 |
|
Глава 1. Польская историография
Общественно-политические условия
Идеи французских просветителей стали проникать в Речь Посполитую в середине XVIII в. В истории страны этот период характеризовался разложением феодально-крепостнических отношений, становлением капиталистического уклада. Идеология Просвещения нашла отклик прежде всего у передовой части шляхты и нарождающейся буржуазии, заинтересованных в укреплении центральной власти и ограничении своеволия магнатов. Распространение борьбы только на область политики при слабости буржуазных элементов города привело к тому, что ведущие позиции в польском Просвещении заняли умеренные шляхетские круги. Они исходили из необходимости сохранения социально-экономических основ существующего строя при определенной их модификации.
С последней трети XVIII в. «а общественно-политическую мысль все более заметное воздействие оказывала неспособность Речи Посполитой противостоять территориальным притязаниям Австрии, Пруссии и России. Политический кризис польского общества, влияние идей Просвещения обостряли в шляхетско-буржуазных кругах стремление найти причины и виновников того трудного положения, в котором оказалось государство, а это вело к возрастанию интереса к прошлому. Эти проблемы были поставлены публицистами, широко использовавшими для доказательства выдвигаемых положений исторические факты.
Первый раздел Речи Посполитой (1772) вызвал волну разного рода политических сочинений. Австрийские и прусские публицисты по заказу своих правителей старались дать историческое обоснование раздела. Против них выступили польские публицисты. Началась полемика, получившая у современных исследователей название «войны исторических перьев».
Среди польских ее участников выделялся Феликс Лойко (1717 — 1779). С 1772 г. по поручению короля Лойко занялся изучением политико-правовых вопросов первого раздела. Отличительной чертой его работ было критическое отношение к историческому материалу, привлечение источников, обоснованность выводов. В 1773 г. он издал трактат «Известия о Галиче и Владимире», в котором доказывал, что венгерские короли никогда не владели русскими землями. Затем вышла его работа о Поморье, в которой изложена история поморских земель с древнейших времен до середины XVIII в. и показан процесс их захвата германскими феодалами.
Шляхетско-буржуазная историография
Шляхетско-буржуазная историография с самого начала разделилась на два направления: демократическое и умеренное. Первое было представлено трудами Г. Коллонтая и С. Сташица, являвшихся сторонниками ликвидации «либерум вето» в сейме, введения наследственной королевской власти, предоставления прав горожанам, ликвидации крепостничества. Главные причины упадка Польши эти авторы справедливо усматривали в политической анархии, сословных привилегиях шляхты и эгоизме магнатов, отсутствии политических прав у буржуазии и угнетении крестьян. Они разоблачали религиозное мракобесие и средневековую схоластику, отстаивали идею прогресса в природе и обществе.
Гуго Коллонтай (1750—1812) принимал активное участие в политической и культурной жизни, в частности в реформе системы образования, подготовке конституции 1791 г., восстании 1794 г. После подавления восстания оказался в австрийской тюрьме, где написал «Критический разбор основ истории о начале рода человеческого» (1842). В этом историко-социологическом труде признавалось действие объективных законов в истории.
Коллонтай придавал большое значение сбору, публикации и критическому анализу источников. Историю он расценивал как науку, имеющую большое политическое и моральное значение, призывал не отрывать историю человечества от географической среды. Он считал, что предметом исследований должен быть весь комплекс жизнедеятельности человека — производство, обычаи, законодательство, наука, просвещение и т. д.
Во взглядах на человека Коллонтай оставался идеалистом. Он рассматривал его как неизменную естественно-биологическую сущность. Главным законом природы он считал абстрактную свободу человека и поэтому старался отыскать в прошлом причины социального неравенства людей, что позволило бы, по его мнению, вернуться к первобытной свободе.
Коллонтай был одним из авторов работы «Об установлении и упадке польской конституции 3 мая 1791 г.» (1793). В ней содержался анализ тогдашнего положения Польши и было высказано мнение, что главная вина за разделы Речи Посполитой лежала на соседних государствах, напавших на страну в период, когда она только начала возрождаться после ослабления, вызванного несовершенством государственного устройства, своеволием магнатов и слабостью королевской власти.
В работах Станислава Сташица (1755—1826) с особой силой проявилось стремление дать общую оценку хода исторического процесса. Свою концепцию он изложил в труде «Человеческий, род» (1819—1820), основанном на просветительских представлениях о сущности человека, природы и общества. Развитие общества Сташиц рассматривал как объективный процесс борьбы и социальных конфликтов: борьбы передового и реакционного, борьбы против угнетения, утвердившегося с появлением частной собственности на землю. Он решительно выступал против идеализации шляхетской демократии. Такая ее интерпретация носила антифеодальные черты.
Рассматривая историю общества как процесс, развивающийся по восходящей линии, Сташиц, подобно Коллонтаю, полагал, что это развитие должно завершиться «идеальным, справедливым» строем, который соответствовал бы «естественным законам». Объективно таким строем в то время был буржуазный. Сташиц писал: «Равенство, свобода и собственность — самые важные и самые простые выводы из прав человека».
Единомышленником Коллонтая и Сташица был Францишек Езерский(1740—1791). В его публицистических работах дана наиболее радикальная оценка развития Польши. В понятие «народ» он одним из первых включил крестьян. Сущностью истории Езерский считал совершенствование культуры, науки, образования и искусства. С большой симпатией он относился к простому народу.
А. Нарушевич
Умеренное направление шляхетско-буржуазной историографии было представлено трудами профессиональных историков и в первую очередь сочинениями основателя новой польской историографии Адама Нарушевича (1733—1796). Нарушевич принадлежал к числу сторонников конституционной монархии. По поручению короля Станислава Августа Понятовского он начал подготовку труда по истории Польши, который отвечал бы просветительским представлениям об обществе и его развитии.
В специальном «Мемориале» он изложил свое понимание задач: историка. Он видел их в критическом отношении к источникам, расширении предмета исследования, который должен включать не только деяния королей и шляхты, но и политическую и экономическую историю, историю культуры, науки и религии, государства и права, торговли и т. д. Однако в понимании общественных явлений Нарушевич оставался идеалистом, пытаясь найти их объяснение в сфере сознания.
Нарушевич противопоставил теологической концепции истории рационалистические принципы ее понимания, отрицал непосредственное влияние провидения на исторические события. В понятие «польский народ» он впервые кроме шляхты включил горожан. Нарушевич подверг сомнению достоверность исторических традиций и легенд и призвал опираться на свидетельства современников, собирать и учитывать различные (в первую очередь правовые) документы, определявшие устройство и развитие государства. Впервые в польской историографии он разработал элементарные методы критики источников.
Для подготовки труда по истории Польши Нарушевич создал штат архивистов и копировальщиков, задачей которых был сбор, обработка и переписка документов. Это позволило ему накопить огромное количество материалов, составивших 230 томов «папок Нарушевича». Ими пользовались многие поколения польских историков.
Главный труд Нарушевича «История польского народа» (7 томов) начал выходить в 1780 г. со второго тома. (Первый том вышел из печати только в 1824 г.). Это исследование охватывало период с древнейших времен до 1386 г. и представляло собой историю государства и его правителей. Оно отличалось широкой Документальной базой, хронологической последовательностью в изложении событий. Через всю работу проходила идея сильной монархической власти, призванной обеспечить равновесие между сословиями, гарантировать порядок в государстве. Вину за ослабление и упадок Польши он возлагал на магнатов, обвиняя их в произволе, анархии, жадности.
Нарушевич не смог избежать влияния «сарматизма» — идеологии шляхетских традиционалистов, которая утвердилась в Польше с конца XVII в. Ее характерными чертами были идеализация устройства Речи Посполитой (в частности, права «либерум вето»), исключение любой мысли о возможности его изменения, восхваление шляхты как сословия, якобы представляющего весь народ, нетерпимость к другим религиям, народам, самодовольство. Нарушевич также выводил славян от сарматов. Начало польской истории он связывал с гминовладством — первобытной общинной формой общественных отношений у племен, населявших польские земли. Возникновение социального неравенства этот историк объяснял с помощью распространенной тогда «теории завоевания», согласно которой славянские племена покорили местное население и стали привилегированным сословием рыцарства-шляхты, в то время как автохтонное население превратилось в подневольное.
В отличие от французских просветителей Нарушевич считал, что социальное неравенство дано природой и не порождает угнетения. Это последнее он выводил из психологических факторов — своеволия, высокомерия, жадности, которые пришли к славянам от германцев. В его труде проявилось сочувствие крестьянам-труженикам и осуждение их угнетателей — богатых панов. Нарушевич видел причины ослабления Польского государства в переходе от польского к немецкому праву, которое оказалось более выгодным для крупных землевладельцев и привело к ограничению власти короля. Для государства, считал автор, это имело отрицательные последствия, поскольку вместе с ослаблением королевской власти нарушилось равновесие между сословиями, возросло угнетение одного сословия другим.
«История польского народа» и ряд других работ, написанных Нарушевичем, были проникнуты чувством патриотизма. Колебания Нарушевича и определенная непоследовательность его концепции объяснялись идеологией шляхетско-буржуазных кругов, к которым он принадлежал. Эти круги стремились к определенным буржуазным изменениям при сохранении власти и влияния шляхты.
Последователи А. Нарушевича
У Нарушевича было много последователей. Все они в той или иной мере стремились продолжить его дело, распространяя просветительские идеи в польском обществе.
С крушением государственности польское Просвещение вступило в свой последний этап. В историографии постепенно угасала критическая направленность просветительских традиций. Преобладающей стала тенденция к идеализации героических моментов прошлого, призванных пробудить патриотизм шляхты. Значительную роль в это время играло Общество друзей наук, основанное в 1800 г. в Варшаве. В среде его членов в 1809 г. возник замысел создания популярного труда по истории польского народа в духе-концепции Нарушевича. Однако осуществить его не удалось.
Член Общества друзей наук, писатель и историк Юлиан Урсын Немцевич(1758—1841) в своих произведениях, как и Нарушевич, прославлял прошлое Польши, ее королей и правителей. Немцевич развивал идею о наличии особенного польского национального характера, наделенного положительными и отрицательными чертами. В 1816 г. он опубликовал «Исторические песни». За 100 лет эта книга была переиздана более 20 раз. В нее вошли 33 народные песни, обработанные и снабженные комментариями Немцевича. Не очень заботясь о достоверности, он старался выделить героические страницы прошлого. В комментариях к последней части «Исторических песен» Немцевич коснулся причин упадка Польши, которые он видел в усилении власти магнатов.
Немцевичем написана также «История правления Сигизмун-да III» (1819), издано 6 томов «Собрания исторических памятников о древней Польше» (1822—1833). Следуя традициям Просвещения, Немцевич оценивал XVIII век как время борьбы со средневековой темнотой и отсталостью. Вслед за Нарушевичем он считал королевскую власть регулятором социальных отношений в государстве. Он не признавал «теории завоевания» и выводил социальное неравенство из «общественного договора», согласно которому одни люди должны производить продукты и изделия, а другие — защищать родину.
В Общество друзей наук входил Тадеуш Чацкий(1765—1813), занимавшийся историей права. Значительное внимание он уделял исследованию экономических проблем, торговли, истории культуры, которые до него в польской историографии изучались очень слабо. Его перу принадлежит работа «О литовских и польских законах, их духе, источниках и т. д.» (т. 1—2, 1800—1801), в которой заметно стремление к идеализации обычаев славян, их общинного строя и племенных черт в противовес обычаям и законам» пришедшим от германцев. Тенденция к реабилитации прошлого, абсолютизации национальных моментов сближала Чацкого с романтиками, отрицавшими общеисторическую эволюцию народов и государств.
По своим взглядам на прошлое близок к Нарушевичу был и Ежи Самуэль Бандтке(1768—1835). В 1810 г. вышли два тома его работы «Краткое изображение истории Королевства Польского». Разделяя идеи Нарушевича, Бандтке более тесно связывал историю Польши с общеисторическим процессом. Не соглашаясь с «теорией завоевания», социальное неравенство он считал результатом «естественного развития». Историю Польши Бандтке представлял как процесс изменения ее государственного устройства, проходивший поначалу аналогично развитию других европейских стран, лишь с переходом к выборности королей развитие Польши замедлилось.
Среди представителей демократического крыла польского Просвещения выделялся Вавжинец Суровецкий(1769—1827). Критикуя недостатки устройства Речи Посполитой, он старался идеализировать польский народ и считал, что своими достоинствами поляки превосходили окружающие их народы. Это были элементы тех взглядов, которые подхватила и развила романтическая историография.
Обоснование своих позиций Суровецкий искал в ранней истории славян. Свои выводы он изложил в книге «Изыскание начал славянских народов» (1824). Историк развивал идеи первобытного гминовладства как своеобразного, характерного только для славян социального строя, как почти идеальной формы взаимоотношений между различными «классами». Начало разложения гминовладства Суровецкий связывал с проникновением «германского «феодализма» с его привилегиями, неравенством, своеволием. Германские порядки, писал он, нашли поддержку у духовенства и богатых панов и привели к уничтожению первобытной гармонии. Сначала крестьяне, а затем и горожане были лишены всех прав. Все это привело к постепенному экономическому и политическому упадку Польши. Вину за него Суровецкий возлагал в первую очередь на шляхту, которая в управлении государством руководствовалась лишь своими эгоистическими интересами.
В своих трудах Суровецкий делал акцент на социально-экономические изменения, видел необходимость земельной реформы и освобождения крестьян, развития промышленности и торговли. Его взгляды имели антифеодальный характер.
Польская историография в период подъема национально-освободительной борьбы.
Отсутствие независимого государства, экономическая разобщенность польских земель, национальный гнет тормозили развитие капитализма и формирование польской нации. Остро стоявший перед польским обществом национальный вопрос был тесно связан с социальным, с ликвидацией феодальных порядков. Своеобразие польского национально-освободительного движения в первой половине XIX в. состояло в том, что его гегемоном была шляхта. Она ограничивала социальные цели этого движения. При этом усиливавшееся под воздействием развития буржуазных отношений расслоение шляхты, рост участия демократических слоев населения в национально-освободительной борьбе вели к постепенной радикализации программы движения, расширению его социальной базы. Все это нашло отражение в ходе восстаний 1830—1831 и 1863—1864 гг. в Королевстве Польском, в 1846 г. в Кракове, в 1848 г. на Познанщине.
Разделы Речи Посполитой, поражение восстания Т. Костюшко осложнили развитие польской науки и культуры, но не изменили общей их направленности в русле просветительских идей. До 20-х годов XIX в. эти идеи преобладали. Однако зародившиеся в начале XIX в. романтические веяния постепенно взяли верх и утвердились в духовной жизни польского общества.
Романтизм, проповедовавший веру в силу духовных начал и культ индивидуальности, уважение к национальному своеобразию, вполне соответствовал специфике польского национально-освободительного движения. В романтической историографии были два течения. Первое из них, буржуазное, выдвинуло на передний план понятие нации как исторически сложившейся индивидуальности, идеи самобытности развития национального государства и национальной культуры. Это течение, в отличие от второго, реакционно-дворянского, не отрицало «наследия Просвещения и стремилось синтезировать его идеи с наиболее плодотворными идеями романтизма.
Среди последних наибольшее значение имел историзм, главным содержанием которого являлось понятие исторической эволюции как диалектического процесса, проходящего ряд этапов. Романтический историзм содержал немало и негативных элементов (в том числе субъективизм, апологию средневековья). Тем не менее в условиях подъема национально-освободительного движения романтическая историография содействовала росту национального самосознания, пробуждала патриотические «астроения.
В начале XIX в. благоприятнее, чем в других частях Польши, были условия для развития науки и культуры в Герцогстве Варшавском (1807—1812), а затем Королевстве Польском (до 1830 г.). Культурными центрами Королевства Польского оставалось Общество друзей наук, а также Варшавский и Виленский университеты и Кременецкий лицей. Очагами науки и культуры являлись также частные собрания и библиотеки Чарторыских в Кракове, Красиньских и Замойских в Варшаве. С 1841 г. выходило издание «Варшавская библиотека», часто помещавшее работы по истории.
После поражения восстания 1830—1831 гг. центр польской культурной жизни переместился в польские земли Австрийской империи, где действовали Краковский университет (при нем с 1816 г. существовало Краковское научное общество) и музей и библиотека Оссолиньских во Львове. Значительно позднее создаются научные центры на польских землях под властью Пруссии. В 1857 г. в Познани было основано Общество друзей наук. После 1830 г. образовались научно-культурные центры польской эмиграции: музей и библиотека в Рапперсвиле (Швейцария), историко-литературное общество в Париже и др.
Влияние исторической мысли на формирование национального сознания на протяжении первых двух третей XIX в. постоянно возрастало. Внимание историков было приковано к прошлому страны, представлявшемуся им чаще всего в самобытно-идиллических тонах. Вера в героя и народ стала одной из существенных черт польской романтической историографии, стремившейся выявить место Польши среди европейских народов и объяснить ее судьбы. Ставя вопрос о предназначении Польши, романтики указывали на ее принадлежность к славянству. Идеализация самобытности славян и особенностей исторического развития поляков на долгое время утвердилась в польской исторической мысли.
Характерной чертой польской историографии периода роман» тизма явилось то, что она оказалась в центре политической борьбы, а труды историков стали оружием в острой полемике между различными общественными силами. Одни из историков были ближе к консервативно-аристократическим кругам и выражали их видение прошлого, другие обосновывали устремления революцион-нр настроенной части шляхты и демократических слоев народа.
И. Лелевель
Основателем и главным представителем романтического направления в польской историографии был Иоахим Лелевель(1786—1861). Выработанная им концепция национальной истории опиралась на глубокое осмысление социальных проблем и путей их решения, на симпатии к народным массам и веру в их революционные возможности, на республиканские идеи.
Лелевель до 1824 г. был профессором всеобщей истории Виленского университета. Его лекции отличались смелостью мысли, патриотическим и демократическим содержанием. После раскрытия царскими властями тайных студенческих кружков Лелевель был отстранен от преподавания и переселился в Варшаву. Здесь он принимал активное участие в национально-освободительном движении, избирался в сейм. Во время восстания 1830—1831 гг. Лелевель входил в состав повстанческого правительства, был избран председателем Патриотического клуба, возглавлявшего демократическую оппозицию консервативной верхушке восстания.
После поражения восстания Лелевель эмигрировал во Францию, откуда был вскоре выслан в Брюссель, где и прожил до конца жизни, являясь одним из вождей буржуазно-демократического крыла польской эмиграции. Он активно выступал за освобождение польских крестьян с землей и предоставление им политических прав. Только это, считал он, может обеспечить успех национально-освободительной борьбы. Союзника ее он видел в освободительном движении народов Западной Европы и России. Идею дружбы и совместной борьбы польского и русского народов против царизма Лелевель пронес через всю жизнь.
В 1847 г. Лелевель вошел в международную Демократическую ассоциацию, созданную в Брюсселе при участии К. Маркса и Ф. Энгельс-а, поддерживал дружеские отношения с К. Марксом, был знаком со многими прогрессивными русскими деятелями. А. И. Герцен, хорошо знавший Лелевеля, часто ссылался «а его труды; Л. Н. Толстой отзывался о нем, как о «бойце за свободу», портрет польского историка висел у него в кабинете.
В брюссельский период Лелевель создал свои наиболее ценные труды по истории Польши(Важнейшие работы Лелевеля по истории Польши изданы под общим званием «Polska, dzieje i rzeczy jej». — Poznan, 1854—1868. — Т. Г—20. 22), а также ряд работ по всеобщей истории, вспомогательным дисциплинам.
Впервые в польской историографии он сформулировал понятие всеобщей истории как истории всех народов и государств. Одновременно он отмечал специфику в развитии разных народов, в первую очередь славянских. В истории каждого народа он стремился выявить «собственный национальный источник» развития, носителем которого считал народные массы. Под народом Лелевель понимал крестьянство и шляхту, считая, что их взаимоотношения составляли смысл истории Польши.
Лелевель уделял большое внимание методологическим вопросам. В работах «Историка» (1815), «Каким должен быть историк» (1818) и других он подчеркивал, что без познания прошлого невозможно понять современность. Лелевель дал новое определение предмета истории как науки, считая, что она должна изучать все стороны деятельности человека. Целью же истории, указывал он, является восстановление правды о прошлом при опоре на достоверные источники. Их выявлению и сбору Лелевель придавал большое значение. Он первым в польской историографии разработал научные приемы оценки и критики источников. Задачей науки Лелевель считал не просто восстановление действительного хода событий, а выявление отношений и связей между ними, их причин и следствий. По его мнению, история должна служить современности, углублять и развивать общественное сознание, пробуждать гражданскую активность.
Историю человечества Лелевель понимал как длительный процесс развития и совершенствования общества. Важнейшей чертой его концепции было убеждение в определяющей творческой роли народных масс, с которыми он связывал расцвет государств и народов. Заслуга Лелевеля состоит в том, что он сумел самостоятельно прийти к пониманию исторического процесса как борьбы классов. «Человечество, — писал он, — делится на две группы: одна из них активна в ущерб другой, которую она использует и эксплуатирует... Массу событий, имевших место в славянских землях, которые до сих пор изображались в другом свете, легко объяснить борьбой верхушечного класса с крестьянами» (Lelewel J. Polska, dzieje i rzeczy jej. — T. 3. — S. 31, 49.).
Лелевель дал конкретные рекомендации по методике исторического исследования. Он делил его на три этапа: историческую критику, «этиологику» (установление причин и следствий человеческих деяний) и историографию (описание). Историческая критика, указывал Лелевель, преследует цель установить правдивость источников, отделить реальные факты от выдумки. На втором этапе задачей историка является выстроить факты и явления в единую историческую цепь, т. е. соединить их в причинно-следственные связи. После этого исследователь может переходить к их описанию, строго придерживаясь исторической правды.
Однако исторические взгляды Лелевеля были в целом идеалистическими. Исторический процесс, утверждал он, зависит в своей основе от специфического «национального духа», неких «струй культуры» и других духовных явлений, подъем и упадок которых в конечном счете определяют судьбы народов. «Национальный дух» проявляется во всех деяниях народа и обусловлен «антропологическими» и «политическими» (хозяйство, право, торговля и т. д.) факторами.
В центре внимания Лелевеля была история Польши. Ей он посвятил большинство своих трудов, в том числе «Возрождающаяся Польша» (1836), «Сравнение двух восстаний польского народа 1794 и 1830—1831 гг.» (1840), «Польша средних веков> в 4-х томах (1846—1851), «История Польши» в 2-х томах (1844), «Народы на славянских землях перед образованием Польши> (1853) и др.
В стремлении выяснить происхождение польского «национального духа» Лелевель обратился к древней истории славянских народов. Тогда у них существовали свобода, равенство, они не знали монархии, своеволия, писал историк. Эти черты, а также мужество, миролюбие явились составными частями славянского, а затем и польского «национального духа». Лелевель, как и другие романтики, идеализировал общинный строй славян и считал, что он был нарушен проникновением «западной цивилизации». Такие ее формы, как римское право, католическая церковь, феодализм, указывал Лелевель, уничтожили демократическое устройство славян. С этого времени в Польше происходила постоянная борьба двух стихий — чуждой, монархически-феодальной, и истинно польской, славянско-республиканской. Постепенное преобладание монархизма, аристократизма и фанатизма привело страну к: упадку. Путь к возрождению Польши Лелевель видел в возвращении к «национальным истокам», установлении демократии и справедливости. Носителем «извечных идеалов» поляков он считал народ, имея в виду мелкую шляхту и крестьян.
Исходя из того что история Польши является процессом борьбы «двух антагонистических основ — республиканской и монархической», Лелевель создал ее новую периодизацию, в основу которой положил этапы проявления «национального духа». Первый период (860—1139) он характеризовал как эпоху первобытной аграрной демократии, народовластия — «самовладства», которое пришло на смену раннему славянскому гминовладству. На этапе «самовладства» в общине возникло социальное неравенство: из массы крестьян вследствие войн, западных влияний и появления частной собственности выделились землевладельцы-лехиты. От них, по мнению Лелевеля, произошла шляхта, постепенно закабалившая земледельцев-кметов. Затем наступил период «можновладства» - (1139—1374), в ходе которого происходило все большее отдаление лехитов от кметов, расширение привилегий первых и усиление гнета вторых. Из шляхты выделилась аристократия — магнаты, воспринявшие чуждые обычаи. Однако раздоры, бедствия, народное горе пробудили в шляхте «национальный дух», и она преградила путь своеволию магнатов. В этом выводе проявилась идеализация Лелевелем шляхетского сословия.
Борьба шляхты с магнатами, согласно концепции Лелевеля, завершилась победой шляхты и установлением «шляхетского гми-новладства» (1374—1607). Положение крестьян в этот период оставалось тяжелым вследствие восприятия шляхтой.чуждых народу принципов аристократизма и католицизма. Последовавший затем четвертый период (1607—1795) Лелевель назвал временем «вырождения шляхетского гминовладства» и усиления иностранного влияния (прежде всего немецкого). С ним он связывал ослабление демократических основ в стране, отход от «национального духа». Современный ему период ученый считал «эпохой возрождения Польши». Основным ее содержанием, полагал он, должно быть возвращение к принципам первобытной демократии, распространение свобод и равенства на весь народ, установление республиканского строя в результате народного восстания.
Причины ослабления Речи Посполитой Лелевель искал в ее социально-экономической и политической структурах, в неразрешенности крестьянского вопроса и в захватнической политике соседних государств. Поражение восстаний 1794 и 1830—1831 гг. он справедливо объяснял тем, что их руководители боялись народных масс и старались отстранить их от активного участия в борьбе. Лелевель, в отличие от западной либерально-буржуазной историографии, не отводил городам сколько-нибудь значительного места в истории, не понимал прогрессивной роли буржуазии на определенном этапе общественного развития. Во всех своих работах он прославлял земледельческий облик Польши, являвшийся якобы отличительной чертой славянского «национального духа».
Использовавшийся Лелевелем подход к пониманию прошлого позволил ему выявить некоторые существенные моменты формирования классов, их борьбы, роль церкви и государства в укреплении власти феодалов. Ученому удалось также в целом верно определить причины, которые привели к упадку Польши. Он писал: «...умерла шляхетская Польша, Польша неволи и привилегий, Польша, представленная одним только классом ее жителей. А та Польша, которая воскреснет, будет народной Польшей»(Избранные произведения прогрессивных польских мыслителей. М.1956 - Т.2. - С.236). К. Маркс очень высоко оценивал труды Лелевеля. Он причислял его к ученым, впервые обратившим внимание на проблемы социальной истории. «Своим тщательным исследованием экономических условий, превративших польского крестьянина из свободного в крепостного, — писал Маркс, — старик Лелевель сделал гораздо больше для выяснения причин порабощения своей родины, нежели Целый сонм писателей, весь багаж которых сводился просто к ругательствам по адресу России» (Маркс К.Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т.12.-С.434). В условиях Польши 20—50-х годов XIX в. концепция Лелевеля служила делу демократии, разрешения аграрно-крестьянскогр вопроса, пробуждала национальное самосознание. Объективно она служила делу буржуазно-демократического переустройства Польши. Труды Лелевеля оказали огромное влияние на многих польских революционных борцов.
Последователи А. Лелевеля
Исторические взгляды Лелевеля разделялись в той или иной степени многими польскими историками первой половины XIX в. Однако мало кто мог сравниться с ним по эрудиции и глубине мысли, особенно в области постановки социальных проблем. Большинство историков-романтиков распространяли идеализацию общественного строя древних славян на более поздние времена, пытаясь реабилитировать шляхту. Они стремились пробуждать национальное самосознание поляков, обходя при этом социальные проблемы.
Наиболее видным последователем Лелевеля был Енджей Морачевский(1802—1855), живший в Познани. Поставив задачу развить концепцию Лелевеля, подчеркнуть ее республиканско-демо-кратические черты, Морачевский опубликовал «Историю Польской Речи Посполитой» (т. 1—9, 1843—1855). В этом труде он пытался реабилитировать шляхетскую республику, изображая ее как проявление традиций древнего народовластия. В отличие от Лелевеля главную причину ослабления Польши Морачевский видел в моральном упадке шляхты.
В Галиции работал поклонник Лелевеля Кароль Шайноха(1818—1868), сочинения которого, благодаря их литературным достоинствам, были очень популярными. Он изучал средневековую историю Польши. Для его трудов «Век Казимира Великого» (1848) и «Болеслав Храбрый» (1849) характерно стремление приукрасить среднюю и мелкую шляхту, противопоставить ее магнатам. В работе «Лехитское начало Польши» (1858) Шайноха утверждал, что государственное устройство принесли полякам лехиты-норманны, а также развивал идею «цивилизаторской миссии» Польши на Востоке. Однако эта концепция встретила острую критику со стороны других польских историков-романтиков.
В Королевстве Польском после 1830 г. возможности для развития исторической науки были весьма ограниченны. Здесь работал Вацлав Мацеёвский(1793—1883), занимавшийся сравнительным изучением славянского права. Он написал четырехтомный труд «История славянских законодательств» (1832—1835), который был переведен на многие языки и получил широкую известность. В нем восхвалялись общественный строй и обычаи древних славян, им противопоставлялись христианские нововведения. Работа вызвала бурю негодования в католических кругах.
Революционно-демократическое направление
В 40-е годы XIX в. начала складываться польская революционно-демократическая идеология, опиравшаяся на понимание революционной роли народных масс. Представители революционно-демократического направления в историографии, находясь под влиянием Лелевеля, развивали прежде всего социальную сторону его концепции.
Видным деятелем этого направления был Эдвард Дембовский(1822—1846)—один из руководителей Краковского восстания, 1846 г. Его общественно-политические взгляды формировались под воздействием идей материализма и утопического социализма. Историю Дембовский понимал как закономерный процесс общественного развития, в котором решающую роль играют народные массы.
Во всех событиях прошлого он видел борьбу классов, которая неминуемо ведет к революции, призванной установить строй, свободный от эксплуатации. Вместе с тем Дембовский не смог понять глубоких социально-экономических причин, поднимавших массы на борьбу. Прогресс он трактовал идеалистически, как развитие понятия свободы. Историю Дембовский делил на пять эпох: теократизм; абсолютизм; политическая демократия; социальное единство; социальное, политическое и нравственное единство. Смена эпох, указывал он, происходит революционным путем, но лишь тогда, когда необходимость такой смены осознана и воспринята большинством населения. При этом развитие общества сводилось в концепции Дембовского к утверждению идеи справедливости и весь исторический прогресс выглядел, по сути дела, как совершенствование разума.
В работах «Замечание об источниках к историческим исследованиям» (1842) и «Несколько мыслей на взгляд о развитии истории и общественной жизни поляков» (1843) Дембовский показал, что задачей исторической науки является изучение жизни крестьян, ремесленников, шляхты, а не королей. Прошлое Польши он представлял как историю борьбы крестьян против помещиков. Он усматривал причину упадка родины в эгоистической политике шляхтичей и вельмож и был далек от идеализации «шляхетской демократии».
Еcли шляхетско-буржуазные историки и публицисты под народом понимали крестьян и шляхту, то Дембовский исключал последнюю из этого понятия как класс, угнетающий крестьянство. Он боролся с распространенной в демократических кругах иллюзией, что шляхетский патриотизм способен склонить имущие слои к отказу от их классовых интересов. Опору национально-освободительного движения он видел в народных массах, в их патриотизме. В отличие от Лелевеля тезис об антагонизме между крестьянами и помещиками Дембовский развил до вывода о неизбежности антифеодальной революции.
Монархическое направление
Против историков романтического направления выступали эпигоны школы Нарушевича, прославлявшие сильную монархическую власть. К ним принадлежал Кароль Гоффман(1798—1875).
Он выступал против идеализации прошлого, поисков в «ем «национального духа». В «Истории политических реформ в древней Польше» (1867) Гоффман развивал традиционные для школы Нарушевича взгляды, считая причинами упадка страны всевластие шляхты, бессилие монархов и неразвитость городов. В целом это была шляхетско-буржуазная концепция, приобретавшая в середине XIX в. консервативные черты. Критические оценки Гоффманом романтизма были впоследствии взяты «а вооружение позитивистскими историками.
Рассмотренный этап в развитии польской историографии характеризовался прежде всего становлением и развитием шляхетско-буржуазных концепций истории Польши. Размах национально-освободительного движения придал некоторым из них (прежде всего лелевелевской) устойчивый демократический характер.
Глава 2. Чешская и словацкая историография
Иванов Ю. Ф., Ненашева 3. С., Руколь Б. М.
Чешская историография
Условия развития исторической науки
Конец XVIII и первая половина XIX в. в чешских землях, входивших в состав многонациональной Австрийской империи, были ознаменованы разложением феодального способа производства и становлением капиталистических отношений. В общественной жизни на первый план выдвинулись проблемы, связанные с формированием буржуазной нации. Это был период национального возрождения. Рост национального самосознания проявился прежде всего в усилении внимания к родному языку и культуре как важнейшим средствам сплочения нации. Патриотически настроенная интеллигенция и молодая чешская буржуазия пытались объединить вокруг себя различные общественные слои. Перед национальными деятелями стояла задача обосновать законность требований национального движения, выработать его программные установки. С этой целью был использован материал отечественной истории.
Чешские историки конца XVIII — первых десятилетий XIX в. публиковали свои работы, как правило, на немецком языке. Фактический правитель Австрийской империи в 1835—1848 гг. Меттер-них запрещал пользоваться чешским языком в научных целях. Отсутствовали национальные центры исторической науки. Чешское общество наук, возникшее еще в XVIII в., являлось по составу преимущественно немецким. Исторические работы в его изданиях публиковались крайне редко.
Перемены наметились к концу второго десятилетия XIX в. в связи с ростом национального движения. В 1818 г. в Праге был
основан Чешский музей, вокруг которого сплотился ряд ученых-патриотов. Их усилия были направлены на собирание исторических, археологических и художественных памятников. В 1827 г. стал издаваться «Casopis Ceskeho musea» («Журнал Чешского музея») на чешском и немецком языках. Превратившись в первый периодический орган историков, этот журнал способствовал повышению уровня их исследований. Несколько позднее было создана просветительское общество Матица чешская, объединявшее либеральную интеллигенцию. Оно выпускало научную литературу.
По мере приближения революции 1848 г. усиливалась социальная и политическая значимость исторической науки, возрастало ее влияние на другие сферы общественного сознания. Издавались фундаментальные собрания источников. При Чешском музее было создано Археологическое общество, которое в 50-е годы XIX в. начало выпускать специальный журнал «Pamatky archeolo-gicke» («Археологические памятники»).
Просветительская историография
Первые ростки нового подхода к изучению истории были в чешских землях связаны с воздействием идей Просвещения. Развернувшаяся в чешских землях во второй половине XVIII в. деятельность «будителей», видевших свою главную задачу в пропаганде родного языка, развитии литературы и искусства, распространялась на изучение исторической грамматики, истории литературы, исторического прошлого. Появление общественной потребности в осознании своего исторического прошлого способствовало тому, что ученые старались проверять факты, отделять в источниках правду от вымысла, связывать свои работы с задачами национально-патриотического воспитания народа, стремились показать богатство его-культуры, пробудить у чехов гордость за свое прошлое.
Утверждение основ критического подхода к источникам началось с Гелазия Добнера(1719—1790). Обратившись к источникам, он начал очищать чешскую историю от легенд. В этом отношении особенно показательна публикация им «Чешской хроники» В. Гаека. Добнер сопроводил ее комментариями, в которых показал несостоятельность ряда положений этого анналиста XVI в., доказывал, что древние чехи, как и остальные славянские народы, не знали монархического строя, а жили в демократии. Результатом деятельности Добнера явилось также опубликование первой} чешской хроники Козьмы Пражского и хроник его продолжателей.
Один из учеников Добнера, Франтишек Пелцл(1734—1801), написал «Краткую историю Чехии». Он пересмотрел феодально-католическую концепцию истории гуситского движения и считал гуситов героями. В третьем издании книги (1782) Пелцл писал о Гусе как о патриоте, взгляды которого сложились в борьбе с немецким засилием, высоко оценил его борьбу за права чешского» языка. Проследив идейную связь между проповедями Гуса и выступлением гуситов, Пелцл сделал вывод, что они продолжали национальную традицию знаменитого проповедника.
Пелцл написал также «Историю немцев в Чехии» (1788), в которой много внимания уделено борьбе чехов с немцами и деятельности Яна Жижки.
Причины гуситского движения Пелцл стремился выявить в работах, посвященных Карлу IV и Вацлаву IV. Он считал, что политика этих королей способствовала развитию национального чувства чехов, которое проявлялось в постоянных спорах и стычках с немцами. В этих же работах показан упадок в стране авторитета католической церкви вследствие низких моральных качеств духовенства. Взгляды Пелцла расходились с мнением католических авторов, не признававших социальных причин гусизма.
На рубеже XVIII и XIX столетий началась деятельность основателя научной славистики Йозефа Добровского(1753—1829). Он подчеркивал роль крестьянства как хранителя традиций национальной культуры. В его «Истории чешского языка и литературы» (1792) эпоха гусизма рассматривалась как время расцвета самобытной национальной культуры, а Гус как выдающийся ее представитель. Добровский подверг критике феодально-клерикальную идеологию. Он одним из первых обратил внимание на роль гуситского движения в развитии чешского языка, литературы и культуры, на заслуги Гуса в установлении нового чешского правописания. Добровский приступил к изучению деятельности левых та-боритов. Для этого он ввел в научный оборот «Гуситскую хронику» Лаврентия из Бржезовой. К умеренным гуситам Добровский относился с симпатией, а его точка зрения относительно левых таборитов совпадала с католической.
Романтическое направление. Ф. Палацкий
С развитием капитализма в чешских землях на смену просветительской идеологии пришел романтизм, что выразилось в повышенном интересе к народному творчеству, идеализации старины, увлечении героическим прошлым своего народа. В чешской буржуазной историографии утвердилось романтическое направление. Для него была характерна ярко выраженная национальная окраска, преимущественный интерес к гусизму.
Родоначальником и главным представителем романтической историографии был идеолог национального возрождения Франтишек Палацкий(1798—1876). Труды его оказали большое влияние на развитие науки и общественной жизни. Официально он именовался сословным земским историографом Чешского королевства. Под руководством Добровского Палацкий прошел школу методики научного исследования. В 1831 г. Палацкий основал и возглавил общество Матицы чешской, стал редактировать «Журнал Чешского музея», превратив его в орган историков. В качестве секретаря Королевского чешского общества наук Палацкий способствовал его переходу на национальные позиции.
Палацкий вел большую работу по изданию документов и материалов. Он изучал архивы чешской знати, работал в городских и государственных архивах чешских земель, Вены, венгерской части монархии Габсбургов, выезжал в поисках архивных документов в Германию, Францию, Италию, где был допущен в архив, Ватикана. Им было подготовлено к« печати и издано несколько хроник (1829). Палацкий в 1840 г. положил начало изданию «Archiv cesky» («Чешский архив»), в котором публиковались, источники на чешском языке. Под его редакцией вышел сборник материалов о жизни и деятельности Гуса, а также том документов о гуситских войнах.
Публикаторская деятельность Палацкого создала ему авторитет непререкаемого знатока источников. Однако главной целью» его жизни являлся труд «История чешского народа в Чехии и Моравии». В 1836 г. вышел первый том этого труда на немецком языке, с 1848 г. он начал печататься на чешском языке. Последний, пятый том увидел свет в 1876 г. Немецкое и чешское издания не были идентичными. В чешском был сделан упор на моменты, важные для воспитания национального самосознания. Хронологически «История чешского народа» охватывала время от древности до 1526 г., когда чешские земли вошли в состав империи Габсбургов.
Мировоззрение Палацкого формировалось под воздействием идеалистической философии Гегеля. Движущей силой исторического прогресса он признавал борьбу противоположностей, но понимал ее как вечную борьбу двух полярных сил, в которой одна постоянно преодолевает другую. В истории чешских земель это борьба германской и славянской стихий. От немецкого философа-просветителя И. Гердера Палацкий унаследовал романтическое представление, что славянство имеет по сравнению с другими народами, особенно немцами, специфические черты (демократизм, равенство, свободомыслие, гуманизм и др.). Чешский народ, считал Палацкий, является носителем славянских черт, ему свойственны идеалы раннего христианства, высокие нравственные начала; чехи превосходят другие народы любовью к родине, своему языку, стремлением к нравственному совершенствованию и т. д.
В противопоставлении славянского демократического начала немецкому сословному нашла отражение современная Палацкому борьба чешской буржуазии за укрепление своих экономических и политических позиций. Он считал, что на заре чешской истории преобладало славянское начало. Широко используя Зеленогорскую и Краледворскую рукописи, в подлинность которых он твердо верил, Палацкий изобразил древних чехов в идиллических красках как народ, который и после возникновения княжеской власти жил в условиях внутренней свободы, исконной демократии и мирных отношений с соседями. В дальнейшем, считал он, славянское начало было вытеснено немецким или католическим, привнесенным в страну немцами. Из борьбы славянского демократического начала против сословного немецкого родилось движение за свободу — гусизм. Палацкий определил его как «вершину чешской истории».
Следуя Добровскому, Палацкий положил эпоху гусизма в центр периодизации чешской истории: древнее время—до гусизма, средние века — гусизм, новое время — послегуситский период порабощения чешского народа. В гуситское движение он включал разнородные явления: реформацию и крестьянскую войну, правление Иржи Подебрада, в котором видел идеал конституционного монарха, и деятельность Общины чешских братьев. Главным в истории Палацкий считал самобытное развитие народа, национального государства и национальной культуры. В народе он видел выразителя «национальной идеи». Концепция Палацкого была, по сути, национальной и антифеодальной. Как представитель романтического направления он старался показать, что исторический процесс раскрывается не в деятельности выдающихся личностей, а в деяниях народа.
Гусизм Палацкий рассматривал как величайшее проявление славянского демократического духа, чешской национальной идеи, как народное движение, в котором нашла выражение свобода мыс. лн. В то же время Палацкий не сумел понять социальную сущность гусизма, не видел социально-экономических предпосылок этого движения, подчеркивал лишь его национальную сторону. Это проявилось, в частности, в периодизации гуситского движения по крестовым походам, отражая которые гуситы противостояли иноземным нашествиям. Только после революции 1848 г. Палацкий несколько затушевал национальные аспекты гуситского движения, выдвинув на первый план нравственно-религиозную борьбу чехов лротив католической авторитарности, за церковные и религиозные реформы.
Палацкий оказывал предпочтение радикальному крылу гуситского движения — таборитам. Он с симпатией писал об их боевых успехах, достигнутых под руководством Яна Жижки. Табориты, по мнению Палацкого, воплотив в себе идеалы древнеславянской демократии, соединили их с принципами свободы, свойственными уже новому времени. Но вслед за Добровским он осуждал социальные требования левых таборитов, считал их программу заблуждением, видел в хилиазме проявления идей коммунизма, к которым относился отрицательно. Характеризуя левых таборитов, он предупреждал «об опасности свободы» и тем самым отходил от cвоей же оценки гусизма как демократического движения.
Палацкий констатировал упадок и ослабление Чехии в после-туситский период, рассматривая их как следствие поражения та--боритов в битве у Липан. «На могиле демократии, — писал он, — «пять стал расти феодализм и чем дальше, тем неодолимей». Феодальные немецкие порядки постепенно усилились, закрепилось разделение сословий, сельский люд, «пользовавшийся до того време-ши личной свободой, был повергнут в крепостную зависимость»(Palacky F. Deiiny narodu ceskeho v Cechach a v Morave. — Praha, 1877. — D. Ill, c. 2. — S. 160.).
Для своего времени «История чешского народа» явилась круп-дым научным достижением. Она сыграла значительную роль в подъеме национального движения и развитии чешской исторической науки. В этом труде впервые история чехов была показана как непрерывно развивающийся процесс. В нем собран обширный фактический материал, без которого не может обойтись современный исследователь. При изложении истории гуситского движения до сих пор используется терминология, введенная Палацким (гусизм, гуситские войны, крестовые походы против гуситов). Труды его способствовали утверждению в историческом сознании чешского народа Гуса и Жижки как национальных героев.
Концепция Палацкого получила широкое признание; она отвечала задачам политической борьбы чешской буржуазии. Ученый отстаивал свою позицию в борьбе с реакционной немецкой историографией, принижавшей значение гусизма. Когда в середине 60-х годов XIX в. вышло сочинение К. Хёфлера, представлявшее гусизм как результат взаимной расовой ненависти чехов и немцев, Палацкий ответил книгой «История гусизма и проф. К. Хёф-лер», в которой опроверг утверждение, что уход немецких профессоров и студентов из Праги в 1409 г. явился для Карлова университета катастрофой, критиковал Хёфлера за тенденциозность в подборе документов и их комментировании.
К либеральному крылу буржуазной историографии принадлежал также Карел Яромир Эрбен(1811 — 1870). Его научные интересы были направлены главным образом на сбор, перевод, комментирование и издание источников. Им было подготовлено собрание грамот Чехии и Моравии (по 1253 г.). Он провел большую работу по определению достоверности документов, издал ряд памятников средневековой чешской литературы, среди них трактат Фомы Штатного «Шесть книжек об общих делах христианских» (XIV в.) и произведения Гуса. Публикации его получили признание в ученом мире.
Характерное для представителей романтического направления преувеличение значения гусизма в истории обусловило идеализацию ими Гуса и Жижки и общественного строя Чехии XIII— XIV вв.. Они считали, например, что Пшемысл II, Карл IV, Иржи Подебрад правили по воле народа. Историками этого направления недооценивались социально-экономические факторы общественного развития. Отсутствие у них интереса к другим периодам истории привело к тому, что изученность раннего средневековья и нового времени оставалась очень слабой.
Историческая мысль радикальных демократов
Накануне революции 1848 г. в национальном движении сформировалось радикально-демократическое течение. Его идеологи (Э. Арнольд, К. Сабина, В. Фрич и др.) ратовали в первую очередь за социальные преобразования, выдвигая демократические лозунги. В своих публицистических выступлениях они часто обращались к прошлому. Хотя они и не являлись профессиональными историками, их взгляды легли в основу концепций демократического крыла чешской буржуазной историографии.
На Эмануэла Арнольда(1800—1869) сильное влияние оказали идеи утопического социализма. Он рассматривал современную ему революционную борьбу как часть общего исторического развития, а политическую активность крестьянских масс как необходимое условие победы революции. Книгу «Деяния гуситов, изложенные с особым вниманием к Яну Жижке» (1848), Арнольд писал под непосредственным воздействием революционных событий. Он ставил в пример современникам выступление гуситов, называя его революцией, целью которой было, по его мнению, установление социального равенства, национальной свободы и республиканского строя. Арнольд высоко оценивал значение гуситских войн. Главную силу таборитов он видел в крестьянстве и ввел в чешскую-историографию термин «крестьянская война». Поражение таборитов Арнольд объяснял происками шляхты, которая хотела стать полным хозяином страны. В то же время он модернизировал прошлое. Так, Жижку он считал аграрным социалистом, который отнимал землю у богачей, чтобы наделить ею малоимущих.
Демократические идеи развивал Йозеф Вацлав Фрич(1829— 1890), один из организаторов Пражского восстания 1848 г. В связи с подъемом борьбы славянских народов за свои права он выступил в заграничных изданиях с серией статей о национально-освободительном движении в Австрийской империи. Оно рассматривалось им как борьба порабощенных Габсбургами народов за демократию, за развитие национальной культуры и политическое самоопределение. Фрич одним из первых выдвинул принцип братства чехов и словаков на основе -их равноправия и считал словаков самостоятельной нацией. Он подчеркивал значение революционных связей между народами для развертывания национально-освободительного движения. Фрич призывал словаков не повторять ошибок 1848 г. и вместе с венграми бороться за свою независимость отстаивал идею солидарности славян с немецким народом. В его публицистике содержалась критика в адрес буржуазных партий старочехов и младочехов за их симпатии к царизму.
К радикально-демократическому течению принадлежал и Карел Сабина(1813—1877), чьи взгляды сформировались под влиянием июльской революции 1830 г. во Франции и восстания 1830— 1831 гг. в Польше. В ходе революции 1848 г. его демократизм углубился. Он признавал народ творцом истории. Историческая наука, как и демократическая литература, писал Сабина, «должна будить сознание людей, чтобы народ познал свои задачи и свою силу, чтобы в конечном счете он не ошибся в средствах». В 70-е годы он опубликовал цикл статей, посвященных франко-прусской войне и Парижской коммуне. Сабина выступал в защиту Парижской коммуны, оценивал ее как орган, обеспечивший демократические права народу, утвердивший республиканский строй и стремившийся к установлению равенства. Здесь сказалось его увлечение утопическим социализмом. Сабина полагал, что смысл общественного прогресса заключается в обеспечении равноправия народов, свободы и блага всех людей. С такой меркой подходил он к оценке I Интернационала, считая, что его деятельность приведет к полному социальному равенству. Славянским нациям Сабина Предсказывал великое будущее. Во имя его он призывал отдать все силы, осуществить принципы «свободы, равенства и братства». В чешскую общественную мысль Сабина внес черты плебейского демократизма и утопического социализма. Публицистическая деятельность радикальных демократов положила начало прогрессивным традициям в чешской историографии.
Словацкая историография
Просветительское направление
В обстановке социального и двойного национального гнета австрийских и венгерских правящих кругов, мадьяризации, с особой силой проводившейся с конца XVIII в., национальное движение словаков развивалось замедленными темпами. Неразвитость буржуазных отношений, отсутствие национального литературного языка и другие причины вели к тому, что просветительские идеи сохраняли ведущее место во взглядах словацких будителей — патриотически настроенной интеллигенции — и в первой трети XIX в. Будители пытались увязать просветительскую идеологию с борьбой за национальные права. Истории как средству пробуждения патриотических настроений и фактору формирования национального самосознания придавалось при этом важное значение.
В 1780 г. Юрай Папанек(1738—1802) издал на латинском языке «Историю славянского народа», где высказал мысль об автохтонности словаков. Их прошлое, в котором не было традиций собственной государственности, он рассматривал в рамках истории венгров. В то же время Папанек считал словаков ветвью единой славянской семьи. Поставив вопрос о происхождении словацкого народа, его месте и роли в истории Венгерского королевства, он уделил большое внимание деятельности Кирилла и Мефодия, одним из первых пытался воссоздать историю Великой Моравии.
Несмотря на известную идеализацию прошлого, определенную ненаучность аргументации, апологию Габсбургов, которые были присущи труду Папанека, он способствовал возникновению национально-патриотической идеологии, усилил интерес к истории своего народа у других словацких будителей, стал импульсом к созданию А. Бернолаком в 1789 г. Словацкого ученого общества в Трнаве. «История славянского народа» оказала воздействие на формирование взглядов П. И. Шафарика, Л. Штура и других словацких национальных деятелей.
Словацкие просветители развивали идеи Папанека, углубляя Их национально-патриотическую направленность. В работе Юрая Скленара «Древнейшее положение Великой Моравии и первый приход и нападение венгров на нее» (1784) был подчеркнут вклад словаков в историю Венгерского государства, говорилось о «мирном вторжении венгров» в земли славян, о том, как в дальнейшем оба народа совместно противостояли внешним врагам. Концепция Скленара, его стремление уравнять словаков и венгров стали причиной острой полемики словацких ученых с официальной венгерской историографией того времени.
Контуры этнической территории словаков были намечены в работах Яна Хрдлички(1741 —1810). Несмотря на это, в первые десятилетия XIX в. понятия «словак» и «славянин» зачастую воспринимались словацкими будителями как тождественные. Они обращались к национальной истории прежде всего в своих публицистических выступлениях и усиленно занимались собиранием фольклора. Его высокую художественную ценность отстаивал основатель кафедры чехословацкого языка и литературы в Брати-славском лицее Богуслав Таблиц(1769—1832).
В 20—30-е годы XIX в. в условиях усиления реакции и укрепления абсолютизма стремление отстоять национальное своеобразие словаков, объединить их патриотические силы находит выражение в еще более углубленном интересе к фольклору, в деятельности ряда культурно-просветительских обществ, в поисках в прошлом доказательств цивилизованности славянских народов.
В 1834—1835 гг. Яном Колларом (1793—1852) была издана двухтомная антология «Народные песни или песни светские словаков в Венгрии». Известный словацкий будитель и поэт Коллар был идеологом славянской взаимности. Появлению его антологии предшествовало издание в 1823—1827 гг. двух томов «Песен светских словацкого народа в Венгрии» (первый том был подготовлен Колларом, П. И. Шафариком и Я. Благославом, второй — Колларом). Антология доказывала богатство и самобытность фольклора и духовной жизни словаков. В обширном труде Коллара «Богиня Славы» (1839) содержался анализ славянской и индийской мифологии. В «Цестописе» (1843) заметках о путешествиях по Италии, Тиролю и Баварии — Коллар высказал свои взгляды: на историю славянских народов. Он был убежден в их великом предназначении, воспевал их борьбу против иноземного угнетения, В его творчестве сказались уже романтические веяния.
Романтизм
В 30-е годы XIX в. для патриотических кругов словацкой интеллигенции, усваивавших идеи романтизма, важнейшим становится стремление возвеличить славянские народы, доказать высокий уровень их развития, раскрыть их вклад в европейскую культуру, научно подтвердить мысль об их а;втохтонности, их исторические права на заселяемые территории.
Выдающимся представителем романтического направления в историографии XIX века был деятель словацкого и чешского национального возрождения Павел Йозеф Шафарик (1795—1861), близкий по своим взглядам Палацкому. С 1819 по 1833 г., работая в Нови Саде, он изучал рукописные памятники и печатные труды, хранившиеся в окрестных монастырях. Эти материалы позволили ему пролить свет на некоторые вопросы истории славян. Основываясь на трудах чешских просветителей и деятелей национального возрождения, русских и польских историков и филологов, Шафарик написал «Историю славянского языка и литературы на всех наречиях» (1826), которая выделялась широтой охвата материала и применением сравнительно-исторического метода его анализа. Автор доказывал индоевропейское происхождение славян и заметный их вклад в" мировую культуру. В его труде словацкий язык впервые выделен как самостоятельный. Особое внимание Шафарик обратил на происхождение и древнюю историю славян, менее всего известную и часто подвергавшуюся искажениям по политическим мотивам.
В 1833 г. Шафарик переехал в Прагу. Здесь им был написан двухтомный труд «Славянские древности» (1836—1837). Для освещения проблем происхождения славян, их расселения и начального этапа их истории он привлек в основном свидетельства античных писателей, западноевропейских хронистов, русских летописцев и фольклорный материал. "Кроме того, им был проведен сравнительно-исторический анализ географических и топографических названий, бытующих у славянских народов. Шафарик пришел к выводу, что отдельные славянские языки возникли не ранее середины I тыс. н. э. С того времени он и начинал историю славян. Одним из доказательств высокого уровня их развития Шафарик считал то, что. многие славянские слова, относящиеся к хозяйству и культуре, перешли в венгерский язык. Выступая против шовинистических теорий «емецких историков, Шафарик обосновывал мысль о том, что славяне вместе со своими соседями: галлами, германцами, литовцами и др. — явились творцами европейской культуры.
Книга Шафарика пользовалась успехом, поскольку ее выводы имели не только сугубо научное значение. Они воспринимались в качестве политических лозунгов: западные и южные славяне, не имевшие своей государственности или утратившие ее, включались автором на равных основаниях в систему европейских народов. Работа Шафарика была переведена на русский, польский и немецкий языки. Автора ее именовали «звездой первой величины в славяноведении».
Своеобразным манифестом славянской взаимности стала книга Шафарика «Славянская этнография» (1842). В ней содержались сведения по истории, культуре, статистике славянских народов, карта распространения славянских языков и диалектов (До этого такой карты не существовало). Считая язык отражением «национального духа», Шафарик отводил ему основополагающее значение в национальном возрождении. Многие из поставленных Шафариком вопросов, и прежде всего проблемы славянского этногенеза, продолжают быть актуальными и ныне.
Итак, к середине XIX в. сложилась буржуазная концепция истории чешского и словацкого народов, в основу которой были положены национальные аспекты их развития. Вопросы классовой борьбы затрагивались только радикальными демократами.
Глава 1. Польская историография
Зашкильняк Л. А.
В 50—60-е годы XIX в. во всех польских землях утвердились капиталистические отношения. Однако сохранялись многочисленные феодальные пережитки; развитие капитализма в сельском хозяйстве происходило по «прусскому пути». Сравнительно быстрая капиталистическая эволюция в Королевстве Польском сделала его одной из наиболее развитых частей Российской империи. Польские земли под властью Австро-Венгрии и Германии оставались аграрно-сырьевым придатком этих государств. Австрийское правительство, стремясь ослабить национально-освободительное движение, предоставило Галиции автономные права.
История как наука находилась в это время под воздействием философии позитивизма, которая родилась в результате революций 1848—1849 гг. Вследствие успехов естествознания и точных наук укрепилось представление о значении знаний, основанных на изучении фактов или положительных (позитивных) данных. Произошел отказ от умозрительных построений, пренебрегающих исторической действительностью, некоторые историки восприняли теорию эволюции и признали действие определенных закономерностей общественного развития. В деле сбора и анализа фактов позитивистская историография была вершиной буржуазного историзма.
Организации и школы польских историков
На польских землях распространение позитивизма совпало с критикой романтиков идеологами как либеральной буржуазии, так и консер