О, МОЙ ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ ОТЕЦСтр 1 из 9Следующая ⇒
ЧУДО ИСЦЕЛЕНИЯ ЦВЕТОМ Эта книга содержит уникальный материал, впервые публикуемый на русском языке. Написанная в форме биографического очерка, она является мощнейшим духовным каналом, войдя, в который, вы можете постоянно обращаться и брать из него, как из неиссякаемого источника знание, мудрость, необычайную силу. И, возможно, прочтя ее не один раз, вам удастся освободиться от многих кармических оков и стать свободными. СОДЕРЖАНИЕ Введение 1. О, мой возлюбленный отец 2. Секрет 3. Первое исцеление 4. Кто ты? 5. Аптека 6. Кингз Рэнсом 7. Время остановиться и оглядеться 8. Дорога в Дамаск 9. Гоулд Хил л
10. Ночь рождения балансовых масел 11. Конгресс 12. Операция «Старт» 13. Олимпия 14. Копенгаген 15. Цветовая магия 16. Как пользоваться балансовыми маслами 17. Чакры 18.Оттенки балансовых масел Аура-Сомы 19. Знаки и символы балансовых масел Аура-Сомы 20. Дитя Новой Эры 21. Эссенции, Помандеры и Квинтэссенции 22. Небольшие чудеса 23. Источники исцеления 24. Царство животных 25. Полет ауры 26. Видение 27. «Дев Аура» ПРЕДИСЛОВИЕ Эта книга затронула много сердец. Она пронизана искренностью и раскрывает автора как человека замечательного и обращенного к Богу. Те из нас, кто имел счастье знать Викки Уолл, понимали, насколько щедро она отдавала себя делу развития Аура-Сомы. Начало Аура-Сомы, вдохновленное свыше семь лет назад, и удивительный рост нынешней международной репутации были прямым результатом ее убежденности в духовном руководстве Бога. Веруя, она всегда подчинялась с истинным смирением. Для преодоления тяжелой физической болезни она должна была жить, подчиняясь суровому распорядку, но никогда она не теряла ни своего великолепного чувства юмора, ни своей способности глубоко любить. Неожиданно в январе этого года Викки была призвана Домой, в Райский Сад. Те, кто любил ее, тоскуют, что ее нет с нами физически, но у нас есть утешение - мы чувствуем, что она рядом с нами, когда мы занимаемся вопросами Аура-Сомы и наблюдаем ее расширение и процветание, всегда полагаясь на Божественную мудрость, руководящую и направляющую нас, и Божественное исцеление, нисходящее с наших пальцев. С тех пор как эта книга была впервые опубликована, Викки прочитала лекции во многих европейских странах, включая Германию, Швейцарию и Францию. Сейчас мы должны воплотить ее мечту, читая лекции в Голландии и Испании, а затем и за океаном - в обеих Америках и Южной Африке. В Квинсленде, в Австралии, где обучают и дают практические навыки двое из терапевтов Викки Уолл, уже подросло второе поколение терапевтов Аура-Сомы. Теперь и другие штаты Австралии просят провести у них лекции. Так что свет продолжает сиять. Когда эта книга будет прочитана, да затронет она больше сердец и приведет еще больше последователей в семью Викки, в Аура-Сому, чтобы ее мечта о всеобщем Возрождении могла осуществиться через каждого из нас. Маргарет Кокбейн Дев Аура, Тетфорд, 1991 Эта книга посвящается моему любимому отцу, благодаря которому невозможное становилось возможным, а также Энн Витхиар, подруге, секретарю, без чьей чуткости и понимания эта книга не была бы написана, и многим другим, кто работал «в тени», чтобы дать мне время написать ее, и наконец, самой дорогой подруге, Лауре Фрейзер, которая разделяла мои мечты и поддерживала меня в дни сомнений. ВВЕДЕНИЕ Ступайте осторожно, мои друзья, так как вы идете по ткани моей жизни, по основе и переплетению ее, по рисунку, вытканному с начала жизни, по повторному его исполнению, по предопределенной неизбежности, по движению вперед к цели, ждущей своего определения. Я родилась в Лондоне седьмым ребенком седьмого ребенка. Мой отец и его родители принадлежали к хасидам, глубоко религиозному течению, которое занималось мистическими аспектами Библии. Мой отец был мастером Каббалы и «Зогара», и благодаря своим родителям он унаследовал знания целительных свойств лекарственных растений и естественных методов исцеления, переданных затем мне. Счастье, которое я делила с моим отцом, было, однако, сильно омрачено тщательно скрываемой жестокостью мстительной мачехи, из-за которой я покинула дом в возрасте 16 лет. Повторяющиеся мистические случаи моего детства, происходящие сами по себе, пугали меня в то время, так как я не понимала их. Это были неожиданные исцеления, осознания видения ауры и ясновидение. Это продолжалось в течение нескольких довоенных лет. Сама война, с ее увечьями и смертями, ясно показала мою возможность видение ауры и духовного анализа. Но самая значительная встреча, благодаря которой я пошла по назначенному мне судьбой пути, состоялась в Западном Дрейтоне, в Мидлсексе - с Эдвардом Хорсли, фармацевтом, преклонный возраст которого не мешал ему заниматься искусством фармацевтики, и самому делать сборы трав, готовить таблетки, прописывать и отпускать их по рецепту в аптеке. Здесь, находясь в безопасности, в процессе обучения я смогла вновь открыть и осознать учение своего отца. В это время произошло много маленьких чудес алхимии. Однажды нехватка ингредиентов и ошибка, сделанная по воле свыше, привели к совершенно новому составу лекарства, которое стало изумительным исцеляющим средством. После войны и смерти мистера Хорсли я решила учиться на педикюршу, где я могла использовать свои руки как средство исцеления. Моя первая практика была в аптеке. Затем по воле Бога я была направлена в Грейт Мессенден, в Бакингемшире. Во время работы там, я трижды была на пороге смерти, откуда, как я верю, была возвращена к жизни для служения. Другая катастрофа - неожиданная потеря зрения - вынудила уйти из процветающей ныне клиники, выбросила меня на улицу и заставила слишком рано уйти на пенсию. Но вместе с тем моя дорога в Дамаск привела меня к откровению -к рождению балансовых масел Аура-Сомы, которые предназначены для исцеления, для изменения жизни многих людей и для доказательства того, что существует зеркало души. Так была выявлена уникальная терапия цветом, вместившая в себя множество жизненных энергий. Эта терапия лечит на всех уровнях: физическом, ментальном, духовном и служит дополнением ко многим другим терапиям. Я начала понимать, что все больше и больше моего времени уходит на чтение лекций в разных странах мира. Стало совершенно очевидно, что нам нужен центр, где пройдут обучение и врачи, и миряне, и учителя, которые будут нести знания всему миру. Чудесным образом Дев Аура в Линкольншире стала нашим центром, и студенты теперь приезжают сюда со всего мира, готовясь стать первопроходцами учения и знакомить мир с терапией Нового Века. Я думаю, заслуживает внимания тот факт, что Ною было дано обещание Новой Эры тогда, когда из-за человеческой глупости Земля и люди могли быть уничтожены. Сегодня многие сердца трепещут от страха, кто и когда может нажать ядерную кнопку. Тем не менее есть обещание новой жизни с приходом Христа, который неоднократно говорил о Втором Пришествии и Новой Эре. Многие ждут этого, а я искренне верю, что Новая Эра уже началась, ведь значимость обещания, данного Ною, заключается именно в том, что Бог уже никогда не позволит миру быть уничтоженным. Впервые его завет был воплощен с помощью полного спектра цвета, в радуге - Я полагаю радугу Мою в облаке, чтоб она была знамением завета между Мной и между землёю. Быт. 9:13 Каждый день в Аура-Соме появляется что-то новое - это постоянно расширяющаяся терапия. А введение - это был предварительный взгляд на мою жизнь. О, МОЙ ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ ОТЕЦ Моя мама заболела «испанкой» в 1918 году, и отец отчаянно пытался ее спасти. Он применял гидротерапию, оборачивая ее влажным одеялом и лежа с ней рядом в напрасной надежде сбить лихорадку. Но война и рождение многих детей сделали свое дело. Когда мама умерла, отец похоронил с ней свое сердце. Позже так же заболела старшая сестра, но она, к счастью, выздоровела. Отец остался один, взяв на себя полную ответственность за заботу обо мне, только что родившемся младенце, и шести других детях, имевших разницу в возрасте всего в два-три года. В этой ситуации у него было только два выхода - нанять экономку или снова жениться. Он выбрал последнее. Моя мачеха, полячка по национальности, была невысокого роста, пышной комплекции, с выразительными серо-голубыми глазами. Их выражение могло меняться в одно мгновение - от мягкого до злобного, - как у кошки, наблюдавшей за страданиями мыши. Этот взгляд готов был испепелить и преследовал меня в снах многие годы. Она любила мужа и хотела иметь своего ребенка, но была бесплодной. В возрасте нескольких месяцев от роду, я оказалась в полной зависимости от нее, и думаю, что стала в ее сознании ребенком, которого она хотела зачать. Очевидно, в том нежном возрасте я слишком мало была похожа на моих отца и мать, таким образом помогая ей в ее заблуждениях. Моя память возвращает меня к годам младенчества и даже к внутриутробному периоду, - это одно из необычных свойств, которым я обладаю. У меня нет воспоминаний о дисгармонии или травме в первые два или три года, когда мачеха относилась ко мне как к собственному ребенку, и я, единственная из семи детей, называла ее мамой. Мои братья и сестры называли ее тетей. Их возмущало ее присутствие, ведь она появилась в их жизни спустя всего лишь несколько месяцев после смерти мамы, которую они искренне любили. Поэтому отношения между старшими детьми и мачехой были напряженными. Однако отец оставался в полном неведении, потому что ему никто ничего не говорил. Дети молчали из-за преданной любви к нему, из-за боязни разрушить его жизнь. Моя мачеха прекрасно готовила, великолепно вела домашнее хозяйство, и потребности отца стояли у нее на первом месте. Управляемый ее железной рукой дом был в идеальном порядке. Она была просто одержима домом, в котором, однако, не было места для ребенка, для его книжек и игрушек. Нашим друзьям никогда не разрешали приходить в этот сияющий чистотой дом. В этом отношении мачеха была фанатична, и неудивительно, что мои братья, сестры и я поняли, что поддерживать с ней отношения мы не можем. Со временем один за другим старшие дети начали самостоятельную жизнь, оставив меня одну в лишенной любви атмосфере сияющего чистотой дворца. Мои братья и сестры регулярно навещали отца. В один из таких коротких приездов произошло то, что наложило отпечаток на все мое детство. По иронии судьбы и печальному стечению обстоятельств инициатором всех этих ужасных событий стала моя сестра, которая любила меня больше всех. Болтая с ней, я, видимо, постоянно упоминала, как это делают все дети, что «мама» сказала и что сделала, ведь в то время она была для меня настоящей матерью. Представьте, мое детское любопытство, когда вдруг я узнала от сестры следующую информацию: «Она не твоя мама, и ты вовсе не должна делать все, что она говорит». Очень скоро я увидела, что это означало. В этот день мы с мачехой поспорили по поводу какого-то несущественного вопроса. Это был незначительный спор, так хорошо известный всем родителям не слишком послушных детей. Я не могу вспомнить, о чем шла речь. Но спор, разумеется, требовал от меня какого-то участия. В конце концов, мы достигли той точки в споре, когда уже нельзя было повернуть назад. Я почувствовала, что загнана в угол, и вспомнила недавно сказанные слова. Посмотрев на нее с вызовом, я произнесла: «Ты не моя мама, и я не должна делать все, что ты мне говорить». Наступила напряженная тишина. Серо-голубые глаза превратились в стальные, и в тот же миг врата захлопнулись за мной. Ее самообман был поколеблен, а я превратилась в «мальчика для битья» за все ее разочарования и унижения. Последующие годы можно описать словами Элизабет Баррет Браунинг: «Слезы смыли краски из моей жизни». Несомненно, моя мачеха со своей жестокостью вьшолня-ла задачу, поставленную ей свыше, поскольку этот период стал для меня периодом обучения. Теперь, мысленно возвращаясь назад, я понимаю истинный смысл ее действий, и понимание приносит с собой прощение. Как всякий ребенок, оторванный от своих сверстников, я тайно плакала каждую ночь. Единственным моим утешением было то, что мой любимый отец скоро придет домой. Он никогда не забывал зайти ко мне, чтобы пожелать спокойной ночи. Моя кровать была рядом со столовой, и, возможно, так повелось с детства, что двери никогда не закрывались и двери между моей спальней и столовой были всегда открыты. Мысль о присутствии отца в доме, успокаивающий звук его шагов приносили исцеление всем моим несчастьям, которые, как я чувствовала, происходили от непонимания и неудач, преследовавших меня в течение дня. Обычно я лежала в своей спальне как завороженная. Я видела стол, накрытый белоснежной скатертью, излучавшей то белое, то серебряное сияние. Свеча отбрасывала теплый блеск на графин с вином. Каждый вечер происходил один и тот же ритуал: отец с мачехой начинали ужинать в семь часов и обсуждали события дня. С нетерпением я наблюдала за движениями рук отца, очищавшего грушу - свой привычный, ежедневный десерт. Я знала, что скоро настанет драгоценный момент: он войдет в спальню и, прежде чем пожелать спокойной ночи, даст мне (слезы мои давно уже высохли) последний, сочный кусочек груши. В начале этого века детей по вечерам можно было видеть, но не слышать, и поговорка «Кто рано встает, тому Бог подает» очень точно соответствовала существовавшим тогда правилам. Приход отца домой вечером означал для меня начало подготовки ко сну. Ну а зимой я обычно отправлялась в кровать к четырем часам. Время между четырьмя и семью часами было часами ожидания, и ничто не могло заставить меня заснуть до прихода моего отца с его пожеланиями спокойной ночи. Я лежала в сумерках, и до того, как фонарщик приходил зажигать газовый фонарь, который был как раз перед окном моей спальни, странные видения возникали в моем сознании. Эти видения посещали меня в детстве через определенные промежутки и продолжали посещать всю мою жизнь. Я представляла себя тихо поющей странные каденции и не менее странные слова, значение и звук которых, казалось, не имеют ничего общего с миром вокруг меня. Казалось, будто я пою на языке далекого прошлого, но каким-то таинственным образом имею к нему самое непосредственное отношение. Одно видение постоянно возвращалось ко мне: вдруг комната наполнялась светом, я видела высокую, измож-денненную женщину, болезненно худую, рядом с которой шла такая же изможденная собака с острыми выпирающими ребрами. Следы голода были явно видны на лице женщины и морде собаки. Но в них чувствовалась порода и достоинство, их благородное происхождение было очевидно. Будучи маленьким трехлетним ребенком, я не испытывала ни страха, ни дурных предчувствий, когда они приходили ночь за ночью. Хотя я и оплакивала их, но что-то мне подсказывало, что эту судьбу они выбрали сами и это та дорога, по которой они хотели идти. Видение это возникало в течение многих лет, пока в другом видении они не нашли своего вечного успокоения чтобы вернуться к своей истинной роли в этой жизни, таким образом давая мне возможность понять настоящее истинное значение того, что я получала посредством своего детского опыта. Это было первое знакомство с «регрессией» - осознанием прошлого, связанного с настоящим. Насколько мачеха была увлечена чистотой в доме, настолько же отец был увлечен целительством. Ни один врач никогда не приходил в наш дом. По крайней мере, я этого не помню. С самого раннего детства отец сам следил за нашим здоровьем и лечил разнообразные болезни. Я была подвержена тонзиллитам. Однажды у меня была флегманозная ангина, и я плакала от боли. До сих пор кислый запах горячего уксуса вызывает в моей памяти яркое видение: отец тщательно сворачивает коричневую бумагу, льет уксус между листами, заворачивает все это в льняной платок и ставит сверху горячий утюг. Затем плотно обматывает мое горло этим платком. К утру боль проходила. Годы спустя я нашла объяснение успеха этого лечения, имевшего свои корни в древних учениях. Крафт-бумага, которая использовалась в те дни, изготовлялась из древесной пульпы. И действительно, на бумаге можно было увидеть древесные волокна. С давних времен терапевтические эссенции и смола являлись основой для многих бальзамов, которые, растворенные в спирте или уксусной кислоте испарялись при высокой температуре. Всю неделю я с нетерпением ждала выходных - драгоценного времени, когда мой любимый отец брал меня в разные «экспедиции». Мужчины в то время придерживались строгих правил, и отец не был исключением. Я точно знала, куда мы пойдем и что готовит мне день. В субботнее утро первым делом мы шли, конечно, к парикмахеру: в те дни мужчины брились (или их брили) безопасной бритвой. Отец был красивым мужчиной с выразительными, излучающими тепло карими глазами, видевшими человека, с которым он говорил, как бы насквозь. О нем рассказывали, что когда он на кого-нибудь смотрел, то казалось, что две свечи загорались в глубине его глаз. Его руки были не большими, прекрасной формы, с ухоженными ногтями. Он был широкоплеч, с узкими бедрами и прямой осанкой. Мне говорили, что он не прибавил ни грамма веса до того дня, когда он отошел в мир иной в возрасте 85 лет. В его осанке было что-то истинно царственное, но, тем не менее, он был застенчивым, мягким человеком. Я никогда не слышала, чтобы он повышал голос; было достаточно взгляда. Одевался он безукоризненно, был разборчив в одежде и требователен к ее чистоте. Одним словом, он относился к себе с уважением. Мы, дети, беззаветно любили и уважали его. Когда отец брился в парикмахерской, к его лицу прикладывали горячие полотенца. Я терпеливо сидела на маленькой деревянной скамеечке, полностью захваченная этим представлением, задерживая дыхание, когда горячие полотенца накрывали его лицо, а снаружи торчал только кончик розового носа. Я всегда боялась, что он не сможет дышать, и вздыхала с облегчением, когда полотенце убирали и я видела дорогое мне лицо. Затем его лицо протирали чем-то похожим на маленький кусочек льда. Теперь я знаю, что это были квасцы, которые помогали закрыть поры и «подтянуть» лицо. Квасцы используются во многих стягивающих лосьонах и сегодня. Потом мы шли в отцовский клуб, где меня водружали на высокий стул и за мной присматривали, как я теперь понимаю, носильщик или швейцар. Плитку шоколада - большое лакомство - мне покупали раз в неделю. Отец повязывал мне на шею большой носовой платок, чтобы я не испачкала платья. Затем он исчезал во внутренних комнатах клуба, куда никогда не допускались ни женщины, ни дети. Своим детским умом я представляла, как он принимает участие в разных увлекательных мероприятиях. Но однажды мой брат, которого допустили в святая святых, сказал мне, что они там играли в шахматы! Через некоторое время отец появлялся и вытирал мне лицо, чтобы от шоколада не осталось и следа. Теперь, я это знала, начиналось мое счастье. Мы всегда шли одной и той же дорогой, мимо торговцев фруктами, где останавливались, чтобы сделать покупки. Там продавались из огромной блестящей стеклянной банки свежие ананасы, нарезанные длинными дольками, и, конечно, зная о желании ребенка, отец всегда покупал мне кусочки этого вкуснейшего лакомства. Я смотрела как завороженная, когда выбранные кусочки доставали из банки длинной вилкой с двумя зубьями. Я молилась, чтобы в результате этого сложного маневра ни один драгоценный кусочек не упал. Но однажды это случилось. Отец, приверженный хорошим манерам, настоял, чтобы я приняла безропотно то, что осталось. Я стояла и с жадностью ела истекающий соком ананас. Тем временем отец покупал в магазине определенные фрукты, очень тщательно выбирая их. Я никогда не видела, как отец расплачивался, а слово «счет» в возрасте пяти-шести лет мне было незнакомо. Я с восхищением смотрела на отца и считала его Богом, ведь мне казалось, что он может купить все, что захочет. И когда отец читал мне из Библии: «Все плоды на земле Его», - я искренне верила, что это и есть истинное доказательство его всемогущества. Потом мы шли в парк Королевы Виктории - огромный парк в Лондоне, к северу от Темзы. Мы жили в этом районе из-за работы отца, и мне это очень нравилось. Для ребенка, который интересовался всем, что двигалось или дышало, в парке было много развлечений. Ручной олень мог подойти в поисках лакомства. Отец всегда брал с собой еду, нарезанную аккуратными маленькими кусочками и сложенную в белую полотняную сумку (бумажными пакетами он никогда не пользовался). Казалось, он знал каждого оленя по имени, и они совсем не боялись его. Мы шли дальше, говоря «доброе утро» попугаям в их домике. Я побаивалась этих птиц с загнутыми носами и резкими голосами. Когда мы подходили к пруду, я останавливалась посмотреть на босых детей. Их туфли болтались у них на шее, когда они шли по воде, держа маленькие банки из-под джема и сделанные вручную сети, и пытались поймать разноцветную колюшку. Мне никогда не разрешали присоединиться к ним. Отец прекрасно знал, что можно порезать ноги о разбитое стекло, он сам неоднократно помогал порезавшим ногу детям. Он запрещал мне даже подходить к пруду. Однажды я была очарована блестящей маленькой рыбкой, плававшей в банке. Но позже очень расстроилась, заметив одну или двух рыбок, которые то ли из-за шока, то ли из-за неумелого обращения плавали в воде вверх брюшком и умирали. После этого у меня никогда не было желания ловить рыбок. Отец жил в полной гармонии с растительным и животным миром. Пока мы гуляли, он рассказывал мне о разных видах диких цветов, которые росли в парке, и спрашивал: «Как ты думаешь, какой цветок излечит больную руку твоего папы?» Конечно, никакой больной руки не было, но я с удовольствием рассматривала травы и цветы, интуитивно выбирая, какое растение исцелит моего любимого папу. Таким образом он учил меня следовать внутренней интуиции, той интуиции, которой он, несомненно уже обладал. Мне было очень интересно, когда папа объяснял мне назначение различных трав и цветов. Казалось, что его любовь изливалась на растения и он обладал знанием их целительных свойств. Мне не разрешалось срывать даже стебелек. Отец говорил: «Этого нельзя делать, если он тебе не нужен. Ты не должна понапрасну лишать растение жизни». Все это было для меня обычным, естественный, моим миром, и я помню свое огорчение, когда увидела, как вырывали истекающие соком колокольчики, чтобы затем бросить их по краям дорожки. Они лежали там, одинокие и заброшенные, словно погибшие на поле боя. Эти дни моего детства, проведенные с отцом, были днями, к которым я стремилась изголодавшимся по вниманию юным сердцем. С помощью отца я осознавала живительные силы видимого и невидимого мира. Казалось, нас объединяло то внутреннее знание, которое я, будучи ребенком, понимала и принимала без всяких вопросов. В то же время, без сомнения, мой отец был как бы единым целым с его отцом, а его отец со своим отцом и так далее. Было ощущение связи времен, простирающейся назад, в вечность. Происходило много странных случаев и исцелений, которые мое детское сознание принимало без особого понимания. Это повторялось всю мою жизнь и в конце концов пришло осознание и понимание происходящего. СЕКРЕТ Этот день обещал волнение и счастье. Было 20 августа, день моего восьмилетия. Я быстро и тщательно оделась в школьную форму, состоящую из небесно-голубых брюк с карманом, детского фартучка с поясом и белой блузы. Все мое существо было наполнено ожиданием. Но утро не выполнило своего обещания. Вместо этого появились темные облака разочарования и унижения. Дети могут быть очень жестокими. Мои друзья, одетые в черную школьную форму, следовали за мной и высмеивали меня. Слезы обиды и смущения текли по моим щекам. Так я узнала горечь одиночества. Было время обеда, и отец пришел домой. Не видя ничего вокруг, я подбежала к нему, как только он вошел в дверь. Его теплые руки остановили меня и обняли. Я спрятала голову у него на груди и почувствовала волшебное спокойствие, все волнение прошло и рыдания прекратились. «В чем дело?» - спросил он мягко. Назвав двух своих друзей, я сказала, что они считают меня ненормальной и не хотят со мной играть. На секунду промелькнуло некое подобие улыбки в его глазах. «А что ты им сказала?» Последовали рыдания: «Я сказала только, что вижу красивые цвета вокруг них». Его глаза внимательно изучали меня. «Какие цвета ты видишь вокруг меня?» Удивленная, я ответила. «Понятно, - сказал отец, и теперь его теплые карие глаза засветились. - А ты не хочешь узнать, какие цвета твой папа видит вокруг тебя?» Вдруг засияло солнце и пришло понимание. Мой дорогой отец такой же, как я, и снова Бог был на своих небесах. «Ты видишь, - сказал он, - этот дар дан нам обоим. Им обладаем я, ты, им обладал и твой дедушка. Но не пришло еще время говорить об этом, так как мир еще не готов. Но когда-нибудь ты сможешь рассказать, и тебя не назовут сумасшедшей». Он взял мою маленькую ручку в свою, как это делал обычно, когда хотел ненадолго оставить меня. Поцеловал мою ладонь и сжал мои пальчики в кулачок. «Ты ведь знаешь, что это наш секрет. Никто не узнает, что ты держишь в своей ладони, и не сможет этого забрать. Цвета, которые мы видим вокруг людей, - это наш секрет». Хотя он и был старше меня, он разговаривал со мной как с равной. «Ты, - сказал он, - отражение связи поколений». В то время мне было сложно все это понять, но таким образом отец давал мне знания, которые я смогла понять позже, когда пришло время. Тогда я не предполагала, что пройдет шестьдесят лет, прежде чем я «открою свою ладонь» и поделюсь секретным даром.
ПЕРВОЕ ИСЦЕЛЕНИЕ Сесилия была моей одноклассницей. Мы были неразлучны, в школе сидели за одной партой, выбирали друг друга во время игр и вместе шли домой. Большинство детей приглашали своих друзей к себе, на чай или поиграть, но я редко принимала приглашения, так как знала, что не смогу, в свою очередь, кого-нибудь пригласить из-за строгих правил, установленных моей мачехой. Она не разрешала играть дома, боясь, что будет нарушен раз и навсегда установленный порядок. Прозвенел звонок, даря несколько минут свободы по дороге домой. Мы взяли портфели и надели шляпки. Начиналось время беспечной болтовни. Сесилия и я (нам было по 11 лет) чувствовали свое превосходство. И конечно, мы не принимали участия в глупой болтовне. Вместо этого, взявшись за руки, мы шли вперед, ставя весь мир и его обитателей на свое место. Сесилия, родители которой были ирландцами, несомненно, была названа в честь святого покровителя музыки. Она была мягкой, мечтательной девочкой; взгляд ее милых голубых глаз, обрамленных черными ресницами, часто был задумчивым и отстраненным, не имевшим ничего общего с окружающим миром. Мы очень хорошо ладили, прекрасно понимая красоту жизни. Даже в этом возрасте наши сердца были полны поэзией. Но не стоит ошибаться на наш счет. Мы были нормальными, здоровыми детьми, которым были свойственны шалости юности. Я думаю, что наше происхождение, хотя и совершенно разное, имело много общего. Мы вместе шли домой, и вдруг Сесилия, к моему удивлению, внезапно остановилась. «Ах, я почти забыла, - сказала она, - я должна была зайти к моей тете. Мама о ней так беспокоится! Она очень больна и вынуждена все время лежать в постели. Пойдем со мной! Я ненадолго». Я посмотрела на нее с тревогой. «Не забывай, Сесилия; если я вовремя не приду домой, у меня будут неприятности. Как долго ты там пробудешь?» Я знала, что меня будут жестоко ругать, если я опоздаю: в нашем доме каждый прием пищи, время чая были строго установлены. Но Сесилия прекрасно знала свою подругу со всеми ее слабостями. Она исподлобья хитро взглянула на меня, и прошептала: «Когда я прихожу, тетя всегда угощает меня куском прекрасного фруктового пирога». Она затронула слабую струну и знала об этом! В нашем доме было в достатке хорошей еды, но фруктовый пирог к чаю был редкостью. Хлеб с маслом, салат и сыр были обычной едой для нас, сладкое было не в чести. «Хорошо, - сказала я нерешительно. - Но пообещай, что это будет недолго». С набалдашника в центре входной двери свешивался кусок шнура, который, по-видимому, следовало потянуть, чтобы войти, предварительно предупредив о своем приходе через щель почтового ящика. Когда я думаю о сегодняшнем дне со всеми его опасностями, я невольно вздрагиваю, но в те дни подобное приспособление воспринималось просто, не вызывая страха. Совершив эту церемонию, мы вошли в спальню, которая сияла безупречной чистотой. Однако мебели почти не было: кроме стула и туалетного столика, в комнате стояла лишь большая двуспальная кровать, ярко блестевшая медными шарами. «Здравствуйте», - сказала я робко лежавшей на кровати женщине. Моя ближайшая подруга с фамильярностью родственницы села на одинокий стул. А я продолжала стоять, ведь иной альтернативы у меня не было. Женщина, бледная, худая и изможденная, слабо улыбалась. Ее взгляд остановился на мне. «Иди сядь сюда, дорогая», - сказала она слабым голосом, указывая на кровать. Меня учили, что садиться рядом с больным нельзя, но выбора не было. Она обняла меня, чтобы я оказалась ближе, и задержала мою руку в своей. Сесилия, жадно глядя на фруктовый пирог, стоящий во всем великолепии на туалетном столике, многозначительно спросила: «Не хотите ли чаю, тетя? Не отрезать ли вам пирога?» И снова улыбка, полная тепла. «Спасибо, дорогая, отрежь кусок торта для себя и твоей подруги». Она все еще не выпускала моей руки, а есть пирог, поданный мне на тарелке, одной рукой было не слишком удобно. Однако любовь всегда найдет выход: я умудрилась съесть кусок пирога, не проронив ни крошки. Вежливо ответив на все обычные вопросы: как мое имя? учусь ли я вместе с Сесилией? - я начала беспокоиться, не опоздаю ли домой. Руку мою покалывало. Это было очень странное ощущение, и хотя мне давно было пора идти, но казалось, что я просто не в состоянии убрать руку, даже если бы захотела. Подобное случалось снова и снова в течение всей моей жизни, когда я сталкивалась с человеком, которому необходимо было исцеление. В основном это происходило неосознанно, и только однажды это было сделано по просьбе. Наконец покалывание прекратилось, и я осторожно убрала руку. «Я должна идти, - сказала я. - Спасибо за прекрасный пирог». И почти выбежала из комнаты. Сесилия попрощалась с тетей и поспешила за мной. «Правда потрясающий пирог?!» - это была первая реплика Сесилии. (И ни слова о тете, хотя я знала, что она любила ее). Я опоздала и, как ожидала, «получила сполна». Я пообещала себе никогда больше так не попадаться. Трижды после этого меня приглашали навестить тетю Сесилии, но наказание было слишком живо в памяти и я отказывалась. На четвертый раз Сесилия загнала меня в угол, сказав: «Тетя спрашивает, почему ты не приходишь навестить ее. Она очень расстроена». Я сдалась и пошла. Все произошло точно так же, как и в первый раз. Я держала ее руку, снова началось покалывание, затем я ушла. Дома меня ждало то же наказание за опоздание. Услышав о следующем приглашении, я уже не уступила, не помогло даже упоминание о чудесном фруктовом пироге. Однако на следующей неделе Сесилия не могла сдержаться. Она буквально прыгала от возбуждения. «Ты должна пойти. Я тебе кое-что покажу». «Что же это?» «Секрет», - загадочно ответила она. Какое знание психологии! Я, конечно, пошла. На этот раз шнура на двери, с помощью которого прикованная к постели женщина открывала дверь, не было. Сесилия постучала. И - о, Боже! - ее тетя стояла у двери. Она была выше, чем мне показалось сначала, и намного худее. Но тем не менее это стояла она, радушно улыбаясь. «Заходи, дорогая, - сказала она. - Я ждала тебя, чтобы поблагодарить». Женщина обняла меня, и я почувствовала волнение. За что она меня благодарит и почему встала? Мы вместе выпили чаю, но на этот раз я сидела беспокойно, очень нервничала и все время хотела уйти. «Я вижу, что ты торопишься, - сказала тетя Сесилии, - и не хочу, чтобы у тебя были неприятности. Но знай, что это ты исцелила меня, и я до конца своей жизни обязана тебе». Я подумала, что она просто сошла с ума, но тем не менее уйти сразу не могла. Словно что-то шевельнулось в душе: может быть, страх перед неизвестным, и нежелание об этом думать? После визита, несмотря на постоянные приглашения, я никогда больше там не была. Моя Сесилия покинула этот мир, чтобы воссоединиться со своими ангелами, в возрасте 13 лет, проиграв битву с туберкулезом. Я скорбела об уходе моей дорогой подруги, но много раз с тех пор «встречалась» с ней. Казалось, расставания и не было. Прежде чем отойти в мир иной, Сесилия сказала, что ее тетю, прикованную к постели в течение многих лет, за несколько месяцев до моего прихода посетило видение и она узнала, что к ней будет прислан ребенок, чтобы исцелить ее. КТО ТЫ? В результате конфликта с мачехой, ставшего поворотным моментом в моей судьбе, отношения становились все хуже и хуже. Я оказалась в том же положении, что и мои сестры, однако было и различие. Если они стали помехой на ее пути, когда она вышла замуж за отца, то чувства ко мне были гораздо сложнее. В своем воображении она представляла меня своим ребенком, и крушение иллюзий принесло ненависть, злобу и физичческое насилие. Конфликт углублялся и становился невыносимым. В конце концов, в 16 лет я покинула дом, ничего не взяв с собой, кроме той одежды, которая на мне была. Был теплый, солнечный день, едва намекавший на то, что наступала осень. Деревья и листва были в легкой дымке. Я сидела на скамейке в парке, дышала свежим воздухом и чувствовала умиротворение от ощущения слияния с природой. Я глубоко погрузилась в свои мысли. Но неожиданно рядом со мной послышался голос, сказавший: «Вы не возражаете, если я сяду рядом?» Я посмотрела на изможденное лицо женщины лет 40. Должна признаться, что я не слишком обрадовалась вторжению в мое одиночество, но тем не менее обменялась с ней обычными любезностями. Внезапно она наклонилась вперед, пристально посмотрела на меня и сказала: «Вы ясновидящая, не так ли?» Удивленная и даже потрясенная, я уставилась на нее. Ясновидящая? Мы с отцом не задумывались над этим, мы были такими, какие мы есть, никак этого не называя. То, что мы видели, было естественно. Мы не задумывались над тем, что делаем, и делали все это без принуждения. Такой вопрос мне задавали впервые. «Кто вы? Чем вы занимаетесь?» Мне сразу же захотелось уйти - я почувствовала угрозу. Но быстро взяла себя в руки, поскольку женщина пристально смотрела на меня и - ждала. Затем, возможно почувствовав, что слишком прямо задала вопрос (ведь я была совсем юной), она сказала: «Я живу через дорогу. Возможно, вы зайдете на чай? Я угощу вас пирогом». Казалось, что всю мою жизнь дьявольское искушение появлялось в виде фруктового пирога и чая, ведь несколько раз, когда происходили эти удивительные события, фруктовый пирог оказывался притягательной силой, словно наказание за голодную юность. Чай был превосходным и горячим, а пирог оправдал возлагавшиеся на него надежды. Отдохнув, я хотела поблагодарить и уйти. «Помоги мне, - вдруг сказала женщина. - Вы это можете. Я очень обеспокоена и несчастна». Ее слова достигли моего сознания, и, несмотря на инстинктивное сопротивление, к собственному удивлению, я услышала, как мой голос произносит слова, которые я и не думала говорить: «То, что вы делаете, неправильно. У вас связь с молодым человеком, имеющим отношение к вашей семье. Ничего хорошего из этого не выйдет». Только я произнесла эти слова, как сразу пожалела. Что заставило меня произнести их? Глаза женщины затуманились. «Вы правы, - сказала она. - У моего сына есть друг. У нас связь. Он живет здесь. И мой сын очень несчастлив, он хочет покинуть дом. Я разрываюсь между ними, но не в состоянии прекратить эту связь». «Ее разорвут для вас», - сказала я и поднявшись со стула и, вежливо попрощавшись, пошла к двери. Мне было тревожно. Когда я шла через комнату, дверь со стуком открылась и высокая, плотная фигура появилась в дверном проеме. «Это он, - прошептала женщина, - ты не хочешь с ним поговорить?» События развивались слишком быстро, и я оказалась в такой ситуации, в какой не была никогда. Я испытывала не преодолимое желание помочь, несмотря на мое внутреннее сопротивление. Казалось, что я выполняла чью-то волю, несмотря на это сопротивление. Должна заметить, что мой испуг заставил меня молча молиться, как бы окружая себя кольцами защиты. Но было слишком поздно -меня буквально втолкнули в другую комнату. Дверь плотно закрылась за мужчиной, молодым человеком лет 20, и мной. Он приближался ко мне, и напряженно изучал мое лицо. «Что ты можешь мне сказать?» - почти потребовал он. Мне казалось, что уже со всем этим покончено. Но снова услышала голос, который даже не был похож на мой. Голос говорил: «Ты занимаешься плохими вещами. Это не хорошо». «Какими вещами?» - спросил он. «Деньги». «Деньги? Какие деньги?» «Грязные деньги, - ответила я. - Много денег». Цифра в 500 фунтов, пронеслась в моей голове. Я назвала ее. Он ничего не сказал. Голос продолжал: «Они у тебя будут, но их у тебя не будет». Бессодержательность сказанного немедленно поразила меня. У тебя есть то, чего у тебя нет. Какая чушь! Я понимала, что самое мудрое - уйти. «Ты можешь сказать мне больше?» - спросил он, побледнев, с отчаянием в голосе. «Нет, - ответила я решительно, хотя и не чувствовала этой решительности. - Я действительно должна идти». Он неохотно открыл дверь, и я без промедления ушла. Атмосфера в квартире была путающей, поскольку чувствовались в ней дисгармония и зло. Я поспешила вернуться в парк, где стала с жадностью вдыхать свежий воздух, и ждать возвращения душевного равновесия, покоя. Это был первый из ряда многих подобных случаев, которые происходили со мной по мере моего взросления. Бессознательно я всегда могла видеть какие-то моменты не только будущего, но и прошлого. Это случалось во время повседневных встреч, и повторялось снова, постоянно нарастая. Я не рассказывала об этом, потому что чувствовала, что к этим способностям нельзя прибегать постоянно, понимая, что это допустимо только в случае необходимости, для оказания помощи. И никогда не использовала свой дар для развлечения. Неделю или две спустя, просматривая местную газету, я прочитала, что на киоск в парке было совершено нападение и были украдены запасы сигарет. (Кража произошла за два дня до моей встречи с той женщиной и ее другом.) В статье говорилось, что мужчина был пойман во время продажи сигарет, при этом были возвращены 500 фунтов, а мужчина был приговорен к шести месяцам заключения. Как я и предсказывала, та связь была благополучно прервана.
АПТЕКА Война шла уже целый год. Я жила в Западном Дрейтоне, Мидлсексе. Дорога со станции домой неизменно вела меня мимо старой аптеки на углу. Ее яркие цветные бутылочки каждый раз притягивали к себе мой взгляд. Иногда дверь аптеки была открыта, и мои ноздри улавливали странные запахи. Я испытывала удивительное, но тем не менее знакомое чувство и желание войти - меня неизбежно влекло туда. Я старалась найти какие-нибудь оправдания, сделать какие-то покупки, в чем не было никакой необходимости. Аптека находилась там много лет. Она была старой и очень простой. Отсутствие краски и денег было очевидно. Но, несмотря на свою ветхость, она притягивала меня, потому что над ней витал дух тайны и знаний веков. Аптека принадлежала Эдварду Смолбруку Хорсли, которому было почти 80 лет, и его дочери Дорис Маргарет. Обычно я останавливалась там и обсуждала различные вопросы с мисс Хорсли. Я редко видела ее отца, поскольку обычно он отпускал лекарства в глубине аптеки, откуда и шел так привлекавший меня запах. Я всегда уходила оттуда с чувством необъяснимого волнения. Напротив, через дорогу, молодой фармацевт открыл свою аптеку с современными удобствами и использовал ее очень эффективно. Несомненно, он с презрением пожирал глазами странное здание через дорогу, а также его старого соперника. Его аптека, покрытая новой черепицей и имевшая запах антисептики, тоже находилась прямо на моей дороге, и, когда я шла домой, было бы логичнее заходить именно туда, но странным образом она меня скорее отталкивала, чем притягивала. Несмотря на большую разницу в возрасте, дружба между мной и Дорис Маргарет росла. Был жаркий день. Я очень устала и хотела пить, но не могла пройти мимо знакомой двери. Я зашла докупить пасту к уже имевшимся у меня огромным запасам. «Хотите чаю?» - спросила мисс Хорсли. Я с готовностью приняла предложение и - о радость! -была приглашена в святилище. Когда я шла, головки мака касались моей головы, и в углу поблескивали маленькие аптекарские весы. Повсюду лежали забытые флакончики и склянки. С переполненных полок на меня смотрели странные названия, которые, в конце концов, я стану с радостью изучать. «Гвоздика» (масло гвоздики), «имбирь» (любимый и используемый в фармацевтике многие века) - подобные завораживающие названия были повсюду. Высокий мужчина встал со стула. Это был сам Хорсли. Ростом он был более 180 см, очень худой, но с очень приятной улыбкой. Его серые глаза тепло смотрели на меня. Я сделала два шага, и произошло внезапное узнавание: я пришла домой. Мне дали чашку чая марки «Брук Бонд», который вдруг превратился в нектар богов. Третий глаз был активен, и если бы был четвертый, он также бы работал. Вдруг я почувствовала неприятный запах. Я подозрительно взглянула на двух кошек, самодовольно разлегшихся в углу. С самого первого момента казалось, что между мной и Хорсли не было необходимости в словах. Вот и сейчас в его глазах снова появилась смешинка. «Понюхайте это, - сказал он, поднося мне лекарство. -Это валериана». Запах был очень похож на кошачий. Тогда же я узнала, что, несмотря на ужасный запах, валериана очень широко применяется и ценится при лечении нервных болезней. Две кошки были немедленно реабилитированы. Казалось неизбежным, что я найду приют в семье Хорсли. Годы, проведенный втроем, были годами спокойствия, в которые я многое узнавала и вспоминала, так как создавалось впечатление, что знакомилась с тем, что уже знала. Вскоре я оказалась в водовороте небольших чудес. В три часа утра я все еще активно занималась всякими эксперементами. Была необходимость делать все срочно. Война принесла свои проблемы. Не хватало масел для эмульсии и сахара для микстур от кашля, а выделение лекарственных препаратов в аптеки строго соответствовало количеству лекарств, использовавшихся в прошлые годы. В те дни в аптеках всегда можно было увидеть большой алебастровый пестик и ступку, потому что большинство таблеток, эмульсий и порошков готовилось в самих аптеках. По понедельникам мы готовили микстуры, которыми позднее снабжали многих врачей района. Для этого необходимо было использовать определенное количество драгоценных масел. Мы возносили молчаливые молитвы, поскольку эмульсии бьши коварны и малейшая ошибка могла привести к катастрофе. Пришел день, когда мне доверили сделать первую самостоятельную работу. С большими усилиями, очень старательно я следовала, как мне казалось, всем указаниям. Но к своему ужасу, я заметила, что произошло разделение эмульсии, в которую бьши добавлены драгоценные масла. Заметив это и увидев мое лицо, Дорис начала меня успокаивать. Она не стала корить меня, так как обладала поистине любящим сердцем. Она сказала: «Подобное происходит у всех нас. Это как у мясника, который может отрубить себе руку». Такое успокоение не способно было вывести меня из того отчаяния, в котором я находилась. «С этим ты уже ничего не сможешь сделать, - сказала Дорис, - лучше выброси». Я не могла. «А можно оставить ее на некоторое время?» -спросила я, моля о чуде. Мне разрешили Пора было приниматься за другую работу, что я и сделала. Придя в аптеку на следующее утро, я тут же посмотрела на бутылочку, но за ночь чуда не произошло. Мое сердце упало, но выбросить этот состав у меня все еще не было сил. Следующая ночь по-настоящему была ночью молитв, пота и слез. Уверенность моя была поколеблена, а напрасно потраченные масла легли тяжелым бременем на мою душу. То, с каким пониманием отнеслись ко мне мой дорогой Хорсли и его дочь, только углубило во мне чувство вины. Аптека закрылась, все было убрано и вычищено. Я поужинала и вновь вернулась в нее. Вдруг без видимой причины мне в голову пришла одна идея. Я сделала добавку в злосчастную бутылочку и с силой встряхнула ее. То, что произошло вслед за этим, было беспрецедентным в фармацевтическом мире. Я не хочу вдаваться в детали, но, когда позднее я обсуждала случившееся с моими коллегами, они обычно говорили: «Вы, конечно, экспериментатор, но это невозможно». В среду я пристально посмотрела на мою бутылочку и с радостью объявила Дорис: «Получилась эмульсия, настоящая эмульсия!» Она подошла и спросила: «Но что ты с ней сделала?» Та добавка, которую я внесла, не отвечала первоначальной цели смеси. Дорис смазала эмульсией руку, как обычно это делают аптекари, чтобы почувствовать запах и разгадать состав. «Это прекрасно», - сказала она и помазала эмульсией лицо. Это было смело. Она была очень красивой женщиной и по праву гордилась своей внешностью. Ее глаза имели ту же теплоту и глубину, что и глаза ее отца, но по цвету они были почти фиолетовыми. «Это прекрасный крем для лица, - сказала она. (В то время была нехватка косметики и лосьонов.) - Это действительно будет хороший крем для кожи». Мы знали его состав и радостно рассмеялись. «А ты сможешь сделать его снова?» - спросила Дорис. «Думаю, да», - сказала я, тайно надеясь на это. И у меня все получилось. Так как на кремы был большой спрос, мы решили продавать его посетителям. Но крем редко поступал в продажу из-за нехватки масел, и, как только у нас появлялся небольшой избыток их, мы делали крем. Со временем мы получили и обратную реакцию. Однажды к нам пришла покупательница, которая долго, но безрезультатно лечилась от экземы. Она купила крем как косметическое средство. К ее великой радости, крем значительно помог улучшению ее состояния. Итак, история продолжалась, и крем стал завоевывать признание. До сего дня с кремом происходят разные чудеса и он все еще используется в тех клиниках, где я работала, и в других местах, и не только как средство для улучшения тонуса кожи, но и как средство для лечения псориаза, экземы и других болезней кожи. Удивительно, но крему не нужны были особые условия для хранения. Он обладал способностью сохранять свежесть. У меня нет этому научного объяснения. Это стало началом многих вдохновений, которые исходили благодаря знаниям, полученным свыше. Постепенно начали происходить удивительные вещи, и казалось, что Хоре ли и я поменялись ролями. Теперь он как зачарованный смотрел, что я делаю, не пытаясь учить меня, а наоборот впитывая то, что делала я. Мало-помалу аптека перешла в руки Дорис, а я стала проводить все больше времени, делая кремы, лосьоны, благодаря которым мы приобрели некоторую известность. Пришло время, когда Эдвард Хорсли начал свое путешествие на небеса. Я была с ним рядом, держала его за руку, и к тем вратам мы подошли вместе. Затем с достоинством и с миром в душе он перешагнул порог. Дорис и мне его очень не хватало. Затем наступило время приводить его дела в порядок и разбирать его вещи и бумаги. Каким-то образом даже его бумаги обладали волшебством. Они были как послание от него самого. Сидя на его кровати, я вновь перечитывала записи о времени его ученичества. Бумаги датировались концом 1870-х. Это было много лет назад. Тогда только сыновья состоятельных людей могли внести сумму в 200 фунтов, чтобы стать учениками аптекаря. В те дни это было большое состояние, которое равнялось примерно двум или трем тысячам фунтов в наше время. Хорсли показывал мне эти бумаги несколько лет назад. Для моего юного ума терминология этих бумаг показалась интригующей и забавной. Еще раз я обратила внимание на построение предложений и вспомнила первый случай в аптеке, когда я смеялась от души. Не могу точно воспроизвести слова, но смысл был таков: «Я, Эдвард Смолбрук Хорсли, сим документом подтверждаю отказ от посещения кабаков...» Это предложение вызвало у меня приступ веселья. Я не только находила эти слова архаичными и восхитительными, но и не могла представить моего дорогого Хорсли посещающим подобные места. Я продолжала читать. «Я со своей стороны (очевидно, это был аптекарь, обучавший его) настоятельно заявляю, что я не буду кормить вышеназванного Эдварда Смолбрука Хорсли свежим лососем чаще одного раза в неделю». Должна признаться, что когда я это читала, то моей немедленной реакцией было: «Свежий лосось? Несомненно, это шутка». Тогда, как и сейчас, свежий лосось был для меня истинным деликатесом. Я была заинтригована. Терпеливое объяснение Хорсли мне тогда все прояснило: «Видишь ли, дорогая, в те дни несколько учеников проживали в доме, принадлежащем аптекарю. Мы много работали, нам часто поручались такие важные задания, как мытье бутылочек. Хотя сумма в 200 фунтов, которая платилась аптекарю в начале ученичества, была большой суммой, но больше никаких денежных взносов не было. Таким образом, жена аптекаря, имевшая на руках семь или восемь детей, делала все возможное, чтобы сэкономить на еде. Вспомни, что аптека находилась в центре Уэльса. Мясо было дорого, поэтому настоящей находкой для нее был местный браконьер, с радостью продававший огромного лосося за смехотворную сумму, которой хватило бы на оплату нескольких пинт пива». Поставка была неограниченна, и бедные ученики ели свежего лосося почти каждый день. Мальчики уже настолько наелись лосося, что ситуация грозила выйти из-под контроля. Вот почему подобная статья была внесена в документ. Теперь, когда все дела были приведены в порядок, нужно было рассмотреть истинное положение ситуации. В соответствии с фармацевтическими законами (они действуют и по сей день) работа аптеки считалась незаконной, если в ней не работал квалифицированный аптекарь. И хотя Дорис была членом Союза аптекарей и работала в аптеке более 20 лет, но согласно закону она не могла управлять аптекой без сертификата аптекаря, который должен был висеть на видном месте на стене. Смерть аптекаря всегда становилась проблемой, если он оставлял свое дело члену семьи, не имевшему соответствующего сертификата. Аптека должна была нанять квалифицированного аптекаря. В основном это были люди пенсионного возраста, которых всегда можно было найти. Таким образом г-н А. вошел в нашу жизнь. Он был в преклонном возрасте, но любил пошутить и явно был закоренелым игроком. Можно было предположить, что он получал от жизни все удовольствия. Нередко, заходя к нему неожиданно, можно было видеть, как он изучает колонку скачек и тщательно записывает ставки, сидя на том же стуле, на которым раньше сидел мой дорогой Хорсли. Благодаря умениям мисс Хорсли обязанности г-на А. были необременительны. Мы нуждались в его помощи только для проверки и подтверждения наших запасов, и он же делал заказы для пополнения этих запасов. Теперь эта еженедельная работа полностью была снята с наших плеч и мы были благодарны ему за то, что просто платили по счетам, когда они приходили. Разрешая мне и Дорис пообедать в небольшом заведении за углом, сам г-н А. любил обедать в аптеке, поэтому мы настояли на обеденном перерьше в аптеке и закрьшали двери до нашего возвращения, чтобы он мог спокойно пообедать. Он всегда был очень благодушно настроен, если мы немного задерживались. Однажды, оплачивая счета, я заметила, что один счет был за розовую воду. Это было интересно! Цветочная вода в основном использовалась хозяйками для украшения тортов, и каждый раз мы покупали ее очень мало. Запасов этой воды хватало на несколько лет. Мне казалось, что я видел? старую бутылку, в которой еще оставалось достаточное количество воды, поэтому я предположила, что неожиданно увеличился ее расход. Я заплатила по счету и больше не вспоминала об этом. Но когда подобный счет пришел на следующей неделе, я, естественно, решила, что это ошибка, и начала спорить с нашими поставщиками. Однако они уверили меня, что никакой ошибки нет. Про себя я подумала: наш старик стал забывчив. Он второй раз повторил тот же заказ. Ну, ничего! Я ему об этом не скажу. В тот день мы с Дорис, как обычно, закрыли аптеку на обед, но, дойдя до заведения, где мы ели, увидели, что из-за неожиданной смерти в семье владельца оно было закрыто. Разочарованные, мы повернули назад, думая перекусить дома. Дорис открыла дверь и крикнула: «Мы вернулись. Это всего лишь мы». Нам не хотелось, чтобы старик волновался из-за того, что кто-то неожиданно вошел. Ответа не последовало, поэтому мы решили, что он внутри аптеки. Проходя мимо прилавка, чтобы подняться по лестнице наверх, в квартиру, я явно услышала храп. Взглянув за прилавок, я увидела на полу, счастливо обняв почти пустую бутылку с цветочной водой, лежал г-н А. в глубоком алкогольном опьянении. Я позвала Дорис. «Ну, я потрясена! - воскликнула она. - Так вот куда уходила розовая вода. Он ее пил!» Мы стояли и смеялись. Хотя мы знали о высоком содержании спирта в цветочной воде, нам никогда не приходило в голову, что ее можно пить в качестве алкогольного напитка. Было очевидно, что г-н А. - алкоголик. К сожалению, наша работа с ним должна была закончиться, так как он представлял опасность для аптеки. Кстати, цветочная вода имеет прекрасный усыпляющий эффект и бесценна (следует добавить две капли в питье перед сном) как средство против бессонницы. Покупатели вскоре заметив любовь и заботу о них и стали доверять нам. Они понимали, что им порекомендуют более дешевые и натуральные продукты и скорее изготовят их сами, чем продадут готовый и дорогой товар, имеющий искусственные добавки. Аптека стала приносить большие доходы. Наше заведение представляло собой старомодную аптеку, а мы были аптекарями, с которыми можно было поговорить и обсудить свои проблемы, то есть были врачами, которые умеют выслушать. Словом, мы были теми людьми, каких сейчас не встретишь. Достаток приносит с собой опасность успокоенности. Иногда благодаря ночным размышлениям я чувствовала глубоко внутри то, что называется «беспокойством души». Было осознание, что этот период моей жизни может быть только периодом взросления, и ученичества и что ни в коем случае меня не должны соблазнить материальные блага и успокоенность, приносящие с собой богатство. Эта ситуация повторялась всю мою жизнь. Продолжая работать в аптеке, я стала заниматься педикюром, что на самом деле означало продолжение того, чем я занималась раньше. И благодаря относительному спокойствию и миру, царившим в аптеке, я смогла начать свою первую практику. Инструменты, используемые мной, были как бы продолжением меня самой; мои пациенты чувствовали мою любовь и заботу о них. Моя практика росла. Но, как всегда, в середине успеха я испытала как бы толчок свыше. Была середина 50-х. Я оказалась в чудесной маленькой деревушке Грейт Миссенден в Бакингемшире. Здесь я вновь вступила в борьбу за выживание, не имея средств к существованию. Это было временем испытания моей веры.
КИНГЗ РЭНСОМ То, как Тидингтон - коттедж, расположенный на десятине земли - перешел в мою собственность, было похоже на чудо. В то время я еще только начинала свою практику в Грейт Миссендене и еле сводила концы с концами. Впервые я познакомилась с сельской местностью Кингз Эш, когда навещала пациентку, которая не могла выходить из дома. Ее коттедж Тидингтон находился на высоком холме, около 600 футов над уровнем моря. Оттуда открывался захватывающий вид окрестностей, о котором в путеводителе было сказано как о прекраснейшем месте Чилтернза. Коттедж был окружен фермами, расположенными на склоне холма, внизу переходившими в долину. От этого вида захватывало дух. Мне нравилось посещать это место, и когда я уходила, мне вновь хотелось вернуться туда. Когда, к несчастью, моя пациентка умерла, до меня дошли слухи, что ее коттедж выставлен на продажу. Финансовое положение в то время было не особенно хорошим, после приступа диабета мне пришлось лечь в больницу, и старая поговорка «Кто не работает, тот не ест» очень подходила к ситуации. Я понимала, что должна узнать насчет Тидингтона, ведь красота этого места преследовала меня. Жить в подобном месте всегда было моей мечтой. Я прервала свою утреннюю работу, как только узнала, что коттедж будет продан не так, как это делалось обычно - через агентов по недвижимости, а что продажей будет заниматься солиситер (стряпчий) в Беркхэмстеде. Я слышала также, что несколько фермеров, чья земля граничила с коттеджем, предложили, как они считали, хорошие деньги за коттедж, желая приобрести эти земли для фермерского хозяйства. Сердце мое упало. Тем не менее я позвонила по телефону в Беркхемстед. Солиситер очень вежливо спросил: «Какова максимальная цена, которую вы готовы заплатить?» Я ответила, что максимум, сколько я могу за него заплатить, - это 800 фунтов. «Один человек уже предложил 1500 фунтов», - ответил солиситер. Это была сумма, которую я никогда не смогла бы собрать, даже если бы продала все, что накопила в течение многих лет. «Может быть, мне записать вашу фамилию?» - спросил солиситер. Я рассказала, кто я и как узнала о продаже, и вернулась к работе, уже ни на что не надеясь. В ту ночь, ища успокоения, я взяла Библию и прочитала те страницы, на которых она открылась сама. Мое внимание сразу привлекли эти слова: «Всякое место, на которое ступит нога ваша, будет ваше». 5кн. Моисея. Втор. 11 -.24 Я села в машину. Было далеко за полночь, и, имея в качестве единственного компаньона луну, поехала в Тидингтон. Припарковав машину, я взглянула на долину, которая расстилалась внизу, освещенная лунным светом. Кругом стояла абсолютная тишина и витал дух ожидания. Я начала обходить участок. Уверена, что если бы кто-нибудь увидел меня в этот момент, то подумал бы, что я сумасшедшая. Я обошла весь участок три раза, словно это были стены Иерихона. Уезжая, мой взгляд еще раз устремился к луне. Я клянусь, она улыбалась. В ту ночь сон мой был крепок. Мне снилось множество цветов, касавшихся моих ног во время ходьбы. Земля, по которой я шла, была покинута владельцем. Во сне меня приветствовали живые существа, которые танцевали в мою честь. Эту волшебную ночь я провела с эльфами, феями и цветами, которых сопровождали представители животного мира. Моя душа пела. Наступил следующий день. Казалось, предыдущей ночи не было. С утра зазвонил телефон. Может быть, пациент хочет назначить встречу? Мне хотелось бы быть очень занятой. Мой преданный друг и экономка Филис, которая была со мной в течение многих лет, подняла трубку. «Вас спрашивает кто-то из Беркхэмстеда», - сказала она. Я поспешила к телефону. «Мисс Уолл? Ваше предложение о 800 фунтах еще в силе?» Мое сердце подпрыгнуло в груди. «Да», - сказала я, гадая, что последует дальше. «Тогда, - продолжал солиситер, - должен сообщить, что случилась странная вещь. Выяснилось, что владелицей коттеджа является сестра умершей». Он продолжал говорить о том, что она подсчитала, что в принципе было бы неразумно получать большую прибыль от продажи такого коттеджа. А узнав мою фамилию и то, что я ухаживала за сестрой, она захотела, чтобы я стала его владельцем, и готова продать по названной мною цене. «Вы можете приехать сюда и расплатиться?» - спросил солиситер. Я летела туда как на крыльях и не запомнила путешествия ни туда, ни обратно. «О, благодарение Богу! Спасибо! Спасибо!» В ту ночь я воздала благодарение Богу, стоя на пороге моего будущего дома. В этот раз я танцевала, смеялась и пела, и смех эхом раздавался в окружавшей меня тишине. Год спустя я выбивалась из сил, пытаясь сэкономить огромную по тем временам сумму в 200 фунтов. Такую цену назначили местные строители за восстановление ветхого коттеджа, чтобы он стал пригоден для жилья. Поля и красота вокруг не изменились. Я проводила многие часы, просто стоя там, разговаривая с окружающим миром и становясь частью прекрасной панорамы, которая расстилалась вокруг. Моя практика в Миссендене росла, и когда я работала, то мечтала о маленьком коттедже, который меня ждал. Рабочий день заканчивался. Вечером я обычно сажала растения и разговаривала с ними и с разными живыми существами в поле. Филис, о которой я упомянула выше и которая была моим верным последователем, посадила в землю луковицы цветов разных расцветок. Так сад стал напоминать Голландию в миниатюре. Был даже вырыт небольшой пруд, и построен через него мостик, по которому, впрочем, мог пройти только глупец, так как надежность его вызывала большие сомнения. Однажды, бродя по заброшенному дому, я обнаружила два письма, на которых стоял адрес местного совета. Строителями был послан запрос на получение разрешения перестроить сарай в гараж и внесение дополнительных изменений. Я подумала, что второе письмо касалось налогов. Было ли получено разрешение? Я с готовностью открыла первое письмо. Разрешение было получено, и моя мечта почти осуществилась. Я только что приблизилась к намеченной цели: 200 фунтов лежали в банке. По возвращении в Миссенден мой первый звонок будет строителям. Мой взгляд остановился на втором письме. Интересно, какие налоги мне придется платить? Лучше открыть письмо и узнать. Не веря своим глазам, я смотрела на письмо. На верху страницы я прочитала слова: «Приказ на снос». Я еще раз посмотрела на конверт. Это письмо не может быть адресовано мне. Но на нем было написано: «Коттедж Тидингтон», и моя фамилия была написана четко. Может быть, я сошла с ума? По той же почте, от того же совета пришли два письма: письмо, дающее разрешение на строительство, и приказ о сносе! Едва ли колеса машины касались дороги, когда я мчалась в Миссенден. По телефону из совета мне сообщили совершенно невозможную информацию. Приказ о сносе существовал за 25 лет до покупки коттеджа, сейчас же совет принял решение о строительстве дороги как раз через мой участок. Вряд ли понимая, что делаю, я попыталась связаться со старым, зарекомендовавшим себя солиситером, который, как я знала, был хорошо осведомлен об этических нормах совета. На месте его не оказалось, поэтому встреча была назначена с только что получившим квалификацию его коллегой. То, что он мне сообщил, вряд ли можно было назвать хорошими новостями. Честное лицо молодого человека, сидевшего предо мной, было полно сожаления. И в его искренности невозможно было усомниться. «Против совета бороться бесполезно. - Он сказал то же, что говорили многие: - Если есть постановление о сносе, они его выполнят». Сердце мое упало. Я вынуждена была это принять, но все мое существо восстало против такого решения. Я отвела взгляд, надеясь, что мой собеседник не увидит моих слез. Тут мой взгляд упал на новенький сертификат, только что повешенный на стене. Если бы я могла улыбаться в тот момент, я бы это сделала, вспомнив день, когда мой сертификат был поистине предметом замешательства и смущения. Я прочитала фамилию: Годбихиа (Бог пребывает здесь). Я задержала дыхание. Это - знак. Если Бог здесь, почему я позволяю себе усомниться в вере. Я воспрянула духом и ушла, тепло поблагодарив его. Моя жизнь - это всегда молчаливая молитва. Это связь с помощью абсолютной веры с Высшим Сознанием. Однако другие люди понимали и интерпретировали это превратно. Однажды меня со смехом спросили, есть ли у меня «горячая линия на небеса». Но это та вера, с помощью которой я работала, и всегда ощущала поддержку. И это единственный способ, который я знаю. Я не знаю того, что мне дано, но уверен ©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.
|