Главная | Обратная связь

Постоянство некоторой мысленной схемы относительно общей темы легенды в воспроизведениях.

Общая схема рассказа претерпевает наибольшие изменения при первом воспроизведении. Испытуемый сразу же относит рассказ к какой-то привычной ему категории исто­рий, определяет его жанр, и впоследствии общая схема иплан рассказа изменяются довольно мало. При этом в зависи­мости от выбранной испытуемым общей схемы и его отноше­ния к такой категории схем на первый план выступают различные детали рассказа. Так, например, многие испытуе­мые при воспроизведении рассказа «Война духов»* (см. на русском языке) пытались сдвинуть момент появления духов к самому началу истории, нарушая, тем самым, порядок изло­жения событий. Выбор общей мысленной схемы оказывает также влияние на стиль изложения. Если испытуемый сбли­жает рассказ с какой-то историей из газеты и, вообще, осовременивает его, то он привносит и соответствующие изменения в текст рассказа. Например, фразеология становит­ся более журналистской. Появляются выражения типа: «отка­зался, обосновывая семейными узами», «постарался более подробно рассказать об этом рискованном предприятии» и т.п.

Кроме того уже в ходе первых воспроизведений, как правило, появляется две тенденции — тенденция к значитель­ному сокращению рассказа и тенденция к более последова­тельному, правильному изложению рассказа, чем он был впервоначальном виде.

Процесс рационализации. Основная функция рационали­зации заключается в том, чтобы преобразовать материал рассказа в социально и интеллектуально приемлемом для испытуемого направлении, так, чтобы материал согласовался с интересами и установками личности, Бартлетт вычленяет три разных вида рационализации.

Первый вид— это «умышленная», сознательно проводимая испытуемым рационализация, которая приводит к логической интерпретации рассказа. Так, в рассказе «Война духов» многими испытуемыми «что-то черное» интерпретировалось как материализация дыхания умирающего человека. Или дру-

 

* См.: Клацки Р. Память человека. М., 1978. С. 209.

гой пример, касающийся не отдельной детали рассказа, а всего рассказа в целом. С самого начала испытуемый дает оценку рассказу, заявляя: «Это — сон убийцы». Затем все повествование идет в этом стиле. При первом виде рационали­зации испытуемый как бы находит для себя логическую интерпретацию, объяснение неясностей, непонятностей, то есть наполняет все логические или социальные «разрывы» в тексте значением. Называть этот процесс полностью «умыш­ленным» — не совсем точно. Обычно ему предшествует некоторая пауза в изложении рассказа. Сама же вызывающее замешательство фраза «что-то черное вышло изо рта» воспри­нимается как символ. При повторных воспроизведениях все эти символические материалы или факты в конце концов полностью замещаются тем, что они, по мнению испытуемых, символизировали в оригинальном тексте. Таким образом, в ходе повторных воспроизведений испытуемый не просто меха­нически воспроизводит подобные факты и рассказы, а ведет с ними постоянную работу, активно преобразовывая их в при­емлемую для него форму.

Второй вид рационализации — неосознаваемая рациона­лизацияво всех воспроизведениях. Для этого вида рационали­зации характерно то, что испытуемый вносит преобразования в текст рассказа, сам не отдавая себе в этом отчета. Для второго вида рационализации специфично то, что в нем индивидуальные интересы и склонности испытуемого прямо определяют происходящую трансформацию текста. Типичным примером подобной рационализации является превращение термина «духи» в название клана и, тем самым, полное устранение из рассказа сверхъестественного элемента. Испы­туемый, трансформировавший материал таким образом, был антропологом и занимался историей индейских кланов. При­веденный пример рационализации доказывает, насколько большое влияние может оказать профессиональный интерес на припоминание.

Третий вид рационализациитесно связан со вторым и протекает бессознательно. В этом случае некоторые особые детали как бы машинально приобретают привычные черты. Так, необычные предметы подменяются принятыми в данной культуре и социальной группе. Охота на тюленей подменяется «ловлей рыбы», вместо «каноэ» при припоминании говорится «лодка», вместо «грести гребком» — «грести веслом» и т.д. Если второй вид рационализации различен у разных испыту­емых, то в третьем виде проявляются общие особенности испытуемых одной социальной группы.

Таковы три вида рационализации, выделенные Бартлеттом. Говоря о природе рационализации, Бартлетт предостерегает против сведения рационализации к установлению связи между новыми данными и прошлым опытом, старыми накопленными

знаками. Он особо акцентирует внимание на том, что процесс рационализации зависит от активного предрасположения лич­ности, от предубеждения или специфической тенденции реа­гирования, которые актуализированы в испытуемом новым материалом и которые определяют формирование новых тен­денций в связи со старыми. Далее, по Бартлетту, процесс рационализации является одновременно интеллектуальным и аффективным, эмоциональным. Так, например, из 20 испы­туемых только двое пренебрегли ссылкой на родственников при объяснении отказа пойти на войну. Дело в том, что большинство испытуемых были или могли оказаться в ситуа­ции, описанной в рассказе. Отсюда и возникновение эмоцио­нальной реакции, тревоги за родственников, которая способст­вовала сохранению этого личностно значимого эпизода в памяти.

Кроме детального рассмотрения роли рационализации в припоминании Бартлетт описывает особенности запоминания необычных деталей, различные дополнения и включения в текст припоминаемого рассказа и т.п. Все эти особенности припоминания рассказов убедительно подтверждают тезис Бартлетта о том, что припоминание есть активный творческий процесс, детерминируемый сформированными в прошлом опы­те «схемами» и установками личности, а не только воспро­изведение индивидуальных следов различных событий. У.Ф. Бартлетта мы находим развернутое, хотя и не вполне ясное, определение понятия «схема». «Схема представляет собой активную организацию прошлых реакций или прошлого опы­та, которая... всегда принимает участие в любой хорошо приспособленной органической реакции. Когда в поведении налицо последовательность или систематичность, отдельная реакция возможна только потому, что она связана с другими побочными реакциями, которые были серийно организованы, но которые действуют не просто как индивидуальные элемен­ты, идущие один за другим, а как единое целое. Руководство посредством таких схем является наиболее надежным из всех способов, с помощью которых на нас может воздействовать опыт, имеющий место когда-нибудь в прошлом»*. Бартлетт предполагает, что «схема» проявляется в мышлении, восприя­тии и запоминании. Соприкасаясь со схемой, приходящая стимуляция наполняется значением. «Схема» включает клас­сификации сходных ситуаций и способов реагирования, соот­ветствующих этим ситуациям. Под влиянием установок и ожиданий, вызванных инструкцией, интересом, мотивом, у человека в определенной ситуации актуализируются соответст­вующие этой ситуации схемы и затормаживаются другие. Но один из всех важных моментов в теории Бартлетта состоит в

 

* Bartlett F.C. Remembering. С. 201.

том, что схемы не только детерминируют процесс запомина­ния, участвуют в строительстве этого процесса, но и сами изменяются в процессе запоминания.

Резюмируя свой взгляд на запоминание, Бартлетт заклю­чает: «Запоминание не есть повторное возбуждение бесчислен­ных, фиксированных, безжизненных и фрагментарных сле­дов... Воспоминание есть построение, которое, главным обра­зом, протекает на основе установки, и его общее действие является оправданием установки личности»*.

Итак, через всю концепцию Бартлетта красной нитью проходит мысль, что запоминание представляет собой конст­руктивный акт, что за повторными воздействиями стимуляции и повторными воспроизведениями скрывается активная работа субъекта с материалом, детерминируемая схемами и находя­щая свое феноменологическое выражение в самых различных преобразованиях припоминаемого текста (механизмы рациона­лизации). Бартлетт постоянно декларирует, что в прошлом опыте фиксируются не индивидуальные следы, а связанные с интересами и установками личности целостные схемы (ср. с У. Найссером), которые живут и развиваются. Эта идея – является с нашей точки зрения в принципе верной, но ухватывающей лишь поверхностные особенности сложнейшего процесса запоминания как построения. Для того, чтобы про­никнуть в. глубь этого процесса, необходимо обратиться к теории уровней построения движений классика советской психологии и физиологии Н.А. Бернштейна.

Как уже отмечалось, именно Н.А. Бернштейну принадле­жит мысль, что упражнение, в котором закрепляется тот или иной навык, есть «повторение без повторения». Этот принцип вытекает как из самой теории построения движений Н.А. Бернштейна, так и из его критики ассоциативных, в частно­сти, условно-рефлекторных концепций закрепления следов памяти. Эта критика и сегодня является более чем актуаль­ной. Поэтому мы вначале остановимся на ней, а затем перейдем к рассмотрению представлений Бернштейна об уров­нях регуляции построения движений, роли в этом процессе двигательной задачи в фазах становления такой формы памя­ти, как двигательный навык.

В традиционной физиологии, как и в психологии, долгое время господствовал взгляд на запоминание, на индивидуаль­ное прижизненное запечатление следов в центральной нервной системе как на механическое проторение связующих путей в мозгу в результате многочисленных настойчивых повторений условного сочетания. Этот взгляд распространялся не только на выработку условных связей у животного, но и на запечат­ление двигательных умений у человека. Возникновение и того

* Там же. С. 213.

и другого объяснялось при посредствемногократных повторе­ний двигательного упражнения. По мнению Н.А. Бернштейна, такая интерпретация выработки двигательного навыка у чело­века наталкивается на целый ряд капитальных затруднений.

«Первое капитальное различие (между закреплением ус­ловных, связей и выработкой двигательных умений у человека. — А.А.) в том, что вся постановка эксперимента по выработке условной связи у животного обусловливает его полную пассив­ность к предъявляемым ему раздражениям. Это хорошо под­тверждается хотя бы частным возникновением у подопытных животных сонного торможения, являющегося истинным бичом опытов по условным рефлексам. В противоположность этому каждый из этапов выработки навыка представляет собой не пассивное «отдавание» воздействиям, идущим извне, а актив­ную психомоторную деятельность, образующую и внешнее оформление, и самую сущность двигательного упражнения. Эта интенсивная деятельность сооружает двигательный навык как своего рода постройку...»*.

Второе различие связано с тем, что гипотеза проторения трактует процесс выработки навыка как монотонное пассивное заучивание, «зазубривание», в котором основное внимание уделяется лишь числу повторений движения, а не тому, какая работа стоит за этими повторениями. В действительности формирование навыка, как будет показано далее, представляет собой цепь сменяющих друг друга фаз разного смысла.

Третьеразличие, а, тем самым, и третье затруднение, с которым сталкиваются представители ассоциативной и условнорефлекторной концепции проторения путей, связано с пред­ставлением этой концепции о медленности, чрезвычайной длительности запечатления условных связей. Для представи­телей условнорефлекторной концепции столь большая длитель­ность выработки условнорефлекторной связи была чем-то само собой разумеющимся. В качестве объяснения медлительности выработки рефлексов давалась ссылка на низкие временные коэффициенты центральной нервной системы. Однако такая ссылка не выдерживает критики. Она рассогласуется с фак­тами запечатлений с одного раза значимых, имеющих непос­редственное отношение к потребностям животного, сигналов и с данными о скоростных показателях нервной системы. «Дело выглядит совершенно иначе, если на место однородного запе­чатления в том или ином центре поставить то, что имеет место в действительности: многофазное активное строитель­ство в сенсомоторных уровневых системах мозга»**.

Четвертое затруднение ассоциативной гипотезу проторения касается трактовки представителями этой гипотезы формы

*Бернштейн Н.А. О построении движений. М., 1947. С. 174. ** Бернштейн Н.А. О построении движений. С. 174.

сохранениянавыка как стойкого запечатленного следа в виде эффекторной формулы движения. Такой стандартной формулы, отмечает Н.А. Бернштейн, в принципе не может образоваться в центральной нервной системе, так как что бы человек ни делал, бежал бы по неровному месту, плыл при волнах, боролся с другими животными или выполнял тот или иной рабочий процесс, — всегда и всюду он занимается преодолением сил, из категорий неподвластных, непредус-мотримых и не могущих быть преодоленными никаким стереотипом движения, управляемым только изнутри. «Не­осторожное отметание из поля зрения этих процессов активно­го взаимодействия с неподвластным окружением... повело прежде всего к тому, что принцип обратной сенсорной связи, который именно на двигательных объектах мог быть легко усмотрен и обоснован уже 100 лет назад, оставался в тени до недавнего времени»*. Таким образом, положение о существо­вании в центральной системе стандартного стойкого следа, раз возникшего, а затем в ходе повторений только закрепляе­мого, вступает в противоречие с самой сущностью процесса двигательной координации, которая состоит в преодолении избыточных степеней свободы движущегося органа, в непре­рывном прилаживании эффекторных импульсов к внешним условиям, которые постоянно меняются и требуют контроля со стороны различных сенсорных систем.

И наконец, еще одно возражение против представления и закрепления навыка как процесса механического проторе­ния. Это возражение прямо выводит на принцип «повторе­ния без повторения», как принцип запоминания и воспро­изведения:

«Если бы упражнение или тренировка навыка сводились к проторению или продалбливанию чего-либо на основе бесчис­ленных повторений, то это не могло бы привести ровно ни к чему хорошему, так как именно в начале развития навыка, когда движения неправильны и неловки, затверживать-то и нечего. Это обстоятельство еще с одной стороны подчеркивает ошибочность «проторительных» концепций. Диалектика разви­тия навыка как раз и состоит в том, что там, где есть развитие, там, значит, каждое следующее исполнение лучше предыдущего, то есть, не повторяет его; поэтому упражнение есть в сущности повторение без повторения. Разгадка этого кажущегося парадокса в том, что упражнение представляет собой не повторение и не проторение движения, а его построение. Правильно проводимое упражнение повторяет раз за разом не средство, используемое для решения данной

 

* Бернштейн Н.А. Очерки по физиологии движений и физиологии ак­тивности. М., 1966. С. 224.

двигательной задачи, а процесс решения этой задачи, от раза к разу изменяя и улучшая средства»*.

Вот наиболее отчетливая формулировка сущности принци­па «повторения без повторения». Как и Ф. Бартлетт, Н.А. Бернштейн показывает, что любая направленная деятельность субъекта представляет собой конструктивный процесс, на­правленный на решение той или иной задачи. Рассматривать акт запоминания, игнорируя роль задачи, — значит заведомо подменить реальную картину запоминания уплощенной «дур­ной» абстракцией.

Концепция Н.А. Бернштейна дает ключ к структуре про­цесса развития двигательного навыка, двигательной памяти. В ней отчетливо прослеживается влияние двигательной задачи на уровень построения навыка. «Каждая двигательная задача находит себе, в зависимости от своего содержания и смысло­вой структуры, тот или иной уровень (уровень регуляции движений. — А.А.), иначе говоря, сенсорный синтез, который наиболее адекватен по качеству и составу образующих его афферентаций и по принципу их синтетического объединения, требующемуся решению этой задачи»**. По Н.А. Бернштейну, в каждом двигательном акте необходимо различать: 1) его смысловую структуру; и 2) его двигательный состав. Процесс двигательного акта протекает по принципу рефлекторного кольца, а это значит, например, что любое отклонение звена двигательного акта от конечной траектории приводит к тому, что на основании полученной информации об этом отклонении в эффекторный поток вносятся необходимо коррективы. Такие акты корригирования осуществляются не отдельными афферентационными системами, а целыми синтезами, которые и представляют собой уровни построения движений. Лишь пер­вые шаги при формировании двигательного навыка осуществ­ляются под непосредственным присмотром ведущего уровня, который задает общую программу выполнения двигательного акта. Движения начинающего пианиста, совершаемые под непосредственным контролем ведущего уровня, порывисты и неуверенны до тех пор, пока ведущий уровень не передаст своих полномочий по техническому выполнению двигательного акта ответственным за черновую оснастку движения нижеле­жащим уровням, то есть пока не произойдет автоматизация двигательного акта. Процесс перехода с ведущего осознаваемо­го уровня организации движений на фоновые, «черновые» уровни регуляции Н.А. Бернштейн называет автоматизацией двигательного навыка. Этот процесс имеет определенную фа­зовую динамику.

Развернутость двигательного навыка, большие возможности

 

*" Бернштейн Н.А. О построении движений. С. 179.

** Бернштейн Н.А. О построении движений, С. 35.

объективной регистрации различных параметров движения позволяют на материале изучения двигательной памяти уви­деть те фазы запечатления построения навыка, которые оста­ются скрытыми при анализе других видов памяти (вербаль­ной, образной).

Многомерный системный процесс построения двигательно­го навыка Н.А. Бернштейн разбивает на два периода: период выработки двигательного навыка и период стабилизации. В свою очередь каждый из этих периодов разбивается на несколько различных фаз. Далее будет дана краткая характе­ристика качественно отличных фаз развития навыка.

Период выработки навыка.

1. Фаза определения ведущего уровня построения навыка. С этой фазы начинается освоение, становление движения. Если перед человеком встает какая-ли­бо новая двигательная задача, например, изображения на бумаге заданной фигуры или косьбы, то сразу руководство осуществлением движения берет на себя так называемый уровень предметных действий. Бернштейн подчеркивает, что первые, попытки выполнения движений «эмбрионы будущего навыка» строятся как одноуровневые акты, то есть на первых порах все движение осуществляется под сознательным контро­лем со стороны ведущего уровня.

2. Фаза определения двигательного состава навыка. Под двигательным составом движения Н.А. Бернштейном подразу­мевается все, что относится к форме и внешнему характеру движения. Так, в спортивных навыках двигательный состав более или менее точно совпадает с так называемым стилем этих движений (например, кроль в плавании и т.п.). Выбор двигательного состава определяется как двигательной задачей, так и индивидуальными особенностями личности. Поэтому существенную роль на этой фазе играет индивидуальная пригонка особенности двигательного состава к личным свойст­вам упражняющегося — телосложению, физиологическим ха­рактеристикам моторной периферии и т.п.

3. Фаза выявления потребных сенсорных коррекций и развертки сенсорных коррекций по адекватным уровням по­строения движения. Если во второй фазе учащийся устанав­ливал, как будут выглядеть (снаружи) те движения, из которых слагается изучаемый им навык, то в третьей фазе он доходит до того, как должны ощущаться и сами движения, и управляющие ими сенсорные коррекции. Дело в том, что встающая перед субъектом новая двигательная задача, как правило, мало стандартна, неоднозначна, как и те движения, координации и коррекции, которые образуют ее решение. Н.А. Бернштейн пишет: «Осваивая новый для нее вид задач, центральная нервная система вбирает и впитывает в себя целые потоки рецепций, характерных для задач этого вида и определяющих потребные для них сенсорные коррекции. По

ходуэтого осваивании центральная нервная система практи­чески сталкивается с широким разнообразием вариантов задачи. Применяя выражение, вошедшее уже в обиход у психологов, можно было бы сказать, что по ходу формирова­ния навыка совершается обыгрывание всех этих вариантов. Неоспоримо, что чем полнее и надежнее освоен двигательный навык, тем шире круг вариантов и осложнений задачи, которые не приводят к дезориентации и деавтоматизации и для решения которых субъект находит для себя адекватные координационные ресурсы»*. Определив, что нуждается и в корригировании, какие сенсорные системы и какие фоновые уровни обладают в своем арсенале наиболее подходящими средствами для этих коррекций, центральная нервная система распределяет различные компоненты двигательного акта по тем уровням регуляции движений, которые четче всего обслу­жат реализацию данного компонента.

4. Фаза автоматизации навыка. Автоматизация, как уже отмечалось выше, понимается Н.А. Бернштейном как пере­ключение ряда технических компонент осваиваемого движения в нижележащие уровни построения. Например, если акт скорописи автоматизирован, то различные его компоненты распределены по разным уровням построения. Уровни симво­лических координации и предметных действий являются веду­щими. Они ответственны за смысловую структуру письма. Для этих уровней буквы выступают не как геометрические конфигурации, а как смысловые схемы, связанные со звуко­вым и начертательными образами слов. Уровень пространст­венного поля (уровень С, который является «специалистом» в выполнении таких движений, как ходьба, плавание, акробати­ческие движения и т.п.) в акте скорости играет подчиненную роль. Он отвечает как за квалифицированную хватку и держание орудия письма, так и за движение кончика пера по поверхности бумаги. Еще более черновую работу выполняет уровень синнергий и штампов (В). Этот уровень обеспечивает плавную округлость движения и его временной ритмический узор. Самое низкое место в иерархии уровней построения движений занимает подкорковый палеокинетический уровень (А), на долю которого приходится обеспечение общего тониче­ского фона пишущей конечности и всей рабочей позы пишу­щего человека. Таким образом, на фазе автоматизации состава и сенсорных коррекций по уровням в целом завершена. На этой фазе завершается период выработки навыка и начинается период его стабилизации.

Период стабилизации навыка. /. Фаза срабатывания координационных элементов навыка между собой. На этой фазе осуществляется осваивание фоновыми уровнями компо-

* Бершитейн Н.А. О построении движений. С. 176.

нент двигательного состава, переключенных в них на преды­дущих фазах. Отдельные фоновые уровни срабатываются с ведущим и друг с другом. Такого рода срабатывание необхо­димо, например, когда в противоречие между собой ставятся коррекции меткости и требования беглости в игре на музы­кальных инструментах.

2. Фаза стандартизации навыка. Процессы стандартиза­ции идут параллельно с процессами срабатывания компонент навыка. Поскольку на двигательный акт постоянно оказывают влияние всякого рода сбивающие воздействия, то, чтобы сохранить стабильность навыка, с этими воздействиями ведет­ся борьба при помощи сенсорных коррекций. Одна из линий борьбы направлена на то, чтобы сохранить движению наибо­лее устойчивые, стандартные формы в диапазоне «допускае­мой вариативности», то есть в диапазоне вариаций, еще не оказывающих на двигательный акт сбивающего воздействия. Это и есть линия стандартизации навыка.

3. Фаза стабилизации навыка. На фазе стабилизации происходит укрепление устойчивости различных сторон двига­тельного навыка против сбиваемости. Если в начале второго периода двигательный акт может быть безукоризненно выпол­нен лишь до тех пор, пока он протекает, по выражению Н.А. Бернштейна, под стеклянным колпаком, то за счет стабилиза­ции возрастает диапазон внешних и внутренних условий, «...в границах которого реализация навыка не испытывает опас­ность быть сбитой»*.

Таковы фазы выработки и стабилизации той формы памяти, которая носит в психологии название двигательного навыка. Даже беглого взгляда на динамику развития фаз навыка доста­точно, чтобы увидеть, что за многочисленными повторениями, которые только кажутся однообразными, скрывается продук­тивная работа по решению неопределенной двигательной зада­чи. Самое существо этой творческой работы, выражающей функциональное развитие памяти, и передает выделенный Н.А. Бернштейном принцип «повторения без повторения».

Эту главу мы начали с описания того затруднительного положения, в которое попадают представители разных вариан­тов теории распознавания образов, когда им приходиться решать вопрос о том, каким образом распознаются «плохо оформленные» категории. Выход их этого затруднительного положения ищется на пути поиска универсальных шаблонов, прототипов, посредством которых удается распознать даже «плохо оформленные» категории. Такого рода раз и навсегда заданные шаблоны, прототипы были бы наиболее экономным способом приспособления к некоторой стационарной среде. Более того, в стационарной среде у организма, обладающего

 

* Бершитейн Н.А. О построении движений. С. 201.

набором таких шаблонов, уходило бы гораздо меньше времени на опознание, чем у организма, у которого подобный набор готовых шаблонов отсутствует. Иными словами, там, где нет размытых неопределенных критериев, где нет «плохо оформлен­ных» категорий, там возможна быстрая подгонка стимульного паттерна к готовому шаблону и соответственно быстрое рас­познавание образа. Однако, как известно, человек реагирует гораздо медленнее, чем устройство, обладающее набором шаб­лонов, позволяющее быстро распознавать «хорошо оформлен­ные» категории. Но медленное время опознания человека по сравнению с такого рода устройствами — это плата за поистине необозримую широту диапазона опознания и реагирования. Опознание «плохо оформленных» категорий возмож­но именно потому, что память человека представляет собой не просто склад индивидуальности следов, просто удваивающих, дублирующих события внешнего мира, а творческий процесс конструирования этих событий, основанный на принципе «по­вторения без повторения».

Анализ принципа «повторения без повторения» как прин­ципа запоминания и воспроизведения был начат с высказыва­ния Бартлетта о том, что одно и то же движение никогда не повторяется дважды. Там, где сторонний наблюдатель видит лишь механическое повторение при выработке двигательного навыка или при воспроизведении рассказа, в действительно­сти осуществляется сложная работа по построению мнестических процессов. И воспроизведение рассказов, трансформиру­ющихся под влиянием личностной установки, ценностей и потребностей субъекта, и фазовая динамика развития (а не «зазубривания») двигательного навыка являются наглядными подтверждениями того, что за внешне механическими повторе­ниями стоят качественно различные механизмы и этапы построения мнесжческого акта.

Последовательное проведение при анализе памяти принципа «повторения без повторения» позволяет по-новому взглянуть на многие выделенные традиционной ассоциативной и когни­тивной психологией принципы организации памяти: развитие и построение мнестического процесса вместо механического заучивания и пассивного угасания следов; схемы и уровни построения, детерминируемые задачами и установками лично­сти вместо индивидуальных фрагментарных следов; иерархии уровней регуляции, в которых та или иная форма фиксации следа и кодирования информации в принципе не может быть «прописана» раз и навсегда за тем или иным уровнем, вместо выделяемых по временному критерию и выстраиваемых по струнке друг за другом блоков с приписанными этим блокам модальными формами кодирования (зрительное, слуховое и т.п.). Здесь столь резко вводятся протиповоставления традици­онных и связанных с принципом «повторения без повторения»

представлений о памяти, чтобы рельефнее выступило разли­чие между ними. В действительности и те и другие представ­ления имеют право на существование. Так, например, крити­ка ассоциативных и условнорефлекторных представлений о памяти вовсе не означает отбрасывания этих представлений. «... Ассоциации — это психическая реальность, и их иссле­дование столь же важно, как и исследование других реально­стей. Нужно только не забывать, что законы ассоциаций не охватывают систему психического в целом; они раскрывают лишь элементарные связи психических явлений. Чтобы понять сферу действия этих законов, необходимо рассмотреть их место и роль в целостной системе»*. И основной вопрос заключается в том, в каком соотношении они находятся друг с другом в целостной системе, в каких случаях одни из этих представлений работают при объяснении фактов более адек­ватно, чем другие.

Литература

Основная Бернштейн Н.А. Очерки по физиологии движений и физиологии ак­тивности. М., 1966. С. 351.

Дополнительная Бернштейн Н.А. О построении движений. М., 1947. С. 256.