ГЛАВА IV О КОНКУРЕНЦИИ И ОБЫЧАЕ
§ 1. В условиях господства частной собственности раздел продукта обусловлен двумя определяющими факторами: конкуренцией и обычаем. Важно установить величину влияния, оказываемого каждым из этих факторов, и то, каким образом действие одного из них изменяется под влиянием другого. Политэкономы вообще, а английские в особенности, привыкли придавать почти исключительное значение первому из этих факторов, в малой мере учитывая влияние-другого —• и противоположного — принципа. Они склонны выражаться так, как будто думают, что конкуренция действительно всегда совершает то, к свершению чего она имеет тенденцию в теории. Отчасти это становится понятным, если принять во внимание, что лишь благодаря принципу конкуренции политическая экономия имеет право притязать на научный характер. В той мере, в какой размер ренты, прибыли, заработная плата и цены определяются конкуренцией, для них можно установить законы. Предположив, что конкуренция является единственным регуляторам ренты, прибылей, заработной платы и цен, можно сформулировать довольно общие и обладающие научной точностью принципы, в соответствии с которыми: будут регулироваться ранты и т. д. Политэконом справедливо считает это своим прямым делом; и от политической экономии, как от абстрактной, или гипотетической, науки, нельзя требовать, чтобы она сделала нечто большее, да на большее она и неспособна. Но предполагать, будто бы конкуренция на самом деле имеет столь неограниченную силу, значило бы придерживаться совершенно превратного представления о действительном ходе человеческих дел. Я не говорю об естественных или искусственных монополиях или о каком-либо вмешательстве власти в свободный ход производства или обмена. Политэкономы все- гда принимают во внимание подобные нарушающие действие конкуренции причины. Я говорю о тех случаях, в которых действие конкуренции ничем не ограничено, в которых конкуренция не встречает никаких помех гаи в сущности дела, ни в искусственных препятствиях, но в которых результат определяется все-таки не конкуренцией, а обычаем или привычкой, а конкуренция либо вовсе не имеет места, либо проявляется образом, совершенно отличающимся от того, какой обычно считают для нее естественным. § 2. В сущности, принципом, в скольконнибудь значительной степени регулирующим соглашения экономического характера, конкуренция стала лишь со сравнительно недавнего времени. Чем глубже заглядываем мы в прошлое, тем более значительно влияние установившихся обычаев на все сделки и обязательства. Причина тому очевидна. Обычай — самый могущественный защитник слабых от сильных; единственный их защитник там, где нет законов или правительства, которые способны предоставить им защиту. Обычай — это преграда, которую в какой-то мере вынуждена уважать тирания даже тогда, когда люда повержены в состояние крайнего угнетения. Свобода конкуренции •— пустой звук для трудящегося населения, живущего в бурном военном обществе; в таком обществе трудящиеся никогда не смогут установить условия своего труда в соответствии с этим принципом; здесь всегда есть господин, кладущий на весы свой меч и предписывающий условия по своему желанию. Но хотя вопросы и решаются по праву сильнейшего, не в интересах и вообще не в правилах сильнейшего использовать это право до предела, и каждое смягчение этого права имеет тенденцию превращаться в обычай, а каждый обычай имеет тенденцию превращаться в право. И не конкуренция в какой-либо форме, а возникающие таким образом права определяют при примитивном состоянии общества ту долю продукта, которой пользуются создавшие продукт люди. Более конкретный пример — отношения между землевладельцем и земледельцем, и платежи земледельца землевладельцу определяются на всех стадиях общественного развития, кроме самой новейшей, обычаем страны. До
недавних времен условия пользования землей никогда не были (как общее правило) делом конкуренции. Широк» распространено было мнение о том, что временный владелец земли 'имеет право сохранять свое владение, пока выполняет установленные обычаем требования, становясь, таким образом, в известном смысле совладельцем этой земли. Даже там, где такой владелец не приобрел права постоянной аренды, условия пользования землей зачастую были твердо установленными и неизменными. Например, в Индии и других азиатских обществах со сходным устройством райоты, или поселяне-фермеры, не считаются арендаторами, не имеющими подписанного договора с землевладельцем, или даже арендаторами, пользующимися землей в течение определенного срока в соответствии с таким договором. Действительно, в большинстве деревень есть некоторое число райотош, находящихся в таком непрочном положении, но это люди, поселившиеся в этих деревнях в известный, сравнительно недавний период, или же их потомки; за теми, кого считают потомками или представителями первопоселенцев, и даже за многими простыми арендаторами, исстари занимающими свои наделы, признано право сохранять свои земли до тех пор, пока они выплачивают установленную обычаем ренту. Правда, в большинстве случаев отсутствует ясность в вопросе о том, как велика эта рента и какой она должна быть: узурпация, тирания и иноземное господство в значительной мере уничтожили касающиеся этого свидетельства. Ню когда старое и чисто индусское княжество подпадает под власть британского правительства или под управление его чиновников и начинается подробное изучение системы доходов этого княжества, обычно обнаруживают, что, хотя требования главного землевладельца — государства — разбухли вследствие фискальной алчности так, что все пределы этим требованиям практически исчезли из виду, все же для каждого нового увеличения чрезмерных поборов считалось необходимым придумывать особое название и особый предлог, поэтому государства требовало иной раз в дополнение к номинальной ренте еще 30 или 40 различных иных платежей. Не вызывает сомнений, что к такому окольному способу увеличения платежей не прибегали бы, если бы землевладелец имел признанное право увеличивать ренту. Употребление этого- способа служит доказательством тому, что некогда существовало эффективное ограничение платежей и настоящая обычная рента и что подразумеваемое право райота на пользование землей, пока он в соответствии с обычаем платит ренту, некогда в прошлом было реальным, а не формальным *. Британское правительство Индии всегда упрощает порядок держания земли, консолидируя различные повинности крестьян в одну подать и тем самым превращая ренту как формально, так и фактически в произвольный предмет или по меньшей мере вопрос, подлежащий конкретному соглашению, но оно строжайшим образом уважает право райота на землю, хотя до реформ, осуществленных нынешним поколением (реформ, даже теперь лишь частично исполненаых), оно редко оставляло райоту больше того, что едва составляло необходимое для поддержания жизни пропитание '. В Европе нового времени земледельцы постепенно вышли из состояния личного рабства. Завоевавшие Западную империю варвары нашли, что легчайший способ управления завоеванным — оставить земли в руках их прежних жителей, а легчайший способ избавиться от столь противного труда, как надзор эа толпами рабов, — разрешить рабам некоторую свободу действий под обязательство снабжать господина провизией и работать на него. Обычным для достижения этой цели способом было предоставление крепостному в его исключительное пользование такого количества земли, какое считалось достаточным для его пропитания, и принуждение его к труду на землях господина, когда в том была потребность. Постепенно эти неопределенные обязанности были трансформированы в одну определенную повинность — предоставлять твердо установленное количество продуктов или труда; и поскольку со временем господа стали склонны употреблять свои доходы скорее на покупку предметов роскоши, * Своды древнеиндусских законов упоминают в качестве долж-i ренты иногда Ve, иногда '/4 продукта; но нет доказательств тому, что в какой-либо период истории действительно на практике руководствовались изложенными в этих сборниках правилами. [Так начиная с 6-го издания (1865 г.). Первоначальный 1848 г.) текст был таков: «...хотя оно редко оставляет ему намного больше того, что едва составляет необходимое для жизни пропитание».] нежели на содержание свиты, натуральные платежи были заменены платежами денежными. Каждая уступка, которую господин поначалу делал добровольно и мог отменить по своей прихоти, постепенно приобретала силу обычая и в конце концов получала признание судов, которые обеспечивали ее проведение в жизнь как закона. Именно таким образом сервы постепенно возвысились до положения лично свободных арендаторов, державших свои земли в вечном пользовании на строго определенных условиях. Последние иногда были очень тяжкими, и народ пребывал в весьма бедственном положении. Но его повинности определялись обычаем или законом страны, а не конкуренцией. Там, где земледельцы никогда не были, строго говоря, лично зависимыми от господ, или после того, как их личная зависимость от господ прекратилась, насущные потребности бедного и малоразвитого общества породили другую систему, которую в некоторых, даже весьма передовых частях Европы находят достаточно выгодной, чтобы сохранять ее и по сегодняшний день. Я говорю о системе половничества, испольщине. При этой системе земля разделена на мелкие хозяйства, принадлежащие отдельным семьям, причем землевладелец обычно предоставляет инвентарь, считающийся необходимым с точки зрения существующей в стране сельскохозяйственной системы, и получает вместо ренты и прибыли определенную часть продукта. Эта часть, обычно выплачиваемая натурой, составляет, как правило (и как предполагают слова metayer, mezzaiuolo и medietarius), половину продукта. Существуют, впрочем, места, такие, как Неаполитанская провинция с ее богатыми вулканическими почвами, где землевладелец берет себе две трети продукта, и все-таки земледелец благодаря превосходному сельскому хозяйству умудряется прожить. Но составляет ли доля землевладельца две трети или половину продукта — это твердо установленная доля, неизменная для всех ферм и всех арендаторов. Обычай страны является универсальным правилом, и никто не помышляет повышать или понижать ренту или сдавать землю в аренду на иных, нежели обычные, условиях. Как регулятор ренты конкуренция не существует. § 3. Цены, если только нет монополии, гораздо раньше подпадают под влияние конкуренции и в гораздо большей степени подчинены ей, нежели ренты; но это влияние никоим образом, даже при нынешней активности торговой конкуренции, не является столь абсолютным, как иногда полагают. В политической экономии нет тезиса, который встречался бы чаще, чем тезис о том, что на одном и том же рынке не может быть двух различных цен. Действительно, таков естественный результат неограниченной конкуренции; и все же каждому известно, что на одном и том же рынке почти всегда 2 имеются две цены. Не только в каждом большом городе и почти гв каждой отрасли торговли имеются дешевые и дорогие лавки, но и в одной и той же лавке один и тот же товар (зачастую продают разным покупателям за разную цену; и, в общем, каждый розничный торговец приводит масштаб цен в соответствие с предполагаемой категорией покупателей. В оптовой торговле основными товарами действительно господствует конкуренция. Там как покупателя, так и продавцы — это купцы или промышленники, закупки которых не подвержены влиянию праздности или вульгарной погони за внешней красивостью, но являются деловыми сделками. Поэтому для оптовых рынков тезис о том, что не бывает двух цен на один и тот же товар в одно и то же время, справедлив: в каждом месте в данное время есть рыночная цена, которую можно указать в прейскуранте. Но розничная цена, цена, которую уплачивает подлинный потребитель, по-видимому, очень медленно и весьма неполно поддается воздействию конкуренции; и даже в тех случаях, когда в розничной торговле все же есть конкуренция, она зачастую, вместо того чтобы снижать цены, приводит попросту к разделу прибылей от высокой цены между большим числом торговцев. Поэтому-то столь значительная часть уплачиваемой потребителем цены поглощается прибылью розничных торговцев; и всякий, кто поинтересуется тем, какая часть цены досталась людям, сделавшим купленные им вещи, часто будет удивлен ее ничтожностью. Правда, если рынок, будучи большим городом, дает трупным капиталистам достаточный стимул к занятию розничной торговлей, то, в общем, обнаружи- 2 [Эти слова в 3-м издании (1852 г.) заменили стоявшие в первоначальном тексте слова «очень часто».] ваетюя, что лучшим спекулятивным методом развертывания крупного дела является подрыв позиций конкурентов посредством продажи товаров по более низким ценам, а не просто раздел сферы деятельности с другими. Такое влияние конкуренции становится все более и более ощутимым в основных отраслях розничной торговли в больших городах; и быстрота, и дешевизна перевозок, уменьшая зависимость потребителей от торговцев, действующих непосредственно в окрестностях тех мест, где они проживают, ведут ко все большему уподоблению всей страны большому городу; но до сих пор [1848 г.] лишь в крупных деловых центрах розничные цены были определены главным образом или хотя бы в значительной мере конкуренцией. В прочих местах конкуренция либо не действует вовсе, либо же если и действует, то лишь вызывая временное колебание цен; привычным регулятором цен является обычай, время от врем<ени изменяемый существующими в умах покупателей и продавцов представлениями о какой-то справедливости или сообразности цен. Во многих отраслях торговли условия торговой деятельности определены положительной договоренностью между подвизающимися в данной отрасли торговли предпринимателями, которые используют всегда находящиеся в их распоряжении средства, чтобы сделать неудобным или неприятным положение любого члена своей корпорации, отступающего от установленных обычаев. Хорошо известно, что одной из таких отраслей до недавнего времени была книготорговля и что, несмотря на действующий в ней дух активного соперничества, конкуренция не дала своего естественного эффекта, заключающегося в разрушении установленных обычаем правил книготорговли3. Во всех свободных профессиях вознаграждение регулируется обычаем. Гонорары, получаемые врачами, хирургами, ад-В'Окатами, почти одинаковы для всех врачей, хирургов и т. д. Эта неизменность вознаграждений обусловлена, разумеется, не недостаточной конкуренцией между представителями этих профессий, но тем, что действие ковкурен- . 3 [До 4-го издания {1857 г.) текст был таков: «...одной из таких отраслей была книготорговля... конкуренция не дает» и т. д.) ция проявляется в сокращении шансов каждого конкурента яа получение вознаграждения, а не в снижении размеров самих, вознаграждений. Поскольку обычай столь успешно удерживает свои позиции в борьбе с конкуренцией даже там, где вследствие многочисленности : конкурентов и общей энергии, проявляемой в погоне за прибылью, ее дух наиболее силен, можно с уверенностью полагать, что господство обычая еще более прочно там, где люди довольствуются меньшими денежными барышами, не столь дорожа ими по сравнению со своим покоем или своими удовольствиями. Я думаю, в странах континентальной Европы нередко можно найти, что в одних местах цены на некоторые или все товары и услуги гораздо выше, нежели в других, не столь уж отдаленных от первых, причем эту разницу невозможно объяснить какой-либо иной причиной, кроме той, что так было всегда: покупатели привыкли к этому и не протестуют. Предприимчивый конкурент, обладающий достаточным капиталом, мог бы сбить цены, нажив при этом состояние, но предприимчивых конкурентов нет, люди, располагающие капиталом, предпочитают оставлять его там, куда он инвестирован, или же получать меньшую прибыль более спокойным образом. Эти замечания следует принять в качестве общей коррективы, которую надлежит прилагать ко всем касающимся действия конкуренции выводам, содержащимся в последующих частях данного трактата, независимо от того, напоминает автор об этой коррективе или нет. Вообще мы должны рассуждать так, как будто конкуренция действительно дает свои известные и естественные эффекты во всех случаях, когда ее действие не ограничено каким-либо положительным препятствием. Но в тех случаях, когда конкуренция не существует, хотя могла бы существовать, или когда она существует, однако ее естественные последствия преодолены воздействием какого-то иного фактора, наши выводы в большей или меньшей мере окажутся неприменимыми. Для того чтобы избежать ошибки, мы должны, применяя выводы политической экономии к событиям реальной жизни, учитывать не только то, что произойдет при воображаемом условии максимального господства конкуренции, но и то, насколько изменится результат, если господство конкуренции будет неполным. 26 Заказ № 363 Первыми по порядку, в котором будут рассмотрены и оценены различные состояния экономических отношений, стоят те из них, в которых конкуренция не играла никакой роли и в которых арбитром сделок были либо грубая сила, либо установившийся обычай. Эти состояния и будут предметом следующих четырех глав. ©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.
|