Здавалка
Главная | Обратная связь

Распределение критических оценок судей, их поведения и действий на процессах



Явная профессиональная некомпетентность, плохое знание законодательства 11 (19 %)
Тенденциозность, необъективность, предвзятость, неравное отношение к сторонам 13 (23 %)
Поверхностный подход, нежелание вникать в существо дела 6 (11 %)
Преждевременная оценка всех материалов дела, поспешность в принятии решений 3 (5 %)
Плохие организаторские способности, неумение поддерживать порядок в ходе судебного разбирательства, своевременно пресекать нарушения 2 (4 %)
Грубость, хамство, низкая культура поведения 7 (12 %)
Иные претензии 15 (26 %)
Всего 57 (100 %)

Всего было зафиксировано 57 таких претензий. В основном они сводились к мнениям либо о профессиональной некомпетентности судьи, в результате которой были допущены грубые ошибки (11 случаев), либо о тенденциозности, предвзятости его позиции, неравном отношении к сторонам (например, тот же случай с В. Реммером и Д. Якубовским) — 13 случаев. Несколько реже публикаторы отмечали грубость судьи, хамское отношение к участникам процесса и (или) аудитории (7 случаев).
Особенно возмущали журналистов ситуации, когда вопреки требованиям закона им запрещали вести записи, аудио- и видеосъемку процесса или просто изгоняли из зала суда. Так, “Московский комсомолец” на своих страницах объявил настоящую “войну” Хорошевскому межмуниципальному суду г. Москвы (публикации “Хорошевский суд не хочет по хорошему” от 28 февраля, “Живой труп” от 4 апреля и другие, не вошедшие в анализируемую выборку). Основная причина резкой критики — журналистов регулярно выставляли за дверь, запрещали присутствовать на заседаниях.
Немало критических стрел было выпущено и в адрес судьи Нижегородского областного суда В. Содомовского, председательствовавшего на уже упоминавшемся нами ранее процессе А. Климентьева. Подсудимый вел себя столь буйно и развязно, что судье стоило очень больших трудов поддерживать порядок на заседаниях, и ему далеко не всегда удавалось сдерживать себя: “Судья Содомовский каждые пять минут взрывается яростной тирадой в адрес Климентьева: “Прекратите здесь процесс нарушать! Кривляется, понимаешь, как некий развлекатель!” (“В “шоу века” появились новые персонажи” — “Ведомости Нижегородской губернии” от 8 февраля и другие материалы).
Критические замечания других типов (например, преждевременная оценка всех материалов дела, поспешность в принятии решений), направленные в адрес судей, встречались в газетных текстах лишь в единичных случаях.
Высказанные судьям претензии рационально аргументировались в 22 материалах, аргументы эмоционального характера выдвигались в 12 публикациях. Наиболее убедительно критика звучала в случаях, когда публикаторы проводили обстоятельный правовой анализ принятых решений, вынесенных решений.
Собирательный “портрет” судьи, составленный по материалам проанализированных изданий, был бы неполным, если бы мы ничего не сказали о правонарушениях, совершенных судьями. Вот, заместитель председателя Хабаровского краевого суда Л. Матвеев в пьяном виде нарушил правила дорожного движения. В автокатастрофе пострадал другой водитель, и судья (уже бывший) сам осужден (“Заместитель председателя суда покалечил предпринимателя” — “Коммерсантъ-Daily” от 6 мая). А председатель городского суда Ханты-Мансийска В. Бурый в трезвом виде затеял в городском парке перестрелку с заместителем начальника отделения уголовного розыска города. В результате был убит случайный прохожий. И опять суд над судьей. (“Русский казус” — “Известия” от 18 апреля). О других, не столь криминальных сюжетах (например, история с Е. Яковлевой) мы уже упоминали.
Наибольший интерес журналистов вызвало “дело” старейшего судьи Санкт-Петербурга Ф. Холодова, обвиненного в покушении на получение взятки от “героя” целого ряда судебных процессов Д. Якубовского. Об этом деле писали многие газеты: и петербургские и центральные, последовательно отслеживая все повороты развивающегося сюжета. В поле нашего исследования попало 9 материалов по “делу Ф. Холодова” из таких изданий, как “Смена”, “Известия”, “Коммерсантъ-Daily” и других.
Судьи, по материалам прессы, не только сами нарушали закон, но и становились жертвами преступлений. Правда, таких публикаций было очень мало. В двух авторы возвращались к совершенному в 1996 году убийству московской судьи О. Лаврентьевой. Состоявшийся суд установил, что преступник, приговоренный ранее своей жертвой к штрафу “за торговлю с рук в неустановленных местах”, являлся психически больным человеком (Публикации “Экспертиза установила, кто убил судью Лаврентьеву” и “Убийца направлен на принудительное лечение” в “Известиях” от 16 января и 4 марта). Еще в одном материале шла речь о таинственном исчезновении воронежского судьи Г. Вострикова, пропавшего без вести после поездки на рыбалку (“Дело судьи Вострикова закрыли. Сомнения остались” — “Российская газета” от 2 апреля).
И в заключение этого небольшого обзора еще об одном любопытном материале, попавшем в поле нашего зрения и подтверждающем высказанный тезис о том, что судьям “не чуждо ничто человеческое”. В публикации “Суд баснями не кормят...” (“Честное слово” от 3 апреля) рассказывается об уникальном гражданском процессе, происходившем в Новосибирске. В нем двое судей областного арбитражного суда Л. Чалых и Л. Маркина отстаивали свою честь и достоинство, попранные, по их мнению, председателем суда Е. Полежаевой. Они требовали и в конце концов добились решения об опровержении порочащих их сведений, которые содержались в приказе председателя суда. “Как правило, нечасто подчиненные обращаются с исками к своим начальникам. Этот же иск двух судей к своему прямому руководителю — единственный прецедент в правоприменительной практике”, — пишет автор статьи Г. Сидоров.
Подведем итоги. В целом по полученным данным оказалось очень трудно достоверно составить даже элементарный “социально-демографический портрет” судьи, не говоря уже о более сложных психологических характеристиках. Так что итоговый образ получился весьма бледным и нечетким.
Обычно все яркие краски, эмоциональные образы уходили у журналистов на подсудимого и потерпевшего, несколько реже — на адвоката и прокурора, судье же, как правило, не оставалось почти ничего. В результате в подавляющем большинстве изученных публикаций судья, огражденный от “прочих смертных” своим особым статусом и высоким положением, чаще всего выступал не как живой человек, личность, обладающая определенными, присущими ей чертами и свойствами, а лишь в качестве исполнителя социальной роли, присущей ему функции.
Ярких, запоминающихся материалов о судьях, разрушающих этот стереотип, было весьма немного. Мы их привели выше. Они были нетипичны и являлись скорее исключениями из общего правила, поскольку в них обычно был изображен облик судьи, попавшего в необычную, экстремальную ситуацию, например, на скамью подсудимых.
Общий вывод, который можно сделать по результатам анализа обобщенного “образа судьи” в прессе, заключается в том, что с помощью журналистов происходит “деперсонализация” судей в глазах читателей, аудитории СМИ. В публикациях обычно отмечается только лишь ролевая функция судьи, что вряд ли может способствовать росту авторитета судебной власти. Нежелание или неумение большинства судей конструктивно взаимодействовать с масс-медиа, отмеченное нами ранее, лишь способствует дальнейшему распространению и укреплению этого стереотипа.

“Дела СМИ”

В последние годы журналисты и редакции СМИ все чаще втягиваются в судебные разбирательства. При этом поданным мониторинга Фондом защиты гласности, сами журналисты весьма неохотно обращаются в суд, редко отстаивают свои права в судебном порядке.
Значительно чаще редакции СМИ и авторы публикаций выступают “защищающейся” стороной — ответчиками по гражданским делам или даже обвиняемыми по уголовным. Наиболее интенсивно растет число гражданских процессов “о защите чести, достоинства и деловой репутации”. Многочисленные “персонажи” газетных статей, теле- и радиопередач требуют в судебном порядке опровергнуть порочащие их сведения, а также стремятся получить немалую компенсацию морального вреда.
Так, по словам председателя Верховного суда России В. Лебедева, лишь за половину 1996 года в судах России было принято к производству свыше тысячи ста таких дел (“Суды против журналистов” — “Российская газета” от 6 марта). В 1997 году число их продолжало расти. “Чемпионом” по количеству исков к СМИ является, скорее всего, мэр Владивостока В. И. Черепков. Он подал их несколько десятков на общую сумму в два миллиарда рублей, в том числе около сорока исков к одной лишь газете “Владивосток” (“За державу обидно” — “Труд” от 30 апреля).
Естественно, что ход судебных процессов против СМИ в какой-то мере отражается на страницах различных изданий. Как именно отражается - этот вопрос входил в число важнейших среди поставленных в настоящем исследовании. Поэтому “дела СМИ” в материалах газет являлись отдельной самостоятельной темой данной работы.
У этой проблемы есть еще один очень интересный ракурс. Анализ публикаций по “делам СМИ” позволяет оценить степень сформированности в среде журналистов “корпоративного духа”, групповой солидарности, единодушия в защите “попавшего в беду” коллеги.
Фонд защиты гласности неоднократно обращался к этой проблеме. Так, в 1994 году проводилось специальное исследование, в котором изучались мнения известных редакторов и журналистов как центральных, так и региональных СМИ по данным вопросам. Большинство принявших в нем участие респондентов сочли, что журналистский корпус в России в настоящее время весьма неоднороден, скорее даже раздроблен, а “корпоративная солидарность” находится лишь в начальной стадии формирования*.
Анализу групповой сплоченности журналистов в ситуации, когда один из “собратьев по перу” подвергался уголовному преследованию, было также посвящено и другое исследование Фонда, проведенное автором настоящей работы. В нем изучалась представленность на страницах прессы хода и результатов судебного процесса “П. Грачев —В. Поэгли”, наделавшего в свое время много шума в журналистских (и не только) кругах. Тогда впервые была предпринята попытка использовать метод контент-анализа применительно к отражению в прессе судебно-правовой тематики, первоначально на материале лишь одного процесса, своеобразного “key-study”.
Результаты этого исследования показали, что экзамена на “корпоративную солидарность” не выдержали многие издания, для них оказались важнее иные ценности, например, ведомственная принадлежность. “Инстинкт самосохранения” и интерес к этому уголовному процессу в журналистском сообществе проснулся очень поздно, лишь после вынесения приговора В. Поэгли, когда многие аналитики увидели в нем, в его возможных последствиях угрозу свободе слова в России, поняли, что сегодня “колокол звонит” по В. Поэгли, а завтра может настать их очередь**.
С тех пор прошло два года. Изменилось ли что-нибудь в профессиональном сознании “пишущей братии”?
Всего в исследовании было получено 57 сообщений прессы по “делам СМИ”: 48 единиц анализа и 9 кратких упоминаний (лишь 4,3 % от общего числа изученных публикаций). 42 из них (74 %) были опубликованы в центральных изданиях, остальные — в региональных (в основном, петербургских). Больше всего материалов было зафиксировано в “Коммерсантъ-Daily” - 18 (32 %), а ряд газет вообще не обращался к этой теме.
Авторами этих публикаций были либо профессиональные журналисты (28 материалов), либо в коротких заметках авторство не указывалось, а обычно давались ссылки на использованные источники информации —другие СМИ (20 материалов). Напомним, что данный показатель подсчитывался лишь по содержательным публикациям, посвященным судебной тематике (единицам анализа).
В 51 публикации (89 %) журналисты и СМИ выступали “защищающейся” стороной: ответчиками по гражданским искам и обвиняемыми по уголовным делам. Кроме того, было зафиксировано одно административное дело, в котором журналисту А. Подрабинеку “инкриминировалось неповиновение сотрудникам милиции при исполнении ими служебных обязанностей” (“Милиция осадила девичий приют” — “Коммерсанта- Daily” от 12 февраля).
Истцами в гражданских процессах представители масс-медиа выступали лишь в трех публикациях. Все эти материалы были посвящены известной истории с лишением журналистов ОРТ аккредитации в Государственной думе. Уважаемые “...депутаты обиделись на парламентского репортера ОРТ Павла Рязанцева, который в одном из февральских выпусков программы “Время” подробно рассказал о прениях по законопроекту “Об ограничении оборота продукции, услуг и зрелищных мероприятий сексуального характера”, выдвинутый председателем думского комитета по культуре Станиславом Говорухиным” (“Возвращение ОРТ в Думу откладывается” — “Коммерсантъ-Daily” от 20 марта). В публикациях рассказывалось, как этот конфликт был разрешен в Верховном Суде России.
Тот же “Коммерсантъ-Daily” информировал читателей о ходе уголовного процесса по делу об убийстве журналистки Натальи Алякиной, погибшей в мае 1995 года (“Процесс по делу о гибели журналистки” в номере от 30 мая). Наконец, еще в одном сообщении прессы речь шла о трудовом споре между Свердловской государственной телерадиокомпанией и ее бывшим руководителем В. Костоусовым, оспаривавшем в суде решение о своем увольнении (“За кулисами конфликта” — “Новая городская газета” от 22 мая).
Таким образом, полученные данные свидетельствуют о том, что журналистам в основном приходилось защищаться от обвинений, выдвинутых по отношению к ним. Какие это были обвинения?
Все три зафиксированные нами публикации по уголовному преследованию журналистов были посвящены счастливому (для осужденного) завершению “дела Поэгли”: в марте 1997 года Президиум Московского городского суда отменил приговор заместителю главного редактора “Московского комсомольца”, и это дело наконец было окончательно закрыто (“Поэгли не оскорблял Грачева” — “Коммерсантъ-Daily” от 28 марта и другие материалы).
Почти во всех материалах газет, посвященных описанию гражданских процессов с участием СМИ и журналистов, речь шла “о защите чести, достоинства и деловой репутации” лиц, фигурировавших в сообщениях масс-медиа (более 95 %). Состав истцов, жаждавших опровергнуть порочащие их сведения, был весьма впечатляющим. Условно их можно разделить на три группы.
В первую, самую большую, вошли известные (и не очень) политики, государственные и общественные деятели: председатель Государственной думы Г. Селезнев и ее депутаты В. Илюхин, С. Бабурин, Г. Старовойтова, В. Цой и другие, мэр Москвы Ю. Лужков и мэр Владивостока В. Черепков, экс-мэр Санкт-Петербурга А. Собчак (по числу поданных исков к СМИ, вероятно, занимающий почетное второе место после Черепкова), губернаторы ряда областей России и даже посол Азербайджана в России Р. Ризаев, а также прочие “персонажи”.
Вторую группу образовывали деятели культуры и шоу-бизнеса: композитор М. Минков, группа “На-на” и ее продюсер Б. Алибасов, артисты А. Цекало и Л. Милявская (Саша и Лолита), а также не нуждающаяся в специальном представлении А. Пугачева. Как бы “связующим звеном” между двумя этими группами являлись депутат-журналист А. Невзоров и писатель-политик Э. Савенко (Эдичка Лимонов).
Состав третьей группы истцов (остальные) был самым причудливым. Здесь можно было встретить генерала ФСБ В. Варакина и завод “Псковмаш”, командующего Северным флотом России О. Ерофеева и Донской монастырь, адвоката А. Лобанова и следователя А. Жука, а также гражданина В. Кумарина, оспорившего было сведения о том, что он бандит, но потом бросившего это дело и отозвавшего иск (“Герои криминальных сюжетов взывают к правосудию” — “Смена” от 18 апреля). В эту же группу вошел и единственный попавший в поле нашего зрения истец-судья — председатель Красноярского краевого суда Р. Хлебников, выигравший процесс у “Красноярской газеты” (“Ничего, распогодится!” в номере этого издания от 13 мая).
Все они дружно стремились защитить свою честь и достоинство, попранные журналистами, и многим это удалось. Об этом свидетельствуют уже заголовки ряда публикаций: “Нижегородский листок” заплатит 60 миллионов” (“Ведомости Нижегородской губернии” от 24 января), “Еще раз: Александр Невзоров не сволочь” (“Известия” от 18 апреля) и даже “Выполняя решение Тверского межмуниципального народного суда г. Москвы” (те же “Известия” от 10 января, “официальное” опровержение порочащих сведений).
Против кого же был направлен праведный (или не очень) гнев истцов? Среди ответчиков тоже фигурировали самые различныеСМИ: журналы (“Итоги”), редакции телепередач (“Телевизионная служба новостей”, 5-й телеканал), информационные агентства (“Интерфакс”). Но больше всего здесь было газет: и центральных (“Московские новости”, “Сегодня”, “Завтра”, “Мегаполис-экспресс” и многие другие) и региональных (“Ореол-экспресс” — г. Омск, “Молот” — Ростов на Дону, “Новый Петербург” и т.д.).
Наибольшее число публикаций (8) было зафиксировано по “громкому” судебному поединку министра внутренних дел России А. Куликова и газеты “Аргументы и факты”, “озвучившей” известное выступление генерала А. Лебедя, которое сильно задело министра. Пять материалов было посвящено разбирательству между А. Собчаком и газетой “Комсомольская правда”, а также ее обозревателем П. Вощановым. Остальные судебные процессы освещались в одной-трех публикациях, попавших в нашу выборку.
Если “чемпионом” среди истцов, по нашим данным, был В. Черепков, то среди ответчиков первенствовали “Известия”. Они фигурировали в пяти сообщениях СМИ, посвященных четырем различным судебным процессам (например, с упомянутым заводом “Псковмаш”). А вот “Коммерсантъ-Daily”, наиболее подробно освещавший на своих страницах эту тематику, сам был лишь раз вскользь упомянут в связи с судебным разбирательством (“Жук в муравейнике” — “Московский комсомолец” от 28 января).
Естественно, что ситуация, когда “не очень” праведный гнев высокопоставленных чиновников, обиженных средствами массовой информации, со всей тяжестью обрушивается на эти издания, не устраивает журналистов. Они пытаются хоть как-то объединить усилия в противоборстве этому нажиму. И вот три широко известные и авторитетные газеты, пострадавшие от судебных преследований и иных форм давления, — “Аргументы и факты”, “Комсомольская правда” и “Московский комсомолец” проводят совместную акцию — одновременно печатают на своих страницах общее открытое письмо трех главных редакторов: “Журналист должен сидеть...”. В нем в числе прочих остро и недвусмысленно ставится проблема конфликта между “третьей” и “четвертой” властью в России: “Только в прошлом году наши суды удовлетворили 3,5 тысячи исков к редакциям СМИ о защите чести и достоинства, порой просто абсурдных. Секретарь Союза журналистов России Павел Гутионтов назвал это “нескрываемым судебным террором против прессы...”.
Отразился ли призыв к единению (“Перед общей опасностью отступает на задний план профессиональная конкуренция...” — из письма “Комсомольской правды”) на позициях журналистов по отношению к судам и судьям? Вновь обратимся к нашим данным.
Из 39 публикаций, в которых описывались процессы, где журналисты и редакции СМИ выступали в качестве ответчиков по делам “о защите чести и достоинства”, лишь в 13 (33 %) авторы прямо поддерживали коллег. В 64 % материалов (25 статей и заметок) они занимали нейтральную позицию, не давали никаких оценок. И лишь в одном выступлении СМИ звучала критика ответчика (журналиста О. Кушанашвили, оскорбившего А. Пугачеву и поплатившегося за это).
Понятно, что не во всех из этих 39 сообщений масс-медиа упоминались судебные решения: часть из них вышла раньше, на начальных стадиях процесса. Однако в случаях, когда вердикт суда в публикациях приводился, можно было определить, как его оценивают авторы статей. Таких материалов было 29. В 24 из них (83 %) судебные решения никак не оценивались. Критика звучала в трех публикациях, а согласие, поддержка решения суда выражались в двух.
Наконец, последний и, пожалуй, наиболее впечатляющий результат был получен при анализе общего эмоционального тона всех публикаций — ЕА по “делам СМИ” по отношению к суду и судебным работникам (48 материалов). Здесь была зафиксирована одна (!) положительная оценка — заместителю председателя Верховного Суда России В. Верину, опротестовавшему приговор В. Поэгли, конечно же, в “Московском комсомольце” (номер от 28 марта), и четыре критических высказывания (включая одно из трех открытых писем). В остальных 43 материалах (90 %) выдерживался ровный, эмоционально нейтральный тон, каких-либо упреков, критики, неодобрения и т.д. в них не содержалось.
Вот Вам и вся “корпоративная солидарность”! Полученные данные показывают, что гневное и отчаянное письмо трех главных редакторов являлось скорее “гласом вопиющего в пустыне”, а “пустыней” служили не только “коридоры власти”, но и собственное профессиональное сообщество. Таким образом, выводы, сделанные нами ранее по результатам анализа газетных выступлений, посвященных “делу Поэгли”, полностью подтвердились и в настоящем исследовании в части, касающейся групповой сплоченности журналистов, степени выраженности “корпоративного духа” в их профессиональной среде.

* Становление духа корпорации: правила честной игры в сообществе журналистов. - М.: Начала-пресс. 1995. с. 27.
** Кроз М.В., Ратинов А.Р. Масс-медиа и "дело Поэгли". Аналитический обзор сообщений средств массовой информации. - В кн.: "Дело № 1. П. Грачев против В. Поэгли. Ст. 131 УК РСФСР". - М.: Права человека. 1996.

Заключение

1. На первый взгляд создается впечатление, что средства массовой информации очень часто обращаются к судебной тематике. Однако обстоятельных, серьезных публикаций, значительных как по объему, так и по глубине постановки проблем, весьма мало. Наиболее часто судьи и судебные органы лишь кратко упоминаются в СМИ в том или ином контексте, а среди изученных материалов преобладают небольшие заметки. Таким образом, полученные результаты свидетельствуют о том, что в масс-медиа судебная тематика содержательно раскрывается явно недостаточно, фрагментарно.
В исследовании специально не фиксировалось, какая часть от общего объема газет посвящена изучаемой тематике, но проведенная работа позволяет произвести хотя бы грубую, приблизительную оценку “на вскидку”. Так, по нашим данным, проблемы судебной системы занимают лишь несколько процентов от всей площади изученных газетных полос, несколько больше, чем, например, гороскопы и кроссворды, но несравненно меньше, чем материалы, посвященные деятельности законодателей или исполнительной власти всех уровней.
Не маловато ли это для одной из важнейших ветвей государственной власти, пусть даже весьма специфической? Почему журналисты так мало уделяют ей внимания? Не хотят писать о ней? Боятся? Считают эту сферу общественной жизни неинтересной или недостойной внимания, а материалы о ней “нечитабельными”? А, может быть, просто в большинстве своем не умеют доступно и понятно описывать и разъяснять читателям сложные проблемы и перипетии, связанные с функционированием судебных органов, поскольку сами недостаточно хорошо понимают специфику их работы?
Пристальное углубленное внимание публикаторы уделяют лишь отдельным темам, некоторым судебным делам, которые по своей общественной значимости далеко не всегда соответствуют количеству изведенных на них чернил и использованной газетной площади. С другой стороны, важные общественные события, например, в экономической сфере (отношения собственности, ее передел и др.), отражающиеся в деятельности арбитражных судов, освещаются явно недостаточно и лишь в некоторых изданиях (преимущественно, в “Коммерсантъ-Daily”). Кроме того, представленность судебной тематики очень сильно различается в конкретных изученных СМИ и по объему, и по качеству анализа, и подругам параметрам.
2. Среди авторов публикаций доминируют журналисты. Именно их профессиональные интересы и пристрастия во многом определяют частоту обращения СМИ к конкретной проблематике, связанной с деятельностью судебной системы России, форму подачи материала и его содержание, эмоциональный тон газетных выступлений по отношению к судебным работникам и другие важные характеристики выступлений прессы. В то же время на характере публикаций безусловно отражаются установки редакций СМИ, владельцев газет, определяющие их направленность, политические симпатии и антипатии и т.д., хотя именно на судебной тематике это влияние не проявляется столь отчетливо и ярко, как по отношению, например, к другим ветвям государственной власти.
3. К числу факторов, вызывающих стойкий, повышенный интерес публикаторов (что выражается в относительно большом объеме публикаций, повторных обращениях СМИ к одним и тем же событиям, стремлении зафиксировать их динамику, развертывание во времени и т.д.), относятся общественная значимость описываемого события, степень его сенсационности и скандальности, наличие в нем политического и “околополитического” аспектов, а также участие в судебном процессе известных “знаковых” фигур — политиков, бизнесменов, высокопоставленных государственных чиновников, представителей богемы, шоу-бизнеса и др. При этом общественная значимость и сенсационность как ключевые характеристики события часто столь тесно связаны и переплетены между собой, что их просто невозможно развести. В целом же журналистов, как правило, в первую очередь интересует “читабельность” их материалов, способствующая в конечном итоге повышению популярности и тиража издания, росту известности и авторитета автора. Это вполне понятно и объяснимо, если встать на позицию самих журналистов и редакций СМИ, но далеко не всегда оправданное с точки зрения общества, в котором функционируют СМИ.
4. Различные аспекты судебной тематики освещаются в прессе весьма неоднородно. Так, наибольшее внимание газетные издания уделяют описанию судебных процессов (более 60 % публикаций). Именно этот материал, обычно сам по себе очень живой и яркий, способный привлечь внимание читателей, помимо этого в наибольшей степени отвечает указанным выше требованиям. Однако в “криминальных” публикациях собственно судебная тематика редко является ведущей. Эти материалы, как правило, грешат фактологической бедностью, отсутствием указаний на использованные источники информации. Лишь примерно в 10 % случаев авторы проводят правовой анализ и комментарий материалов дела и судебных решений, а ссылки на соответствующее законодательство встречаются еще реже.
5. Значительный интерес масс-медиа проявляют также к деятельности судебной системы России в целом, ходу судебной реформы. Данной тематике был посвящен ряд обстоятельных аналитических статей.
К числу основных проблем и бед судебной власти публикаторы относят несовершенство судебного законодательства (связанное, в первую очередь, с незавершенностью реформы), ужасную судебную волокиту и забюрократизованность этой системы, а также бедность судебных органов, крайне недостаточное их финансирование.
Именно эти причины, а в особенности последняя, по мнениям многих публикаторов, порождают и другие “болезни” и “узкие места” судебной машины: “размывание” независимости судей, рост их производственной нагрузки, отток лучших кадров и другие. Все это в совокупности приводит к падению авторитета судебной власти в глазах населения, утрате доверия к судебным органам, их действиям и решениям. Эта тенденция получит отражение и в результатах опроса населения. Точнее всего основную проблему сформулировал упоминавшийся выше председатель Большемуртинского районного суда Ю. П. Слободчиков: “Нищий суд никогда не защитит права и свободы россиян”.
6. Как правило, все яркие и эмоциональные краски и образы в публикациях масс-медиа достаются истцам и ответчикам, обвиняемым и их жертвам, прокурорам и адвокатам. Они на страницах газет предстают живыми людьми, яркими индивидуальностями, обладающими своими достоинствами и недостатками, а на судей таких красок уже не хватает. В материалах прессы суд, судьи обычно изображаются в стереотипизированной форме безликой государственной машины, “штампующей” приговоры и решения.
Наиболее остро эта тенденция проявлялась в публикациях, посвященных деятельности судей. Очень часто в них судья предстает не как личность, а лишь в качестве исполнителя социальной роли, предписанной ему функции. Для того чтобы журналист вышел за рамки такого стереотипа, часто судья должен совершить что-то необычное или попасть в экстремальную ситуацию, например, оказаться на скамье подсудимых. В целом же восприятие (и изображение) судей, судебных органов как “судебной машины” — и глубоко укоренившийся стереотип общественного сознания, и типичное журналистское клише. Недаром это словосочетание (судебная машина) обычно пишут без кавычек.
7. В широкой распространенности указанного стереотипа виноваты также и сами судьи. Известно, что судебная система отличается большой закрытостью от посторонних глаз. Результаты исследования показали, что судьи не стремятся к контакту с журналистами, почти не пытаются активно формировать позитивное общественное мнение о себе, своей деятельности, разъяснять и комментировать свои действия и решения.
Если взаимодействие судей с журналистами все же изредка происходит, то инициатива в нем обычно принадлежит последним. Судьи чаще контактируют с СМ И на местах, чем в центре, а когда все же берутся за перо, склонны обсуждать общие проблемы судебной власти, а не конкретные принятые ими судебные решения. Таким образом, “на чужом поле” судебные работники не пытаются проявлять инициативу, полностью отдав ее журналистам. Почему? Не имеют права, не хотят или не умеют ясно и доходчиво простым человеческим языком без специальных юридических многомудростей высказать свою точку зрения? А может быть, их совсем не интересует такая “мелочь” как общественное мнение о своей работе?
8. В изученных публикациях преобладали эмоционально нейтральный, ровный тон и отсутствие оценок по отношению к судебным органам, судьям и судебной системе в целом. Если же сравнивать только позитивные и негативные оценки, то последние безусловно доминируют как по количеству, так и по интенсивности.
Наибольшей критике в прессе подвергается российская судебная система в целом. Это вполне понятно и легко объяснимо: ругать абстрактную и безликую систему намного спокойнее и безопаснее, чем критиковать конкретного судью, оспаривать вынесенный приговор — здесь могут и к ответственности привлечь, и аргументы нужно иметь серьезные, а не только апеллировать к эмоциям читателей. А ругать систему (всех) — это, по сути, не критиковать никого конкретно. Кроме того, острая критика журналистами пороков судебной власти в целом вполне оправдана и справедлива: именно системные недостатки по большому счету во многом являются первопричиной, порождающей и коррумпированность отдельных судей, и неправедные приговоры и решения, и другие вполне конкретные безобразия.
Реже оценивают в материалах СМИ судебные решения. В случаях, когда критика в выступлениях прессы все же звучит, обычно она в той или иной форме аргументируется, но, как правило, эта аргументация поверхностна и недостаточна, особенно с правовых позиций.
Конечно, для того, чтобы достоверно оценить правильность и справедливость критических замечаний публикаторов, необходимо провести юридический анализ материалов соответствующих судебных дел. Однако в какой-то мере можно судить и по косвенным признакам, зафиксированным в ходе контент-анализа. Так, например, в большинстве случаев авторы апеллируют не к рассудку, а к эмоциям читателей. Крайне редко они цитируют соответствующие правовые нормы и положения — основания судебных решений, почти не приводят выдержки из материалов дел и особенно приговоров, ограничиваясь обычно лишь указанием на назначенное наказание. Поневоле напрашивается вопрос: не слишком ли огульной и бездоказательной получается критика в этих случаях?
Наименее критичны журналисты по отношению персонально к судьям. Возможно, что нейтральность эмоционального тона у авторов здесь связана с содержанием описанного выше стереотипа образа судьи — “безликого функционера”. Другим вероятным объяснением этого факта могут быть опасения публикаторов, связанные с возможным судебным преследованием за критику. (Подобного рода факты неоднократно фиксировались в мониторинге Фонда защиты гласности.)
9. В целом по изученным материалам прессы не было выявлено заметной конфронтации между судьями и журналистами. Скорее можно говорить о том, что взаимодействие (особенно конструктивное) между ними сведено к минимуму: они как бы существуют в разных измерениях и имеют очень мало точек соприкосновения. Каждый занимается своим делом: судьи судят, а журналисты об этом пишут. Но от такого жесткого “разделения обязанностей” проигрывают и те, и другие, а также многочисленные читатели газет.
Один из основных выводов настоящего исследования, таким образом, заключается в том, что необходимо искать новые пути и формы налаживания конструктивного взаимодействия и сотрудничества между представителями “третьей” и “четвертой” власти, активизировать усилия в этом направлении.
10. Один из важнейших вопросов, ответ на который мы пытались найти в настоящем исследовании, заключался в том, насколько точно и адекватно российские масс-медиа описывают деятельность судебной системы. Не являют ли они собой “кривое зеркало”, подчеркивающее, выпячивающее недостатки и скрывающее достижения, в чем не раз упрекали журналистов судьи? Или же наоборот, зеркало-то прямое и ровное и нечего на него пенять, “коли рожа крива”?
Однозначного ответа на этот вопрос найти не удалось. По полученным данным наибольшей кривизны (хотя и в весьма своеобразной, необычной форме) “зеркало” достигает, когда речь заходит о судьях, их деятельности. Не вполне оно прямое и при описании ряда судебных процессов, как в фактологической части, так и в оценках и выводах, которые делают авторы этих материалов. Наиболее же точно и достоверно журналисты описывают функционирование всей судебной системы в России, ее беды и пороки. В целом же нам представляется, что масс-медиа достаточно адекватно, хотя и весьма неполно и поверхностно описывают проблемы судебной власти, так что сетования на сильную “кривизну зеркала” СМИ весьма преувеличены, они несправедливы во многих случаях.
11. Оценивая степень универсальности сформулированных выше выводов, в особенности последнего, необходимо учитывать, что полученные в исследовании данные в какой-то мере определялись выборкой конкретных изданий, использованных для контент-анализа. В основном это были солидные газеты, обладающие высоким авторитетом и популярностью у читателей. Вероятно, что если бы в выборку были включены откровенно бульварные “желтые” издания (типа “Страшной газеты”, “Мегаполис-экспресс” и т.д.), результаты были бы менее лицеприятными для представителей “четвертой власти”. А ведь такие газеты тоже кто-то читает, у них есть своя достаточно широкая и устойчивая аудитория.
12. Отдельной самостоятельной задачей настоящего исследования являлся анализ встречающихся публикаций, посвященных “делам СМИ” — судебным процессам, в которых в качестве одной из сторон фигурировали редакции или авторы публикаций. Результаты работы показали, что эта тематика мало интересует журналистов, они обращаются к ней очень редко несмотря на интенсивный рост в последние годы числа таких судебных дел, причем журналисты и редакции в них, как правило, выступают “защищающейся” стороной — ответчиками в гражданских процессах (обычно “о защите чести, достоинства и деловой репутации”) и обвиняемыми по делам об оскорблении и клевете в печати.
Публикации по “делам СМИ” в основном отличает ровный, эмоционально нейтральный тон по отношению к судьям и вынесенным ими решениям (даже более ровный, чем в общем массиве изученных сообщений масс-медиа), отсутствие критических замечаний, негативных оценок. Тональность публикаций обычно меняется лишь в случаях, когда дело доходит до судебного преследования “своего” издания или автора. Общие акции протеста, совместные усилия журналистов противостоять нажиму со стороны влиятельных представителей государственной власти, задетых в публикациях, попыткам “надеть намордник на прессу”, используя возможности судебной машины, являются единичными и скорее служат исключениями из общего правила: “каждый умирает в одиночку”.
Таким образом, результаты исследования, в котором журналисты оценивались не по словам их, например, при опросах, а по делам — публикациям, убедительно продемонстрировали, что “корпоративный дух” и солидарность в их профессиональной среде находятся в “зародышевом” состоянии, а журналистское сообщество отличается низкой групповой сплоченностью. Эти данные хорошо согласуются с результатами предыдущих исследований и подтверждают их.
13. Еще один вывод касается методики исследования. Его результаты показали, что использование контент-анализа при изучении судебно-правовой тематики является очень продуктивным. Этот метод позволяет получить статистически обоснованную и надежную информацию, обобщить очень большой массив материалов, перед которым оказываются бессильными другие способы анализа.
14. И, наконец, последнее. Мы попытались изложить результаты проведенного исследования нормальным человеческим языком, не вдаваясь в теоретические дискуссии, минимально обращаясь к специальной терминологии и методическим тонкостям. Но “разговорный жанр”, использованный при подготовке данного раздела, отнюдь не означает, что полученные результаты не имеют самостоятельного научного значения.
Далеко не все аспекты деятельности российской судебной системы, затрагиваемые в публикациях СМИ, получили здесь полное освещение. Полученные результаты породили многие вопросы, которые частично сформулированы выше и ответы на которые могут быть найдены лишь на основе совокупности данных, полученных в итоге реализации всего исследовательского проекта.


 







©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.