Главная | Обратная связь

Жертва и преступник

Тема преступников и их жертв непосредственно связана с содержанием предыдущей главы, то есть с законами равновесия и принадлежности, и вскоре мы поймем, почему. Когда между людьми возникает конфликт, первым делом мы хотим понять, кто прав, а кто виноват. Если это серьезный конфликт, в котором есть пострадавшие, то в дело вмешивается закон, и тогда вопрос о том, кто прав, а кто виноват, решают судьи.

Все, что каким-либо образом нарушает закон, любые акты жестокости, совершенные против других людей, обладают собственной силой и оказывают огромное влияние на состояние семейной системы в целом. В отношениях между обидчиком и пострадавшим наблюдается уникальная динамика, требующая особого внимания.

Если кто-то из членов семьи совершил убийство или какое-либо другое серьезное преступление, например, сделал кого-то калекой или поступил неспра-

Издательство «Весь» — ДОБРЫЕ ВЕСТИ ведливо, то он и его жертва оказываются связанными друг с другом Чаще всего их связь сильнее, чем связь между ближайшими родственниками. Из-за этого пострадавший, который может и не быть членом семьи преступника, входит в его семейную систему. Жертва начинает подчиняться законам коллективной совести, которая заботится о том, чтобы у каждого было свое место, и чтобы никто не был забыт.

Расстановки показывают, что эта связь двусторонняя. Если кто-то из семьи совершил преступление, то пострадавший автоматически становится участником семейной системы преступника, и наоборот, если с кем-то поступили несправедливо, то преступник обретает место в семейной системе жертвы. Если человек воевал или был в концлагере, то те, кто были тогда с ним, становятся членами его семьи, особенно угнетатели, например, нацисты времен Второй мировой войны. В любых ситуациях, когда человеческая жизнь подвергается опасности, включая жестокость и несправедливость, формируется подобная связь.

Ориентируясь на личную совесть и собственную систему ценностей, члены семьи естественным образом стремятся принять чью-либо сторону, выразить свое мнение о том, кто прав, а кто виноват. Мы пытаемся делить людей на «хороших» и «плохих», стремимся найти виноватых, идентифицируемся с теми, кому сочувствуем, и исключаем из системы тех, кого обвиняем.

Однако на глубинном уровне сознания, на уровне коллективного бессознательного подобных разделений не существует. Как мы с вами уже знаем, коллективная совесть хочет лишь одного — чтобы у каждого члена семьи было свое место, и чтобы никто не был забыт. Она заботится о каждом члене семьи, не разделяя их на героев и деспотичных монстров. Перед законами коллективной совести равны все, будь то убийца или жертва: и тот, с кем обошлись несправедливо, и самый последний тиран. Каждый обладает равным правом принадлежать к системе.

Подходя к ситуации поверхностно и обвиняя кою-то из своих родственников за нарушение социальных или моральных норм, мы стремимся исключить этого человека из семьи. Мы его игнорируем, вычеркиваем из своей жизни, перестаем о нем вспоминать и тем самым вырываем целую страницу из семейной истории. Мы забываем этого человека, чтобы не испытывать связанной с ним боли.

Однако проблема состоит в том, что чем активнее мы пытаемся исключить кого-то из системы, например убийцу, тем жестче становятся требования коллективной совести. Она обязательно найдет какого-то потомка, который будет представлять изгнанного предка.

Так происходит всегда, и каждый раз мы наблюдаем это явление в расстановках: тот, чье существование не признано, не может обрести покой. Кто-то из последующих поколений будет проживать его жизнь, нравится нам это или нет.

Можете себе представить, как сложно бывает людям проглотить эту горькую пилюлю. Для еврейских семей, потерявших не одного родственника во время холокоста, тот факт, что нацистские группировки теперь являются членами их систем, и что евреи должны признавать нацистов и принимать их, может показаться настоящим оскорблением А люди из немецких семей, чьих предков подозревали в проведении зверских медицинских экспериментов на людях в концлагерях, могут полностью все отрицать и утверждать, что ничего подобного никогда не было.

Помните женщину, о которой мы говорили в главе 3? Она не могла признать своего убитого во время войны деда до тех пор, пока мы не добавили в рас становку представителя нацистов. Это означало, что женщина исполняла в семейной системе роль тех самых военных преступников и поэтому не принимала жертву, то есть своего деда. Ей пришлось взять на себя роль палачей потому, что они были исключены из системы, и память о них всячески подавлялась. Вот еще один пример.

Анне, шведка по происхождению, пришла к нам на семинар с проблемой жестокости со стороны отца. 3 расстановке она поставила себя и отца друг напротив друга, отразив существующий между ними конфликт.

Задав ей несколько вопросов о ее семейной истории, мы выяснили, что ее дед (отец отца) был убит. Добавив в расстановку деда (жертву) и убийцу (преступника), мы обнаружили, что отец Анне несет на себе энергию преступника, сама же Анне идентифицируется с дедом, то есть с жертвой.

Обе стороны представлены в семейной системе, то есть насилие, совершенное по отношению к деду, продолжает существовать в следующем поколении. Отец, идентифицируясь с преступником, жестоко обращается с дочерью, взявшей на себя роль жертвы. Так конфликт между жертвой и преступником проигрывается в отношениях дочери и отца, что является двойным смещением.

Почему это происходит? В соответствии с семейной динамикой внимание жертвы концентрируется исключительно на преступнике, а преступник в силу глубокого бессознательного чувства вины не может забыть о жертве — между ними возникает тесная связь. В семье Анне дедушка неразрывно связан с убийцей. Логично, что сын, пытаясь добиться его расположения, идентифицируется с преступником. А поскольку внимание сына, то есть отца Анне, обращено на деда, то Анне приходится идентифицироваться с жертвой

100 « Часть I

(то есть с дедом), чтобы хоть как-то заслркить любовь отца. Таким образом, в данном случае жестокость отца по отношению к дочери своими корнями уходит в детское желание заслужить любовь родителей.

Однако как бы мы ни объясняли этот факт, решение всегда одно: мы определяем источник конфликта, ставим жертву и преступника лицом друг к другу и не мешаем им «выяснять отношения». Анне необходимо отойти от деда и проявить уважение к его судьбе. Признав тот факт, что ее отец любит своего отца, она перестала требовать от него повышенного внимания. Она нашла для себя более безопасное место рядом с матерью.

В данной семье мы столкнулись с невероятной силы связью между жертвой и преступником Чтобы обнаружить ее, нам пришлось добавить в расстановку обоих. Подобная связь обычно крепче, чем взаимоотношения между действительными членами семьи. Поэтому потомкам нужно каким-то образом принять существующую динамику, а это обычно очень сложно.

Члены семьи, вошедшие в систему позднее, обычно хотят отомстить за жертву или искупить вину преступника, но, как мы рке неоднократно видели, подобные стремления лишь обременяют и преумножают страдания. В действительности у потомков нет права вмешиваться в чркую судьбу. Расстаться с прошлым очень трудно. Чаще всего люди очень этого не хотят, потому что им кажется, что, оставив своего предка в прошлом, они его таким образом предают, словно бы бросая на произвол судьбы.

Как отказаться от роли судьи?

Придя на расстановки, мы думаем, что хотим расстаться с прошлым и всеми его переплетениями, но практика нередко показывает обратное. Ведь чтобы завершить любую тяжелую для нас ситуацию, нужно выйти за рамки не только личной, но и коллективной совести.

Для этого нам необходимо отказаться от роли судьи: не принимать чью-либо сторону, не обвинять преступника и не жалеть жертву. Мы должны смириться с судьбой жертвы и отойти от преступника в сторону. Чтобы отказаться от роли судьи, нужно перестать делить все на «добро» и «зло». Мы отдаем преступнику ' его ответственность и признаем, что жертва сама способна разобраться со своей судьбой.

Более того, это вопрос отказа от привязанности к своей семье. Такой шаг требует от нас огромного мужества и сил, чтобы выдержать чувство вины. Но если мы слишком отождествляемся с семьей, слишком привязаны к близким, то не способны видеть общую картину.

Нам также следует быть осторожными в своих выражениях в отношении преступника. Если человек кого-то убил, его называют убийцей. Но этот ярлык не должен стать приговором его человеческой сути. Он называется убийцей потому, что совершил убийство и, конечно, должен столкнуться с последствиями своего поступка.

Однако, чтобы быть точнее и объективнее, нам следовало бы называть его «человеком, совершившим убийство», вместо того чтобы использовать термин, подразумевающий продолжительность и постоянство его преступных намерений. Тогда мы бы перестали осуждать его как человека, а лишь признали бы факт убийства И нам было бы гораздо легче принять его в семейную систему, чтобы сохранить за ним право на принадлежность и поддержать равновесие.

То же касается и жертвы. Если человека убили или ему пришлось слишком много страдать, он, тем не менее, заслуживает быть сильной, целостной личностью,

102 « Часть I

а не безнадежной, трагической фигурой прошлого, которую теперь мы должны жалеть изо всех сил.

Пострадавшую в автокатастрофе женщину, прикованную к инвалидному креслу, можно считать инвалидом. Но инвалидность — только часть ее жизни. На самом деле она такая же женщина, как и другие. Она — женщина в инвалидной коляске. Ее нынешнее положение является результатом бездумной езды кого-то другого, и мы тут ни при чем Мы не должны добиваться компенсации. Это право принадлежит только ей. Если мы попытаемся за нее отомстить, совершить акт возмездия, то лишим ее человеческого достоинства.

В подобных ситуациях нам трудно отойти в сторону. Для этого нужно быть достаточно мудрой, зрелой личностью. Необходимо понимать и поддерживать основные принципы семейной динамики, которые не подчиняются законам человеческой морали и справедливости, как бы мы того ни хотели.

Семейная динамика в процессе расстановки

Во время расстановочной сессии мы смотрим, кто был исключен, и кто идентифицируегся с жертвой или преступником. Динамика семьи проявляется в том, как клиент расставляет своих родственников, а также через реакции заместителей.

Обычно мы ставим клиента напротив того члена семьи, с которым он идентифицируется. Таким образом, любовь, которую клиент чувствует по отношению к этому человеку, становится очевидной. Либо же мы ставим клиента рядом с этим человеком, что помогает клиенту расслабиться и почувствовать облегчение. Присутствие любви само по себе является глубоким откровением для клиента Он начинает понимать при чины своих поступков. Оказывается, их корни лежат в любви к бывшему члену его семьи.

Чаще всего для клиента этого более чем достаточно.

Тот, кто осознал действительные мотивы своих действий и решил не вмешиваться в судьбу жертвы или отдать ответственность тому, кто виноват, испытывает настоящее освобождение. Нередко после расстановок его жизнь довольно сильно меняется. Однако даже если клиент не сможет полностью принять семейную динамику и совершить необходимые действия для ее разрешения, он все равно получит хотя бы часть своей изначальной невиновности и снимет с себя толику бремени идентификации с другим человеком.

Что такое идентификация?

Идентификация — это глубокий бессознательный процесс. Идентифицируясь с кем-либо, вы не можете видеть этого человека, поскольку стали с ним одним целым Это как будто вы уперлись носом в экран телевизора Подойдя слишком близко, вы не можете четко видеть картинку.

Однако если вы сознательно делаете шаг назад, все меняется. Взглянув в глаза человеку, с которым вы идентифицируетесь, вы понимаете, что он — другой человек, и в этот момент вы возвращаетесь в реальность, осознавая себя здесь и сейчас. Прямой открытый взгляд помогает вам освободиться от идентификации. Вы осознаете себя отдельной личностью.

Тогда и только тогда вы сможете признать то, что произошло в жизни этого человека, смириться с его судьбой или отдать ему его ответственность, в зависимости от того, идентифицируетесь ли вы с жертвой или с преступником Это значит, что отныне вы можете с

104 « Часть I

чистым сердцем отдать ему его право на собственную жизнь. Вы понимаете, через какую боль ему пришлось пройти, и вместе с тем перестаете осуждать эту боль, осознавая ее неизбежность.

В идеале клиент чувствует себя лучше всего, когда наблюдает сцену примирения жертвы и преступника Поэтому мы довольно часто добавляем в расстановку обоих, поворачиваем их лицом друг к другу и настаиваем на том, чтобы они посмотрели друг другу в глаза. Мы просим заместителей наблюдать за своими внутренними реакциями.

И жертва, и преступник могут испытывать очень сильные чувства, например, боль, ненависть, страх, агрессию, отчаяние, вину или стыд. То же самое обычно чувствуют и их заместители. Сила чувств напрямую зависит от того, насколько жертва и преступник смогли примириться друг с другом

В конце расстановки они могут лечь рядом, выражая то, что оба уже мертвы. Или, если преступник еще жив, он может лечь к жертве, как бы говоря, что он тоже заслуживает смерти. Или же они обнимают друг друга. Конечно, мы не всегда доходим до этой стадии и не каждый раз получаем такие очевидные позитивные результаты. Двигаться к примирению могут только настоящие жертва и преступник. Их потомкам, идентифицирующимся с ними, необходимо отойти в сторону, предоставив их друг другу, иначе конфликт не разрешится.

В тот момент, когда жертва и преступник поворачиваются друг к другу лицом, начинается процесс исцеления, и неважно, сколько на это потребуется времени. В конце концов, две противоположные силы будут уравновешены. Ведь внутреннее движение к примирению отражает универсальный принцип, согласно которому, чем сильнее две энергии противостоят друг другу, тем сильнее они притягиваются. В процессе расстановки важен момент, когда преступник и жертва испытывают облегчение и освобождение. Это часто происходит, когда они ложатся на пол рядом друг с другом Так, в смерти они обретают мир и покой. Такой процесс не требует специального завершения в этой или последующих сессиях. Он должен сам завершиться между умершими, когда придет время.

В расстановке мы лишь помогаем двум антагонистам честно и открыто посмотреть друг на друга. Благодаря этому ситуация клиента, идентифицировавшегося с одним из них, начинает меняться. Мы просим «ребенка» не принимать ничью сторону и увидеть, что за ними обоими стоит нечто гораздо большее, чем мы можем представить. Это также помогает жертве и преступнику смириться со своей судьбой.

Национальные

и культурные столкновения

В рамках семейной системы возможны самые разные противостояния. Однако одновременно с семейным конфликтом возникает и коллективная потребность в уравновешивании противоположностей. Идентификация с кем-то из членов семьи является слепой и неудачной попыткой вернуть в систему исключенного родственника Неудачной потому, что она мешает истинному примирению тех, с кого все началось.

Принятие одной стороны конфликта и противостояние другой лежат в основе большинства межнациональных столкновений и политических войн. Например, работая с клиентами, в родных странах которых были гражданские войны, я вижу, что битва между противоборствующими партиями продолжается и в рамках семейной системы, охватывая не одно поколение.

Юб * Часть I

Себастьян — из Барселоны. Его родители тоже родились в Испании. Его дед по отцовской линии участвовал в гражданской войне на стороне республиканцев, а после окончания военных действий провел семь лет в концентрационном лагере. Мать Себастьяна родилась в семье националистов. Ее родители поддерживали разгромившего республиканцев генерала Франко, который был диктатором Испании в течение многих лет.

Расставив семью Себастьяна, мы увидели, что мать и отец стоят далеко друг от друга, а дети занимают либо сторону отца, либо сторону матери. Себастьян находился ближе к матери. Мать же не могла смотреть на мужа, он для нее олицетворял врага У нас возникло впечатление, что перед нами два лагеря, участвующих в гражданской войне. Родители и дети оказались представителями прстивоборствующих сторон, а линия фронта проходила в самой середине их семейной системы.

Себастьян, стоявший ближе к матери, в то же время смотрел на деда бывшего в концлагере. Мы поняли, что Себастьян идентифицируется с дедом Расстановка показала, что мать не позволяет сыну стать ближе к отцу, поскольку она идентифицируется с националистами, а ее муж — с республиканцами.

Мы добавили в расстановку заместителей тех, кто погиб в гражданской войне, на чьей бы стороне они ни были, положили их в центре рядом друг с другом и попросили всех членов семьи на них посмотреть. Тогда мать расслабилась и смогла взглянуть на мужа. Себастьян почувствовал настоящее облегчение.

В заключение сессии Себастьян смог найти в своем сердце место для погибших участников гражданской войны и перестал их осуждать. Конечно же, в его сердце нашлось место и для деда

Зачастую примирение происходит тогда когда члены семьи могут внимательно посмотреть на воюющие стороны и увидеть всех погибших в этой войне. Когда обе стороны смотрят долго и пристально не только на своих погибших родственников, но и на всех, кто был убит, тогда они осознают общие потери и испытывают общую скорбь. Это их сближает, и конфликт исчерпывается.

Бану, красивая турчанка тридцати лет, рассказала нам, что у нее не клеится личная жизнь. От нее постоянно уходят мужчины. Как только у нее завязываются любовные отношения, она тут же начинает думать, что и этот мркчина ее бросит. К тому же у нее есть брат, которому врачи поставили диагноз «психологически неуравновешенная личность».

Из расстановки стало видно, что ее отец хочет уйти из системы, но ему мешает брат. Выяснилось, что родители отца были турками, и им пришлось покинуть Грецию после падения Оттоманской империи. В то время наблюдалась массовая миграция населения. Границы устанавливались и переустанавливались: турки из Греции переселялись на вновь созданные турецкие земли, а греков вынуждали покидать бывшие Оттоманские территории и переселяться в Грецию. В том конфликте погибло много людей.

Когда мы добавили в расстановку представителей греков и турков, то есть христиан и мусульман, стало очевидно, что семья Бану до сих пор страдает от последствий давнего конфликта между двумя нациями и двумя религиями.

Отец Бану нес в себе боль тоски по Греции — утраченной родине. Его горе усугублялось еще и тем, что его семье пришлось оставить довольно большое богатство. За это он очень злился на христиан. Его сын, брат Бану, идентифицировался с греческими христианами, которых ненавидели в семье и пытались исключить. Но в то же время он был турецким мусульманином. Внутренняя раздвоенность довела

108 * Часть I

его до психологического расстройства. Сама Бану идентифицировалась с турками и несла в себе злость на христиан от лица отца и всей своей семьи.

Разрешить этот конфликт можно было только через признание и проявление уважения по отношению к христианам, пострадавшим во время переворота, и в то же время через уважение того горя, которое пришлось перенести семье отца Бану. Это помогло бы клиентке отойти в сторону и больше не вовлекаться в конфликт. Таким образом расстановка показала причину, по которой мужчины постоянно бросали Бану. Она несла в себе чувства своих предков, которым пришлось покинуть свой дом в Греции, и делала это для того, чтобы привлечь внимание отца.

На глубоком уровне работу с этой семьей следовало продолжить и дать возможность мусульманам и христианам посмотреть друг на друга, а также на жертв, погибших в их войне.

В моей практике было немало похожих случаев. У меня были клиенты с Тайваня, в чьих семьях произошел раскол во время войны между националистами и коммунистами. Я работал с клиентами — вьетнамцами французского происхождения, чьи семьи до сих пор проигрывают конфликт между французскими колонистами и вьетнамскими националистами, а также с клиентами из Северной Ирландии, в чьих семьях до сих пор борются между собой католики и протестанты.

Каждый раз, когда мы имеем дело с противостоя-нием, клиентам необходимо осознать, что в их семье в той или иной степени представлены обе стороны. Глубина конфликта зависит от того, настолько сильно одна из сторон подавляется, и насколько полно память о ней вытесняется из семейной истории. Воюющие стороны могут прийти к истинному согласию и обрести покой, только если мы объединим их в своем сердце. Помочь нам в данном случае может небольшая медитация, предложенная Бертом Хеллингером Я представляю ее здесь в слегка измененном виде.

Сядьте удобно, закройте глаза и представьте себе ваш семейный конфликт. Он может охватывать несколько поколений.

Определите двух родственников, которые не любят друг друга больше всего, и посмотрите на них: сначала на одного, потом на другого.

Отметьте, возникают ли у вас какие-либо чувства или мысли в тот момент, когда вы занимаете чью-то сторону. Не торопясь, отыщите в своем сердце место для обоих родственников, особенно для того, кто представляет нацию или религиозную группу, которую вам особенно трудно принять, которую вы осуждаете.

Теперь представьте, как обе стороны встречаются в вашем сердце и становятся одним целым.

Хеллингер обнаружил, что диагноз шизофрении чаще всего связан с фактом убийства, имевшим место в семейной системе. Больному приходится представлять собой сразу обе стороны: и убийцу, и жертву, переходя от одной идентификации к другой. Чтобы исцелить ситуацию, необходимо обнаружить и признать факт убийства Это поможет клиенту перестать идентифицироваться и позволит обеим сторонам встретиться друг с другом.

Работа с динамикой «преступник-жертва» в процессе расстановки

Терапевту, имеющему дело с динамикой жертвы и преступника, бывает трудно избежать преждевременных суждений. Тем не менее, он не должен принимать ничью сторону. Его задача — постепенно расширять пространство расстановки так, чтобы включить в картину семьи обе на первый взгляд диаметрально

110 • Часть I

противоположные стороны. Это значит, что ведущий должен заранее проработать динамику собственной семьи и достичь той степени любви и свободы, когда он сможет воспринимать все происходящее спокойно, без осуждения. Иначе он не имеет права работать.

В то же время терапевт должен быть готов к сопротивлению, возникающему у клиента, который считает абсолютно неприемлемым принимать и уважать своих врагов. Часто мы наблюдаем, как непросто клиентам из немецких семей включить в свою систему нацистов. С современным отношением немцев к Третьему рейху им даже сейчас тяжело признать эту часть своей истории и принять тот факт, что сами они тоже немцы. Многие просто пытаются забыть о том, что было. Им легче пребывать в иллюзии, что ничего не происходило. Однако во время расстановки мы просим их обратиться к заместителям нацистов и произнести следующие слова: «Мы должны всегда помнить о вас, чтобы избежать повторения подобных событий в будущем». Так мы завершаем конфликт и не позволяем ему влиять на будущее.

Кстати, Хеллингер — немец по происхождению. И его открытия вызывали у немцев неоднозначную реакцию. Особенно те, где Хеллингер описывает природу коллективной совести и требует включать в систему всех без разделения на «хороших» и «плохих», без суждений о том, кто вел себя приемлемо, а кто нет, без попыток замазать основную динамику семьи социально приемлемой косметикой.

Многим трудно понять его нейтральную позицию. Но он ничего не придумывал и не изобретал, так устроена жизнь. В расстановках мы часто сталкиваемся с тем, что наиболее глубокое исцеление происходит благодаря преступникам, а не жертвам, поскольку первые всегда исключаются из системы. И чем сильнее мы их осуждаем или отрицаем их существование, тем чаще мы воспроизводим их поведение. Коллективная совесть не позволяет нам о них забыть. Именно поэтому сейчас в современной Германии мы наблюдаем подъем неонацистского движения.

Обидой или отрицанием мы не сможем завершить конфликт, в который были втянуты наши предки.

_Глаба 7_

Живые и длертвые

Большинство из нас воспринимают жизнь и смерть как два противоречащих друг другу явления. Мы думаем о смерти как о катастрофе, которой нужно избегать, и чем дольше, тем лучше. Лишь некоторые из нас относятся к смерти спокойно. Мы либо игнорируем ее неизбежность и стремимся жить так, как будто смерти вообще нет, либо живем в постоянном страхе перед ней. И мы четко делим членов семьи на тех, кто рке мертв, и на тех, кто еще жив, не осознавая, что для коллективной совести этого разделения не существует, хотя очевидно, что живые и мертвые принадлежат к разным мирам.

Если мы оставим в стороне наше нежелание сталкиваться со смертью, то ясно увидим, что все жившие до нас продолжают играть важную роль в существующей ныне семейной системе и влиять на жизни следующих поколений. Это, возможно, одна из причин, по которой во всех примитивных племенах существует культ предков. Нецивилизованные люди обладают интуитивным знанием о том, что мертвые продолжают управлять нашим поведением. В этих племенах понимают, что умершие не уходят бесследно: все, что происходило при их жизни, является частью жизни их потомков, а любые события, имевшие место в прошлом, продолжают влиять на все, что происходит сейчас.

Расстановки показывают, что наши предки оказывают на нас влияние. Во время сессии мы также видим и то, позитивно ли их влияние или негативно. Качество их влияния зависит от того, как мы к ним относимся.

Допустим, у вас есть дядя, умерший в довольно молодом возрасте. Если вы хотите, чтобы его влияние на вас было позитивным, то вашему отцу необходимо признать его как своего брата, умершего в молодом возрасте, принять его судьбу и от всего сердца с ним проститься. С другой стороны, если ваш отец по какой-то причине игнорировал вашего дядю, или остальные члены семьи забыли о его существовании, он может влиять на вас негативно. Ведь в соответствии с законом коллективной совести у всех есть равное право принадлежать к системе, и для того, чтобы соблюсти закон, коллективная совесть может выбрать вас в качестве заместителя своего забытого дяди.

Однажды мы видели явно негативное влияние умерших людей на ныне здравствующих членов семьи. К нам на расстановку пришел англичанин по имени Гарольд. Его проблемой были плохие отношения с отцом, который никогда не уделял ему достаточно внимания.

Расставив семью Гарольда, мы выяснили, что его дед (отец отца) принимал участие в Первой мировой

\Н * Часть I

войне. Несколько лет он воевал на передовой, находясь в нечеловеческих условиях. Он стал свидетелем огромного количества смертей. Во время расстановки выяснилось, что он стремится уйти из системы: его тянет к погибшим на войне товарищам

Только после того, как заместитель клиента проявил уважение по отношению ко всем умершим во время войны и признал страдания деда, дед впервые смог посмотреть на сына и внука. Тогда и отец смог посмотреть на своего сына, нашего клиента До этого отцу приходилось следовать желанию деда присоединиться к числу погибших, поэтому он просто не мог видеть сына

Это пример того, как жертвы войны, не являющиеся непосредственными родственниками, оказывают влияние на всю систему. В данном случае такая глубокая связь между дедом и его сослуживцами привела к тому, что погибшие оказались «изгнанными членами семьи», нуждающимися в признании.

Так же как во время психотерапии мы обращаемся к своему внутреннему миру и исследуем те части нас самих, которые были вытеснены в подсознание, так и во время расстановки мы поворачиваемся лицом к нашим забытым предкам Некогда они принадлежали нашей семье, и мы должны вернуть им принадлежащее им по праву место в системе. Мы признаем их существование, проявляя по отношению к ним любовь и уважение.

Предки, которых мы стремимся забыть, это чаще всего те, чья жизнь выходила за рамки общественных норм, или те, чьей жизни коснулись необычные обстоятельства ранняя смерть, самоубийство или убийство, явная жестокость, допущенная либо ими самими, либо по отношению к ним

Нередко остальные члены семьи считают такого родственника белой вороной, говорят о нем «В семье не без урода» и стараются о нем не вспоминать. Но именно те, кого мы предпочли бы забыть, больше всего нуждаются в том, чтобы их помнили. Признавая их существование, мы почти всегда обнаруживаем, что не испытываем негативных чувств по отношению к ним, обида, которую мы носили в себе столько лет, вовсе нам не нужна. И тогда они дают нам свое благословение — важный жест примирения и исцеления всей семейной системы.

Умершие дают нам свое благословение

Следующий пример показывает, каким образом умершие родственники могут дать нам свое благословение.

Розелла живет в Италии. Ее тетя, старшая сестра матери и первый ребенок бабушки Розеллы, умерла при рождении. В семье Розеллы говорить об этом было не принято.

В начале расстановки Розелла поставила заместителей себя, матери и бабушки так, что они смотрели в одном направлении и при этом не видели друг друга Все указывало на то, что они смотрят на отсутствующего члена семьи.

Мы предположили, что не хватает мертворожденной тети, и добавили ее заместителя в расстановку, поставив лицом ко всем троим женщинам. Заместитель Розеллы тут же почувствовала себя лучше. Она обрадовалась, увидев тетю. Когда ее тетя легла на пол, символизируя таким образом свою смерть, Розелла легла рядом с ней, потому что чувствовала с умершей тетей связь.

Я попросил заместителя Розеллы встать и подойти к матери. Тогда бабушка подошла к старшей дочери и заплакала Она встала на колени и обняла дочку. Все участники расстановки были глубоко тронуты и вместе с тем почувствовали облегчение.

В завершении расстановки я расставил женщин по порядку: сначала бабушку, затем тетю, мать Розел-лы и саму Розеллу (ее заместителя). Затем я попросил бабушку познакомить мать Розеллы с ее старшей сестрой. Она сказала: «Это твоя старшая сестра Она ушла очень рано. Она первая, а ты вторая».

Сестры — тетя и мать Розеллы — посмотрели друг на друга с любовью. Мать сказала «Я рада тебя видеть. Здорово, что у меня есть старшая сестра. Ты всегда будешь в моем сердце». Указывая на Розеллу, она добавила: «Это моя дочь, пожалуйста, посмотри на нее и будь ей другом».

Розелла поклонилась бабушке и затем тете со словами: «Дорогая тетя, я — твоя племянница, пожалуйста, благослови меня».

Тетя улыбнулась. Тогда Розелла посмотрела на мать и сказала: «Мамочка, твоя сестра всегда будет в моем сердце. Я чувствую, как тебе ее не хватает. Спасибо, что ты осталась со мной».

Розелла и ее мать обнялись. На этом сессия завершилась.

Как видим, умерший член семьи, о котором забыли, обладает огромной силой, влияющей на всю семью. Бабушка не смогла как следует пережить скорбь по умершему первенцу. Возможно, она не справилась с болью потери и бессознательно стремилась последовать за дочерью. В таких ситуациях очень часто вошедшие в систему дети говорят: «Я сделаю это за тебя», как это было в случае Розеллы. Одним из проявлений этого желания могло быть то, что Розелла была словно бы «мертвой», то есть не позволяла себе наслаждаться жизнью.

Когда мы добавили умершую тетю в семейную систему и бабушка смогла выразить свое горе, ситуация завершилась. Тетя благословила Розеллу, и Розелле больше не нужно идентифицироваться с умершим

]\6 * Часть I предком. У нее появилась возможность жить так, как она хочет. Фразы, используемые в расстановках, помогают исцелить ситуацию. Члены семьи признают отсутствующего предка и выражают уважение порядку, в котором члены семьи вошли в систему. В основе переплетения этой семьи лежала невыраженная любовь бабушки по отношению к своему первенцу.

Когда мертвые благословляют живых, их сила оказывает позитивное влияние. Если мы искренне признаем их существование, то получаем поддержку рода и одобрение предков. Это позволяет нам расслабиться и вместе с тем заряжает энергией. Если же мы не можем вспомнить умершего предка или признать его немаловажную роль в нашей жизни, то лишаем себя его силы и не освобождаемся от его негативного влияния. Следуя законам коллективной совести, мы продолжаем идентифицироваться с его судьбой и соответственно не можем раскрыть весь свой потенциал

Нежелание мириться

со смертью близких людей

Пытаясь избежать боли, мы забываем о тех наших родственниках, чей уход оказался для нас слишком болезненным. Однако так происходит не всегда. Иногда мы впадаем в другую крайность: «холим и лелеем» воспоминания о том, кого так любили. Мы никак не можем смириться с тем, что случилось, постоянно думая об этом человеке и о его преждевременной кончине. Таким образом мы его не отпускаем, не даем ему обрести покой.

Подобный протест против смерти может выражаться в решении жить в постоянном трауре. Вспомните английскую королеву Викторию, которая после смерти возлюбленного мужа носила траур всю оставшуюся жизнь и заставляла детей делать то же самое.

115 • Часть I

Или же мы только и делаем, что говорим о покойном, возводя его на пьедестал и сочиняя в его честь хвалебные речи.

Такого рода поведение со стороны потомков покойного является своего рода неуважением, поскольку нарушает закон коллективной совести. Умерший был членом системы до нас, и то, что с ним произошло, это его судьба, в которую мы не имеем права вмешиваться. То, что мы его потеряли, вовсе не означает, что он был нашей собственностью. Его жизнь и его смерть — исключительно его судьба, и мы не можем ее изменить. У нас нет на это ни прав, ни возможностей.

Тот, кто никак не может расстаться с любимым родственником, чаще всего признает значимость умершего в системе и отводит ему достойное место среди остальных, но никак не может оставить его в покое. Не отпускать умершего можно по-разному, например, можно ругать себя за то, что мало его любил, и преувеличивать свою любовь теперь. Или же воспринимать его смерть как предательство и злиться на него за то, что он причинил столько боли и заставил страдать.

Однако когда в расстановке возникает подобная динамика, мы видим, что умершие чаще всего смиряются со своей судьбой и хотят, чтобы мы сделали то же самое. С их стороны нет никаких проблем Это мы, их потомки, никак не можем смириться с их смертью.

Иллюзия собственной важности

Еще одной довольно распространенной ловушкой прошлого является ощущение собственной значимости. Многие чувствуют себя виноватыми в смерти близких, как будто они лично толкнули своего родственника на смерть. Мать, чей ребенок умирает от пневмонии, склонна корить себя за то, что не смогла его уберечь. Чувствуя себя виноватой, она думает, что если бы она была более внимательной и заботливой, ее ребенок сейчас был бы здоров.

Чувствуя ответственность или вину за смерть близких, мы самонадеянно полагаем, что способны управлять человеческими судьбами. Вместо того чтобы принимать бытие и реальность случившегося, мы занимаемся самоистязанием Матери следовало бы вспоминать ребенка с любовью и благодарностью и при этом двигаться вперед по жизни, а не страдать и казнить себя, оставаясь привязанной к мертвому малышу.

Возможно, у нее есть другие дети, но она их не замечает. Если ее внимание сконцентрировано исключительно на умершем сыне или дочери, то она не в состоянии заботиться о живых детях, играть с ними, любить их.

У этого сценария есть еще один аспект, возможно, не столь очевидный. Когда мать обвиняет себя за смерть ребенка и только и думает о своей потере, она мешает не только себе, но и своему дитя. Она не позволяет ему обрести независимое существование, свою личную судьбу. Она воспринимает его только как продолжение себя, и его смерть означает и ее собственную смерть.

В случае с ребенком горе женщины объяснимо и понятно. В конце концов, он только что вышел из ее чрева. Но ведь часто мы испытываем те же чувства по отношению, например, к сестре или к мрку. Мы чувствуем себя виноватыми, но разве у них нет права на свою собственную судьбу?

Недавно на одном из семинаров у нас была женщина, чья младшая сестра погибла в концлагере. Всю жизнь эта женщина чувствовала себя виноватой за смерть сестры, потому что та умерла, а ей удалось выжить.

Что же это значит? Во-первых, эта женщина думает, что все могло быть иначе. Если бы она вела

120 • Часть I

себя по-другому, ее сестра не умерла бы. Но это не так, она ничего не могла сделать. Во-вторых, чувство вины защищает ее от острой боли, связанной с потерей близкого человека. В-третьих, наша клиентка вмешивается в судьбу сестры. Ее сестре суждено было умереть, в то время как ей самой суждено было выжить. В-четвертых, скорее всего, она не сможет быть стопроцентной матерью своим детям.

Видеть, как на твоих глазах убивают родную сестру, — невыносимо больно. После таких травмирующих событий мало кто сможет жить нормально. Боль настолько сильна, что ребенок не способен ее выдержать, легче чувствовать себя виноватой и думать, что все могло бы быть иначе.

Но правда в том, что мы должны прожить свою собственную жизнь и умереть тогда, когда придет наше время. И лучше, если к этому моменту мы будем свободны от эмоциональных переплетений с умершими близкими. Чтобы освободиться, необходимо осознавать процессы, управляющие нашими привязанностями.

Смерть во время родов

Смерть матери во время родов — одна из самых сложных проблем, всплывающих на расстановках Это событие оказывает влияние на многие последующее поколения. Коллективная совесть рассматривает ее смерть почти как убийство, где убийца — мркчина, от которого она забеременела В каком-то смысле это правда он занимался с ней любовью, из-за него она забеременела, значит, он приблизил ее смерть. Конечно, это вышло не намеренно, но, тем не менее, таков итог.

Скорее всего, причина, по которой коллективная совесть рассматривает смерть матери как факт серьезного преступления, состоит в том, что в перво бытных племенах царил культ женщины. Женщину почитали за то, что она приносила племени пополнение, благодаря чему племя росло и укрепляло свои позиции. Смерть молодой женщины, способной иметь детей, воспринималась как угроза выживанию всей системы.

Чтобы соблюсти законы принадлежности и равновесия, коллективная совесть может заставить кого-то из потомков взять на себя чувство вины за эту смерть, несмотря на то, что преступления как такового не было. Потомок, взявший на себя чувство вины, может, например, оказаться бездетным или постоянно терпеть неудачи в личной жизни из-за агрессии по отношению к мужчинам

Чтобы разрешить ситуацию, нужно признать факт смерти и понять, что же на самом деле произошло. Во время расстановки необходимо оказать должное уважение и почтение матери, отдавшей свою жизнь за жизнь ребенка Мать занимает центральную позицию, остальные члены семьи ей кланяются. Мы уважаем ее за тот риск, на который ей пришлось пойти, чтобы родить ребенка Это особенно важно при работе с членами семьи, жившими в прошлом, когда рождение ребенка на самом деле было вопросом жизни и смерти. Уважение вернет ей ее достоинство.

Однако этого недостаточно. Муж остается исключенным из системы, поскольку коллективная совесть считает его виновным в ее смерти. Когда мы добавляем его в расстановку, нередко остальные члены семьи не хотят его видеть и признавать. Они чувствуют, что от него исходит угроза Однако их видение ошибочно. Это еще раз доказывает силу коллективной совести, слепую и несправедливую.

В расстановке мы ставим мужчину и умершую женщину лицом друг к другу, давая им возможность еще раз выразить свою любовь. Обычно эта сцена

122 • Часть I

глубоко трогает всех присутствующих. Мать и отец признают свое горе. Каждый из них потерял нечто очень дорогое: она — жизнь, а он — любимую жену, а порой и ребенка. Между ними была любовь, они оба рисковали, и в итоге мать умерла. Мы должны признать правду. Это дает необычайную силу детям, особенно когда они чувствуют любовь матери и отца и понимают, что именно благодаря этой любви они появились на свет.

В наши дни женщины редко умирают во время родов, и, тем не менее, бывают случаи, когда мать умирает довольно молодой. Для ребенка это катастрофа. Практически, это самое травмирующее событие всей его жизни. Чаще всего ребенок не справляется с болью и вытесняет ее в подсознание, как бы «забывает» о случившемся. Подробнее об отношениях матери и ребенка мы поговорим в следующей главе.

Реальные люди, реальные события

Когда во время расстановки мы сталкиваемся с динамикой смерти, то говорим ли мы о реальных людях, бывших членах семьи клиента, или же обращаемся к части его психики, в которой хранится память об этих людях? Этот вопрос относится также и к живущим родственникам клиента, поскольку никто из его семьи реально не присутствует в зале. Итак, на самом ли деле мы ощущаем присутствие всех этих людей, или это лишь наши фантазии о том, что они могли бы думать и чувствовать?

В действительности, коллективной совести все равно, умер человек или еще жив. Делая расстановку, мы исходим из понимания того, что заместитель не только представляет собой члена семьи, умершего или живого, но на самом деле под воздействием коллективного поля каким-то образом становится этим человеком Конечно, внешне заместитель никак не меняется и не превращается в отвратительного мертвеца, но каким-то мистическим образом он начинает действовать как проводник энергии замещаемого человека. Заместитель чувствует боль того, кого он замещает, у него появляется знание о его семейной истории, он получает силу и возможность распутать переплетение между поколениями, как только остальные родственники признают того, кого они раньше игнорировали или исключили из системы. В этом смысле несмотря на то, что в расстановках участвуют заместители, мы, тем не менее, работаем с реальными людьми.

Наш подход основан не на теории или интеллектуальных измышлениях. Мы опираемся на опыт, полученный Хеллингером и другими терапевтами в ходе расстановок эмпирическим путем. Поэтому в Семейных расстановках мы всегда обращаемся к реальным людям Эти люди могут «существовать в нашей психике», но все же они живут в наших воспоминаниях, а не в воображаемом прошлом. Мы не работаем со снами или фантазиями, возникающими из подсознания. Мы работаем с реальными людьми, осознавая, что реальные люди могут оказывать на нас влияние. Мы также работаем с реальными событиями, которые оставили след в душе клиента.

Нас не интересуют истории, которыми мы иллюстрируем прошлые события. Нас не волнует, что клиент думает о случившемся, или «почему» его близкие с ним так обошлись или обходятся, а также правы они или нет.

Мы обращаемся только к реальным событиям, имевшим место во времени и пространстве. Нам важно только то, что произошло на самом деле. Мы работаем с фактами, влияющими на семейную динамику, а не с их интерпретациями.

124 « Часть I

Чувства, возникающие в процессе расстановки, отражают реакцию членов семьи на определенные события. Поэтому у ведущего возникает только один вопрос: взаимодействует ли клиент с событием, признавая и принимая его? Если да, то выражение чувств поможет ему пережить опыт и исцелиться. Если же клиент пытается защититься от случившегося, то с помощью своих чувств он будет стремиться избежать настоящей боли. Этим отличаются первичные чувства, выражая которые мы становимся сильнее, от вторичных, которые лишь отнимают у нас энергию. В главе 21 мы подробнее остановимся на этом вопросе.

Чаще всего люди, которые во время сессии много и долго говорят о своих чувствах, хотят, чтобы их всего лишь выслушали или дали им возможность высказаться. Менять они ничего не хотят. Обычно у них есть собственное мнение о тех или иных событиях, и они не желают отказываться от своих теорий или убеждений. Реальное значение того, что произошло, теряется среди их долгих аналитических рассуждений.

Однажды я делал расстановку для клиента, дед которого погиб в концлагере во время Второй мировой войны. Когда я обратился к факту смерти деда и глубокой боли, связанной с ним, клиент начал мне рассказывать о том, какие у него плохие отношения с отцом.

Он продолжал жаловаться, игнорируя то, что случилось с дедом, пытаясь таким образом избежать боли, которую, кстати, он испытывал и по отношению к отцу. Контакт с реальностью смерти помог бы ему почувствовать не только боль, но и глубокую любовь к своим родственникам Поэтому вместо того, чтобы ходить по кругу, то есть рассркдать о злости на отца, анализировать ее, выражать ее и так далее, я предложил этому клиенту просто сосредоточиться на том, что произошло с дедом, и отказаться от разного рода историй. Истории нам нужны в основном для того, чтобы избежать глубоких чувств или запутать терапевта и не испытывать боли или дискомфорта Поэтому во время расстановок мы просим людей сосредоточиться на фактической стороне событий, которые произошли в их семье, последствия которых до сих пор проявляются в семейной динамике. При этом мы просим воздержаться от каких-либо комментариев.

Когда мертвые учатся у живых?

В примерах, приведенных выше, мы видели, что живые могут многому научиться у мертвых. Прежде чем урок будет полностью воспринят и случится исцеление, нам нужно отдать должное нашим умершим родственникам. Это помогает снять с себя бремя прошлого, стать свободнее и жить своей собственной жизнью.

Во время расстановки мы добавляем в семейную картину умершего и просим ныне здравствующих членов семьи посмотреть на него, иногда — поклониться, как было описано выше, и выразить ему свою любовь. Чаще всего этого достаточно. Умерший чувствует, что его признают и принимают. Он тоже смотрит на своих родственников с теплотой и любовью, и таким образом все испытывают чувство завершения. Иногда умерший благословляет живых. В этом случае потомки получают силу своего предка.

Иногда умершие что-то сообщают живым, например: «Теперь я спокоен», или: «Я тобой горжусь», или: «Я хочу, чтобы ты жила своей собственной жизнью», или: «Я не хочу, чтобы ты испытывал то же, что и я, потому что это моя судьба, а не твоя». Живые получают мудрость умерших и внутренне расслабляются и успокаиваются.

Иногда мы наблюдаем обратную динамику, когда мертвые узнают что-то от живых, например, в случае

\2б • Часть I

неожиданной, скоропостижной смерти. Обычно в таких случаях умерший человек не до конца осознает, что с ним произошло. Он ведет себя так, как будто все еще жив, и становится подобен привидению. Он привязывается к живому человеку так, что последний постоянно ощущает его присутствие.

Брат Пола умер, когда они оба были еще мальчишками. Их лодка перевернулась, и брат погиб. Теперь, будучи уже взрослым, Пол все еще чувствует, как дух брата буквально его не отпускает. Когда мы добавили брата в расстановку, он сказал, что не чувствует себя мертвым и хочет общаться с братом. Он сильно привязан к Полу.

Тогда мы напомнили брату Пола, что он на самом деле рке мертв. Я попросил Пола сказать брату следующее: «Ты мой брат, и ты утонул. Ты умер, а я живу».

После этих слов умерший брат как будто очнулся ото сна Было такое впечатление, что до этого он не вполне осознавал, что его брату, Полу, удалось выжить, а ему нет, и что они больше не вместе.

В этом необычном случае тот, кто умер, должен признать, что принадлежит миру мертвых, а не живых. После того, как он это принимает, все, и он в том числе, испытывают своего рода освобождение. Участники системы расслабляются, признавая фактическую реальность, и освобождаются от оков сна

И живые, и мертвые подчиняются законам коллективной совести, несмотря на то, что принадлежат к разным мирам. Иногда живые забывают о мертвых. Тогда им нужно сделать над собой усилие и вспомнить о своих предшественниках, осознавая их уход и принадлежность к другой реальности. Реже случается так, что мертвому необходимо напомнить, что он больше не принадлежит миру живых. Итак, умершему нужно позволить умереть, а живому — наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях.

_Глава 8_

Прерванное qвuJ<eHue к матери

Работая с семейной динамикой, Берт Хеллингер определил две основные причины человеческих страданий. Первая заключается в семейных переплетениях, возникших в предыдутцих поколениях. Об этом мы говорили выше. Вторая — это прерванное движение ребенка к родителям, чаще всего к матери. И эта причина имеет непосредственное отношение к нынешней жизни человека

Чтобы распутать семейное переплетение, рекомендуется сделать расстановку. А вот для исцеления прерванного движения Хеллингер рекомендует другой вид терапии: Ирина Прекоп, немецкий психолог, работавшая с детьми, разработала так называемую «удерживающую терапию».

Каждый ребенок, естественно, инстинктивно тянется к матери. Его движение можно назвать «первичной любовью», она сильна и безусловна и, как мы уже говорили, является гарантией его выживания. Также

128 * Часть I

и мать инстинктивно заботится о ребенке. В результате между матерью и ребенком возникает глубокая, прочная связь.

Прерванное движение — это разрыв эмоциональной связи ребенка с матерью, реже — с отцом Причиной могут стать различные травмирующие события в жизни ребенка Семейные переплетения, о которых мы говорили выше, в этом случае не играют никакой роли.

События, травмирующие ребенка, чаще всего происходят в его очень раннем возрасте, например, еще в утробе матери, или во время родов, или практически сразу после рождения. Они оставляют чрезвычайно глубокий след в психике малыша Возможно, самым разрушительным для ребенка является разлука с матерью в первые часы его жизни, например, если мать умирает вскоре после родов, или по какой-либо другой причине не может о нем позаботиться. Бывает, что ребенок рождается недоношенным, и его забирают от матери, помещая в инкубатор, или сама мать болеет.

Ребенок получает травму и в процессе сложных родов, если возникает угроза для жизни либо матери, либо ребенка, или же когда во время беременности возникает угроза выкидыша. Одним словом, любая форма разлуки с матерью или угроза жизни: во чреве, во время родов или сразу после рождения — может послужить причиной прерывания естественного движения ребенка к матери. И если движение прервано, то в дальнейшем оно будет фрагментарным, и ребенок не сможет испытывать ощущение полнейшего счастья.

Чтобы осознать глубину и масштаб травмы, вспомните, что новорожденный полностью зависит от матери. И не только зависит, он еще и воспринимает ее как часть себя. У него пока нет собственных границ, и он не может понять, где он, а где мать. Развиваясь нормально, ребенок постепенно отдаляется от матери и становится все более и более независимым. В психологии этот процесс называется индивидуацией. Малыш растет и по мере роста учится воспринимать себя как отдельную личность, обладающую своими собственными границами. Шаг за шагом ребенок уходит от единства с матерью, двигаясь в сторону единства с самим собой. Такова основная модель человеческого развития.

Постепенно познавая свою индивидуальность, ребенок стремится отделиться от родителей. Тем не менее, ребенок есть ребенок — еще многое должно случиться, прежде чем он сможет стать самостоятельной личностью. И пока он еще маленький, родители играют важную роль в его жизни. Они заботятся о его выживании и развитии.

Таким образом, мы видим, что ранний возраст — это период зависимости и становления ребенка. Поэтому потеря родителей или их долгое отсутствие в этот период оказывается для ребенка глубокой травмой. И чем раньше это случается, тем сильнее травмирует психику ребенка. Если он теряет родителей в возрасте до восемнадцати лет, то чаще всего глубоко переживает потерю.

Ребенок слишком уязвим, слишком незрел, чтобы «переварить» боль разлуки так, как это сделал бы взрослый. Малыш не способен в полной мере осознать то, что происходит, поэтому он испытывает шок. Его психика выставляет барьеры и разными способами компенсирует напряжение. Однако боль все же дает о себе знать, что-то в глубине души остается незавершенным, застревает, подобно сломанной пластинке, повторяющей одно и то же.

Психологам уже известно, что происходит с ребенком, которому не уделяют должного внимания. Сначала он плачет от злости и отчаяния. Он плачет,

5 Сватато Р. Либермайстер

130 • Часть I

плачет и плачет, а затем затихает. Наступает тишина. И это тишина не довольного, успокоившегося малыша, это тишина ребенка, который сдался, ребенка, отчаявшегося привлечь внимание, внутренне сжавшегося и закрывшегося от мира.

Сжавшийся ребенок научится игнорировать свои потребности. Даже если через какое-то время мать вернется, он больше не будет к ней тянуться и не станет следовать своим импульсам, с помощью которых он мог бы получить необходимые ему тепло и заботу. В период разлуки разрушается базовое доверие малыша Возможно, он вырастет скрытным, недоверчивым человеком, избегающим близости любыми способами. Чаще всего такой человек развивает отношения до определенного предела и затем движется по кругу, вместо того чтобы создавать близость и углублять взаимоотношения, в которых он может получать и дарить любовь открыто, без каких-либо препятствий.

Иногда мы ведем себя похожим образом, когда нам кажется, что другой человек хочет нас обидеть. Мы защищаемся. Возмояаю, нам хочется любви, но вместо того, чтобы открыться навстречу любимому, мы боимся, останавливаемся и отступаем или ходим вокруг да около, сохраняя дистанцию в ожидании худшего, и тем самым избегаем любой возможности получить то, чего действительно хотим.

Это типичное поведение человека, который боится получить отказ. Снова и снова он наступает на одни и те же грабли, и все потому, что боится вновь пережить боль, которую испытывал в детстве. Им управляет его прошлое.

Прерванное движение формирует многие невротические симптомы. Вместо того чтобы идти прямо к цели и получать желаемое, мы выбираем окольные пути. И эти пути ведут нас не к счастью, а скорее, наоборот, возвращают в исходную точку. Восстановление связи

Вместе с осознанием детского сценария становится очевидным и решение проблемы. Клиенту нужно помочь восстановить прерванное движение, связь, поток любви, некогда существовавший между ним и родителем. Терапевт создает условия; при которых движение любви клиента, наконец, достигает цели.

Терапевт играет роль родителя. Он создает безопасную ситуацию, в которой клиент сможет пережить боль, возникшую в его детстве, когда матери не было с ним рядом Однако на этот раз клиент не будет предоставлен сам себе. Терапевт, исполняющий роль родителя, будет обнимать клиента до тех пор, пока его болезненные эмоции не потеряют силу. Такой процесс позволяет исцелить то, что случилось в детстве клиента, и интегрировать этот опыт в его нынешнюю взрослую жизнь. %

Вместо расстановки Хеллингер предлагает терапевту сесть напротив клиента и, создав атмосферу доверия и безопасности, обнять его, конечно же, если тот не против. Затем терапевт может попросить клиента начать глубоко дышать. Через некоторое время клиент начинает чувствовать ту самую детскую потребность в материнской любви, а также боль разлуки.

Основная задача терапевта в этой сессии — все время обнимать клиента так, как это делала бы мать, обнимающая малыша Эта простая техника оказывает глубокое исцеляющее воздействие.

Клиент вновь переживает опыт разлуки с матерью, ощущает острую боль и сильный страх — чувства, которые он, возможно, не признавал с тех пор, как его движение к матери было прервано. Чтобы выжить в детстве, он как будто онемел, «заморозил свои чувства», но теперь в безопасной обстановке вновь переживает все, что с ним тогда случилось, и его движение

132 » Часть I

достигает цели, поскольку он ощущает тепло и заботу со стороны взрослого, терапевта.

Так негативный опыт разлуки замещается позитивным опытом заботы и поддержки. Подобная техника широко применяется в нейро-лингвистическом программировании (НЛП). Позитивный опыт фиксируется на телесном уровне, поскольку терапевт, исполняющий роль матери, клиента обнимает.

Возможно, это единственное, что может сделать терапевт за одну встречу. От терапевта требуются терпение, поддержка и решение обнимать клиента, даже когда в порыве чувств тот пытается терапевта оттолкнуть.

Терапевт обнимает клиента в течение всего времени, пока длится сессия, до тех пор, пока не наступает завершающая стадия, когда клиент начинает дышать ровнее и глубже, успокаивается и затихает. После этого клиент готов освободиться от объятий и посмотреть на терапевта, представляющего его мать или отца. Нередко терапевт просит клиента сказать несколько слов, чтобы завершить процесс исцеления, например, поблагодарить мать за то, что она дала ему жизнь, показывая таким образом, что теперь он готов принимать родительскую любовь.

На работу по восстановлению прерванного движения может уйти не одна сессия, в каждом случае все происходит особенным образом. Кроме того, одновременно с опытом прерванного движения клиента может удерживать ловушка семейного переплетения. В этом случае терапевт работает с тем, что для клиента наиболее актуально в данный момент, оставляя другие вопросы на следующие встречи. Не рекомендуется смешивать два подхода.

К чему относится проблема клиента: к прерванному движению или к семейному переплетению, — можно понять из предварительной беседы с ним. На пример, клиент может рассказать о ранней разлуке с матерью или о травматическом опыте.

Как я уже говорил, может быть прервано и движение ребенка, направленное к отцу. Оно прерывается, если отец умирает, когда ребенок еще очень мал. В этом случае мы просим мать быть своего рода связующим звеном между ребенком и отцом. Для всех детей мать — самый важный человек, и мы просим ее подвести ребенка к отцу и представить их друг другу. Иногда клиента обнимают и мать, и отец

Важно отметить, что прерванное движение к родителям в раннем детстве — это единственный пример, когда инициатива к примирению должна исходить от родителей. Именно они делают шаги навстречу ребенку. Ребенок не может двигаться сам. Это должна сделать его мать. Травма была нанесена ребенку тогда, когда он был еще'очень мал и ничего не мог сделать. Поэтому терапевт, замещающий мать, говорит и делает то, что тогда не могла сделать настоящая мать клиента, то есть обнимает его и каким-то образом о нем заботится.

В большинстве других случаев движение к примирению должно исходить от ребенка (от клиента), именно он должен двигаться навстречу матери, чтобы получить от нее любовь. Обычно во время расстановки ребенок подходит к родителю и кланяется, показывая, что он готов взять от родителя все, что тот захочет и сможет ему дать. В этом случае родитель выступает в качестве дарителя, а ребенок лишь принимает дары.

Г л а Ь а ^

Отражение семейной динамики в болезнях: основные примеры

семейных переплетений

До сих пор мы говорили о разных вариантах того, как человек может быть вовлечен в судьбу своего предка. Семейные переплетения не только влияют на психологию и поведение членов семьи, но также являются причиной определенных болезней, таких как рак, депрессия, болезни сердца или множественный склероз. Другими словами, болезней, которые вызваны не вирусами и не бактериями.

Переплетения возникают, когда кто-то из членов семьи идентифицируется с исключенным предком, перенимает его мысли и чувства. Человек как будто становится кем-то другим, воспроизводит его страдания, бессознательно пытаясь сохранить память о забытом члене семьи.

Хеллингер описывает типичный случай: в семье, где первый ребенок умер в раннем возрасте, остальные дети пьют из именных кружек. Одному из детей досталась крркка с именем умершего старшего брата. Это указывает на идентификацию младшего со старшим. В такой ситуации ребенок, скорее всего, думает, что живет своей собственной жизнью, испытывает свои чувства, однако на самом деле он ведет себя так, как вел бы себя его брат.

Я рке говорил, что вовлечение в семейное переплетение не является осознанным решением, это результат бессознательного действия коллективной совести, и мы также видели, как трудно новому члену семьи избежать действия этой силы. Человек может даже не знать, с кем из предков он идентифицируется, у него может не быть ни малейшего представления о том, что случилось с тем человеком, а иногда ситуация осложняется семейными тайнами, о которых никто в семье не хочет говорить.

Последствия идентификации могут быть самыми разными в зависимости от исходной ситуации. Это могут быть эмоциональные расстройства, психосоматические болезни и даже психозы. Переплетения естественным образом влияет на способность человека устанавливать близкие отношения с другими, поскольку он, по сути, не является самим собой, а живет чужой жизнь, сам того не замечая.

Чтобы перестать идентифицироваться, необходимо определить, кто из родственников был исключен из системы, и помочь клиенту научиться воспринимать этого человека как отдельную личность. Во время расстановки мы пользуемся разрешающими фразами, которые помогают распутать переплетение. Иногда эти фразы нркно повторить несколько раз, чтобы клиент действительно осознал себя отдельным от своего предка

После этого клиент отходит от того, с кем он идентифицировался, и может приблизиться к кому-то из родителей и встать под его защиту. Например, если клиент идентифицировался с кем-то из материнской семьи, он может подойти к отцу, или, наоборот, если

)J>6 • Часть I

клиент замещал родственника с отцовской стороны, то ему лучше встать рядом с матерью.

Хеллингер описывает три основных вида семей-но-системных переплетений, которые могут привести к болезни или страданиям. Он называет их так: «Я последую за тобой», «Я сделаю это вместо тебя» и «Я искуплю твою вину». Давайте обратимся к каждому из них по очереди.

Я последую за тобой

-

Если кто-то из прямых родственников умирает в молодом возрасте, например, отец погибает в автокатастрофе, или в результате болезни, или на войне, или же его убивают, то, скорее всего, кто-то из его детей будет жить с ощущением, которое можно выразить так: «Я последую за тобой». С этим ребенком будут постоянно происходить несчастные случаи, или у него будут наблюдаться суицидальные наклонности, или же он будет все время болеть. Он как будто отворачивается от жизни, говоря своему родителю: «Если ты умер, я тоже не хочу больше жить. Я хочу умереть».

И вновь мы сталкиваемся с проявлением слепой любви. Если бы дети были осознанными и понимали родительские желания в отношении своих детей, то у них не возникало бы желания следовать за родителями, потому что в подавляющем большинстве случаев родители хотят, чтобы их дети продолжали жить.

Примеры того, как дети бессознательно хотят последовать за умершими членами семьи, я приводил в предыдущих главах. Например, в первой главе я описывал случай Макса, который хотел последовать за умершим дедом. В главе 7 я рассказывал о женщине, которая хотела умереть, потому что ее сестру убили в концлагере. Там же, в главе 7, мы исследовали пример Розеллы, которая хотела последовать за тетей. Я сделаю это за тебя

Кроме того, Розелла сказала своей бабушке: «Я сделаю это за тебя», и это второй сценарий, являющийся причиной проблем клиента Такое переплетение обычно начинается с того, что родитель хочет последовать за кем-то из умерших родственников. Затем стремление родителя переходит к детям, которые своим поведением говорят следующее: «Лучше вместо тебя, дорогая мама или дорогой папа, умру я». Другими словами, они берут на себя родительское стремление умереть, желая таким образом спасти родителей от их страданий. И всем этим управляет слепая преданность. «Лучше я, а не ты», — подобная динамика может заставить ребенка болеть вместо матери или как-то по-другому страдать вместо близкого человека

Хеллингер описывал историю одной очень бедной семьи. Муж и жена беспокоились о том, что вскоре их ожидало пополнение семейства, а у них было очень мало денег и им негде было жить. Один из их маленьких сыновей узнал об этих проблемах