 |
|
ПОД РЕДАКЦИЕЙ КАРСОНА ФИЛЛИПСА
СОДЕРЖАНИЕ:
Колонка редактора
“Геноцид дворников” (Карсон Филлипс)
“Сексуальный скандал в маленьком городке” (Карсон Филлипс)
Короткие рассказы
“Достижения принцессы” (Рэми Бейкер)
“Исчадия тьмы” (Вики Джордан)
Эссе
“На вершине пирамиды” (Клэр Мэтьюс)
“Зеленый цвет” (Джастин Волкер)
“Маркиза” (Скотт Томас)
Поэзия
“Непобедимая любовь” (Николас Форбс)
“Мой верный дружок” (Джон Харди)
Сатира
“Зовите меня Изабелла” (Мэлори Бэггс)
Социальные комментарии
“Миссис Бибер” (Ханна Морган)
Другое
“10 причин любить Эмилио” (Эмилио Лопез)
“Жизнь в 3D” (ДуэйнМайклс)
Геноцид дворников
КАРСОН ФИЛЛИПС
19 сентября, 2012
Старшая школа города Кловер, штат Калифорния.
В связи с сокращением государственного финансирования ранее в этом году, Старшая школа Кловера была вынуждена уволить двоих дворников и подтолкнуть еще одного к принудительному досрочному выходу на пенсию. Ситуацию с лишившимися работы сотрудниками директор Гиффорд прокомментировал так: “Нам было очень жаль прощаться с членами персонала, но, к сожалению, нам не оставили выбора. Благодарите избирателей за этих идиотов в правительстве, я тут ни при чем”.
Однако более тщательное расследование показало, что в вопросе бюджетирования выбор все-таки имел место.
“Нам не терпится приступить к тренировкам в своей новенькой форме и с новым инвентарем!” – сообщил нам игрок футбольной команды, пожелавший остаться анонимным. Новая форма считается привилегией школы. “Мы – команда номер один, и наш шикарный вид – очередное тому подтверждение для наших соперников!”
Согласно поиску в Гугл, стоимость стандартной футбольной формы школьника варьируется в пределах от 100 до 500 долларов, в зависимости от размера. Учитывая, что команда Кловер Хай насчитывает, как минимум, 40 игроков, общие затраты школы на форму составили от 4 до 20 тысяч долларов, и этой суммы вполне хватило бы на обеспечение рабочими местами троих человек на протяжении нескольких месяцев.
Очевидна разница между отсутствием выбора и неверным выбором.
Чтобы получить более подробную информацию по данной теме, посетите страницу Кловер Хай Хроникал на Фэйсбук, или напишите автору на CarsonPhillips@thecloverhighchronicle.com.
Сексуальный скандал в маленьком городке
КАРСОН ФИЛЛИПС
26 сентября, 2012
Старшая школа города Кловер, штат Калифорния.
Вечером прошлого четверга мистер Армбрустер, преподаватель здравоохранения со стажем, был выведен из здания школы охраной. Он был уволен за, цитирую: “использование неподобающих предметов на уроке полового воспитания”, но детали не разглашались.
Вот что рассказала нам одна из учениц средних классов: “Мистер Армбрустер был классным. Ну и что с того, что он использовал фигурку Гамби и Плей-до, рассказывая нам о женской репродуктивной системе? Гамби ведь и правда похож на фаллопиеву трубу. С этим не поспоришь”.
“Мы не дураки”, – присоединился к ней ее одноклассник. “Мы знаем, что матка не пластилиновая – нужно быть идиотом, чтобы так думать. Зато я знаю, что получил четыре с плюсом за тест, спасибо, мистер А!”
В действительности, среди школьников наблюдается единодушие. А если сравнить результаты тестирования учеников мистера Армбустера с результатами учеников остальных школ Кловера, можно увидеть колоссальную разницу. Гамби и Плей-до в качестве наглядного пособия прибавляют 20% к среднему баллу.
“Мистера А уволили за использование вспомогательных предметов на уроке, а мистер **** спит со всеми своими ученицами, и все еще занимает должность? Что за произвол!” – прокомментировал случившееся энергичный школьный консультант, пожелавший остаться анонимным.
Это неправильно, несправедливо и бессмысленно. Интересно, какие игрушки для дошкольников выбрал бы мистер Армбрустер, чтобы проиллюстрировать нам эту ситуацию.
Чтобы получить более подробную информацию по данной теме, посетите страницу Кловер Хай Хроникал на Фэйсбук, или напишите автору на CarsonPhillips@thecloverhighchronicle.com.
Достижения принцессы
РЭМИ БЕЙКЕР
Жила-была принцесса, у которой было множество обязанностей. Ее родители, король и королева, оказывали на нее слишком сильное давление в связи с проблемами в королевстве. И даже несмотря на то, что принцесса была очень красива, умна, и превосходно справлялась со всем, за что бралась, родителям всегда казалось, что она старается недостаточно.
Каждый день принцесса делилась своими успехами с родителями, и каждый раз им удавалось уверить ее в том, что этого мало.
– Смотрите, мама и папа, я получила пятерку по фермерству! – сообщила однажды принцесса.
– Ты можешь и лучше, – ответил король.
– Нам было бы приятнее, если бы это была пятерка с плюсом, – сказала королева.
Принцесса убежала из замка в лес, где плакала, сидя под небольшим деревцем, чувствуя, что никогда не будет достаточно хороша. Внезапно дерево ожило по волшебству.
– Почему ты плачешь, маленькая принцесса? – спросило у нее волшебное дерево.
– Потому что мне никогда не стать хорошей для моих родителей, – ответила принцесса. – Я стараюсь изо всех сил, но им не угодить.
Волшебное дерево преподнесло принцессе магическую книгу, полную фотографий, на которых были запечатлены все ее достижения и достижения ее друзей.
– Вот. Всякий раз, когда тебе будет грустно, взгляни на это и вспомни все полезное, что совершила в своей жизни, – сказало дерево.
Маленькая принцесса пробежалась глазами по книге, и тут же ощутила облегчение. Вытерев слезы, она вернулась в замок. С тех пор, каждый раз, когда родители заставляли ее почувствовать себя никчемной, она могла полистать книгу, напоминающую ей обо всем, что делало ее выдающейся.
Она сохранила книгу до конца своей жизни, продолжая вести ее и после того, как взошла на престол, теперь уже с принцами и принцессами – ее детьми и внуками.
Конец.
Исчадия тьмы
ВИКИ ДЖОРДАН
Это был мир вампиров и демонов, в котором не было места невинности. В царстве, в котором правила тьма, свет был вне закона, и сумерки поглотили всех.
Великое противостояние было завершено, и исчадия темноты, наконец, одержали верх над сторонниками света. Впервые за все свое существование людям тьмы было позволено свободно гулять в лучах заходящего солнца, которые прежде им приходилось избегать.
Маленькая девочка, дитя света, сумела пережить битву и восстать из разрушительного пепла. Она оглянулась по сторонам в смятении, и, встретившись с вампиром, завела с ним разговор о произошедших изменениях, ужаснувших ее.
– Почему вы превратили мой мир в мир тьмы? Как могли вы допустить, что вместе со светом исчезли все те, кого я так сильно любила? Как мог мрак прийти на смену солнцу, и пропало все то, за что вы боролись?
Вампир посмотрел на девочку с нескрываемой радостью.
– То, что ты видишь сейчас, и есть реальный мир, в нем просто нет фальшивого света. Мы не проделали все это ради устрашения, мы лишь сорвали покровы с того, что уже было здесь. Тьма, вырвавшаяся наружу, давно копилась внутри, и, как только я коснусь твоей кожи своими клыками, ты тоже сможешь познать свою темную сторону.
Наши главные страхи скрыты в нас самих…
На вершине пирамиды
КЛЭР МЭТЬЮС
Каждую пятницу в перерывах между таймами моя команда выполняет один из опаснейших трюков, существующих в черлидинге. Мы называем его Чермагеддон.
Три пирамиды выстраиваются в линию. Девушку, стоящую на вершине центральной, подбрасывают в воздух, где она делает сальто назад, в то время как девушки с двух боковых пирамид подпрыгивают под ней, успевая поменяться местами до того, как она опустится обратно.
Бесспорно, зрители принимают этот трюк на ура, однако он очень опасен. Мне нравится быть черлидером, но если ты на вершине пирамиды, то и падать тебе больнее всех. А если ты самая миниатюрная девочка в команде, то быть тебе на вершине каждую неделю, рискуя жизнью ради забавы толпы.
И я думаю, было бы зрителям интересно смотреть, если бы они были уверены, что все будет хорошо? Или они просто втайне надеются увидеть, как кто-нибудь покалечится?
Люди постоянно возводятся на пьедестал, иногда незаслуженно, но чаще всего за то, что они делают или умеют делать что-то такое, что больше никто не умеет. Но, может, мы так возвышаем их только для того, чтобы потом увидеть их падение? Иногда я думаю, что нет ничего хуже по отношению к человеку, чем идеализировать его, ведь так у него будет больше шансов разочаровать тебя.
Подлетая в воздух каждый пятничный вечер, на долю секунды я чувствую себя самым одиноким в мире человеком. Я думаю: “Ух ты, тут меня никто не достанет”. Но когда сила притяжения начинает тянуть меня обратно, я так счастлива снова оказаться на земле. И я надеюсь, что меня никогда не подбросят слишком высоко.
Зеленый цвет
ДЖАСТИН ВОЛКЕР
Я люблю зеленый цвет. Когда я вижу зеленый цвет, я думаю о деревьях и траве. Когда я думаю о деревьях и траве, это напоминает мне о футболе. Мысли о футболе делают меня счастливым.
Я знаю, что я не семи саженей во лбу. Меня постоянно называют тупицей, идиотом, неандертальцем (хотя я не из Нидерландов). Но если смысл жизни в том, чтобы найти то, что делает тебя счастливым, то у меня получилось. Все, что мне нужно – посмотреть на зеленый цвет.
И кто теперь идиот?
А еще мне нравится синий. Когда я думаю о синем, я думаю об океане. Когда я думаю об океане, я думаю о бикини. Когда я думаю о бикини, я вспоминаю о тех штучках, которые делают меня счастливым, и они не зеленые!
По крайней мере, не должны такими быть. Если они позеленеют, тебе стоит обратиться к доктору вместо того, чтобы снова приглашать меня в пляжный домик своих родителей. Это отвратительно. Серьезно, красотка, живешь на пляже – принимай душ почаще. Мало ли, что у тебя там завестись может.
Маркиза *
СКОТТ ТОМАС
Я всегда знал, что рожден для славы. Мое имя на маркизе Общественного театра Кловера – не просто плод моего воображения, это предчувствие.
А если кому-то кажется, что я не справлюсь с главными мужскими ролями, что ж, у меня для вас заготовлены два слова, но, так как я пообещал себе не выражаться в этом эссе, вот вам другие два слова: неправда ваша!
В мире звезд театра существует не только одна формочка для печенья, друзья мои; в наборе множество форм и цветов. Просто нужно наметить собственный путь.
Придет день, и я буду продюсировать, писать сценарии и режиссировать собственное шоу одного актера, в котором еще и сыграю главную роль. Его премьера пройдет в Общественном театре Кловера, но его так высоко оценят, что я отправлюсь с ним на гастроли. Мы объедем все крупные города (кроме Чикаго, там слишком ветрено), и у меня появится огромное количество поклонников.
Права на экранизацию я продам лучшей студии, возможно, поведаю историю своего успеха Джимми Фэллону *, а после долгой и потрясающей карьеры решу уйти на пенсию, отметив это событие выпуском парочки автобиографий, по которым впоследствии поставят масштабные бродвейские мюзиклы.
Честолюбие не растет на деревьях, дорогуши. Этот листочек нужно взращивать самостоятельно, такие вот дела.
Просыпаясь каждое утро, вспоминайте о подходе к жизни Скотта Томаса. Представляйте свою собственную маркизу со своим именем на ней, светящимся так ярко, что ослепнуть можно. Представляйте, что эта маркиза повсюду сопровождает вас, предупреждая всех о вашем появлении!
Скотт Томас на геометрии! Скотт Томас в раздевалке! Скотт Томас в своей машине! Скотт Томас в ванне! Проживайте свою жизнь, как делали это все великие, чтобы ваше имя шло первым в титрах. И нечего заигрывать с судьбой!
Непобедимая любовь
НИКОЛАС ФОРБС
Цвет роз красный,
Цвет фиалок– голубой.
Никакие деньги
Не разлучат меня с тобой.
Они могут пытаться,
Они могут стараться,
Но я не намерен
Без боя сдаваться.
Кто-то скажет, это грех,
Кто-то скажет, это грязно,
Кто-то скажет, неправильно,
Или просто ужасно.
Могу всего не знать я,
Но, что ни говори,
На свете не бывает
Неправильной любви.
Мой верный Дружок
ДЖОН ХАРДИ
Встречаешь меня утром,
Готовый поиграть,
Весь день со мной болтаешься,
Могу тебя гонять.
Одно и то же любим,
И это навсегда.
Со мною друг мой верный,
Жаль, только, вас не два.
Приятелями будем
Навеки мы с тобой.
Спасибо, маленький дружок,
За то, что ты со мной.
Зовите меня Изабелла
САТИРА ОТ МЭЛОРИ БЭГГС *
Несколько лет тому назад – когда именно, неважно – я обнаружила, что в моем кошельке с Энгри Бердз почти не осталось денег, и не осталось солнцезащитного крема, чтобы ходить на пляж, и тогда я решила попутешествовать немного и побыть гангстером в школе.
Это у меня проверенный способ запугать новичков и наладить циркуляцию в старшей школе. Всякий раз, как я замечаю сыпь в уголках своего рта; каждый раз, как в душе у меня воцаряется влажный, холодный сентябрь; всякий раз, когда я ловлю себя на том, что начала против своей воли смотреть на покойников и пристраиваться в зад каждому встречному параду; в особенности же, всякий раз, как проигрываю в Голодных Бегемотиков*, и только строгий директор Гиффорд не позволяет мне, выйдя в школьный коридор, упорно и старательно стягивать с прохожих брюки, я понимаю, что мне пора бежать на автобус как можно скорее.
Это моя цена за гангстерство. Котенок с философическим жестом бросается в свой кошачий лоток – я же спокойно захожу в школьный автобус. И ничего шокирующего здесь нет. Врачи просто не отдают себе в этом отчета, а то ведь многие рано или поздно начинают ездить на автобусе и испытывать такие же чувства к общественному транспорту, как и я.
А еще я собираюсь поймать кита.
Миссис Бибер
ХАННА МОРГАН
Был солнечный субботний день, я стояла прямо перед домом Джастина Бибера в Калабасасе. Там была я и, как и всегда, от двадцати до сорока девчонок, стоящих за ограждением в надежде мельком увидеть его или попасть на бесплатный приватный концерт.
Было здорово: мы посплетничали о Селене Гомез (которую я называю не иначе, как ‘эта’), послушали его песни через колонки для телефона и обсудили, в каких номинациях на Грэмми будет представлен его новый альбом.
Но обстановка накалилась, когда появилась не кто иная, как печально известная Рэни Фостер!
– Мне кажется, ты заняла мое место, мисс Морган, – сказала мне Рэни. Что было враньем – каждому известно, что я застолбила территорию с двадцать восьмого по тридцать первый прутик в заборе с восточной стороны его дома.
– Вот именно, кажется, мисс Фостер, – сказала я. – Ты лишилась своего места, когда променяла Д.Б. на иммигранта Луиса Томлинсона из No Direction.
Все остальные девушки протянули: “Ооооо!” Рэни заслужила это; никто не смеет предавать моего Джастина.
– Ты только что оскорбила One Direction!–заорала Рэни. – У меня может быть столько кумиров, сколько захочу! – она сказала мне это прямо в лицо.
– Но только не возле этого забора! – сказала я, покачав головой. Она так взбесила меня, что я уже готова была снять свои самодельные сережки с надписью “forever” и надрать ей задницу.
– Эй! Это частная собственность, а не Диснейленд! – сказал нам охранник из-за забора. Мы все разбежались по своим машинам, пока он снова не вызвал полицию. Что даже хорошо, потому что мне бы не хотелось, чтобы Джастин увидел нашу с Рэни драку.
Несколько девчонок запрыгнули со мной в мою Джетта*, и мы убрались оттуда.
– Давайте теперь постоим возле дома кого-нибудь из Glee, – предложила одна из девушек.
Конечно, я понимаю, многие посчитают странным то, что я езжу к его дому каждые выходные и стою возле забора, чтобы хотя бы мельком увидеть его, но только подумайте, к какой прекрасной истории любви это может привести однажды.
10 причин любить Эмилио
POR EMILIO JORGE LÓPEZ
1. Emilio tiene el pelomagníficocomo un gallo.
2. Emilio huelecomo un perrito.
3. Emilio es el frijol en tupupusa.
4. Emilio es tan suave como un conejo.
5. Emilio es lo picante en tudesayuno.
6. Emilio esun gran aventurerocomounaardilla.
7. Emilio tiene la fuerza de untoro.
8. Emilio puedesaltar alto comounarana sin miedo.
9. Emilio es el tocino en tuensalada.
10. Emilio es el mejoramantequejamáshayasconocido. *
Жизнь в 3D
ДУЭЙН МАЙКЛС
3D захватывает мир, и мне это нравится. Прошлым летом я ходил в кино посмотреть ‘Мстителей’. Я забыл надеть очки, и посмотрел без них где-то три четверти фильма, но потом я аж вскрикнул: “Воу, Роберт Дауни Младший, что ты делаешь у меня на коленях?!” Это было очумительно!
В очках было просто потрясно. Вы только подумаете, мы их надеваем, и тут же такие: “Чувак с экрана бросает в меня предметы, с ума сойти”, ведь мы знаем, что достаточно будет их снять, и он перестанет бросаться.
А когда в реальной жизни кто-то начинает бросать в нас что-нибудь, мы думаем: “Это не круто, парень, кто вообще так делает?!”
Я знаю, что, возможно, подхожу к этому слишком серьезно, но что если бы мы могли носить такие очки все время? Конечно, голова может разболеться, но зато от всего летящего в нас можно будет увернуться, просто сняв очки!
Почему люди живут в 3D, когда могут жить в 4D? А 5D вообще будет классным. Тогда я смогу сказать: “Эй, Роберт Дауни Младший, хочешь пойти попить пивка?”, а он мне: “Конечно, хочу”. И мы пойдем, чуваки. Пойдем.
* Маркиза – в данном случае, навес над входом в театр или кинотеатр с эмблемой заведения.
* Джимми Фэллон – американский актер, комик, певец, музыкант и телеведущий, в настоящее время ведет собственное шоу “Late Night with Jimmy Fallon”.
* Мэлори последовала совету Карсона, и заменила некоторые слова в произведении Германа Мелвилла “Моби Дик”. В качестве основы я использовала отрывок из перевода И.Бернштейна.
Ознакомиться.
* Голодные бегемотики – детская настольная игра, в которой нужно “кормить” раскрывающих рот бегемотиков цветными шариками.
* Джетта – Фольксваген Джетта.
* Примерный перевод с испанского с помощью Гугл-переводчика:
1. У Эмилио великолепные волосы, как у петуха.
2. Эмилио пахнет как щенок.
3. Эмилио – фасоль для вашей пупусы (традиционное блюдо Эль Сальвадора – кукурузные лепешки с начинкой).
4. Эмилио мягкий как кролик.
5. Эмилио – специя для вашего завтрака.
6. Эмилио авантюрен как белка.
7. Эмилио силен как бык.
8. Эмилио может прыгать как лягушка.
9. Эмилио – бекон в ваш салат.
10. Эмилио – лучший любовник из всех, кого я знал.
Помните запланированную встречу с директором и кем-то еще из руководства? Так вот, она состоялась сегодня. Помните, что я обещал вести себя наилучшим образом, помалкивать и улыбаться? Что ж, я не выполнил обещания.
Мы прождали, сидя за столом посреди кабинета, почти полчаса, прежде чем появились директор и два инспектора из офиса Объединенного школьного округа Кловера. Ожидание, а также выходные, проведенные в компании мамы, отца и журнала, сделали свое дело: настроение у меня было так себе.
– Хорошо, давайте начнем, – приступил Гиффорд, садясь во главу стола. Инспекторы заняли места рядом с ним. – Я собрал вас, чтобы объявить о новых правилах, от которых не в восторге не только я, но и директора остальных школ округа.
Все смотрели на него с округлившимися от любопытства глазами, благодарно кивая. Как будто в знак протеста, я ссутулился на стуле.
– Начиная со следующего семестра, все обложки для книг, рюкзаки и одежда, на которых есть логотипы, содержащие слова, попадают под строгий запрет, – сказал Гиффорд. – И вам, как членам школьного совета, важно будет соблюдать это правило, чтобы подавать пример остальным.
Другим членам совета довольно виртуозно удалось скрыть свое разочарование, вызванное новостями, но для меня было очевидным то, что это их расстроило. Даже Рэми молча покачала головой.
Я подождал немного, чтобы убедиться, что никто больше не собирался высказаться, а затем сообщил все, что думал.
– Ладно, допустим, – сказал я. Инспекторы были шокированы тем, что я не поднял руку, прежде чем открыть рот. – Мне тоже не нравятся некоторые отвратительные и унизительные надписи, которые мне приходится читать каждый день. И если я увижу еще хоть одного человека в этой футболке с “У МЕНЯ СВОИ ТРЮКИ”, я расцарапаю себе лицо, но разве может человек расти и развиваться, если у него отберут право на элементарное самовыражение?
Все в ужасе развернулись ко мне, прямо как в ‘Изгоняющем дьявола’.
– Я тебе вот что скажу, приятель, – ответил Гиффорд, несомненно, мысленно считавший в тот момент до десяти. – Почему бы тебе не оставить нам переживания по поводу ущемления учеников?
Клэр закивала так усердно, что у нее чуть голова не отлетела. Может, ей и нравится жить униженной, но я не собирался так легко расстаться со своими правами.
– Да, уж вы-то знаете, что делать в момент, когда все больше школьников подавлены, напряжены и асоциальны, – сказал я. – Вы принимаете реально правильное решение, ага.
– Ты переходишь черту! – сказал Гиффорд, повышая голос. Думаю, персонаж, считавший в его голове, начал его подводить.
– А Вы злоупотребляете властью! – произнес я, догоняя его по громкости. – Какой смысл в запрете на логотипы, кроме как вам отчитаться о выполненной работе?
– Карсон, пожалуйста, замолчи! – прошептала Клэр. Она была уже на грани.
Лицо директора окрасилось в немыслимый для человека оттенок красного. Он знал, что я прав – они все знали, поэтому ему было до чертиков неловко.
– Обсуждение закрыто. Ты будешь следовать новым правилам, – рявкнул Гиффорд. Он переглянулся с инспекторами. – А еще, в связи с твоим неподобающим поведением, я официально лишаю всех учеников привилегии покидать территорию школы до окончания учебного дня. Пусть благодарят за это тебя.
Он был уже вторым взрослым на этой неделе, использовавшим меня для того, чтобы показать свою крутость.
– Пойдемте отсюда, – сказал Гиффорд инспекторам, и они убрались из кабинета.
Участники совета еще никогда не смотрели на меня с такой злобой. Некоторые из них были даже не в силах глядеть мне в глаза. Рэми была готова разрыдаться.
– Они не имеют права наказывать всю школу из-за длинного языка одного ученика! – выпалил Джастин, поднимаясь и пиная стул.
– Я не могу поверить, что вы все молчали! – сказал я.
– Ты еще хочешь свалить вину на нас? – в шоке произнес Скотт.
– И спасибо тебе за то, что наш выпускной будет в столовой, – сказала Рэми, вне себя от ярости.
– Мы там и без того насидимся, потому что не сможем теперь есть за территорией школы, – вставил свое слово Николас.
– Может быть, если ты напишешь письмо с извинениями, они передумают? – сказала Клэр. Она дрожала, хоть и пыталась изобразить спокойствие.
– Пусть извиняется перед всей школой, – добавил Скотт.
– Точно! – воскликнула Рэми.
– Ага, – сказал Николас. – Например, на собрании на следующей неделе.
– Ох, Карсон, – сказала Клэр, покачав головой. – Ты всегда считал себя лучше всех, потому что умел выводить нас из себя, но теперь будь готов к настоящей ненависти. Когда все в школе узнают, что произошло, и расскажут об этом своим родителям, тебя будет ненавидеть весь город!
Я ушам своим не верил. Я был единственным, кто вступился за нас, и на меня еще и злились?! Меня собирались ненавидеть?!
– Так, хватит! – закричал я. – Я не только за себя пытался постоять, но и за всех вас! С той самой минуты, как вошли в эту школу, вы были возведены в ранг школьной элиты, и вы скорее будете пытаться сохранить этот статус, чем – упаси Боже – постоять за себя. Но школа не вечна! И мне хочется надеяться, что вы все-таки не просто ходячие клише, какими видитесь со стороны, потому что иначе жизнь хорошенько вас поимеет! Надерет вам зад!
Я сгреб в кучу свои вещи и покинул кабинет так быстро, как только мог. Меня тошнило от всего этого. Меня тошнило от них, от моих родителей, от всего этого города. Я был сыт по горло всем в своей жизни.
Я поехал прямиком к бабушке, и там дал волю эмоциям.
– Я просто не могу понять, – говорил я ей, изо всех сил пытаясь сдержать подступающие слезы, – почему кому-то нужно прикладывать столько усилий, чтобы получить желаемое, а кому-то – нет? Почему кто-то эгоистичен по своей натуре, а кому-то приходится быть таким просто, чтобы выжить?
Она была занята вязанием и не проявляла особого интереса к моим речам. Но мне было все равно. Мне просто нужно было высказать это, побыть рядом с другим человеком, даже если он меня не слушал.
– Знаешь, я давно для себя решил, что мне никто не нужен, – сказал я, не в силах больше бороться со слезами. – Но теперь, бабушка, я думаю, что ошибался. Я всегда был полностью независимым, но иногда это просто невыносимо…
– Ты что-то сказал? – спросила бабушка.
– Нет, – сказал я, вытирая глаза.
– Я вяжу это для внука, – сказала она.
– Что это? – поинтересовался я.
Она приподняла вязание. Вещь была кособокой, состоящей из множества кусочков, сплетенных из разной пряжи. Определенно, бабушка всякий раз принималась довязывать что-то новое.
– Это шарф-одеяло, – сказала она.
Мне ничего не оставалось, кроме как рассмеяться. Точно, так оно и было. Несмотря на свою болезнь Альцгеймера, ей всегда удавалось меня развеселить.
В общем, журнал в продаже уже целый месяц, но за все это время мне удалось продать лишь одну копию. Да и то, тот парень просто разорвал его на кусочки прямо у меня на виду. Кажется, Клэр была права, предвидя ненависть всего города, направленную в мой адрес. На меня теперь смотрят очень злобно, еще более злобно, чем обычно. С ненавистью, да.
Последние несколько недель выдались непростыми. Не знаю сам, почему меня это так гнетет, ведь у меня никогда не было сомнений в том, что меня никто не любит. Стоит быть осторожнее со своими мыслями, не правда ли?
Так и не получил ничего из Северо-Западного. Это все еще важный вопрос, не дающий мне покоя. Теперь-то мне действительно нужно уехать из этого города.
Через три дня будет 15 декабря. Так что, менее чем через сорок два часа я узнаю, приняли ли меня. Скрещиваю пальцы! По крайней мере, мне есть чего ждать.
Я больше не утруждал себя работой над Хроникал. Просто перепечатал старые сентябрьские статьи. Как-то не в настроении писать с тех пор, как выпустил журнал.
Никогда не думал, что у меня могут возникнуть проблемы с писательством… Жизнь умеет преподносить сюрпризы.
Прошло еще пару месяцев, и, боюсь, мне нечем похвастаться. Стоит ли говорить, что я не получил письма из университета с уведомлением о зачислении. С другой стороны, я не получил и отказа, поэтому все еще продолжал ждать чуда последние несколько недель, возлагая надежды на журнал. Думаю, сегодняшний день, 12 марта, я запомню как худший в своей жизни.
Я сидел на английском, разбирая концовку ‘Гамлета’, когда мисс Шарптон позвала меня в свой кабинет, чтобы сообщить о том, что в трагедию грозилась превратиться моя собственная жизнь.
– Привет, малыш, присядь-ка, – сказала она. Уже тогда мне стало понятно, что не стоит ждать хороших новостей.
– О нет, – произнес я, все еще стоя. – Только не говорите мне… Пожалуйста, только не это…
– Сядь, – настаивала она.
Мне не хотелось садиться. Казалось, если я сяду, это окончательно сделает происходящее реальным. А если останусь стоять, то, что бы ни произошло (хотя я прекрасно понимал, что произошло), было бы не по-настоящему. Но в итоге я все же присел. Мое сердце вылетало из груди, а руки дрожали.
– Со мной сегодня связались из Северо-Западного, – сказала она. – Боюсь, ничего хорошего. Они не приняли твое повторное заявление с литературным журналом. К сожалению, ты не успел подать подтверждение в срок, поэтому его отклонили.
– Что вы сказали? – переспросил я.
– Ты не можешь подать повторную заявку, – сказала она. – Ты уже был принят, но не послал им ответное подтверждение, так что тебя исключили из списка.
Мне показалось, что сердце замерло от этих слов. Это было таким ударом, какой-то ошибкой. Как вообще могло такое произойти?
– Наверное, оно потерялось при пересылке, я проверял почту каждый день, – пробормотал я. – Пожалуйста, скажите им об этом.
– Прости, но я вряд ли могу еще что-то сделать для тебя, – ответила мисс Шарптон. – Но у тебя ведь должен быть запасной вариант.
– Нет никакого запасного варианта, – сказал я. – У меня в планах не было провала.
Мне хотелось отмотать жизнь назад. Хотелось вернуться в момент, когда она еще не позвала меня в свой кабинет, и я страдал из-за всякой ерунды. А теперь я чувствовал себя так, будто потерял члена семьи, и вместе с ним умерла часть меня; я был вынужден оплакивать свое будущее.
– Ну, ты можешь попробовать снова, после того как подведут итоги по твоим заслугам, – сказала она, пытаясь меня подбодрить. – Общественный колледж Кловера все еще принимает заявки. Может, заполнишь?
Вот это уже была соль на рану. Мало того, что мой дух был сломлен, теперь я должен был готовиться к еще одному году или больше страданий, оставшись в Кловере. Более разочаровывающий сценарий нельзя было и представить.
– Карсон, заполнишь заявление? – снова спросила мисс Шарптон.
Ее слова растворились в воздухе. Всем моим вниманием завладела открытка с видом моря, стоящая у нее на столе. Изображение было таким умиротворяющим и безмятежным. Я никогда не видел моря в реальности.
– Карсон? – позвала она меня.
– Знаете, я никогда не видел моря, – сказал я.
– Что? – спросила она. – Какое это имеет отношение к нашему разговору?
Я поднялся и вышел из ее кабинета, а потом решил пройтись. Я прогуливался вокруг школы, кажется, несколько часов, размышляя и размышляя. Северо-Западный был неотъемлемой частью плана. Он должен был стать моим следующим этапом. И, хоть я и волновался, что могу не поступить, никаких других вариантов на следующий год я не рассматривал.
А то, что я был принят, и после исключен, по причине мне неподконтрольной, вовсе казалось сбоем в системе, злой насмешкой судьбы… Это было самым неприятным. Я уже поступил. Добежал до финишной линии и был сброшен с пьедестала.
И что мне оставалось делать? Где найти силы, чтобы это пережить? Пойти в Колледж Кловера и прожить еще год в борьбе? Или опустить руки и сдаться, присоединившись к маме на диване?
Я почувствовал вибрацию телефона в кармане. Мне пришло голосовое сообщение от мамы, несколько, вообще-то. Видимо, я не заметил, что она звонила.
– Карсон, бабушка упала. Постарайся приехать, как только сможешь, – сказала она, очевидно, не зная, как справиться с ситуацией самостоятельно.
Может, это и была причина, по которой все так сложилось? Мне не было предназначено покинуть Кловер. И весь смысл моего существования сводился к заботе о маме и бабушке.
Я быстро добрался до дома престарелых. Бабушка спала, когда я вошел. На ее предплечье была гематома, но в остальном она выглядела неплохо.
– Где ты был? – спросила мама. Я не ответил. Где, по ее мнению, я мог быть? – Ладно, можешь не говорить, но если ты был у отца, я переживу, – сказала она.
– Как она? – спросил я.
– Нормально, – сказала мама. – Помимо руки она ушибла бедро, но ничего не сломала. Я пойду, возьму себе кофе. Хочешь чего-нибудь?
– Нет, – ответил я, и она вышла из комнаты.
Бабушка проснулась спустя минуту или около того. Она посмотрела на меня и, клянусь, на долю секунды узнала. Но тут же заметила синяк, и связь была утрачена.
– Что со мной случилось? – спросила она, разглядывая руку.
– Ты упала и ударилась, – сообщил я.
Она снова обратила взор на меня. Я был уверен, что она понимает, кто я.
– Ты похож на моего внука, – сказала она мне. Она уже давно не была так близка к ясности ума.
– Правда? – радостно спросил я. – И чем же?
– Ты грустный, – сказала она. – Мой внук раньше был таким счастливым мальчиком. Он писал мне истории. Я помню самую первую из них: “Жил-был мальчик”. Потом она превратилась в “Жил-был мальчик, который мечтал летать”. Они становились все лучше и лучше. Но я так и не узнала, научился ли мальчик летать.
Я улыбнулся краешком рта. Ей лучше не знать, что мальчику подрезали крылья.
Позже пришла медсестра, чтобы обтереть бабушку губкой. Я вышел на улицу и увидел маму, сидящую на скамейке. Кажется, она была подавлена произошедшим, но трудно было сказать, что было тому причиной: то, что ее мать упала и покалечилась, или то, что ей пришлось одеться и выйти из дома.
– Чего там? – спросила мама.
– Гигиенические процедуры, – сказал я, присаживаясь напротив. Она заметила, что со мной что-то не так; впрочем, я и не пытался это скрыть.
– С тобой все в порядке? – задала она вопрос.
Я колебался какое-то время. Во мне все еще жила слабая надежда, что все это просто страшный сон.
– Меня приняли в Северо-Западный, но я не получил от них письма, поэтому теперь мне придется ждать возможности отправить новую заявку, – рассказал я с тяжелым сердцем.
Повисло молчание. Я подумал было, что ее это расстроило не меньше, чем меня, и ей было просто нелегко подобрать слова, чтобы выразить свое сожаление. Как же я ошибался.
– Это я выбросила твое письмо, – тихо произнесла она.
Мое сердце совершило кульбит. Я забыл, где нахожусь. Перестал чувствовать, что мы на улице. Позабыл о бабушке. Все, о чем я мог думать, было признание моей матери.
– Что?! – сказал я.
– Мне жаль, – сказала она.
– Как ты… как ты могла выбросить мое письмо?!
– Я хотела защитить тебя.
– Защитить меня?!
– Мне не хотелось, чтобы ты разочаровался так же сильно, как я в свое время, – сказала она. – Все эти твои разговоры о том, что ты станешь писателем, когда вырастешь… все это иллюзии, которым не суждено сбыться. Мечты не осуществляются, Карсон, посмотри на меня. Я живое подтверждение. Мир жесток. И ты все равно вернулся бы домой, униженный и разбитый. Я хотела как лучше.
Я не мог поверить. Моя родная мать, моя кровь и плоть, сделала такое со мной, и еще пыталась оправдать свои действия.
– Это немыслимо! Несправедливо! – я был ослеплен гневом.
– Жизнь несправедлива, – сказала мама. – И чем быстрее ты это осознаешь, тем скорее увидишь, что она из себя представляет на самом деле.
Я поднялся и зашагал прочь. В тот момент она была для меня самым жалким существом на планете, и я не мог вынести лишней секунды рядом с ней.
– Спасибо, – сказал я ей, удаляясь. – Спасибо, что продемонстрировала мне идеальный пример того, кем я не собираюсь становиться.
Забравшись в машину, я поехал куда глаза глядят. Ехал, и ехал, и ехал. Я не знал, куда направляюсь, и мне было все равно. Если честно, я даже не был уверен, что вернусь обратно.
Я пересек границу города. Знак на обочине со словом ‘КЛОВЕР’ разжег во мне ярость. Достав с заднего сидения зонт, я вышел из машины, и начал лупить им по знаку, как по пиньяте. *
Я бил по нему, пока не размолотил зонт на куски и сбил ногти в кровь. Я оставлял вмятины за каждого засранца, обращавшегося со мной как с дерьмом, за каждый раз, когда меня использовали, за каждый раз, когда я подвергался несправедливости. Но на дорогу вместо конфет сыпались лишь осколки моей разбитой вдребезги мечты.
Выбросив остатки зонта, я вернулся в машину. И поехал дальше. На этот раз я проехал несколько часов без остановки. Жал на газ, пока не закончилась дорога.
Передо мной расстилалось море. Усевшись на капот, я просто смотрел на него. Оно было таким красивым. Бескрайним и всеобъемлющим – таким, каким я видел раньше свое будущее.
Постепенно опустился закат, и начало темнеть. Мне казалось предательством то, что солнце снова взойдет на следующий день. Как может жизнь продолжаться после такого?
* Пиньята - мексиканская по происхождению полая игрушка, изготовленная из папье-маше или легкой оберточной бумаги, наполняемая различными угощениями или сюрпризами для детей.
Прошедшие несколько дней были просто ужасными, самыми ужасными в моей жизни. Утренние пробуждения начали меня удивлять. Потому что всякий раз, когда я ложился спать, мне казалось, что мое сердце перестанет биться во сне. Ведь в моем возрасте возможно умереть от разочарования?
Я был не в силах разговаривать с мамой, и даже смотреть на нее. Ну а вы бы смогли? Она до сих пор извиняется и твердит о том, как ей жаль, но у меня нет никакого желания слушать ее.
Я вернулся к мисс Шарптон и написал заявку в Общественный колледж Кловера. После этого она неловко обняла меня. Когда к тебе испытывает жалость трижды разведенная участница конкурсов красоты, ты понимаешь, что твоя жизнь реально в руинах.
По иронии, у нас всю неделю было пасмурно. Небо было затянуто тучами, будто бы отражая мое настроение.
У меня есть все основания страдать и грустить, но сегодня вечером я много размышлял и, вроде как, наметил для себя новые перспективы. Все началось со встречи с Мэлори в кабинете журналистики пару часов назад.
Мы упаковали все непроданные (то есть, вообще все) копии журнала и разложили их по коробкам.
– Что нам с ними делать? – спросила Мэлори.
– Подарю их бабушкиному Дому престарелых, – сказал я. – Позже их заберут. По крайней мере, там их прочтут… или пожуют.
– Мне очень жаль, что все не сложилось так, как ты хотел, – участливо произнесла Мэлори.
– Мне тоже, – сказал я. – Но, похоже, мы сможем видеться в Общественном колледже в следующем году. Быть может, рискнем и попробуем издавать литературный журнал там?
Она встретила эту идею с улыбкой, но мне было горько от этой мысли. Неужели это теперь было основным, чего я должен был ждать от жизни?
Было уже поздно, и она начала собирать свои вещи, в том числе и камеру.
– Мэлори, зачем ты снимаешь все подряд? – задал я, наконец, вопрос, интересующий меня уже долгое время. – Я имею в виду, ты действительно хочешь запомнить все?
Она уставилась в потолок, как делала каждый раз, когда кто-нибудь у нее спрашивал, зачем она что-либо делает.
– А что не нужно запоминать? – спросила она. – Есть хорошие воспоминания, есть плохие, а у меня хватает и тех, и других. Хотя бы в записи я могу перемотать все плохое.
Я согласился про себя. В ее рассуждениях что-то было.
– Психолог однажды мне сказал, что не так важно, застрял ты в прошлом, или пытаешься его забыть; по-настоящему важно, как ты живешь в настоящем. Поэтому я пытаюсь брать от жизни как можно больше и запоминать все.
– Мэлори, думаю, ты нашла то, о чем можешь писать, – сказал я, улыбнувшись. Ее глаза загорелись от радости в предвкушении написания своей первой собственной истории.
– Мне пора, – сказала она. – Водитель автобуса сказал, что если я еще раз опоздаю, поеду в багажнике; звучит не очень весело. – Уже подойдя к двери, она обернулась. – Карсон? – произнесла она, замявшись. – Мы друзья?
Мне было забавно и в то же время грустно слышать такой вопрос. Неужели она и правда считала, что стоит спрашивать?
– Я думаю, мы лучшие друзья, Мэлори, – ответил я.
Она по-гангстерски отсалютовала мне, а затем покинула кабинет. Я рассмеялся впервые за несколько дней.
Я всегда догадывался о том, что у Мэлори сложная жизнь, но никогда не спрашивал ее ни о чем. Может, и выйдет что-то хорошее из моего продленного пребывания в Кловере. Возможно, я смогу попытаться стать для Мэлори таким же хорошим другом, каким она всегда была для меня. Кажется, я настолько был увлечен попытками достучаться до людей, что никогда не пробовал слушать сам.
Улыбнувшись, я потряс головой. Наверное, я все же слишком увлекся переживаниями, позабыв о достигнутом? Я ведь успешно издал литературный журнал, состоящий из мыслей, переживаний, надежд и мечтаний моих несчастных ровесников.
Раз уж мне удалось это, то я могу все, не так ли? Это доказывает, что нет предела человеческим возможностям.
“Нет предела…”, – подумал я про себя. И тут же сел за компьютер и принялся набирать. У меня была еще одна история для журнала.
Я распечатал листки с историей, когда закончил. Раскрыв коробки, я добавил к каждой копии журнала по листку. На нем также было что-то вроде посвящения:
Бабушке:
Жил-был мальчик,
который научился летать.
Я уже и не думал, что журнал может стать еще лучше, но созерцание вложенной в него странички заставляло меня ощущать некое неведомое ранее чувство; кажется, я был счастлив.
Увы, мы живем в мире, в котором красота, популярность и богатство зачастую превалируют над остальным. И да, иногда наши намерения видно насквозь, и у нас на пути к мечте встают обстоятельства или другие люди. И чем больше у вас преимуществ перед другими (вы умнее, талантливее, или просто более целеустремленные), тем усерднее вам будут стараться вставить палки в колеса.
Но если я позволю таким людям помешать мне – людям, неспособным оценить пользу, которую я пытаюсь принести обществу, значит, я не такой уж и умный, каким себя считал.
Начиная с этого дня, я никому не позволю поставить меня в положение, в котором я буду неспособен обратить любую ужасную ситуацию себе во благо. Я никогда не допущу, чтобы кто бы то ни было заставил меня испытывать чувства, которые я испытывать не хочу, и никому не позволю надругаться над увлечениями, которые делают меня тем, кто я есть.
Отстойно ли то, что я проведу еще два года в городе, в котором меня терпеть не могут? Абсолютно. Каждая минута будет для меня пыткой? Все может быть. Но я прейду в совершенно новое учебное заведение, мне нечего терять, и я не собираюсь заводить друзей.
Даже в аду не сыщешь столь безудержного создания, подобного журналисту, которому нечего терять. Вы только представьте себе тот материал, который я отправлю в Северо-Западный в следующий раз, когда буду подавать заявку!
Да даже если я никогда не выберусь из Кловера, не поступлю в Северо-Западный, и не буду писать для Нью-Йоркера, даже если все это лишь иллюзии, я благодарен Богу за то, что они у меня есть; потому что жизнь, не наполненная смыслом, жизнь без целей, устремлений и мечтаний – это не та жизнь, которую стоит проживать.
И поняв это, я, возможно, осознал самую важную вещь за всю свою недолгую жизнь, и это напомнило мне о разговоре с Мэлори, с момента которого прошло уже столько месяцев.
Подобно великой идее, жизнь настегает нас стремительно. Она потрясает все тело, пытаясь вырваться на свободу и найти выражение любым образом. Это как… удар молнии.
К слову о ней, кажется, начинается гроза. Мне нужно успеть попасть домой до дождя; у меня ведь теперь нет зонта.
УЧЕНИК СТАРШЕЙ ШКОЛЫ КЛОВЕРА
УБИТ УДАРОМ МОЛНИИ
ЭРИКА ПЛОТКИН
16 марта 2013
КЛОВЕР, КАЛИФОРНИЯ. Тело ученика старших классов Старшей школы Кловера Карсона Филлипса было обнаружено на школьной парковке утром в пятницу, 16 марта. Согласно отчету следователей, он был убит ударом молнии во время грозы вечером 15 марта.
“Думаю, я выражу общее мнение учеников и преподавателей, если скажу, что Карсон был всеобщим любимцем, и нам всем будет его очень не хватать”, – сообщил в своем заявлении для местной прессы директор Старшей школы Кловера Барри Гиффорд.
“Мы были лучшими друзьями”, – сказала старшеклассница Рэми Бейкер. “Невыносимо грустно осознавать, что мы больше не увидим его в школьных коридорах”.
Хотя никто из членов семьи Филлипса не согласился прокомментировать случившееся, после многочисленных атак местных журналистов, мать погибшего, Шерил, наконец, заявила: “Я читала, что молния – это отрицательный заряд, возникающий в результате трения облаков. Так как противоположности притягиваются, я надеюсь, что перед смертью он был настолько позитивен, настолько счастлив, что притянул эту молнию прямо с неба. Я не знаю, возможно ли это, но это версия, в которую я хочу верить”.
Церемонию прощания проведут в это воскресенье в Общественной церкви Кловера. Вместо цветов семья просит сделать пожертвования в Клуб писателей Старшей Школы Кловера.