Здавалка
Главная | Обратная связь

ЧЕТВЕРТЫЙ УРОК ИСТОРИЯ

Коллин Хувер, Таррин Фишер Никогда, Никогда

Часть 1

 

Colleen Hoover, Tarryn Fisher «Never Never» 2015 Коллин Хувер, Таррин Фишер «Никогда, Никогда» 2015

Редактор: Ксения Орлова Переводчик: Анастасия Харченко Обложка:Ксения Левченко

Переведено для группы: http://vk.com/bookreads

 

Любое копирование без ссылки на переводчиков и группуЗАПРЕЩЕНО! Пожалуйста, уважайте чужой труд!


Они были лучшими друзьями еще с пеленок. Влюбленной парой – с четырнадцати лет. Но этим утром они друг другу – незнакомцы. Он пойдет на все, чтобы вспомнить. Она пойдет на все, чтобы забыть.


 


 

НИКОГДА, НИКОГДА

 

КОЛЛИН ХУВЕР ТАРРИН ФИШЕР

 

 

Книга посвящается всем, кроме Сандей Коллетти.


 

 

Содержание Глава 1: Чарли

Глава 2: Силас

 

Глава 3: Чарли

 

Глава 4: Силас

 

Глава 5: Чарли

 

Глава 6: Силас

 

Глава 7: Чарли

 

Глава 8: Силас

 

Глава 9: Чарли

 

Глава 10: Силас

 

Глава 11: Чарли


Глава 12: Силас

 

Глава 13: Чарли

 

Глава 14: Силас


 

 

 

1Чарли

Грохот. Книги падают на грязный линолеум, проезжают пару футов, делая круг, и останавливаются у моих ног. Моих ног. Я не узнаю черные сандалии или красные ногти, но они двигаются по моему велению, что делает их моими. Верно?

Пронзительный звонок.

Я вскакиваю на ноги с быстро бьющимся сердцем. Перевожу взгляд слева направо, осматривая местность и пытаясь не выдать себя.

«Что это был за звонок?»

«Где я?»

В кабинет спешно заходят дети с рюкзаками на плечах; они непрестанно болтают и смеются. «Школьный звонок». Они садятся за парты, перекрикивая друг друга. Краем глаза я замечаю какое-то движение у своих ног и вздрагиваю от удивления. Кто-то наклонился и собирал книги с пола; покрасневшая девочка в очках. Прежде чем встать, она смотрит на меня с намеком на страх, а затем быстро удаляется. Люди смеются. Когда я оглядываюсь, то сначала думаю, что они насмехаются надо мной, но нет — над девочкой в очках.

— Чарли! — кричит кто-то. — Ты это видела? — А затем: — Чарли… в чем дело…


эй…?


 

Мое сердце колотится с бешеной скоростью.

«Где я? Почему ничего не помню?»

— Чарли! — шипит кто-то. Я оглядываюсь.

«Кто эта Чарли? Которая из них?»

Детей так много; блондины, шатены, с гнездом на голове, с очками, без очков… За ними следует мужчина с портмоне. Он ставит его на стол.

«Учитель. Я в кабинете, а это учитель. Интересно, школа или колледж?»


Я внезапно встаю. Я не должна быть здесь. Все сидят, но я стою… иду.

— Куда вы собрались, мисс Винвуд? — Преподаватель смотрит на меня поверх очков, копаясь в стопке бумаг. Затем кладет их на стол с такой силой, что я подпрыгиваю. Должно быть, я и есть мисс Винвуд.

— У нее судороги! — кричит кто-то из учеников. Остальные прыскают от смеха. Я чувствую, как по спине и рукам пробежали мурашки. Они смеются надо мной, вот только я понятия не имею, кто эти люди.

— Заткнись, Майкл, — говорит какая-то девушка.

— Я не знаю, — говорю я, впервые слыша свой голос. Он слишком писклявый. Я прочищаю горло и пробую снова: — Я не знаю. Я не должна здесь находиться.

Смех возрастает. Я оглядываюсь на плакаты на стенах, на лица президентов с датами под ними. «Кабинет истории? Значит, школа».

Мужчина — учитель — наклоняет голову вбок, будто я сказала что-то глупое.

— И где же еще вы должны находиться в день теста?

— Я… не знаю.

— Садитесь, — говорит он. Не знаю, куда бы я направилась, если бы ушла. Я поворачиваюсь и возвращаюсь на место. Девочка в очках поднимает взгляд, когда я прохожу мимо, но тут же отводит его.

Стоит мне сесть, как учитель начинает раздавать бумаги. Он ходит между парт, монотонным голосом рассказывая, сколько процентов от финальной оценки займет тест. Когда он доходит до моей парты то замирает, насупив брови.

— Не знаю, чего вы пытались добиться. — Он тыкает мясистым пальцем в мой стол. — Но с меня хватит! Еще одна выходка, и я отправлю вас к директору. — Он громко кладет передо мной тест и переходит к следующему ученику.

Я не киваю, никак не реагирую. Просто пытаюсь решить, что делать дальше. Объявить всей комнате, что я не имею ни малейшего понятия, кто я и где я… или отвести его в сторону и сказать на ушко? Но он сказал, что больше не будет терпеть мои выходки. Я опускаю взгляд на бумаги перед собой. Остальные уже склонились над тестами и яро что-то пишут карандашом.

ЧЕТВЕРТЫЙ УРОК ИСТОРИЯ

МИСТЕР ДАЛКОТТ

Чуть ниже нужно вписать имя. Свое, естественно, но я не знаю, как меня зовут.

«Мисс Винвуд» — так он меня назвал.

Почему я не помню собственного имени? Или где я?

Или кто я?

Все склонили головы над тестом, кроме меня. А я все так же сижу и смотрю перед собой. Мистер Далкотт прожигает меня взглядом из-за своего стола. Чем дольше я сижу, тем краснее его лицо.

Время идет, но мой мир остановился. В конце концов, преподаватель встает и уже открывает рот, чтобы что-то сказать мне, но тут звенит звонок.

— Положите тест на мой стол при выходе, — говорит он, не сводя с меня глаз. Остальные ученики быстро исчезают за дверью. Я встаю и следую за ними, так как не знаю, что еще делать. Опускаю взгляд в пол, но все равно чувствую ярость мистера Далкотта. Не понимаю, почему он так злится. Я выхожу в коридор, обрамленный по обеим сторонам рядами голубых шкафчиков.

— Чарли! — кричит кто-то. — Чарли, подожди!

Секундой позже меня берут за руку. Я ожидаю, что это девочка в очках; сама не знаю почему. Но нет. Зато теперь я знаю, что меня зовут Чарли. Чарли Винвуд.

— Ты забыла сумку, — говорит девушка, вручая мне белый рюкзачок. Я забираю его, гадая, лежат ли внутри кошелек и водительские права. Незнакомка продолжает


цепляться за мою руку; так мы и идем. Она ниже меня, с длинными темными волосами и блестящими карими глазами на пол лица. Прекрасная и потрясающая.

— Чего ты так странно вела себя на уроке? — спрашивает она. — Спихнула книги креветки на пол, а затем и вовсе отключилась.

Я чувствую запах ее духов; знакомый и слишком приторный, как аромат миллиона цветов, борющихся за внимание. Я вспоминаю девочку в очках, выражение ее лица, когда она нагнулась за книгами. Если я это сделала, то почему ничего не помню?

— Я…

— Сейчас время ланча, ты куда идешь? — Она тянет меня в другой коридор, мимо моря учеников. Они все смотрят на меня… как бы исподтишка. Мне любопытно, знают ли они меня, и почему я не знаю себя. Сама не понимаю, почему я не скажу ей или мистеру Далкотту, не схвачу мимо проходящего человека и не признаюсь, что понятия не имею, кто я и где я. К тому моменту, как я начинаю всерьез обдумывать эту идею, мы проходим через двойные двери в кафетерий. Шум и цвет; тела с уникальными запахами, яркие флуоресцентные лампы, которые никого не красят. «О боги». Я хватаюсь за свою футболку.

Девушка, идущая со мной под руку, не замолкает. Эндрю то, Марси се. Ей нравится Эндрю, и она ненавидит Марси. Кто эти люди? Она подводит меня к очереди за едой. Мы берем салат и диетическую колу. Затем ставим подносы на стол. За ним уже сидят четыре мальчика и две девочки. Мы замыкаем группу, и того поровну. Каждой девушке по паре. Все смотрят на меня с ожиданием, словно я должна толкнуть речь или нечто подобное. Единственное свободное место рядом с темноволосым парнем. Я медленно присаживаюсь, уперевшись руками в стол. Он поглядывает на меня, а затем склоняется над своим подносом. Я замечаю крошечные капельки пота на его лбу, прямо вод волосами.

— Вы иногда такие забавные, — говорит блондинка напротив меня. Она переводит взгляд с меня на моего соседа. Тот отрывается от своих макарон, и я понимаю, что он просто развозит еду по тарелке. Парень не съел ни кусочка, несмотря на занятой вид. Он смотрит на меня, я — на него, а затем мы оба переводим взгляд на блондинку.

— Между вами что-то произошло, о чем нам стоит знать?

— Нет, — говорим мы в унисон.

Он мой парень. Это понятно из того, как к нам относятся. Он внезапно улыбается своими белоснежными зубами и кладет руку мне на плечи.

— У нас все хорошо, — говорит он, слегка пожимая мне предплечье. Я автоматически напрягаюсь, но когда шесть пар глаз переводятся на меня, я отклоняюсь и подыгрываю ему. Как же страшно не знать, кто ты такой — а еще страшнее сделать неправильные выводы. Сейчас я вправду напугана. Все зашло слишком далеко. Если я что-то скажу, то покажусь… сумасшедшей. Его проявление любви, похоже, всех успокаивает. Всех, кроме… него. Остальные продолжают беседу, но все слова сливаются в единый поток: футбол, вечеринка, снова футбол. Мой сосед смеется и поддерживает разговор, не убирая руку с моих плеч. Они зовут его Силас. А меня — Чарли. Темноволосая девушка с большими глазами — Анника. Все остальные имена поглотил шум.

Наконец, ланч подходит к концу, и мы встаем. Я иду рядом с Силасом, или, скорее, он рядом со мной. Понятия не имею, куда направляюсь. Анника становится по другой бок, переплетая со мной руки и болтая о тренировке группы поддержки. У меня уже клаустрофобия развилась от этой девушки! Когда мы доходим до разветвления в коридоре, я наклоняюсь к ней и шепчу на ухо:

— Можешь отвести меня на следующее занятие?

Ее лицо становится серьезным. Она отходит, чтобы сказать что-то своему парню, а затем снова переплетается со мной руками.

Я поворачиваюсь к Силасу:

— Анника проведет меня на следующий урок.


— Хорошо, — похоже, он чувствует облегчение. — Увидимся… позже. — Он уходит в противоположную сторону.

Анника поворачивается ко мне, как только он скрывается из вида.

— Куда это он?

— На занятие, — я пожимаю плечами. Она недоуменно качает головой.

— Я вас совсем не понимаю. То вы отлепиться друг от друга не можете, то ведете себе так, будто вам трудно находиться в одной комнате! Тебе пора бы принять решение насчет него, Чарли.

Она замирает у двери в кабинет.

— Это мой… — говорю я, чтобы увидеть, заспорит ли она. Но нет.

— Позвони мне позже, — говорит девушка. — Я хочу узнать о прошлой ночи.

Я киваю. Когда она исчезает в море лиц, я захожу в кабинет. Не знаю, где сесть, потому дохожу до заднего ряда и занимаю место у окна. Я рано, потому решаю покопаться у себя в рюкзачке. Между парочкой блокнотов и косметичкой зажат кошелек. Я достаю его и обнаруживаю водительские права с фотографией улыбающейся темноволосой девушкой. Меня.

ШАРЛИЗ МАРГАРЕТ ВИНВУД. 2417 ГОЛКОРТ-ВЭЙ,

НОВЫЙ ОРЕЛАН, ЛА.

Мне семнадцать. Мой день рождения двадцать первого марта. Я живу в Луизиане.

Я изучаю фотографию в левом верхнем углу и не узнаю лица. Оно мое, но я никогда не видела его прежде. Я… симпатичная. И у меня есть с собой всего двадцать восемь долларов.

Люди постепенно занимают стулья, но место рядом со мной остается пустым, словно все остальные боятся сидеть здесь. У меня занятие испанского. Учительница красивая и молодая; ее зовут миссис Кардона. Она не смотрит на меня с ненавистью, в отличие от многих других. Мы начинаем со времен.

У меня нет прошлого. У меня нет прошлого.

Спустя пять минут дверь в кабинет открывается. Силас заходит с потупленным взглядом. Я думаю, что он здесь, чтобы что-то мне сказать или принести. Морально готовлюсь притворяться, но миссис Кардона отпускает шутку насчет его опоздания. Он занимает единственное свободное место рядом со мной и смотрит вперед. Я — на него. Я не перестаю на него пялиться, пока парень, наконец, не поворачивает ко мне голову. По его виску стекает капелька пота.

Его глаза широко распахнуты.

Прямо как мои.


 

 

 

2Силас

 

«Три часа».

Прошло почти три часа, а мой разум все еще во мгле.

Нет, не во мгле. Даже не в густом тумане. Впечатление, будто я брожу по комнате в кромешной тьме, пытаясь найти выключатель.

— Ты в порядке? — спрашивает Чарли. Я смотрел на нее с пару секунд, пытаясь найти хоть что-то знакомое в лице, которое должно быть для меня родным.

Безуспешно.

Она опускает взгляд на парту, и ее густые черные волосы падают завесой между нами. Я хочу получше ее рассмотреть. Мне нужно за что-то ухватиться, за что-то знакомое. Хочу знать о ее родинке или пятнышке на коже до того, как увижу их. Я нуждаюсь хоть в чем-то узнаваемом. Я ухвачусь за любую ее частичку, которая сможет убедить меня, что я не схожу с ума.

Наконец, она поднимает руку и убирает волосы за ухо. Затем смотрит на меня парой больших и совершенно незнакомых мне глаз. Морщинка между ее бровями углубляется, и девушка начинает покусывать палец.

Она волнуется за меня. Или за нас.

Нас.

Мне хочется спросить, знает ли она, что со мной произошло, но это может ее напугать. Как объяснить, что она для меня незнакомка? Как вообще можно такое кому- либо объяснить? Последние три часа я пытался вести себя естественно. Поначалу я был убежден, что принял какой-то запрещенный препарат, из-за которого потерял сознание, но тут проблема в другом. Я не накурен и не пьян, хоть не имею не малейшего понятия, откуда я это знаю. Я не помню ничего, что было до этих трех часов.


— Эй. — Чарли тянет руку, будто собирается меня коснуться, но затем убирает ее.

— С тобой все нормально?

Я цепляюсь за рукав рубашки и вытираю влажный лоб. Когда она снова поднимает на меня взгляд, я вижу беспокойство в ее глазах. Я выдавливаю улыбку.

— Все нормально, — бормочу я. — Долгая ночь.

Как только слова слетают с моих губ, я съеживаюсь. Кто его знает, какая ночка у меня была, а если я действительно встречаюсь с девушкой напротив, тогда подобные слова вряд ли ее успокоят.

Ее глаз подергивается, и она наклоняет голову.

— И почему же она была долгой?

«Черт».

— Силас. — Голос доносится из передней части кабинета. Я поднимаю голову. — Хватит болтать, — говорит учительница. Она возвращается к своим инструкциям, не заботясь о моей реакции на то, что меня вычитали. Я быстро оглядываюсь на Чарли и тут же опускаю взгляд в парту. Обвожу пальцами имена, вырезанные в дереве. Девушка все еще смотрит на меня, но я ее игнорирую. Переворачиваю ладонь и провожу двумя пальцами по мозолям.

«Я работаю? Зарабатываю на жизнь кошением газонов

Может, это от футбола. Во время ланча я решил воспользоваться моментом и внимательно посмотреть на окружающих меня людей. Я узнал, что сегодня днем у меня тренировка по футболу. Понятия не имею, где и когда, но удалось же мне как-то прожить с этим незнанием последние пару часов. Может, сейчас я и лишен воспоминаний, но я хорошо умею притворяться. Даже слишком.

Я переворачиваю вторую руку и нахожу идентично мозолистую ладонь.

«Может, я живу на ферме…» Нет. Не живу.

Бог его знает, откуда мне это известно, но даже без возможности обратиться к памяти, у меня мгновенное чутье на то, какие из моих предположений верны, а какие нет. Возможно, это просто метод исключения, а не интуиция или воспоминания. К примеру, мне не кажется, что кто-то живущий на ферме мог бы позволить себе одеться так, как я. А

на мне хорошая одежда. «Стильная?». Глядя на мою обувь, если бы кто-то спросил, богатые ли у меня родители, я бы ответил положительно. Хоть я их и не помню.

Я не знаю, где живу, с кем живу, похож ли я на маму или на отца. Я даже не знаю, как я выгляжу!

Я резко встаю, громко отодвигая парту на пару сантиметров. Все ученики оборачиваются ко мне, не считая Чарли — она и так пялилась на меня с момента, как я сел рядом. В ее глазах нет любопытства или доброты.

Лишь осуждение.

Учительница сердито смотрит на меня, но не кажется удивленной, что все переключили свое внимание на меня. Она просто услужливо стоит, ожидая, когда я объявлю причину столь внезапному нарушению урока.

Я сглатываю.

— Туалет. — Мои губы липкие. Во рту сухо. В голове суматоха. Я не ожидаю ее разрешения, прежде чем направиться к выходу. Чувствую на себе взгляды учеников, проходя через дверь.

Поворачиваю направо и дохожу до конца коридора, так и не найдя уборную. Возвращаюсь назад, пробегая мимо кабинета, и за углом обнаруживаю туалет. Я открываю дверь, надеясь на пару минут уединения, но кто-то уже стоит спиной ко мне у писсуара. Я поворачиваюсь к раковине, но не смотрю в зеркало. Опускаю взгляд вниз, хватаясь за бортики раковины и крепко сжимая их. Делаю вдох.

Если я посмотрю на себя, мое отражение могло бы активировать память или хотя бы вызвать крошечное чувство узнавания. Что-нибудь. Что угодно.


Парень, стоявший у писсуара секунду назад, теперь стоит рядом со мной, прислонившись к раковине и сложив руки. Оглянувшись, я замечаю его сердитый взгляд. Его волосы такие светлые, что кажутся белыми. Кожа бледная, напоминает мне медузу. Почти прозрачная.

«Я помню, как выглядит медуза, но понятия не имею, что обнаружу, посмотрев на себя в зеркало?»

— Дерьмово выглядишь, Нэш, — ухмыляется он.

«Нэш?»

Все остальные звали меня Силасом. Должно быть, Нэш — моя фамилия. Я бы глянул в бумажник, но его нет в кармане. Просто пачка денег. Бумажник я поискал первым делом, после того как… ну, как это случилось.

— Неважно себя чувствую, — ворчу я в ответ.

С пару секунд парень молчит. Просто смотрит на меня с тем же выражением, с каким смотрела Чарли в кабинете, но без беспокойства и с куда большим удовлетворением. Он ухмыляется и отталкивается от раковины. Даже выпрямившись, он все равно на пару сантиметров ниже меня. Парень делает шаг вперед, и, судя по его взгляду, он собирается ко мне подойти не из беспокойства о моем здоровье.

— Мы все еще не решили вопрос с пятницы, — говорит он. — Ты поэтому здесь?

— Его ноздри раздуваются, а руки напрягаются у боков, сжимаясь в кулаки.

С две секунды я мысленно спорю с собой, понимая, что если отступлю, то буду выглядеть трусом. Тем не менее, я также понимаю, что если начну наступать на него, то брошу ему вызов, а мне не хочется сейчас с этим разбираться. У него определенно какие- то проблемы со мной, что бы я ни натворил в пятницу, что так его взбесило.

Я нахожу компромисс и никак не реагирую. «Сделай непринужденный вид». Я лениво перевожу взгляд на раковину и поворачиваю кран, включая воду.

— Разберемся на поле, — говорю я. И тут же хочу забрать слова назад. Как-то не подумал, что он может и не играть в футбол. Сделал предположение из-за его телосложения, но если я не прав, мой комментарий не имеет смысла. Я задерживаю дыхание, ожидая, когда он меня исправит или выведет на чистую воду.

Но этого не происходит.

Он смотрит на меня с пару секунд, а затем проталкивается к выходу, намеренно врезаясь в меня по пути. Я набираю воду в руки и делаю глоток. Вытираю рот тыльной стороной ладони и поднимаю взгляд. На себя.

На Силаса Нэша.

Что это вообще за имя такое?!

Я пялюсь без всяких эмоций на незнакомую пару темных глаз. Впечатление, будто я никогда не видел их прежде, несмотря на факт, что, скорее всего, регулярно смотрел в эти глаза с тех пор, как дорос до зеркала.

Человек в отражении мне так же знаком, как девушка, с которой — по словам какого-то парня по имени Эндрю — я «сплю» уже два года.

Человек в отражении мне так же знаком, как каждый аспект моей жизни. Соответственно, вообще не знаком.

— Кто ты? — шепчу я ему.

Дверь в туалет медленно открывается, и я перевожу на нее взгляд. Появляется чья- то рука. Я узнаю блестящий красный лак на кончиках ее пальцев. «Девушка, с которой я

«сплю» уже два года».

— Силас?

Я выпрямляюсь и поворачиваюсь лицом к двери, когда она заглядывает внутрь. Наши взгляды встречаются на пару секунд. Затем она отворачивается, осматривая туалет.

— Здесь только я.

Девушка кивает и проходит в уборную, несмотря на свою неуверенность. Хотел бы я знать, как убедить ее, что все в порядке, чтобы в ней не зарождались подозрения. Я


также хотел бы помнить ее или наши отношения, потому что мне хочется ей рассказать. Мне нужно ей рассказать. Чтобы знал кто-то еще; чтобы я мог задать вопросы.

Но как парень может сказать своей девушке, что понятия не имеет, кто она такая?

Да и кто он сам такой?

«Он и не может. Он притворяется, как с остальными».

В ее глазах витают сотни незаданных вопросов, и мне тут же хочется избежать их всех разом.

— Я в порядке, Чарли. — Я улыбаюсь, как и должен. — Просто неважно себя чувствую. Возвращайся на урок.

Она не двигается. И не улыбается.

Девушка остается стоять на месте, игнорируя мои инструкции. Она напоминает мне одного из животных на пружинке, на которых катаются дети на площадках. Ты толкаешь, а они возвращаются с удвоенной силой. Мне кажется, если бы кто-то толкнул ее за плечи, она бы отклонилась, затем вернулась в первоначальное положение и по инерции толкнула бы в ответ.

Не помню, как называются эти штуки, но делаю мысленную заметку, что их образ вертится в голове. Я сделал много подобных заметок за последние три часа.

Я старшеклассник. Меня зовут Силас.

Возможно, Нэш моя фамилия. Мою девушку зовут Чарли.

Я играю в футбол.

Я знаю, как выглядит медуза.

Чарли наклоняет голову, и ее губы слегка подергиваются в улыбке. Затем они приоткрываются, и на мгновение я слышу лишь ее нервное дыхание. Когда она, наконец, формирует слова, мне хочется спрятаться от них. Попросить ее закрыть глаза и досчитать до двадцати, чтобы я мог убежать и не слышать ее вопроса.

— Какая у меня фамилия, Силас?

Ее голос как дым. Мягкий, тонкий и испаряющийся в конце.

То ли у нее отличная интуиция, то ли у меня ужасно выходит скрывать тот факт, что я ничего не знаю. На мгновение я задумываюсь, а не рассказать ли ей правду. Если она мне поверит, то сможет ответить на многие вопросы. Но если нет…

— Малышка, — я расслабленно смеюсь. «Я называю ее малышкой?» — Что за вопросы такие?

Она перестает опираться на ногу, которая, как я думал, приклеилась к полу, и делает шаг вперед. Затем еще один. Она продолжает приближаться, пока не оказывается в шаге от меня; достаточно близко, чтобы я мог учуять ее запах.

«Лилии».

От нее пахнет лилиями, и я понятия не имею, почему знаю, как они пахнут, и при этом не помню человека перед собой.

Ее глаза ни на секунду не отрываются от моих.

— Силас, какая у меня фамилия?

Я активно работаю челюстью, а затем снова поворачиваюсь лицом к раковине. Наклоняюсь и крепко хватаюсь за нее двумя руками. Медленно поднимаю взгляд, пока не встречаю ее в отражении.

— Твоя фамилия? — Во рту снова сухо, и мой голос звучит хрипло. Девушка ждет.

Я отворачиваюсь и смотрю в глаза незнакомого парня в зеркале.

— Я… я не помню.

Ее отражение исчезает, за чем следует громкий шмяк. Напоминает мне о звуке на рынке Пайкс, когда они кидают рыбу и ловят в вощеную бумагу.


Шмяк!

Я поворачиваюсь и обнаруживаю ее лежащей на полу с закрытыми глазами и вытянутыми руками. Тут же сажусь рядом и поднимаю ее голову, но стоило мне приподнять девушку с пола, как ее глаза затрепетали.

— Чарли?

Она резко всасывает воздух и садится. Выбирается из моей хватки и отталкивает меня, будто боится. Я все равно держусь рядом, на случай, если она попытается встать, но не тут-то было. Она остается на полу, прижав ладони к плиточному полу.

— Ты потеряла сознание.

— Я в курсе, — хмурится она.

Я молчу. Наверное, мне стоило бы знать, что значат все ее выражения. Но я не знаю, напугана она, зла или…

— Я запуталась, — говорит она, качая головой. — Я… можешь… — она замолкает, а затем пытается встать. Я встаю с ней, но вижу, что ей это не нравится, судя по суровому взгляду на мои приподнятые руки, готовые подхватить ее на случай очередного обморока. Чарли отходит от меня на два шага и скрещивает руку на груди. Затем начинает пожевывать большой палец второй руки. Она тихо изучает меня с мгновение, затем

достает палец изо рта и сжимает ладонь в кулак.

— Ты не знал, что у нас общее занятие после ланча. — В ее голосе слышится намек на осуждение. — Ты не знаешь мою фамилию.

Я качаю головой, признавая два неоспоримых факта.

— Что ты помнишь? — спрашивает она.

Чарли напугана. Взволнована. Подозрительна. Наши эмоции отражают друг друга, и тут до меня доходит.

Она может казаться незнакомой. Я могу казаться незнакомым. Но наши действия

— и поведение — абсолютно одинаковы.

— Что я помню? — повторяю я в попытке потянуть время на пару секунд и найти опору своим подозрениям.

Она ждет ответа.

— Историю, — я пытаюсь вспомнить все, что в моих силах. — Книги. Я видел, как девочка уронила книги. — Я хватаю себя за шею и пожимаю ее.

— О Боже. — Она делает быстрый шаг в мою сторону. — Это… это первое, что я

помню!

Сердце подпрыгивает до горла. Девушка начинает качать головой.

— Мне это не нравится. Бред какой-то. — Она кажется такой спокойной; я куда более взволнован. У нее уверенный голос. Я вижу страх лишь в ее глазах. Я бездумно притягиваю ее к себе, но больше ради собственного облегчения, чем из попытки успокоить ее. Она не отодвигается, и на секунду я гадаю, нормально ли это для нас. Были ли мы влюблены?

Я укрепляю хватку, пока не чувствую, как она напрягается.

— Нам нужно с этим разобраться, — говорит она, уходя из моих объятий.

Мой первый инстинкт — сказать ей, что все будет хорошо, я со всем разберусь. Меня охватывает всеобъемлющее желание защитить ее — только я понятия не имею, как это сделать, когда мы оба сталкиваемся с одной и той же реальностью.

Звенит звонок, оповещающий о конце испанского. Через пару секунд туалет наверняка наполнится людьми. Дверцы шкафчиков захлопнутся. Нам придется узнать, какой наш следующий урок. Я беру ее за руку и тяну за собой, открывая дверь в уборную.

— Куда мы? — спрашивает Чарли.

Я оглядываюсь и пожимаю плечами.

— Без понятия. Я просто хочу уйти.


 

 

 

Чарли

Этот парень — Силас — хватает меня за руку, будто знает меня, и тащит за собой, как маленького ребенка. Так я себя и чувствую — маленькой девочкой в большом- большом мире. Я ничего не понимаю и уж точно ничего не узнаю. Пока он ведет меня по низким коридорам какой-то неизвестной школы, я могу думать только о своем обмороке; рухнула, как девица в бедственном положении! Да еще и на полу в туалете для мальчиков.

«Мерзость какая». Я пересматриваю свои приоритеты, диву даваясь, как можно думать о таких мелочах, когда у нас определенно есть проблемы и посерьезней. Мы выходим на солнце, и я прикрываю глаза свободной рукой, пока этот Силас достает ключи из заднего кармана. Он поднимает их над головой и делает круг, нажимая кнопку сигнализации на брелке. Из дальнего угла парковки доносится вой сирены.

Мы бежим на звук, шлепая туфлями по бетонному полу, будто за нами гонятся по пятам. Возможно, так и есть. Машина оказывается внедорожником. Впечатляет, учитывая, что она возвышается над остальными автомобилями, делая их мелкими и незначительными. «Лэнд Ровер». Либо Силас ездит на машине отца, либо купается в его деньгах. А может, у него и нет отца. Он все равно не сможет мне сказать. Откуда я вообще знаю, сколько стоит такая машина? Я помню, как все устроено: машины, правила дорожного движения, президентов, но не кто я такая.

Он открывает для меня дверь, оглядываясь на школу, и я сажусь с чувством, что меня разыгрывают. Он может быть ответственен за происходящее. Мог дать мне что-то, из-за чего я временно потеряла память, а теперь ведет свою игру.

— Это по-настоящему? — спрашиваю я, замерев над передним сидением. — Ты не знаешь, кто ты?

— Нет, не знаю.

Я верю ему. Вроде как. Я устраиваюсь на сидении.


Он еще с мгновение вглядывается мне в глаза, а затем захлопывает дверцу и идет к водительскому месту. Я пожевываю палец, пока он залазит внутрь и заводит машину, нажав кнопку.

— Откуда ты знаешь, как это делается? — спрашиваю я.

— Что?

— Как завести машину без ключа.

— Я… я не знаю.

Я наблюдаю за его лицом, пока мы выезжаем с парковки. Он часто моргает, еще раз на меня оглядывается и облизывает нижнюю губу. Остановившись у светофора, он находит кнопку «ДОМ» на навигаторе и нажимает на нее. Поразительно, что он до такого додумался.

— Изменения в направлении, — говорит женский голос. Мне хочется психануть, выпрыгнуть из двигающейся машины и бежать, как напуганный олень. Мне так страшно…

 

 

У него большой дом. Во дворе нет машин; двигатель тихо урчит, пока мы ждем у тротуара.

— Ты уверен, что это твой? — спрашиваю я. Парень пожимает плечами.

— Не похоже, что дома кто-то есть. Пойдем?

Я киваю. Я проголодалась, хотя и не должна была. Мне хочется зайти внутрь и что- то съесть. Может, изучить наши симптомы и проверить, не могли ли мы случайно вступить в контакт с какой-то пожирающей мозг бактерией, укравшей нашу память. В таком доме обязательно должно быть несколько ноутбуков. Силас сворачивает во двор и паркуется. Мы робко выходим, оглядываясь на кусты и деревья, будто они вдруг возьмут и оживут. Он находит ключи от входа. Я изучаю его, пока жду позади. С такой одеждой и прической он похож на крутого беззаботного парня, но его поза подсказывает, что он несет бремя многих забот. От него также пахнет улицей: травой, сосной и насыщенным запахом черной грязи. Силас собирается повернуть ручку.

— Стой!

Он медленно поворачивается, несмотря на мой повышенный тон.

— Что, если внутри кто-то есть?

Парень ухмыляется или, возможно, гримасничает.

— Может, хоть они нам расскажут, что происходит…

Затем мы заходим. Замираем на минуту, оглядывая местность. Я прячусь за Силасом, как трусиха. Мне не холодно, но я дрожу. Все здесь такое внушительное и тяжелое — мебель, воздух, моя сумка, мертвым грузом висящая на плече. Силас проходит вперед. Я хватаюсь за его рубашку, и мы переходим из фойе в гостиную. Так и бродим по комнатам, останавливаясь, чтобы изучить фотографии на стенах. Двое улыбающихся загорелых родителей обнимают двух улыбающихся темноволосых мальчишек с океаном на заднем плане.

— У тебя есть младший брат, — говорю я. — Ты знал об этом?

Он качает головой. Чем старше братья, тем реже встречаются их улыбки. У них полно прыщей и пластинки на зубах, а родители перестарались в попытке напустить на себя веселый вид, прижимая к себе напряженных деток. Мы переходим в спальни… в ванные. Поднимаем книги, читаем этикетки на коричневых пузырьках из аптечки. Его мама украсила всю квартиру засушенными цветами; они вжаты между книгами на ее тумбочке, в комоде, и выставлены на полках в родительской спальне. Я касаюсь каждого цветка, нашептывая под нос названия. Я помню их все. По какой-то причине, это


вызывает у меня хохот. Силас резко останавливается, зайдя в комнату мамы с папой и обнаружив меня согнувшейся от смеха.

— Прости, — говорю. — Так, нахлынуло…

— Что нахлынуло?

— Я вдруг поняла, что забыла абсолютно все о себе, но помню, как выглядит гиацинт.

Он кивает.

— Да. — Затем смотрит на свои руки и морщит лоб. — Думаешь, нам стоит кому- то рассказать? Может, поехать в больницу?

— Думаешь, нам поверят? — спрашиваю я. Мы смотрим друг на друга с мгновение. Я подавляю желание вновь поинтересоваться, не шутит ли он надо мной. Это не прикол. Слишком уж все реально.

Дальше мы переходим в кабинет отца, копаясь в бумагах и рыская в ящиках. Но в них нет ничего, что могло бы подсказать, почему мы такие, ничего необычного. Я приглядываю за ним уголками глаз. Если это розыгрыш, то он очень хороший актер.

«Может, это эксперимент», — думаю я. Я часть психологического государственного эксперимента и проснусь в лаборатории. Силас тоже за мной наблюдает. Я вижу, как он проходится по мне взглядом, размышляя… оценивая. Мы почти не разговариваем. Одни:

«Посмотри сюда», да: «Думаешь, это важно?».

Мы незнакомцы и мало о чем можем побеседовать.

В последнюю очередь мы заходим в комнату Силаса. Он сжимает мою руку, и я ему позволяю, поскольку вновь чувствую головокружение. Первым делом я подмечаю нашу фотографию на столе. На мне костюм — очень короткая пачка с леопардовым принтом и черные ангельские крылья, элегантно разведенные позади. На глазах густые блестящие накладные ресницы. Силас одет во все белое и тоже с крыльями. Выглядит хорошо. «Добро против зла». Такие у нас были игры в жизни? Он смотрит на меня и поднимает брови.

— Неудачный выбор костюмчика, — я пожимаю плечами. Он улыбается, и мы переходим в другую часть комнаты.

Я поднимаю взгляд на стену, где в рамках висят фотографии людей: бездомный мужчина, привалившийся к стене и укутавшийся в одеяло; женщина, сидящая на скамейке, плачущая в ладони. Цыганка, сжимающая собственное горло, глядя в объектив пустыми глазами. Фотографии мрачные. Они вызывают желание отвернуться, устыдиться. Не понимаю, зачем кому-то снимать такие мрачные и грустные картины, да еще и вешать их на стены, чтобы видеть каждый день.

Затем я поворачиваюсь и вижу дорогую камеру на столе. Она на месте почета, возвышаясь на стопке лакированных альбомов. Оглядываюсь на Силаса, тоже разглядывающего фотографии. Художник. Это его работы? Он пытается их узнать? Спрашивать бессмысленно. Я двигаюсь дальше, смотрю на его одежду, проглядываю ящики дорогого стола из красного дерева.

Я так устала. Только я собираюсь сесть в кресло, как он подзывает меня к себе.

— Посмотри сюда.

Я медленно встаю и подхожу к нему. Он смотрит на неубранную кровать. Его глаза возбужденные и… шокированные? Я прослеживаю за его взглядом и смотрю на простыни. А затем моя кровь стынет в жилах.

— О Господи!


 

 

 

Силас

 

Я откидываю одеяло, чтобы лучше рассмотреть бардак у подножья кровати. К простыне прилипли засохшие комки грязи. Они отпадают и откатываются в сторону, когда я натягиваю ткань.

— Это… — Чарли замолкает и забирает одеяло у меня из рук, чтобы внимательнее посмотреть на простыню. — Это кровь?!

Я следую за ее взглядом к изголовью кровати. Рядом с подушкой смазанный отпечаток руки. Я тут же смотрю на свои ладони.

Ничего. Ни следов крови и грязи.

Я присаживаюсь у кровати и прижимаю ладонь к отпечатку на матрасе. Подходит идеально. Или неидеально, в зависимости от того, как на него посмотреть. Я оглядываюсь на Чарли, и она отводит глаза, будто не хочет знать, мне ли он принадлежит. Тот факт, что он мой, только добавляет вопросы в нашу корзину. На данный момент их так много, что кажется, словно их кучка вскоре рухнет и закопает нас под чем угодно, кроме ответов.

— Наверное, это моя кровь, — говорю я ей. Или себе. Я пытаюсь отмахнуться от мыслей, наверняка формирующихся в ее голове. — Я мог упасть на улице прошлой ночью. Впечатление, будто я ищу оправданий другому человеку. Другу, например. Этому

Силасу. Кому-то, кто определенно не я.

— Где ты был вчера?

Это риторический вопрос, просто мысли вслух. Я беру простынь и одеяло, и кладу их поверх кровати, чтобы спрятать грязь. Улики. Подсказки. Что бы это ни было, я просто хочу их скрыть.

— Что это значит? — спрашивает она, поворачиваясь ко мне лицом. В ее руке лист бумаги. Я подхожу ближе и забираю его из рук девушки. Похоже, его часто складывали, в


центре начала образовываться небольшая дырочка. На нем написано: «Никогда не останавливайся. Никогда не забывай».

Я роняю лист на стол, желая от него избавиться. Он тоже кажется уликой. Я не хочу к нему прикасаться.

— Понятия не имею.

Мне нужна вода. Только ее вкус я помню. Может, потому что она безвкусна.

— Это ты написал? — требовательно интересуется Чарли.

— Откуда мне знать? — Мне не нравится собственный тон. Раздраженный. Не хочу, чтобы она думала, что раздражает меня.

Девушка поворачивается и плавно подходит к своему рюкзачку. Копается внутри и достает ручку, затем возвращается и сует ее мне в руки.

— Скопируй надпись.

А она любит командовать. Я смотрю на ручку, перекатывая ее между пальцами.

Провожу по рельефным буквам, напечатанным сбоку. ФИНАНСОВАЯ КОМПАНИЯ ВИНВУД-НЭШ

— Посмотрим, твой ли это почерк, — говорит она. Переворачивает листок чистой стороной и подталкивает ко мне. Я смотрю ей в глаза и тону в них. Но затем злюсь на себя. Ну почему ей такие умные мысли приходят первой?! Я беру ручку в правую руку.

Как-то неудобно. Меняю на левую — идеально. «Я левша».

Я пишу слова по памяти и снова переворачиваю листок, дав Чарли присмотреться к почерку.

Он другой. Мои буквы острые и узкие. На листке широкие и неаккуратные. Она берет ручку и переписывает слова.

Прямое попадание! Мы оба молча смотрим на бумагу, не зная, значит ли это что- нибудь. Возможно, ничего. Возможно, все. Как и грязь на моей простыне. Как и кровавый отпечаток на матрасе. Как и факт, что мы помним банальные вещи, но не людей. Моя одежда, цвет ее лака, фото на стене, часы над дверью, полупустой стакан воды и камера на столе. Я поворачиваюсь, поглощая взглядом предметы. Все они могут что-то значить.

Или абсолютно ничего.

Не знаю, какую информацию мне стоит отсеивать, а какую запоминать. Может, если я засну, то завтра проснусь совершенно нормальным человеком?

— Я проголодалась, — говорит Чарли.

Она наблюдает за мной; волосы закрывают мне полный обзор на ее лицо. Она до неприличия красива. Не уверен, что я должен оценивать ее по таким параметрам. Все в ней пленяет, как последствия бури. Люди не должны наслаждаться разрушениями, на которые способна Матушка-природа, но мы все равно не можем отвести взгляда. Чарли — разруха, появившаяся в результате торнадо.

Откуда я это знаю?

У нее расчетливый взгляд. Я хочу схватить камеру и запечатлеть его. Что-то крутиться у меня в животе, как ленточный клубок, и я не уверен: это от голода, нервов или от стоящей передо мной девушки?

— Пошли вниз, — говорю я. Затем тянусь за рюкзачком и отдаю его ей. С комода беру камеру. — Поедим, пока будем рассматривать наши пожитки.

Она проходит вперед, замирая у каждой фотографии между моей комнатой и лестницей. По пути она проводит пальцами по моему лицу на каждом портрете. Только зря время теряет. Кто бы ни был на этих фото, это не я.

Вскоре мы доходим до последней ступеньки, и наши барабанные перепонки чуть не лопаются от громкого крика. Чарли резко замирает, и я врезаюсь ей в спину. Крик издала женщина, стоящая в проходе на кухню.

Ее глаза округлены, она переводит взгляд с меня на Чарли. Рукой хватается за сердце и вздыхает с облегчением.

Ее не было на фотографиях. Полненькая пожилая женщина лет шестидесяти. На


ней фартук с надписью: «Я готовлю шедевры на закуску».

Ее волосы убраны назад, но она сдувает выскользнувшие седые пряди, вздыхая и пытаясь успокоиться.

— Господи, Силас! Ты напугал меня до полусмерти! — Она поворачивается и идет на кухню. — Вам двоим лучше бы вернуться в школу, пока твой папа не узнал. Я тебя покрывать не стану!

Чарли все еще не двигается с места, потому я кладу руку ей на поясницу и подталкиваю вперед. Она оглядывается через плечо.

— Ты знаешь…

Я качаю головой, перебивая ее вопрос. Она хотела спросить, знаю ли я эту женщину. Ответ: нет. Она мне незнакома, Чарли мне незнакома, семья с портретов мне незнакома.

Но в руках у меня вполне знакомый фотоаппарат. Я опускаю на него взгляд, гадая, как я могу помнить функции камеры, но не как я учил их. Я знаю, как выставлять светочувствительность, выдержку, чтобы придать водопаду вид гладкого ручейка или сделать акцент на каждой капле воды. Эта камера может сфокусироваться на мельчайших деталях, как изгиб руки Чарли или ее ресницах, пока все остальное будет размытым. Каким-то образом, я знаю специфику этой камеры лучше, чем голос родного младшего брата.

Я надеваю ремешок на шею и опускаю камеру себе на грудь, следуя за Чарли на кухню. Она шагает очень целенаправленно. Я пришел к выводу, что у всего, что она делает, есть своя цель. Она не тратит времени попусту. Каждый ее шаг спланирован заранее. Каждое слово тщательно продумано. На что бы ни был направлен ее взгляд, она сосредотачивается на этом всеми ощущениями, будто одними глазами может определить вкус, запах, звучание и текстуру предмета. А смотрит она на них только в том случае, если на то есть повод. Забудьте про пол, занавеси, фотографии в коридоре, на которых нет меня. Чарли не обращает внимания не вещи, которые для нее бесполезны.

Именно поэтому я иду за ней, когда она направляется на кухню. Не знаю, правда, какова ее цель на сей раз… Либо вытрясти информацию из домохозяйки, либо поесть.

Чарли садиться за огромный стол, отодвигает соседний стул и хлопает по нему, не глядя на меня. Я сажусь и ставлю перед собой фотоаппарат. Она кладет рюкзачок на столешницу и начинает открывать его.

— Эзра, я умираю с голоду. У вас есть что-нибудь из еды?

Я полностью поворачиваюсь к ней, но кажется, будто мой желудок вывалился куда-то на пол. «Откуда она знает ее имя?»

Девушка быстро оглядывается на меня и качает головой.

— Расслабься, — шипит она. — Оно написано прямо здесь. — Чарли указывает на записку — список покупок — лежащую перед нами. Это именной розовый блокнот с котятами внизу страницы. Вверху же написано: «Вещи, которые Эзре нужны прямо сеймяу».

Женщина закрывает ящик и поворачивается к Чарли.

— Что, аппетит нагнали, пока были наверху? Если вы не в курсе, в школе тоже подают ланч, на котором вы должны присутствовать прямо сейчас.

— В смысле, сеймяу? — говорю я, не подумав. Чарли разражается смехом, и я следую ее примеру. Кажется, словно кто-то наконец пустил воздух в комнату. Эзре шутка приходится не по вкусу, и она закатывает глаза. Я задумываюсь, был ли я веселым раньше. Я также улыбаюсь, потому что тот факт, что женщина не удивилась обращению к себе по имени, означал правоту Чарли.

Я провожу рукой по затылку девушки. Она отдергивается при касании, но тут же расслабляется, поняв, что это всего лишь часть игры. «Мы влюблены, Чарли. Помнишь

— Чарли плохо себя чувствовала. Я привез ее подремать, но она сегодня ничего не ела. — Я улыбаюсь Эзре. — У тебя есть что-нибудь, чтобы моей девочке стало лучше?


Суп или крекеры?

Ее выражение смягчается при моем проявлении знаков внимания. Эзра берет полотенце и закидывает себе на плечо.

— Вот, что я тебе скажу, Чар. Как насчет моего фирменного сыра на гриле? Ты любила его раньше, когда приходила к нам в гости.

Мои руки замирают на шее девушки. «Раньше, когда приходила в гости?» Мы переглядываемся, новые вопросы затуманивают наши глаза. Чарли кивает.

— Спасибо, Эзра.

Та закрывает холодильник бедром и начинает выкладывать продукты на столешнице. Масло. Майонез. Хлеб. Сыр. Еще сыр. Пармезан. Она ставит сковородку на плиту и зажигает конфорку.

— Тебе я тоже приготовлю, Силас. Наверное, ты заразился от Чарли, поскольку мы не общались с тех пор, как ты вырос. — Она хмыкает после своего комментария.

— Это почему?

Чарли пинает меня по ноге и прищуривается. Не стоило спрашивать. Эзра отрезает кусочек масла ножом и размазывает его по хлебу.

— О, ну, знаешь, — женщина пожимает плечами. — Мальчики взрослеют. Становятся мужчинами. Горничные перестают быть «тетей Эзрой» и возвращаются к привычной должности. — У нее грустный голос.

Я кривлюсь; мне не нравится узнавать себя с такой стороны. Я не хочу, чтобы

Чарли узнавала меня с такой стороны.

Мой взгляд падает на камеру. Я включаю ее. Чарли начинает рыться в рюкзаке, изучая предмет за предметом.

— Ой-ой.

Она держит телефон. Я заглядываю ей за плечо и смотрю на экран, пока она включает звук. У нее семь пропущенных звонков и еще больше сообщений, все от «мамы».

Она открывает последнее, пришедшее три минуты назад.

«У тебя три минуты, чтобы мне перезвонить».

 

***

 

Как-то я не задумался о последствиях нашего побега из школы. Последствий от родителей, которых мы даже не помним.

— Нам пора, — говорю я.

Мы одновременно встаем. Девушка закидывает рюкзак на плечо, а я хватаю камеру.

— Подождите, — поворачивается Эзра. — Первый сэндвич почти готов. — Она идет к холодильнику и достает две банки спрайта. — Это поможет от живота. — Она вручает их мне, а затем оборачивает сэндвич в салфетки. Чарли уже ждет у выхода. Только я собираюсь уйти, как Эзра сжимает мое запястье. Я поворачиваюсь к ней, и она переводит взгляд с меня на Чарли.

— Рада, что она вернулась, — тихо говорит женщина. — Я волновалась, как отношения ваших отцов повлияют на вас. Ты полюбил ее раньше, чем научился ходить!

Я пялюсь на нее, не зная, как расценить полученную информацию.

— Раньше, чем научился ходить?

Она улыбается, будто знает мой секрет. Я хочу его обратно.

— Силас! — зовет Чарли.

Я быстро улыбаюсь Эзре и иду к ней. Стоит дойти до двери, как громкий звонок телефона пугает девушку, и он падает из ее рук на пол. Она наклоняется за ним.

— Это она! Что делать?

Я открываю дверь и спешно вывожу ее за локоть, затем поворачиваю лицом к себе.

Доносится уже третий гудок.

— Тебе стоит ответить.


Чарли смотрит на телефон, крепко обхватывая его пальцами. Она не реагирует, потому я провожу пальцем по экрану, чтобы принять звонок. Она морщит носик и прожигает меня взглядом, поднося мобильный к уху.

— Алло?

Мы начинаем идти к машине, но я прислушиваюсь к обрывкам фраз, доносящимся из динамика: «Надо думать головой», и «Прогуливать школу», и «Как ты могла?». Слова продолжают доноситься, пока мы оба не садимся в машину и не закрываем двери. Я завожу двигатель, и голос женщины затихает на пару секунд. Внезапно она заголосила через колонки моей машины. «Блютуз. Я помню, что такое блютуз».

Я ставлю наши напитки и сэндвич на центральную панель и начинаю выезжать со двора. У Чарли до сих пор не появилось шанса ответить матери, и она закатывает глаза.

— Мама, — сухо говорит она в попытке перебить ее. — Мам, я уже еду домой.

Силас отвезет меня к машине.

Следует долгая паузу, и почему-то ее мама куда более пугающая, когда не кричит через телефон. Когда она снова говорит, то растягивает и выделяет каждое слово:

— Только не говори, что ты позволила этой семье купить тебе машину! Мы переглядываемся, и Чарли чертыхается.

— Я… нет. Нет, в смысле, Силас везет меня домой. Буду через пару минут. — Чарли роется в телефоне, пытаясь вернуться к экрану, который позволит ей закончить звонок. Я нажимаю нужную кнопку на руле и делаю это за нее.

Она плавно вздыхает, поворачиваясь лицом к окну. На нем появляется маленький запотевший кружок.

— Силас? — Девушка изгибает бровь. — По-моему, моя мама та еще стерва. Я смеюсь, но обнадеживающих слов не предлагаю. Я согласен с ней.

Мы оба молчим с пару миль. Я мысленно повторяю свой короткий разговор с Эзрой. Эта сцена не выходит у меня из головы, а она даже не моя мама. Представить не могу, что сейчас чувствует Чарли, после подобного разговора. Думаю, в глубине души мы оба надеялись, что, связавшись с близкими родственниками, мы сможем как-то вернуть нашу память. Судя по ее реакции, она совсем не узнала женщину, с которой говорила по телефону.

— У меня нет машины, — тихо говорит она. Я поворачиваю к ней голову; она рисует крестик на запотевшем окне. — Мне семнадцать. Интересно, почему у меня нет машины?

При ее упоминании я вспоминаю, что все еще еду в направлении школы, а не туда, куда мне нужно.

— Ты случайно не знаешь, где живешь?

Ее взгляд перемещается ко мне, и на секунду недоумение на лице Чарли сменяется ясностью. Увлекательно, как быстро я могу читать ее выражения, в сравнении с этим утром. Ее глаза как открытая книга, и мне внезапно захотелось прочесть каждую страницу.

Она достает кошелек из рюкзака и читает адрес со своих водительских прав.

— Если остановишься, мы сможем вбить его в навигатор, — говорит она. Я нажимаю кнопку включения.

— Эти машины производятся в Лондоне. Мне не нужно останавливаться, чтобы вбить адрес в навигатор. — Я начинаю печатать номер ее улицы и чувствую взгляд девушки на себе. Мне даже не нужно видеть ее глаз, чтобы знать — они полны подозрений.

Я качаю головой прежде, чем она успевает задать вопрос.

— Нет, я не знаю, откуда мне это известно.

Введя адрес, я разворачиваю машину и еду в направлении ее дома. Мы в семи милях от него. Девушка открывает обе банки и делит сэндвич пополам, вручая мне мою половинку. Шесть миль проходят в молчании. Я хочу взять ее за руку и успокоить. Хочу сказать что-то обнадеживающее. Случись это вчера, уверен, я бы так и поступил, вне


всяких сомнений. Но это случилось сегодня, и теперь мы с Чарли — незнакомцы.

На седьмой миле она говорит:

— Очень вкусный сыр. Передай мои похвалы Эзре.

Я замедляюсь. Еду медленнее позволенной скорости, пока мы не доезжаем до ее улицы, а затем сворачиваю и останавливаю машину. Мы смотрим через ее окно на каждый дом. Они маленькие. Одноэтажные, с одним гаражом. Любой из них мог бы поместиться в моей кухне, и еще осталось бы место для готовки.

— Хочешь, чтобы я пошел с тобой? Чарли качает головой.

— Наверное, не стоит. Не похоже, что ты нравишься моей маме.

Ее правда. Хотел бы я знать, что имела в виду ее мама, когда говорила «эта семья».

Или о чем говорила Эзра, упомянув наших отцов.

— По-моему, это он, — она указывает на дом в паре метров от нас. Я отпускаю педаль газа и плавно подкатываюсь к нему. Пока что, это самый симпатичный дом на улице, и то потому, что газон был недавно подстрижен, а краска на окнах еще не потрескалась.

Моя машина едет все медленнее, пока окончательно не останавливается перед домом. Мы оба смотрим на него, молча обдумывая, насколько разные у нас жизни. Тем не менее, наше неминуемое расставание на ночь меня волнует куда больше. Чарли служила прекрасным буфером между мной и реальностью.

— Сделай мне одолжение, — говорю я, паркуясь у тротуара. — Поищи мое имя в списке контактов. Я хочу найти свой телефон.

Она кивает и начинает просматривать имена. Проводит пальцем по экрану и подносит мобильный к уху, пожевывая нижнюю губу, чтобы скрыть улыбку.

Только я собрался спросить, чего она так развеселилась, как из панели доносится приглушенная мелодия. Я открываю ее и начинаю копаться, пока не нахожу телефон. Посмотрев на экран, я читаю имя контакта: Малышка Чарли.

Вот и ответ на мой вопрос. Наверное, я у нее тоже необычно подписан. Я нажимаю

«ответить» и подношу телефон к уху.

— Привет, малышка Чарли.

Она смеется, и звук доносится до меня дважды — через телефон и с соседнего сидения.

— Боюсь, мы были чересчур слащавой парочкой, малыш Силас.

— Похоже на то. — Я провожу пальцем по рулю, ожидая ответа. Но она молчит.

Все еще смотрит на незнакомый дом.

— Позвони мне, как появится возможность, ладно?

— Хорошо.

— Может, у тебя был дневник? Поищи все, что сможет нам помочь.

— Хорошо, — повторяет девушка.

Мы все еще прижимаем телефоны к уху. Не знаю, мешкает ли она потому, что боится заходить внутрь, или просто не хочет покидать единственного человека, понимающего ее ситуацию.

— Ты кому-нибудь расскажешь? — спрашиваю я. Она убирает мобильный от уха и прекращает звонок.

— Не хочу, чтобы кто-то думал, что я схожу с ума.

— Но это неправда. Иначе это бы не происходило с нами обоими.

Она сжимает губы в тонкую линию и легонько кивает, будто ее голова сделана из стекла.

— Именно. Проходи я через это одна, то можно было бы с легкостью прийти к выводу, что я сумасшедшая. Но я не одна. Мы оба в этой ситуации, значит, это что-то другое. И меня это пугает, Силас.

Чарли открывает дверь и выходит. Я опускаю окно; девушка скрещивает руки на


груди и выдавливает улыбку, указывая через плечо на дом.

— Думаю, можно быть уверенным, что я не обнаружу внутри домработницу с тарелкой жареного сыра.

Я тоже натянуто улыбаюсь.

— Ты знаешь мой номер. Позвони, если понадобится тебя спасать. Ее улыбка сменяется хмурым выражением.

— Дамочка в беде. — Она закатывает глаза и тянется в окно за рюкзаком. — Пожелай мне удачи, малыш Силас.

Ее ласковые слова полны сарказма, и меня это задевает.

 

 

 

Чарли

 

— Мама? — Мой голос ослаб и больше похож на писк. Я прокашливаюсь. — Мам?

Она выходит из-за угла, напоминая мне машину без тормозов. Я отхожу на два шага, пока моя спина не оказывается прижатой к входной двери.

— Что ты делала с этим мальчишкой?! — шипит она. Я чую запах алкоголя в ее дыхании.

— Я… он подвез меня домой со школы. — Я морщу нос и вдыхаю через рот. Она нарушает мое личное пространство. Я тянусь за спину и хватаю дверную ручку на случай, если вдруг придется бежать. Я надеялась, что что-нибудь почувствую при виде нее. Все- таки, она — моя инкубационная матка и главный организатор всех семнадцати дней рождения. Я отчасти ожидала потока тепла или воспоминаний, чего-то знакомого. В итоге,


я отхожу от этой незнакомки.

— Ты прогуляла школу! И была с этим мальчиком! Не хочешь объясниться?

От нее так пахнет, будто она только что искупалась во всем нашем барном ассортименте.

— Я сегодня… сама не своя. Я попросила его подвезти меня домой. — Отхожу на шаг. — Почему ты пьешь посреди дня?

Ее глаза округляются, и на минуту мне кажется, что она вполне может меня ударить. В последний момент женщина пятится и съезжает по стене на пол. Увидев слезы, я отворачиваюсь.

Ладно, такого я не ожидала.

С криками я могу справиться. А вот слезы меня нервируют. Особенно у незнакомки, которой мне нечего сказать. Она прячет лицо в ладони и начинает громко всхлипывать, а я прокрадываюсь мимо. Не знаю, нормально ли это для нее. Я мешкаю в конце коридора и начале гостиной. В итоге, оставляю маму в одиночестве и решаю найти свою спальню. Мне ей не помочь. Я ее даже не знаю.

Мне хочется спрятаться до той поры, пока я со всем не разберусь. Например, кто, черт возьми, я такая? Дом еще меньше, чем я думала. Рядом с моей рыдающей на полу матерью находится кухня и небольшая гостиная. Маленькие и аккуратные, они до упора набиты неподходящей мебелью. Дорогие вещи в дешевом доме. Передо мной три двери, одна из которых открыта. Я заглядываю внутрь и вижу клетчатое покрывало. Спальня родителей? Ну, явно не моя. Мне нравятся цветы. Вторая дверь ведет в ванную. Третья — еще одна спальня в левой части коридора. Я захожу внутрь. Две койки. У меня есть брат или сестра. Я стону.

Закрыв за собой дверь, я начинаю разглядывать комнату. Определенно сестра. Судя по ее вещам, она младше меня на пару лет. Я с отвращением смотрю на плакаты с группами, украшающие ее часть комнаты. Моя сторона куда проще: кровать с фиолетовым одеялом и над ней черно-белая картина. Я мгновенно узнаю работу Силаса. Сломанные ворота, висящие на петлях; лозы, пробивающиеся сквозь ржавые металлические зубцы — не так мрачно, на фотографиях у него в спальне. Видимо, эта была подобрана специально для меня. На тумбочке лежит стопка книг. Я тянусь за одной и читаю название, как вдруг раздается телефонный звонок.

Силас: Ты в порядке?

Я: Моя мать, похоже, алкоголичка, и у меня есть сестра.

Ответ приходит через несколько секунд.

Силас: Не знаю, что и сказать. Это так неловко…

Я смеюсь и откладываю телефон. Мне хочется покопаться вокруг, поискать что- нибудь подозрительное. В моих ящичках все убрано. Наверное, у меня ОКР 1 . Я разбрасываю по комнате носки и нижнее белье в попытке взбесить себя.

В ящиках пусто, в тумбочке пусто. Нахожу коробку презервативов в сумке под кроватью. Ищу дневник, записки друзей — ни-че-го. Я чистюля и зануда, если не считать картины над кроватью. И ту подарил Силас.

Мама на кухне. Я слышу, как она шмыгает носом и готовит себе еду. «Она пьяная».

Может, задать ей пару вопросов? Все равно их не вспомнит завтра.

— Эй, э-э… мам, — говорю я, становясь рядом с ней. Она перестает готовить тосты и смотрит на меня мутными глазами.

— Я вчера не вела себя странно?

— Вчера? — переспрашивает она.

— Ага. Ну, знаешь… когда пришла домой.

Она проводит ножом по хлебу и размазывает масло.

— Ты была грязной, — нечленораздельно говорит женщина. — Я сказала тебе

 

1 Обсессивно-компульсивное расстройство.


принять душ.

Я вспоминаю грязь и листья на кровати Силаса. Видимо, мы были вместе.

— Когда я пришла домой? У меня был разряжен телефон, — вру я.

— Около десяти, — она прищуривается.

— Я говорила что-нибудь… необычное?

Мама отворачивается и плетется к раковине, кусая тост и глядя на сток.

— Мам! Можно немного внимания? Ответь, пожалуйста. Почему эта ситуация мне знакома? Я молю, она игнорирует.

— Нет, — просто говорит она. Затем мне приходит мысль: одежда со вчера. За кухней есть небольшой шкафчик со стиральной машиной и сушилкой. Я открываю машинку и вижу небольшую кучку мокрой одежды на дне. Достаю ее. Она определенно моего размера. Должно быть, я кинула ее в стирку в попытке смыть улики. «Улики чего?» Лезу в карманы джинсов. Внутри мятая и влажная бумажка. Я роняю джинсы и несу бумажку к себе в комнату. Если попытаюсь развернуть ее, она может порваться. Решаю оставить ее на подоконнике, чтобы подсохла.

Затем пишу Силасу.

Я: Ты где?

Жду пару минут и пробую еще раз.

Я: Силас!

Гадаю, всегда ли я так делаю; донимаю его, пока не ответит.

Отправляю еще пять сообщений, а после метаю телефон через всю комнату, закапываясь лицом в подушку Чарли Винвуд и громко крича. Вряд ли Чарли Винвуд когда-либо кричит. У нее нет характера, судя по комнате. Ее мама алкоголичка, а сестра слушает отстойную музыку. И откуда я знаю, что плакат над кроватью сестры сравнивает любовь с «бумом» и «хлопом»2, но не помню ее имя? Я бреду в другую часть комнаты и

начинаю рыться в ее вещах.

— Динь-динь-динь! — кричу я, вытаскивая дневник в горошек из-под подушки. Затем устраиваюсь на кровати и открываю его.

Собственность Джанетт Элис Винвуд. НЕ ЧИТАТЬ!

Я игнорирую предупреждение и переворачиваю первую запись:

Чарли ужасна.

Моя сестра худший человек в мире. Надеюсь, она умрет. Закрываю дневник и возвращаю под подушку.

— Просто отлично.

Родные ненавидят меня. Какой же надо быть, чтобы тебя ненавидела собственная семья? Из другого конца комнаты доносится звук оповещения на телефоне. Я подпрыгиваю, думая, что это Силас, и внезапно чувствую облегчение. Сообщений два. Одно от Эми: «Ты где?!!»

А второе от какого-то Брайана: «Привет, я скучал по тебе сегодня. Ты сказала


ему?»


 

Кому? И что?

Я откладываю телефон, так никому не ответив. Решаю дать дневнику второй шанс,


пролистывая до последней записи Джанетт, датированной вчерашним днем.

Мне нужна пластинка для зубов, но мы слишком бедные. У Чарли была пластинка.

Я провожу языком по зубам. Да, определенно ровные.

Ее зубы такие ровные и идеальные, а мои навсегда останутся кривыми! Мама обещала подумать об этом, но после случая с папиной компанией у нас нет денег на нормальные вещи. Ненавижу брать ланч из дома. Как в детском садике!

Я пропускаю абзац, в котором она подробно описывает критические дни своей

 

2 Имеется в виду песня Charli XCX – Boom Clap


подруги Пэйтон. Затем жалуется на отсутствие месячных у себя, но тут ее запись прерывается приходом вашей покорной слуги.

Мне нужно идти. Чарли вернулась и она плачет. А такое редко случается.

Надеюсь, Силас бросил ее так ей и надо!

Значит, я плакала, когда вернулась домой. Я подхожу к подоконнику; бумажка из моего кармана чуть подсохла. Осторожно разглаживаю ее и кладу на стол, который мы, похоже, делим с сестрой. Чернила частично смылись, но это похоже на чек. Я пишу Силасу:

Я: Мне нужно, чтобы ты меня подвез.

Я снова жду, начиная злиться из-за его задержек. «Я нетерпеливая».

Я: Мне тут пишет один Брайан. Он любит пофлиртовать. Я могу попросить его, если ты занят…

Через секунду на телефон приходит оповещение.

Силас: Вот уж нет! Уже в пути.

Я улыбаюсь.

Выскользнуть из дома будет легко, учитывая, что мама отключилась на диване. Я наблюдаю за ней с м




©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.