Главная | Обратная связь

В ста сорока километрах от Москвы

Андрей, входил в вагон, постоянно оглядыва­ясь, но, увы, Таня на платформе так и не появи­лась. Электричка плавно набирала ход, а он, опустившись на жесткую скамейку, перевел дух и стал приводить в порядок сумбурные мысли.

Они с Таней собирались, как только устано­вится хорошая погода, съездить к озеру и про­вести там, в укромном месте на берегу, весь день. Такое место Андрей знал, благо исходил все окрестности еще мальчишкой. До самого его ухода в армию они с отцом там рыбачили и охо­тились. Места были не совсем безопасные — к озеру почти вплотную подступали топкие бо­лота. Случалось, изредка охотники пропадали без следа. Впрочем, мать Тани не потому «вста­ла на дыбы» и не пустила с ним дочь. Нет, она не боялась, что они заблудятся, — она боялась дру­гого. Это и взбесило Андрея. Еще больше реак­ция самой Тани — она как будто соглашалась с матерью. Она-то чего испугалась? Если уж на то пошло, сколько раз он мог и до службы, и сей­час, когда вернулся... Может быть, это глупо, старомодно, но он берег ее, и ей это, кажется, нравилось. Таня фактически была его невес­той, хоть об этом никто из них не обмолвился. Она дождалась, он вернулся живой и здоровый. И вот когда, казалось, все разлуки и испытания позади...

Возбужденный бег мыслей прервал поток пассажиров вошедших на остановке в райцент­ре. Из этого городка в будний день жара погна­ла к озеру, самому большому водоему в округе, довольно много народу...

По тропке вдоль берега собирался идти не он один. Нашлись еще знатоки окрестностей, кото­рые предпочитали толкотне на пляже подходя­щий участок берега немного подальше.

Здесь были припаркованы несколько автомашин и мотоцик­лов... Выделялась одна иномарка — сверкаю­щая «ауди» с областными номерами. Возле копо­шились владельцы: мужчина и женщина лет тридцати с небольшим, мальчик лет десяти. Да­ма — видная, среднего роста блондинка в шор­тах, кроссовках и короткой кофточке — недо­вольно покрикивала на мужа, вытаскивающего из багажника какие-то вещи:

— Ну что ты копаешься? И так сколько вре­мени потеряли. Если займут наше место... я те­бе тогда все скажу...

— Не займут... Кто туда попрется! — лениво огрызался муж, невысокий потный мужичонка. Может, поближе расположимся где-нибудь?

— Где поближе? Первый раз, что ли?.. Здесь же кругом народ... Ни раздеться, ни шашлык пожарить спокойно... кругом пьяные.

Андрей прошел несколько метров и уви­дел свой залив. Озеро здесь вдавалось в лесис­тый берег, создавая уютный водоем с небольшим свободным берегом-лужайкой. Он сел на чурбак, снял с плеча сумку. Только сейчас он почувствовал, что устал. Ему ничего не хотелось делать — ни раздеваться, ни купать­ся. Постепенно ду­мы вновь овладели его сознанием...

— Молодой человек, вы наше место заняли.

Андрей вздрогнул и поднял глаза. Перед ним стояла та самая женщина из иномарки. Она была сама уверенность. Без тени смущения она сгоняла со «своего» места этого, по всей видимости, простецкого парня-увальня, не­модно подстриженного и неброско одетого.

— Так что придется вам подыскать другое ме­сто, — женщина говорила не терпящим возраже­ний тоном, стояла подбоченясь, хоть и устала...

Андрей поднялся и, вздохнув, пошел прочь, волоча за собой сумку... Нет, он не испугался, просто не хотел ставить в неловкое положение женщину. Он вообще после службы в Чечне стал жалеть женщин... русских женщин: в Чечне видел, что русские женщины низведены до положения жалких запуганных существ.

Андрей недолго шел дальше вдоль берега. Через несколько де­сятков метров наткнулся на поваленную осину, сел на нее и вновь погрузился в раздумья...

Конечно, во многом Танину мать можно по­нять. Но неужто она думает, что он там в Чечне превратился в насильника?

Со стороны заливчика пахнуло дымом — про­гнавшая Андрея семья развела костер. Оттуда же слышались приглушенные расстоянием го­лоса. Женщина, уверенная, что их никто не слышит, обрушила свое недо­вольство на мужа:

— Прийти не успели, а ты уже нализался!.. Неужто удержаться не можешь? На голодный желудок... развезет ведь... машину опять мне вести придется... все настроение угробил!

Ответов мужа Андрей не расслышал. Тон доносившихся со стороны заливчика го­лосов резко изменился. Только теперь голоса женщины и ребенка властно перекрывал кав­казский акцент.

— Папа, папа... Помогите!.. — во весь голос кричал мальчик.

— Не трогайте его... идите отсюда! — голос женщины был визгливо испуганным, но она здесь, в ста сорока километрах от Москвы, пока считала себя хозяйкой положе­ния в сравнении с теми, говорящими с акцентом.

Со стороны залива слышалась какая-товозня, вскрики, ругань, визг... Андрей сразу осознал всю серьезность ситуации. Судя по всему, окры­ленные тем, что так легко прогнали его, супруги в том же духе заговорили и с забредшими сюда кавказцами. Но те ощущали здесь себя хозяевами: мужик в одних плавках лежал на земле лицом вниз и глухо стонал от боли, пото­му что один из младших джигитов сидел на нем, поднимая за волосы его голову, молодой перехватил за горло бьюще­гося в его руках пацана. Старший же свалил женщину, которая, визжа, вцепилась в его руку ногтями.

— Ааа… царапаться... я тебя успо­кою! — шипел старший.

Андрей замер в кустах, оценивая обстановку. В Чечне он отчетливо уяснил: если у врагов пре­имущество, лучше столкновений с ними избе­гать. Здесь было их явное преимущество: мужик с пацаном не помощники, тем более женщина. Он рисковал один остаться против троих, и хоть обкричись — помощи ждать неоткуда. Тем вре­менем муж и сын, первый в хмельном тумане, второй в бессилии, наблюдали, как крепкий бандит мучил их беззащитную жену и мать. Старший схватил ее за пухлое предплечье и вы­вернул назад руку.

— Ой... не смей... больно... пусти!

— Мама... мама! — превозмогая удушье, хри­пел мальчик.

— Заткни ему пасть... — тяжело дыша, крик­нул своему товарищу, державшему мальчика, старший. — Но чтобы все видел... пусть на всю жизнь запомнит! — выворачивая руку, он за­ставил женщину встать на колени...

Андрей понимал, что женщина, чье лицо ис­кажали гримасы сильной боли, уже почти не мо­жет сопротивляться. Но он все не мог решить, как действовать, — опрометчивость при столк­новении с таким противником могла плохо кон­читься для него.

— Эй, вы, отпустите бабу и пацана! Нашли с кем сладить! — Андрей вышел из кустов.

В сознании Андрея образ России всегда ас­социировался с женщиной. Этот образ был не­конкретный, размытый. Таня была слишком молода, чтобы олицетворять Родину-мать. Краси­вое тело зрелой женщины, бессовестно оголен­ное агрессивным налетчиком, сейчас конкретизи­ровало тот образ.

— Это еще что за камикадзе объявился! — старший оттолкнул женщину, и та, прижимая к себе согнутую в локте руку и прикрываясь другой, поспешила к рюкзаку, где лежала ее одежда. В голосе старшего было лишь презрительное любопытство, но в глазах молодых читалась явная тревога.

— Тебе что, здоровым жить надоело? — още­рился старший, разминая широкие плечи и на­правляясь к Андрею. — Махмуд, Осман, бросьте их... Обойдите этого защитника, чтобы не сбег. Мы его вместе с этими сейчас...

Андрей слишком хорошо знал, с кем имеет дело, и потому ждать, когда его обойдут, не стал. Он бросился через кусты и встретил первого мо­лодого на берегу ручья, который тому предстоя­ло перепрыгнуть. Именно в момент прыжка Анд­рей что было мочи ударил его ногой. С воплем тот свалился в ручей.

— Ай... Магомед, он меня ударил!

Старший с проклятиями продирался через кусты.

Андрей не собирался вступать в единоборство с тремя сразу. Он просто хотел отвлечь их, уве­сти подальше в лес, дать время семье оправить­ся, собрать вещи и покинуть место несостоявше­гося пикника. Он буквально помчался по изви­листой тропке, перепрыгивая через поваленные деревья. Преследователи по такой пересеченной местности бегать были не приучены. Они споты­кались, падали, натыкались друг на друга. Добежав до знакомой развилки тропинок, Андрей свернул в сторону от озера, к болоту. Пре­следователи в горячке погони не заметили, как густой лес сменило редколесье, как справа и слева от тропинки возникли подозрительные кочковатые покрытые мохом лужайки. Андрей бежал к омуту — полоске воды метров в пять, пересекавшей узкую полоску твердой почвы. Через омут обычно были переброшены березовые жер­ди.

Андрей уже достаточно далеко увел джигитов от озера, и наверняка подвергшаяся нападе­нию семья была уже вне досягаемости, на пути к своей «ауди». Убрав за собой жерди, Андрей, успокаивая дыхание и сердцебиение, стал ждать преследователей. Увидев, что омут ни преодолеть, ни обойти невозможно, они навер­няка покричат, погрозят да и повернут назад. Даже если у них пистолет, он легко спрячется за деревьями.

Андрей никак не мог ожидать, что обогнав­ший своих товарищей молодой джигит заметит омут слишком поздно и, неверно оценив его ши­рину, решит с ходу перемахнуть его... Он прыг­нул чуть дальше середины и сразу же прова­лился по пояс, в горячке рванулся вперед и по­грузился еще больше. Подбежали другие двое.

— Ты что, Осман?! — крикнул старший.

— Вылезти не могу... тону, — сдавленно и как-то удивленно ответил неудачливый пре­следователь. Он пытался повернуть назад, но у него ничего не получалось — тягучая холодная трясина цепко держала, затягивая все глубже.

— Сейчас мы тебя вытащим! — старший рва­нулся на помощь, но сам сразу же провалился по колено и едва вылез назад с помощью своего второго товарища.

Тот, что в омуте, погрузился уже по грудь. Старший кинулся к ближайшим деревьям и при­нялся их наклонять, но ни одно не доставало.

— Помоги... — уже обессилено хрипел утопа­ющий, погрузившись почти по плечи.

Старший понял: помочь может только стоя­щий с той стороны омута Андрей — у его ног ле­жали жерди, которые он мог подать.

— Эй, ты... слышь... брось палку! — приказал старший.

Андрей в ответ лишь усмехнулся.

— Брось, гад... убью! — старший достал пистолет.

Не переставая спокойно улыбаться, Андрей сделал два шага назад и встал под защиту большой толстой березы.

Старший взглянул на товарища, у которого тор­чали из мутной жижи только судорожно хвата­ющая ртом воздух голова да поднятые кверху руки, и спрятал пистолет.

— Спаси его... брось палку... пожалуйста, — голос старшего зазвучал умоляюще.

Впрочем, не изменившийся тон, а то, что уто­пающий буквально через десяток секунд уйдет в болото и спасти его некому, заставило Андрея осознанно сделать то, чего он совсем не хотел. Он схватил жердь и подал ее тонувшему:

— Держи!

Вытащить утопающего оказалось непросто. Андрею пришлось немало попотеть, прежде чем мокрый и грязный джигит оказался на твердом месте. Нелегко ока­залось и перевести его, нетвердо стоящего на ногах, источающего гнилостный запах, по жер­дям. На той стороне его подхватили под руки. Старший, оглянувшись, посмотрел на Андрея и, ничего не сказав, потащил повисшего на его пле­чах товарища...

Назад Андрей шел не спеша. Иномарки уже не было. По тому, что ему никто не пришел на помощь, Андрей понял, что бегущая семья никому ничего не сообщила, оставив своего спасителя одного против троих. Андрей, впрочем, не обиделся, да­же не удивился... Он даже был рад, что все обо­шлось тихо, без стрельбы и огласки.

На платформе Андрей увидел тех троих. То­нувшего привели в более или менее нормальный вид. «Утопленник» пребывал в глубоком трансе. Впрочем, и его товарищи вели себя смирно, нико­го не задевали, переговаривались вполголоса...

Едва электричка тронулась, старший, при­шедший из другого вагона, тихо обратился к Андрею:

— Пойдем в тамбур... поговорить надо.

В тамбуре он протянул пачку «Мальборо».

— Нет... не курю, — отказался Андрей.

— Правильно, дурная привычка. По утрам иногда от этого прокашляться не могу.

Тем не менее, сам старший закурил и, подо­ждав, пока тамбур минуют проходящие из ваго­на в вагон пассажиры, сказал:

— Ты брата моего спас... Мы... Мы зло никог­да не забываем... но и добро тоже. Чего хочешь?

За брата я... Тысячу баксов хочешь? Только с со­бой сейчас нет. Сойдем в городе, к нам пойдем. Если к нам не хочешь, на станции обожди, я быст­ро схожу, принесу. Не обману, клянусь... Или ад­рес свой давай, по почте вышлю... Не веришь?

— Верю, но не надо, — Андрей отрицательно покачал головой, глядя на мелькающий за окна­ми лес.

— Я почему-то так и думал, что ты не согла­сишься... Тогда... В ответ на твое добро я хочу тебе добро сделать. Ты думаешь, мы бандиты? Ты ведь не знаешь нас, что наши предки...

— Знаю, — перебил его Андрей.

— Откуда? — слегка опешил старший.

— Я только в мае из армии... дембельнулся. В Чечне был.

— Понятно... — задумчиво протянул стар­ший. — Но мы не чеченцы. Я тоже служил, че­тыре года назад... На Севере в стройбате.

— А кто, если не чеченцы? — поинтересовал­ся Андрей.

— Да так... с Кавказа, — ответил старший, тоном давая понять, что не хочет называть свою национальность. — Чеченцы — дураки, в драку кинулись, потерпеть не могут... Их бы детям или внукам все бы и так, без войны, досталось... — старший осекся, тревожно взглянув на Андрея, но тот оставался по-прежнему спокойно-безраз­личным.

—Зачем воевать, когда есть другие спосо­бы?.. Вы, русские, как народ обречены... Ты только не обижайся, но вас лет через тридцать, ну самое большее — пятьдесят почти не останется.

— А куда же мы денемся? — Андрей недо­верчиво улыбнулся.

— Пропадете, вымрете... Не от чеченцев — са­ми по себе. Ваши бабы топ-моделями, артистками, проститутками хотят быть, только не матерями. Нация, которая мало рожает детей, обречена. Настанет время, когда у вас почти не будет сол­дат. Вот тогда и настанет наше время... ну не на­ше, а наших детей, внуков. У меня уже двое детей есть и еще будут. А у тебя? Вот видишь. Вопрос даже не в вас, а в том, кто займет вашу землю в будущем. Ну, Восток, Сибирь... там китайцы за­селят, а вот здесь... это будет наша земля.

— А не померзнете? Ведь холодно здесь для вас, — вновь с усмешкой осведомился Андрей.

— Ничего... Лет через тридцать здесь будет так же тепло, как на Кавказе, — глобальное по­тепление, — на полном серьезе отвечал старший.

— Ты сам всю эту теорию придумал или услыхал от кого?

— Зачем сам! Наши старики давно уже все продумали и подсчитали. Чеченцы потому и влипли в войну, что не стариков своих, а мо­лодых отморозков слушали. Здесь и без войны все наше... детей наших будет. Вот я тебе и со­ветую — иди к нам. Только так ты и себе, и де­тям своим будущее обеспечишь, хозяином, а не рабом будешь.

— Что-то не очень верю я в вашу теорию... На Западе вон тоже рожают мало, а ничего, жи­вут, да еще как, — усомнился Андрей.

— У них столько земли нет, им заселять уже нечего. Но они тоже обречены. Пройдет время, и арабов во Франции станет больше, чем фран­цузов, турок в Германии — больше, чем немцев. Поверь, к концу двадцать первого века вся Ев­ропа будет исламской. И никакое НАТО, ника­кие атомные бомбы не помогут — свою же тер­риторию бомбить не будут. Вы, христиане, слишком распустили своих женщин, они у вас командуют, голыми ходят, юбки на штаны променяли и мужиками хотят быть. А это всё ваш телевизор мозги вашим женщинам переквасил. Где там настоящих женщин матерей показывают? Все одеты как проституки. Это вас и погубит. Я потому и не стерпел, когда эта голая баба нас посмела обозвать. Я ее просто поучить хотел, на место поставить...

Электричка подъезжала к райцентру. Стар­ший заспешил:

— Ты подумай... Я ведь теперь твой должник, брат тоже. Если надумаешь, вот здесь сойдешь. Знаешь, где мы коттеджи строим? Там целая улица. Спроси Магомеда или Османа, это брат мой. Нас там все знают... Ну, бывай, жду тебя... И за брата спасибо...

Весь оставшийся путь Андрей пребывал в за­думчивости. На своей платформе он сразу же увидел синий в горошек сарафан Тани. Она спеш­но шла вдоль вагонов, вглядываясь в выходящих пассажиров. Увидев Андрея, она кинулась к нему:

— Андрюша, наконец-то! Я места не нахожу, к каждой электричке выскакиваю... Куда ты ездил?

— Да так, проветрился немного, — Андрей, широко улыбаясь, взял девушку под руку.

— Ты не злишься на меня? Ты уж прости меня, Андрю­шенька, — на глазах Тани появились слезы, и она доверительно привалилась своей русой го­ловой к его плечу, готовая разрыдаться.

— Ты что, Тань? Успокойся... Люди же смотрят.

— А ты простишь меня?

— Да не за что... Ни в чем ты не виновата, и мать твоя тоже права.

— То есть как — права? — Таня недоуменно смотрела на Андрея.

— Ну, в общем... Я тут подумал, время было... Действительно, работу искать надо.

— Ой, да не спеши ты... Я училище заканчи­ваю, в больницу работать пойду, проживем.

— Никуда ты не пойдешь, — словно отрубил Андрей.

— Как это? — еще больше удивилась Таня. — Зачем же училась? Я же медик.

— Это пригодится, а работать не будешь... Ну разве что сначала — год... может, два, не больше.

— А потом? — Таня совсем не понимала Андрея.

— А потом мы поженимся.

— Ну и что... разве я не буду работать?

— Не будешь, — вновь резко ответил Анд­рей. — Я с завтрашнего дня начинаю искать ра­боту, такую, чтобы зарабатывать нормально... Москва вон рядом, там с подмосковной пропис­кой устроиться всегда можно.

— А что же я буду делать, если не работать? Мама, сколько помню, только и говорит: самое страшное — остаться без пенсии.

— Самое страшное — остаться без детей... Дома сидеть будешь.

— Это как? Ты, значит, на работе, а я дома си­ди? Что делать-то буду?

— Ох, Тань, вроде умная, а не поймешь... Де­тей наших воспитывать будешь.

— Это все можно совместить, все так делают. Работать, а ребенка в ясли, потом в сад. Ты что, маленький, не знаешь? — улыбалась Таня.

— Это ты как маленькая. Я тебе говорю — не ребенка, а детей... Иначе... Ишь чего удумали — без войны!.. Нет, без третьей мировой это вряд ли выйдет, — пробурчал Андрей.

— Что иначе?

— Иначе паранджу на старости лет оде­нешь, — ответил Андрей.

Таня смотрела на Андрея, не понимая, шутит он или говорит всерьез...

Виктор Дьяков

Рассказ из сборника « В обнимку со смертью»

печатается со значительными сокращениями.