Здавалка
Главная | Обратная связь

ИНФОРМАЦИЯ «МАГИКИ»



 

Трагедия Перл-Харбора – один из самых ужасных примеров такой ситуации, когда и информации было предостаточно, и поступила она вовремя, но была либо обработана небрежно, не понята и даже неправильно интерпретирована, либо вообще поздно попала в руки военного командования и ответственных политиков. Прежде нем упрекать соответствующих военных руководителей, получивших означенную информацию, следует понять, что слишком большое количество важной информации, которая дает противоречивое толкование имеющихся фактов, так же сбивает с толку людей, принимающих решение, как и ее полное отсутствие. Автор предлагаемого отрывка пишет в одном из разделов своей книги:

«Если наш разведывательный аппарат и другие информационные каналы не смогли дать четкой картины намерений и возможностей Японии, то в этом виновато не отсутствие информации или ее недостаток, так как мы как раз имели в то время, пожалуй, даже ее избыток. Вероятно, мы никогда более не будем иметь такого большого количества источников в нашем распоряжении».

 

Непосвященному человеку деятельность наших спецслужб по раскрытию японских кодов и шифров накануне событий в Перл-Харборе представляется чем-то вроде занимательного детектива. Машина же, созданная для дешифровки японских радиосообщений, получила название «Магика». Дешифрованные радиограммы последних часов перед нападением внесли сумятицу в головы офицеров, ответственных за работу по этому сверхсекретному источнику. Тот факт, что американская разведка получила возможность иметь полное представление о переговорах японцев, давало Соединенным Штатам значительное преимущество перед противником. И этот счастливый случай вряд ли повторим. Военное командование и высшие правительственные чиновники пользовались привилегией ежедневно читать самую доверительную информацию, которой японское правительство обменивалось со своими послами в Вашингтоне, Берлине, Риме, Берне, Анкаре и столицах других государств мира. Они знакомились с сообщениями японских военных атташе и тайных агентов в Гонолулу, Панаме, на Филиппинах и из важнейших американских портов. Они знали заранее последующие шахматные ходы японских дипломатов и были в курсе оценки японскими агентами американской готовности к обороне. Но даже это преимущество в соединении с информацией из других источников – сообщениями британской секретной службы, сведениями авиаразведки, флота и данными радарной службы, не говоря уже об американском посольстве в самой Японии, – не смогли предотвратить ее внезапного удара но Соединенным Штатом.

«Магика» дала четыре важные расшифровки. Первая, названная «предварительное сообщение» (токийский номер 901), говорила о том, что японское правительство согласится на американское предложение от 26 ноября:

«Это сообщение довольно пространное, поэтому будет передано в четырнадцати радиограммах. Предположительно завтра утром вы их получите. Ситуация очень сложная, так что по получении полной информации ее надлежит пока держать в секрете.

Что касается времени вручения этого меморандума Соединенным Штатам, то вам об этом будет сообщено особо. Хотелось бы, чтобы в остающееся время он был сформулирован поточнее, а вы предприняли бы все необходимое для передачи его американцам, как только получите соответствующие инструкции».

Однако 28 ноября послам было сообщено, что «переговоры с американцами де-факто прерваны». И все же японцы рассматривали ответ американцев – на свои предложения как очень важный, поэтому четырнадцатисерийная депеша все же была направлена. Она была необыкновенно объемной. Предварительное сообщение было перехвачено флотом в 7:20 утра 6 декабря и после расшифровки передано в бюро переводов сразу же после обеда в тот же день. Радиоразведка приняла все меры для перехвата четырнадцатисерийной депеши.

Когда стала поступать эта депеша (токийский номер 902), выяснилось, что в ней содержалось подробное изложение японского мнения о своих собственных стараниях в деле поддержания мира в Азии и тактике оттягивания решения этого вопроса Соединенными Штатами и Англией. Подобные высказывания озвучивались и раньше. Только в четырнадцатой радиограмме содержалось нечто новое – сообщение, что Япония прекращает все виды переговоров, заканчиваясь следующими словами:

«Таким образом, страстная надежда японского правительства урегулировать японо-американские отношения и поддержать мир в Тихом океане при тесном сотрудничестве с американским правительством рухнула.

Японское правительство вынуждено с сожалением сообщить американскому правительству, что из-за позиции, занятой американским правительством, стало невозможным путем дальнейших переговоров добиться взаимопонимания».

Морская радиостанция на острове Байнбридж (неподалеку от Сиэтла) стала принимать эту депешу утром 6 декабря. Первые тринадцать радиограмм поступили одна за другой еще утром и уже до двенадцати часов дня после расшифровки переданы телетайпом в Вашингтон. Четырнадцатую радиограмму перехватила в три часа утра 7 декабря та же радиостанция (время вашингтонское). Перевод текста не понадобился, так как шифрограмма была составлена на английском языке.

В следующей радиограмме (токийский номер 907) было дано пояснение:

«Посол должен передать правительству Соединенных Штатов (при возможности госсекретарю) наш ответ 7 декабря в час пополудни по вашему времени».

Это сообщение было перехвачено 7 декабря в 4:30 по вашингтонскому времени той же станцией на острове Байнбридж и передано для перевода.

Последняя же радиограмма (токийский номер 910) гласила:

«После получения и расшифровки радиограмм за номерами 902, 907, 908 и 909 немедленно уничтожьте шифровальную машину и все машинные коды. Поступите таким же образом и с секретными документами».

Радиограммы за номерами 908 и 909 были переданы из Токио послам и торговым атташе с благодарностью за проделанную работу и пожеланием доброго здоровья.

Токийскую радиограмму номер 910 перехватили в пять часов утра 7 декабря и, как обычно, после расшифровки передали для перевода.

Здесь следует упомянуть, что Токио еще 28 ноября сообщал, что через несколько дней ожидается прекращение переговоров с американцами, так что все последующие депеши не были для нас неожиданными. В Вашингтоне считали, за исключением разве Курусу и Номуры, что положительного ответа на свои предложения ожидать не приходится. В тринадцатом разделе токийского ответа содержались отчасти те же выражения, что были переданы японскому посольству в Берлине 30 ноября о предстоящем прекращении переговоров. В том же сообщении говорилось об «унизительном условии», выдвигаемом Соединенными Штатами, «что японская империя в случае вступления США в европейскую войну не должна вставать на сторону Германии и Италии». По мнению Токио, одно только это условие «делало невозможным рассмотрение американских предложений в качестве базы для переговоров».

Таким образом, по данным, полученным через «Магику», следовало ожидать прекращения переговоров в ближайшие дни. Мысль была выражена достаточно четко – если только верить радиосообщениям.

Кажется невероятным, что абсолютно однозначно понимаемое высказывание, своевременно перехваченное и идентифицированное, оставляло еще время для действий. И действовать надо было немедленно.

Речь идет даже не о том, когда было получено последнее сообщение – в субботу или в воскресенье, – это большой роли не играло. Главное – как распорядились полученной информацией. Если исходить из предположения, что прекращение переговоров означало намерение Японии развязать войну против Соединенных Штатов, то такое доказательство имелось. Требование вручить ответ американцам в час пополудни можно рассматривать как время начала боевых действий, хотя конкретное место нападения не называлось. Многие чиновники именно так и расценили значение этого сообщения, но, к сожалению, задним числом. Однако, хотя сегодня и превалирует мнение, будто две последние радиограммы были решающими, их вместе с тем нельзя рассматривать как сигнал к войне. Поэтому-то никто тогда и не воспринимал заявление Японии о прекращении дипломатических отношений как преддверие ее нападения на Соединенные Штаты. В информации «Магики» на это даже не было намека. К тому же о Перл-Харборе ни в одном из сообщений не было сказано ни слова.

Рассматривая все события в комплексе, следует видеть принципиальное различие того, как была оценена полученная информация до и после нападения.

Мало пользы задним числом исходить из того, что не были, мол, учтены явные взаимосвязи. Нельзя забывать, как обстояли дела в то время, когда из тысячи сообщений только одно указывало на возможную катастрофу, да и то не ясно какую.

Задачу усложняет и то, что некоторые сообщения получили четкое истолкование только после случившегося.

Каждому решению предшествует некий период неопределенности и неуверенности, даже если оно связано с пониманием естественного хода событий. Принимать же решения, если они исходят из предполагаемых намерений кого-то, в особенности противника, трудно вдвойне. Намерения эти, как правило, носят сложный характер и в момент исполнения могут быть совершенно иными, чем вначале. Естественно, их держат в секрете, а противника сознательно стараются ввести в заблуждение. Для оценки естественных явлений следует исходить из известного высказывания Альберта Эйнштейна о том, что Господь Бог хитер, но не зол. О противнике же этого не скажешь.

Разведывательная служба, несмотря на неопределенности и неясности случайного или преднамеренно го характера, может делать немало, чтобы помочь уменьшить риск принимаемого командованием решения. «Магика» не все прояснила, но сказала многое. Она не сообщила: «Предстоит нападение на Перл-Харбор», но достаточно отчетливо сигнализировала о возможном нападении японцев где-то в Юго-Восточной Азии в конце недели, считая от 30 ноября, и начале войны если и не против американцев, то, во всяком случае, против Англии и Голландии. Не следует забывать, что нападение авиации на Перл-Харбор было составной частью японских планов ведения войны, к чему Вашингтон оказался неготовым. Для американцев оказалось неожиданным, что японцы избрали в качестве первой своей цели Перл-Харбор, предприняв воздушный налет. Некоторые из политиков еще 26 ноября высказывали мнение о возможном нападении японцев на Филиппины и передовые американские позиции. Но никто из них, естественно, не мог предсказать истинного развития событий. Да и информацию, которую они получали, можно было истолковать по-разному.

Один из важных выводов, который следует сделать, исходя из событий в Перл-Харборе, сводится к тому, что разведывательной службе придется и впредь иметь дело с перехваченными радиосообщениями, которые могут помочь понять происходящие изменения в обстановке. Сведения, которыми она будет располагать, однако, никогда не будут полными, поэтому принятие решений по-прежнему – дело ответственное и связанное с определенным риском.

 

Хансон Болдуин

РОКОВОЙ ДЕКАБРЬ

 

Несостоятельность и оплошность войсковой разведки союзников, позволившая немцам нанести неожиданный мощный удар в знаменитом Арденнском сражении в декабре 1944 года, свидетельствует прежде всего, как отмечает Хансон Болдуин, о недостаточности и неэффективности ее действий. Автор имеет в виду особую функцию разведки – действия поисковых групп, вклинивающихся в позиции противника, захват пленных и их тщательный допрос и тому подобное.

Однако наиболее серьезная причина, которая привела к катастрофе, – это неправильная оценка намерений противника как разведкой, так и командованием. Мы ведь стараемся исключить возможность того, что противник предпримет что-либо бессмысленное или во всяком случае то, что представляется нам не имеющим смысла, даже располагая информацией о подобном намерении. Что привело, скажем, к сбою нашей разведывательной службы непосредственно перед событиями в Перл-Харбор? Несомненно, наша убежденность в том, что японцы не решатся сделать США своим противником без особой на то надобности с вовлечением американского военного потенциала в конфликт, когда у Японии было много других задач и целей, которые она могла решать, не ставя под угрозу собственные позиции. В Арденнском же сражении мы и подумать не могли, что Гитлер решится на наступательные действия и выделит для этого войска, которые были ему нужны для обороны самой Германии. Но он поступил именно так[72].

 

Арденнское сражение – яркий пример «бездеятельности» разведывательной службы, оно показывает, какую роль имеет введение в заблуждение противника и стремительность действий войск.

«Американская армия, – отмечал некий австралийский критик, – имеет склонность к предварительному развертыванию своих сил и средств. В большинстве случаев она даже не стремится использовать слабости противника».

«Перед началом войны в американской разведывательной службе царила ужасная неразбериха, мешавшая конструктивному планированию, – писал Дуайт Эйзенхауэр после войны. В системе нашего генерального штаба ей явно отводилась роль падчерицы».

Арденнское сражение высветило эти слабости необыкновенно отчетливо.

Немецкая армия всегда строго соблюдала секретность своего планирования и принимала тщательно разработанные меры безопасности, широко используя дезинформацию, что, несомненно, осложняло деятельность разведки противника.

Формирование 6-й танковой армии немцев проводилось скрытно, тем более что целый ряд вошедших в нее дивизий до середины ноября принимали участие в боевых действиях. Корпусные и армейские разграничительные линии были также незаметно изменены. Части, переброшенные с Восточного фронта или из других мест, получили другие наименования. Некоторые ее дивизии вели усиленный радиообмен, тогда как 6-я танковая армия, сыгравшая решающую роль в сражении, хранила абсолютное радиомолчание до самого начала контрнаступления.

Небольшие и немногочисленные подразделения дивизий оставались на линии фронта, чтобы убедить союзников в том, что войска находятся в окопах, тогда как на самом деле основная часть дивизий была отведена в ближайший тыл. (Главную роль в этом трюке сыграли 2-я танковая дивизия и 12-я танковая дивизия СС.) Пехотные дивизии, которые должны были принять участие в контрнаступлении, подошли буквально за несколько дней до его начала. Во время передвижений войск, осуществлявшихся только ночью, эмблемы частей и принадлежность техники маскировались. Автомашины передвигались без подсветки – из фар были удалены лампочки. На широком фронте 1-й американской армии использовалось большое число звукопередающих устройств. Каждую ночь слышались шумы и лязганье гусениц двигавшихся танков. Когда же перед самым началом наступления происходила реальная концентрация войск, шумы автомашин и танков воспринимались американцами как крик мальчишки из известной истории: «Волк! Волк!»

И все же, несмотря на все принятые меры предосторожности, стали известны и настораживающие признаки. Так, например, немцам не удалось полностью скрыть существование 6-й танковой армии, сформированной ранней осенью. О ее наличии союзники были оповещены своевременно. Разведка указывала и на ее боевые возможности. О намерении немцев нанести контрудар тоже было известно, и его возможности даже дискутировались. Но, как показал полковник Уилбур Шоуальтер в своей статье в журнале «Милитери ревью» («Военное обозрение»), точного расчета сделано не было. Как американцы, так и немцы использовали арденнский фронт, чтобы новые дивизии успели отработать взаимодействие своих подразделений и частей, а уже повоевавшие получили передышку. Союзники знали, что противник на этом участке фронта дополнительно сосредоточил до шести дивизий.

Другой серьезный просчет заключался в недостаточном сборе дополнительных сведений: союзники не знали фактов, которые могли бы добыть, хотя для этого и были свои причины.

Генерал Зиберт высказался по этому поводу следующим образом:

«Мы придавали слишком большое значение техническим средствам разведки, таким, например, как средства связи… и уделяли чрезвычайно мало внимания, скажем, действиям патрулей сражавшихся частей и подразделений. При плохой погоде у нас не было замены авиаразведке, а когда мы подошли к линии Зигфрида, у наших агентов возникли большие трудности по ее преодолению, в особенности в зимнее время».

Зависимость от перехваченных и расшифрованных радиосообщений противника была очень большой – в особенности у высокого начальства. Если же немцы соблюдали радиомолчание, мы лишались половины информации.

Меры безопасности в американской армии тоже желали много лучшего. Система же передачи информации и утвердившиеся на фронте привычки и методы позволяли офицерам немецкой разведки с достаточно высокой степенью точности определять состояние и численность американских частей и подразделений.

На отсутствие действий патрулей и подвижных отрядов во всех войнах, в которых в последнее время принимали участие американцы, не раз указывалось как на слабое место. Это упущение было особенно присуще частям 8-го американского корпуса, правда недавно выведенным из жестоких сражений на своеобразный отдых. Да и высшее командование почти не обращало внимания на незначительное число докладов о действиях корпусной разведки и поисковых групп, а также на отсутствие пленных.

Заметное снижение числа донесений нашей агентуры из-за линии фронта свидетельствовало о повышении мер безопасности со стороны немцев и почти полном отсутствии взаимодействия между армией и управлением стратегических служб.

Следует сказать и о неправильном использовании источников информации, которые имелись в самих войсках.

Из-за плохой погоды авиаразведка невольно бездействовала, к тому же не хватало самолетов, способных летать в ночных условиях. Визуальное наблюдение было также малоэффективным, так как ни летчики, ни наземные наблюдатели не имели соответствующей подготовки по определению наземных целей (даже полученные сведения были в большей части неверными).

Мартин Филипсборн, в то время майор и командир оперативной группы «Б» 5-й танковой дивизии, говорит в своем «Обзоре операций разведки за период с июня 1944-го по май 1945 года» об абсолютном провале авиаразведки. Вместе с тем он рекомендует использовать танки в разведывательных целях.

Организационные вопросы по взаимодействию между частями пехоты и авиацией также были крайне слабо отработаны. Историки подчеркивают, что авиация должна отвечать за результаты (или неточные результаты) своей разведывательной деятельности.

Главный же недостаток виделся здесь в организационных вопросах. Между штабами войск и авиацией постоянно возникали недоразумения и непонимание.

Необходимо отметить и еще одну ошибку, исходившую из неправильной оценки обстановки и намерений противника. Ведь никто не говорил четко о возможном немецком контрнаступлении. Только полковник Диксон, начальник разведки армии, по которой был нанесен основной удар немцев, перед самым их наступлением – на основании оценки обстановки в полосе армии – предупредил о готовящемся контрударе немцев, который может последовать еще до Рождества. Но он ошибся в определении направления главного удара: сработали меры безопасности немецкой стороны, а также умелая дезинформация. Они давали понять: если удар и будет нанесен, то в направлении Аахена, то есть севернее Арденн. Ошибся он и в сроках. Диксон ожидал «контрудара» (в других случаях он говорил о «контрнаступлении») тогда, когда мы приступим к форсированию Рура. Но даже он не смог правильно оценить силу предстоящего удара немцев. Не учел он и мнения начальников разведки частей, среди которых были «умные головы». Все предупреждения попросту пропускали мимо ушей.

Полковник Шоуальтер далее отмечает:

«С немецкой стороны наблюдалось усиление активности разведывательных групп и поисковых отрядов, на передовую линию были выдвинуты наиболее боеспособные войсковые части, заготовлены переправочные средства для форсирования рек, к линии фронта подтянуты из тыловых районов сосредоточенные там ранее дивизии. В танковых частях участились разговоры о предстоявшем наступлении. И все это на участке фронта, где еще совсем недавно было тихо и спокойно. Несмотря на эти явные признаки подготовки к наступлению, благодушие офицеров американской разведки нисколько не изменилось. (Некоторое исключение составили рапорта полковников Диксона и Коха, да и то не вполне корректные.) Таким образом, разведывательная служба не оправдала доверия командования».

Неправильная оценка обстановки явилась, по сути дела, следствием всех вышеназванных ошибок. Но сработали и другие факторы.

Среди войсковых разведчиков установилось что-то вроде обычая, который можно обозначить так: «Почеши мне спину, тогда я почешу твою» (ты – мне, я – тебе). На каждой ступеньке иерархической лестницы было ярко выражено стремление прежде всего умело преподнести собственные успехи и даже преувеличить их. Фрагменты информации, подаваемой снизу как вероятной и, по сути, ничем не подтвержденной, охотно подхватывались наверху. В анализах руководства эти сведения проходили уже почти как стопроцентно достоверные.

Начальники разведок верхнего эшелона, получавшие информацию от «Магики», британской разведывательной службы, управления стратегических служб и других источников, нашинковывали ею свои донесения столь щедро, что в войсках не знали даже, как к ним подступиться. Войсковые разведчики низшего уровня в итоге с трудом отсеивали зерна от плевел.

В качестве примера подобной болтовни сверху можно привести изложение стратегической обстановки на советско-германском фронте или рассуждения о психологии жителей Рейнской области. Майор Филипсборн, иллюстрируя это положение, не без иронии говорил:

«Хотя мы подчас сталкиваемся с преувеличениями, однако и в них содержится очень много истинного: нам было, например, абсолютно точно известно, где в близлежащих городах находились мосты, переправы и бордели, но о позициях противотанковой артиллерии противника мы не имели почти никакого представления».

Колье расценивает деятельность войсковой разведки как в целом неудачную. Это означает, что речь идет не об отдельных личностях или группе лиц. «Положение дел в войсковой и авиаразведках было поставлено из рук вон плохо».

В военном деле правильная оценка противника относится к большому искусству: его нельзя ни недооценивать, ни переоценивать. У нас же способность противника действовать инициативно, несмотря на мощное давление союзников, была недооценена. Как американцы, так и англичане видели противника в таком зеркале, которое отражало только их собственный образ мышления.

Так примерно выглядит «история болезни» разведывательных служб союзников в Арденнском сражении.

Многие люди считают, что военная история – не более как «вялая игра в футбол в утренние часы». Однако урок, преподнесенный Арденнами в плане получения и оценки информации, действенен еще и сегодня. Ведь мы живем в эпоху, когда от безукоризненной работы разведывательной службы зависит зачастую жизнь или смерть нации.

 

Привожу рецензию генерала Маршалла на книгу Хансона Болдуина «Битвы, выигранные и проигранные» (вышла в свет 9 октября 1966 года в издательстве «Нью-Йорк тайме бук ревью»):

 

«Сразу же после окончания Второй мировой войны я решил собрать совещание с участием моих шести начальников отделов и представителей генерального штаба во главе с генералом Уолтером Смитом, чтобы рассмотреть вопросы, на которые до того времени не было получено ответов. К моему удивлению, моя попытка увенчалась успехом, и мы заседали во Франкфурте-на-Майне целых два дня.

В заключение мы затронули больную проблему: почему немецкое контрнаступление в Арденнах оказалось для нас неожиданным?

Среди присутствовавших был полковник Стронг, который в то время предупреждал (в особенности при неофициальных обсуждениях обстановки), что противник вполне возможно готовится перейти в контрнаступление где-то на фронте 8-го американского корпуса. При этом он указывал на появление новых немецких дивизий и на то, что танковые части могли быть сконцентрированы на арденнском фронте в течение шести часов.

Я не удержался от замечания:

– О'кей. Но если разведка ни при чем, то вина, следовательно, ложится на оперативный отдел.

Генерал Гарольд Балл (Пинки), тогда начальник оперативного отдела, в ответ сказал:

– Еще будучи малолетним, я придерживался мнения, что лучше признаться сразу, когда тебя заметят со спущенными штанами. Да, в недооценке противника была моя ошибка, но не только моя. Я готов взять на себя часть вины, если и мои коллеги, сидящие здесь, признают и свою вину. Ведь мы вместе уверяли главнокомандующего, что противник не станет предпринимать в Арденнах решительного наступления.

Говоря это, он указал на генералов Смита и Джока Уайтли, англичанина, также бывшего начальника оперативного отдела. Оба согласно кивнули.

Тогда ему задали вопрос:

– Почему вы оставили без внимания предупреждения Стронга?

Балл ответил:

– Потому что мы думали: наше мнение совпадает с мнением немецкого генерального штаба, а именно – не в их, мол, интересах предпринимать подобную затею. Немцы располагались на зимних квартирах и находились в гораздо лучших условиях, нежели наши войска. Для них было бы целесообразнее затянуть войну. Тогда они могли бы надеяться на более благоприятный исход.

По всей видимости, так и замышлялось. Но мы не учли того обстоятельства, что после неудачной попытки покушения на него в июле 1944 года Гитлер взял на себя функции главнокомандующего и стал принимать решения единолично, считая мнение своего генерального штаба несущественным. Странно, что верховное командование союзными войсками в Европе не приняло во внимание его безрассудство. К слову сказать, многие немецкие генералы тоже не знали, что суть проблемы заключалась именно в этом.

 

Глава 10







©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.