Здавалка
Главная | Обратная связь

АНТРОПОЛОГИЧЕСКОЕ ИЗУЧЕНИЕ ПРЕСТУПНИКА, ЕГО СОВРЕМЕННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ И ЗАДАЧИ



I

Особенности физического типа преступника долгое время занимали центральное место среди криминологических проблем. Интерес к ним был вызван атавистической и дегенеративной теориями преступности и был особенно интенсивен в конце XIX века. С 900-х годов в криминологии получили преобладание другие воззрения, и проблема физического своеобразия преступника значительно утратила актуальность. Лишь в последние годы (Видони, Ратт, Горинг) к ней возвращаются вновь, однако уже по другим теоретическим путям, исходя из данных учения о конституции, наследственности и пр. Вместе с тем большие изменения произошли и в антропологической методологии, и они заставляют критически отнестись к собранному прежними исследователями материалу по антропологии преступников, а равно и к выводам из него как положительным, так и отрицательным. Если с точки зрения современной антропологической науки представляются совершенно бездоказательными выводы Ломброзо и его школы, то в равной мере это относится и к положениям его противников (Бер и др.), пользовавшихся, в сущности, тем же методом, что и Ломброзо. В настоящий момент вопрос о физическом типе преступника должен быть рассмотрен заново и притом на основе новых методов: применения вариационной статистики, морфологического анализа признаков, данных эндокринологии, генетики и пр. В этом направлении сделано еще очень мало, а по отношению к русским правонарушителям и вовсе ничего. Наметить для этого пути их формулировать очередные проблемы и методологию их разрешения составляет задачу предлагаемой работы.

II

Существенный недостаток прежних исследований с современной точки зрения заключается в том, что они очень произвольно пользовались термином «норма» и «аномалия». Ясное представление об этом предмете должно быть необходимым условием для всякого, кто приступает к изучению преступника как с физической, так и с психической стороны. К сожалению, нелегко изложить этот вопрос в немногих словах для лиц, мало знакомых с учением об изменчивости и с вариационной статистикой, и потому прежде всего необходимо указать на соответствующие курсы.

В представлении о норме необходимо решительно отказаться от качественной оценки нормальности признака. Нормальный признак далеко не всегда самый лучший, аномалия не обязательно означает несовершенство. Единой раз навсегда установленной нормы не существует. Каждая данная группа имеет свою норму, свой тип. Норма – понятие эмпирическое и статистическое. Мы называем нормальными те степени признака, которые встречаются у преобладающей части исследованных особей, составляющих какую-нибудь целостную группу, около 40%. Далее идут менее частые вариации, не превышающие 15%, – это промежуточные вариации, суб- и ультра-нормальные. Еще более редкие вариации – экстремные – можно ограничить нахождением их в 10%. Аномалия – это наиболее редкая вариация, находимая не чаще, чем в 5%, обычно же много реже. Норма и аномалия соединены неуловимым рядом переходов. В признаках, поддающихся измерению, например, в росте, это очевидно: поддающихся измерению, например, в росте, это очевидно: между карликами и великанами имеются все градации субнормальных, центральных и прочих вариантов. С тем же явлением мы встречаемся и в признаках, определяемых описательно, но при этом необходимо считаться с некоторыми затруднениями. Если в этих последних мы, как обычно, выделяем три степени признака – большую, среднюю, малую, то наличие у субъекта одной из крайних степеней признака, например, сильно развитых надбровных дуг, еще не дает права называть признак аномальным, ибо такие варианты при различении трех степеней, находятся обычно у 10-15% всех субъектов. В подобных случаях мы должны говорить о супранормальном варианте, аномальным же считать исключительно редкое развитие, которое может быть охарактеризовано крайним классом при различении семи, девяти или даже большего числа степеней (классов) варьирования. Ввиду трудности применения подобной дробной системы при определении описательных признаков, практически приходится считать аномалиями лишь очень резкие изменения органа, представляющие собой значительные видоизменения или новообразования, как, например, срастания, расщепления, увеличения или уменьшения в числе и т. п. Этим же следует руководиться при односторонних вариациях, которые нельзя рассматривать, как крайние уклонения от какой-нибудь средней, например, наличие дополнительных центров окостенения в черепе. Общим признаком, который может служить для разграничения нормальных и аномальных вариантов как в описательных, так и в измерительных признаках, является относительная частота нахождения варианта.

На основании этих данных мы можем для каждого признака и для каждого типа построить таблицу, в которой непрерывный, как правило, ряд вариантов будет разделен на варианты собственно нормальные или центральные, суб- и супра-нормальные или промежуточные (интермедиарные), гиперсуб- и гиперсупранормальные или экстремные, и аномальные. Такая таблица построена Шмидтом для роста. То, что составит аномалию в одной группе, может оказаться только экстремным вариантом в другой. Поэтому, употребляя термин «аномалия», следует непременно указывать, какая группа субъектов имеется в виду. Если же говорить об аномалиях вообще, то следует разуметь только редчайшие варианты, которые составляют исключительное явление во всех группах.

Такая постановка вопроса, диктуемая современным учением об изменчивости, приводит нас к необходимости особо тщательного морфологического анализа изучаемых признаков. Совершенно точное и однообразное определение морфологических свойств составляет необходимое условие для установления им аномальности или нормальности. Если по отношению к признакам, поддающимся количественному определению, т. е. измерению, не может возникнуть особых затруднений, то по отношению к признакам, определяемым описательно, необходимо соблюдать ряд условий. Главнейшие из них таковы:

1) необходимо учитывать весь объем вариации от аномалии в одном направлении до аномалии в противоположном направлении и разделить его на равномерные интервалы (классы). Например, в завитке уха мы различаем все переходы от совершенно развернутого плоского края до закругленного, приросшего к раковине завитка. Обычный, умеренный завернутый завиток составляет нормальную форму, и только крайние степени, одинаково удаляющиеся в обе стороны от нормы, можно считать аномальными;

2) необходимо основываться на возможно точных разделительных признаках для отдельных классов; например, аномально-сильно развитое надбровье можно охарактеризовать тем, что правая и левая надбровные дуги соединяются ясным выступом в области надпереносья (глабеллы) и имеют утолщенные боковые края верхней крыши глазниц;

3) необходимо учитывать каждое свойство в отдельности; например, если мы встречаем в зубной системе недоразвитие коронки зуба и вместе прорезывание его сбоку альвеолярного отростка, налицо две аномалии, а не одна;

4) необходимо учитывать половой, возрастной и расовый тип субъекта, например, наличие складки верхнего века нельзя считать аномалией, если субъект монгольского происхождения;

5) нельзя считать аномалией также непостоянные симптомы болезненных процессов, исчезающие вместе с излечением болезни;

6) значительная часть аномалий имеют врожденный конституционный характер, и для установления их многое дает генетика (учение о наследственности).

III

Усвоив изложенное понимание аномалий, необходимо признать, что аномалии, как исключительно редкие варианты, будут свойственны всегда лишь небольшой части группы, какова бы она ни была. Нельзя ожидать, что найдется какая бы то ни было группа, в которой аномальные варианты скажутся преобладающими или найденными у большей части индивидуумов. Уже сравнительно небольшое различие в относительном числе аномалии будет очень характерно для типа в целом, указывая, что в состав его входит известная доля аномальных субъектов. Поскольку эта особенность составляет характерное явление для данной категории, например, преступников, т. е. наблюдается при сравнении нескольких групп преступников с нормальным населением, поскольку мы встречаем проблему большой важности в криминологии.

Из огромного числа признаков, которые описывались прежними исследователями как аномальные, с современной точки зрения таковыми могут быть признаны очень немногие. Поскольку прежние исследователи не давали ясного морфологического критерия для отграничения аномальности в непрерывно варьирующих свойствах, постольку было бы ошибочно полагаться на их определение аномальности в количественных признаках. Особенно это относится к строению скелета и мягких частей лица, форме и размеру головы, пропорциям тела и т. д. Приведу в качестве иллюстрации таблицу аномалий, составленную по данным двух наиболее обстоятельных и противоположных по результатам исследователей: исследования 400 тяжелых преступников – мужчин, сделанного в Италии Пента, ближайшим сподвижником Ломброзо, и исследования немецких преступников – Бера.

Признаки, имеющие характер симптомов болезни или очень неопределенные при составлении той таблицы опущены (Ломброзо, стран. 132, Бер – стр. 102-193).

Таблица № 1.

Признак Пента 400 в % Бер – 1885 в %
Альвеолярный прогнатизм 20,4
Выступание скул -
Большая нижняя челюсть -
Большие надбровные дуги 3,2
Убегающий лоб 4,7
Сильная асимметрия лица
Деформированный нос 2,1
Уши неправильной формы
Аномалии зубов -
Большие межпальцевые складки кожи -
Аномалии половых органов -

Исследования, устанавливающие очень высокие, аналогичные данным Пента, цифры аномалий, как отдельных органов (череп, ухо, конечности), так и организма в целом, очень многочисленны и относятся к преступникам многих европейских стран.

Некоторые из этих трудов приводят данные о распространении аномалий у непреступного населения и устанавливаются значительное преобладание всякого рода уклонений у преступников.

Менее многочисленны исследования, давшие противоположные результаты. Нужно однако заметить, что и авторы этих последних в общем признают большее или меньшее своеобразие типа преступника, как не отрицает его и Бер.

Большой процент крайних вариантов, какой дает Пента, отчасти и Бер, свидетельствуют о том, что авторы не делали различий между сильными уклонениями и уклонениями менее резкими, вариантами аномальными, экстремными и т. д. Если сильная асимметрия лица характеризуется по Пента 18% и по Беру – 7%, то очевидно, что далеко не все эти 18% и даже не все 7%, составляют аномалию в собственном смысле слова; в это число входят, наряду с аномальными, и экстремные и промежуточные варианты. Разграничительный морфологический критерий отсутствует, открывается простор произволу исследователя. Неудивительно поэтому резкое расхождение цифр этих двух исследователей. Очевидно, те варианты, которые Пента считал аномальными, Бер таковыми не признавал, относя их к нормальным. Такой метод исследования осуждает на полную непригодность все материалы, относящиеся к количественно-определяемым признакам, какие были собраны прежними исследователями, независимо от их направления. Самое сравнение их между собой и с данными исследования нормального населения, в сущности, неубедительно и затруднено, ибо разные авторы брали разные признаки, и сравниваемые группы далеко не всегда достаточно однородны по возрасту, профессии и расе.

Такие же трудности возникают и при использовании данных изучения количественных признаков на трупном материале, относящихся к преступникам. К этой категории свойств нужно отнести прежде всего вариации извилин и размеров мозга, которые имеют явно – непрерывный характер. Представление о низшем или аномальном типе мозговых извилин преступников, защищавшееся Бенедиктом и другими, могло держаться только до тех пор, пока не имелось достаточно данных о вариациях извилин у обычного населения, и оно обнаружило всю свою методологическую необоснованность при накоплении соответственных данных (Зернов). Впрочем, Ломброзо, да и сам Бенедикт, видели в этих особенностях выражение своеобразия преступного типа, но не определяли их, как настоящие аномалии. То же приходится сказать и об особенностях прочих внутренностей, сосудистой системы, измерительных признаках черепа и пр.

Сколько-нибудь надежную базу при изучении аномальностей преступников по материалам, собранным прежними исследователями, мы находим только в качественно определяемых признаках. И при том таких, которые представляют собой новообразования в анатомическом смысле, или совершенно определенные свойства, смешение которых с другими невозможно; сюда относятся главным образом исследования мертвого материала (Оттоленги). К сожалению, признаки этого рода изучены гораздо меньше (в частности – костный материал, который неизменно дает довольно высокие цифры уклонений). Самое изучение крайне не систематично: разные исследователи обращали внимание на разные аномалии и о многих не упоминают вовсе. Определение отклонений нередко недостаточно точно. Какой-нибудь общей схемы и программы, по которой можно бы сравнить разные группы преступников и непреступного населения не имеется, что делает невозможным построение обобщающей, резюмирующей таблицы. Чтобы дать представление о конечном, наиболее бесспорном результате, к которому приводит изучение собранного материала в смысле характеристики физической аномальности преступников, мы возьмем наиболее низкие цифры отдельных достоверных аномалий, найденные разными исследователями, как сторонниками Ломброзо, так и его противниками

Таблица № 2

Признак Пол и число иссл. %% аном. Автор Источник
Лобный шов 12,0 Ломброзо Ломброзо ст. 160
Слияние атланта с черепом - 3,0 - -
Лобный отросток височн. кости - 3,4 - -
Эпактальная кость - 9,0 - -
Открытый крестцовый канал - 5,0 - -
Дополнит. грудн. позвонки 10,0 Тенчини ст. 193
Недостаточн. грудн. позвонки - 10,0 - ст. 194
Прободение локтевой ямки - 6,0 - ст. 193
Отст. больш. пальца не менее 3 см. у основан. 27,0 Ломброзо ст. 206
Дополнительные грудн. железы 3,0 Пента ст. 233
Фимоз. гипостадия. - 1-3 Кнехт Бер. 212

Относительно многих из этих признаков имеются сравнительные данные для непреступного населения. Не подлежит сомнению, что приведенные цифры аномалий преступников значительно превосходят число аномалий непреступного населения.

Этот небольшой список включает в себе едва ли не все основные факты, какие современный антрополог может извлечь из огромной литературы об аномальности преступников. Огромные волюмы, наполненные работами этого рода, в настоящее время почти целиком потеряли научное значение, и это относится одинаково к трудам представителей обоих боровшихся научных направлений, ибо и Ломброзо, и его критики пользовались одним и тем же крайне несовершенным методом.

Приведенных данных, конечно, недостаточно для того, чтобы установить характерность для преступников физической аномальности, но все же их нельзя и игнорировать, ибо они представляют собой известные цифры. Если даже, что весьма вероятно, между отдельными категориями преступников, в резные эпохи и в разных странах окажутся значительные различия в числе аномалий, и некоторые преступные группы не обнаружат большей аномальности, чем не преступное население, – наличие хотя бы нескольких подобных групп, напр., убийц, изнасилователей, заслуживало бы большого внимания. Поэтому, нам остается только признать имеющиеся данные неудовлетворительными. Характерность для преступников физических уклонений также мало установлена, как и опровергнута. Несмотря на продолжительное дискуссирование этой проблемы, она и ныне остается нерешенной, хотя совокупность данных говорит скорее за положительное ее решение. Для разъяснения этого бесспорно важного в теоретическом отношении вопроса, мы стоим перед необходимостью продолжать эту работу, или лучше сказать, начать ее заново, руководясь теми методическими положениями, какие выдвигает современная наука.

IV

Если это так, то, естественно, возникает вопрос о том, какое значение для понимания преступного типа может иметь физическая аномальность, если характерность ее для этого типа будет установлена. В какой мере эта проблема представляется важной и может рассчитывать на наше внимание в свете современных научных данных?

Этот вопрос приводит нас к необходимости выяснить значение физических аномалий для характеристики типа, каким оно представляется важной и может рассчитывать на наше внимание в свете современных научных данных?

Этот вопрос приводит нас к необходимости выяснить значение физических аномалий для характеристики типа, каким оно представляется в настоящее время, то есть положить современное положение проблемы так наз. «дегенерации».

Главнейшие взгляды на значение аномалий физического строения можно свести к следующим теориям. Я изложу их в той последовательности, в какой они развивались.

1. Атавистическая теория получила применение к объяснению аномальности, главным образом, преступников, в первоначальных работах Ломброзо. Физические аномалии представляют собой по этой теории восстановление признаков, унаследованных от животных предков человека или низших рас. Они служат указанием на низшую или примитивную в филогенетическом смысле природу носителя этих аномалий.

В позднейших своих трудах (4-м и 5-м итальянском издании своей книги) Ломброзо сам в значительной части отказался от этого взгляда, отведя место другим моментам. В настоящее время этот взгляд является совершенно неприемлемым, ибо аномалии строения, которые можно рассматривать как атавистические, составляют сравнительно немногочисленную группу, и, если они и связаны с аномалиями психическими, представляющими наибольшую важность для понимания личности, то определение последних, как атавистических, является совершенно произвольным и непродуктивным. Трактовать дефекты и дисгармонии интеллектуальной, эмотивной и волевой сферы как «атавизм», не значит что-нибудь объяснить. Представление о первобытном человеке и дикаре, как об аморальном или умственно дефективном субъекте, защищавшееся Ломброзо, совершенно несостоятельно и отвергнуто современной антропологией и этнологией.

2. Дегенеративная теория получила первоначальную формулировку в работах Мореля в применении к душевным болезням. Применение ее к преступнику было дано Ферэ, отчасти самим Ломброзо.

В этой теории для нас существенны три положения:

а) Уклонения от нормы, передаваясь по наследству, накапливаются и усиливаются в ряде поколений, захватывают новые области, уменьшают способность к воспроизведению, и в конце концов ведут к резким уклонениям (идиотизм), бесплодию, угасанию рода (дегенерации), вырождению.

б) Между уклонениями от нормы в физическом строении и в психике существует необходимая, функциональная связь. Она объяснялась различно: непосредственным влиянием дефектов нервной системы на формирование развивающихся органов (аномалии сравнивались с «пятнами» при сыпном тифе), ранним периодом возникновения аномалий, относящимся к стадии дифференцирования органов, неизбежно захватывающим как нервную ткань, так и прочие органы, вследствие чего появляются незаконченные формы, асимметрии и т. д., общим нарушением питания и «эволютивной энергии» организма в целом; болезненными воздействиями на половые элементы (токсические повреждения, влияние переутомления, недостаточного питания и пр.), которые имеют не изолированный характер, а проявляются в целом ряде органов и т. д. (см. сводку Джиуфрида).

в) Аномалии обязаны своим происхождением внешним влияниям на половые элементы, подобным перечисленным выше.

В настоящее время мы должны признать эти положения неприемлемыми, ибо они не согласуются с положительными данными генетики[32]. Мы знаем множество примеров, относящихся к животному и человеку, строгой наследственной передачи аномалий (Пирсон). Усиление и ослабление аномалий, их появление и исчезновение в потомстве зависит от того, с кем вступает в брак носитель аномалии, и каков подбор генов, определяющих данный признак, а также и от самой генетической природы признака (полимерность и т. д.). Никакого обязательного вырождения в смысле Мореля не существует. Появление тождественных аномалий у боковых родственников, находящихся в разных внешних условиях, свидетельствует о том, что многие аномалии имеют малую связь с внешними условиями. Твердо установленные факты «расщепления» в потомстве отдельных физических и психических свойств, а также изолированное появление уродств при экспериментальных воздействиях на развивающийся зародыш – свидетельствует о том, что связь физических и психических уклонений вовсе не является функциональной и неизбежной. Она возможна постольку, поскольку проявится коррелятивная связь отдельных свойств.

3. Индифферентная теория. Так можно назвать взгляды Топинара, Мануврие и некоторых других антропологов, а также многих психиатров, высказанные в 80-х годах в противовес крайностям двух выше названных систем. Эта теория видит в аномалиях безразличные расовые или индивидуальные уклонения, не связанные с психикой. Аномалии представляют собой или эстетические недочеты или воспроизводят чуждый расовый тип, в котором они составляют норму (например, – толстые губы негра) или являются даже высшими морфологическими образованиями.

Этот взгляд приемлем постольку, поскольку он выражает отказ от качественной оценки аномалий, но вызывает возражения, поскольку он отрицает количественный критерий аномальности. Всякая редкая особенность представляет аномалию, независимо от того, является ли эта особенность высшей или низшей. Кроме того, неприемлемо принципиальное отрицание связи психических и физических аномалий. Эта связь не абсолютна и не обязательна, но этим не устанавливается полное ее отсутствие.

4. Патологическая теория тесно связана с теорией дегенерации, представляя собой ее дальнейшее развитие. Она нашла себе широкое признание в психиатрии 900-х годов. Эта теория видит в физических аномалиях результат повреждения зародыша различными болезненными воздействиями, главным образом, свинцом, алкоголем, туберкулезом, сифилисом и проч. При этом допускается возможность болезненного воздействия этих ядов на нервно-психическую сферу. В этом пункте рассматриваемая теория совпадает с теорией дегенерации, отличаясь от нее отрицанием неизбежного ухудшения и абсолютного характера связи аномалий.

По поводу этой теории нужно заметить, в дополнение к приведенным выше данным генетики, что, не отрицая принципиально возможность возникновения аномалий вследствие токсических повреждений, необходимо признать, что подобные явления должны иметь исключительный характер, и обычные дозы болезненных воздействий являются для того недостаточными. Представление о сифилисе, как универсальной причине всех пороков, уже не защищается современными сифилидологами (Мещерский). Непосредственные исследования потомства алкоголиков (Пирсон) и сифилитиков (Бунак) – во всяком случае не подтверждают этой теории.

5. Новейшей разновидностью этих взглядов является эндокринная теория аномалий, сводящая их к нарушению эндокринных воздействий на развивающийся плод. Эта теория заслуживает больше внимания, ибо основывается на экспериментах над животными, как например, экспериментальное получение шестипалости. Соответственные данные в освещении чрезвычайно важном для рассматриваемой проблемы в психиатрии вообще, приведены в работе Абдерхальдена. Было бы однако ошибкой рассматривать эндокринный как единственный и всецело объясняющий все аномалии факт (Бунак). Такое положение не подтверждается ни экспериментальными данными, ни нашими сведениями по эмбриологии, и противоречит приведенным фактам генетики, появлению аномалий у боковых родственников. Бесспорно, что одни и те же воздействия ведут к разным проявлениям в зависимости от индивидуальных наследственных предрасположений, особенностей конституции в широком смысле слова.

Нарушение эндокринной деятельности и в более поздние периоды развития оказывает большое модифицирующее влияние на морфологические особенности. Видони полагает, что учение Ломброзо должно замениться новой криминальной антропологией, основанной на эндокринологии. Однако, в данном случае идет речь об аномальных, точнее – патологических, конституциях, о более или менее поверхностных вариациях строения органов (акромегалических, евнухоидных и т. д.), а не об аномалиях в настоящем смысле слова. Поэтому и эндокринная теория может иметь значение лишь вспомогательного построения.

Итак, ни одна из предложенных теорий не может претендовать на исключительное и универсальное значение. Современное воззрение на аномалии должно быть основано на твердо установленных фактах расщепления и независимости генов, и, вместе с тем, их возможной корреляции. Основываясь на этих данных, я предложил бы теорию, которая, как мне кажется, наиболее удовлетворяет выставленным требованиям, которую можно назвать генетической или комбинативной.

6. Комбинативная теория исходит из того факта, что каждый тип или группа с «нормальными» признаками, характеризуется наличием некоторого общего набора генов как физических, так и психических признаков. Появление аномалии указывает на то, что типичный комплекс генов подвергается некоторой перетасовке, выпадению одних, появлению других и т. д., вообще атипическому комбинированию. Последнее тем более сильно. Чем резче, многочисленнее и разнороднее аномалии: скопление нескольких физических аномалий, независимых одна от другой, относящихся к разным органам и достаточно резко выраженных, связано со значительным переустройством хромозомных элементов. Структура хромозом и корреляции генов, достаточно изученные у некоторых животных (Морган), у человека еще не изучены, гены отдельных признаков представляются достаточно независимыми. Но по теории вероятности, положения которой в данном случае приложить вполне уместно, нужно ожидать, что случаи, когда атипическое комбинирование захватит одни гены физического строения, или одни гены психических свойств будут реже, чем те случаи, когда атипичное комбинирование захватит гены тех и других свойств. Абсолютной связи тут нет; степень физических уклонений, может быть, не соответствует степени уклонения в психике: существуют психически нормальные люди с физическими аномалиями, и, наоборот, имеется лишь вероятная связь, и эта вероятность будет тем больше, чем резче и многочисленней уклонения. Здесь имеется аналогия известному закону Гейнке. За известными пределами вероятность становится достоверностью. Изучение этих пределов, т. е. числа и степени физических аномалий, при которых можно сделать заключение об уклонениях в психике, составляет очередную научную задачу практически важную и в учении о преступнике.

Таким образом, теория комбинирования генов видит в физических аномалиях, поскольку они независимы, т. е. относятся к разным органам, резки и не единичны, условный индивидуальный стигмат психологической аномальности. Конечно, здесь нужно оперировать со сравнительными данными, установить, как часто встречаются субъекты с одной, двумя, тремя аномалиями среди тех или иных групп населения. Если по отношению к индивидууму достоверность стигмата будет не абсолютна, то по отношению к группе, для характеристики ее типа, сравнительное количество физических аномалий может служить одним из показателей ее психического типа в суммарном целом. Нужно заметить, что эти выводы хорошо согласуются с преобладающими воззрениями среди психиатров. Целый ряд авторов, отрицая показательное значение единичных уклонений, признает, что скопление их имеет диагностическое значение. Точно также Ломброзо считал, что признаком настоящего преступного типа является наличие не менее трех аномалий. Заслуживает внимания, что наиболее резкое отрицание значения физических аномалий мы находим у авторов, исследовавших не преступников, а душевнобольных, у которых по целому ряду данных физических аномалий, по видимому, меньше, чем у преступников, – обстоятельство, объяснимое, может быть, тем, что психическая болезнь и «уклонение» психических свойств как нормальных, так и аномальных, – явления разного порядка.

Итак, в результате анализа аномалий физического строения преступников, мы приходим к заключению, что имеющиеся данные, по их методологическим недостаткам, не дают возможности определенного решения вопроса; он и в настоящее время остается открытым, однако, отказ от изучения аномалий является преждевременным. Это изучение для некоторых групп преступников может дать теоретически и практически интересные результаты и должно быть поставлено, как очередная задача.

V

Выше было сказано, что прежние исследователи описывали в качестве аномалий многие из таких свойств, которые нужно признать нормальными вариациями. Вообще существовала тенденция в целях выявления своеобразия типа считать аномалией всякую особенность преступника. Нормальные вариации сами по себе мало интересовали прежних исследователей. Такое положение совершенно неправильно. Какая-нибудь группа может представлять собой совершенно своеобразный и характерный тип и в то же время во всех признаках обнаруживать вариации, не выходящие из пределов нормальной изменчивости.

Разграничение нормальной и аномальной изменчивости, выдвигаемое современной антропологией, имеет не только теоретический интерес, но очень существенно для понимания непосредственно перед нами стоящей проблемы. Аномальные вариации очень редки, и для группы может быть характерна лишь большая или меньшая примесь их; они никогда не будут преобладающими за ничтожными и спорными исключениями. Нормальные варианты, хотя бы экстремные, будучи таковыми в одной группе, в другой могут составить промежуточную или центральную группу и характеризировать «тип», «норму». Трудно допустить, чтобы экстремный для данной группы вариант, например, сильный (не аномальный) наклон лба в рядовом населении какой-либо европейской страны не встретился, как основной, промежуточный или центральный признак, в какой-нибудь другой группе в том же европейском населении, совершенно обычном в социальном отношении (не преступном). Другими словами, если в данной группе преступников мы находим преобладание вариантов являющихся экстремными для какого-нибудь типа не преступного населения, с огромной вероятностью можно ожидать, что найдется другая племенная или социальная группа, не преступного населения, с огромной вероятностью можно ожидать, что найдется другая племенная или социальная группа, не преступная, для которой данный вариант будет также преобладающим. Из этого следует, что если разница между преступным и непреступным населением выражается преобладанием экстремных вариантов данного признака, то эта разница не больше, чем между разными группами непреступного населения. В такого рода особенностях мы должны видеть не специфическую особенность преступника, а лишь проявление своеобразия типа, совершенно аналогичное тому, какое имеется между разными возрастными, племенными, социальными, профессиональными, конституциональными и т. д. типами. Это – область нормальной изменчивости, и, как таковую, мы должны ее изучать, признавая большую ее важность и не квалифицируя находимых особенностей, как аномалии. Если для прежних исследователей нормальные вариации имели второстепенное значение, то для нас они не менее важны, чем аномальные.

Это положение требует разъяснения, и поэтому нам нужно прежде всего выяснить, что может дать для понимания преступника изучение его нормальных свойств.

Для Ломброзо, а отчасти и его противников, эти свойства представляли главным образом двоякий интерес: во-первых, они истолковывались в смысле френологическом и физиономическом, т. е. по особенностям строения головного скелета и мягких частей лица делалось заключение о психическом типе субъекта, о его низшем или высшем уровне; во-вторых, по особенностям формы головы, пропорций тела и пр. стремились установить резкое своеобразие физические склада преступника, в частности, резкое отличие от европейского типа, характерность менее совершенных, незрелых форм, примитивность, близость к низшим расам (с этим связывалось и представление об атавистической природе преступника). Кроме этих двух главных пунктов, отмечалось также обилие болезненных изменений отдельных органов, частота разных заболеваний и неудовлетворительное физическое развитие.

С современной точки зрения эти взгляды должны быть значительно видоизменены, частью даже совершенно отвергнуты. Прежде всего это относится к френологической теории. Возможность определения психического склада субъекта по строению мозга – очень невелика, а по внешнему строению черепа абсолютно ничтожна. Здесь может быть речь лишь о корреляции независимых психических и морфологических элементов, и эта корреляция, в условиях разнородных скрещиваний, не может быть значительна. Такие свойства, как наклон лба, выпуклость затылка и т. д., широко варьируют у разных рас независимо от психического склада индивидуума. Это племенные признаки и только. Следует сделать только одну оговорку – об абсолютной величине головы, которая в своих крайних вариациях (очень большая или малая при одном росте) может представить некоторый интерес для характеристики психического типа, хотя связь этих свойств еще далеко неясна, и мы не знаем, с каким именно элементом психики связаны вариации массы мозга и соответственных размеров черепа, – т. к. интеллигентностью, специальной одаренностью, памятью и т. д.

Сказанное о форме головы нужно повторить и относительно возможности диагноза психического типа по форме носа, уха, глаза, волосяному покрову и другим физиологическим признакам. Если в настоящее время и может быть построена система физиогномики, то не по этим признакам, а только по мимическим, т. е. по тем следам, которые оставляет непосредственно связанная с психикой мимическая мускулатура в виде складок, морщин, вариаций положения подвижных частей лица – век, губ. Разработка мимической физиогномики преступников представляет действительную задачу большой важности, однако до настоящего времени в этом отношении ничего еще не сделано.

Что касается расового своеобразия преступников, то нужно прежде всего принципиально отринуть предположение о том, что преступники представляют собой как бы особую расу, объединяются в один тип. Эта теория опровергается наличием преступных элементов в самых различных странах, среди различных племен, и говорить об их тождестве было бы абсурдом. Методически несостоятельными нужно признать также попытки установить общую для всех преступников примитивность «типа». Такие признаки, как форма головы и лица, пропорции тела – настолько широко варьируют среди европейских рас, что классифицировать тот или иной нормальный вариант, как примитивный, очень трудно. Современный антрополог, изучая расовые признаки той или иной группы преступников, может поставить вопрос только о том, не представлен ли в данной группе преступников какой-нибудь расовый тип из числа имеющихся в данной стране больше других типов. При этом необходимо учитывать возрастно-половой состав и социальную группировку сравниваемых типов. В некоторых случаях, при сходстве этих моментов, могут сказаться и расовые особенности, темперамент и т. п. свойства, которые могут повести к преобладанию среди преступников того или иного расового элемента. Для понимания индивидуального склада могут быть характерны также случаи резкой расовой смешанности. Поэтому изучению расовых признаков должно быть отведено место при исследовании преступников, хотя и с совершенно иной точки зрения, чем та, которой держался основатель криминальной антропологии.

Патологические изменения и недостатки развития, поскольку они представляют собой непостоянные, проходящие явления, притом нередко связанные с условиями жизни, тюремным режимом и т. д., не могут иметь существенного значения для характеристики физического типа преступника, как такового. Но они представляют большую важность тогда, как являются более или менее постоянными признаками, характеризующими «конституцию» субъекта, как патологическую, так и нормальную.

VI

Вопрос о конституционных особенностях преступников в современной его постановке был вне поля зрения прежних исследователей, так как эта проблема возникла сравнительно недавно, а изучение конституции преступников только еще начато. Тем не менее она приобретает уже огромное значение и занимает центральное место в физической характеристике индивидуума. В этом отношении мы должны не только видоизменить и уточнить, сообразно требованиям современной методологии, представления прежних исследователей о задачах физического изучения преступника, но и значительно их дополнить.

Понятие о конституции субъекта (которое здесь не должно трактоваться в узко-психическом смысле) имеет в основе прежде всего функциональные свойства, как, например, содержание сахара в крови, симпатико или ваготония, кровяное давление и пр. признаки, характеризующие жизнедеятельность организма, предрасполагающие его к реакциям (в том числе нервно-психическим) определенного рода, создающие склонность к определенным заболеваниям. Подобно всем другим особенностям, эти свойства широко варьируют, представляя различные нормальные и аномальные разновидности. Совершенно нормальные, здоровые люди обнаруживают значительно различающиеся варианты отдельных свойств, и, что особенно важно, их соотношений в частности, вариации траты и накопления, мускульного тонуса и т. д. Соотношение функциональных свойств определяет особый тип жизнедеятельности в его нормальных и аномальных разновидностях. Посредством эндокринного аппарата, обладающего, как известно, морфогенетической функцией, т. е. влияющего на развитие и формирование органов, устанавливается тесная связь между функциональными и морфологическими особенностями, между типом жизнедеятельности и внешним габитусом индивидуума, являющимся как бы внешним выражением типа жизнедеятельности. Из совокупности признаков габитуса и типа жизнедеятельности слагается понятие конституции. В виду того, что методы определения функциональных свойств еще не достаточно разработаны, габитус является нередко главнейшим диагностическим средством для определения типа жизнедеятельности и конституции в целом. Следует различать конституции нормальные в разных степенях; собственно аномальные и суб-аномальные.

Оставаясь в пределах нормальных конституций, у человека, как и у домашних животных, можно различать, по-видимому, три или четыре основных и ряд смешанных и переходных типов. В этом пункте сходны, по-видимому, все исследователи, хотя методически они подходят к выделению этих типов по разному.

Трудность заключается в том, чтобы установить морфологические особенности, которые связаны с эндокринным аппаратом настолько, что небольшое колебание регулирующей деятельности эндокринных желез отражается заметным изменением формы органа. Другими словами, нужно выделить такие признаки габитуса, которые связаны с жизнедеятельностью организма функционально, т. е. неразрывно, и потому являются надежными способами определения типа жизнедеятельности. По-видимому, далеко не все признаки удовлетворяют этому требованию, по крайней мере, поскольку речь идет о нормальных конституциях. Такие свойства, как форма головы, мягкие части лица и др., если и связаны с жизнедеятельностью, то не функционально, а коррелятивно. Конституционные типы, выделяемые по методам Зиго, Кречмера, представляют собой, таким образом, не функциональные, а комбинативные конституции, и к пользованию ими необходимо относиться с осторожностью. Также непригодны для выделения функциональных конституций и измерительные признаки, выражающие величину и пропорции тела. Наименьшие возражения, как я пытался показать (Бунак) вызывают такие особенности габитуса, как жироотложение, мускулатура, форма грудной клетки и некоторые другие.

Так или иначе выделенные конституционные типы представляют большую важность для понимания индивидуума, ибо характеризуют собой ряд важнейших функций, в том числе и психических. Для понимания личности преступника они дают очень много, определяя собой способ реакций на окружающую обстановку, физический склад, ее соответствие и т. п. Разумеется, между преступниками мы находим те же нормальные конституции, что и среди нормального населения; характерных различий можно ожидать лишь между отдельными категориями преступников (убийцами, мошенниками и т. д.). Конституционные свойства будут характеризовать не тип преступников в целом, а отдельные группы его.

То же самое приходится сказать относительно крайних нормальных или субаномальных конституций, которые устанавливаются по преобладанию какой-нибудь одной функции и характеризуются комплексом своеобразных морфологических изменений, не достигающих, однако, очень сильных степеней. Такого рода конституции обозначаются прибавлением окончания «о-ид-ный», обозначающего сходство по виду (от корня «ид» греческого слова – вид), к корню, определяющему соответственное резкое патологическое состояние, например, конституции акромегалоидная кретиноидная, евнухоидная и т. п. Наличие подобных экстремных разновидностей очень характерно для группы, указывая на своеобразие реакций индивидуумов, составляющих группу. Изучение их у преступников очень важно.

Совокупность признаков, характеризующих физическое развитие, общий запас физических сил, могущий быть различным при одинаковом типе жизнедеятельности, я предложил обозначать термином «санитарная конституция» (Бунак). Эта последняя определяется преимущественно измерительными признаками, соотношением веса и роста и окружностью груди. Она представляет также существенную важность для понимания личности преступника, определяя собой его пригодность к тому или иному виду деятельности, приспособление к обстановке.

В особую рубрику можно выделить ту часть исследования, которая характеризует возрастные и половые признаки, т. е. соответствие соматического и хронологического возраста (преждевременное постарение, моложавость и т. д.), а также выраженность половых признаков. То и другое связано с жизнедеятельностью организма и дает существенные штрихи для понимания индивидуума.

VII

Что касается собственно функциональных признаков, т. е. признаков, характеризующих при помощи эксперимента или измерения определенные физиологические свойства, относительно их необходимо заметить, что большая часть этих испытаний не вышла еще из стадии узко-лабораторного метода. По сложности аппаратуры и количеству потребного времени эти испытания применимы лишь для исследования единичных индивидуумов, и то при наличии специальных условий. Поскольку задачей ставится массовое изучение типа преступников, то есть массовая характеристика отдельных групп, применяемые методы должны быть технически несложны. Физиология до сих пор не стала еще «типологической» наукой, как морфология человека (часть антропологии), хотя в этом направлении она развивается. То, что уже достигнуто, еще недостаточно для получения сколько-нибудь законченного представления не только о функциональном типе в целом, но даже об отдельных функциях, ибо употребительные методы дают слишком недифференцированную характеристику. Недостаточно разработана и аппаратура, все еще очень несовершенная. Поэтому вопреки ожиданиям пока приходится смотреть на физиологические эксперименты как на некоторое добавление к морфологическим исследованиям, характеризующим функциональную конституцию группы, а не наоборот.

Из более разработанных и давно применяемых приемов можно прежде всего указать на измерения силы рук и жизненной емкости легких (динамометр и спирометр). Эти данные могут служить для дополнительной характеристики физического развития. Систематические многократные наблюдения над температурой тела и пульсом одних и тех же индивидуумов поскольку эти наблюдения возможны в подходящей обстановке, представляют большую важность для характеристики особенностей нормальной функциональной конституции; опять-таки и в этой области наши теоретические представления очень неопределенны. Более разработаны исследования кровеносной системы, в частности, кровяное давление, но следует помнить, что этот признак очень сложен и определяется очень многими моментами. Наиболее применимы в массовом исследовании некоторые реакции крови, в частности, изогемоагглютинация. Особый интерес в этом отношении представляет относительное количество субъектов первой и четвертой группы среди разных категорий преступников.

Острота органов чувств у преступников по понятным причинам давно интересовала исследователей. При использовании этих данных нужно иметь в виду необходимость устранить влияние преломляющих и проводящих частей глазного и слухового аппарата, а также различные внешние условия, могущие повлиять на чувствительность кожи и слизистой оболочки носа и языка. С соответственными поправками исследования осязания, обоняния и вкуса могут быть также использованы для характеристики преступника.

Таковы же задачи, которые возникают перед современной наукой при изучении нормальных особенностей преступника. Они сводятся к тому, чтобы охарактеризовать его расовый, возрастной, половой, конституционный тип, размеры головы, мимический склад, запас физических сил, остроту чувств. Изучение конституции и мимики выдвигаются, как главнейшие, практические, существенные задачи в характеристике личности. Прочие служат вспомогательными признаками, необходимыми для использования двух вышеназванных категорий свойств, а также дают важные в теоретическом отношении указания. Сопоставляя сказанное выше, мы можем констатировать, что изучение перечисленных нормальных свойств может служить не для установления особенностей типа преступников в целом (как изучение аномальных свойств), но для характеристики отдельных категорий преступников (воров, убийц, мошенников) и т. д., а также отдельных индивидуумов. Эти данные могут служить для разъяснения того. Какие физические особенности (при одинаковых социальных условиях) предрасполагают к тому или иному виду правонарушения. Конечно, они не могут дать полного объяснения конфликта индивидуума с социальной нормой даже и при одинаковых социальных и культурных условиях, ибо в рядовом населении всегда найдутся сходные физически субъекты, которые избегают этого конфликта.

Физические особенности не являются единственно важными и даже главными; решительную роль в конечном счете играют, помимо социально-экономических моментов, психические свойства индивидуума. Но в этом как раз и заключается важность соматического исследования. Как показано выше, оно дает нам, хотя и косвенным путем, объективные вспомогательные данные для характеристики личности, по крайней мере в суммарном грубом итоге. Соответствие, или его отсутствие, по физическому типу между преступниками и прочим населением, не может быть безразличным моментом. Кроме того, и это очень важно, физическая характеристика, уточняя представление об индивидууме, дает указания для выяснения его семейного и родственного сходства, фактор, который необходимо особенно учитывать при изучении преступника должно быть отведено место исследованию его нормальных свойств – морфологических и функциональных.

Из сказанного ясно, что это изучение должно идти по пути, сильно отличающемуся от того, какой был намечен прежними исследователями. В этом новом направлении работа еще только начинается, а пока сделано ничтожно мало. Поэтому, если от теоретического анализа перейти к фактическому и поставить вопрос, какие данные имеются для разрешения намеченных проблем, ответ будет, разумеется, крайне неполный. Огромные материалы, собранные прежними исследователями, настолько устарели методически, настолько неприемлемы для современного исследователя, что могут дать ничтожно мало и едва ли вознаградят труд, потраченный на их изучение.

В нижеследующем я попытаюсь все же свести важнейшие имеющиеся положительные данные, применительно к намеченным выше пунктам, опуская все то, что окончательно утратило свое значение, как, например, совершенно излишне многочисленные измерения головы, дробные измерения пропорций тела, при отсутствии многих необходимых данных, и многое другое; следует иметь в виду, что сравнение отдельных групп почти невозможности вследствие различия техники.

Из признаков, характеризующих расовой тип, между преступником и рядовым населением, по-видимому, нет различия в головном указателе; относительно формы лица имеются разногласия между прежними исследователями. Окраска волос и глаз преступников обнаруживает отличие по Ломброзо, из современных исследователей – по Слингенбергу, оказывается одинаковой у английских преступников по Горингу. В росте большинство исследователей находило разницу. Вообще можно сказать, как и следовало ожидать, что некоторые группы преступников обнаруживают по расовым признакам небольшое отличие от массового населения, другие группы никаких различий не обнаруживают. К числу последних принадлежат английские заключенные в тюрьме Паркхерст, изученные в образцовой работе Горинга.

Этот Автор не нашел различия и в абсолютных размерах головы, как между преступным и непреступным населением, так и между отдельными категориями преступников. Большинство других исследователей, напротив, могло констатировать различие между отдельными группами, особенно ворами (меньшая величина) и убийцами (большая величина).

По физическому развитию и особенно конституции, различия отдельных категорий преступников устанавливаются исследованиями Виола и Видони. Он находит среди убийц и грабителей преобладание брюшного типа (55%), среди воров и т. п. – грудного – (44%). Данные эти, конечно, не могут претендовать на точность. Горинг находит, что по физическому развитию преступники уступают прочему населению, но и внешние условия (питание, жилище) этих групп населения неодинаковы и могут оказать существенное влияние.

Признаки преждевременного постарения и несовершенного развития половых особенностей были констатированы Ломброзо; между прочим, им отмечен некоторый маскулинизм у женщин-преступниц, чего не подтвердили другие авторы.

Исследование остроты чувств (по старым методам) показали меньшее развитие некоторых из них у преступниц (Тарновская). Неопределенные результаты даны новейшими работами Бельтрана.

VIII

В предыдущем был формулирован ряд задач, выдвигаемых современной наукой в области изучения физического типа преступника. Главнейшими из них являются: изучение аномалий, конституции (в изложенном понимании) и мимики.

Наряду с этими задачами должна быть поставлена и еще одна, которая, несмотря на то, что она относится не только к физическому, в собственном смысле слова (морфо- и физиологическому) типу, а к нервно-психическому, точно также должна быть рассмотрена здесь, ибо она методически тесно связана с предыдущими, требуя применения биологических методов, как при собирании данных, так и их обработки. Эта задача заключается в исследовании семьи правонарушителя.

В этом отношении нужно прежде всего упомянуть об исследовании плодовитости семей, из которых происходят преступники, а равно их самих, о количестве братьев, сестер, рожденных детей, в частности доживших до пятилетнего и более старшего возраста. Сравнительные данные о плодовитости семей правонарушителей с прочим населением представляют очевидный интерес для биологического и социального понимания, преступности. Изучение этой проблемы представляет, впрочем, большую трудность, так как при этом необходим большой статистический материал, одинаковый по возрастному и социальному типу.

Но главная задача семейного исследования заключается в выяснении общего и, главным образом, психического типа кровных родственников правонарушителя.

Из сказанного выше о физических особенностях преступников ясно, что при всей важности их для понимания особенностей данного типа в целом, они не содержат в себе ничего такого, что играло бы определяющую роль в поведении правонарушителя. Важность соматических признаков в том, что они дают вспомогательные способы для косвенного диагноза особенностей психического и биологического склада (аномалии, мимика, конституция, примесь чуждых расовых элементов) и притом способы объективные, чего так не хватает до сих пор психологии. Такого взгляда держались и прежние исследователи; современная антропология может только подчеркнуть и усилить это понимание, перенося существенное содержание проблемы в область психических особенностей правонарушителя.

Что касается этих последних, то определение их, и главное, истолкование очень различно у разных авторов; главнейшие трудности заключаются, во-первых, в отграничении чисто патологических от физиологических вариаций, а во-вторых, в элиминировании влияния тюремного режима и неодинаковости условий при сравнении заключенных со свободными людьми (метод для этого указан Горингом). При всем том, самый факт наличия разницы в психическом складе преступников и соответственных по социальным и прочим признакам групп непреступного населения, говоря, конечно, о типичных категориях, а не отдельных случаях, нужно признать прочно установленным и подтвержденным всеми имеющимися данными. Это положение признают все исследователи, изучавшие преступника, в том числе противники прежней уголовной антропологии, как Бер и другие. В последнее время имеются попытки и количественной характеристики различий в психическом складе преступников и непреступников (Рат, Горинг). Эти работы, хотя метод их и вызывает некоторые возражения, ослабляющие силу ярких выводов, полученных этими исследователями, все же намечают правильный путь, по которому должно идти изучение преступника в настоящее время.

Если это так, если предположение о наличии психических особенностей преступников нужно считать подтвержденным новейшими исследованиями, то для правильного понимания их становится необходимым изучение семьи правонарушителя, как ближайшей среды, в которой определяется его психический склад, и притом изучение биологическое: с членами своего рода каждый индивидуум связан не только общностью внешней обстановки и навыков, но и рядом полученных от общих предков наследственных задатков; от своих ближайших предков индивидуум получает как совокупность известных воспитательных воздействий, так и некоторый набор генов, и этот последний не может быть безразличен для его поведения.

Подобно тому, как заболевание туберкулезом, справедливо именуемым социальной болезнью, определяется двумя моментами: внешним или стимулом, создающим подходящую обстановку для проникновения туберкулезной палочки, и внутренним или предрасположением, то есть способом реакций организма на возбудителя болезни, определяющим заболевание именно этой, а не какой-нибудь другой болезнью, подобно этому и в явлениях преступности, необходимо различать эти два момента: объективный стимул и субъективный способ реакции на этот стимул, или индивидуальное предрасположение. Стимул преступности лежит в объективных условиях социально-экономической и бытовой обстановки, определяющей самую возможность и форму нарушения социальной нормы. Индивидуальный способ реакции на эти условия определяет, кто из многих, находящихся в тождественных внешних условиях индивидуумов вступает в конфликт с социальной нормой, и кто этого конфликта избегает. Огромный материал, полученный при генетическом изучении животных и человека, не оставляет сомнений в том, что индивидуальное предрасположение в значительной степени определяется наследственными задатками, генами. Существующие теоретические дискуссии относительно сравнительного значения стимула и способа реакции, являются в значительной степени бесплодными, ибо, в большинстве случаев, мы не имеем объективных методов для сравнительной количественной оценки тех и других. В настоящее время нам остается только, не претендуя на сравнительную оценку, ограничиться признанием наличия и кардинального значения обоих фактов. Для глубокого понимания преступности и для успешной борьбы с нею, мы не должны забывать ни о том, ни о другом моменте, и наряду с изучением стимула преступности, – социально-экономической обстановки, отвести место изучению предрасположения, которое выявляется биологическим семьеведением. Это последнее становится, таким образом, одной из главнейших задач в изучении преступника.

Основная задача в изучении семьи правонарушителя состоит в выявлении свойственных ей психологических особенностей, и особенно таких, из которых может сложиться предрасположение к анти-социальному поведению индивидуума. Главнейшие методические принципы этого исследования можно формулировать следующим образом:

1. Необходимо установить заранее род и число категорий, к которым следует относить отдельных родственников при определении их психического типа. Наиболее удобны следующие: 1) неизвестные или умершие молодыми, 2) лица выдающихся дарований, 3) нормальные (в условном смысле), то есть субъекты без особенностей, 4) тяжелые и странные характеры, 5) анти-социальные, 6) психопаты и нервнобольные (в медицинском смысле), 7) умственно-дефективные.

2. Для отнесения субъекта к тому или иному типу необходимо пользоваться определенными разграничительными признаками. За необходимостью применения тестальных методов, наиболее ценным биологически является метод изучения поведения по объективным данным биографий (бехавиористский).

3) Каждую категорию родственников, каждое поколение, нужно изучать отдельно, различая отцовскую и материнскую линию. Для характеристики группы можно выводить индекс, устанавливающий процентное отношение всех субъектов 4, 5, 6 и 7-й категорий к общему числу родственников данного поколения.

4. Сопоставляя всех родственников отцовской и материнской линии, можно получить индекс линии, а сопоставляя два последние индекса, – общий индекс, который может быть выведен, как для индивидуума, так и для группы. Образец подобной сводной таблицы, в том виде, в каком он составляется в Московском Кабинете по изучению преступников, дан в приложении II.

Сравнение общих индексов отдельных правонарушителей или целых групп их. С индексом, полученным для непреступного населения, может служить для характеристики значения предрасположения. Особенно существенны в этом отношении будут данные о боковых родственниках, ибо последние редко живут вместе с исследуемым, и общность внешних условий у них нередко отсутствует.

Данных, полученных по описанному способу, в литературе не имеется, но имеются многочисленные указания относительно количества уклонений в семьях преступников, без подразделения этих уклонений, а равно и категорий родственников. К сожалению, многие исследователи допускали при этом существенную ошибку, направляя свое внимание при изучении семьи и правонарушителя на поиски среди его родственников подобных же преступных субъектов и недостаточно учитывая другие категории психических уклонений, то положение совершенно неправильно, ибо под влиянием внешней обстановки, проявление наследственных задатков может видоизменяться, ослабляться, усиливаться, выступать в различных эквивалентных формах. Было бы неправильно ожидать, что преступники должны иметь большое число родственников-преступников. О наличии особого гена преступности говорить не следует, ибо преступность – слишком сложное явление и не удовлетворяет понятию наследственного свойства. Анализ последнего дан в моей работе «О методах изучения наследственности» (Бунак). Можно говорить лишь о наследственности отдельных элементов психического склада, которые предрасполагают к антисоциальному поведению, но это последнее может вылиться не только в форме преступности, но и в других формах – бродяжничество, проституция и т. д., или даже проявиться просто в тех или иных особенностях характера или умственной деятельности. В этом смысле мы должны принципиально отвергнуть господствовавшие в прежней уголовной антропологии представления о «врожденном преступнике». С современной точки зрения мы можем видеть в лицах, сравнительно предрасположенных к тому или иному виду правонарушения, лишь одну из разновидностей своеобразных психических уклонений, ближайшая природа которой должна быть еще установлена. Это и составляет очередную задачу семейного изучения преступника.

Из сказанного ясно, что попытки применения к собранным посемейным данным менделевского анализа, сделанные Ратом, должны быть принципиально отвергнуты. Больший интерес представляет применение биометрического метода, сделанное в исследовании Горинга. Его вывод, совпадающий с данными прежних исследователей. Устанавливает такое же понимание генетического содержания антисоциального поведения, какое дано выше. Нужно заметить только, что Горинг особенно подчеркивает связь преступности с умственной дефективностью, что хотя и согласуется с данными, полученными другим способом, например, Тарновской, однако все же и не составляет, по-видимому, общего для всего типа преступников явления, характеризуя лишь отдельные, впрочем, бесспорно, достаточно типичные группы правонарушителей.

Вообще при наличии некоторых общих черт, характеризующих преступников, между отдельными группами их, имеются существенные различия. Изложенное выше положение учения об изменчивости делает это явление понятным и вызывает, вместе с тем, необходимость изучения каждой группы преступников в отдельности. Для каждого района и каждого периода времени характерны особые контингенты правонарушителей, и их можно установить лишь по данным изучения отдельных конкретных групп.

Поставленный на очередь во многих странах вопрос о введении санитарных паспортов, в которые вносятся данные личного и семейного исследования, должны дать возможность продуктивно использовать эти данные, по линии евгенического изучения и психиатрической диспансеризации и тем самым сыграть большую роль в социальной профилактике преступления, наряду, конечно, с общими мероприятиями социально-экономического и культурного порядка.

IX

В заключение приведу главнейшие выводы, которые выдвигаются современной антропологией в изучении физических свойств преступника:

1. Необходимо различать нормальные и аномальные вариации признаков, критерий для этого может быть только статистический.

2. Из огромной литературы о физических аномалиях преступника в настоящее время невозможно сделать вывод общего значения ни положительный, ни отрицательный. Пока можно считать доказанным наличие сравнительно большого числа аномалий лишь у отдельных групп преступников.

3. Истолкование аномалий в смысле атавистической, дегенеративной и проч. теорий недопустимо. С современной точки зрения, основывающейся на данных учения об изменчивости и наследственности, наиболее приемлемой, является комбинативная теория.

4. Из нормальных признаков наибольший интерес для биологической характеристики преступников представляет изучение конституции, мимики и расовых особенностей. Эти данные могут служить для характеристики отдельных групп преступников, свойственного им способа реакции на окружающую обстановку, соответствие последней особенностям их физического склада и т. д. Между отдельными категориями правонарушителей установлено существенное различие в этих признаках.

5. Наряду с изучением аномалий физического сложения, конституций (в широком смысле) расового типа и мимики, выдвигается, как одна из главнейших задач изучения преступника в целом семейное исследование его, имеющее целью установить, из каких элементов может слагаться индивидуальное предрасположение к тому или иному виду поведения, в частности к правонарушению.

Собранные до настоящего времени данные позволяют заключить, что склонность к правонарушению, сравнительная легкость вступления индивидуума на путь преступления тесно связана с другими видами антисоциального поведения и умственной недостаточности. Между отдельными группами преступников следует ожид







©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.