Главная | Обратная связь

Пенис, логос и фаллос

В обыденной речи и в сексологической литературе слова "пенис" и "фаллос" часто употребляются как синонимы, просто потому, что слово "фаллос" кажется более приличным, чем "пенис" или "член". Однако в культурологии и психоанализе, особенно начиная с Жака Лакана, они обозначают разные вещи.

Рис. 3. Неаполь, Национальный музей

В отличие от пениса, который обозначает реальную часть мужской анатомии и поэтому может иметь разные размеры, быть эрегированным или расслабленным, фаллос не обладает материальным существованием, это обобщенный символ маскулинности, власти и могущества. Он всегда должен быть эрегированным, большим, жестким и неутомимым. Фаллические статуи, например, гигантский фаллос из Помпеи и изображения большей частью вполне реалистичны.

Подобно женским гениталиям, фаллос имеет репродуктивное, детородное значение, в том числе - космическое (оплодотворение всей природы). Например, древнегреческий бог Приап, который сначала почитался в форме сучка или осла, в древнем Риме был включен в число богов плодородия и стал стражем садов.

Эти верования сохранились во многих народных обычаях. Например, у болгар в Добрудже хозяин, чтобы добиться хорошего урожая, подготавливая телегу и семена для первого посева, должен был держаться за свой член. В некоторых регионах России мужики сеяли лен и коноплю без штанов или вовсе голышом, а на Смоленщине голый мужик объезжал на лошади конопляное поле. Белорусы Витебской губернии после посева льна раздевались и катались голыми по земле. В Полесье при посадке огурцов мужчина снимал штаны и обегал посевы, чтобы огурцы были такими же крепкими и большими, как пенис и т.д.

Рис. 4

Однако фаллические культы, в отличие от женских, символизируют не столько плодородие или сексуальное желание, сколько могущество и власть. Фаллоцентризм, то есть универсальное положение фаллоса как культурного обозначающего, и фаллократия, то есть социальное господство мужчин, - две стороны одной и той же медали. В Древнем Риме, по свидетельству Плиния, маленькие дети носили на шее фаллические амулеты как средство защиты от сглаза и всякого иного зла. В Скандинавии фаллические статуи ставили рядом с христианскими церквами вплоть до XII в. (рис. 4) Множество фаллических изображений можно по сей день видеть в Центральной Азии.

Эти мифологические представления сохраняются и в обыденном массовом сознании. Оценивая реальные пенисы по завышенным фаллическим стандартам, мужчины склонны сильно преувеличивать их "нормальные" средние размеры. Американский антрополог Томас Грегор просил индейцев племени мехинаку (Амазония) нарисовать человечков. В 80% этих рисунков мужские гениталии оказались значительно больше, чем в жизни; характерно, что на рисунках часто представлена также головка пениса, хотя у необрезанных мехинаку ее практически не видно. Видимо, ей приписывается особое значение.

Переоценка средних размеров воображаемого чужого и, соответственно, недооценка размеров собственного пениса характерна и для "цивилизованных" мужчин. Ни один из опрошенных 112 американских студентов не сказал, что его пенис значительно больше среднего.

Многие народы считают, что большой пенис - свидетельство повышенной сексуальной потенции мужчины, позволяющей ему лучше удовлетворить женщину. Правда, более рафинированные сексуально-эротические культуры полагали иначе. Например, древние греки считали маленькие члены не только более красивыми, но и более функциональными в смысле оплодотворения (о женском удовольствии они просто не думали). Индийская Камасутра считает существенными не абсолютные размеры мужских (типы "зайца", "быка" и "коня") и женских ("газель", "кобыла" и "слониха") гениталий, а их соразмерность, а также способы их соединения, и в этой связи отдает предпочтение небольшим членам (Камасутра, II, 6). Согласно древней китайской эротологии, важнейшее достоинство "нефритового стержня" - не размер, а жесткость, причем короткие стрежни в этом отношении надежнее длинных и толстых. Тем не менее Камасутра содержит специальную главу "О способах увеличения" (члена) (Камасутра, VII, 63). Китайская эротология также рекомендует средства для увеличения размеров пениса и для уменьшения женских "нефритовых врат". Неудивительно, что популярная книга Г. Гриффина "Как увеличить размер полового члена", которую профессиональные сексологи всерьез не принимают, стала в России супер-бестселлером.

С размерами пениса мужчины ассоциируют не только и не столько сексуальные, сколько статусные, иерархические различия. На древних наскальных рисунках мужчины более высокого ранга изображались с более длинными и, как правило, эрегированными членами. По верованиям новозеландцев маори, у племенного вождя обязательно должен быть большой и постоянно, особенно во время битвы, эрегированный член. Титул верховного вождя одного из островов южной Полинезии - "урету" - в переводе буквально означает "стояк", а один из эвфемизмов пениса у маркизцев - "вождь". То есть пенис, власть и маскулинность как бы совпадают, и обладатель самого большого пениса подчиняет себе не только женщин, но и, что гораздо важнее, других мужчин.

"Зависть к пенису", которую Фрейд приписывал женщинам, на самом деле обуревает самих мужчин. Как писал английский поэт Уистан Оден, "если бы мужчине был предоставлен выбор - стать самым могущественным человеком в мире или обладателем самого большого хуя…, большинство выбрали бы второе. От зависти к пенису страдают не столько женщины, сколько мужчины".

Поскольку все мифопоэтические описания мужской сексуальности и ее материального субстрата относятся не к пенису, а к фаллосу, наивно ожидать от них физиологического или психологического реализма. Чем выше наше почтение к фаллосу, тем меньше мы знаем о пенисе. В отличие от гордого фаллоса, пенис застенчив, стеснителен, окутан тайной, спрятан от критического взгляда. Отождествление мужественности с фаллосом оборачивается хрупкой и ранимой мужской идентичностью. Прикрывая свой пенис, мужчины руководствуются не столько чувством стыда, сколько опасениями насчет своей сексуальной адекватности - чужие пенисы кажутся лучше и больше - и стараются преувеличить его размеры.

Маскулинность практически везде отождествляется с сексуальной потенцией. "Мужская сила" - прежде всего сексуальная сила, а "мужское бессилие" - это сексуальное бессилие. Как гласит Каббала, в яичках "собрано все масло, достоинство и сила мужчины со всего тела". Многие народы считали кастратов не только биологически, но и социально неполноценными. Оскопить мужчину значило лишить его власти и жизненной силы. По Ветхому завету, "у кого раздавлены ятра или отрезан детородный член, тот не может войти в общество Господне" (Второзаконие, 23: 1).

Эти представление сохранились и в христианском мире. Казалось бы, самый надежный способ обуздать греховные влечения плоти - оскопление. Однако средневековые богословы строго различали добровольное воздержание аскета от вынужденного бессилия евнуха. Самокастрация, даже добровольная, во имя сексуального воздержания, считалась непростительным грехом, а кастрированный мужчина не мог занимать высокие церковные должности. Когда клирики одного норманнского епископства осмелились избрать епископа без разрешения герцога Джоффри Плантагенета (отца будущего короля Англии Генриха П), тот распорядился всех их, включая избранного ими кандидата, кастрировать, а отрезанные яички принести ему. Тем самым он не только унизил и жестоко наказал ослушников, но и сделал прошедшие выборы автоматически недействительными.

Но мужчина должен быть сильным не только физически и сексуально. Практически любой древний архетип маскулинности противопоставляет ее женственности по двум признакам. Во-первых, это пенис / фаллос, которого у женщин по определению нет и быть не может, отсюда фаллократия и фаллоцентризм, а во-вторых, разум / логос - рациональное начало, противопоставляемое женской эмоциональности и экспрессивности, отсюда - логократия и логоцентризм. Женщина - это тело, чувство (инстинкт), природа, тогда как мужчина - дух, разум, культура, голова. Жак Лакан даже объединил фалло= и логоцентризм в общем понятии "фаллогоцентризм".

Однако такое объединение не всегда правомерно, потому что эти два начала, которыми обосновывается мужская власть в обществе, находятся друг с другом в постоянной борьбе. Главное требование к мужчине - господство разума над чувствами, головы над телом, а главный объект самоконтроля - его собственная сексуальность.

У мужчины как бы две головы - большая, верхняя и маленькая, нижняя (головка пениса), и когда маленькая головка поднимается, большая голова приходит в замешательство. Мудрость типа "Когда член встает, разум остается ни при чем" можно найти в фольклоре всех времен и народов. О "своеволии" члена, который "имеет собственный разум и встает по собственной воле" американскому антропологу Гилберту Хердту в 1980-х годах говорили папуасы-самбия. 500 лет назад буквально то же самое писал Леонардо да Винчи. По свидетельству арабского философа Аль-Газали (XI век), один мудрец сказал: "Когда член стоит, мужчина теряет две трети своего рассудка", а другой, что в этом случае "мужчины теряют треть своей веры". Средневековый теолог Альберт Великий (XIII в.), писал, повторяя слова Августина, что Бог наказал людей именно тем, что лишил их власти над собственными половыми органами, а Фома Аквинский (XIII в.) утверждал, что "своеволие" собственного пениса вызывает у мужчины стыд даже перед собственной женой.

Проблема соотношения влечения и воли постоянно возникает и в мифологии, и в обыденном сознании. "Вздыбленный фаллос первобытного человека, который метит мир не мочой, а спермой, как бы заявляет этому миру: "ты - мой, и отныне я твой хозяин!". В то же время мужчина чувствует, что он бессилен перед этим коварным божеством , и любые попытки обуздать его с помощью жестоких обрядов инициации имеют лишь временный успех. Каждый мальчик-подросток, сталкиваясь с феноменом непроизвольных эрекций, вдруг обнаруживает, что "часть его организма, которым, казалось бы, к этому времени он уже овладел полностью и бесповоротно, вдруг абсолютно перестает его слушаться. И дело даже не в том, что это стыдно, когда в любой момент времени, в присутствии большого количества людей край брюк начинает топорщиться, а в том, что совершенно непонятно и необъяснимо: мальчик вдруг начинает ощущать, что в нем присутствует нечто, не принадлежащее ему!"

Эта тема постоянно проигрывается и в художественной литературе.

Герой шутливого романа Альберто Моравия "Я и он" 35-летний Федерико ведет постоянный диалог с собственным пенисом, у последнего есть даже собственное имя "Федерико Рекс". Федерико очень гордится им: "Спору нет, природа щедро наделила меня непревзойденными причиндалами; без ложной скромности я могу похвастаться небывалым половым органом, единственным в своем роде по размерам, чувствительности, готовности, мощи и стойкости. Все это, конечно, так. Вот только, только, только…" В отличие от вполне благонамеренного Федерико, "он" большой любитель подглядывать за женщинами, а кроме того, садист, мазохист, гомосексуалист…, фетишист" и даже эксгибиционист. "Он" не только существует сам по себе, но и диктует хозяину собственную волю. А на все увещевания вести себя иначе нагло отвечает: "Когда же ты поймешь, поверхностный, легкомысленный человек, <…> что я - само желание, а желание желает всего."

Тема раздвоения и конфликта между мужчиной и его пенисом широко распространена в мировой литературе, начиная (в России) с гоголевского "Носа" (нос - всего лишь символ пениса) и кончая романом Александра Васинского "Сады Приапа, или Необыкновенная история величайшего любовника века" (2001), в котором рассказывается, как от скромного экспедитора Коли Савушкина сбежал и пустился в самостоятельное политическое плавание, едва не став президентом России, его огромный уд Хуссейн.