 |
|
II. О существовании человека-корректора в Институте имени Сербского
Доставив человека-корректора в Институт Сербского, санитары препровождают его к профессору; профессор светит человеку-корректору в зрачок, стукает по коленке, задает ему несколько наводящих вопросов – и потом человеку-корректору совершают укол и помещают его в комнату с плюшевыми стенами – это чтобы человек-корректор не убил себя об стену…
Человек-корректор сидит на полу в этой замечательной комнате некоторое время и безумно озирается по сторонам – хотя озираться по сторонам в такой комнате совершенно бессмысленно – ничего там интересного быть не может, ну, вот так… потом укол начинает действовать, головной разум человека-корректора преисполняется прозрачностью и непринужденностью – и человек-корректор засыпает на фиг.
Так начинается существование человека-корректора в институте. Утром человек-корректор идет в столовую и потребляет там еду: кашу и компот. После каши и компота над человеком-корректором учиняют всякие замысловатые медицинские процедуры (только вот толку от этих процедур особенно нету), а потом человек-корректор отправляется в свою комнату играть в кубики. Кубики у человека-корректора специальные – с буквами на гранях, типа как у детишков, – только у детишков кубики деревянные, а у человека-корректора они плюшевые – это чтобы человек-корректор не убил себя кубиками. И вот человек-корректор садится на полу и начинает составлять из этих замечательных кубиков образцы словоформ. Словоформы эти настолько удивительны, что даже профессор не может ничего из них понять. А иногда человек-корректор не составляет никаких словоформ, а просто сидит и часами смотрит в какую-нибудь одну букву, а потом еще долго пытается заглянуть внутрь кубика и даже не хочет потреблять кашу с компотом – и приходится тогда ему вместо каши с компотом начислять феназепам… В послеобеденный час санитары выводят человека-корректора погулять в парк – и тогда человек-корректор составляет свои кубики на зеленой траве или сидя в сугробе. Вечером человек-корректор ужинает, и его запирают на ночь в его комнате; долгие часы после заката человек-корректор никак не может заснуть – все сидит и сидит, забившись в угол и отбросив свои кубики, – и смотрит, и смотрит в пустую темноту перед собой – и один только адский сотона знает, что за неведомые буквы и словоформы он там прозревает… Да и тот, наверное, не знает…
А когда случается полная луна, человек-корректор разбрасывает кубики по всей комнате и начинает что-то трудноразборчивое разговаривать, а потом он пишет свои словоформы пальцем по стене (хотя на стене, конечно же, никакого следа не остается) – и так до самого рассвета, пока места для новых букв на стене уже недостает, – и тогда приходят санитары и начисляют ему двойную дозу феназепама. …На день рождения к человеку-корректору приезжает мама и привозит пряники «Покровские» и лимонад, только лимонад не в бутылке, а в картонной коробке – это для того, чтобы человек-корректор не убил себя бутылкой. Человек-корректор показывает маме свои кубики и смеется дурным смехом… Когда мама уходит, человек-корректор еще долго рассматривает буквы на этикетке из-под лимонада – и потом несколько дней совсем не берется за свои кубики, а только читает и читает надписи на этикетке, беззвучно шевеля губами, и о чем-то глубоко думает. Но потом ему дают еще феназепама, и он возвращается к своим кубикам.
На Новый год у человека-корректора забирают его кубики и дают новые. Человек-корректор еще долго не может привыкнуть к новым кубикам – ночью плачет, а утром отказывается от каши и от компота, но потом он все-таки потихоньку привыкает и к новым кубикам, и дозировку феназепама ему опять понижают, и человек-корректор по-прежнему сидит и составляет свои непостижимые словоформы…
Так и проходят дни человека-корректора…