Здавалка
Главная | Обратная связь

Мировоззренческие приоритеты



Для Кизеветтера история — единый целостный процесс: «Если местные своеобразия западноевропейских стран не препятствуют им тем не менее принадлежать к единому миру европейской культуры, то и наличность в русской культуре местных своеобразий не упраздняет понятия единой европейской культуры». Он представлял себе историческую жизнь человечества в виде ряда параллельных культурных развитий, не вытягивающихся в единую линию, но совершающих круг своего развития друг от друга самостоятельно и отвергал идею линейного прогресса.

«Выделение» России из «общеевропейского жизненного процесса» он считал недопустимым, что не мешало ему признавать национальное своеобразие отдельных местных историй. Кизеветтер отстаивал понятие общечеловеческой культуры и понимал под этим «совокупность некоторых начал и норм, значение которых выходит за пределы местных различий и нормативная сила которых сохраняет свою ценность при всех национальных своеобразиях, будучи связана с основными стихиями человеческой природы и в этих стихиях имея свой подлинный корень. Наличность таких начал в жизни человечества и придает некоторое единство культурным процессам самых различных стран, отнюдь не устраняя в то же время пестрого многообразия национальных развитии».

«... Каждая человеческая личность неповторяема: сколько лиц, столько и отдельных биографий. Но кто же в силу этого станет отрицать единство человеческой природы не только физической, но и духовной? Как ни своеобразны все индивидуальные биографии, все же все люди подчинены действию некоторых общих законов в жизни и своих телесных, и своих психических организмов...

Даже гораздо более своенравные, нежели человеческая мысль, человеческие страсти при всем многообразии их порывов подчиняются-таки некоторым общечеловеческим законам».

Из наличия «национальных своеобразий» Кизеветтер не считал возможным выводить отрицание общечеловеческих элементов в основе отдельных культур. Он подчеркивал связь экономики и политики: «Экономический прогресс в рамках элементарной политической формы — это все равно, что взрослый мужчина, втиснутый в детское платье».

Убежденный конституционалист и сторонник парламентаризма, он видел в нем возможность для населения участвовать в государственной жизни. Кизеветтер стремился выявить в прошлом институты, например городского самоуправления, способные в своем органическом развитии стать опорой конституционного строя.

Кизеветтер рассматривал русскую историю с точки зрения борьбы общественных интересов и правительственных репрессий, федерализма и централизации. Двигателем русского исторического процесса он считал реформаторство и либеральное законодательство.

К XVII в., по мнению Кизеветтера, «старина отживала». Концептуальное отношение к понятию «старины» выражало его отношение к проблеме Россия—Запад в целом. Его содержание проявляется сквозь описание исторических характеров действовавших лиц в русской истории. Историк считал, что «у каждой эпохи свой умственный кругозор, свой круг понятий». Он пытался определить его для достаточно продолжительного периода XVII — начала XIX в.

И хотя Кизеветтер пишет: «Было бы на лицо бескорыстное стремление к истине, способности отстаивать свои убеждения, и если человек проявил эти свойства, мы признаем в нем брата, как бы ни были далеки его мысли и стремления от наших собственных понятий», «старина» для него — синоним отсталости и рутины. Так, Д.М. Голицын, несмотря на знание европейской культуры и просвещенность (его библиотека насчитывала 6 тыс. томов), для Кизеветтера был ретроградом уже потому, что средствами западной науки и изучением западных государственных порядков пытался «подпереть и освежить на будущее время любезную его сердцу разрушающуюся родную старину».

Кизеветтер не разделял точки зрения, активно функционировавшей в современной ему исторической и экономической науке, согласно которой на исторический вектор влиял фактор древности, предопределявший и содержание генетического исторического кода.

Принятие западных идей и внутренний отказ от русской старины (признание ее чем- то менее развитым) являлись для Кизеветтера синонимом прогресса и тем непременным критерием передового, который позволял ему выделять среди исторических деятелей самых лучших. На этом основании в число передовых людей был включен Федор Михайлович Ртищев.

«Западные влияния «воздействовали» все в одном и том же направлении, они расширяли свободу и непринужденность действий человека, разнообразили его интересы, сбрасывали с жизни цепи старинной рутины». «Жалостью сжимается сердце, когда подумаешь, сколько богатых, поистине богатырских душевных сил целиком было растрачено на борьбу за пустые формы и обряды, в которых видели какой-то таинственный оплот национальной самостоятельности», — писал Кизеветтер о старообрядцах и протопопе Аввакуме.

Кизеветтер любил жанр публицистики, что не находило понимания у Ключевского: «Кизеветтер — изфразился (ученый-Петрушка)». «Фразы за него мыслят». «Слово подсказывает мысль». «Это такая отвлеченная схематизация, такая дистилляция спирта, в которой остается только запах спирта без вещества его». «Мысли вслух на Красном крыльце».

Кизеветтер одним из первых заметил, что в русской истории в качестве действенного фактора постоянно присутствует утопия, значимость которой не следует недооценивать. «Историк усматривает в продукте утопических мечтаний одно из средств изучения исторической действительности. Отдельные узоры, которыми украшаются утопические картины будущего, могут принадлежать к области чистой фантастики, но узоры предполагают канву, и на этой-то канве «социальных утопий» историк сосредоточивает свое внимание. Он расчленяет канву на ее составные мотивы, современные изучаемому памятнику утопической литературы». Идеальные воззрения, по Кизеветтеру, — это неотъемлемая часть «умственного и нравственного капитала, нажитого русским обществом» уже к XVI в. Блестящим источником для анализа исторических утопий Кизеветтер считал «Домострой». Он рассматривал этот памятник в качестве дидактического источника о представлениях допетровской Руси, одновременно поучающего и обличающего порядок семейной жизни.

Сравнивая утопию М.М. Щербатова и утопию А.Н. Радищева, Кизеветтер не скрывал своих политических пристрастий: «История показала, кто из двух утопистов был ближе к исторической правде, что более радикальная утопия была наиболее дальновидной, а потому и наименее фантастичной».

В XVI в. Кизеветтер видел «время глубокого раздвоения и интересов, и воззрений». Россия переживала страшный кризис, сопровождавшийся во всех сферах жизни острыми, болезненными потрясениями. И все же эта эпоха была «временем творческих побегов деятельной мысли». Господствовавшее литературное течение в XVI в. не было механически- компилятивным, оно было, по существу, полемическое, боевое. «Оно не резюмировало продуктов старины, оно стремилось искусственно придать вид старины новым веяниям, порожденным событиями текущей политической жизни и партийной борьбы».







©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.