меры, являющейся как одним из добродётельнейших, так и одним из самых благотворнейших в практическом отношении деяний из всех, когда-либо свершенных каким-либо народом коллек­тивно. Другими примерами собственности, которую не следовало бы учреждать, являются права собственности на общественные должности; так, например, на судебные должности, продававшиеся при старом режиме во Фран­ции, или наследственные права юрисдикции, которые в странах, не вполне вышедших из феодализма, передаются наследнику вместе с землей. В Англии примерами такого рода являются право собственности на офицерские патен­ты в армии [1848 г.] и право жаловать церковные при­ходы, назначать приходских священников. Иногда создают собственность на право облагать население налогами — например, при предоставлении монополии или другой исключительной привилегии. Более всего эти злоупотреб­ления распространены в полуварварских странах, но встречаются и в самых цивилизованных. Во Франции есть [1848 г.] некоторые важные ремесленные и профессио­нальные группы, в том числе нотариусы, поверенные, пе­чатники и (до недавнего времени) 13 пекари и мясники, численность которых ограничена законом. Патент или при­вилегия, (предоставляемая человеку, который входит в раз­решенное законом число занимающихся той или иной профессией, обусловливает высокую рыночную цену на его услуги. Если дело обстоит таким образом, то при унич­тожении данной привилегии отказать в компенсации было бы, вероятно, несправедливо. Есть другие случаи, в кото­рых решение вопроса о компенсации вызывает большие сомнения. В этих случаях его решение зависит от того, что при даганых конкретных обстоятельствах следует считать достаточным основанием для признания права 1ВНОСТИ и было ли юридическое признание, которого удостоилось это злоупотребление, достаточным для пре­вращения этого злоупотребления в институт или же это

[Это дополнение внесено в 5-е издание (1862 г.).]

25*

признание было равносильно только временному разре­шению. Было бы абсурдно требовать компенсации за убытки, понесенные вследствие изменений в таможенных тарифах, которые, как всем известно, меняются из года в год, или за монополии, подобные тем, какие Тюдоры да­ровали отдельным лицам — за милости, которые оказаны деспотической властью и которые оказавшая их власть была вправе и в состоянии отменить в любой момент.

Но довольно об институте собственности — предмете, рассмотреть который было необходимо в целях политиче­ской экономии, но при рассмотрении которого мы не мог­ли ограничиться только экономическими соображениями. Теперь нам предстоит выяснить, на основе каких прин­ципов и с какими результатами осуществляется распре­деление продукта земли и труда при отношениях, которые этот институт устанавливает между различными членами общества.

ГЛАВА III







©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.