Главная | Обратная связь

ПРОБЛЕМА ЖАЛОВАНЬЯ И ПОЖАЛОВАНИЙ

С. Ф. Орешкова

ОСМАНСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ СТРУКТУРА:

ПРОБЛЕМА ЖАЛОВАНЬЯ И ПОЖАЛОВАНИЙ

(Феномен восточного деспотизма: структура управления и власти.

– М.: Наука, 1993. – С.262-272)

 

Османская имперская государственная структура сложилась относительно поздно — к середине XV в. и еще век продолжала совершенствоваться. На первых же этапах складывания этого государственного образования, в османском бейлике первой по­ловины XIV в., бей был лишь первым среди равных. Он воз­главлял пограничное племя, которое самостоятельно вело борь­бу с «неверными», и потому постоянно пополнялось воинами-гази, приходившими к османцам из тюркских анатолийских бейликов и даже из Ирана, Средней Азии, арабских стран и дру­гих более отдаленных мест для считавшегося почетным среди мусульман участия в «священной» войне. Миграционное дви­жение усиливало военные возможности бейлика и вместе с тем разрушало уже довольно относительное племенное единство османцев, их связи с кочевыми традициями, что делало осман­ское общество более открытым к восприятию новых форм об­щественной организации.

Уже при Османе (1258—1324/26) племя не было сообще­ством равных. Получив от сельджукского султана для рассе­ления племени район Сёгуда, османцы начали завоевание близ­лежащих византийских земель. Своим родственникам и «сорат­никам из тех, кто пришел вместе с ним» (а известно, что пер­воначально племя насчитывало всего 400 кибиток), Осман раз­давал завоеванные земли. Причем характерно, что в старых ос­манских хрониках на равных упоминаются пожалования отдель­ных областей (районов Караджа-хисара, Яр-хисара, Инегёля), «доходов» от какого-либо довольно крупного населенного пунк­та («дал в качестве тимара доход с Биледжика») и назначение на престижную должность (должность субаши — брату Гюндюзу). Собственное положение бея ненамного отличалось от по­ложения соплеменников. Известно, что после смерти Османа в дервишской обители Ахи Хасана собрались знатные люди, что­бы распределить имущество Османа между его сыновьями. «Кроме завоеванных областей, никаких богатств не было». Ос­талась одежда Османа да несколько табунов коней и отар овец. Сын Османа Орхан, однако, уже именовался султаном, чеканил собственную монету, создал собственную армию, обо­собленную от племенного ополчения и отрядов гази (С. 262-263).

После переноса военных действий на Балканы (середина XIV в.) и завоевания там территорий встал вопрос об органи­зационно-хозяйственном освоении этих земель и формировании управленческой структуры. В начале 60-х годов XIV в., после завоевания Эдирне (Адрианополя), создается румелийский эялет (или бейлербейство) — особая административная единица, объединяющая несколько более мелких, так называемых санд­жаков или лива. Для османской «подлинно военной державы средневековья» была характерна связь армии с территориаль­ной администрацией. Так, термин «санджак» (как и его араб­ский эквивалент — «лива») означал первоначально знамя, за­тем — военное подразделение и, далее, административную тер­риторию, предоставлявшуюся подразделению для размещения, позднее же поставлявшую в османскую армию определенное количество воинов-кавалеристов. Знаменательно, что админи­стративное объединение санджаков Румелии (Рум или — стра­на румов, ромеев, византийцев) в единую административную область более чем на 30 лет опередило создание подобной административной единицы в Анатолии. Очевидно, это объясняет­ся необходимостью более тесного объединения сил завоевателей в условиях постоянных войн.

Беи-завоеватели, покорявшие балканские земли, не всегда были выходцами из османского племени. Многие из них дей­ствовали на свой страх и риск, не будучи связанными с каким-либо бейликом. Были среди них и принявшие ислам бывшие христианские феодальные владетели (такие, как Михал-бей, возможно, Эвренос-бей и др.). Османские правители сравни­тельно легко сумели объединить и подчинить их. На первых порах от них не требовалось ничего, кроме формального при­знания верховенства османских султанов.

Характерно послание 1359/60 г. Мурада I Хаджи Эвренос-бею, где говорится, что султан жалует бею земли, «завоеван­ные его (бея) собственной... саблей», дающие доход «10 раз по 100 тыс. акче». Эвренос-бей назначается «право­верным эмиром всех гази» этого района, ему обещана любая помощь от османских правителей: «если окажется необходи­мым, дай знать на эту сторону», т. е. в Анатолию, по другую сторону Проливов. Помогут всем, даже продуктами питания в случае неурожая. В этом же послании говорится об обраще­нии Эвренос-беем в вакф многих деревень. Султан поддержи­вает действия бея и поощряет его на создание вакфов.

Такое поощрение создания вакфов в завоеванных областях имело большие последствия для дальнейшей османской исто­рии. Именно учреждение вакфов стало одним из главных мето­дов хозяйственного освоения завоевателями новых территорий, в дальнейшем же династии беев-завоевателей, являясь учреди­телями крупных вакфов, лишь благодаря этому сумели сохранить свои экономические, социальные и даже политические по­зиции в османском обществе. (С.263-264). Вакфы, как считают некоторые исследователи, были своеобразной и единственной в Османской империи устойчивой и законной формой частной собственно­сти, при которой, передавая в пользу мусульманских духовных или благотворительных учреждений свое имущество (в случае с Эвренос-беем — землю), учредители оставляли за собой и своими наследниками право управлять вакфом и получать от него определенную долю доходов. Благодаря этому сохраняли свое материальное благополучие на протяжении веков старые бейские фамилии. Некоторые из них вновь вышли на истори­ческую арену в XVIII в. в период разложения тех османских структур, которые были положены в основание османской им­перской власти. В данном же случае нам интересно то, что беи-завоеватели на Балканах в одиночку не могли удержать завое­ванные ими земли в собственном владении и обойтись без за­щиты государства либо мусульманской общины. И главной причиной был не какой-то диктат османских властей, а реаль­ная обстановка того времени. Ликвидируя старый господствую­щий класс и сохраняя (что хорошо прослежено в османистической литературе) прежние формы и нормы эксплуатации крестьянства, завоеватели могли стать новым господствующим классом, лишь действуя сообща, создавая некие объединяющие их социальные институты. Поэтому, очевидно, не следует счи­тать, как это делается в некоторых турецких исторических ис­следованиях, что в период беев-завоевателей существовал фео­дализм, затем насильственно сломленный османской властью. Победа османских государственных структур потому и оказа­лась столь легкой, что беи нуждались в них, будучи не в со­стоянии в одиночку отстоять свою власть.

Хотя в стране все еще сохранялись районы кочевого хозяй­ства и немалую роль играли города с их торгово-ремесленной деятельностью и транзитная торговля, но главным источником экономического могущества османского государства в XV— XVI вв. становится аграрное хозяйство завоеванных областей. Именно на его базе формируется так называемая тимарнаяси­стема — строго регламентированная структура султанских зе­мельных пожалований. В ее основе лежали переписи населения, земель и других возможных объектов налогового обложения, проводимые повсеместно после османского завоевания. На них базировалась османская налоговая система, которая, по сути, фиксировала рентные и налоговые платежи, существовавшие в этих местностях до завоевания, но при османском владычестве получили публично-правовой характер, так как были записаны в санджакские канун-наме (т. е. законодательные акты, состав­ленные османцами для каждой административной единицы).

Получившим тимар разрешалось собирать определенные на­логи с крестьянства в строго зафиксированных законом разме­рах. Следовательно, османские власти, вводя тимарную систему, воспользовались уже сложившейся до них традицией земельно-рентных отнояшений и, опираясь на нее, начали строить свое общество и формировать новый господствующий класс (С. 264-265). Получа­тели тимаров не имели права что-либо изменять в своих отно­шениях с крестьянством. Они выступали лишь как надсмотрщи­ки за крестьянскими хозяйствами, выполняли некоторые пред­писанные им хозяйственно-организационные функции, собирали пожалованные им налоги с крестьянства. В этом плане их мож­но рассматривать не как собственников или хотя бы владель­цев земельных участков, а как государственных администрато­ров, которые, в свою очередь, контролировались государствен­ными сборщиками налогов, собиравшими с крестьянства тех же тимаров налоги, предназначенные для уплаты в казну.

Для рядового тимариота тимары служили «кормлением» за участие в кавалерийском ополчении, в котором они были обя­заны служить сами и выводить под своим командованием в за­висимости от дохода с тимара определенное число экипирован­ных воинов.Военные командиры кавалерийского (сипахийского) ополчения получали тимары более крупных размеров (называемые еще зеаметами). Они также имели право соби­рать с крестьян во владениях рядовых сипахи некоторые нало­ги в свою пользу. Такое двойное налоговое соподчинение не позволяло тимариотам превысить предписанные им квоты на­логовых сборов. Эта военно-налогово-административная структура явилась первой территориальной администрацией осман­ского государства. Наряду с тимарной складывалась государ­ственная фискальная система, подчинявшаяся башдефтердару, а также надзиравшая над этими двумя судебно-кадийская служба со своими особыми территориальными округами.

Итак, османская государственная администрация и кавале­рийское ополчение, основа османской армии в XV—XVI вв., первоначально складывались на базе земельных пожалований и рентных сборов с крестьянства. Османское государство высту­пало как преемник доосманских социальных структур и харак­терных для них земельно-рентных отношений, кочевнические же традиции и структуры отступали на второй план. Не слу­чайно, что с начала XVI в. под флагом шиизма кочевники в Анатолии вели антиосманскую борьбу за возвращение к пле­менным идеалам.

Тимарная система к XVI в. достигает наивысшего расцвета. Известно, что по данным в 1527/28 г. из общей налоговой сум­мы, собиравшейся в Румелии, 46% шло в руки тимариотов; еще больше была доля тимарной системы в Анатолии — 56%. Владельцев тимаров всех рангов насчитывалось в это время 37 521. Вместе с подчиненными тимариотам всадниками и слу­гами тимарное кавалерийское ополчение могло составить 70— 80 тыс. В дальнейшем, несмотря на численный рост этого вой­ска (до 120 тыс. к концу XVI и даже, по некоторым данным, до 200 тыс. к середине XVII в.), начинается его упадок, показателем чего были падение дисциплины, отставание в военно-техическом отношении, прекращение развития тимарной системы вширь при более интенсивной нагрузке на тот же земельный фонд, чем и было вызвано увеличение численности войск, хотя материальная обеспеченность тимариотов явно ухудшалась (С. 265-266).

Интересно соотношение тимарных владений с другими фор­мами налоговых сборов в Османской империи в тот же период расцвета первой половины XVI в. В эялете Анадолу (т. е. в за­падных и южных районах Анатолии) тимарная система охва­тывала 12 701 деревню, 76 городов, 78 касаба, 1969 племенных джамаатов. В это же время в распоряжении султана были 19 городов, 9 касаба, 615 деревень и 935 джамаатов. В вакфы были включены 6 городов, 7 касаба, 1415 деревень, 41 джамаат. У владельцев же мюльков было всего 66 деревень. Податное мужское население распределялось следующим образом: 280 880 — в тимарных владениях, 107 415 — в хассах падишаха, 79621 —в вакфах и 3153 — в мюльковых владениях эялета.

Тимариоты были обязаны жить в тех санджаках, где нахо­дились их тимары. Поэтому даже в условиях активных войн XVI в. (а практика была такова, что призывались обычно не все тимариоты сразу, а санджаками поочередно, военные дей­ствия велись лишь в теплое время года, зимой же воинов рас­пускали по домам) они оставались постоянно действующей полицейско-административной силой, активно функционирующей в самих отдаленных уголках османского государства. Разумеется, эти относилось лишь к составляющим основу этого государства 24 эялетам, где была введена тимарная система, но были еще восемь крупных эялетов, главным образом в арабских странах, в которых сохранялась особая социальная структура, отличная от тимарной, и ряд вассальных территорий, также развивав­шихся и управлявшихся по-иному.

По османскому законодательству, владельцами тимаров мог­
ли стать лишь представители аскери, если судить по букваль­ному значению этого слова — военные, но по сути эта часть ос­манского общества определялась не профессиональной деятель­ностью, а тем, что ее представители не относились к налого­плательщикам (реайе). В первые века формирования осман­ского общества и государства, в условиях постоянных войн и потребности в притоке новых воинов, османские власти широко
использовали тимарные пожалования как меру поощрения и
привлечения в свои войска людей независимо от их родовой
или социальной принадлежности. Так, в состав тимариотов-сипахи могли попадать отличившиеся на поле брани участники
крестьянского и племенного ополчений, рядовые члены мусуль­манских религиозных братств, выходцы из различных бейликов и даже христиане, перешедшие на службу к завоевате­лям.

В дальнейшем же, когда фонд земель для раздачи сокра­тился, а численность сипахи достигла такого предела, что войско стало плохо управляемым, да и боевые качества этой кава­лерии перестали соответствовать потребностям времени, попасть в сипахи становилось труднее, появилось значительное количе­ство очередников, ожидавших получения тимаров, проводились различные проверки и даже «чистки» тимариотского состава, при которых отдельные сипахи лишались владений, в том числе под предлогом, что они не являются потомственными тимариотами (С. 266-267). В многочисленных дидактических трактатах XVI— XVII вв. все настойчивее звучала мысль, что непозволительно реайе садиться на коня и брать в руки меч.

Более строгое сословное обособление аскери не означало, однако, возвышения сипахи-тимариотов в социальном плане. Внутри аскерийской социальной общности возникает им мощ­ный противовес. Это так называемые капыкулу (букв, «рабы [августейшего] порога»). Сам термин «кул», т. е. раб, слуга, в османских условиях генетически имел буквальный смысл. Мы знаем, что и в России, например, наизнатнейшие бояре мог­ли называть себя «царскими холопами», «слугами царя» и т. п., но это никак не было связано с их происхождением. Османцы же использовали традицию, ранее сложившуюся в арабском мире и Средней Азии, где в армейскую службу вовлекались военнопленные, обращенные в рабство.

Еще при Орхане подобным способом начали строить «новое войско» и османцы. По мусульманскому обычаю, султану шла пятая часть всей добычи, захваченной на войне, в том числе и рабов (так называемый ленчик). На первых порах использо­вали их, позже для той же цели отбирали детей у христианских подданных империи (девширме). 10—12-летних мальчиков изо­лировали от родителей, обращали в ислам, отдавали на обуче­ние турецкому языку и «рабскому служению» в мусульманские семьи разного материального достатка, а затем профессиональ­но готовили в специальных школах-казармах при султанском дворе. В категории такого воинства относились янычары и не­которые иные как пехотные, так и кавалерийские, вспомогательные, а позднее и имевшие особое техническое оснащение (например, пушкари и т. п.) воинские подразделения. Они по­учали из государственной казны денежное жалованье, а так­же пропитание, экипировку и вооружение.

При Баязиде I (1389—1402) их начали использовать не только для армейских нужд, но и в административном и двор­цовом управлении. В течение первой половины XV в. к представителям капыкулу перешли все высшие должности в уп­равленческом аппарате государства. Из их среды могли назна­чаться и высшие командиры сипахийского ополчения — бейлер-беи. В 1453 г. впервые выходец из девширме становится великим везиром. Для тимариотов-сипахи оказались перекрытыми всепути наверх. Не имея своих представителей в верхушке го­сударственного управления, разбросанные по разным санджакам империи, сипахи утрачивали свое былое влияние на политическую жизнь страны, а к XVII в. лишились и значительной части землевладений (С. 267-268). Причем наступление шло с двух сторон: во-первых, султанское правительство сокращало земельный фонд, который ранее предназначался воинам-сипахи, забирая земли в свое распоряжение, во-вторых, многие бывшие сипахийские тимары передавались официально капыкулу, занимавшим не военно-административные, а чисто управленческие, а то и дворцовые должности.

Размеры владений, предоставлявшихся верхушке капыкулу, намного превышали традиционные тимары. Так, командиры от­дельных родов войск или крупных военных соединений — белюков, а также главы подразделений дворцовых слуг получа­ли в середине XVI в. «кормления» с доходом в 200—300 тыс., янычарский ага — 500 тыс. акче в год. Обычные янычарские командиры имели тимары в 20—30 тыс. акче. Во время каких-либо реорганизаций или смены командного состава даже рядо­вые воины-капыкулу могли взамен жалованья получить тимар (но без гарантии, что пользование им будет длительным). В этих случаях существовала определенная такса, по которой, как свидетельствуют кадийские сиджилы, ежедневное жало­ванье в 10 акче заменялось тимаром с доходом в 10 тыс. акче.

Особенно часто замены практиковались для воинов таких воинских подразделений, как джебеджи, топчу, сарач, налбанд, т. е. связанных с техникой или техническим обслужива­нием армии (артиллерия, перевозки, ремонтные работы и др.). Сипахи же (т. е. старые тимариоты, воины кавалерийского ополчения) фактически превращались в подобие нищего поздне-средневекового европейского рыцарства. Они становились ме­нее нужными и не столь зависимыми от государства, а потому и менее охраняемыми им. Известно, что небольшие тимары (в 3—5 тыс. акче) бейлербеи могли выдавать от себя лично, не испрашивая разрешение султана. К началу XVII в. почти все сипахи Румелии имели такие мелкие держания и потому были обязаны лично участвовать в походах. Отдельные отряды, экипированные за счет доходов с тимарных владений, во многих эялетах могли выставлять лишь бейлербеи и саиджакбеи.

Изменения размеров пожалований и состава тимариотов влекли за собой изменения и в общественной жизни. Сипахийство, т. е. первые османские воины-администраторы и надсмотр­щики за сохранением рентной базы, которую османцы получили от предшествующих обществ и на которой начали строить соб­ственный господствующий класс, фактически сходит с истори­ческой арены. Однако тимарная система не была отменена, а потому тимар по-прежнему оставался желанной формой воз­награждения за службу, вожделением многих разорившихся тимариотов, храбростью на поле брани рассчитывавших попра­вить свое социальное и материальное положение. В первой половине XVII в. имелась огромная масса деклассированных быв­ших тимариотов, по разным причинам (и произвол властей, и «революция цен», и конфликты с капыкулу, и демографическая ситуация, и т. п.) потерявших свои «кормления» (С. 268-269)

Разоряясь, тимариоты не переходили, однако, в другую со­циальную категорию, они продолжали считать себя аскери, до­стойными получения нового земельного пожалования. Отсюда — их постоянное желание воевать и все нарастающая социальная напряженность в обществе. Причем конфликтность была силь­нее в верхушке общества, внутри аскери, а не между ренто-плателыциками и рентополучателями. Сипахи резко протесто­вали против проникновения в сферу тимаровладения «чужаков» из капыкулу. В эволюции капыкулу и их отношении к земле и землевладению была, однако, своя специфика, не позволяв­шая им стать преемниками сипахи-тимариотов. Основная мас­са капыкулу продолжала жить за счет жалованья из казны. Численность этой категории общества на протяжении XVI— XVII вв. постоянно увеличивалась. Если в 1562/63 г. в стране было 48 316 капыкулу, то в 1594/95 г.— уже 80 370, а в 1660/61 г.— 94 979. Соответственно росли и расходы на их содер­жание. Лишь на жалованье было затрачено в 1562/63 г.— 12 649 000 акче, а в 1660/61 г.—308 693 368 акче. Если же учесть и расходы на проживание, пропитание и вооружение, также предоставлявшиеся капыкулу за счет казны, то суммы получаются поистине огромными. Ведь известно, что весь налог с немусульман империи — джизье — составлял в 1660/61 г. лишь 141007 977 акче. Общая же сумма доходов государства а 1660/61 г. оценивается в 610 338 118 акче.

Такие непомерные расходы вынуждали финансовые органы империи постоянно изыскивать новые объекты налогообложе­ния и увеличивать налоги, вводя новые сборы для покрытия всевозможных нужд. Потому-то землю и крестьянство, как главные объекты налогообложения, становилось выгоднее не отдавать в тимарные держания, а сохранять как объекты госу­дарственных доходов — мукатаа — в распоряжении казны. Этим, по-видимому, объясняются чрезвычайные меры по изъятию тимаров у лиц, якобы не явившихся к театру военных действий б 1596 г., когда одним правительственным актом тимаров ли­шились почти 30 тыс. человек. Социальный взрыв, последовав­ший за этим распоряжением, не позволил правительству пойти тогда на столь решительную ликвидацию тимарной системы, и ее агония продолжалась еще почти 250 лет.

Тимарные владения, которые все чаще начинают жаловаться верхушке капыкулу, несмотря на огромные доходы, получаемые их обладателями, не являлись тимарами в прежнем значении. Пожалования капыкулу относились к категории хасс, арпалык и т. п. Они могли быть крупных размеров и доходности, но не передавались по наследству, были связаны с определенной должностью, управлялись не их получателями (которые, как правило, и не жили в своих владениях, а могли служить в ка­ком-то отдаленном от пожалованного тимара районе или, чаще, в столице), а специальными управляющими или откупщиками Тимарополучатели из среды капыкулу, следовательно, не был организаторами хозяйства и сельской жизни (С. 269-270). Они представляли собой рентополучателей-рантье, оторванных от хозяйственной деятельности значительно больше, чем это было с сипахи-тимариотами. Земельные пожалования для них были не объектом владения, а фактически тем же жалованьем, при коте ром обезличен и безразличен источник дохода. Тимарами ка­пыкулу часто могли быть записаны доходы с различных неаг­рарных объектов, а бывало, например, и так, что командир от­ряда войск капыкулу, расквартированных в провинции, получал определенные суммы, вычитавшиеся из жалованья подчиненных ему рядовых воинов, и эти отчисления фиксировались в финан­совых документах как его тимар. Следовательно, тимарная си­стема отрывалась от аграрно-хозяйственной основы, на которой она возникла.

На протяжении XVII в. постепенно утрачивала значение си­стема девширме. Кадры капыкулу стали пополняться из соб­ственной среды и генетически терять связь с рабством. Однако их рабская зависимость от султана и его милости оставалась. У них не было другого надежного источника материального и социального благополучия, кроме государственной службы. Ши­роко известны многочисленные случаи, когда, накопив огром­ные состояния, но не угодив султанскому окружению, государ­ственные деятели получали отставку и теряли и богатства, идаже голову. Казни и опалы великих везиров, например, стали постоянным явлением османской государственной жизни.

Государственный аппарат Османской империи с конца XVI в. приобретал самодовлеющий характер, выполнявший лишь функ­ции подавления, ограбления и самообеспечения. С организацией хозяйственной жизни в аграрной сфере он был связан мало. Он постепенно превращался в паразитический нарост на со­циально-хозяйственном организме страны. Между ним и наро­дом возник новый слой, наиболее яркие представители кото­рого в XVIII в. стали называться айянами. Они представляли собой местную знать, хозяйственно независимую от государст­венных структур, выросшую на базе откупов, управления круп­ными хассами или вакуфными владениями, а иногда и старых доосманских владений, включенных османскими властями в тимарную систему, но сохранивших более тесные связи с зем­лей и крестьянством (это — юрдлуки, оджаклыки и другие мюлькиеты имперских окраин).

Итак, ясно прослеживается следующая эволюция. Становле­ние османского государства и османского господствующего класса происходит на сложившейся еще в доосманский период земельно-рентной хозяйственной основе (феодальной по сути и уровню социально-экономического развития). Тимарная си­стема приняла на себя функции, которые выполнял в завоеван­ных странах прежний доосманский феодальный класс (С. 270). Однако эта система (жесткой регламентацией, внутренней подвиж­ностью владений, ограничениями в наследовании, слабой связью рентополучателей с хозяйственной деятельностью и крестьянст­вом) не только нe развивала, а как бы консервировала тот уро­вень развития общества и хозяйства, который застала при сво­ем утверждении. И если первые тимариоты были как воинами кавалерийского ополчения, так и администраторами местного уровня и в какой-то мере организаторами хозяйства или хотя бы надсмотрщиками за хозяйственной деятельностью кресть­янства, то позднее, с внутренним перерождением тимарной си­стемы и появлением в ней «чужаков» из капыкулу, хозяйствен­но-организационные функции утрачиваются, усиливается пара­зитизм господствующего класса.

Земельные пожалования и связанные с ними общественно полезные функции, выполнявшиеся тимариотами помимо госу­дарства и его структур, постепенно сходят на нет, и даже фор­мально сохраняемые подобия тимаров (типа служебных хассов и арпалыков) становятся лишь одной из форм жалованья, уп­лачиваемого государственным служащим. Государство и тимарная система как бы отторгаются от общества, начинающего но­вый виток развития, с новым возвышающимся господствующим классом хозяйственных руководителей. По уровню социального развития это, очевидно, снова возрождение феодальных отно­шений, но несколько иного типа, при котором, крестьянство теряло свой зависимый, но довольно устойчивый при феодализ­ме статус. Распространяются издольщина, ростовщическая ка­бала, крестьянство теряет имевшуюся у него ранее государ­ственную защиту от чрезмерного феодального произвола, уси­ливается эксплуатация (то же, кстати, происходило при «вто­ром издании крепостного права» в Восточной Европе), проис­ходит разорение крестьянства, а порой и сокращение ареала земледельческой культуры.

Такой путь повторных эволюции и постепенного отторжения государственных структур от общества, с нашей точки зрения, характерный путь феодального (и не только!) развития обще­ства в условиях господства деспотических государственных структур. Государство на первых порах мобилизует силы обще­ства, дает ему толчок для ускоренного развития, затем развитие замедляется, государственный деспотизм не только консервиру­ет, но и разоряет общество и разрушает появляющиеся в нем независимые институты, не связанные с государственными струк­турами. Развитие происходит как бы вспять, архаизируя формы эксплуатации. Появляется необходимость в новом витке разви­тия, отторгнув паразитическую верхушку, руководившую ранее государством и обществом (С. 271).