Здавалка
Главная | Обратная связь

Глава третья. ЗАГОРОДНЫЙ ДОМ ПОД НЬЮ-ЙОРКОМ



- Ну вот мы и приехали, - сказал господин Поллундер как раз в тот миг,когда Карл опять задремал. Автомобиль стоял перед загородным домом, который,как принято у нью-йоркских финансовых воротил, был больше и выше, чемнеобходимо одной-единственной семье. Освещена была только нижняя часть дома,поэтому высоту его нельзя было установить. На переднем плане шумели каштаны,между ними - решетка ворот была открыта - коротенькая дорожка вела к дому.Выходя из автомобиля, порядочно уставший Карл мысленно отметил, что поездкапродолжалась довольно долго. В тени каштановой аллеи он услышал рядомдевичий голос: - Наконец-то господин Якоб приехал. - Меня зовут Россман, - откликнулся Карл и пожал протянутую ему рукудевушки, силуэт которой он теперь различал. - Он племянник Якоба, - пояснил господин Поллундер, - Карл Россман. - От этого мы ничуть не меньше рады видеть вас здесь, - сказаладевушка, которой было неважно, как его зовут. Несмотря на это, Карл все-таки спросил, пока шел к дому между девушкойи Поллундером: - Вы фройляйн Клара? - Да, - сказала она, и на ее лицо, повернувшееся к нему, упалрассеянный свет из окон дома. - Просто я не хотела представляться здесь, вомраке. "Так почему же она ждала нас у ворот?" - подумал Карл, с каждым шагоммало-помалу просыпаясь. - Кстати, сегодня вечером у нас еще один гость, - сказала Клара. - Не может быть! - с досадой воскликнул Поллундер. - Господин Грин, - добавила Клара. - Когда он приехал? - спросил Карл, охваченный непонятнымпредчувствием. - Сию минуту. Разве вы не слышали впереди его автомобиль? Карл взглянул на Поллундера, чтобы узнать его отношение кпроисходящему, но тот, сунув руки в карманы брюк, лишь немного сильнее топална ходу. - Ничего хорошего - жить так близко от Нью-Йорка, беспокойства необерешься. Нам нужно обязательно уехать подальше, даже если мне придетсяполночи добираться до дому. Они остановились у лестницы. - Но господин Грин так давно не бывал у нас, - сказала Клара,по-видимому вполне согласная с отцом, но пытавшаяся успокоить его. - Зачем же он явился именно сегодня вечером? - спросил Поллундер, иярость уже закипела на его толстой нижней губе, которая, как слабая мясистаяплоть, возбуждалась весьма легко. - Действительно! - воскликнула Клара. - Может быть, он скоро уедет обратно, - заметил Карл и сам поразился,как легко нашел общий язык с этими еще вчера совершенно незнакомыми людьми. - О нет, - сказала Клара, - у него какое-то важное дело к папе, иобсуждение, наверное, продлится долго, так как он мне уже в шутку пригрозил,что если я собираюсь стать настоящей хозяйкой дома, то придется мне сидеть сними до самого утра. - Еще и это. В таком случае он останется на ночь! - воскликнулПоллундер, будто хуже этого ничего и быть не могло. - Честное слово, -продолжил он, и новая мысль заставила его помягчеть, - честное слово,господин Россман, впору опять сесть в автомобиль и отвезти вас к вашемудяде. Сегодняшний вечер испорчен с самого начала, а кто знает, когда еще вашдядюшка снова доверит вас нам. Если же сегодня я отвезу вас обратно, вближайшем будущем он не сможет отказать нам в вашем визите. И он уже взял Карла под руку, чтобы привести свой план в исполнение.Карл, однако, не пошевелился, а Клара попросила оставить его здесь, ведь ужей-то и Карлу господин Грин нисколько не может помешать, и в конце концовПоллундер и сам признал, что его предложение не слишком удачно. Кроме того -и, возможно, что имело решающее значение, - господин Грин внезапно окликнулс самого верха лестницы: - Где это вы запропали? - Пойдемте, - сказал Поллундер и свернул к лестнице. За ним шли Карл иКлара, теперь на свету изучавшие друг друга. "Какие у нее алые губы", - отметил про себя Карл и подумал о губахгосподина Поллундера, которые так прелестно преобразились в его дочери. - После ужина, - так сказала она, - если вы не возражаете, сразу пойдемв мои комнаты, по крайней мере избавимся от этого господина Грина, если ужпапа вынужден им заниматься. И тогда, очень вас прошу, не откажите влюбезности поиграть мне на фортепьяно, потому что папа уже рассказал мне,как хорошо вы это умеете; я-то, к сожалению, совершенно не способна к музыкеи не прикасаюсь к инструменту, несмотря на то что очень люблю музыку. Карл полностью согласился с предложением Клары, хотя охотно включил быв их общество и Поллундера. Однако при виде громадной фигуры Грина - кразмерам Поллундера Карл уже привык, - которая постепенно, по мере того какони поднимались по ступенькам, вырастала перед ними, надежды Карла каким-тообразом отобрать нынче вечером господина Поллундера у этого человека вконецулетучились. Господин Грин встретил их явно нетерпеливо, словно и без того былоупущено много времени, взял мистера Поллундера под руку и подтолкнул Карла иКлару впереди себя в столовую, выглядевшую весьма торжественно, вособенности из-за цветов, возвышавшихся на столе среди свежей листвы, чтозаставило вдвойне сожалеть о назойливом присутствии мистера Грина. ТолькоКарл порадовался, ожидая у стола, пока другие усаживались, что большаястеклянная дверь в сад останется открытой - сильный аромат зелени так и веялпо комнате, словно в беседке, - как подоспевший господин Грин, громко сопя,закрыл эту дверь, наклонившись до самой низкой защелки и вытянувшись доверхней, и все это так по-юношески быстро, что подбежавшему слуге делатьбыло совершенно нечего. За столом господин Грин первым долгом выразилудивление, что Карл получил у дяди разрешение на этот визит. Он раз за разомподносил ко рту полную ложку супа и объяснял (направо - Кларе, налево -господину Поллундеру), отчего он так удивляется и как дядя заботится оКарле, и что любовь дяди Карлу слишком велика, чтобы можно было ее назватьлюбовью дядюшки. "Мало того, что он бесцеремонно вторгся сюда, он к тому же вмешиваетсяв наши с дядюшкой отношения", - подумал Карл, не в силах проглотить ниглотка чудесного золотистого супа. Но, с другой стороны, он не хотелвыказывать, как скованно себя чувствует, и начал безмолвно поглощать суп.Ужин тянулся медленно, как пытка. Только господин Грин да разве что ещеКлара были оживлены и порой находили повод для короткого смешка. ГосподинПоллундер вступал в беседу лишь несколько раз, когда господин Грин заводилречь о делах. Однако он быстро устранялся и от этих разговоров, и господинуГрину приходилось через некоторое время вновь захватывать его врасплох.Кстати, господин Грин то и дело подчеркивал - тут прислушивающийся Карлиспуганно настораживался, и Клара напоминала ему, что перед ним жаркое и чтоон на ужине, - подчеркивал, что вначале не имел намерения наносить этотнеожиданный визит. Ведь хотя дело, о котором еще пойдет речь, весьмаспешное, важнейшие его аспекты можно было бы обсудить сегодня в городе, авторостепенные - завтра или еще попозже. Поэтому задолго до окончаниярабочего дня он побывал у господина Поллундера, но, не застав его, вынужденбыл сообщить по телефону домой, что не приедет ночевать, и отправился сюда. - В таком случае я должен просить извинения, - громко сказал Карл,прежде чем кто-либо успел ответить, - ведь это я виноват, что господинПоллундер сегодня рано оставил свои дела; мне очень жаль, что так вышло. Господин Поллундер прикрыл большую часть лица салфеткой, в то время какКлара улыбнулась Карлу, однако улыбка была не сочувствующая, она словнопредупреждала его о чем-то. - В таких случаях не извиняются, - сказал господин Грин, ловкоразделывая голубя, - совсем напротив, я даже рад провести вечер в стольприятной компании, вместо того чтобы в одиночестве ужинать дома, где мнеприслуживает старенькая экономка, до того дряхлая, что пройти от двери домоего стола для нее уже большой труд, и я могу подолгу сидеть, откинувшисьна спинку кресла и дожидаясь, пока она одолеет этот путь. Только недавно янастоял, чтобы слуга приносил блюда к двери столовой, но путь от двери домоего стола - ее привилегия, насколько я ее понимаю. - Бог мой! - воскликнула Клара. - Вот это преданность! - Да, есть еще на свете преданность, - подтвердил господин Грин иотправил в рот кусок голубя, язык его, как случайно заметил Карл, жадноустремился навстречу пище. Карлу чуть не сделалось дурно, и он встал. Почтиодновременно господин Поллундер и Клара схватили его за руки. - Вы должны посидеть еще, - сказала Клара. А когда он снова уселся, онашепнула: - Скоро мы вместе исчезнем. Потерпите. Между тем господин Грин хладнокровно занимался своим ужином, будтогосподину Поллундеру и Кларе сам Бог велел успокаивать Карла, когда тоготошнит. Трапеза весьма затянулась из-за тщательности, с которой господин Гринподходил к каждому блюду; хотя он неизменно, без признаков усталости, готовбыл приняться за всякое новое блюдо, впечатление и впрямь было такое, словноон собрался основательно отдохнуть от своей старушки экономки. Время отвремени он хвалил фройляйн Клару за умение вести домашнее хозяйство, что ейявно льстило, а вот Карла так и подмывало дать ему отпор, как обидчику. Ногосподин Грин этим не ограничился, он, не поднимая глаз от тарелки,несколько раз посетовал на бросающееся в глаза отсутствие аппетита у Карла.Господин Поллундер взял аппетит Карла под защиту, хотя, как хозяину дома,ему бы следовало тоже потчевать Карла. И в самом деле, чувствуя принуждение,Карл страдал в продолжение всего ужина так ощутимо, что вопреки лучшимпобуждениям истолковал высказывание мистера Поллундера как недружелюбное. Ипо причине этого своего состояния он то неприлично быстро поглощал огромныекуски, то, утомленный, снова опускал вилку и нож и замирал точно истукан,так что слуга, подававший на стол, частенько не знал, как к немуподступиться. - Я завтра же расскажу господину сенатору, как вы обидели фройляйнКлару, не прикасаясь к ужину, - сказал господин Грин и подчеркнул шутливостьсвоих слов, взмахнув столовым прибором. - Вы только взгляните, как девочкаогорчилась, - добавил он и ухватил Клару за подбородок. Она не возмутилась, только закрыла глаза. - Ах ты малышка! - воскликнул господин Грин, откинулся на спинку стулаи сыто засмеялся; лицо у него побагровело. Тщетно Карл пытался объяснитьсебе поведение господина Поллундера. Тот сидел, глядя в свою тарелку, словносамое важное происходит именно там. Он придвинул стул Карла ближе к себе и,когда говорил, обращался ко всем, а Карлу ничего особенного не сообщал.Напротив, он допускал, чтобы Грин, этот старый прожженный нью-йоркскийхолостяк, недвусмысленно прикасался к Кларе, чтобы он обижал Карла, гостяПоллундера, или по меньшей мере обращался с ним как с ребенком и вообщепозволял себе невесть что. После ужина - когда господин Грин заметил общее настроение, он первымподнялся из-за стола и до некоторой степени поднял всех - Карл в одиночествеотошел к большому, разделенному тонким белым переплетом окну, обращенному натеррасу, а на самом деле - как он заметил, подойдя ближе, - являющемусядверью. Куда девалась антипатия, которую господин Поллундер и его дочьвначале питали к Грину и которая тогда казалась Карлу необъяснимой? Теперьони стояли рядом с Грином и поддакивали ему. Поллундер угостил Грина сигарой из тех, о толщине которых дома отециногда рассказывал как о факте, какового, по всей вероятности, никогдасобственными глазами не видел; дым от нее расплылся по залу, доносяавторитет Грина даже в уголки и ниши, куда он лично никогда бы не втиснулся.И хотя Карл стоял поодаль, в носу у него свербило от дыма, и поведениегосподина Грина, на которого он со своего места резко оглянулся, показалосьему гнусным. Теперь он уже не исключал, что дядя так долго отказывал ему вразрешении на этот визит именно по той причине, что знал слабохарактерностьгосподина Поллундера и оттого, если и не предвидел точно, но все-такипредусматривал возможность, что Карла чем-то оскорбят. И эта американскаядевушка ему не понравилась, хотя в воображении она вовсе и не представляласьему этакой раскрасавицей. С тех пор как ею занялся господин Грин, Карл дажепоразился, какой красивой она умела быть, и в особенности тому, как сияли еенепомерно кокетливые глаза. Он никогда еще не видел юбки, которая бы такплотно, как у нее, обтягивала тело; маленькие складки на светлой, тонкой ипрочной ткани подчеркивали, до чего туго она натянута. И все же Карла к нейни капли не тянуло, и он предпочел бы не ходить в ее комнаты, а открытьвместо этого дверь террасы, на ручку которой он предусмотрительно положилладонь, сесть в автомобиль или, если шофер уже спит, в одиночку прогулятьсядо Нью-Йорка. Ясная ночь с благосклонной полной луною была открыта каждому,а праздновать под чистым небом труса казалось Карлу нелепым. Он представилсебе - и впервые ему стало уютно в этом зале, - как утром (раньше он едва лидоберется до дому) удивит дядю. Карл, правда, никогда еще не бывал в егоспальне и даже не знал, где она расположена, но об этом можно и спросить.Потом он постучит в дверь и, услышав "Войдите!", вбежит в комнату, огорошивмилого дядю, которого до сих пор всегда видел тщательно одетым, застегнутымна все пуговицы, застав его в кровати в ночной рубашке, - дядя с изумлениемуставится на дверь. Вероятно, само по себе это не представляет ничегоособенного, но только подумать, что может воспоследовать. Наверное, онвпервые позавтракает вместе с дядей: дядя - в постели, он - в кресле, азавтрак - на столике между ними; наверное, этот совместный завтрак отныневойдет в привычку; наверное, после такого вот завтрака они неизбежно станутвстречаться чаще, чем прежде (не только по разу в день), и, естественно,смогут откровеннее беседовать друг с другом. В конце-то концов лишь из-занедостатка откровенности он был сегодня непослушен или, вернее, строптив. Иесли даже он сегодня останется здесь на ночь - увы, похоже, так и будет,хотя его оставили здесь, у окна, развлекаться на собственный манер, - бытьможет, этот злосчастный визит ознаменует поворот к лучшему в отношениях сдядей; быть может, и дядя думает о том же сегодня вечером в своей спальне. Несколько успокоившись, он обернулся. Клара стояла перед ним иговорила: - Неужели вам вовсе у нас не нравится? Ну же, будьте как дома!Пойдемте, я попробую сделать последнюю попытку и приручить вас. Она провела его через весь зал к двери. Сбоку за столиком сиделистаршие, перед ними пенились в высоких бокалах напитки, которые были Карлунезнакомы, и он бы с удовольствием их отведал. Господин Грин облокотился настол, придвинув лицо как можно ближе к господину Поллундеру; не знаягосподина Поллундера, вполне можно было бы предположить, будто здесьобсуждают не бизнес, а замышляют преступление. Господин Поллундер проводилКарла к двери дружелюбным взглядом, тогда как Грин, хотя обычно людиволей-неволей повторяют взгляд собеседника, - Грин даже не взглянул наКарла, который усмотрел в этом Гринову убежденность, что каждый из них -Карл сам по себе, Грин же - должен полагаться только на свои способности,соответствующие светские отношения между ними возникнут со временем, взависимости от победы или поражения одного из противников. "Если он такдумает, - сказал себе Карл, - то он просто дурак. Мне на самом деле от негоничегошеньки не нужно, и пусть он оставит меня в покое". Едва он вышел в коридор, ему подумалось, что, вероятно, он вел себяневежливо, так как не сводил глаз с Грина, и Клара буквально вытащила его изкомнаты. Тем охотнее он сейчас шел рядом с ней. Шагая по коридорам, онсначала не поверил своим глазам, что через каждые двадцать шагов стоят лакеив богатых ливреях, которые обеими руками сжимают толстую подставкуканделябра. - Новое электрическое освещение провели пока только в столовую, -объяснила Клара. - Мы купили этот дом совсем недавно и полностью егоперестроили, насколько вообще возможна перестройка старого дома с егосвоеобразной архитектурой. - Стало быть, здесь, в Америке, тоже есть старые дома, - заметил Карл. - Конечно, - засмеялась Клара и повела его дальше. - У вас странныепредставления об Америке. - Вы не должны надо мной смеяться, - раздраженно сказал Карл. В концеконцов он знаком уже и с Европой, и с Америкой, а она - только с Америкой. На ходу Клара, протянув руку, толкнула одну из дверей и сказала, неостанавливаясь: - Здесь будете спать вы. Карл, естественно, хотел незамедлительно посмотреть комнату, но Кларанетерпеливо и почти резко сказала, что это не к спеху и сначала ему надопойти с ней. Некоторое время они препирались в коридоре, но в конце концовКарл подумал, что не обязан во всем повиноваться Кларе, оставил ее и вошел вкомнату. Поразительная темнота за окном объяснялась совершенно егозаслонившей верхушкой дерева. Слышался щебет птиц. В самой комнате, куда ещене добрался лунный свет, почти ничего нельзя было различить. Карл пожалел,что не взял с собой электрический карманный фонарик - подарок дяди. В этомдоме карманный фонарик был просто необходим; при наличии нескольких такихфонариков можно было бы отправить лакеев спать. Карл, усевшись наподоконнике, смотрел в окно и слушал. Потревоженная птица, похоже, металасьв кроне старого дерева. Где-то далеко прогудел нью-йоркский пригородныйпоезд. В остальном царила тишина. Но недолго, так как в комнату торопливо вошла Клара. Явно рассерженная,она вскричала: - Что все это значит? - и хлопнула рукой по юбке. Карл решил ответить,когда она станет повежливей. Но Клара подошла к нему широким шагом и,вскликнув: - Так вы идете со мной или нет? - не то намеренно, не то просто отвозбуждения толкнула его в грудь так, что он чуть было не свалился с окна,но, соскальзывая с подоконника, в последнюю минуту коснулся ногами пола. - Я едва не выпал из окна, - сказал он укоризненно. - Жаль, что этого не случилось. Отчего вы такой непослушный? Вот возьмуи толкну вас еще разок. И она в самом деле обхватила его и, поскольку тело у нее было закаленоспортом, донесла чуть не до окна; от неожиданности он сначала забыл осопротивлении. Но потом опомнился, вывернулся из ее рук и обхватил ее заталию. - Ой, мне больно, - тотчас сказала она. Но Карл решил больше ее невыпускать. Он, правда, позволял ей шагать в любую сторону, однако неотставал от нее и не выпускал. К тому же было совсем несложно удерживать ее,в таком-то узком платье. - Отпустите меня, - шепнула она; ее разгоряченное лицо было так близко,что он с трудом различал его черты. - Отпустите меня, и я покажу вам кое-чтоинтересное. "Почему она так взволнованно дышит, - думал Карл, - ей же не больно, яведь не сжимаю ее", - и не стал размыкать руки. Как вдруг, после минутнойбезмолвной расслабленности, он опять всем телом ощутил ее растущеесопротивление, и она вырвалась, ловко перехватила его руки и обездвижиланоги с помощью каких-то неизвестных борцовских приемов, оттеснила его кстене, дыша на удивление глубоко и размеренно. А у стены стояло канапе, накоторое она уложила Карла, и сказала, не наклоняясь к нему слишком близко: - Теперь пошевелись, если сможешь. - Кошка, бешеная кошка! - только и смог крикнуть Карл, обуреваемыйстыдом и яростью. - Сумасшедшая, бешеная кошка! - Не распускай язык, - сказала она, и одна ее рука скользнула к его шееи сдавила ее так сильно, что Карлу оставалось только хватать ртом воздух,другую руку Клара поднесла к его щеке, как бы на пробу коснулась ее и сноваотдернула - того и гляди, влепит пощечину. - А что, - спросила она при этом, - если я в наказание за твоеобращение с дамой выпровожу тебя домой с хорошей оплеухой? Наверное, набудущее это тебе бы не повредило, хотя само воспоминание не из приятных. Мнетебя жаль, ты вполне симпатичный парень и, если бы обучался джиу-джитсу,наверное, поколотил бы меня. И все же, все же у меня просто руки чешутсядать тебе пощечину, пока ты тут лежишь. Вероятно, я пожалею об этом; но еслия это сделаю, знай, это произойдет почти против моей воли. К тому же однойпощечиной я, разумеется, не удовлетворюсь, а буду бить справа и слева, покау тебя не вспухнут щеки. А ты, скорее всего, человек чести - я готова в этоповерить, - не захочешь жить с пощечинами и покончишь с собой. Но почему жеты так ко мне отнесся? Я что, тебе не нравлюсь? И в мою комнату заходить нестоит? Смотри! Я чуть ненароком не влепила тебе оплеуху. Если ты намеренубраться отсюда целым-невредимым, то изволь впредь вести себя поучтивей. Я -не твой дядюшка, с которым ты можешь капризничать. Кстати, обрати внимание:если я отпущу тебя без пощечин, ты не должен думать, что с точки зрениячести твое теперешнее положение и фактическое получение пощечины - одно и тоже. Если ты так думаешь, то лучше уж я по-настоящему дам тебе оплеуху.Интересно, что скажет Мак, когда я расскажу ему все это? Упомянув о Маке, она отпустила Карла, в спутанных мыслях которого Макпредстал избавителем. Еще с минуту он чувствовал руку Клары на своем горле,поэтому еще немного подергался и наконец затих. Она предложила ему встать, он не ответил и не пошевелился. Клара зажглагде-то свечу, комната осветилась, голубой волнистый рисунок обозначился напотолке, а Карл лежал, откинув голову на валик канапе, как уложила егоКлара, и ни на йоту не сдвинулся. Клара ходила по комнате, юбка шуршала унее по ногам; потом она остановилась, вероятно, возле окна. - Кончил упрямиться? - послышался ее голос. Карл испытывал тяжкое чувство оттого, что не мог найти покоя в этойкомнате, предназначенной ему господином Поллундером. Здесь расхаживала этадевушка, останавливалась, говорила, а она ведь так ему надоела. Единственнымего желанием было - поскорее уснуть, а утром уйти отсюда. Ему даже нехотелось больше в постель - остаться здесь, на канапе, и ладно. Он только иждал ее ухода, чтобы вскочить, запереть дверь на -задвижку и снова броситьсяна канапе. До смерти хотелось потянуться и зевнуть, но при Кларе он не хотелэтого делать. И потому лежал, уставившись в потолок и чувствуя, как каменеетлицо, а перед глазами мельтешила муха, только он не отдавал себе отчета, чтоэто такое. Снова подошла Клара, склонилась так, чтобы оказаться в поле его зрения,и не спохватись он вовремя, ему бы пришлось посмотреть на нее. - Я ухожу, - сказала она. - Может быть, позднее у тебя появится желаниезайти ко мне. Моя комната четвертая, считая от твоей, по этой сторонекоридора. Стало быть, три двери ты минуешь, а следующая будет как раз та,что надо. В зал я больше спускаться не стану, посижу у себя. Ты меняпорядком утомил. Ждать я тебя не буду, но если захочешь, приходи. Напоминаю,ты обещал поиграть мне на фортепьяно. Впрочем, я, наверно, совсем тебяизмучила, и ты не в силах пошевелиться, тогда оставайся здесь и отоспись.Отцу о нашей стычке я пока не скажу ни слова; так что не волнуйся. Затем, несмотря на свою мнимую усталость, девушка в два прыжка выбежалаиз комнаты. Карл тотчас же сел, лежать он уже просто не мог. Чтобы немногоразмяться, он подошел к двери и выглянул в коридор. Ну и темнота! Он рад былзакрыть дверь, запереться и очутиться у стола в мерцании свечи. Оставаться вэтом доме Карл не собирался, он решил сойти вниз, к господину Поллундеру,откровенно рассказать, как обошлась с ним Клара - он ничуть не стыдилсяпризнать свое поражение, - и по этой вполне уважительной причине проситьразрешения уехать или уйти домой. Если господин Поллундер станет возражатьпротив его немедленного возвращения домой, тогда Карл собирался хотя быпросить, чтобы кто-нибудь из слуг проводил его в ближайшую гостиницу. Такимспособом, какой выбрал Карл, с гостеприимными хозяевами, как правило, необходятся, но ведь и с гостями не обращаются так, как это сделала Клара. Онаведь считала любезностью свое обещание ничего пока не говорить господинуПоллундеру о стычке, а это уж и вовсе наглость. Не для того ли Карла ивтянули в эту борьбу, чтобы он опозорился, потерпев поражение от девушки,которая, по-видимому, большую часть жизни провела за изучением борцовскихприемов? Чего доброго, уроки ей давал Мак. Пусть, пусть она ему всерасскажет; он человек благоразумный и все поймет, это Карл знал, хотя ниразу не имел случая непосредственно в этом убедиться. Знал он и другое: еслиМак станет давать уроки ему, он добьется еще больших успехов, чем Клара;тогда в один прекрасный день он опять явится сюда, по всей вероятности безприглашения, для начала, само собой, изучит обстановку, точное знаниекоторой было большим преимуществом Клары, а затем сцапает эту самую Клару ивыбьет ею эту самую кушетку, на которую она сегодня бросила его. Теперь дело только за тем, чтобы найти дорогу в столовую, где он,по-видимому, в минуту первоначальной растерянности оставил свою шляпу вкаком-то неподходящем месте. Свечу он, конечно, возьмет с собой, но даже присвете сориентироваться было нелегко. К примеру, он даже не знал, расположенали эта комната на одном этаже со столовой. На пути сюда Клара так спешила,что он ничего не успел рассмотреть. Мысли о господине Грине и слуги сканделябрами тоже отвлекли его внимание; словом, он и впрямь запамятовал,сколько лестниц встретилось им по дороге - две, три или вовсе ни одной. Судяпо виду из окна, комната располагалась довольно высоко, и поэтому он решил,что они шли по лестницам, но ведь, чтобы попасть в дом, они уже поднялись поступенькам, - так, может, и эта часть дома приподнята над землей? Хоть быувидеть в коридоре лучик света из какой-нибудь двери или уловить вдалекеголос, пусть даже чуть слышный! Его карманные часы, дядин подарок, показывали одиннадцать, он взялсвечу и вышел в коридор. Дверь он оставил открытой на случай, если егопоиски окажутся тщетны, по крайней мере можно снова найти эту комнату или -на худой конец - комнату Клары. Для надежности, чтобы дверь сама собой незакрылась, он приставил к ней кресло. В коридоре обнаружилась неприятность:навстречу Карлу - он, естественно, пошел налево, прочь от двери Клары, -тянул сквозняк, правда слабенький, но способный легко, погасить свечу, такчто Карлу пришлось ладонью защищать огонек и вдобавок часто останавливаться,чтобы дать поникшему пламени разгореться поярче. Продвижение вперед быломедленным, и оттого путь казался вдвое длиннее. Карл уже миновал длинныепространства стен, где не было ни единой двери, - нипочем не догадаешься,что за ними скрывалось. Затем опять пошли сплошные двери, одна за другой, онпопытался их открыть - все заперто, а комнаты, по-видимому, необитаемы.Сколько же места пропадает зря - неслыханно; и Карл вспомнил о жилищах ввосточной части Нью-Йорка, которые обещал ему показать дядя, где в однойкомнатушке якобы проживало по нескольку семей и семейный очаг представлялсобою угол, в котором дети копошились возле родителей. А здесь пустует такмного комнат, лишь эхо гулко отзывается в ответ на стук в дверь. ГосподинПоллундер, похоже, обманут мнимыми друзьями, до безумия любит свою дочь иоттого человек конченый. Дядя наверняка судил о нем правильно, и лишь егопринцип - не влиять на суждения Карла - был злосчастной причиной этоговизита и этих блужданий по коридорам. Карл решил утром без обиняков сказатьоб этом дяде, так как, руководствуясь своим принципом, дядя охотно испокойно выслушает и мнение о нем племянника. Впрочем, этот принцип был,пожалуй, единственным, чего Карл в дяде не одобрял, но даже и этонедовольство было не столь уж категоричным. Внезапно с одной стороны коридора стена кончилась, и вместо нееобнаружились холодные как лед мраморные перила. Карл поставил свечу возлесебя я осторожно перегнулся вниз. Темной пустотой повеяло ему в лицо. Еслиэто большой холл дома - в мерцании свечи обнаружился сводчатый потолок, - топочему они вошли не через него? Для чего служит это огромное, высокоепомещение? Быть здесь, наверху, все равно что стоять на церковных хорах.Карл почти пожалел, что не сможет остаться в этом доме до завтра, он хотелбы, чтобы господин Поллундер при дневном свете поводил его повсюду и со всемознакомил. Перила, впрочем, скоро кончились, и Карл снова очутился в замкнутомпространстве коридора. При внезапном повороте он с размаху налетел накаменную стену, и только неусыпная бдительность, с которой он судорожносжимал свечку, к счастью, спасла ее от падения, а его - от темноты. Коридоруне было конца-краю, взгляд везде упирался в глухую стену, ни над головой, нипод ногами ничто не подавало признаков жизни; Карл уже решил было, чтобезостановочно ходит по кругу, и мечтал вновь отыскать хотя бы открытуюдверь своей комнаты, но ни она, ни перила на пути больше не повстречались.До сих пор Карл воздерживался от громких зовов, поскольку не хотел в такуюпоздноту поднимать шум в чужом доме, но теперь понял, что в этом громадном,неосвещенном здании подобная щепетильность неуместна, и поэтому громкокрикнул: "Алло!" в обе стороны коридора; как вдруг в том направлении, откудаон пришел, Карл заметил крохотный приближающийся огонек. Только теперь онсмог оценить протяженность коридора; дом был крепостью, а не виллой. Карлтак обрадовался спасительному свету, что забыл всякую осторожность ибросился навстречу; при первых же прыжках его свеча погасла. Он не обратилна это внимания, потому что в ней не было больше нужды - навстречу ему шелстарый слуга с фонарем, уж он-то укажет дорогу. - Кто вы? - спросил слуга и поднял фонарь к лицу Карла, осветиводновременно и свое. Оно казалось малоподвижным из-за окладистой седойбороды, спускавшейся на грудь шелковистыми завитками. "Должно быть, верныйслуга, раз ему позволили обзавестись такой бородой", - подумал Карл,пристально разглядывая вдоль и поперек эту бороду и нисколько не смущаясьтем, что и сам находится под наблюдением. В ответ же он сразу сказал, что он- гость господина Поллундера, направляется из своей комнаты в столовую и неможет ее найти. - Ах вот как, - сказал слуга, - мы еще не провели электрическоеосвещение. - Я знаю, - кивнул Карл. - Не хотите ли зажечь свою свечу от моей лампы? - спросил слуга. - Пожалуй, - ответил Карл и сделал это. - Здесь в коридорах такой сквозняк, - сказал слуга, - свеча легкогаснет, поэтому я пользуюсь фонарем. - Да, фонарь гораздо практичнее, - согласился Карл. - А вы изрядно обкапались воском, - сказал слуга, посветив на костюмКарла. - Ох, а я и не заметил! - воскликнул Карл, весьма огорченный, так какэто был черный костюм, о котором дядя говорил, что он идет Карлу большеостальных. "Стычка с Кларой тоже не пошла костюму на благо", - подумалось ему.Слуга был столь любезен, что худо-бедно, насколько позволяла спешка,почистил костюм, снова и снова Карл поворачивался перед ним, показывая тут итам пятна, которые слуга послушно оттирал. - Почему же здесь, собственно говоря, такой сквозняк? - спросил Карл,когда они зашагали дальше. - Работы еще непочатый край, - ответил слуга, - перестройку уже начали,но идет она очень медленно. К тому же, как вам, должно быть, известно,строители сейчас бастуют. С этим строительством вообще много неприятностей.Стены-то вон пробили, а замуровывать дыры даже и не думают, и сквознякгуляет по всему дому. Если бы я не затыкал уши ватой, я бы не выдержал. - В таком случае мне, пожалуй, надо говорить громче? - спросил Карл. - Нет, у вас звонкий голос, - сказал слуга. - Но вернемся кстроительству, здесь, вблизи часовни, которую позже непременно отгородят отостальной части дома, сквозняк особенно невыносим. - Значит, галерея, в которую можно попасть из этого коридора, выходит вчасовню? - Да. - Я так и подумал, - сказал Карл. - Она весьма достойна внимания, - сказал слуга, - не будь ее, господинМак, наверно, не купил бы дом. - Господин Мак? - спросил Карл. - Я думал, дом принадлежит господинуПоллундеру. - В общем, да, - сказал слуга, - но господин Мак сыграл при этойпокупке главную роль. Вы знаете господина Мака? - О да, - ответил Карл. - Но как он связан с господином Поллундером? - Он - жених барышни. - Вот этого я не знал, - сказал Карл и остановился. - Вас это так удивляет? - спросил слуга. - Я просто хочу это обдумать. Не зная о таких отношениях, можнонаделать серьезных ошибок, - ответил Карл. - Удивительно, что вам ничего об этом не сообщили, - сказал слуга. - Да, действительно, - сконфуженно произнес Карл. - Наверное, думали, что вам все известно, - сказал слуга, - ведь это неновость. Ну, вот мы и пришли. - И он открыл дверь, за которой обнаружиласькрутая лестница, ведущая к задней двери по-прежнему ярко освещеннойстоловой. Прежде чем Карл вошел в столовую, откуда точно так же, как и два часаназад, слышались голоса Поллундера и Грина, слуга предложил: - Если хотите, я подожду вас тут и потом отведу в вашу комнату.Все-таки трудновато сразу, с первого же вечера, здесь сориентироваться. - Я больше не вернусь в свою комнату, - сказал Карл и невесть почемупогрустнел. - Не печальтесь, - сказал слуга, чуть снисходительно улыбаясь, ипохлопал его по плечу. Должно быть, он решил, что Карл намерен всю ночьпровести в столовой, беседуя и выпивая с господами. Карлу не хотелось сейчасничего объяснять. Кроме того, он подумал, что слуга, понравившийся ему кудабольше других слуг этого дома, сможет потом указать ему верную дорогу наНью-Йорк, и потому сказал: - Очень любезно с вашей стороны подождать меня здесь, и я очень вам заэто благодарен. Во всяком случае, я скоро выйду и скажу, что собираюсьпредпринять. Полагаю, ваша помощь мне все-таки понадобится. - Извольте, - согласился слуга, поставил фонарь на пол и уселся нанизенький постамент, незанятость которого, вероятно, также объясняласьперестройкой дома. - Итак, я подожду здесь. Свечу вы тоже можете оставить сомной, - добавил слуга, когда Карл собрался войти в столовую с зажженнойсвечой. - Ну и рассеянный же я, - произнес Карл и протянул свечу слуге, которыйлишь слегка ему кивнул - то ли сознательно, то ли просто из-за того, чтопогладил рукой бороду. Карл открыл дверь - она неожиданно громко зазвенела, так как состоялаиз цельного листа стекла, который чуть ли не прогибался, когда дверь быстрооткрывали, держась при этом только за ручку. В испуге Карл отпустил ручку,так как в его намерения вовсе не входило нарушать тишину. Не оборачиваясьболее, он успел заметить, как слуга, оставив свой постамент, осторожно и безмалейшего шороха прикрыл за ним дверь. - Простите, пожалуйста, за беспокойство, - обратился Карл ксобеседникам, которые смотрели на него с чрезвычайно удивленным видом.Одновременно он окинул взглядом зал, пытаясь побыстрее обнаружить где-нибудьсвою шляпу. Ее нигде не было видно, обеденный стол оказался аккуратноприбран; возможно, шляпу, по досадному недоразумению, унесли на кухню. - Где это вы оставили Клару? - спросил господин Поллундер, как будто быдаже обрадованный нежданным появлением Карла, так как поспешил переменитьпозу и повернулся к Карлу. Господин Грин с наигранным безучастием вынулбумажник, размеры и толщина которого были в своем роде необычайны, и рылся вбесчисленных его отделениях, словно разыскивая некий документ, но во времяпоисков читал и другие бумаг, которые попадались ему под руку. - У меня есть просьба, только не поймите ее превратно, - сказал Карл,поспешно подойдя к господину Поллундеру, и, чтобы быть к нему поближе,положил руку на подлокотник кресла. - Что же это за просьба? - спросил господин Поллундер и посмотрел наКарла прямо и открыто. - Считайте, что она уже выполнена. - Он обнял юношуза талию и поставил его между своих колен. Карл не сопротивлялся, хотя вобщем и целом, полагал себя слишком взрослым для подобного обращения. Новысказать просьбу стало, конечно, более затруднительно. - Как вам у нас, собственно говоря, понравилось? - спросил господинПоллундер. - Не кажется ли вам, что, приехав из города в сельскую местность,испытываешь, гак сказать, освобождение? В общем, - он со значением искосавзглянул из-за Карла на господина Грина, - в общем, я снова н снова, каждыйвечер испытываю это чувство. "Он говорит так, - подумал Карл, - будто знать ничего не знает об этомогромном доме, о бесконечных коридорах, часовне, пустых комнатах,повсеместной темноте". - Ну, - сказал господин Поллундер, - выкладывайте вашу просьбу! - И ондружелюбно встряхнул безмолвного Карла. - Я прошу, - сказал Карл, но, как он ни понижал голос, сидевший рядомгосподин Грин все равно услышал его слова, хотя Карлу очень хотелосьоставить его в неведении относительно своей просьбы, которая, чего доброго,могла быть воспринята как оскорбление Поллундера, - я прошу позволить мнепрямо теперь, ночью, вернуться домой! И так как самое страшное было произнесено, следом быстро выплеснулось ивсе остальное; нимало не солгав, он высказал такие вещи, о которых,собственно говоря, перед тем вовсе и не думал. - Больше всего мне хотелось бы домой. Я охотно приеду опять, потому чтомне доставляет удовольствие находиться там же, где и вы, господин Поллундер.Но сегодня я не могу здесь остаться. Вы знаете, дядя разрешил этот визитскрепя сердце. Наверняка для этого у него были веские основания, как и длявсего, что он делает, а я дерзнул буквально вырвать это разрешение вопрекиею воле. Я попросту злоупотребил его ко мне любовью. Какие возражения были унего против этого визита, сейчас значения не имеет; одно я знаю совершенноопределенно: в этих возражениях не было ничего обидного для вас, господинПоллундер, ибо вы - лучший, самый лучший друг моего дяди. Нет никого, ктомог бы, хотя бы приблизительно, сравниться с вами в симпатиях моего дяди. Иэто единственное, хотя и недостаточное оправдание моей неучтивости.Вероятно, вы не вполне осведомлены об отношениях между мною и дядей, поэтомуя буду говорить только о самом существенном. Пока я не овладел английскимязыком и не понаторел достаточно в практической коммерции, я полностьюзавишу от дядиной благосклонности, которой он дарит меня как близкогородственника. Не стоит полагать, что я уже теперь способен заработать нажизнь каким-либо порядочным способом - а от прочих Боже меня сохрани! Увы,мое воспитание было слишком непрактичным. Я весьма средне закончил четырекласса европейской гимназии, н с точки зрения заработков это все равно чтоничего, так как учебные программы в наших гимназиях очень реакционны. Вы бырассмеялись, расскажи я вам, чему обучался. Если учиться дальше, окончитьгимназию, пойти в университет, возможно, все кое-как выравнивается и в концеконцов человек получает порядочное образование, с которым можно что-топредпринять и которое позволяет претендовать на некий заработок. Но я, ксожалению, был вырван из этой системы обучения; иногда я думаю, чтосовершенно ничего не знаю; да и вообще, все, что я мог там почерпнуть, дляамериканцев просто мизерно. С недавних пор у меня на родине кое-гдеоткрываются реформированные гимназии, там изучают современные языки и дажекоммерческие дисциплины; когда я кончал народную школу, такого еще не было.Мой отец, правда, хотел, чтобы я изучал английский язык, но, во-первых, я вто время не предполагал, какая меня постигнет беда и как понадобится мнеэтот язык, во-вторых, гимназические уроки отнимали много времени, и длядругих занятий его уже не было... Я упоминаю обо всем этом, чтобы показатьвам, как я завишу от дяди и сколь многим ему обязан. Вы безусловносогласитесь, что в такой ситуации для меня непозволительно даже в мелочахдействовать вопреки его хотя бы и предполагаемому желанию. Вот почему, чтобымало-мальски искупить огорчение, которое ему доставил, я должен немедляуехать домой. Длинную речь Карла господин Поллундер внимательно выслушал; при этом ончастенько, особенно когда упоминался дядя, легонько прижимал Карла к себе ираз-другой серьезно и как бы с надеждой взглянул на Грина, продолжавшегорыться в бумажнике. Карл же, по ходу речи все более отчетливо осознававшийсвою зависимость от дяди, с каждой минутой становился беспокойнее и невольнопытался высвободиться из рук господина Поллундера. Все здесь его стесняло;путь к дяде - через стеклянную дверь, по лестнице, по аллее, по дорогам,через пригороды к широкому проспекту, подводящему к дядиному дому, -представлялся ему чем-то сугубо целостным, которое наготове лежало перед нимпустынное, ровное и громко, требовательно призывало к себе. Добротагосподина Поллундера и гнусность господина Грина утратили всякое значение, иот этой прокуренной комнаты он не хотел ничего иного, кроме возможностиизбавиться от нее. И хотя чувствовал он себя отъединенным от господинаПоллундера и готовым к борьбе с господином Грином, все-таки его снедалсмутный страх, волны которого омрачали зрение. Он сделал шаг назад и стоял теперь на одинаковом удалении от господинаПоллундера и господина Грина. - Вы ничего не хотите ему сказать? - спросил господин Поллундергосподина Грина и как бы просительно накрыл его руку ладонью. - Не знаю, что мне ему сказать, - ответил господин Грин, вынув наконециз бумажника письмо и положив его перед собою на стол. - Стремлениевернуться к дяде весьма похвально, и с точки зрения человеческой можно былобы предполагать, что это доставит дяде особенную радость. Ведь своимнепослушанием дяди он, скорей всего, порядком разозлил дядю, очень можетбыть. Тогда, разумеется, ему бы лучше остаться здесь. Н-да, трудно сказатьчто-либо определенное; оба мы, конечно, друзья дяди, и едва ли возможноустановить, кто из нас ему ближе - господин Поллундер или я, но в душувашего дяди мы проникнуть не в силах, тем более что от Нью-Йорка насотделяет не один десяток километров. - Извините, господин Грин, - сказал Карл и, превозмогая себя,приблизился к нему. - Как я понял из ваших слов, вы тоже считаете, что мнелучше немедленно вернуться. - Я этого отнюдь не говорил, - произнес господин Грин и углубился всозерцание письма, водя пальцами вверх-вниз по его краям. Тем самым онсловно намекал, что вопрос задал господин Поллундер, ему-то он, Грин,ответил, а Карл тут, собственно, ни при чем. Между тем господин Поллундер подошел к Карлу и мягко увел его отгосподина Грина к большому окну. - Дорогой господин Россман, - сказал он, склонившись к уху Карла и вкачестве подготовки обтерев носовым платком лицо и высморкавшись, - вы ведьне думаете, что я стану вас здесь удерживать против вашего желания. Об этоми речи нет. Правда, я не могу предоставить в ваше распоряжение автомобиль,так как он находится далеко отсюда в платном гараже; все здесь - еще впроцессе становления, мне пока недосуг было заняться собственным гаражом. Ктому же шофер ночует не в доме, а по соседству с гаражом, да я и сам не знаю- где именно. Кроме того, в его обязанности не входит присутствовать в моемдоме по ночам, он обязан только приезжать утром к условленному часу. Но всеэто не препятствие для вашего немедленного возвращения домой, потому что,если вы настаиваете, я провожу вас до ближайшей станции городской железнойдороги, которая, впрочем, так далеко, что вы доберетесь до дому не намногораньше, чем если утром - ведь мы отправимся уже в семь часов - поедете сомной в автомобиле. - Я все же предпочел бы поехать железной дорогой, - сказал Карл. - Ожелезной дороге я совсем не подумал. Вы сами сказали, что в таком случае яприеду раньше, чем утром на автомобиле. - Но разница совершенно незначительна. - Тем не менее, тем не менее, господин Полдундер, - сказал Карл, -памятуя о вашем радушии, я с удовольствием приеду сюда снова, если, конечно,вы извините мое сегодняшнее поведение и опять пригласите меня, и, бытьможет, я тогда смогу лучше объяснить, отчего для меня так важна сегоднякаждая минута, приближающая встречу с дядей. - И, будто получив уже согласиена отъезд, он добавил: - Но вы ни в коем случае не должны меня провожать. Вэтом совершенно нет необходимости. За дверью ждет слуга, который охотнопроводит меня до станции. Теперь мне осталось только найти свою шляпу. - Сэтими словами он пересек комнату, пытаясь на ходу обнаружить где-нибудь своюпропажу. - Не смогу ли я выручить вас кепкой? - спросил господин Грин,вытаскивая из кармана кепку. - Может быть, она случайно будет вам впору? Ошеломленный, Карл остановился: - Не могу же я оставить вас без вашей кепки. Я прекрасно отправлюсь впуть с непокрытой головой. Шляпа мне не так уж и необходима. - Это не моя кепка. Возьмите же! - В таком случае благодарю вас, - сказал Карл, чтобы не задерживаться,и взял кепку. Он надел ее и сначала засмеялся, так как она оказалась впору,снова взял ее в руки и осмотрел, однако не обнаружил ничего особенного: этобыла совершенно новая кепка. - Как на меня! - Ну вот видите, как на вас! - вскричал господин Грин и хлопнул постолу. Карл уже шагал к двери, чтобы позвать слугу, но тут господин Гринвстал, потянулся после обильной трапезы и долгого покоя, громко стукнул себяв грудь и произнес, не то советуя, не то приказывая: - Прежде чем уйти, вы должны проститься с фройляйн Кларой. - Да, должны, - подтвердил и господин Поллундер, тоже поднявшись скресла. Было заметно, что у него эти слова идут не от чистого сердца; онсмущенно разглаживал складку на брюках, то расстегивал, то застегивалпиджак, который, по современной моде, был очень короток и едва доходил добедер, что совершенно не шло толстякам вроде господина Поллундера. Кстати,когда он стоял рядом с господином Грином, однозначно складывалосьвпечатление, что полнота у господина Поллундера нездоровая; спина у негосутулилась, живот казался дряблым, отвисшим и даже на вид тяжелым, а лицовыглядело бледным и измученным. Господин Грин был, пожалуй, еще толщегосподина Поллундера, но его толщина была плотной, ядреной; ноги его стоялина земле крепко, по-солдатски, голову он держал прямо, слегка ею покачивая;похоже, он был хороший гимнаст, если не сказать образцовый. - Прежде всего, - продолжил господин Грин, - пойдите к фройляйн Кларе.Это непременно доставит вам удовольствие и весьма хорошо сочетается с моимипланами. Дело в том, что, прежде чем вы отсюда уйдете, мне нужно сказать вамкое-что действительно интересное и, вероятно, решающее для вашеговозвращения. Только я, увы, связан строжайшим запретом ничего не выдаватьвам до полуночи. Вы можете себе представить, как я сам сожалею об этом, ведьэто мешает моему ночному отдыху, но я выполню возложенную на меня миссию.Сейчас четверть двенадцатого, значит, я успею закончить дела с господиномПоллундером, в которых ваше присутствие было бы только помехой, и вы можетепрекрасно провести это время с фройляйн Кларой. Затем ровно в двенадцать выявитесь сюда, чтобы получить необходимые сведения. Не говоря уже о минимальной вежливости и благодарности к господинуПоллундеру, мог ли Карл отклонить это требование, предъявленное к тому жечеловеком грубым, чужим, тогда как господин Поллундер, которого вое этопрямо касалось, выказывал незаинтересованность молчанием и всем своим видом?И что же, любопытно, он должен узнать в полночь? Если это не ускорит еговозвращения домой хотя бы на три четверти часа, на которые оно сейчасотсрочилось, оно его мало интересовало. Но "больше всего он сомневался,может ли вообще пойти к Кларе, ведь они были в ссоре! Будь у него при себепо крайней мере железный брусок, подаренный ему дядей вместо пресс-папье!Комната Клары может оказаться воистину опасной ловушкой. Но сейчас никакнельзя ни словечка обронить против Клары, поскольку она дочь Поллундера идаже, как он выяснил, невеста Мака. Если бы она отнеслась к нему чуточкуиначе, ему бы только польстили дружеские отношения с ней. Еще обдумывая воеэто, он заметил, что размышлений от него не ждут, ибо Грин открыл дверь исказал слуге, вскочившему с постамента: - Проводите этого молодого человека к фройляйн Кларе. "Вот как выполняют приказы", - подумал Карл, когда слуга чуть не бегом,тяжело дыша от старческой слабости, вел его самым коротким путем в комнатуКлары. Когда Карл проходил мимо своей комнаты, дверь которой былапо-прежнему открыта, он хотел было - возможно, чтобы успокоиться, - войти внее на минуту. Но слуга не допустил этого. - Нет, - сказал он, - вам нужно к фройляйн Кларе. Вы ведь сами слышали. - Я только на минутку, - сказал Карл и тут же решил немного полежатьдля разнообразия на канапе, чтобы ускорить приближение полуночи. - Не затрудняйте мне исполнение поручения, - сказал слуга. "Кажется, он считает наказанием то, что я должен идти к фройляйнКларе", - подумал Карл и сделал несколько шагов, но из упрямства сноваостановился. - Пойдемте же, сударь, - сказал слуга, - раз вы уж здесь. Я знаю, выхотели уехать еще ночью, только не все случается по нашему желанию; я же вамсразу сказал, что это едва ли осуществимо. - Да, я хочу уехать и уеду, - ответил Карл, - я хочу только проститьсяс фройляйн Кларой! - Вот как! - произнес слуга, всем своим видом показывая, что не веритсловам Карла. - Что же вы тогда медлите с прощанием? Идемте. - Кто тут в коридоре? - прозвучал голос Клары, и она высунулась изближней двери, держа в руке большую настольную лампу под красным абажуром.Слуга поспешил к ней и объяснил, в чем дело. Карл медленно последовал заним. - Поздно вы пришли, - сказала Клара. Покуда не отвечая ей, Карл тихо,но, так как знал уже натуру слуги, строгим приказным тоном сказал: - Подождите меня немного за дверью! - Я собиралась уже лечь, - сказала Клара и поставила лампу на стол. Каки ранее, в столовой, слуга осторожно прикрыл дверь снаружи. - Уже большеполовины двенадцатого. - Больше половины двенадцатого? - повторил Карл вопросительно, словнонапуганный этим известием. - Тогда я должен сейчас же распрощаться, ведьровно в двенадцать мне нужно быть внизу, в столовой. - Ну и спешные у вас дела, - сказала Клара и рассеянно поправиласкладки просторного пеньюара. Ее лицо пылало, и она все время улыбалась.Карл заключил, что новая стычка с Кларой ему не грозит. - Может, все-такипоиграете немного на фортепьяно, как мне вчера обещал папа, а сегодня - высами. - А не слишком ли уже поздно? - спросил Карл. Он был бы рад доставитьей удовольствие, так как она держалась совсем иначе, не как прежде, будтонепостижимым образом переместилась в сферу Поллундера и далее - Мака. - Да, действительно поздно, - подтвердила она, и желание послушатьмузыку как будто бы вновь пропало. - Каждый звук разнесется отсюда по всемудому, если вы станете играть; я уверена, даже прислуга наверху, в мансарде,проснется. - В таком случае отставим музицирование, я ведь надеюсь повторитьвизит; кстати, если вас не затруднит, посетите разочек моего дядю, а заоднозагляните и в мою комнату. У меня замечательный инструмент. Подарок дяди.Тогда, если угодно, я сыграю вам все мои пьески; к сожалению, их немного, иони совершенно не подходят к такому огромному инструменту, - на нем должныиграть только виртуозы. Но вы и это удовольствие получите, если заранееизвестите меня о приезде, ведь дядя намерен в ближайшее время пригласить дляменя знаменитого преподавателя, - можете себе представить, как я этомурадуюсь! - и ради того, чтобы услышать его игру, очень даже стоит навеститьменя во время урока. Я, если уж быть честным, доволен, что уже поздно длямузыки, поскольку ничем не смог бы удивить вас - так мало я умею. А теперьразрешите мне откланяться, в конце концов уже пора спать. И так как Клара смотрела на него благосклонно и, похоже, вовсе несердилась на давешнюю стычку, он с улыбкой добавил, протягивая руку: - На моей родине обычно говорят: спокойного сна и сладких сновидений. - Подождите, - сказала она, не принимая рукопожатия, - пожалуй,все-таки придется вам сыграть. - И она исчезла за маленькой боковой дверью,возле которой стояло фортепьяно. "Что же это такое? - подумал Карл. - Она, конечно, очень мила, но я немогу долго ждать". В дверь, ведущую в коридор, постучали, и слуга, неосмелившийся открыть ее широко, шепнул в щелку: - Извините, меня только что позвали, и ждать я больше не могу. - Идите, идите, - сказал Карл, полагая, что сумеет теперь один отыскатьпуть в столовую. - Только оставьте мне фонарь за дверью. Кстати, которыйчас?... - Почти без четверти двенадцать.. - Как медленно тянется время! - заметил Карл. Слуга хотел уже закрыть дверь, но тут Карл вспомнил, что еще не дал емучаевых, вынул из брючного кармана - теперь он всегда, по американскомуобычаю, держал монеты россыпью в брючном кармане, банкноты же, напротив, вжилетном кармане, - и протянул слуге полдоллара со словами: - За ваши услуги. Снова вошла Клара, подняв руки к аккуратной прическе, и тут Карлупришло в голову, что все-таки зря он отпустил слугу - кто его теперьпроводит на станцию? Впрочем, господин Поллундер вполне может вызватькакого-нибудь другого, и не исключено, что этого вытребовали всего лишь встоловую и потом он будет в его, Карла, распоряжении. - Я все-таки прошу вас немного поиграть. Здесь так редко слышишьмузыку, что не хочется упускать ни малейшей возможности. - Что ж, не будем откладывать, - сказал Карл и, не раздумывая, сел зафортепьяно. - Вам нужны ноты? - спросила Клара. - Благодарю, я ведь толком не умею их читать, - ответил Карл и началиграть маленькую песенку. Он прекрасно понимал, что играть ее нужно плавно,медленно, иначе она останется непонятной, особенно для чужих, но отбарабанилее в самом неподходящем маршевом ритме. С последним звуком нарушенная тишинапоспешила вновь воцариться в комнате. А они оба, словно оцепенев, замерлибез движения. - В общем, прекрасно. - сказала Клара, но после этакой игры польститьКарлу было ничем невозможно. - Который час? - спросил он. - Без четверти двенадцать. - Тогда у меня есть еще несколько минут, - сказал он, а про себяподумал: "Или - или. Я ведь не обязан играть все десять песен, которые знаю,но уж одну-то могу исполнить как следует". И начал свою любимую солдатскуюпесню. Заиграл так медленно, что разбуженное желание слушательницы нарасталов ожидании следующей ноты, которую Карл придерживал и отдавал через силу. Насамом деле ему приходилось в каждой песне сперва отыскивать глазами нужныеклавиши, а кроме того, он чувствовал, как в нем рождается печаль, которая,изливаясь через край песни, искала и не могла найти иного завершения. - Я же ничего не умею, - сказал Карл, закончив песню и глядя на Кларусквозь навернувшиеся на глаза слезы. Тут из соседней комнаты донеслисьгромкие аплодисменты. - Кто-то нас слушал! - встревоженно вскричал Карл. - Мак, - едва слышно сказала Клара. И тотчас раздался голос Мака: - Карл Россман! Карл Россман! Перекинув разом обе ноги через рояльный табурет, Карл распахнул дверь.Там он увидел Мака: тот полулежал в огромной кровати с балдахином, одеялобыло небрежно наброшено на его ноги. Балдахин голубого шелка былединственным и вполне девическим украшением простой, грубо сколоченнойкровати. На ночном столике горела лишь одна свеча, но постельное белье исорочка Мака были настолько белоснежны, что от падавшего на них светалучились прямо-таки ослепительными бликами; балдахин тоже сверкал, во всякомслучае по кромке слегка волнистого, небрежно натянутого шелка. Но кроватьпозади Мака и все остальное тонуло в кромешной темноте. Клара прислонилась ккроватному столику, не сводя глаз с Мака. - Здравствуйте, - сказал Мак и протянул Карлу руку. - Вы играете оченьнедурно, до сих то пор я был знаком только с вашим искусством верховой езды. - Я не силен ни в том, ни в другом, - ответил Карл. - Если бы я знал,что вы слушаете, я, безусловно, не стал бы играть. Но ваша фройляйн... - Онумолк, медля сказать "невеста", так как сожительство Мака и Клары былоочевидным. - Я это предвидел, - сказал Мак, - поэтому Кларе и пришлось заманитьвас сюда из Нью-Йорка, иначе я вовсе не услышал бы вашей игры. Конечно, этоигра начинающего, и даже в этих песенках, которые вы разучили и которыеаранжированы весьма примитивно, вы сделали несколько ошибок, но тем не менеевы меня порадовали, не говоря уже о том, что я не пренебрегаю ничьиммузицированием. Не хотите ли вы посидеть с нами еще минутку? Подвинь же емукресло, Клара. - Благодарю, - Карл запнулся. - Я не могу остаться, как бы мне этого нихотелось. Слишком поздно я узнал, что в этом доме есть такие уютные комнаты. - Я все перестрою в таком духе, - сказал Мак. В этот миг колокол пробилдвенадцать, удары следовали быстро, перекрывая друг друга. На Карла повеяломогучим движением этих колоколов. Ну и деревня - колокола-то какие. - Пора, - сказал Карл, протянув руки к Маку и Кларе, и, не дожидаясьответного рукопожатия, выбежал в коридор. Фонаря он там не нашел и пожалел,что поспешил вручить слуге чаевые. Он попытался ощупью добраться до открытой двери своей комнаты, но ужена полпути увидел, как навстречу ему вперевалку спешит господин Грин сосвечой в руке. Вместе со свечой рука сжимала и письмо. - Россман! Где вы пропадаете? Почему заставляете меня ждать? Чем это вызанимались у фройляйн Клары? "Многовато вопросов! - подумал Карл. - А сейчас он еще и прижмет меня кстене". И действительно, Грин встал вплотную перед Карлом, прислонившимся кстене. В этом коридоре фигура Грина выглядела до смешного огромной, и Карл вшутку спросил себя, уж не съел ли он, чего доброго, господина Поллундера. - Человеком слова вас явно не назовешь: обещали ровно в двенадцатьсойти вниз, а вместо этого слоняетесь у двери фройляйн Клары. Я же,напротив, обещал вам к полуночи кое-что любопытное, и вот я здесь. С этими словами он протянул Карлу письмо. На конверте было написано:"Карлу Россману, в собственные руки, в полночь, где бы она его ни застала". - В конце концов, - сказал господин Грин, пока Карл вскрывал конверт, -я полагаю, заслуживает признательности уже то, что ради вас я приехал сюдаиз Нью-Йорка, так что мне совершенно ни к чему вдобавок гоняться за вами покоридорам. - От дяди! - воскликнул Карл, едва взглянув на письмо. - Я этогоожидал, - добавил он, поворачиваясь к господину Грину. - Ожидали вы этого или нет - мне донельзя безразлично. Вы читайте,читайте, - сказал тот и поднес Карлу свечу. При ее свете Карл прочитал: "Любезнейший племянник! Как ты, наверно, понял за время нашего, увы,слишком короткого совместного проживания, я прежде всего человекпринципиальный. Это весьма неприятно и печально не только для моегоокружения, но и для меня самого, однако именно благодаря моим принципам ядостиг своего нынешнего положения и никто не вправе требовать, чтобы яизменил себе, никто, в том числе и ты, любезнейший племянник, хотя, вздумайя допустить такое, как раз тебе первому я бы и уступил. Тогда бы я срадостью обеими руками, пишущими сейчас это письмо, подхватил тебя в объятияи возвысил. Поскольку же покуда абсолютно ничто не предвещает, что этокогда-нибудь случится, я вынужден после сегодняшнего инцидента непременноудалить тебя из своей жизни и настоятельно прошу не тревожить меня ни лично,ни письменно, ни через посредников. Сегодня вечером ты решился покинуть менявопреки моему желанию, так пусть это решение и определит твою дальнейшуюжизнь; только в таком случае оно будет решением настоящего мужчины. Этоизвестие передаст тебе господин Грин, мой лучший друг; он найдет для тебядостаточно осторожные слова, которые мне сейчас просто-напросто не приходятв голову. Он человек влиятельный и, хотя бы ради меня, поможет тебе словом иделом на первых порах твоей самостоятельной жизни. Стараясь постичь нашерасставание, которое теперь, к концу этого письма, опять кажется мненепостижимым, я невольно повторяю себе снова и снова: из твоей семьи, Карл,не приходит ничего доброго. Если господин Грин забудет вручить тебе твойчемодан и зонтик, напомни ему об этом. С наилучшими пожеланиями благополучиятвой верный дядя Якоб". - Прочитали? - спросил Грин. - Да, - ответил Карл. - Вы принесли мне чемодан и зонтик? - Вот он, - сказал Грин и поставил на пол возле Карла старый дорожныйчемодан, который до сих пор прятал в левой руке за спиною. - А зонтик? - спросил Карл. - Все здесь, - сказал Грин, отцепляя от брючного кармана зонтик. - Вещипринес некий Шубал, старший механик линии "Гамбург - Америка", утверждая,что обнаружил их на корабле. Вы могли бы при случае поблагодарить его. - По крайней мере теперь мои старые вещи со мной, - сказал Карл иположил зонтик на чемодан. - Но впредь вы должны лучше присматривать за ними - так велел сказатьвам господин сенатор, - заметил Грин, а затем спросил, вероятно излюбопытства: - Что это, собственно говоря, за странный чемодан? - С такими на моей родине солдаты уходят на военную службу, это старыйсолдатский сундучок моего отца. Вообще-то он очень удобный, - улыбнулся Карл, - если, конечно, неоставлять его где попало. - В конце концов поучений с вас уже достаточно, - сказал Грин, - авторого дяди в Америке у вас, вероятно, нет. Вот вам билет третьего классадо Сан-Франциско. Я решил отправить вас в это путешествие, потому что,во-первых, виды на заработок для вас на Западе гораздо лучше, во-вторых,все, чем вы могли бы заняться здесь, так или иначе связано с вашим дядей, австречаться с ним вам ни под каким видом нельзя. Во Фриско вы можетеработать без помех; спокойно начните с самых азов и постарайтесь мало-помалувыбиться в люди. Карл не уловил в этих словах злорадства, скверная новость, весь вечертаившаяся в Грине, была сообщена, а потому он уже не казался опасным, иразговаривать с ним, пожалуй, можно откровеннее, чем с любым другим. Самыйлучший человек, не по своей вине ставший исполнителем столь неприятногосекретного поручения, поневоле будет казаться подозрительным, покуда невыполнит свою миссию. - Я, - сказал Карл, ожидая одобрения этого бывалого человека, - тотчасже покину этот дом, потому что принят здесь только как племянникдяди-сенатора, а как чужаку мне здесь делать нечего. Не откажите влюбезности, проводите меня к выходу, а затем укажите путь к ближайшейгостинице. - Только побыстрее, - сказал Грин. - Вы доставляете мне массу хлопот. Заметив, какой большой шаг немедля сделал Грин, Карл остановился:что-то очень уж подозрительная спешка, - он ухватил Грина за полу пиджака исказал, внезапно поняв истинное положение дел: - Вы должны объяснить мне еще вот что: на конверте письма, которое вымне вручили, написано только, что я должен получить его в полночь, где бы яни находился. Почему же в таком случае, ссылаясь на это письмо, вы задержалименя здесь, когда я хотел покинуть дом еще в четверть двенадцатого? Выпревысили тем самым свои полномочия. Грин сопроводил свой ответ движением руки, которое представилозамечание Карла в издевательском свете, как нелепую придирку: - Разве на конверте написано, что из-за вас я должен уморить себя, иразве содержание письма позволяет сделать подобные выводы из надписи наконверте? Если бы я не задержал вас, мне пришлось бы вручать вам письмо какраз в полночь на дороге. - Нет, - твердо заявил Карл, - не совсем так. На конверте стоит:"Вручить в полночь". Если вы чересчур устали, то, вероятно, не смогли бы ипоследовать за мной; или же я - правда, господин Поллундер на это несогласился - к полуночи уже добрался бы до дяди; или, в конце концов, вашдолг был - отвезти меня в вашем автомобиле, о котором почему-то вдругзабыли, а ведь я так хотел возвратиться! Разве надпись на конверте неговорит совершенно определенно, что полночь для меня самый крайний срок? Ипо вашей вине я его пропустил. Карл пристально смотрел на Грина и ясно понимал, что в нем борются стыдза это разоблачение я радость за успех своего предприятия. Наконец Гриновладел собой и произнес таким тоном, будто перебил Карла, хотя тот давнозамолчал: - Ни слова больше! - а затем вытолкнул Карла, поднявшего чемодан изонтик, через маленькую дверь, которую открыл перед ним. Удивленный, Карл стоял на вольном воздухе. Одна из пристроенных к домулестниц без перил вела вниз. Нужно только спуститься вниз и потом чутьправее свернуть в аллею, ведущую к шоссе. При ярком лунном свете заблудитьсябыло невозможно. Он слышал в саду лай собак, спущенных с цепи и бегавших вомраке среди деревьев. В ночной тишине доносилось совершенно отчетливо, какпод их мощными прыжками шуршит трава. Удачно избежав встречи с собаками, Карл вышел из сада. Он не мог суверенностью определить, в каком направлении был Нью-Йорк. Едучи сюда, онобращал мало внимания на подробности, которые сейчас могли бы емупригодиться. В конце концов он сказал себе, что в Нью-Йорк ему вовсе необязательно, там его никто не ждет - не ждет совершенно определенно. Ипотому он зашагал куда глаза глядят.





©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.