Здавалка
Главная | Обратная связь

Вещи-преступники. Суды над животными



Магическое мышление, которое воспринимало окружающий мир как насквозь пронизанный одухотворяющей силой, видело в предметах и явлениях (неодушевленных с нашей точки зрения) субъекты правоотношений, наделенные волей. Поэтому они, наравне с людьми, несли ответственность за причиненный социуму и ею отдельным представителям тот или иной ущерб. В античном мире неодушевленные предметы привлекались к суду за различные провинности (Таганцев 2003). М. Ковалевский, анализируя древние правовые кодексы, пишет о Законах короля Альфреда, но одному из которых, например, подрубленное дерево, задавившее кого-либо при совместной работе, выдавалось роду убитою. Те же мотивы содержались в законах XII таблиц, в Афинах (II в. до Р. X.) имели место приговоры против неодушевленных предметов. В отечественной истории имеются примеры, когда вещь вовсе была признана виновной в тяжком преступлении. Например, после убийства царевича Дмитрия, колоколу, обвиненному в подстрекательстве, вырвали «язык», оторвали «уши» и выслали из Углича в Тобольск (Рад-зинский 1999: 104).

Еврейское, греческое, римское и германское право содержат в себе указания на существование суда над животными: «Если вол забодает мужчину или женщину до смерти, ю вола побить палками, а мяса его не есть, хозн-ин же вола невиновен» (Библия. Исход). Животное обязано быть отданным потерпевшему, иначе признается виновным его хозяин: скандинавские правды, англо-саксонские законы (Ковалевский 18866:102-103).

Практика суда над животными была хорошо знакома средневековой Европе. Животные, птицы и насекомые привлекались к судебному следствию и присуждались к наказаниям за преступления, ими совершенные, — за убийство или причинение ущерба людям. Приведу любопытнейший материал, дающий яркое представление о судопроизводстве подобного толка, заимствованный из статьи В. Артемова.

Обвиняемыми были разные животные: свиньи, козлы, козы, быки, коровы, мулы, лошади, кошки, собаки и петухи. В случае необходимости обвиняемое животное подвергалось аресту и заключалось в общую для всех преступников тюрьму. В судебном заседании допрашивали как свидетелей, так и само подсудимое животное, которое приводили в суд. Осужденных животных приговаривали или к смертной казни, или к отрубанию ног, ушей и других частей тела, указанных в приговоре. Часто суды заменяли смертную казнь дорогих и полезных домашних животных продажей их на

\189\

убой— с тем, чтобы голова убитого животного выставлялась в каком-либо публичном месте.

Известно множество случаев судов над животными, имевших место в течение XIII-XVII веков. В 1268 году в Париже была приговорена к сожжению небольшая свинья, за то что она съела ребенка. В 1386 году другая свинья была приговорена к отрубанию ноги и головы, а затем была повешена в человеческой одежде на городской площади. В 1313 году во Франции происходил суд над быком, убежавшим из стойла и проколовшим рогами встретившегося ему человека. После выяснения обстоятельств дела быка приговорили к повешению. Казнь была совершена на том самом месте, где бык учинил преступление.

В 1457 году суд в Савиньи разбирал дело по обвинению свиньи и шести поросят в убийстве^ пятилетнего мальчика. После обычных формальностей судья признал свинью виновной и присудил ее к повешению за задние ноги. Поросята же были оправданы.

Аналогичный процесс состоялся в 14ЭЭ году в аббатстве Святого Иосифа. Поросенка, виновного в смерти полуторагодовалого ребенка, приговорили к казни через повешение.

Иногда суды заканчивались оправданием животного. Например, ослицу, обвиненную в безнравственных поступках, суд оправдал благодаря заступничеству местного священника, который письменно удостоверил нравственность животного.

Были процессы против так называемых нечистых животных и насекомых: мышей, крыс, кротов, гусениц, змей, пиявок и т.п. На берегу Женевского озера однажды слушалось судебное дело, направленное против угрей. Во всех этих процессах говорилось об ограждении почвы, реки или озера от нашествия вредных тварей. Обвинителем, или истцом, был собственник земли или воды, которым наносили ущерб. Дело рассматривалось по существу; предлагался к разрешению вопрос об удалении ответчиков-животных из страны, причем стороны приводили возражения и доводы за и против изгнания. Процессы проходили с соблюдением всех необходимых формальностей: подачи иска обвиняющей стороной, назначением адвоката ответчикам-животным или насекомым, оповещением о явке в суд, вынесением постановления. Приговор приводился в исполнение не сразу.

Обыкновенно животным-ответчикам давали определенный срок, во время которого они могли собраться в дорогу. Животным часто отводили принадлежащий общине участок — с тем условием, чтобы они щадили остальную часть принадлежащей общине земли. Все это закреплялось в виде договора. Множество условий и договорных пунктов, которые регулировали подробности этих уступок, показывает, насколько серьезно люди относились тогда к договорам с животными.

Сохранились подлинные акты процессов против шпанских мух, гусениц, полевых мышей, кротов, белых червей и др. В случае неисполнения приговора насекомых проклинали и отлучали от церкви.

Насколько часты были тяжбы с животными, видно из того, что некоторые юристы считали нужным составлять руководства по такого рода процессам с подробным изложением процессуальных правил и указаний судебной практики. Подобная книга была издана в 1568 году. Ее автор— Гаспар Балли, адвокат в Шамбери, прославившийся как опытный юрист по процессам против животных (Артемов 2008). В Новейшее время животных также привлекают к судебной ответственности по законодательству многих стран. В 1963 году в Триполи 75 почтовых голубей были приговорены к смертной казни. Контрабандисты натренировали птиц проносить через ливийскую границу банкноты из Греции, Италии и Египта. Суд приговорил голубей к смерти, поскольку они были чслишком опасны и хорошо тренированы», чтобы отпускать их на волю. Контрабандисты отделались штрафом.

Недавно американский суд в штате Коннектикут приговорил (.кота-хулигана Льюиса», терроризировавшего своих соседей на протяжении

\189\

нескольких лет, к пожизненному домашнему заключению1. В штате Тен-неси была осуждена собака, арестованная после нападения на полицейскую машину. Ее приговорили к шест месяцам посещения собачьей школы хороших манер и ношению жетона с надписью «потенциально опасен». Обвинения были выдвинуты и против хозяев собаки, но они буду: сняты после того, как пес пройдет обучение2. В Македонии осудили медведя, грабившего пасеки3.

Одним словом, «вредоносное начало», как предполагалось, могло определять сущность не только человека, но животных и даже вещей. Факты наказания вещей обнаружила Г. Н. Грачева в культуре нганасан в 1970-е годы; «Рели человек сам сделал себе деревянного койка (амулет. — В, Б,), вложил is нею свои мысли, свои цели, а койка не помогает, как бы противоречит жизни человека, он может его наказывать, не кормить и в конце концов выбросить» (Грачева 1983: 54).

Сегодня в повседневной жизни этот обычно-и раковой ментальный пласт отчетливо обнаруживает себя в поведении детей, а также у взрослых, контакт и рующ их с ними. Многим наверняка доводилось наблюдать, к примеру, как дети с полной серьезностью наказывают животное или неодушевленный предмет, причинивших им тот или иной физический или материальный ущерб. Нередко к этому прибегают и родители, особенно матери, психика которых, вероятно, в эти моменты резонирует с психикой своих чад. Совсем недавно мне пришлось наблюдать одну маму, которая подвергала суровому «телесному наказанию» лежавшее на детской площадке бревно, о которое ударился ее ребенок.

Этот же способ мышления проявляется и во «взрослой культуре». Например, в советское время, по свидетельству известного писателя-мариниста В. Конецкого, после подавления антисоветского мятежа на военном корабле под командованием Саблина в 1975 юду, отношение властей к экипажу и лично к командиру было перенесено на сам корабль, который даже не поставили на плановый ремонт. Более чем через 10 лет капитана этого корабля, уже совершенно другого человека, власти заблокировали при выборах кандидатом в депутаты XXVII съезда КПСС (Конецкий 1991).

6. Магическая идеология и судебные доказательства

Магическая идеология, определяющая обычно-правовую менталь-ность, которая доминировала в общественном сознании представителей

 

1 Когтист и очень опасен. Б США koi приюворен к пожизненному заключению / Независимая интернет-rajera http://www.kyrgyznews.com/.

США собаку осудили за нападение на полицейскую машину // Газет а.ру 27.03.2010.

Пчеловод выбрал суд у медведя, грабившего пасеки // Пчеловодство, 2010 http://pchelovodstvo.su.

\190\

доиндустриальных обществ, характеризуется и соответствующими методами судебных доказательств. Негативный магический заряд, который, как предполагалось, руководил поведением «преступника», мог быть выявлен посредством определенных процедур. Причем сам индивид мог и не догадываться, что является носителем подобною потенциала. Процедуры же были как раз и направлены на то, чтобы его обнаружить. Это были; поединок и жеребьевка; ордалии и пытки; присяга и клятва.

Поединок и жеребьевка

Суть этих процедур в том, что тяжущиеся стороны вступали между собой в противоборство. Проигравший признавался судом виновным; считалось, что на стороне победителя выступили высшие силы (предки, духи, Бог), которые блюдут справедливость. Так, иностранцы, побывавшие на Руси в XVI веке, сообщали о существовании множества форм судебных доказательств: присяга, целование креста, судебный поединок и жеребьевка. Русская Правда предписывает обращаться к жребию наравне с присягою, по выбору заинтересованных сторон (Ковалевский 18866:243).

Б поединке участвовали тяжущиеся стороны или их представители, которые могли использовать любое оружие, исключая огнестрельное и лук. Упоминается случай, когда поединок был отменен (на чем настаивал истец) и дело было решено жеребьевкой: в два одинаковых восковых шарика закатали имена обеих сторон, шарики поместили в чашу, из которой посторонний наблюдатель вытянул один из них — Божье правосудие свершилось. Сообщается также о крестоцеловании перед иконой в церкви. Причем если же крест целовали обе стороны, то после этого применялась жеребьевка (Батлер 1996: 58-59).

У осетин М, Ковалевский в XIX веке обнаружил следующую процедуру: «родственники обиженного требуют, чтобы убийца стал под их выстрел. Третейский суд в этом случае кидает жребий, кто из рода обиженного должен будет выстрелить в обидчика. От вынимания жребия не устраняются и мальчики, это делается для того, чтобы выбор не был ограничен одними хорошими стрелками...». Исследователь приходит к выводу: «это не более, как продолжающееся возмездие, отличающееся только тем, что стороны условливаются покончить спор сразу одним насильственным действием... Это и есть поединок...» (Ковалевский 18866: 228).

У гренландских эскимосов споры решались поединками певцов, когда стороны под аплодисменты публики взаимно исполняли насмешливые песни, дополняя их боксом и боданием головами, — так общество осуществляло контроль над ходом спора, не вмешиваясь в его процесс (Подгурецкий 1974: 93-95). У М. Ковалевского находим об эскимосах: "Тяжущиеся стороны попеременно наносят друг дручу удары, и эта

\191\

операция продолжается до тех пор, пока одни из них не почувствуют изнеможения» (Ковалевский 18866: 191).

У бурят а процессе коллективной охогы лук и сфелы использовали при разрешении спорных вопросов. «Правым среди спорщиков считали человека, попавшего из лука в установленную на расстоянии 25 луков берцовую косгь коня. У прибайкальских бурят у подозреваемого в преступлении человека брали шапку и помещали се в середину стойбища. Тем временем главный староста или судья, обращая глаза к небу, кричал, взывая к тенгери-бурхану, заклиная и обличая виновного. Далее, выстрелив из лука, он либо попадал, либо не попадал в шапку. В том случае, если стрела вонзалась в шапку, подозреваемый признавался виновным» (Туркин 1901: 5-6).

С помощью жребия или испытания силы устанавливалась справедливость, равнозначная священной воле. Английское право вплоть до XIX века знало такую форму судебной процедуры, как спор об заклад в гражданских делах: с одной стороны, противники во время судебного поединка брали на себя обязательство в определенный день прися!нуть в своей невиновности; с другой стороны, один из противников предлагал поединок (Хей.зинга 1992: 92). Средневековая дуэль, по всей видимости, также уходит корнями в архаические мотивы поединка как варианта «божьего суда»,

Поединок, к тому же, мог осущеовлятъся в форме состязания в знаниях и мудрости, которые проходили во время празднично-ритуальных действий. Участвовали в нем жрецы, хранители сакральных знаний, как правило в форме загадывания загадок (Хейзинга 1992: 113-114).

Ордалии и пытки

Ордалия по М. Ковалевскому «суть Божество совершит чудо над испытуемым». У евреев женщине, заподозренной в прелюбодеянии, подносился горький напиток. Если ей раздувало живот, то виновность ее считалась доказанной. У персов испытуемый в доказательство своей правоты должен был вынуть из кипятка — при этом не обжечься — золотое кольцо. У ирландцев— погружение в холодную воду: невинный не утопает. У чехов (XI-XII1 вв.) — испытание железом и холодною водой: испытуемый кладет два пальца на раскаленное железо, если он отнимет пальцы от железа прежде, чем кончить присяжную формулу, то признается виновным. Русская Правда: железо, вода, жребий. У индусов девять видов ордалий: железо, огонь, вода, яд, кипящее масло, из которого требовалось вынуть кольцо, куда предварительно погружался идол. У осетин исследователь видит следы ордалий в пословицах: «Я готов за тебя в огонь и в воду», «Он прошел огонь и воду», «Пройду через огонь», «Праведного даже вода не несет». Осетинская присяга называ-

\192\

ется «артхарын», что и переводе «есть огонь» (Ковалевский 18866: 240, 243, 245, 255).

В конце XIX века в России ордалии оставались весьма распространенными в народной юриспруденции. По данным известного исследователя го го времени Л. А. Левенстим суд водой («которая не тонет, та и ведьма") часто применялся у крестьян: «Если женщина, которой связывали руки и привязывали к ее шее камень, тонула, то она гибла в воде, так как помощь нередко опаздывала; если же она держалась на поверхности — ее сжигали как ведьму... это старое поверье живо до настоящего времени во всех концах России; оно только несколько изменилось; теперь крестьяне верят, что этим путем можно не только уличить женщину в ее связи с дьяволом, но и прекратить засуху. В 1875 году в Полесье крестьяне одного села хотели испытать своих баб, узнать ведьм. Сначала они пошли к помещику с просьбой разрешить искупать баб в пруде, но так как он не позволил произвести этот эксперимент, то они стали осматривать своих баб через повитуху, чтобы узнать, нет ли у ко юрой из них хвоста» (Левенстим 1909: 7; цит. по Чалидзе!990:29).

Э. Тэйлор пишет об ордалиях в Англии, которые до XIII века были легальным средством испытания лиц, обвиненных в убийстве или ]рабеже. Даже теперь крестьяне не забыли старой формулы: «Чтобы мне подавиться этим куском, если я лгу!». Автор также пишет о недавних случаях (XX в.), когда английские поселяне погружали в воду какую-нибудь старую женщину, заподозренную в колдовстве, не сознавая, что они выполняют старинные испытания водою... виновный плавает, невинный — тонет (Тэйлор 1924:310).

В современной Африке ордалии и пытки до сих пор являются широко распространенными формами судебных доказательств. Приведу пример, который не только удостоверяет этот факт, но и наглядно иллюстрирует глубокие различия в интерпретации культурами данных реалий. История была рассказана в конце XX века протестантским миссионером, много лет прожившим в Африке. Ее суть такова.

В селении заболел мальчик. Подозрения в преднамеренном колдовстве пали на одну женщину. Послали за знахарем, чтобы тот избавил ее от злой силы, иначе мальчику не поправиться. Женщина сопротивлялась, но — бесполезно. Ее остригли, колдун сорвал с нее платье и бил кожаной плетью до тех пор, пока она не призналась, что связана с демоном. Над измученным, окровавленным телом принесли в жертву барана, чтобы кровь женщины смешалась с кровью животного. Никто не видел в этом ничего плохого, наоборот, все были убеждены, что сделали доброе дело, избавили женщину от злых духое. Мальчик же тем временем умер. Когда пастор узнал об этом, он обработал раны женщины и отправился к знахарю, который жил в нескольких километрах. Интересны в этой связи переживания священника, в которых отчетливо просматриваются различия между восприятием мира африканцами и европейцами. «Знаете, — сказал пастор, — мною вдруг овладело чувство безысходности. Как будто все рухнуло. Мне казалось, что работа, которой я занимался несколько лет, не имеет смысла. Потребовалось совсем немного, чтобы я оказался там же, с чего начинали.

\193\

По словам пастора, знахарь делал вид, что не понимает причин негодования. Я думаю, что здесь имело место не притворство знахаря, на что намекает пастор, а сам священник не осознает, что процесс осмысления ими одного и того же происходит в разных системах. «Разве женщина сама не призналась, что была во власти злого демона? Я сказал ему, чтобы он не разыгрывал комедии, он прекрасно понимает, при каких обстоятельствах призналась женщина». В результате пастор все-таки настоял на поездке знахаря а это селение и признания своей ошибки в отношении вины женщины. Однако к его удивлению жители стали уверять его, что колдун невиновен, поскольку женщина призналась. «Знахарь смотрел на меня с усмешкой и, чтобы как-то смягчить мое поражение (здесь пастор трактует поведение знахаря с точки зрения европейской морали, хотя, по-видимому, тот действует просто в рамках традиционных представлении), снисходительно высказал предположение, что просто жители могли ошибиться, в бреду мальчик, возможно, выкрикивал имя другой женщины, но к этому он уже не имеет отношения».

После отъезда знахаря пастор обвинил жителей деревни в смерти мальчика — те обязаны были прежде всего отвезти ребенка в больницу. «Никто никогда не должен позволять, чтобы кто-то, будь-то мужчина или женщина, был подвергнут таким нечеловеческим мучениям. Ведь Бог учил любить ближнего, разве они не знают заповеди "Возл_юби ближнего твоего как самого себя"? Когда я закончил речь, то увидел перед собой виноватые лица. Я уже думал, что одержал победу. И вдруг раздался крик: "Ордалия!". Толпа повторила его... Женщину следовало предать "божьему суду" — ей надлежало выпить стакан яда. Если ее вырвет, значит, она оклеветана. Если умрет — подозрение в том, что в нее вселился демон, и она повинна в смерти мальчика подтвердится». Пастор категорически воспротивился этому. «Нет, все это непросто, — закончил рассказ пастор. — И каждый такой случай есть повод для размышлений» (Киндрова 1985: 58-65).

Описанный эпизод наглядно иллюстрирует момент взаимодействия различных мировоззренческих систем, которые, в свою очередь, базируется на разных типах менталитета. Очевидно, что доводы, которые служат доказательством явления в рамках одной системы, не являются таковыми в пределах другой.

Названное мальчиком в бреду имя женщины неотвратимо устанавливало причинно-следственную связь между этой женщиной и болезнью мальчика, которая в идеологических представлениях данною гипа выступала как колдунья. Признание женщины (причем средства, используемы для получения признания, для данной культуры несущественны), которого добивался знахарь, подтверждало такое предположение. Одним словом, в рамках данной логики факт колдовства, приведший к болезни мальчика, был установлен доподлинно, и, пожалуй, сомнения могли касаться только правильности фиксации произнесенного мальчиком имени, на что и обратил внимание знахарь.

Эмоциональные же переживания пастора есть следствие непонимания им историчности человеческой психики. Оценивая данные события, он исходит из -юго, что человек является после сотворения его всевышним и на всем протяжении дальнейшей истории величиной постоянной. Поэтому с точки зрения этого мышления сам поиск причины (иррациональной) внутри общества в ком-либо из его членов является абсурдом. На этой стадии эволюции мышление уже ориентировано в большей мере на выявление существенных взаимосвязей в

\194\

окружающей его объективной реальности, и чувственное познание уступает место рациональному. В описанном эпизоде мы наблюдаем не только конфликт различных идеологических и морально-этических систем, но и различных типов мышления, на которых они базируются (Бочаров 1992; 249-250).

Кстати, из общей тональности рассказа видно, что пастор подозревает знахаря, как минимум, в корысти, чю тот заведомо вводил своих соотечественников в заблуждение, видимо, для того, чтобы сохранить свое влияние на них. Это, конечно, сулило ему соответствующие выгоды, включая материальные, так как обращение к нему стоило денег. Такой подход характерен и для отечественных ученых Х1Х-ХХ веков, которые также усматривали в подобного рода персонах шарлатанов и мошенников, обогащавшихся на простодушии людей. Однако представляется, что усматривать в сознании таких людей черты бикультур-ности, т. е. способности мыслить в рамках различных систем ценностей, при которых они манипулируют ими в корыстных целях, нельзя. Тот же исследователь приводит случай из опять же своего африканского опыта. В частности, врач рассказывал, как к ним в больницу привезли раненного колдуна, который был в тяжелом состоянии. Оказалось, что он подверг себя тяжелому суду, выстрелив себе в сердце. Врачи спасли его, а это означало, что духи не желали ею смерти. «Все это случилось из-за того, что знахарь не смог помочь одному ребенку, больному дизентерией. В результате он сам попал под подозрение, его обвинили в распространении болезни. Поэтому колдун сам решил подвергнуть себя ордалии» (Киндрова 1985: 57-58).

Представления о наличии «вредоносной силы» в некоторых людях, которая руководила их действиями, в том числе помимо их воли, связаны, на наш взгляд, и с институтом «пыток». Известно, к примеру, что среднеазиатский шаман активно использовал плетку, чтобы выгнать из тела человека предполагаемое вредоносное начало («злого духа»). Похоже, что изначально физические воздействия использовались в качестве очистительной процедуры, избавляющей тело от этой «силы». Впоследствии та же плетка стала символом власти, она изображалась на воротах бухарского хана. Иными словами, функцию очищения от «злого духа» со временем берет на себя политическая власть. Признание же, полученное путем пыток (физических воздействий на тело подозреваемого), свидетельствовало, по-видимому, о наличии в человеке подобной субстанции, о которой сам человек мог не подозревать. В этой же связи стоит вспомнить и об отношении к слову носителей архаическою мышления. Оно, по сути, отождествлялось с предметом или ситуацией, которые обозначало (А. Р. Лурия). Человек же, носитель вредоносного магического потенциала, представлял опасность для социума и подлежал уничтожению.

\195\

Пытки активно использовались средневековой христианской церковью для «обнаружения» ведьм. Поражает количество и разнообразие пыточных приспособлений, созданных в тот период, которые можно увидеть в Музее истории религии в Санкт-Петербурге. По информации иностранцев (Дж. Флетчер), посетивших Россию в XVI веке, допросы подозреваемых сопровождались сечением кнутом, накалыванием на вертеле и поджариванием на огне, ломкой или выворачиванием ребер, применением пары щипцов» вырезанием плоти из под ногтей и т. п. Все свидетельства и доказательства, собранные по делу, передавались в Москву, где они оценивались, и если подсудимый признавался виновным, то ему назначали наказание (Батлер 1996: 59-60).

Все это в свою очередь заставляет нас по-новому посмотреть на наше не столь отдаленное прошлое, когда «признание» было объявлено Генеральным прокурором СССР сталинского времени Вышинским «царицей доказательств». Несомненно, что в основе данного теоретического постулата лежала обычно-правовая ментальность. Во всяком случае, те «фантастические» с точки зрения нашего сознания обвинения, которые предъявлялись «врагам народа», а также позитивное отношение населения к их казням, что видно даже по кадрам кинохроники, — дают немало оснований для подобного рода выводов,

Присяга и клятва

В случае присяги страх божий побуждает подозреваемого воздерживаться ото лжи (М. Ковалевский). Русские Правды называют присягу Божьей Правдою. Договоры Олега с греками упоминают и о другом виде присяги: сняв с себя предварительно щит и все вооружение, они призывают Перуна и Волоса в свидетели верности делаемых ими показаний (Ковалевский 18866: 277). В XVI веке иностранный дипломат свидетельствовал о русских: если подозреваемый настаивал на своей невиновности — присяга (Батлер 1996). Славяне приносили присягу на могилах предков. Рассказы о несчастьях, болезни и смерти, постигнувших клятвопреступников в самый момент принесения присяги, а также месяцы и годы спустя, сплошь и рядом встречается в народных сказаниях. Произнесший присягу оправдывался посуду.

Во времена Цицерона обыкновенной формулой присяги является присяга именем Бога, головою присягающего и его детей (Ковалевский 18866: 275-278). У ряда народов Русского Севера (у остяков) во время принесения присяги в зал суда вносится медвежья голова, которая может, как предполагается, укусить в случае ложного показания (Тэйлор 1924: 310). У казахов в качестве доказательств в суде применялись показания свидетелей, клятвы на священном месте — кладбище или на Коране, вещественные доказательства (История отечественного... 1999).

\196\

У алтайцев при рассмотрении важных дел подсудимые и свидетели также приводились к присяге. Это называлось в дословном переводе «пить Присягу». Присягавшему предлагали выпи'гь воду из черепа покойника, которых хоронили в срубах и на деревьях. У южных алтайцев нужно было поцеловать кончик дула заряженного ружья (до этого лизали лезвие меча) (Тюхтенева 1997: 239).

На Кавказе, к примеру, у осетин поминался при присяге Сафа, хранитель домашнего очага. Присягу произносили держась за очажную цепь. Ковалевский отмечает, что у каждого селения, семьи и т.д. свой священный предмет. Если он становится известным противнику, то тот можег в ту же минуту обнаружить истину. Приводится пример. Жители одной деревни Рачинского уезда завели с осетинами тяжбу о довольно большом клочке земли. Спор длился долго. Наконец, старики Рачинского уезда решились на последнее средство: собрали всех жителей, пригласили осетин и, вколотив на спорной земле кол, надели на него папаху, предлагая противникам, если земля действительно принадлежит им, снять с кола шапку, и тогда они признают их право и не будут иметь на спорную территорию никаких претензий... Осетины молча разошлись.

В Грузии стоило только ответчику заявить под присягой, что приписываемое ему действие не было им содеяно, и всякое дальнейшее преследование само собой прекращалось, и сам он признавался оправданным по суду.

В культурах народов Кавказа известно такое явление, как соприсяжни-чество. Вместо того чтобы требовать присяги от одного заподозренного, древний процесс требует ее одновременно и от большего или меньшего числа родственников (соприсяжников). На Кавказе соприсяжники — всегда родственники обвиняемого (Ковалевский 18866:284-294).

У ингушей: «Большое значение при судебном разбирательстве по адату имела присяга. Лицо, подозреваемое в совершении преступления, могло "очиститься" присягой. Присяга считалась доказательством невиновное™, если вместе с подозреваемым в преступных действиях лицом присягу давали уважаемые в обществе люди из рода подозреваемого — соприсяжники... Присяга у ингушей в XIX веке употреблялась во всех уголовных, а также иногда и в гражданских делах. Например, если у кого пропадет бык, тот требует от заподозренного очистительной присяги, мало того, при этом должны присягать еще несколько соприсяжников в том, что он, подозреваемый, действительно не виноват в данном воровстве. Если же подозревается не одно лицо, а несколько, то от каждого из них требуется тем же порядком клятва с компанией. В результате выходит, что по поводу пропажи какого-то быка или овцы, десятки ни в чем не повинных лиц вынуждены бывают напрасно произносить имя Бога, что по понятиям всех горцев составляет великий грех. А между тем уклониться от присяги нет никакой возможности, так как по обычаю отказывающийся от нее признается виновным в совершении именно того преступления, по которому требуется от него присяга.

Наконец, был до последнего времени обычай присягать перед часовней какого-нибудь святого. Происходило это таким образом: дававший присягу вместе с со-присяжниками, назначенными медиаторским судом, являлся к указанной истцом часовне и там, в присутствии последнего и его родственников, сняв с себя шапку и

\197\

подняв глаза к небу, произносил следующее заклинание: "Если я повинен в том, в чем подозревает меня такой-то (имярек), то пусть накажет меня и моих родственников вот этот святой (называет по имени святого, которому посвящена часовня) и все святые; да лишусь я потомства, если говорю неправду и пр.". Соприсяжники повторяли зз ним те же слова. Присяга у святилища «совершалась преимущественно по предложению суда медиаторов или посредников (третейских судей]. К ней прибегали в крайних случаях, когда все прочие средства (просьбы, увещевания, присяга у кашэ и т. д.] были исчерпаны. Вера в святость и могущество святого (ццу) была так сильна, что присягающий, если хоть немного не был уверен в своей правоте, ни за что не решался на присягу у святилища и весь дрожал от страха перед карой божественного ццу».

Также ни за что не решались принести ложную клятву и родственники подозреваемого. Если родственники знали, что подозреваемый действительно виновен, то ни за что не присягали за ним и всегда умоляли его лучше сознаться в своей вине, чем подвергать себя и всех их великому несчастью. Они предпочитали собственное разорение и обещали ему, если он сознается, принять на себя уплату искомого имущества или возмездие за преступление. На принявшего ложную присягу ингуши смотрели как на проклятого Богом и всеми святыми. Встречу с таким человеком считали знаком несчастья, потому путники, узнав на дороге, что им предстоит встреча с таким присягателем, переменяли направление или же возвращались домой» (Кадзоев 2006).

Сегодня в правовой культуре народов Кавказа присяга как вид судебного доказательства не утратила своего значения. Это, например, выявили полевые исследования, проведенные в конце 90-х прошлого века.

«В случае возникновения земельного спора (между разными фамилиями или между несколькими претендентами внутри одной из них) распространенным способом его решения является присяга в святилище. Каждый из претендентов со своими поручителями из числа родственников должен присягнуть в том, что "это — его земля", то есть принадлежала его предкам. По твердому убеждению многих опрошенных крестьян, если претендент и его родственники не уверены в своей правоте, то они никогда не дадут подобной клятвы в святилище, а отказавшийся от присяги одновременно отказывается от претензий на земельный участок... Опираясь на авторитет святилища, обвиняемый может не только доказать собственную невиновность, но и спасти род от кровной мести.,. Чтобы выяснить истину, конфликтующие могут о_бра-титься к жрецу и подняться к святилищу. Там подозреваемый, сопровождаемый поручителями из числа друзей и родственников, произносит клятву: "Я убил его случайно, если же я сказал неправду и убил его преднамеренно, пусть я не уйду отсюда". Это позволяет урегулировать конфликт без дальнейшего пролития крови. Иначе в результате сверхъестественных санкций может погибнуть вся его семья или даже род. Принцип коллективной ответственности подтверждается в тексте произносимой в святилище клятвы: "Если я виновен, пусть погибну я и моя семья",.. Нарушение клятвы является величайшем грехом, и кара падает на весь род клятвопреступника. Как говорили жрецы святилища Дыдрыпш и Лдзаа, сейчас к помощи сверхъестественных сил часто прибегают работники милиции, прокуратуры и суда. В тех случаях, когда правоохранительные органы не в состоянии доказать айну подозреваемого, его посылают в святилище для принесения присяги; если он поклянется в своей невиновности, это считается достаточным основанием для того, чтобы снять обвинения. Такая мера применяется только в отношении абхазов, верящих в могущество аных, и не распространяется на представителей других народов.., Абхазские власти обращались за помощью к аныхам не только в связи с отдельными преступлениями, но и когда посчитали сложившуюся в стране криминальную ситуацию критической. Летом 1996 года к святилищу Дыдрыпш пришло абхазское руководство во главе с президентом В. Г. Ардзинба с просьбой "вразумить людей, чтобы они одумались и не совершали преступлений". Дыдрыпшу было обещано приносить жертвы каждый год, если он остановит преступность» (Крылов 2000:72-124).

\198\

В обычно-правовых культурах присяги, клятвы использовались в договорном праве, например у осетин. По сведениям Ковалевского „принося клятвенное заявление в том, что их родственники заслуживают полного доверия, они вместе с тем как бы сами входили с противной стороной в договор, неся ответственность за его исполнение» (Ковалевский 1886а; 89). Магическая идеология формирует и представления о легитимности заключенных договоров у наших северных народов. Например, по представлениям хантов, манси, лесных ненцев все земля, озера, реки принадлежат духам-хозяевам, а охотники, рыболовы для успешного промысла как бы заключают союз с духами, условия которого были бы не.особенно обременительными для обеих сторон. Доюворность же проявляется в самом обращении к духу: •(Кушайте, лесные старики, старухи, дайте нам счастья, сохрани мой запор, столько-столько рыбы мне дай...». Люди, совершив обряд жертвоприношения, считали себя вправе ждать от духов покровительства а охоте, ответных даров. Если дух не выполнял этого, несмотря на приносимые жертвы, то его изображение могло быть избито, брошено, уничтожено. Раньше договора внутри угров заключались рукобитьем, угощением либо клятвой на медвежьей лапе, а с русскими могли оформляться письменно. На эти общественные отношения аборигены перенесли черты обязательное in, характерные для их отношения с духами. И сегодня наиболее распространенная форма взаимоотношений манси с промышленными нефтеперерабатывающими корпорациями — это соглашения, в которых в письменном виде перечисляются обязательства сторон. Обычно они закрепляют согласие семьи, владеющей родовым угодьем, на отвод земли для промышленного освоения при выполнении определенных обязательств. Документ подписывается птвой семьи, генеральным директором корпорации и представителем администрации. Все значительные общественные события сопровождаются жертвоприношением, необходимость проведения которого объясняется тем, что «жертвоприношение в данном случае как печать» (Новикова 1997:232-234).

В обычно-правовых культурах с нарушением присяги (лжеприсяга) связывалась идея гибели целого рода, муки предков в загробной жизни, несчастья, которые неизбежно должны постигнуть как самого присягнувшего, так и его близких. Источниками негативных санкций выступали иррациональные субстанции (предки, духи, Бог, тотем и т. д.). В законах XII таблиц предусматривались и жесткие наказания со стороны общества. Аналогично в правовых кодексах ряда африканских этнических групп, в основу которых легло обычное право. Например, у бахайя; если клятвенное свидетельство, произнесенное при разбирательстве домашнего дела, оказывалось ложным, то оно каралось обра-

\199\

щением в рабство. У ашанти лжеприсяга «лицом вождя» или талисманом вождя рассматривалась как преступление против общества и каралась смертью (Сшшцьша 1978).

По справедливому наблюдению Э. Тэйлора, современные «судебные присяги носят следы глубокой древности. В Шотландии свидетель поднимает свою руку к небу — жест, которым грек или евреи брали в свидетели верховное божество и призывали божественное мщение на голову клятвопреступника, В Англии целование книги священного писании происходит из обычая прикасаться к священному предмету подобно тому, как древний римлянин прикасался к алтарю или ящику с мощами (Тэйлор 1924: 310).Действительно, сегодня присяги (или клятвы) широко представлены в политико-правовых культурах современных государств, ими сопровождаются обряды инаугурации должностных лиц, их произносят в судах при даче свидетельских показаний, при вступлении и ряды вооруженных сил Нарушение присяги должностным лицом, военнослужащим или лжесвидетельства в судах подкреплены соответствующими уголовными санкциями.

7. «Архаические» формы судебных доказательств в современных субкультурах

Уже неоднократно отмечалось, что обычно-правовые нормы, характерные для архаических обществ, удивительным образом воспроизводят себя в современных субкультурах. Это относится и к поединку как судебному доказательству, фиксирующемуся, в частности, в тюремном сообществе. Речь идет о так называемой «честной драке», которая назначается «судом» в том случае, когда он, состоящий из авторитетов ("паханов»)> не может рассудить по справедливости в силу недостатка информации. Здесь тяжущиеся стороны также выясняют отношения с помощью только лишь собственной силы и умения, без какого-либо оружия, а окружающие не вмешиваются, но следят, чтобы драка велась по правилам. «Честная драка» продолжается до изнеможения одной из сторон. Дерущиеся стараются ударами загнать противника под нары, то есть туда, где селятся ((отверженные». Загнанные причисляются к изгоям, ибо он осрамился, побывал там, где уважающий себя заключенный быть не может (Хохряков 1991: 88).

Здесь же фиксируются поединки в форме загадок. Они используются в рамках института «прописки». Прописка новенького в тюремной камере это система вопросов (или приколов), задаваемых ему старожилами. Прописка — ритуал, удостоверяющий принадлежность индивида к данному сообществу. Загадки задаются в игровой форме.

Например, «в игре "Летчик и Шахтер" спрашивают: "Кем ты будешь?" — "Ну, шахтером". — "Тогда попзи под шконками. там забой, собирай уголь'. Он ползет, обтирая пыль и грязь под нарами. «Вылезай. А теперь кем будешь?" — "Ну, наверно, лучше летчиком". — говорит он. Ему завязывают глаза полотенцем. "С какой шконки будешь

\200\

лететь, с нижней или с верхней?" — спрашивают его. Испугался, если скажет "с нижней". Но уже он слышал и понимает, что главное — ни в каких обстоятельствах не проявить себя трусом. "С верхней", — отвечает он. — "А на домино будешь падать или на расставленные шахматы?"— спрашивают его. Плохо, если выберет новичок домино: и свалиться его заставят, и прописка начнет ужесточаться. Если же преодолеет себя и спокойно скажет "на шахматы", будут еще минуты три страха и только. Пока расставят фигуры, пока подсаживают на шконку, и секунды, самые страшные, когда надо самому слететь с нее — свалиться всем телом вниз вслепую. Резко дернувшись, была не была — плюхается он, ожидая острой боли, но падает на растянутое одеяло».

Словом, процедура направлена на выявление в индивиде опасного для социума «заряда», который может угрожать «социуму». Сами заключенные говорили о своих деяниях, как «об испытании мужества, о вообще проверке человека "на вшивость", о возможности сразу определить, кто при случае, испугавшись боли, выдаст, расколется, донесет» (Губерман 2003: 38-42).

Присяги-клятвы 1акже широко представлены в обычно-правовых кодексах субкультур, а также в повседневной жизни. У нас наиболее распространенной формулой является «честное слово», ранее у детей и подростков фигурировали «честное пионерское», «честное комсомольское»,.. Доводилось встречать и «клянусь здоровьем своих детей» или других близких родственников.

Наиболее широко данное явление представлено опять же в криминальной субкультуре. На уголовном жаргоне дать слово, дать клятву — «божиться», нарушить слово, клятву— «лробожиться». Подростки и молодые правонарушители, нарушившие клятву верности нормам группы, теряют авторитет и отбрасываются на нижние ступени групповой иерархии. Они подвергаются унижению, насилию, стигматизации. Нередко несовершеннолетние правонарушители скрепляют данную клятву кровью из надрезанного пальца (клятва на крови). Примеры клята и санкций за их нарушение: 1) «Клянусь зоной» («Божусь зоной»): «Пробожившийся» должен самовольно уйти из спецПТУ, спецшколы, совершить побег из воспитательно-трудовой колонии (ВТК); 2) «Божусь рогом зоны» («Клянусь бугром»): К «пробо-жившемуся» лицу «бугор» должен (может) применить любые санкции; 3} «Слово пацана»: к Пробожившийся» «опускается» (становится «чушкой», «помойкой») теряет статус «пацана»; 4) «Век свободы не видать», «Бек вопи не видать»: «Пробожившийся» согласен совершить нарушение режима или преступление, чтобы вновь быть судимым и продлить «срок» и т. д. и т. п.

Клятвы могут быть общими, когда подросток или юноша «божится» следовать всем нормам и традициям сообщества; частыми, когда он клянется по поводу конкретно возникшей ситуации (например, проигравший, проспоривший «божится» заплатить долг до истечения определенного срока); проверочными, когда на обвинение в нарушении той или иной нормы или обязательств подросток заявляет, что нарушений не допускал. Широко распространены клятвы в преступных группах несовершеннолетних и молодежи и на свободе.

Нарушение клятвы в криминальной субкультуре («пробожка»), особенно в среде хорошо организованных групп, связанно с суровыми санкциями вплоть до смертной казни. Чтобы уйти от ответственности,

\201\

нарушители клятв вынуждены пускаться в бега, бродяжничать но их находят, как говорится, «на дне морском» (Клятвы и их функции,..).

Магические представления, связанные с верой в колдовство, духов, заклятия и т.д., во многом формируют обычно-правовые предсчавлсния подростков и особенно членов уличных банд Лос-Анджелеса в США (Бэр-роу 1997: 36). В армейских условиях «деды» порой практикуют принятие новобранцами своеобразной «присяги-клятвы», после чего они обретают статус в системе «дедовщины».







©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.