Главная | Обратная связь

Освободи радосгь в другом человеке, и ты освободить радость в себе.

Некоторые не знают, как это сделать. Твое утверждение слиш­ком грандиозно, его сложно сразу осмыслить.

Выпустить радость на волю можно даже такой простой вещью, как улыбка. Или комплимент. Или любящий взгляд. Или таким изысканным способом, как занятия любовью. Ты можешь освободить радость в другом чело­веке этими, а также многими другими путями: песней, тан­цем, мазком кисти, фигуркой из глины, удачной рифмой. Вы освобождаете радосгь друг в друге, когда беретесь за руки, когда ваши мечты и желания совпадают, когда души соединяются; когда вместе создаете что-то хорошее, кра­сивое и полезное и когда делаете много других вещей. Когда делитесь чувствами, говорите правду, перестаете сердиться, изменяете свое отношение к лучшему. Когда желаете выслушать, когда желаете рассказать. Когда реша­ете простить и выбираете отпустить. Когда готовы отда­вать и когда с благодарностью принимаете. Есть тысячи способов освободить радость в сердце друго­го человека. Нет, тысячи тысяч. И в тот момент, когда ты решишь это сделать, ты будешь знать, как ты хочешь это сделать.

Ты прав. Я знаю, что Ты прав. Выпустить радость на волю можно даже у постели умирающего. Я послал тебе великого учителя.

Да. Доктора Элизабег Кюблер-Росс. Я не мог в это поверить. Я не мог поверить, что я на самом деле познакомился с ней, а тем более что работаю в ее команде. Необыкновенная женщина.

Я ушел из администрации округа Энн Арундел (до того, как начались беды Джо Элгона. Ф-фу!..) и нашел работу в отделе образования этого же округа. Прежний представитель по свя­зям с общественностью ушел на пенсию, и я занял его место. Опять я оказался в нужном месте в нужное время. Я получил

еще более поучительные жизненные уроки, работая в самых разных подразделениях — от Отдела кризисов до Комитета по составлению учебных программ. Я всегда был в гуще событий: готовил доклад на 250 страниц о школьной десегрегации (опять возвращаясь к Опыту Черных) для подкомитета конгресса, пу­тешествовал из школы в школу, встречался с учителями, роди­телями, учениками и руководством школ.

Я провел там все семидесятые — самый длинный период моего пребывания на одной работе, —и первые две трети этого времени мне ужасно нравились. Но в конце концов лепестки с розы осыпались, и мои задания начали становиться повторяю­щимися и скучными. Я все чаще видел впереди перспективу, которая больше походила на тупик, —та же самая работа еще на протяжении тридцати лет. Без высшего образования у меня было мало шансов получить повышение (фактически, мне по­везло, что я получил это место), и мой энтузиазм начал испа­ряться.

Потом, в 1979 году, меня похитила доктор Элизабет Кюблер-Росс. Это было именно похищение, не сомневайтесь.

В том году я в качестве добровольца начал помогать Элиза­бет. Мы вместе с моим другом Биллом Грисуолдом принимали участие в организации лекций на Восточном побережье с целью сбора средств для «Шанти Нилайл», некоммерческой органи­зации, которая поддерживала ее работу. Билл представил меня доктору Росс несколькими месяцами раньше: он попросил ме­ня помочь в организации связей с общественностью при под­готовке выступления Элизабет в Аннаполисе, на которое ему удалось ее уговорить.

Конечно, я слышал об Элизабет Кюблер-Росс. Это была жен­щина выдающихся достижений, ее книга «О смерти и уми­рании»[29], вышедшая в 1969 году, изменила взгляд мира на смерть, сняла табу с танатологии, способствовала возникнове­нию американского движения в поддержку безнадежных боль­ных и навсегда изменила жизнь миллионов людей.

(С тех пор она написала много других книг, в том числе «Смерть — последняя стадия роста», и одна из ее последних книг — «Колесо жизни: мемуары о жизни и смерти».)

Элизабет сразу же покорила меня — как почти всех, кто с ней встречался. У нее чрезвычайно магнетическая и неотрази­мая личность, и никто из тех, кто знал ее, не остался прежним. Проведя в ее обществе всего лишь час, я уже знал, что хочу участвовать в ее работе, и я сам вызвался стать ее помощником.

Приблизительно через год после моей первой встречи с Эли­забет мы с Биллом организовывали проведение ее лекции в Бостоне. После выступления Элизабет мы сидели в тихом угол­ке ресторана, наслаждаясь редкой возможностью лично пооб­щаться с ней. Мне посчастливилось присугствовать на таких беседах два или три раза, поэтому она уже слышала то, что я снова сказал ей тем вечером: я бы сделал все что угодно, лишь бы участвовать в ее работе.

В то время Элизабет проводила семинары на тему «Жизнь, смерть и переход» по всей стране, общаясь с умирающими больными и их семьями, а также с другими людьми, которые выполняли, как она говорила, «скорбный труд». Я никогда не видел ничего подобного. (Позже она написала книгу «Жить, пока не скажем "Прощай"», в которой описала с огромной эмоциональной силой то, что происходило в больницах для безнадежных больных.) Прикосновения этой женщины к жиз­ни людей были полны смысла и глубины, и я видел, что ее работа наполняла смыслом ее собственную жизнь.

Моя работа не давала смысла моей жизни. Я просто делал то, что, по моему мнению, должен был делать, чтобы выжить (или чтобы выжили другие). Одной из вещей, которым я научился у Элизабет, было то, что никто из нас не должен этого делать. Элизабет умела давать такие колоссальные уроки очень просто: одна фраза, с которой она не позволяла спорить.

— Я просто не знаю, — жаловался я, — в моей работе нет больше ничего захватывающего, мне кажется, что моя жизнь проходит зря, я, наверное, проработаю там до шестидесяти пяти лет, а потом уйду на пенсию.

Элизабет посмотрела на меня как на сумасшедшего.

— Ты не обязан так поступать, —тихо сказал она. — Поче­му ты это делаешь?

— Поверьте, если бы дело было только во мне, я бы завтра же бросил все. Но у меня есть семья.

— А скажи мне, что с/гучилось бы с твоей семьей, если бы ты завтра умер? — спросила Элизабет.

— Это к делу не относится, — возразил я, — я не умер. Я жив.

— Ты называешь это жизнью? —ответила она, отвернулась и заговорила с кем-то другим, как будто было совершенно оче­видно, что сказать больше нечего.

Следующим утром в ее отеле, когда мы пили кофе вместе с ее помощниками из Бостона, она внезапно повернулась ко мне

— Ты отвезешь меня в аэропорт, — сказала она.

— Конечно, — согласился я.

Мы с Биллом приехали из Аннаполиса на своих машинах, и мой автомобиль стоял на улице.

По дороге Элизабет рассказала мне, что она направляется в Паукипси, штат Нью-Йорк, для проведения еще одного интен­сивного семинара.

— Зайди со мной в аэропорт, — попросила она. — Не бро­сай меня просто так. Мне нужна помощь с сумками.

— Естественно, — согласился я, и мы заехали на стоянку. У билетной стойки Элизабет показала свой билет, а потом выложила кредитную карточку.

— Мне нужен еще один билет на этот рейс, — сказала она агенту.

— Позвольте мне посмотреть, есть ли места, — ответила женщина. —Да, осталось одно.

— Еще бы, — просияла Элизабет, как будто знала какой-то секрет.

— Будьте добры, кто будет лететь с вами? — спросила агент. Элизабет указала на меня:

— Вот он.

— Простите? — задохнулся я.

— Разве ты не летишь в Паукипси? — поинтересовалась Элизабет таким тоном, словно мы уже все обсудили.

— Нет! Мне завтра нужно быть на работе. Я взял только три дня отпуска.

— Эту работу сделают без тебя, — заявила она безапелля­ционно.

— Но у меня машина здесь, в Бостоне, — запротестовал я. — Яне могу ее оставить просто так, на стоянке.

— Билл может забрать ее.

— Но... у меня нет одежды. Я не планировал уезжать так надолго.

— В Паукипси есть магазины.

— Элизабет, я не могу! Я не могу просто сесть в самолет и улететь.

— Агенту нужно твое водительское удостоверение, — сказа­ла Элизабет, угрожающе прищурившись.

— Но, Элизабет...

— Из-за тебя я опоздаю на самолет.

Я дал агенту свое водительское удостоверение. Она вручила мне билет.

Элизабет направилась к воротам, а я поспешил следом, гово­ря на ходу:

— Мне нужно позвонить на работу и сказать, что меня не будет...

В самолете Элизабет погрузилась в чтение и за весь полет не произнесла и десятка слов. Но когда мы приехали на место в Паукипси, где она проводила семинар, она представила меня участникам как своего нового специалиста по связям с общест­венностью.

Я позвонил домой и сообщил жене, что меня похитили и что я вернусь в пятницу. Следующие два дня я наблюдал за тем, как Элизабет работает. Я видел, как люди менялись прямо у меня на глазах. Я видел, как у них затягивались давние раны, решались застаревшие проблемы, отпускались старые обиды и преодоле­вались ненужные убеждения.

Один раз женщина, которая сидела рядом со мной, в про­цессе семинара «сорвалась». (Помощники Элизабет беседуют с теми, кто начинает плакать или как-то иначе теряет контроль

над собой во время занятий.) Элизабет легким кивком головы дала мне указание позаботиться о ней.

Я мягко вывел плачущую женщину из комнаты и пошел с ней в небольшое отгороженное место в конце холла. Я никогда раньше ничего подобного не делал, но Элизабет давала очень конкретные инструкции тем, кто участвовал в проведении се­минара (обычно она привозила с собой троих-четверых по­мощников). Одно указание она да/ia очень четко:

— Не пытайтесь успокоить, — сказала она, — просто слу­шайте. Если понадобится помощь, позовите меня, но быть ря­дом и выслушать человека почти всегда бывает достаточно.

Она была права. Я смог помочь этой женщине, просто по­быв рядом с ней. Я смог предоставить ей надежное убежище и дал ей возможность выпустить, отпустить то, что она носила в себе и что всколыхнулось в этой комнате. Она плакала, причи­тала, выплескивая свой гнев, постепенно затихала, а потом все опять начиналось сначала. Я никогда в жизни не чувствовал себя таким полезным.

В тот же день я позвонил в офис школьного совета в Мэри­ленде, где я работал.

— Отдел кадров, пожалуйста, — сказал я оператору, и, пока меня соединяли с нужным номером, я сделал глубокий вдох.

— Можно ли, — спросил я, —уволиться по телефону?

Время, которое я провел в команде Элизабет, было одним из величайших даров, данных мне жизнью. Я находился рядом с женщиной, которая поступала как святая, час за часом, неделю за неделей, месяц за месяцем. Я стоял возле нее в лекционных залах, в семинарских комнатах и у постели умирающих. Я видел ее рядом со стариками и с детьми. Я видел, как она общалась с испуганными и храбрыми, радостными и печальными, откры­тыми и закрытыми, взбешенными и робкими.

Я наблюдал за Мастером.

Я наблюдал, как она исцеляет самые глубокие раны, которые только можно нанести психике человека.

Я наблюдал, я слушал, и я очень старался научиться.

И я по-настоящему понял, что то, что Ты сказал, правда.

Есть тысячи способов освободить радость в сердце друго­го человека, и в тот момент, когда ты решишь это сделать, ты будешь знать, как ты хочешь это сделать.

И это можно сделать даже у постели умирающего. Благодарю Тебя за учение и за талантливого наставника.

Пожалуйста, друг Мой. Теперь ты знаешь, как жить ра­достно?

Элизабет советовала всем нам безусловно любить, быстро про­щать и никогда не сожалеть о боли, оставшейся в прошлом.

— Если бы вы прикрыли Великий каньон от бурь, — говорила она, — вы бы никогда не увидели красоту его скал.

Она поощряла нас жить полной жизнью сейчас, остановить­ся и вкусить сладость каждого момента и сделать все, что необ­ходимо, чтобы завершить то, что она называла «ваши неокон­ченные дела», чтобы жить без страха и принять смерть без сожалений.

— Когда вы не боитесь умереть, вы не боитесь жить. И, конечно, самым важным ее посланием были слова: «Смерти не существует».