Главная | Обратная связь

Глава последняя. ОКЛАХОМСКИЙ ЛЕТНИЙ ТЕАТР

На углу улицы Карл увидел афишу с надписью: "Сегодня с шести утра и дополуночи на ипподроме в Клейтоне производится набор труппы для Оклахомскоготеатра! Большой оклахомский театр зовет вас! Только сегодня, только одинраз! Кто думает о своем будущем - наш человек! Приглашаются все! Кто хочетстать артистом - спеши записаться! В нашем театре всем найдется дело -каждому на своем месте! Решайтесь - мы уже сейчас поздравляем вас с удачнымвыбором! Но поторопитесь - оформиться надо до полуночи! Ровно в двенадцатьприем будет закончен, раз и навсегда! Горе тому, кто нам не верит! Вперед, вКлейтон!" Народу перед афишей стояло много, но было видно, что соблазняет онамало кого. Афиш было огромное количество, афишам никто не верил. А эта былаеще неправдоподобней, чем обычные объявления. Вдобавок у нее был серьезныйизъян - она ни словечка не говорила об оплате. Если бы сумма быламало-мальски приличная, она бы, конечно, стояла в афише - ведь самоезаманчивое не забывают, В артисты никто не рвался, но каждый, естественно,хотел получать за работу деньги. Однако для Карла в этом объявлении таился большой соблазн."Приглашаются все!" - гласило оно. Все, а значит, и Карл тоже. Было забытовсе, чем он занимался до сих пор, и никто не посмеет упрекнуть его за это.Он вправе устроиться на работу, за которую не придется краснеть, более того,на которую приглашают публично! И к тому же опять-таки публично обещают, чтопримут и его. Он не требовал ничего другого, он только стремился начатьсолидную карьеру, и здесь, похоже, ему представился такой случай. Пустьвелеречивые заверения на афише окажутся ложью, пусть Большой оклахомскийтеатр окажется маленьким бродячим цирком - там берут людей на работу, иэтого достаточно. Карл не стал перечитывать афишу, отыскал только фразу:"Приглашаются все!" Путь был утомительный, три часа, не меньше, и, скореевсего, явится он как раз, чтобы узнать, что все вакантные места уже заняты.Конечно, судя по рекламе, людей принимали в неограниченном количестве, нообъявления о найме всегда составляются в подобном стиле. Карл понимал, чтодолжен либо отказаться от этой возможности, либо ехать. Он пересчитал своиденьги; если б не эта поездка, их хватило бы на восемь дней; он побренчалмелочью. Какой-то человек, наблюдавший за ним, хлопнул его по плечу исказал: - Желаю удачи в Клейтоне. Карл молча кивнул, продолжая свои подсчеты. Но вскоре он решился,выделил деньги на поездку и побежал к метро. Когда он вышел в Клейтоне, тосразу же услыхал звуки фанфар. Ужасная какофония, трубы вопили несогласно,вразнобой, кто во что горазд. Но Карла это не тревожило, напротив, убедило втом, что Оклахомский театр - заведение солидное. Когда же он вышел изстанционного здания, его взору открылась картина, превзошедшая все егоожидания, и он просто не мог взять в толк, как это фирма идет на такиерасходы лишь для набора труппы. У входа на ипподром был сооружен низкийдлинный помост, на котором сотни красоток, наряженных ангелами, в белыхбалахонах, с большими крыльями за спиной, трубили в сверкающие золотомтрубы. И стояли они не прямо на помосте, у каждой был свой пьедестал,которого не было видно, потому что его полностью закрывало длинноеразвевающееся ангельское одеяние. А так как пьедесталы были очень высоки,вероятно до двух метров, фигуры женщин выглядели колоссальными, только ихмаленькие головки несколько портили это впечатление, да и распущенныеволосы, свешиваясь между крыльями и по бокам, казались слишком короткими иедва ли не смешными. Чтобы избежать однообразия, пьедесталы сделали разнымипо размеру: одни женщины казались совсем обычного роста, а другие, тут жерядом, были вознесены на такую высоту, что, глядя на них, страшностановилось - вдруг ветром сдует. И все эти женщины дули в трубы. Зрителей было немного. Десяток парней, невысоких по сравнению с этимиогромными фигурами, расхаживали взад-вперед перед помостом, то и делопоглядывая вверх. Они показывали друг другу на женщин, но, кажется, вовсе несобирались входить и записываться в труппу. Из людей постарше обнаружилсяодин-единственный мужчина, он стоял чуть поодаль и привел с собой жену иребенка в коляске. Женщина одной рукой держалась за ручку коляски, другой -за плечо мужа. Они хотя и любовались зрелищем, однако были все же заметноразочарованы. Вероятно, они тоже рассчитывали получить работу, но этатрубная какофония сбила их с толку. Карл был в таком же положении. Онприблизился к мужчине, еще немного послушал фанфары и спросил: - Это здесь принимают в Оклахомский театр? - Я тоже так думал, - сказал мужчина, - но мы ждем здесь уже целый часи ничего не слышали, кроме этих труб. Нигде не видно ни рекламы, ниглашатая, никого, кто может дать хоть какие-нибудь справки. - Наверно, - сказал Карл, - ждут, когда соберется побольше народу. Ведьлюдей действительно очень мало. - Возможно, - буркнул мужчина, и они опять замолчали. Да и в ревефанфар трудно было разбирать слова. Но затем женщина шепнула что-то своемумужу, он кивнул, и она тут же крикнула Карлу: - Вы не могли бы сходить на ипподром и спросить, где тут принимают наработу? - Могу, - сказал Карл, - но в таком случае мне придется идти черезпомост, между ангелами. - Это так трудно? - спросила женщина. Ей казалось, что Карлу это сделать легко, а посылать своего мужа она нехотела. - Ладно, - сказал Карл, - схожу. - Вы очень любезны. - Женщина следом за мужем пожала Карлу руку. Парни сбежались в кучку, чтобы посмотреть, как Карл поднимается напомост. Ангелы словно бы затрубили громче, приветствуя первого претендента.Те же, мимо которых проходил Карл, отнимали мундштуки от губ и дажеоборачивались, следя за продвижением Карла. На противоположном конце помостаКарл увидел беспокойно прохаживающегося взад-вперед человека, который,по-видимому, только и ждал, чтобы снабдить кого-нибудь любого родасведениями. Карл хотел было подойти к нему, как вдруг услышал, что кто-тозовет его по имени. - Карл! - кричал ангел. Карл поднял голову и рассмеялся от радостной неожиданности. Это былаФанни. - Фанни! - воскликнул он, приветственно взмахнув рукой. - Иди же сюда! - крикнула Фанни. - Ты ведь не пройдешь мимо! - И онараспахнула балахон так, что стали видны постамент и узкая лестничка, ведущаянаверх. - А можно ли подняться? - спросил Карл. - Кто запретит нам пожать друг другу руки! - крикнула Фанни и сердитоогляделась, не идет ли сюда этакий запретитель. А Карл уже взбирался вверхпо лестничке. - Не спеши! - предупредила Фанни. - Постамент опрокинется вместе с намиобоими. - Но ничего не случилось, Карл благополучно одолел последнююступеньку. - Только взгляни, - сказала Фанни, когда они поздоровались, -только взгляни, что за работу я получила. - Замечательно, - ответил Карл и огляделся. Все женщины поблизости ужеобратили внимание на Карла и захихикали. - Ты чуть не самая высокая, -сказал Карл и вытянул руку, чтобы прикинуть высоту других. - Я тебя сразу заметила, - сказала Фанни, - как только ты вышел изстанции, но, увы, я здесь в последнем ряду, меня не видно, и крикнуть я тожене могла. Правда, я затрубила погромче, но ты меня не увидел. - Вы все плохо играете, - заметил Карл, - дай-ка я попробую. - Пожалуйста, - сказала Фанни и протянула ему трубу, - только нерасстрой оркестра, иначе меня уволят. Карл начал трубить; он думал, что у них обыкновенные плохонькие трубы,предназначенные лишь для шумовых эффектов, но оказалось, что эти инструментыспособны вывести почти любые рулады. Если они такого качества, то здесь надними просто издеваются. Не обращая внимания на окрестный шум. Карл громкозатрубил мелодию, слышанную когда-то в одном кабачке. Он радовался, чтовстретил старую знакомую, что не в пример другим ему дозволено сыграть здесьна трубе и что вскоре он, наверно, получит хорошее место. Многие ангелыперестали трубить и прислушались; когда он внезапно оборвал мелодию, гремелаедва ли половина инструментов, и только мало-помалу они зашумели с прежнейсилой. - Да ты артист, - сказала Фанни, когда Карл вернул ей трубу. - Поступайк нам трубачом. - Мужчин тоже берут? - удивился Карл. - Да, - сказал Фанни, - мы играем два часа. Потом нас сменяют мужчины,переодетые чертями. Половина трубит, половина барабанит. Здорово, и вообщевесь антураж тут ого-го. Мы-то вон как разряжены! Одни крылья чего стоят! -Она оглядела себя. - Ты полагаешь, - спросил Карл, - я тоже смогу получить место? - Непременно, - ответила Фанни, - это же крупнейший театр в мире. Какаяудача, мы снова будем вместе! Впрочем, все зависит от того, какую работу тыполучишь. Ведь вполне возможно, что, даже работая здесь, мы все-такивидеться не сумеем. - Неужели театр и впрямь так велик? - спросил Карл. - Крупнейший в мире, - еще раз сказала Фанни. - Правда, сама я его ещене видела, но кое-кто из девушек - мои коллеги, побывавшие в Оклахоме,говорят, что ему просто конца-краю нет. - А записывается мало кто, - заметил Карл, показывая вниз на парней ималенькое семейство. - Верно. Но учти, мы набираем людей во всех городах, наша вербовочнаягруппа постоянно разъезжает, и таких групп еще много. - Разве театр еще не открыт? - спросил Карл. - Конечно, открыт, - ответила Фанни, - театр старый, но он постояннорасширяется. - Меня удивляет, - сказал Карл, - что люди совсем не рвутся к вам. - Да, странно, - согласилась Фанни. - Может быть, это обилие ангелов и чертей скорее отпугивает, чемпривлекает? - Кто ж его знает, - отозвалась Фанни, - и это не исключено. Скажинашему шефу, может, это ему пригодится. - Где он? - На ипподроме, на судейской трибуне, - сказала Фанни. - И это меня удивляет, - сказал Карл, - почему набор людей организованна, ипподроме? - Ну, - сказала Фанни, - мы везде тщательно готовимся к самому большомунаплыву. А на ипподроме как раз просторно. И во всех киосках, гдеобыкновенно заключаются пари, оборудованы приемные пункты. Их, говорят, штукдвести. - Однако! - воскликнул Карл. - Неужели у Оклахомского театра такиебольшие доходы, что он может содержать подобные вербовочные отряды? - Разве это наша забота? - ответила Фанни. - Теперь ступай, Карл, покане опоздал, а мне опять нужно трубить. Постарайся в любом случае получитьместо в этой труппе и не забудь сразу же сообщить мне об этом. А то я ведьот тревоги измучаюсь. Она сжала ему руку, призвала к осторожности при спуске, вновь поднеслатрубу к губам, но не заиграла, пока не увидела Карла внизу целым иневредимым. Карл снова накрыл лестничку ангельским облачением, как былораньше, Фанни поблагодарила его кивком, и Карл, так и этак размышляя обуслышанном, направился к мужчине, который уже высмотрел его наверху возлеФанни и теперь поджидал неподалеку от постамента. - Хотите поступить к нам? - спросил мужчина. - Я заведую кадрами в этойтруппе и горячо вас приветствую. - Как бы из вежливости он стоял, слегкасклонившись вперед, все время пританцовывал на месте и поигрывал часовойцепочкой. - Благодарю, - сказал Карл, - я прочитал объявление вашей фирмы, вот ипришел записаться. - Вы совершенно правильно поступили, - одобрил мужчина. - К сожалению,не каждый столь благоразумен, как вы. Карл хотел было сказать, что зазывная реклама не действует, причем какраз в силу своей грандиозности. Но промолчал, ведь этот человек был вовсе неруководитель труппы, а кроме того, пристало ли ему, еще не принятому наработу, соваться со своими предложениями. Поэтому он лишь заметил: - За помостом ждет еще один желающий поступить к вам, он-то и послалменя вперед. Вы позволите привести его? - Конечно, чем больше придет людей, тем лучше. - У него с собой жена и младенец в коляске. Им тоже прийти? - Конечно, - ответил человек, словно бы усмехнувшись сомнениям Карла. -У нас всем дело найдется. - Я тотчас вернусь, - сказал Карл и побежал к краю помоста. Жестом онподозвал супружескую пару и крикнул, что всем можно подойти. Он помогподнять на помост коляску, и они зашагали вместе. Парни, увидев это, посовещались, а затем нерешительно, руки в брюки,тоже поднялись на помост и в конце концов последовали за Карлом исемейством. Из станции подземки вышли новые пассажиры и, увидев помост сангелами, в изумлении всплеснули руками. Ну, кажется, теперь претендентов наработу станет побольше. Карл порадовался, что приехал рано, чуть ли не самымпервым; супружеская пара оробела и все допытывалась, велики ли требования кпоступающим. Карл сказал, что пока толком не знает, но у него в самом делесоздалось впечатление, что принимают всех подряд. Он считает, чтоволноваться не стоит. Заведующий кадрами уже шел им навстречу, чрезвычайнодовольный, что претендентов так много, потирал руки, легким поклономприветствовал каждого в отдельности и выстроил всех в одну шеренгу. Карлстоял первым, за ним - супружеская пара и лишь затем - остальные. Когда онипостроились - парни сначала беспорядочно толкались, и прошло несколькосекунд, прежде чем установился порядок, - трубы смолкли, и заведующийсказал: - От имени Оклахомского театра приветствую вас. Вы пришли рано (хотявремя уже близилось к полудню), наплыв пока невелик, поэтому формальностибудут скоро закончены. Документы у вас, разумеется, при себе. Парни тотчас достали из карманов какие-то бумаги и протянули ихзаведующему, муж толкнул в бок жену, и она вытащила из-под матрасика коляскицелую пачку документов. У Карла же ничего не было. Вдруг его из-за этого непримут? По опыту Карл знал, что, если действовать решительно, такие правилалегко обойти. Это вполне возможно. Заведующий обозрел шеренгу,удостоверился, что документы есть у всех, а поскольку Карл тоже поднял руку,естественно пустую, он решил, что с ним тоже все в порядке. - Хорошо, - сказал шеф и жестом остановил парней, хотевших тут жеразвернуть свои бумаги, - документы проверяют в приемных пунктах. Как выпоняли из нашего объявления, мы найдем дело каждому. Но, естественно, намнадо знать вашу прежнюю профессию, с тем чтобы определить на соответствующееместо, где вы могли бы использовать свои навыки. "Ведь это театр", - подумал Карл с сомнением и стал слушать оченьвнимательно. - Для этого, - продолжал заведующий кадрами, - мы оборудовали вбукмекерских конторках приемные пункты: каждая - для одной профессиональнойгруппы. Итак, каждый назовет мне сейчас свою профессию; семействоопределится по профессии мужа. Затем я отведу вас в приемные пункты, где дляначала проверят ваши документы, а также ваши профессиональные знания,проверка совсем коротенькая, бояться не стоит. После этого вас сразу оформяти снабдят дальнейшими инструкциями. Итак, начнем. Первый пункт, как значитсяна табличке, предназначен для инженеров. Среди вас, может, есть инженер? Карл выступил вперед. Он считал, что, раз у него нет документов, нужнопокончить со всеми формальностями как можно быстрее; у него имелось дажекрохотное обоснование своего шага, ведь он хотел стать инженером. Но когдапарни увидели, что Карл выступил вперед, то от зависти тоже сказалисьинженерами, - вперед выступили все. Шеф по кадрам выпрямился и спросилпарней: - Вы действительно инженеры? Тогда все они медленно опустили руки, Карл же стоял на своем. Шеф,правда, посмотрел на него недоверчиво, поскольку Карл был очень уж плохоодет, да чересчур молод для инженера, однако ничего не добавил - может быть,из благодарности за то, что Карл, по крайней мере по его мнению, привел емукандидатов. Он только сделал приглашающий жест в сторону приемного пункта, иКарл направился туда, тогда как шеф занялся остальными. В канцелярии для инженеров за прямоугольной конторкой сидели двагосподина, сверяя огромные списки, лежавшие перед ними. Один читал вслух, адругой отчеркивал названные имена в своем списке. Когда Карл, войдя,поздоровался, они тотчас отложили списки, достали гроссбухи и раскрыли их. Один, по-видимому писарь, сказал: - Прошу ваши документы. - К сожалению, у меня нет их при себе, - ответил Карл. - У него нет их при себе, - сказал писарь другому господину и тут жезаписал ответ в свою книгу. - Вы инженер? - спросил тогда второй, с виду начальник. - Пока еще нет, - быстро сказал Карл, - но... - Достаточно, - еще быстрее сказал господин, - в таком случае вы к намотношения не имеете. Извольте обратить внимание на табличку. - Карл стиснулзубы, по-видимому заметив это, тот продолжил: - Вы не волнуйтесь. Мы длявсех дело найдем. - И он подозвал служителя, праздно расхаживавшего междубарьерами: - Отведите этого господина в приемный пункт для кандидатов стехническим уклоном. Служитель понял приказ дословно и схватил Карла за руку. Они прошлимежду многочисленными киосками, в одном из них Карл увидел парня, которыйуже был принят и благодарно жал руку какому-то господину. В канцелярии, кудапривели Карла, процедура была примерно такая же, как и в первой, ондогадался правильно. Только отсюда, едва услышав, что он посещал среднююшколу, его направили в приемный пункт для бывших учеников средней школы. Нокогда Карл сообщил там, что учился в Европе, ему сказали, что он и здесь непо адресу, и велели идти в бюро для школьников-европейцев. Оно располагалосьна дальнем краю и было не просто меньше, но и ниже других. Служитель,приведший сюда Карла, рассвирепел из-за долгих хождений и многочисленныхотказов, виноват в которых, по его мнению, был один только Карл. Он не сталдожидаться новых вопросов, а сразу удрал. Да, в общем, и идти отсюда былобольше некуда - последняя инстанция. Увидев здешнего начальника, Карлпрямо-таки перепугался - до того он был похож на некоего преподавателя,который, быть может, и сейчас еще работает в реальном училище у него народине. Впрочем, сразу же выяснилось, что сходство заключалось только вдеталях, но очки на коротком носу, светлая, на диво холеная окладистаяборода, чуть сутулая спина и неожиданно громкий голос еще некоторое времядержали Карла в напряжении. К счастью, от него не требовалось особойсосредоточенности, так как здесь все было проще, чем в других пунктах. Хотяи тут записали, что у него нет документов, и начальник назвал это непонятнойнебрежностью, однако писарь, распоряжавшийся здесь, быстро перешел к другимпроблемам и после двух-трех кратких вопросов начальника сказал Карлу, что онпринят. Начальник, собиравшийся как раз задать вопрос потруднее, с открытымртом повернулся к писарю, но тот жестом показал, что дело сделано, сказал:"Принят" - и зафиксировал решение в гроссбухе. Писарь явно считал, что бытьучеником европейской средней школы - обстоятельство настолько постыдное, чтокаждому, кто себя таковым называет, можно сразу и поверить. В свою очередьКарл ничего не имел против такого поворота событий, он подошел к писарю ихотел поблагодарить его. Но случилась еще маленькая заминка, когда егоспросили насчет имени. Карл ответил не сразу, он робел назвать своеподлинное имя и позволить зарегистрировать его. Вот когда он получит хотьсамую маленькую должность и будет удовлетворительно с нею справляться,настанет пора узнать его настоящее имя, но не теперь; слишком долго он егоскрывал, чтобы выболтать сейчас. Однако в голову ничего не приходило,поэтому он назвал прозвище со своего последнего места: - Негро. - Негро? - переспросил начальник, повернул голову и скорчил гримасу,словно это был уже предел недостоверности. Писарь тоже некоторое время испытующе глядел на Карла, но затемповторил: - Негро, - и записал. - Надеюсь, вы все-таки не "Негро"? - спросил начальник. - Именно так и записал - Негро, - спокойно откликнулся писарь ивзмахнул рукой: дескать, давайте дальше. Начальник взял себя в руки, встал и проговорил: - Итак, вы теперь... Тут он осекся, не в силах пойти против своейсовести, сел и сказал: - Его зовут не Негро. Писарь приподнял брови, тоже встал и объявил сам: - Итак, я вам сообщаю, что вы приняты в Оклахомский театр и сейчас васпредставят нашему руководству. Снова крикнули служителя, который повел Карла к судейской трибуне. У лестницы Карл увидел детскую коляску, и тотчас вниз сошла супружескаяпара, женщина с ребенком на руках. - Вас приняли? - спросил мужчина, он был гораздо оживленнее, чемраньше; женщина тоже улыбалась из-за его плеча. Когда Карл ответил, чтотолько что принят и идет представляться, мужчина сказал: - В таком случае поздравляю. Нас тоже приняли. Предприятие, похоже,солидное, конечно, сразу ко всему не привыкнешь, но ведь оно повсюду так. Они еще сказали друг другу "До свидания", и Карл поднялся на трибуну.Он шел медленно, так как небольшая площадка наверху была переполнена людьмии он не хотел толкаться. Он даже приостановился и обвел взглядом скаковоеполе, вдали со всех сторон окруженное лесом. Его охватило желание хотя быраз увидеть скачки, в Америке ему еще не представлялось такого случая. ВЕвропе его, маленького мальчика, однажды брали на бега, но он запомнилтолько, как они с матерью протискивались между людьми, не желавшими уступатьдорогу. Короче говоря, бегов он до сих пор вообще не видел. Сзади затрещалкакой-то механизм. Карл обернулся и прочел на табло, где обычно значилисьимена победителей в скачках, следующую надпись: "Торговец Калла с женой иребенком". Значит, таким вот образом канцеляриям сообщались имена принятых. В это время несколько мужчин, оживленно разговаривая, с карандашами иблокнотами в руках, сбежали вниз по лестнице; Карл отступил к перилам, чтобыпропустить их, и поднялся наверх - место там теперь освободилось. В углуогражденной деревянными перилами площадки-сна была похожа на плоскую крышуузкой башенки, - раскинув руки вдоль перил, сидел человек, у которого черезплечо была переброшена широкая белая шелковая лента с надписью: "Шеф десятойвербовочной группы Оклахомского театра". Рядом с ним на столике - телефон,использовавшийся, вероятно, и во время скачек - с его помощью шеф, очевидно,еще до личного представления получал все необходимые сведения опретендентах, так как поначалу он не задал Карлу ни одного вопроса, сказалгосподину, который, скрестив ноги и поглаживая рукой подбородок, прислонилсярядом к перилам: - Негро учился в европейской средней школе. - И, словно уже и не видянизко кланяющегося Карла, скользнул взглядом вниз по лестнице - не идет ликто-нибудь еще. Но поскольку никто не шел, он стал временами прислушиватьсяк разговору другого господина с Карлом, но большей частью поглядывал наскаковое поле и постукивал пальцами по перилам. Эти тонкие и все же сильные,длинные и проворные пальцы нет-нет да и отвлекали внимание Карла, занятогобеседой с другим господином. - Вы были безработным? - спросил тот для начала. Этот вопрос, да ипочти все остальные, которые он задавал, были очень просты, совершеннобезобидны, и полученные ответы дополнительно не уточнялись; и тем не менееуже сама манера задавать эти вопросы, пристально изучать собеседника,наблюдать, чуть склонившись вперед, за его реакцией, выслушивать ответы,опустив голову на грудь, и время от времени громко их повторять, - сама этаманера говорила о том, что он придает сей процедуре особенное значение,правда неясное, но вводившее в замешательство и принуждавшее к осторожности.Карлу частенько хотелось взять свои слова обратно и заменить их другими,быть может более удачными, однако он сдерживался, так как знал, сколь плохоевпечатление производит подобная нерешительность и до какой степени вообщенепредсказуем эффект его ответов. Вдобавок вопрос о его приеме как будто быуже решен, сознание этого придавало ему уверенности. На вопрос, был ли он безработным, Карл ответил коротким "да". - Ваше последнее место работы? - продолжал господин. Карл хотел былоответить, но тут господин многозначительно поднял указательный палец иповторил: - Последнее! Карл и без того прекрасно понял и, сочтя, что заключительноевосклицание сделано нарочно, чтобы сбить его с толку, тряхнул головой исказал: - В одной конторе. Пока это еще была правда, но если от него потребу ют более подробныхсведений о конторе, придется врать. Собеседник, однако, не стал этого делатьи задал следующий вопрос, на который Карл легко мог ответить, не кривядушой: - Вы были довольны этой работой? - Нет! - воскликнул Карл, чуть ли не перебивая его. Краем глаза Карлзаметил, что шеф едва заметно улыбнулся, и пожалел о своем опрометчивомвосклицании, но слишком уж было заманчиво выкрикнуть это "нет", ведь напоследнем месте работы у него все время было одно-единственное огромноежелание: чтобы какой-нибудь наниматель-конкурент однажды вошел и задал емуэтот вопрос. Впрочем, этот его ответ имел и другой изъян, ведь теперь у негомогли спросить, почему он был недоволен. Однако спросили его совсем не обэтом: - К какой работе вы чувствуете склонность? В этом вопросе, возможно, ив самом деле крылась ловушка; зачем же его иначе задали, если Карл ужепринят актером? И хотя он вполне это понимал, тем не менее у него язык неповорачивался сказать, что он видит себя актером. Поэтому он якобы понялвопрос по-своему и ответил уклончиво, рискуя показаться упрямым: - В городе я прочитал объявление и, поскольку там было написано, чторабота найдется для каждого, тоже приехал сюда. - Это мы знаем, - сказал господин и замолчал, показывая тем самым, чтохочет услышать ответ на свой вопрос. - Меня приняли актером, - робко начал Карл, чтобы намекнуть, в какоесложное положение поставил его злополучный вопрос. - Верно, - подтвердил господин и опять умолк. - Нет, - сказал Карл, и все его надежды получить работу пошатнулись,стали зыбкими, - я не знаю, гожусь ли в актеры. Но я постараюсь выполнитьлюбые задания. Его собеседник повернулся к шефу, оба кивнули; похоже, Карл отвечалправильно - он снова воспрянул духом и теперь спокойно ждал следующеговопроса. А он был вот какой: - На кого же вы изначально собирались учиться? - Уточняя вопрос -точность этот человек ценил превыше всего, - он добавил: - Я имею в виду - вЕвропе. - При этом он отнял руку от подбородка и слегка шевельнул ею, словноподчеркивая, как далека Европа и как незначительны некогда намеченные тампланы. Карл сказал: - Я хотел стать инженером. Этот ответ он дал через силу, смешно ведь, трезво оценивая своюамериканскую карьеру, вспоминать здесь о том, что когда-то он хотел статьинженером - да и стал ли бы он им в Европе? - но ничего другого он сказатьне мог и поэтому ответил именно так. Собеседник, однако, воспринял эти слова всерьез, как и все вообще. - Ну что же, - сказал он, - инженером вы, конечно, сразу стать неможете, но, полагаю, согласитесь до поры до времени выполнять техническиеработы более низкой квалификации. - Конечно, - откликнулся Карл, очень довольный; приняв это предложение,он, конечно, передвинется из актерской труппы в состав техническогоперсонала, но, с другой стороны, он куда лучше сумеет зарекомендовать себяна такой работе. Впрочем, повторял он себе снова и снова, характер работысовсем не главное, главное - вообще получить постоянное место. - Хватит ли у вас сил выполнять тяжелую работу? - О, да, - ответил Карл. Засим его попросили подойти ближе и пощупали бицепсы. - Сильный парень, - сказал тот, кто задавал вопросы, и подтолкнул Карлак шефу. Шеф с улыбкой кивнул, не меняя своей вольготной позы, подал Карлуруку и сказал: - Что ж, пока все. В Оклахоме вас еще раз дополнительно проверят. Уж выне подведите нашу вербовочную группу! На прощание Карл поклонился шефу, хотел попрощаться и с другимгосподином, но тот с сознанием исполненного долга, запрокинув голову, ужепрогуливался взад-вперед по площадке. Когда Карл спускался вниз, на таблосбоку от лестницы появилась надпись: "Негро, технический персонал". Так как все прошло чин чином, Карл ничего бы не потерял, если бы натабло появилось его настоящее имя. Все было спланировано даже более чемтщательно: у подножия лестницы Карла уже ожидал служитель, прикрепивший кего рукаву повязку. Подняв руку, Карл увидел, что значилось на ней"технический персонал". Но куда бы теперь Карла ни вздумали направить, в первую очередь онвсе-таки хотел сообщить Фанни о своей удаче. Однако, к сожалению, он узналот служителя, что ангелы и черти уже отбыли к очередному месту назначениявербовочной группы, чтобы разрекламировать там ее прибытие на следующийдень. - Жаль, - сказал Карл; это было первое разочарование на новом месте, -у меня есть знакомая среди ангелов. - Вы увидите ее в Оклахоме, - утешил его служитель, - а теперьпойдемте, вы - последний. Он повел Карла вдоль задней стороны помоста, на котором раньшерасполагались "ангелы"; теперь там было только множество пустых постаментов.Предположение Карла, что без "ангельской" музыки претендентов явится кудабольше, оказалось ошибочным, так как перед помостом теперь вообще не быловзрослых, только несколько ребятишек дрались из-за длинного белого пера,выпавшего, по-видимому, из "ангельского" крыла. Один мальчишка поднял перовверх, а остальные пытались тычками заставить его опустить руку. Карл показал на детей, но служитель, даже не взглянув на них, бросил: - Идемте быстрее, очень уж долго вас продержали. Сомневались они, чтоли? - Не знаю, - удивленно ответил Карл, но подумал, что сомневались онивряд ли. Ведь даже если ситуация яснее ясного, всегда найдется такой, чтопостарается добавить ближнему хлопот. Но, глядя на большую зрительскуютрибуну, к которой они сейчас подходили и вид которой ласкал взор. Карлтотчас забыл о замечании служителя. Одну из широких длинных скамеек покрылибелой скатертью, ниже, на другой скамье, спиной к беговому полю сидели ипировали все вновь принятые. Люди были веселы и взволнованны; как раз когдаКарл самым последним незаметно уселся на скамью, многие встали, поднявстаканы, и один провозгласил тост за шефа десятой вербовочной группы,которого назвали "отец родной". Кто-то заметил, что его можно увидеть иотсюда, и действительно, судейская трибуна с обоими мужчинами возвышалась неслишком далеко. Тотчас все со своими стаканами повернулись туда, и Карлтоже, но, хотя кричали очень громко, усердно стараясь привлечь к себевнимание, ничто на судейской трибуне не указывало на то, что овациизамечены. Как и раньше, шеф располагался в углу, а его напарник стоял рядом,подняв руку к подбородку. Несколько разочарованно все опять уселись,поначалу кое-кто еще изредка оборачивался на судейскую трибуну, но скоролюди всецело занялись обильным угощением, подали крупную птицу. Карл такихникогда не видел - со множеством вилок в хрустящем поджаренном мясе;служители снова и снова наливали вино - пирующие толком и не замечали,увлеченно склонившись над тарелками, а в стакан лилась красная струя; кто нехотел принимать участие в общей беседе, мог посмотреть фотографииОклахомского театра, сложенные стопкой на дальнем конце импровизированногостола, их передавали из рук в руки. Правда, это мало кого заботило, вотпочему до Карла, последнего в ряду, дошел один-единственный снимок. Но, судяпо этому снимку, не мешало бы посмотреть все фотографии. На нем былаизображена ложа президента Соединенных Штатов. В первую секунду можно былоподумать, это не ложа, а сцена - слишком уж широкой дугой выдвигался еебарьер в пространство зала. И был этот барьер сплошь вызолочен. Междуизящными, словно искусно вырезанными ножницами балясинами разместился рядмедальонов с изображениями бывших президентов; у одного из них был крупныйпрямой нос, толстые губы, глаза под выпуклыми веками неподвижно опущеныдолу. Вокруг ложи, с боков и сверху, струился свет; белые и все же мягкиелучи обнажали переднюю ее часть, тогда как в глубине, за алым бархатомдрапировок, живописные складки которых отливали всеми оттенками красного ибыли подхвачены шнурами, она представала темно-багряной мерцающей пустотой.Невозможно вообразить, чтобы в этой ложе находились люди, настолькосамодовлеющей она выглядела. Карл не забывал о еде, но частенько поглядывална сию фотографию, лежавшую рядом с его тарелкой. Вообще-то он с большим удовольствием посмотрел бы хоть еще одну изостальных фотографий, но идти за ней сам не решался, так как служительдержал руку на снимках и, вероятно, старался соблюсти их последовательность;поэтому Карл взглянул по сторонам, чтобы установить, не передают ли вдольстола еще какую-либо фотографию. И тут он с удивлением - сначала он простоглазам своим не поверил - заметил среди увлеченных едой сотрапезниковхорошего знакомого - Джакомо. Тотчас Карл бросился к нему, крича: - Джакомо! Тот, робкий, как всегда, когда его захватывали врасплох, оторвался отеды, с трудом повернулся в тесном пространстве между скамейками, вытер рукойрот, но тут же очень обрадовался, увидев Карла, и пригласил его сесть рядомили перейти обоим на место Карла; им хотелось рассказать все друг другу ибольше не разлучаться. Карл не хотел мешать другим, поэтому оба решили покаоставаться на своих местах, обед скоро кончится, и уж тогда, разумеется, ихдруг от друга не оторвать. Карл все же постоял еще рядом с Джакомо, судовольствием глядя на него. О, эти воспоминания о прошлом! Где-то теперьстаршая кухарка? Что поделывает Тереза? Сам Джакомо внешне почти неизменился, предсказание старшей кухарки, что через полгода он станетсухопарым американцем, не подтвердилось; Джакомо остался хрупким, какраньше, со впалыми щеками; правда, сейчас щеки округлились, так как во рту унего был здоровенный кусок мяса, из которого он не спеша вытаскивал кости ибросал их на тарелку. Как явствовало из надписи на его повязке, в актерыДжакомо тоже не приняли, его наняли лифтером - Оклахомский театрдействительно находил работу каждому! Заглядевшись на Джакомо, Карл долго невозвращался на свое место. Когда же он хотел вернуться туда, подошелзаведующий кадрами, взгромоздился на расположенную выше скамью, хлопнул владоши и произнес короткую речь, во время которой большинство встало, да иоставшихся сидеть, не желавших оторваться от еды, в конце концов тычкамитоже подняли на ноги. - Я хочу надеяться, - сказал шеф по кадрам, Карл меж тем на цыпочкахвернулся к своему месту, - что вы довольны нашим угощением. Питание в нашейвербовочной группе вообще хвалят. К сожалению, настало время встать из-застола, так как поезд, направляющийся в Оклахому, отходит через пять минут.Путь вам предстоит долгий, но вы увидите, что о вас хорошо позаботятся.Сейчас я познакомлю вас с человеком, который будет руководить переездом икоторому вы должны повиноваться. Маленький тощий человечек взобрался на скамью заведующего, небрежнопоклонился и, не теряя времени, тотчас принялся бурно жестикулировать,показывая, как нужно собраться, построиться и двинуться в путь. Но покуданикто его не слушал, так как тот из новичков, который раньше произносилтост, хлопнул ладонью по столу и начал пространную благодарственную речь,хотя - > Карл стоял как на иголках - только что было сказано, что поездскоро отправляется. Но оратор не обращал внимания даже на то, что заведующийкадрами его не слушает, а отдает руководителю поездки какие-то распоряжения,он знай себе разглагольствовал, перечислив все поданные блюда, сообщив своемнение о каждом из них, и в конце концов заключил речь возгласом: - Почтенные господа! Так завоевывают наше расположение! Все, кроме тех, кому был адресован этот клич, рассмеялись, но это былане шутка, а скорее факт. Речь эта не осталась безнаказанной - на вокзал пришлось бежать бегом.Впрочем, это не составляло особого труда, поскольку - Карл только сейчасзаметил - багажа ни у кого не было; единственным грузом, по сути, быладетская коляска, - ведомая отцом семейства, она подпрыгивала теперь во главегруппы. Какие же неимущие, сомнительные личности сошлись здесь - и тем неменее были так хорошо встречены и обогреты! И руководителю поездки не иначекак ведено опекать их словно родных детей. Он то хватался одной рукой заручку коляски, а другую поднимал вверх, ободряя группу, то отбегал в хвост,подгоняя отставших, то спешил вдоль колонны, отыскивая в группе самыхмедлительных и жестами показывая им, как нужно шагать. Когда они пришли на станцию, поезд был уже готов к отправлению. Люди наперроне кивали на группу, слышались возгласы: - Вот эти все из Оклахомского театра! Похоже, этот театр был гораздо известнее, чем думал Карл; правда, онникогда особенно не интересовался театральными представлениями, Для нихзабронировали целый вагон, руководитель поездки торопил с посадкой больше,чем кондуктор. Он сперва пробежался вдоль вагона, заглядывая в каждое купе,и лишь после этого тоже поднялся на площадку. Карл случайно занял место уокна, а Джакомо устроился рядом. Они сидели бок о бок и радовалисьпредстоящему путешествию. Так беззаботно они по Америке еще не ездили. Когдапоезд тронулся, они замахали в окошко, а парни на скамейке напротив смеялисьнад ними, подталкивая друг друга локтями. Ехали они два дня и две ночи. Только теперь Карл осознал, как великаАмерика. Он без устали смотрел в окно, и Джакомо все время тянулся туда же,пока парням, которые дулись в карты, это не надоело и они добровольно неуступили ему место у окна. Карл поблагодарил их - английский язык Джакомопонимали не все, - мало-помалу парни стали дружелюбнее - иначе среди соседейпо купе и быть не может, - хотя частенько их дружелюбие бывалообременительно: к примеру, когда карта падала на пол и они ее там искали, товсякий раз изо всех сил щипали Джакомо или Карла за ногу. Джакомо тогдавскрикивал от неожиданности и поджимал ногу; Карл же только однаждыпопытался ответить пинком, в остальных случаях он молча терпел. Все, чтопроисходило в маленьком, задымленном даже при открытых окнах купе, былоничтожным по сравнению с тем, что они видели за окном. В первый день они перевалили высокие горы. Исси-ня-черные ребристыескалы подступали к самому поезду, пассажиры высовывались из окон, тщетностараясь разглядеть их вершины, взору открывались узкие, мрачные изломыущелий, и люди пальцами следили за направлением, в котором они исчезали,мелькали широкие горные потоки, вскипая валами на холмистом ложе ирассыпаясь тончайшим пышным кружевом, они устремлялись под мосты, по которыммчался поезд, и были так близко, что от их холодного дыхания пробираладрожь. ПРИЛОЖЕНИЕ. ФРАГМЕНТЫ I - Вставай! Вставай! - крикнул Робинсон, едва утром Карл открыл глаза.Занавесь еще не раздвинули, но в щелки пробивался яркий солнечный свет,говоривший о том, что время близится к полудню. Робинсон с озабоченным видомсновал по комнате, то тащил полотенце, то тазик, то белье и платье, и каждыйраз, пробегая мимо Карла, он кивком призывал его встать и, высоко поднявсвою ношу, показывал, как напоследок мучается сегодня из-за Карла, который впервое утро, естественно, не способен разобраться в своих обязанностях. Вскоре Карл увидел, кому Робинсон, собственно говоря, прислуживает. Взакутке, отделенном от остальной комнаты двумя шкафами - прежде Карл его незамечал, - происходило большое омовение. Голова Брунельды, открытая шея -волосы как раз рассыпались по лицу - и часть затылка виднелись над шкафами,а время от времени поднималась рука Деламарша с мокрой губкой, которой онтер и мыл Брунельду. Слышались отрывистые приказы, которые Деламарш отдавалРобинсону, тот передавал нужные вещи через узкую щель между шкафами ииспанской ширмой, при этом он вынужден был изо всех сил вытягивать руку истарательно отворачиваться в сторону. - Полотенце! Полотенце! - крикнул Деламарш. И едва испуганный Робинсон,забравшийся под стол в поисках чего-то другого, высунул оттуда голову, какпоследовал новый приказ: - Где же вода, черт побери! - И над шкафом возникла злющая физиономияДеламарша. Впрочем, все, что, по мнению Карла, требовалось при умывании иодевании только один раз, здесь требовали и приносили многократно и в какойугодно последовательности. На маленькой электрической плитке все времяподогревалось ведерко с водой, и Робинсон снова и снова, раскорячив ноги,тащил эту тяжесть к закутку. Удивительно ли, что при таком обилииобязанностей он не всегда точно придерживался указаний, и однажды, когда вочередной раз потребовали полотенце, он просто схватил сорочку с широкоголожа посреди комнаты и, скомкав, перебросил в закуток. Но и у Деламарша работа была не из легких, и злился он из-за Робинсона- Карла он в своем раздражении просто не замечал - только оттого, что сам немог угодить Брунельде. - Ax! - вскрикивала она, и даже не причастный к событиям Карлвздрагивал. - Ты делаешь мне больно! Уходи! Лучше я сама вымоюсь, зато небуду страдать! Вот опять я не могу поднять руки. В глазах чернеет - так тыменя сжимаешь. На спине, должно быть, сплошные синяки. Но разве ты мне обэтом скажешь?! Подожди, я покажусь Робинсону или нашему малышу. Нет, я жеэтого не делаю, только будь немного поласковее. Осторожно, Деламарш!Впрочем, я повторяю это каждое утро, а ты хоть бы что... Робинсон! -крикнула она неожиданно и взмахнула над головой кружевными панталонами. -Помоги мне, смотри, как я страдаю! И эту пытку Деламарш называет мытьем!Робинсон, Робинсон, куда ты запропастился, неужели у тебя нет сердца?! Карл молча шевельнул пальцем, показывая: иди, мол, но Робинсон не глядяпомотал головой в знак того, что ему виднее. - Ты что! - шепнул он на ухо Карлу. - Она совсем не это имеет в виду. Яодин раз сходил туда и больше не пойду. В тот раз они вдвоем схватили меня иокунули в ванну, так что я чуть не утонул. И целыми днями Брунельда упрекаламеня в бесстыдстве, то и дело твердила: "Давненько ты у меня не купался!"или: "Когда же ты снова придешь посмотреть, как я моюсь?" Она прекратила,только когда я на коленях вымолил у нее прощение. Этого я не забуду. И пока Робинсон об этом рассказывал, Брунельда снова и снова кричала: - Робинсон! Робинсон! Куда же запропастился этот Робинсон! Хотя никто не приходил ей на помощь и даже ответа не последовало -Робинсон подсел к Карлу, и оба смотрели на шкафы, над которыми нет-нет да ипоявлялась голова Брунельды и Деламарша, - Брунельда не переставала громкожаловаться на Деламарша. - Ах, Деламарш! - кричала она. - Теперь я вовсе чувствую, что ты менямоешь. Где у тебя губка? Ну, давай же! Если б я только могла нагнуться, еслиб могла шевелиться! Я бы тебе показала, как надо мыть. Где мои девичьи годы,когда я каждое утро в имении моих родителей плавала в Колорадо и была самойшустрой и ловкой среди своих подруг! А сейчас! Когда же ты научишься мытьменя, Деламарш? Машешь губкой, напрягаешься, а я ничего не чувствую. Когда яговорила, чтобы ты не тер до крови, я вовсе не собиралась стоять тут ипростужаться. Дождешься, что я выпрыгну из ванны и убегу, ты мой характерзнаешь! Но она не выполнила своей угрозы - да и вообще, это было для нееневозможно, - похоже, Деламарш из боязни, что она простудится, силком усадилее в ванну, так как послышался очень сильный всплеск воды. - Да, это ты умеешь, Деламарш, - сказала Брунельда чуть тише, -натворишь что-нибудь, а потом подлизываешься. Затем некоторое время было тихо. - Он ее целует, - сказал Робинсон, вскинув брови. - А теперь что надо делать? - спросил Карл. Раз уж он решил здесьостаться, пора приступить к своим обязанностям. Он оставил промолчавшегоРобинсона на канапе и стал разбирать импровизированную постель, еще примятуюпосле долгой ночи, чтобы затем аккуратно сложить каждую вещь из этой груды,чем, вероятно, не занимались уже которую неделю. - Взгляни-ка, Деламарш, -сказала Брунельда, - по-моему, они разбрасывают нашу постель. Во все надовникать, нет ни минуты покоя. Ты бы построже с обоими, иначе они на шеюсядут. - Не иначе как малыш со своим треклятым служебным рвением! - крикнулДеламарш, вероятно собираясь выскочить из закутка; Карл тут же выронил всеиз рук, но, к счастью, Брунельда сказала: - Не уходи, Деламарш, не уходи. Ах, от горячей воды так размаривает.Останься со мной, Деламарш! Только сейчас Карл заметил, что из-за шкафов поднимаются клубы пара. Робинсон испуганно приложил руку к щеке, словно Карл натворил что-тоневообразимое. - Оставьте все как было! - раздался голос Деламарша. - Вы разве незнаете, что Брунельда после купания еще целый час отдыхает? Безалаберныеболваны! Погодите, я еще доберусь до вас! Робинсон небось опять размечтался?Ты, один ты в ответе за все происходящее. Держи парня в узде, а то он здесьнахозяйничает. Когда надо, вас не дождешься, когда не надо, на вас трудовойстих нападает! Сядьте где-нибудь и ждите, пока не потребуетесь! Но тотчас же все было забыто, так как Брунельда устало, точно горячаявода лишила ее последних сил, прошептала: - Духи! Принесите духи! - Духи! - крикнул Деламарш. - Пошевеливайтесь! Да, но где же они? Карл посмотрел на Робинсона. Робинсон - на Карла.Карл понял, что придется все здесь брать в свои руки; Робинсон понятия неимел, где духи, он просто-напросто улегся на пол и начал шарить под канапе,но не выгреб оттуда ничего, кроме клубков пыли и женских волос. Карл первымделом бросился к умывальному столику возле двери, но в его ящикахобнаружились только старые английские романы, журналы и ноты, и все ящикибыли до того переполнены, что, открыв, их невозможно было закрыть. - Духи! - стонала Брунельда. - Ну что вы так долго! Получу я сегоднямои духи или нет? Из-за нетерпения Брунельды Карл, естественно, не мог нигде искатьосновательно и вынужден был ограничиться поверхностным осмотром. В туалетномшкафчике флакона не оказалось, а сверху стояли одни только бутылочки состарыми лекарствами и мазями; все остальное уже перекочевало в купальныйзакуток. Может, духи в выдвижном ящике обеденного стола? На пути туда - Карлдумал только о духах и ни о чем другом - он столкнулся с Робинсоном, которыйпрекратил наконец-то поиски под канапе и, ведомый смутной догадкой оместоположении духов, как слепой, спешил навстречу. Они громко стукнулисьлбами. Карл не проронил ни звука, а Робинсон хотя и не остановился, новскрикнул протяжно и преувеличенно громко, словно боль от этого станетменьше. - Вместо того чтобы искать духи, они дерутся, - сказала Брунельда. - Япросто заболеваю от этой безалаберности, Деламарш, и непременно умру у тебяна руках. Духи мне абсолютно необходимы! - снова крикнула она. - Я не выйдуиз ванны, пока их не принесут, пусть хоть до вечера в воде просижу. - И онаударила кулаком по воде, так что с шумом плеснули брызги. В ящике обеденного стола духов тоже не было; правда, там лежалиисключительно туалетные принадлежности Брунельды - старые пуховки, баночки сгримом, щетка для волос, шиньончики и множество свалявшихся и слипшихсямелочей, но духов там не было. Робинсон, все еще хныча, открывал одну задругой едва ли не сотню нагроможденных в углу коробок и шкатулок и перебиралих содержимое, причем чуть не половина его - большей частью швейные иписьменные принадлежности - падала на пол, да так там и оставалась; ирландецтоже ничего не мог найти, о чем время от времени сообщал Карлу, покачиваяголовой и пожимая плечами. Тут из закутка в нижнем белье выскочил Деламарш; Брунельда меж темразразилась громкими рыданиями. Карл и Робинсон прекратили поиски иуставились на Деламарша, а тот, насквозь мокрый - даже с лица и волос егостекала вода, - выкрикнул: - Извольте сейчас же искать! Ты - здесь! - приказал он Карлу. - А ты,Робинсон, - там! Карл в самом деле опять взялся за поиски и осмотрел даже те места, кудаотрядили Робинсона, но духов не обнаружил ни он, ни Робинсон, который искалеще старательнее, чем он, искоса посматривая на Деламарша; а тот, сердитотопая, метался по комнате и, вероятно, охотнее всего избил бы того идругого. - Деламарш! - крикнула Брунельда. - Помоги мне хотя бы вытереться! Этидвое все равно не найдут духов, только беспорядок устроят! Пусть сейчас жепрекратят поиски! Немедленно! Все положить! И ничего больше не трогать! А товсю квартиру в конюшню превратят! Встряхни-ка их за шиворот, Деламарш, еслиони еще не бросили! Да они все еще возятся - только что упала коробка. Пустьони ее больше не поднимают, все оставят и - вон из комнаты! Запри за нимидверь и иди ко мне. Я сижу в воде слишком долго, у меня совсем закоченелиноги. - Сейчас, Брунельда, сейчас! - крикнул Деламарш и поспешил выдворитьКарла с Робинсоном за дверь. Но прежде он дал им задание принести завтрак и,по возможности, одолжить у кого-нибудь хороших духов для Брунельды. - У вас такая грязь и кавардак! - сказал Карл уже на лестнице. - Кактолько вернемся с завтраком, нужно приняться за уборку. - Будь я покрепче здоровьем! - воскликнул Робинсон. - А обращение! -Робинсон наверняка разобиделся на то, что Брунельда не делала никакогоразличия между ним, который ухаживал за нею уже не один месяц, и тольковчера появившимся Карлом. Но лучшего он не заслуживал, и Карл сказал: - Придется тебе собраться с силами. - И чтобы не довести беднягу дополного отчаяния, добавил: - Разочек потрудимся как следует, и все. Я устроютебе постель за шкафами, и, как только мы все приведем мало-мальски впорядок, ты сможешь отдыхать там целый день, ни о чем не беспокоясь, и скоровыздоровеешь. - Сам видишь теперь, как со мной обстоит, - сказал Робинсон иотвернулся от Карла, чтобы остаться один на один со своей болью. - Но дадутли они мне спокойно полежать? - Если хочешь, я сам поговорю об этом с Деламаршем и Брунельдой. - Разве Брунельда хоть с кем-то считается? - воскликнул Робинсон и безвсякого предупреждения ударом кулака распахнул дверь, к которой они как разподошли. Перед ними была кухня, из плиты, явно требовавшей ремонта, валили клубыпрямо-таки черного дыма. У печной дверцы стояла на коленях одна из женщин,которых Карл видел вчера в коридоре, и голыми руками клала большие кускиугля в огонь, так и эдак заглядывая в топку. Поза для ее пожилого возрастабыла неудобная, и она то и дело вздыхала. - Ясное дело, беда никогда не приходит одна, - сказала она при видеРобинсона, с трудом, опершись на угольный ларь, поднялась и закрыла топку,прихватив ее ручку фартуком. - Четыре часа дня, - при этих ее словах Карл воззрился на кухонныечасы, - а вы только завтракать собираетесь! Ну и шайка! Садитесь, - сказалаона затем, - и ждите, покуда у меня найдется для вас время. Робинсон потянул Карла на скамеечку возле двери и прошептал ему на ухо: - Надо ее слушаться. Мы же от нее зависим. Мы снимаем у нее комнату, и,само собой, она может нас выгнать в любую минуту. Но мы опять же не всостоянии сменить квартиру, - ведь тогда пришлось бы снова таскаться свещами, а вдобавок Брунельда нетранспортабельна. - А здесь другой комнаты не получить? - спросил - Никто нам ее не сдаст, - ответил Робинсон. - Во всем доме никто несдаст. Поэтому они тихо сидели на скамеечке и ждали. Женщина сновала междудвумя столами, стиральной лоханью и плитой. Из ее возгласов выяснилось, чтодочь ее нездорова и потому все хлопоты, а именно обслуживание и Кормежкатрех десятков квартирантов, свалились на нее одну. Вдобавок еще и плитавышла из строя, обед никак не сварится, в двух огромных кастрюлях кипелгустой суп, женщина то и дело совала туда поварешку, переливала так и этак,но суп упорно не желал дойти до готовности, виной чему был не иначе какслабый огонь; женщина чуть не усаживалась на пол перед топкой и шуровалакочергой в раскаленных угольях. От дыма, переполнявшего кухню, у нее першилов горле, и порой она так кашляла, что судорожно хваталась за спинку стула ипо нескольку минут ничего не могла делать. Не раз она повторила, чтозавтрака сегодня вообще не даст, так как у нее для этого нет ни времени, нижелания. Карл и Робинсон, которые, с одной стороны, получили приказ принестизавтрак, с другой же стороны, не имели возможности взять его силой, неотвечали на ее ворчание и по-прежнему тихо сидели на скамеечке. Повсюду: на стульях и на скамеечках, на столах и под ними, даже наполу, составленная в угол, громоздилась немытая посуда квартирантов. Тамбыли кружки с остатками молока и кофе, на иных тарелках виднелись остаткимасла, из большой опрокинутой жестянки высыпалось печенье. Из всего этоговполне можно было организовать завтрак для Брунельды, и, если не говорить ейо его происхождении, она будет до смерти довольна. Карл как раз размышлял обэтом - а взгляд на часы показал, что ждут они уже полчаса, и Брунельданаверняка бушует и науськивает на них Деламарша, - когда Женщина междуприступами кашля, не сводя глаз с Карла, воскликнула: - Сидеть здесь вы можете, но завтрака не получите. Зато часа через дваполучите ужин. - Робинсон, - сказал Карл, - давай сами себе организуем завтрак. - Как? - взвизгнула женщина, наклонив голову. - Пожалуйста, будьте благоразумны, - сказал Карл, - почему вы не хотитедать нам завтрак? Мы прождали уже полчаса, этого вполне достаточно. Вам жеза все платят, и наверняка гораздо больше, чем остальные квартиранты.Конечно, завтракаем мы поздно, и вам это в тягость, но мы - ваши жильцы, унас свои привычки, и вы обязаны мало-мальски с ними считаться. Сегодня из-заболезни дочери вам, естественно, особенно трудно, но в таком случае мыготовы составить себе завтрак из остатков, раз уже по-другому не получаетсяи вы не даете нам еды получше. Женщина, однако, не собиралась пускаться в дружелюбные объяснения, дляэтих квартирантов даже остатки общего завтрака казались ей слишкомроскошными, но, с другой стороны, она была уже по горло сыта назойливостьюобоих слуг, поэтому схватила миску и ткнула ею в грудь Робинсона, который,жалобно скривив лицо, лишь через секунду сообразил, что должен держать ее,пока женщина собирает для них съестное. Она с величайшей поспешностьюнавалила в миску всякой всячины, но в общем это походило скорее на грудугрязной посуды, чем на завтрак. Пока женщина выталкивала их из кухни и они,пригнувшись, словно ожидая ругани или тычков, торопливо шли к двери. Карлзабрал миску из рук Робинсона, не слишком-то надеясь на своего бестолковоготоварища. Отойдя подальше от двери квартирной хозяйки. Карл с миской в рукахуселся на пол, чтобы кое-как привести все в порядок; молоко он слил в одинкувшинчик, сгреб на одну тарелку остатки масла, а затем тщательно обтер ножии вилки, обрезал подкушенные булочки и таким образом придал всему более илименее приличный вид. Робинсон считал эти старания бесполезными и уверял, чтозавтраки, бывало, выглядели и похуже, но Карл не слушал его, толькорадовался, что Робинсон со своими грязными пальцами не лез помогать. Чтобыон не мешал, Карл сказал, что это, конечно, из ряда вон выходящий случай,дал ему несколько галет и кувшинчик с толстым осадком шоколада. Когда они подошли к своей квартире и Робинсон, не раздумывая, взялся задверную ручку, Карл удержал его, так как было неясно, можно ли им войти. - Ну конечно, - сказал Робинсон, - сейчас он ее всего лишь причесывает. И действительно, во все еще не проветренной и занавешенной комнате,широко расставив ноги, сидела в кресле Брунельда, а Деламарш, низкосклонившись над нею, расчесывал ее короткие, похоже, очень спутанные волосы.Брунельда опять надела просторное платье, на сей раз бледно-розовое, оно,пожалуй, было немного короче вчерашнего - во всяком случае, белые, грубойвязки чулки виднелись чуть не до колен. Причесывание затянулось, и отнетерпения Брунельда толстым красным языком поминутно облизывала губы, аиногда с криком "Ой, Деламарш!" вырывалась от француза, а тот, поднявгребень вверх, спокойно ждал, когда Брунельда вернет голову в прежнееположение. - Долго же вы валандались, - сказала Брунельда как бы в пространство, азатем обратилась к Карлу: - Будь порасторопнее, если хочешь, чтоб тобойостались довольны. Не бери пример с ленивого и прожорливого Робинсона. Вы-тонебось уже где-нибудь позавтракали; предупреждаю: впредь я этого непотерплю. Это было ужасно несправедливо, Робинсон даже покачал головой изашевелил губами, правда беззвучно. Карл же понял, что на хозяев можнопроизвести впечатление только работой. Поэтому он вытащил из угла низенькийяпонский столик, накрыл его салфеткой и расставил принесенное. Тот, ктовидел, из чего получился завтрак, вполне мог быть им доволен, но вообще, какпоневоле признался себе Карл, тут было к чему придраться. По счастью, Брунельда была голодна. Она благосклонно кивнула Карлу,пока тот все подготавливал, и частенько ему мешала, не вовремя выхватываякакой-нибудь приглянувшийся ей кусочек мягкой, жирной рукой, которая, поди,сразу все и раздавливала. - Он постарался, - сказала она, причмокнув губами, и усадила Деламарша,оставившего покуда гребень в ее волосах, в кресло рядом с собой. Деламаршпри виде еды тоже повеселел; оба они были очень голодны, руки их так имелькали над столиком. Карл понял: чтобы их угомонить, нужно попроступриносить как можно больше; и, вспомнив, что на полу в кухне осталось ещемного съедобных остатков, он сказал: - На первый раз я не знал, как все приготовить, но в другой раз сделаюэто гораздо лучше. Уже, говоря это, он сообразил, к кому обращается, слишком он увлекся.Довольная Брунельда кивнула Деламаршу и в награду протянула Карлу горстьгалет. II ОТЪЕЗД БРУНЕЛЬДЫ Однажды утром Карл вывез из парадной инвалидную коляску, в которойсидела Брунельда. Было уже не так рано, как он надеялся. Они договорилисьуехать ночью, чтобы не привлекать на улицах особого внимания, днем это былонеизбежно, как бы скромно Брунельда ни куталась в большой серый плед. Носпуск по лестнице занял чрезвычайно много времени, несмотря на энергичноесодействие студента, который, как выяснилось, был куда слабее Карла.Брунельда держалась храбро, почти не вздыхала и всеми возможными способамистаралась облегчить своим носильщикам работу. Все равно приходилось накаждой пятой ступеньке останавливаться, давая отдохнуть себе и ей. Утро былопрохладное, по коридорам, как в погребе, тянуло холодом, но Карл и студентвзмокли от пота и во время передышек утирали лицо краями Брунельдиногопледа, которые она им, кстати, любезно протягивала. Вот так они и спускалисьвниз целых два часа, а там еще с вечера стояла коляска. Усадить Брунельду вколяску тоже потребовало изрядных усилий, но в целом все прошло успешно, таккак везти коляску, благодаря высоким колесам, будет наверняка нетрудно, иоставалось только опасение, что она рассыплется под тяжестью Брунельды.Однако пришлось рискнуть - не тащить же с собой запасную коляску, раздобытьи везти которую полушутя вызвался студент. Теперь пора было прощаться состудентом, и они попрощались даже весьма сердечно. Все неурядицы междустудентом и Брунельдой, казалось, остались в прошлом, он даже извинился задавнюю обиду, нанесенную ей во время болезни, но Брунельда сказала, что вседавным-давно забыто и улажено. В конце концов она попросила студента в знакдружбы принять от нее на память доллар, который она с трудом отыскала вскладках своих бесчисленных юбок. При всей известной скупости Брунельды этотподарок был весьма значителен, студент действительно очень обрадовался иподбросил монету высоко в воздух. Правда, затем ему пришлось искать ее наземле вместе с Карлом, в конце концов Карл-то и нашел ее под коляской. Карлсо студентом расстались очень просто, они обменялись рукопожатием и заверилидруг друга, что, вероятно, когда-нибудь встретятся и что к тому времени покрайней мере один из них (студент твердил, что Карл, а Карл - что студент)совершит нечто выдающееся, для чего, увы, пока не настала пора. Затем Карлбодро взялся за ручку коляски и вывез ее из парадной. Студент глядел имвслед, пока они не исчезли из виду, и махал платком. Карл частооборачивался, прощально кивая; Брунельда тоже охотно обернулась бы, ноподобные движения были для нее слишком утомительны. Чтобы все-таки дать ейвозможность попрощаться напоследок, в конце улицы Карл развернул коляскутак, чтобы и Брунельда увидела студента, который ради такого случая замахалплатком особенно усердно. После этого Карл сказал, что теперь им останавливаться недосуг, путьдолгий, и выехали они гораздо позже, чем намеревались. Действительно, тут итам уже виднелись экипажи и - хотя и очень редко - спешащие на работу люди.Своим замечанием Карл ни на что не намекал, но мнительная Брунельдаистолковала все превратно и с головой накрылась серым пледом. Карл возражатьне стал; правда, накрытая серым пледом коляска весьма бросалась в глаза,однако же привлекала неизмеримо меньше внимания, нежели ненакрытаяБрунельда. Двигался Карл очень осторожно; прежде чем завернуть за угол,осматривал следующую улицу, останавливал, если нужно, коляску, проходилнесколько шагов вперед, порой, во избежание неприятной встречи, на некотороевремя пережидал опасность, а то и выбирал совсем другую улицу. Даже и втаком случае он ни разу не сделал значительного крюка, так какпредварительно разведал все возможные маршруты. Конечно, возникали ипрепятствия, которые хоть и вызывали опасения, но были непредсказуемы. Так,например, на одной из улиц, которая шла немного в гору, что позволяло видетьдалеко вперед, и была совершенно пустынна - это преимущество Карл старалсяиспользовать для увеличения скорости, - из темной подворотни внезапновыступил полицейский и спросил, что это он везет в столь тщательно укрытойколяске. Но, строго посмотрев на Карла, он поневоле улыбнулся, когдаприподнял плед и увидел раскрасневшееся, перепуганное лицо Брунельды. - Что такое? - воскликнул он. - Я думал, у тебя тут мешков десятькартошки, а оказывается, одна-единственная женщина. Куда же вы едете? И ктовы? Брунельда даже взглянуть на полицейского не смела, только все смотрелана Карла, явно сомневаясь, что он сумеет ее выручить. Но у Карла уже былопыт обращения с полицейскими, поэтому он считал, что особой опасности нет. - Сударыня, - сказал он, - предъявите бумагу, которую вам выдали. - Ах, да, конечно, - заторопилась Брунельда и начала поиски такимбестолковым образом, что вполне могла вызвать подозрение. - Ну, так бумагу не найти, - с нескрываемой иронией сказал полицейский. - Нет, нет, - спокойно сказал Карл, - бумага при ней, просто она еекуда-то засунула. - Он сам включился в поиски и впрямь вытащил документиз-за спины Брунельды. Полицейский бросил на бумагу беглый взгляд. - Вот оно что, - улыбнулся он. - Значит, это и есть та самая женщина,а? А вы, малыш, обеспечиваете доставку? Неужто не найдете занятия получше? Карл только пожал плечами - опять эти обычные полицейские придирки. - Ну, счастливого пути, - сказал полицейский, не получив ответа. В этихсловах, пожалуй, таилось презрение, зато Карл молча отправился дальше,презрение полиции куда лучше ее внимательности. Вскоре после этого произошла, быть может, еще более неприятная встреча.К Карлу приблизился человек, толкавший перед собой тележку с большимимолочными бидонами, ему очень хотелось узнать, что это Карл везет под серымпокрывалом. Хотя им вряд ли было по пути, он упорно не отставал от Карла,какие бы маневры тот ни проделывал. Сначала попутчик довольствовалсязамечаниями вроде: "Груз-то, поди, тяжелый!" или: "Ты плохо все уложил,верхушка сейчас свалится!" А немного погодя он уже прямо спросил: - Что это у тебя там? Карл ответил: - Тебе-то какое дело? - но так как эти слова только распалилилюбопытство молочника, в конце концов он сказал: - Яблоки. - Столько яблок! - удивился тот и без устали повторял это восклицание.- Похоже, целый урожай! сказал он затем. - Ну да, - ответил Карл. Но молочник то ли не поверил, то ли решил позлить Карла - корочеговоря, он и тут не отстал, более того, попытался на ходу как бы в шуткудотянуться до покрывала и даже рискнул подергать за него. Каково-то былоБрунельде! Жалея ее, Карл не стал заводить с молочником ссору, а свернул вближайшую подворотню, словно туда-то ему и надо. - Вот я и дома, - сказал он, - спасибо за компанию. Молочник вудивлении остался у ворот, глядя вслед Карлу, который в случае чего готовбыл пересечь весь первый двор. Сомневаться этому надоеде было больше не вчем, однако по злобе своей он оставил тележку, на цыпочках догнал Карла и стакой силой рванул на себя плед, что едва не выпростал лицо Брунельды. - Чтобы твои яблоки проветрились, - сказал он и побежал назад. Карлстерпел и это, лишь бы избавиться от нахала. Затем он откатил коляску в уголдвора, где стояло несколько больших пустых ящиков - под их прикрытием онсобирался сказать Брунельде несколько ободряющих слов. Но успокаивать еепришлось долго, так как она была вся в слезах и вполне серьезно умоляла егоостаться на день здесь, за ящиками, и только с наступлением ночи отправитьсядальше. Может, он так и не сумел бы убедить ее, насколько это ошибочно, нопомог случай: по другую сторону ящичной груды кто-то с жутким грохотом,гулко раскатившимся в пустом дворе, швырнул наземь пустой ящик, и она дотого перетрусила, что, не смея больше рта раскрыть, натянула на себя плед и,вероятно, была рада-радехонька, когда Карл тотчас же решительно двинулся впуть. Улицы становились все оживленнее, но коляска привлекала к себе кудаменьше внимания, чем Карл думал. Может, и вообще стоило выбрать для поездкидругое время. В следующий раз Карл поедет в полдень. Без особых приключенийон свернул наконец в узкий темный переулок, где обосновалось заведение подномером двадцать пять. У дверей стоял косоглазый управляющий с часами вруке. - Ты всегда так непунктуален? - спросил он. - Были кой-какие затруднения, - ответил Карл. - Они, как известно, всегда бывают, - заметил управляющий. - Но здесь,у нас, их в расчет не принимают. Запомни! Такие заявления Карл слушал вполуха, каждый пользовался властью ипоносил нижестоящих. Человек привычный замечает это не более чем бой часов.Зато, когда он втолкнул коляску в вестибюль, его напугала царившая здесьгрязь, хотя он ничего иного и ожидать не мог. Если присмотреться, грязь была какая-то неуловимая. Каменный полвыметен почти дочиста, роспись на стенах отнюдь не старая, искусственныепальмы запылены лишь чуть-чуть, и тем не менее все казалось засаленным имерзким, будто со всем этим обращались кое-как и теперь никакая уборка ужене вернет дому первоначальной чистоты. Очутившись где-нибудь, Карл любилприкинуть, что там можно улучшить и какая, наверно, радость - сию же минутузасучить рукава, пусть даже работе конца-краю не будет. Но здесь он простоне представлял себе, что делать. Он медленно снял с Брунельды покрывало. - Милости просим, сударыня, - напыщенно сказал управляющий; было ясно,что Брунельда произвела на него хорошее впечатление. Едва заметив это, онатут же сумела им воспользоваться, как с удовлетворением увидел Карл. Всестрахи последних часов развеялись. Перевод В. Белоножко Популярность: 53, Last-modified: Wed, 19 Apr 2000 11:41:48 GMT Оцените этот текст: Не читал 10 9 8 7 6 5 4 3 2 1