Главная | Обратная связь

Между редукционизмом и социологизмом

Символический интеракционизм

Символический интеракционизм предлагает широкий спектр важных и интересных идей, с этим направлением связаны име­на целого ряда крупных мыслителей, в том числе таких, как Джордж Герберт Мид, Чарльз Хортон Кули, У. И. Томас, Гер­берт Блумер и Ирвинг Гофман.

Основные исторические источники

Наше рассмотрение символического интеракционизма мы начинаем с творчества Мида. Важнейшими интеллекту­альными источниками символического интеракционизма в целом и творчества Мида в частности являются филосо­фия прагматизма и психологический бихевиоризм (Joas, 1985; Rock, 1979).

Прагматизм

Прагматизм — многообразное философское направление,¹ в котором можно выделить несколько аспектов, повлиявших на развитие социологической ориентации Мида (Charon, 1998; Joas, 1993). Во-первых, для прагматистов истинная реальность не существует «вовне», в реальном мире; она «активно создается, когда мы действуем в мире и по направ­лению к нему» (J. Hewitt, 1984, р. 8; см. также Shalin, 1986). Во-вторых, люди запоминают и основывают свое знание о мире на том, что оказалось для них полезным. Скорее все­го, они изменят то, что больше не «работает». В-третьих, люди определяют существующие социальные и материаль­ные «объекты» в соответствии с пользой, которую те имеют для людей. Наконец, если мы хотим понять конкретного че­ловека, мы должны основывать это понимание на том, что он реально делает в мире. Для символического интеракцио-

¹ См. Joas (1996) с попыткой разработать теорию творческого действия, отчасти, по крайней мере, основанную на прагматизме.

[239]

низма здесь существенны три момента: 1) упор на взаимодействии между актором и миром; 2) актор и мир представляют собой динамические процессы, а не статич­ные структуры и 3) придание огромной важности способности актора интерпре­тировать социальный мир.

Последний момент наиболее выражен в творчестве философа-прагматиста Джона Дьюи (Sjoberg et al, 1997). Дьюи понимал разум не как предмет или струк­туру» ^а скорее как процесс мышления, состоящий из ряда этапов. В них входит оп­ределение объектов социального мира, представление возможных способов по­ведения, прогнозирование последствий альтернативных действий, исключение маловероятных возможностей и, наконец, выбор оптимального способа действия (Stryker, 1980). Это внимание к мыслительному процессу очень сильно повлияло на развитие символического интеракционизма.

Фактически Дэвид Льюис и Ричард Смит утверждают, что Дьюи (наряду с Уильямом Джемсом; см. Musolf, 1994) повлиял на развитие символического ин­теракционизма больше, чем Мид. Они даже говорят, что «творчество Мида на­ходилось на периферии основного направления ранней чикагской социологии» (Lewis and Smith, 1980, p. xix). Выдвигая этот аргумент, они различали два направ­ления прагматизма: «философский реализм» (связанный с Мидом) и «номинали­стический прагматизм» (связанный с Дьюи и Джемсом). Они считали, что на сим­волический интеракционизм оказал большее влияние номиналистический подход, а с философским реализмом он даже не согласовывался. Согласно номиналисти­ческой позиции, хотя явления макроуровня существуют, они не имеют «незави­симого и определяющего влияния на сознание и поведение индивидов» (Lewis and Smith, 1980, p. 24). Иначе говоря, этот подход «понимает самих индивидов как эк­зистенциально свободных акторов, которые принимают, отвергают, изменяют или иным образом "определяют" коллективные нормы, роли, верования и т. д., соглас­но своим собственным личным интересам и планам на определенный момент» (Lewis and Smith, 1980, p. 24). Социальные реалисты, напротив, делают упор на обществе и на том, как оно образует и контролирует мыслительные процессы ин­дивидов. Не будучи свободными, поведение акторов и степень их осведомленно­сти о происходящих событиях держатся под контролем более крупной общности.¹

Учитывая это различие, можно понять, почему он не примыкал в достаточной степени к номиналистическому направлению символического интеракционизма. Поэтому Мида чаще относят к лагерю реалистов. Ключевой фигурой последнего течения был Герберт Блумер, которого, хотя он сам заявлял об использовании мидовского подхода, фактически лучше рассматривать как номиналиста. Льюис и Смит с теоретической точки зрения ухватили суть их различий:

Блумер... целиком двигался к психическому интеракционизму.... В отличие от социаль­ного бихевиориста мидовского толка, психический интерацкионист считает, что зна­чения символов не универсальны и объективны; значения скорее индивидуальны и субъективны, будучи «приписываемы» символам получателем в соответствии с тем, как он решит их «интерпретировать (Lewis and Smith, 1980, p. 172).

¹ О критике проводимых здесь различий см. D. Miller (1982b, 1985).

[240]

Бихевиоризм

Интерпретацию творчества Мида, предложенную Льюисом и Смитом, подкрепляет тот факт, что на Мида оказал влияние психологический бихевиоризм (G. Baldwin, 1986,1988а, 1988b), подход, который также привел его к реалистическому и эмпири­ческому направлению. Сам Мид основным своим подходом называл социальный би­хевиоризм, чтобы отличать его от радикального бихевиоризма Джона Б. Уотсона (ко­торый был одним из студентов Мида).

Радикальные бихевиористы уотсоновских убеждений (К. Buckley, 1989) инте­ресовались наблюдаемым поведением индивидов. Они фокусировались на стиму­лах, которые вызывают рассматриваемые реакции, или поведение. Они либо от­рицали, либо не желали придавать большого значения скрытым мыслительным процессам, происходящим в промежутке между моментом применения стимула и проявления реакции. Мид признавал важность наблюдаемого поведения, но он также считал, что существуют скрытые аспекты поведения, не учитывавшиеся ра­дикальными бихевиористами. Однако принимая базовый для бихевиоризма эм­пиризм, Мид не хотел просто философствовать об этих скрытых явлениях. Он стремился расширить эмпирическую науку бихевиоризма применительно к ука­занным явлениям, т. е. к тому, что происходит между стимулом и реакцией. Бер­нард Мельтцер обобщил позицию Мида:

Для Мида единицей исследования является «действие», содержащее как явные, так и скрытые аспекты человеческого поведения. В действии обнаруживаются все отдельные категории традиционной, ортодоксальной психологии. Внимание, восприятие, вообра­жение, рассуждение, эмоция и т. д. рассматриваются как элементы действия.... таким образом, действие включает целостный процесс человеческой деятельности (Meltzer, 1964/1978, р. 23).

Мид и радикальные бихевиористы также различались по своим воззрениям на соотношение между поведением людей и животных. Тогда как радикальные би­хевиористы не были склонны усматривать различия между людьми и животны­ми, Мид утверждал, что существует значительная, качественная разница. Ключе­вым моментом здесь считалось наличие у человека умственных способностей, позволяющих людям использовать между стимулом и реакцией язык, для того чтобы решить, как реагировать.

Мид одновременно был и обязан уотсоновскому бихевиоризму и отмежевы­вался от него. С одной стороны, Мид сказал, что «мы будем подходить к этой об­ласти [социальной психологии] с точки зрения бихевиоризма». С другой сторо­ны, Мид критиковал позицию Уотсона, когда говорил: «бихевиоризм, который мы будем использовать, более адекватен, чем используемый Уотсоном» (1934/1962, р. 2; курсив мой).

Чарльз Моррис в своем введении к книге «Разум, самость и общество» пере­числил три основных отличия Мида от Уотсона. Во-первых, Мид считал исклю­чительное внимание Уотсона к поведению чересчур упрощенным. Действительно, он обвинял Уотсона в выхватывании поведения из его более широкого социального контекста. Мид стремился рассматривать поведение как элемент обширного со­циального мира.

[241]

Во-вторых, Мид обвинял Уотсона в нежелании применять бихевиоризм к мы­слительным процессам. Уотсон не имел представления о сознании и ментальных процессах актора, в отличие от Мида: «Отношение Джона Б. Уотсона было таким ясе, как у Королевы в "Алисе в стране чудес" — «Головы им долой!» — не было по­добных вещей. Не существовало... сознания» (Mead, 1934/1962, р. 2-3). Мид про­тивопоставил свою позицию уотсоновской: «Она бихевиористична, но, в отличие от уотсоновского бихевиоризма, учитывает элементы действия, не обнаруживаемые вне­шним наблюдением» (Mead, 1934/1962, р. 8). Мид видел свою миссию в расширении принципов уотсоновского бихевиоризма для включения мыслительных процессов.

Наконец, поскольку Уотсон отрицал мышление, Мид считал его понимание актора пассивным образом марионетки. С другой стороны, Мид предпочитал бо­лее динамичный и креативный образ актора, и именно это сделало его теорию привлекательной для более поздних символических интеракционистов.

Прагматизм и бихевиоризм, особенно в теориях Дьюи и Мида, преподавались многим выпускникам Чикагского университета, главным образом в 1920-х гг. Эти студенты, в числе которых Герберт Блумер, основали символический интеракци­онизм. Конечно, другие значительные теоретики тоже оказали на них влияние. Наиболее известным из этих мыслителей был Георг Зиммель (см. главу 1). Инте­рес Зиммеля к формам действия и взаимодействия был совместным с теорией Мида и явился ее развитием.

Между редукционизмом и социологизмом

В 1937 г. Мид ввел термин «символический интеракционизм» и написал несколь­ко существенных для его развития статей. Если Мид стремился разграничить за­рождавшийся символический интеракционизм и бихевиоризм, то Блумер считал, что символический интеракционизм работает на обоих фронтах. Первым направ­лением был редукционистский бихевиоризм, вызывавший неприятие Мида. К это­му прибавлялась серьезная угроза со стороны «больших» «социологистских» тео­рий, особенно структурного функционализма. По мнению Блумера, и бихевиоризм, и структурный функционализм имели тенденцию к фокусированию на факторах (например, внешних стимулах и нормах), влияющих на человеческое поведение. Блумер полагал, что обе теории пренебрегают важнейшим процессом, с помощью которого действующие субъекты придают значение действующим на них силам и своему собственному поведению (Morrione, 1988).

С точки зрения Блумера, бихевиористы с их акцентом на подверженность пове­дения индивида влиянию внешних стимулов были психологическими редукциони­стами. Помимо бихевиоризма, Блумера занимали некоторые другие виды психоло-» гического редукционизма. Например, он критиковал тех, кто стремится объяснить человеческое действие, полагаясь на общепринятые понятия концепции «установ­ки» (Blumer, 1955/1969, р. 94). По его мнению, большинство использующих эту концепцию понимают установку как «уже организованную тенденцию» актора; они склонны считать, что действия побуждаются установками. Блумер полагает, Что это чересчур механистическое понимание; важна не установка как интерна-лизованная тенденция, «а определяющий процесс, с помощью которого актор при­нимает решение в пользу того или иного действия» (Blumer, 1955/1969, р. 97).

[242]

Блумер также подверг критике тех, кто рассматривает осознанные и бессознатель­ные мотивы. Особенно его раздражало их убеждение, что на акторов воздействуют независимые мыслительные импульсы, которые они, как предполагается, не мо­гут контролировать. Теория Фрейда, рассматривающая принуждение акторов та­кими силами, как «оно» или либидо, — пример такого рода психологических теорий, против которых выступал Блумер. Последний также был против любой психологи­ческой теории, не принимающей во внимание процесс формирования акторами зна­чений — того факта, что акторы — это личности и обращаются к самим себе. Общая критика Блумера была сходна с мидовской, но он вывел ее за пределы бихевиориз­ма, учитывая и другие формы психологического редукционизма.

Блумер также критиковал «социологистские» теории (особенно структурный функционализм), согласно которым поведение индивида определяется крупно­масштабными внешними силами. В данную категорию он включил теории, кото­рые фокусируются на таких социально-структурных и социально-культурных факторах, как «"социальная система", "социальная структура", "культура", "ста­тусная позиция", "социальная роль", "обычай", "институт", "коллективное пред­ставление", "социальная ситуация", "социальная норма" и "ценности"» (Blumer, 1962/1969, р. 83). Как «социологистские», так и психологические теории не учи­тывают важности значения и социального конструирования реальности:

И в типично психологических и в социологических объяснениях на значения вещей для людей либо не обращают внимания, либо они поглощаются факторами, используемы­ми для объяснения человеческого поведения. Если кто-либо заявляет, что данные виды поведения представляют собой результат определенных производящих их факторов, нет необходимости озадачиваться изучением значения объектов, в отношении которых действует человек. (Blumer, 1969b, p. 3)